Наверняка моя мимика выдала удивление самым подлым образом. Но что моя мимика по сравнению с выражением лица Иствуда, улицезревшего своего нового лечащего врача!
- Да мать твою… - негромко выругался он, выразительно дернув бровями и слегка развернувшись назад, будто бы решил опять вернуться в свой номер люкс. Молодой человек (лет двадцать восемь, возможно? И тут я промахнулась!) выглядел то ли удивленным моему нахождению здесь, то ли крайне разочарованным. Будто вместо ожидаемой сексуальной медсестрички увидел какого-то надоедливого старого знакомого.
Однако ребята, сопровождающие этого недовольного, были серьезной преградой на его пути обратно в палату, поэтому вскоре Иствуд опустился напротив меня, откинувшись на спинку и свесив сцепленные между собой руки, украшенные несколькими чернильными рисунками, под столом. Взгляд его глаз цвета прозрачного голубоватого стекла выжигал во мне дыру - яркий контраст светлой радужки с темными ресницами, которым позавидует любая красотка, лишь усиливал этот неприятный эффект.
Я невольно коснулась оправы игрушечных очков - скользнувший по их стеклам белый блик заставил на секунду нахмуриться. Брови субъекта напротив тоже дернулись в направлении к переносице.
Дьявол, даже спутанной челки из головы его не произрастало! Угольно-черные волосы были подстрижены вполне по-человечески, пусть и требовали немного убрать отросшие вихры.
В общем, я промахнулась абсолютно везде. Абсолютно.
Зато в поисках челки, при внимательном осмотре головы молодого человека, я отметила довольно любопытную деталь – белую полоску старого шрама на его виске, вероятно, оставленную на память каким-то острым предметом.
Видимо, однажды горе-парикмахер Иствуда был в стельку пьян.
Я прочистила горло и вновь поправила чуть сползшую бутафорию на моем носе.
- Меня зовут Иллеана Эванс, и я – ваш новый лечащий врач, Маркус, - я постаралась выжать из себя доброжелательную улыбку («да перестань ты пялиться на меня, как на единорога, забодавшего твою мать!»).
- Иллеана… Эванс, - низким, с хрипотцой голосом повторил Иствуд, приподняв темные брови – две скептичные складочки пролегли вдоль его лба. – Врач, - из его уст это звучало почти как обвинение.
- Что-то не так, Маркус? – я все еще старалась держать приклеенную улыбку на своем лице.
- Нет, все отлично, - мужчина по другую сторону стола коснулся языком нижней губы и, потерев украшенную несколькими проколами мочку, наконец-то отвел глаза – я сразу облегченно выдохнула. – Мы, психи, - веселые, неординарные ребята… Можем иногда позволить себе странное поведение, - он вновь бросил на меня короткий тяжелый взгляд и слегка приподнял уголок рта.
«Да, а те психи, которые в действительности ими не являются, в особенности».
- Что ж, - я кивнула парочке охранников - этакие Чип и Дейл - намекая свалить уже куда-нибудь в сторонку, - нам с вами предстоит как минимум два месяца встреч, поэтому мне бы хотелось познакомиться с вами поближе, - я чуть задрала голову – чертовы очки все сползали с носа, а снять их и избавить себя от неудобств почему-то мысли мне и не приходило. – Может, вы сами хотите сказать мне что-нибудь? Напоминаю, наша цель – говорить о том, что беспокоит вас, о том, чем бы вы хотели поделиться.
«Тем, как славно нанизывать живую плоть на сталь и изображать потом из себя жертву обстоятельств», - пронеслась глупая мысль в голове, и я поспешила отогнать ее.
- Да нет, ничего не хочу сказать, - тоном «отвали от меня» произнес Иствуд так, словно захлопнул какую-то невидимую дверь перед моим лицом.
«Мудила».
– А что насчет вас… доктор Эванс? – вздернул человек одну бровь заискивающе и потер ладонью черные розы, вбитые под кожу его плеча – мускул руки чуть сократился, и выпуклая вена на нем обозначилась резче. – Расскажите что-нибудь…
о себе. Я, знаете ли, хочу знать человека, который будет копаться в моих мозгах, - нахальная усмешка затронула его рот.
«Мудила дважды».
- Что вы хотите знать, Маркус? – я - само доброжелательство, и тон моего голоса – сладкая патока.
- Вы получаете какой-то особый кайф, произнося мое чертово полное имя? – усмешка Иствуда стала еще нахальнее, обнажая правую часть белых зубов – однако глаза его улыбались, что странно, по-доброму.
