В тот момент, когда Фауст первой влетает в квартиру, щедро окатывая её собственным, промозглым холодом, — и, пожалуй, лучший за всю ночь — она неловко оступается. Пространство, за деревянной дверью, отвечает взаимностью свежевырытой могилы, скопившей в себе леденящий туман, нарочито — слишком загодя — выдавая в своём хозяине ходячий труп. Во вкусе, прилипающем к её тонким ноздрям, до тошного много мертвечины и гнили, напополам с болью... так кажется?.. "Эй, давай почилловей, подружайка", — чудится, эхом, голос Фридриха Шмидта. Куда уж чилловей, блин-блин-блин, в осазаемо утекающем времени. Она, злящаяся девчонка, слышит этот дебильный "тик-так", отдающийся дрожью в кулаках, сжимающихся до того, что под ногтями кровоточит.
- А-а. Вот мы и встретились, — мысли так скоро сменяют друг друга, что Фа лишь на долю мгновения осознаёт, как похож голос призрака на манеру речи зеленокожего копа. Те же, южный акцент, отсутсвующая "р" и дурацкая, неуместная манерность, характерная для провинциалов. Всё очень сложно. Башка лопается, — Герда, ещё не обратившаяся Снежной Королевой, что, разыскиваешь маленьких, лабораторных мышек, пока не пришла участь рыжеволосого Кая?..
И в этот — другой — момент, ей кажется, что мир переворачивается с ног на голову, роняя всё с пола на потолок. Где-то гремит небосвод. Катится, с грохотом, шарик-Луна. У Фауст, непроизвольно, схлопываются челюсти, когда она видит это размалеванное чучело с даунским, цветочным венком на голове.
- Я надеюсь, ты пьян, мужик, — цедит она сквозь зубы. Не видит, как Ронан, внезапно НАСТОЛЬКО человечный, хлопает Фрица по плечу. Они переговариваются, кажется, о какой-то фигне, (!)никак не касающейся Крысят(!).
- Je ne dois pas boire, princesse. J'ai la schizophrenie,* — но чужой язык, органично вплетающийся в дефекты речи, обескураживает девушку ещё больше. Она выдыхает, бросая беглый взгляд на скапливающуюся толпу: белобрысый мужик, толстая тёлка в красной кофте, этот Шмидт, кузен, кто-то, вроде бы, сзади.
- Это, типа, прикол, да? Вы с меня угараете?..
Она, конечно, слышала слова Фридриха о том, что его семейка немного "того", но чтобы настолько? То есть, мать его, серьёзно? Она же чует. Здесь, реально, вонючая, шизоидная эктоплазма, вампиры, селёдка и грёбанное НЛО?!
- ...если так, то сейчас ВАЩЕ, блин, не время! На какой хрен мы сюда пришли?! — ей хочется метнуться к Ронану, но тот качает головой, — Короче, говорите, как нам попасть в Стрейндж, к долбанной матери, или я вам всю хату разнесу!..
- Бать, — а легавому бы дать по харе, за то, что влезает в диалог. Тянет драгоценные секунды, перебивает, — Она норм, рили, прост... ну, на нервяке, шаришь? Ты скажи, окей? Давай, типа, без лирики.
Все остальные молчат. Сохраняют подобие равновесия в ситуации, где шальная девка ворвалась, обтоптала ковёр и кидает нелепые предъявы, не осознавая себя на пороге дома нечисти. Только женщина — в красном — дотрагивается пальцами до губ, притихшая и испуганная.
- Малыш Фру-фру, ты теряешь связь с объективной реальностью, — этот, в венке, ироничен в своих суждениях, — А она вырастит до боли прекрасный цветок... ты слышишь?.. — он щёлкает пальцами, — Трещит лёд твоей вечности. Две ведьмы и их ручной де...
- Альберт! — очкарик одёргивает своего родственничка, криво, неискренне улыбаясь присутствующим. Жутко. С пустыми, безжизненными глазами, он вызывает тревожную ассоциацию с усопшим, — Постарайся, мой дорогой.