- А вы, видимо, не очень его любите? – ручка в мои пальцах словно барабанная палочка – качается вправо-влево.
- Смотря, кто его произносит, - пациент потер кожу под яремной впадинкой, тем самым чуть смещая ворот форменной футболки бледно-голубого цвета – кусочек еще одной картинки, выбитой на груди, открылся моему взору. Кажется, нечто вроде перьев – небольшая часть больших крыльев размером с широкую грудную клетку.
- Так и как же мне вас называть? – обратилась я к молодому человеку.
Но он не ответил – вместо этого надел сосредоточенное лицо и чуть подался вперед, внимательно вглядываясь в мои глаза.
Ну… черт.
Охранники напряглись, готовясь в любой момент спасать меня от буйства свихнувшегося маньяка. Я замерла и приготовилась отскакивать назад, опрокидывая стул.
Подобные жесты – многозначительные взгляды, говорящие о том, что пациент внезапно увидел нечто большее, недоступное взору простых смертных – меня уже не удивляют. Но у Маркуса Иствуда они выходят, как оказалось, особенно завораживающими.
Когда лицо Иствуда оказалось к моему еще ближе, отодвигая все остальное на задний план, его внимательный взгляд из-под нахмуренных бровей скользнул от моего рта к глазам и замер на них.
Его светлые радужки – словно два кусочка льда, пронизанного сетью белых паутинок.
- Это… это что, простые стекляшки? – вдруг широко улыбнулся молодой человек – ямки украсили его щеки, делая все лицо каким-то совсем юным и мгновенно сбрасывая со своего обладателя несколько лет. Его зубы не были идеальной формы – передние были чуть длинноваты относительно остальных – но вкупе с их здоровой белизной это только придавало улыбке Иствуда какую-то детскую небрежность.
Я не нашлась, что ответить – просто молча стянула с себя свои ужасные очки (сжечь их! Растоптать и сжечь!) и почувствовала, как по щекам пополз пятнистый румянец.
В конце рабочего дня я ощутила острую нехватку сигаретного дыма в моих легких. Уютно устроившись в своем автомобиле, я нашарила в бардачке припрятанную от Джеймса пачку сигарет и затянулась одной, закрыв глаза и откинув голову назад. Полная релаксация: капли дождя скребутся о стекла Форда, пока чернильная тьма расползается в воздухе, а белесая дымка наполняет салон авто. Я позволила себе еще несколько минут абсолютной пустоты в голове, пока мимо моей машины не прошуршала гравием карета добропорядочной полиции – без мигалок и прочей показухи. Лишь желтый свет фар скользнул по моей отвыкшей от освещения сетчатке.
Любопытно, нашли уже что-нибудь занимательное? Мне, между прочим, почти интересно, что за одержимый псих мог такое сотворить с Лонгом.
На волне размышлений о чокнутых психопатах я вспоминаю о личном деле Иствуда, что мирно покоится в паре футов от меня - и все-таки решаю дождаться прибытия домой, чтобы окунуться в перипетии жизни нового пациента в компании кружечки чая.
«Я хочу знать человека, который будет копаться в моих мозгах».
Пока я неспешно мотала мили пути домой, мой мозг окутало состояние некой прострации, заключающееся в зацикленной перемотке моего единственного на сегодня приема.
Наша беседа с Иствудом не задалась сразу же после следующих его слов:
«Очки не спасут ситуацию, если в целом вы выглядите как…
Знаете эти пин-ап картинки? – в глазах Иствуда сверкнул игривый огонек. - На Второй Мировой… Ну, понимаете, на фронте ведь нет женщин в чулках и вообще каких-либо красивых вещей… Эти рисунки тысячам мужиков поднимали боевой дух и
другие части тела, - он многозначительно приподнял бровь. – Вас здесь тоже для подобных целей держат?» - уголок рта заключенного дернулся в бесстыдной ухмылке, а меня словно ввысь вытянуло от подобной дерзости.
Впрочем, Иствуд не показался мне человеком, способным на убийство, честно скажу. Да, он засранец с неоправданно завышенным самомнением, но серьезных сдвигов в его мозгах я не заметила. Конечно, вполне возможно, что он просто хорошо вжился в роль раскаявшегося в своих грехах персонажа, хорошего парня, оступившегося лишь единожды… Стереть с его кожи все эти жуткие татуировки жесткой мочалкой, и…
Когда я оказалась дома, слегка намокшая под дождем, я даже не подумала о том, во сколько же заработавшийся архитектор почтит наш дом своим присутствием, а тут же разожгла камин и плюхнулась на диван с папкой, должной раскрыть мне личность Маркуса Иствуда.
Пламя в огненном чреве камина слабо пульсировало, лишь иногда выбрасывая яркие всполохи искр; мягкие волны тепла медленно плыли в воздухе, а желтые и оранжевые блики лениво скользили по отражающим поверхностям интерьера. Звук тонких пальцев дождя, царапающих окна, действовал лучше любой умиротворяющей музыки.
Чтобы этот октябрь стал идеальным, не хватает только моего толстого рыжего кота под боком – Маффина, ныне коротающего свои девять жизней в доме моей матери в Кингстоне.
Именно в этой уютной обстановке я открыла первую страницу дела Иствуда.
И после этого мое чувство комфорта вдруг куда-то убежало.
Черно-белая фотография, притягивающая к себе первый взгляд, имела мало общего с тем человеком, с которым я познакомилась сегодня. Нет, это, конечно, был Иствуд, однако выглядел он несколько иначе.
Четко очерченная линия челюсти выглядела напряженной, а высокие скулы словно свело от злости. Вертикальная полоска пролегла меж бровями, будто говоря о том, что обладатель этих бровей слишком часто хмурится. Бледные даже по меркам черно-белого фото губы были плотно сжаты.
Впрочем, я вообще слабо представляю себе человека, который будет веселиться, когда его фотографируют для личного дела в психушке, так что…
Остальные страницы, заполненные кривым почерком Лонга представляли собой явную фальсификацию: целый букет каких-то совершенно невероятных диагнозов… Деперсонализационное расстройство, парамнезия – самые веселые из них. Намеченный врачом план работы с пациентом тоже напоминал пестрый бред человека, которому в срочном порядке необходимо родить нечто в письменном виде.
И за что вам заплатили, доктор Лонг? Вопиющая халтура!..
Я захлопнула папку с легким недоумением. Пожалуй, настало время плана «Б».
Раз уж Иствуд – бывший участник какой-то там музыкальной группы (еще и вляпавшийся в такое скандальное дерьмо!), то наверняка про него что-то известно гуглу. Поэтому я водрузила ноутбук на колени и выбила имя нового подопечного.
Оказалось, что Маркуса Иствуда знает не только гугл, но и википедия.
Отец Иствуда, как и говорила Ханна, действительно был и есть крупная шишка: с допотопных времен и поныне продавливает кресло в сенате.
Кто бы мог подумать.
Википедия также поведала мне, что мой новый пациент окончил какую-то частную гимназию для отпрысков истинных богачей и поступил в Бруклинскую Консерваторию. Итого: у Маркуса Иствуда блестящее музыкальное образование.
Кто бы мог подумать [2].
Еще во времена обучения Маркус стал участником музыкальной группы, что соединила в себе множество довольно любопытных жанров и пятерых студентов Бруклинской Консерватории. Кружок самодеятельности тот носил название «White Cranes» и просуществовал почти шесть лет.
После внимательного прочтения статьи пришло время для ознакомления с предложенными поисковой выдачей видео.
Первый ролик представлял собой выпуск новостей декабря прошлого года. Именно с этого момента, как мне стало известно чуть позже, в биографии Иствуда началось все самое интересное.
В начале репортажа миловидная блондиночка с кукольными ресницами напоминает телезрителям о «чудовищном убийстве» и о том, что следствие по делу до сих пор ведется. Несколько секунд на экране висит фото убитой девушки.
Здесь она еще может улыбаться.
Далее глазам уже схватившихся за полные праведного гнева сердца зрителей представляется запись, очевидно сделанная на камеру мобильника - руки горе-режиссера тряслись, словно после жесточайшего запоя.
Внушительная фигура Иствуда, укутанного в черное худи и натянувшего капюшон по самые брови, стремительно движется сквозь толпу репортеров – пушистые микрофоны возвышаются над происходящим, словно причудливые деревца. Представительный смуглый дядечка в дорогом костюме, вышагивающий рядом с главным объектом людской ненависти, вытягивает ладонь над собой в попытке утихомирить всеобщее безумие.
Следующий кадр – мать Маркуса (как подсказывает надпись внизу экрана), еще одна кукольная блондинка, убеждает общественность в невиновности сына. «В трезвом уме он бы… Он бы никогда…Марк бы никогда не сделал такого», - булькает что-то в ее горле, пока она промокает красные глаза белым платочком.
В противовес ей, конечно же, находятся какие-то одержимые феминистскими идеями дамочки, что голосуют за пожизненное заключение преступника и чуть ли не за его кастрацию. (Интересно, это потому что он убил ту милую девчушку или просто потому что его угораздило родиться с y-хромосомой?)