А Альберт, косясь на Фа круглыми, бездонными глазницами без намёка, впрочем, на сами глазные яблоки, будто вырвался из зловещей долины, как и любой больной, вызывая подсознательную брезгливость. Или... страх. Но Фауст никогда не страшно.
- Слышь, ты, вещай нормально, а то я тебе, сейчас же, твои призрачные ухи...
- Фауст, будь по-вежливее. Мы, всё-таки, в гостях, — Ро, пусть и не понимает, каково ей, чёртов чурбан, но даёт миллиграмм спокойствия. Как освежающий глоток чистой изморози. Девушка, конечно, надула было щёки, желая вывалить ещё что-нибудь погорячее, но увидев, как у брата дёрнулся нерв на веке, смиренно выдохнула сквозь сжатые в трубочку губы.
- Ты не сорвалась, хотя, была уже на грани. Я горжусь тобой.
- Засунь эту свою гордость знаешь куда?.. Если из-за этого шизоида мы опоздали — меня ни один твой фокус с кровью не удержит, — но она согласна поиграть ещё немножко, если Ронан настаивает, игнорируя тот факт, что даже сиреневые стены напрочь вымораживают. Всё происходящее — не то, что Фа себе представляла. На корню.
- Ты не видишь очевидного. Это же прогресс.
Фауст попыталась было ответить матом и в рифму, но только фыркнула и отвернулась от брата. А тот, в свою очередь, выдавил из себя — такую трудную для него — улыбку.
- Не переживай, всё будет хорошо, — так себе панацея, особенно, от бесчувственного вампира, — Мы найдём Крысят и благополучно вернёмся домой.
- ...где отец задаст мне жару.
- Найдёте, — призрак не даёт девушке насладиться, вдволь, тревогой от предполагаемого гнева родителя, пуская слова по одному ему известной канве, — Но все, кто вернутся, будут мертвы, — и смеётся, с надрывом, как специально меняя голос, — Ты слышал, Берти, кажется, нет ничего ужасней, чем обекровленный труп?..
- Что-о? С кем ты говоришь, недоумок? Ты чё, пророчишь, что Крысята — мертвы?! — Фа срывается, как собака с цепи, не осознав, сначала, отчего повисла в воздухе, перебирая ботинками, — Ронан! Отпусти меня!!!
- Фауст!
- Пусти меня!
- Фауст, нельзя!
- Дай мне его хоть за горло подержать!
- Нельзя! Он наша надежда разыскать Крысят!
- Мы теряем время!
"Мам, по-резче, уйди за дверь. Пожалуйта, тут, ваще, уже опасно", — в периферии зрения суетится Фриц, загоняя толстую в маленькую комнатушку. Хлопочет о чём-то, испуганно зыркнув за плечо бушующей Штайн, — "А-а... привет, ба, дедуль... ну, вы... типа, вовремя, да".
Альберт извлекает из сжатого кулака средний палец.
- Так любит показывать принцесса, да, Берти?.. Она боится, боится, что под смрадом, ушедшего в пустыню солнца, найдёт полчища мух, кружащихся над родным прахом, — его ладони прижимаются к щекам, — Ты и сама в посмертной маске.
Подержи меня.
В подкорку лезут флэшбеки.
"Не люблю жару, — они говорили, с Фридрихом, поднимаясь на его этаж. Ему, отчего-то, хочется рассказывать. Он лёгкий на подъём, не обидчивый, добрый... чёрт. Фа, ты что, взрослеешь?.. — Понятно почему. Солнце жрёт мою тушу. Хотя, в детстве я любила гулять на улице. Деда говорил, что я пахла солнцем. Это его любимый аромат. Моя мама может ходить по улице в любую погоду. Она читерка. А вот батя сразу начинает материться, напяливая тридцать три капюшона на голову. Ро, вообще, когда солнечно, из дому не вылазит. В школу ходит только в пасмурную погоду".
Перед глазами всплывают бездыханные дети.
Фауст вырывается из объятий Ронана, отмечая, что всё ещё может — вообще-то — себя контролировать, но _не хочет_. Тень, смолой, сгущается на её головой, но она не уверена чья, какая и что знает её происхождение. Не думает даже. От неё веет чем-то донельзя родным, штайновским, не вызывающим отторжения, в отличие от наглой морды этого Альберта!..
- Votre vie, dans la mort, — он, скорее, удивлён, чем напуган, от всей души Фа, получая по хрящам. И не перестаёт твердить, отвратительно заплетаясь и делая вынужденные паузы на каждый, размашистый удар, — Сhangera a la seconde...
- Я, всё равно, ни фига не понимаю!.. — кричит она, не понимая, почему так быстро улетучивается ненависть. Почему ей так хочется протянуть ему руку?..
- ...оu vos jointures toucheront mon nez,** — его холодные ладони, сотканные из энергии и потусторонней дымки-голограммы, перехватывают тонкие, девчачьи запястья. Фауст давно не ощущала чего-то такого же пробирающего, ломящего кости. Прикосновения духа, истинного мертвеца, заключившего пари с Хароном и безвозвратно утраченного для мира живых.
Как жаль всех тех, кому она бы хотела подарить тепла. Крысят... семью.
- Великая мать дарует спокойствие, — и как она раньше не заметила, что глаза у Альберта, не чёрные, — а кругляшки с кошачьим зрачком, — Покорись её воле, чтобы ни в чём не нуждаться... я приведу тебя к ней, ведь такова её просьба возлюбленному дитя.
- Ты чё, мужик, — Фа неловко отстраняется, чувствуя спиной недовольство Ро. И чьё-то ещё, — Носил брекеты под задницу лет?..
Он смотрит на неё, в самом деле, будто это она свихнулась.
- Ну, и какого чёрта здесь происходит?.. Вы, может быть, потрудитесь мне объяснить?! — девушка поднимает взгляд, забивая на Берти. Плевать на него. По плечам пробегает ощущение тревоги при виде рассерженной, элегантной женщины, не лишённой, впрочем, бунтарской атрибутики. Она мала ростом, одета в струящееся платье с кружевом. Её волосы — в лёгком, соблазнительном беспорядке. Всё, в её облике, говорит о том, что она привыкла к роскоши. Сошла бы за светскую львицу, но трещины — по щекам — и побелевшие от гнева глаза выдают Тень, поселившуюся в хрупком теле. Вампирша. За ней — ещё один призрак.
- Марта?.. — Ронан задаёт вопрос, обескураживая всех присутствующих. Откуда?..
Она не отвечает. Незримо кивает. Силой, поражающей даже Штайн, женщина повелевает сгустками теней, пляшущими вокруг её тела. Играет, будто они ничто. И они подчиняются, окутывая и подбрасывая Фа в воздух, а её бледная шея оказывается в стальной хватке Марты.
- Хотела подержать моего сына за горло?! — голос у неё не страшный, но Фауст сжимается. Как привычно, блин, быть самой крутой. И полный облом, когда находится вот такая чикса!.. — Молись, чтобы я тебе хребет не выдернула!..
- Марта, я... — в пребывании нежитью, свой плюс: не надо дышать. Она сипит, конечно, но старательно выговаривает каждое слово, — Мне жаль разбитый нос Вашего сына... но он просто меня выбесил. Вы, наверное, должны... — знать бы самой, какие отношения у Ро с этой дамочкой. Она зубастая, ляпнешь — откусит голову, — Знать о наших... пороках. У меня траблы с самоконтролем. У меня Ронан вместо поводка и намордника. Просто... я боюсь за своих братьев. Мама рассказывала нам, что первых детей деда Ала убили люди... чисто ради того, чтобы поржать, чтобы его разозлить... и мне... страшно... вдруг мы не успеем?.. Вдруг они уже мертвы?!
Девушка не улавливает момент, в который ухает на ковёр. Всё, в пределах этих стен, кажется, меняется в доли секунд, напоминая сумасшедший дом... или прибежище странных. Трудно охарактеризовать, спешно решая, вскочить на ноги или остаться внизу. Но безразличие, пренебрежительная отстранённость, с которой реагирует женщина, цепляет. Неужели, сама Фа производит такое же впечатление?.. Блин, откуда, вообще, подобные, идиотские мысли? Никто и не обязан пасть перед ней ниц. Глаза щипет от собственного бессилия.