Эта веселая пмс-ная компания отбила у меня всякое желание созерцать репортаж дальше, и я решила посмотреть другие предложенные гуглом ролики.
Второе видео на сегодня – интервью Иствуда, записанное задолго до истории с убийством. Здесь он что-то говорит о вегетарианстве и сохранении экологии, и я поражаюсь, как можно совмещать в себе неприятие животного белка и любовь к тяжелым наркотикам. А любовью к тяжелым наркотикам участник «Журавлей» так и светится: дерганные движения, туман и влажность в красных глазах. Вообще бедняга выглядит не лучшим образом: всклоченные волосы рваными прядями торчат из-под серой шапки, скулы выпирают острыми треугольниками…
…Но ведь такого просто не может случиться, чтобы вселенная позволила мне спокойно зависнуть на ютьюбе и посмотреть на рокеров с красивыми скулами! Стоило мне чуть расслабиться после того мерзкого репортажа, как вдруг ботинки Джеймса («мы еще в ссоре, и ты меня бесишь!») уверенной дробью атаковали наш паркет.
А свет очей моих вроде как даже и спешит к любимой, судя по громкости его шагов.
- Леа, ты вообще собиралась мне сказать? – летит вопрос изо рта Джеймса прямо мне в лоб, стоит ему показаться в радиусе моей видимости.
- Ч… чего? – я вытащила наушники-капельки из ушей и, захлопнув крышку ноутбука, уставилась на молодого человека совершенно недоумевающе.
- Ты долго собиралась молчать об этом? – и вот только на этом радостном моменте я заметила, что Джеймс трясет какой-то газетенкой почти у моего носа.
«Убийство доктора в коррекционном центре, в самом сердце Нью-Йорка», - гласил главный заголовок на ее первом развороте. И я в красках представила себе восторженного писаку, которого аж гордость распирает за себя – ведь он не забыл упомянуть, что убийство было совершенно ну прямо
в самом сердце Нью-Йорка.
Только рассчитывающий на громкую сенсацию журналюга мог назвать остров Рикерс, этот плевок Всевышнего в Ист-Ривер, «сердцем Нью-Йорка» - вот что я хочу сказать.
Я подарила жениху взгляд разряда «И что?», и его брови стремительно взлетели вверх.
- Ты думаешь, это какие-то веселые шуточки? – он склонил голову, чтобы получше всмотреться в мое глупое, по его мнению, лицо. – В вашей психушке всегда творится какое-то дерьмо! Стабильно раз в месяц в интернете всплывает какая-нибудь стремная история… То ваша гребаная охрана забивает кого-то насмерть, то кто-то умирает в куче собственных испражнений, потому что ему вовремя не оказали помощь… А теперь еще и это! Что еще должно произойти, чтобы ты наконец ушла из этого чертового места, Леа?
Я сделала вид, что задумалась:
- Ну… Когда кого-нибудь сожрут прямо на моих глазах, тогда и поговорим об этом, - я поджала губы и несколько раз кивнула – собранные в растрепанный пучок на макушке волосы сделали несколько движений взад-вперед.
- То есть, ты даже не допускаешь мысли, что что-нибудь может произойти непосредственно с тобой? – Брайс швырнул газетенку на диван рядом со мной. – Да ведь тебе даже не нравится эта работа! – он свел брови и распахнул глаза шире. – Я помню, что ты говорила… Ты поступила в мед лишь потому что твои родители были врачами! А психология… просто показалась тебе чем-то… «не настолько медицинским».
Весь мой взгляд умолял Джеймса унять свою истерику, но мой жених ведь вообще невосприимчив к подобного рода взглядам. Это очень в его стиле: бескомпромиссное вдалбливание своей истины в чужие головы любыми доступными способами.
- А если это один из твоих… пациентов прикончил этого вашего главврача? Какой-нибудь из тех, с которыми ты контактируешь каждый день, Иллеана? Ты ведь прекрасно понимаешь, что постороннему человеку никак не попасть даже на остров… Боже, что это за неудержимая жажда приключений и опасности, Ли?
Мне уже начало порядком надоедать смотреть на молодого человека снизу-вверх, но я продолжала сидеть на диване перед ним, стоящим, и не отводила взгляда от его чрезмерно озабоченного лица.
- Я не уйду с работы, Джеймс, - спокойно сообщила я, демонстративно раскрыла папку с делом Иствуда и не менее демонстративно обратила туда все свое внимание.