- А ты, — она показывает когти нерадивому сыну. В прямом смысле, — Если высказался, шуруй прочь.
- Моя булочка, ну, нельзя же так сердиться, — её спутник, впервые, влезает в происходящее, добавляя ещё с лихвой абсурда, — Все уже поняли, что ты крейзи.
- Йохан, мать твою!.. Ты совсем ошалел на старости лет?...
- Фауст, не надо. Тебе нельзя плакать, — Ронан, встревоженный, поднимает её на ноги, уличая минутку в междусобойных разборках семьи Шмидт, — Я рядом.
- Я не могу!..
- Пожалуйста, твои скачки настроения уже и так в слишком опасном диапазоне. Успокойся, не думай о самом худшем. Мы спасём их.
- Так и есть, — Марта встаёт напротив Фауст, открытая для конфронтации, — Поверь, девочка, за детей я порву любого, тем более, что вы —
для нас — не последнее колено. И не надо так смотреть, нам не до этого.
Фа переводит взгляд с женщины на брата и наоборот. Пытается хоть что-то понять в мешанине информации, свалившейся на неё этой ночью.
- Вы... кто?.. — хочется шмыгнуть, как малолетке, немного поистерить от переполняющих эмоций, — Я... блин, я не понимаю.
- Не важно, — отрезает собеседница, оказываясь под защитой объятий своего верного призрака. От её поставленной речи сквозит, как из приоткрытого окна, — У нас будет время познакомиться. План таков: вы двое, — её пальцы очерчивают Штайнов, — И вы двое, — и Фридриха с Альбертом, — Отправляетесь в Стрейнджервиль. Это очень рискованно и я —
действительно — боюсь вас потерять. Но. Рассчитывайте на мою помощь. Я проведу ритуал, чтобы облегчить спасение детей. Какая мне выгода?.. Обсудим позже. В моих интересах, обеспечить безопасность сородичей и всех сверхъестественных существ в домене.
- Я прекрасно понимаю, что детей у нас с Ро не будет. Никогда, — подавив порыв размазать тушь по лицу, Фа ударяется в откровенность. Это важно, в самом деле так важно, чтобы эта властная особа поняла, насколько важны Крысята, — Потому, что с каждым нашим поколением наша Тень становится всё опасней. И если у кого-то из нас появятся дети — деда Ала, реально, хватит приступ. У него уже и так нервный тик, когда он видит малых... — девушка нервно ухмыльнулась, вспоминая своего деда, — Так что... вся моя... забота направлена на моих братьев.
Марта кивает.
- Хорошо, дорогая. Не беспокойся. Я знаю, как это сложно, но ты можешь довериться, — скупая улыбка гнёт её напомаженные губы, — Мне и самой не до болтовни, когда дело касается города, в котором я прожила столько счастливых лет, — что-то в ней, глубокое, пусть и злое, но располагает малышку-бунтарку. Женщина предлагает ей объятия — и она соглашается.
Ронан, если бы мог, запечатлел бы это на плёнку. Его кузина, сама совсем, как ребёнок. Льнёт к почти незнакомке, давая волю слезам. Забывает, ненадолго, что обязана рвать и метать, раскладывать комнаты на кирпичи, крича, чтобы немедленно предоставили пропавших.
Это... пожалуй,
трогательно.
- Ро, попробуй найти их, — всхлипывает она, вспоминая о брате. Хватается за ещё один шанс, отказываясь быть не стопроцентно уверенной.
- Я никогда так не делал, — Ронан складывает руки на груди, — Это сейчас лишнее.
- Попытайся. Как это делает Войд!..
- Войд — охотник. Своего Стража он променял на Ищейку. Но он очень долго тренировался, чтобы стать тем, кто он есть. Я сомневаюсь, что у меня хоть что-то получится. Ты сама злишься, что мы теряем драго...
- Ро, просто попробуй! Пожалуйста!..
Такова уж эта бестия. Но и он не дурак.
- Фа, успокойся. Сходи на кухню, открой окно. Проветрись, в конце концов. Ты перегибаешь палку со своей каруселью чувств, — парень отворачивается, поставив точку в опостылевшем диалоге. Присматривается к беседующим Альберту и... кому?.. Тот, в очках, так и не удосужился представиться.
- ...ты же знаешь, Элли, — до его ушей касается только обрывок фразы, — Ты должен. Я не могу обещать тебе, но ты — должен.
- Ты слышал, Берти? Как ты считаешь, я буду — теперь — их ненавидеть? — он скалится, в ответ. Меняет тембр, — Если ты будешь, то и я тоже. Но я всегда, о-о-о, делаю всё лучше тебя.
Наверное, лучше и не вникать.
Фауст послушно уходит. За ней, хвостом, прошмыгает Фридрих.
- Что, пришёл мне морали читать по поводу того, как нельзя общаться с усопшими? — забавно, но завидев его, она тут же включает привычный апломб, покрываясь шипами. Обескураживает.
- Не-е, — а его, вообще, мало волнует чужая грубость, — Прост, типа, переживаю. Ты так много бесишься, подруга, чисто, без царя в голове. У меня брателло такой. Да, и ваще, пол семьи.
Девушка смотрит на ночной город, расплескавшийся внизу. В безжизненных глазах отражаются огоньки проезжающих авто, сияющие биллборды и окошки домов.
- Я знаю, что мы тебя бесим. Особенно, я. Не переживай. Мы найдём Крысят, заберём их, начистим рыла тем, кто их обидел, уедем домой и ты о нас больше никогда не узнаешь. Относительно, конечно... поскольку мы держим Сан Мишуно... а, не важно. Пересекаться не будем, не боись.
- Лан, чувиха, рили. Я тебя не оч и боюсь, — он улыбается, чрезмерно тепло, выдавая, в который раз, в себе уроженца Невады и щеголяя клыками, — Точнее, ваще, не. Ты лучше скажи, чё у вас за тёрки с братом. Чё за Стражи?.. Я, типа, не слишком просекаю вампирские фишки, но готов поучиться.
- Вампиры — не обычные кровососы. В курсе, да?.. — Фа вздыхает, усилием вздымая грудную клетку. На душе скребут кошки, — По крайней мере, те, кто косвенно связан с моим дедом. Мой отец, к примеру, эмпат. Он может принимать чувства других и транслировать им свои. Войд — охотник на вампиров. Единственный в своём роде. Был. Он стал Стражем после обращения. Стражи могут подолгу сидеть в одной позе, высматривая цель. Обычно, они не испытывают эмоций, либо полные твари. Я никогда не встречала Войда, но говорят, что если он начнёт на тебя охоту — спасения нет. Скорее всего, у Ро тоже может получиться найти Крысят. У него очень хорошие навыки концентрации. Стоит... стоит просто попробовать.
- А, ну, ясно. Дядька Эд, вон, с призраками контачит. Бабуля, ваще, чисто шальная, шарит по магии. А больше... блин, ну, у нас с вампирами напряг на одну фамилию, — из него выходит нервный смешок, от осознания неуместности шуток, наверное, — Берём, тупо, качеством, а не количеством.
- Меня задолбало слушать бредятину, Фриц. У нас нет времени, — она раздражается, снова. Да, что с ней не так?.. — Что они сделают с моими братьями? Посадят на цепь? В клетку?.. На опыты сбагрят?! Первых детей моего деда разрубили на куски потому, что они были вампирами! Мне плевать на то, что думает твоя бабка-мамка, твои батьки-дядьки, мне нужно спасти своих Крысят! — она утирает вновь выступившие кровавые полосы, заставляющие кожу трескаться и дымиться, — И если нужно будет — я весь Стрейнджервиль разнесу! — она, опять, отворачивается к окну, пытаясь вытереть слёзы, но получается только размазать их по всему лицу. Это — как плата за то, что она до сих пор не озверела до беспамятства.
- Остынь. Я уже слышал эту куллстори, рили, — он, весь в свою прародительницу, протягивает к ней ладони, —
Пожалуйста, Фауст.
Как и принадлежавшие Марте, его объятия были наполнены заботой и какой-то... любовью?.. Неясным для неё ощущением, прошибающим, как электричество. Чуждым, диким, таким внеземным и непонятным, что превращается в сладкий, запретный плод.
Но Фауст, немедля, отскочила от него, устремив взгляд в пол. Как малая, попавшаяся на шалости, или... или, может, заглянувшая, не вовремя, в родительскую спальню.
- Ты... просто, горячий. Это... ненормально... не так. Это непривычно. Вся моя родня — ледяные. А ты... необычный. А можешь... ещё раз так сделать?..
- Ну, блин, — он смеётся ей на ухо, не сдержавшись, но притягивая обратно. Ничего забавного, разумеется, ловить хохмы, когда поры бы действовать, но нервы натянулись тугой проволокой, — Я же, типа, живой. И родился на границе с Аризоной.
Всё это важно. Каждое действие, совершённое здесь и сейчас, нашедшее отражение — как знать,
уже — в будущем.
...
- Чё ты?.. Переодеваешься, да? — когда дело, наконец, подходит к тому, что пора паковать нехитрый скарб для вылазки, включающий в себе оружие и еду на одного, Фа коротает время, снова докучая легавому. Хоть что-то, в сложившихся обстоятельствах, её отвлекает, — Миленько тут, хотя это не то, к чему я привыкла.
- Забей на любезности, — он ждёт своей очереди поменять шмот, куда уж деться от компании взбалмошной девчонки, — Это плэйс дядьки. Я здесь, короче, давно не обитаю.
- Оба-на, фурик, твой? — она плюхается на диван, рядом с Фридрихом, напяливая на себя фуражку, — А ты милый, в самом деле, — и, кривляючись, отдаёт ему честь, — Ты не похож на свою родню. Вообще, ничем. Хотя, может... характером, в бабулю свою... а бабуля у тебя щи-икарная женщина. Напоминает мне мою... такая же утончённая. Вот бы и мне такой быть... но не получается.
Она, как-то нервно, скалится, таращась на стену.
- Я и сама знаю, что у меня истерика, Ро!..
Фауст, как будто, теряет связь с реальностью. Но льнёт, через секунду — и без тревожного объявления войны, — к Фрицу, чуть ли не нос к носу, и смотрит прямо в глаза.
Ни следа былой истерики. Она серьезна, сосредоточена, обращаясь в иное создание, отличное от самой себя. Её взгляд скользит по всему лицу копа, останавливается, мимолётно, на губах и продолжает свой путь дальше. А после, возвращается в исходное положение.
- Знаю, я тебе отвратительна. Как и всем живым людям. Они делают вид, что мы крутые, но, на самом деле, плюют нам в спину. Мы морозильные камеры, ходячие трупы и можем сношаться только с такими же, как и мы сами... я уверена в том, что от меня несёт трупешником, — Фа горько улыбается, — Вот, о чём ты подумал, когда мы впервые вошли в твой кабинет?..
- Ты загоняешься, подруга, — по его лицу, тоже, блуждает ухмылка, но незлая, — И на ба я не похож ни фига. Скорее, в деда пошёл. Ну... и ты знаешь, у меня братан есть, мелкий. Он, типа, в началку ходит, а агрится точь-в-точь, как ты. Короче, меня такой туфтой не удивишь. Расслабься, рили, не надо ни под кого косить, с тобой всё чётко, отвечаю. Ты мне нравишься.
- Хотя, да, идиотский вопрос... и чё это я пристала. Лады, — Фауст, почти не дослушав, резко поднялась с сидения, — Не буду тебе мешать. Собирайся. А мне необходимо узнать, о чём они там дотрынделись, а то мои идеи всем до одного места!.. Кому упало мнение психички, мать их!..
И скрылась за дверью, оставляя Фридриха одного.
Желаю нам грандиозных, творческих успехов!
Если очень нравится самим, то и остальным обязательно вкатит. 
Мы счастливы, что Вам понравился наш дебют.
, ради Ф.Ш.!
Жди подарок в "Секретных".
