Одним из плюсов, чтобы... кхм... иметь девушку, является макияж. Конечно, я никого не агитирую и, всё ещё, помню, чем чревата подобная пропаганда в моей родной стране, но... я бы никогда не смогла выглядеть красиво, учитывая проблемную кожу и посредственную внешность, если бы не Дакота. Теперь-то, и подавно.
- Мы идём к Кадиру, — мямлю я, как только она отводит тюбик маковской помады от моего лица, — Нужно выглядеть на все сто. Он, типа, из клана Розы... Тореадор. Любит всё с иголочки и этикет. Чтит древние традиции, те, типа, когда вампирский детёныш обязывался приходить к вышестоящему упырю при параде...
- Ага-ага, очень интересно, — мне кажется, она не вникает в сказанные слова. Оценивающе блуждает взглядом по моему лицу, будто бы, оно — холст. Подумав, добавляет, — Ты же не из Роз, верно? Да, и поверь мне, ты прекрасна каждую секунду своего существования.
- Существования, да, — хмыкаю. Пальцы Дакоты покрепче сжимают мне челюсть, чтобы я не городила чушь. Ну, по её мнению, — Нет, я не Тореадор. Я из Теней. Ласомбра, так это называется. Великолепное погоняло от старых хрычей из чикагской церкви, куда я катала отчёты по городской ситуации, когда работала на Кадира.
Впрочем, не забуду упомянуть: нарядились мы обе.
- В Чикаго живёт... — она запинается о слово, неуверенная, подходит ли это определение вампиру, — Живёт твоя "мать", превратившая тебя в нежить?
- Да. Карен. И она чрезвычайно мной недовольна. Я не оправдала ожидания клановой династии, — мне не хочется размышлять, что же они со мной сделают, когда узнают о возвращении в Нью-Йорк. Ласомбра-неудачница, порочащая линию крови амбициозных и предприимчивых... м-да, — Ей пришлось убить другую... вампиршу, чтобы получить разрешение на моё становление. Всё сложно.
- Как будто, Джулия, с тобой бывает по-простому, — ей хочется посмеяться, но Дакота сдерживает позыв, боясь размазать помаду, — Короче, идём в гости к твоему приёмному "папочке"?..
- Да. К "папочке".
- Всё будет хорошо, любимая, — наконец, Дакота выдаёт свой вердикт, — Мне кажется, этот Кадир не такой уж плохой. Он не станет тебя обижать.
- Ага, просто размозжит и всё. Делов-то.
- Ой, Джулия!..
Она касается губами, — выкрашенными в кроваво-алый, — губ моих. Не знаю, насколько это умно, учитывая, как она старалась сделать идеальный мейк-ап.
* * *
- Ты же не против, верно?.. — и я не дожидаюсь ответа, щёлкая зажигалкой. Кажется, всё это уже было. Много-много раз "до" и сейчас, чёрт побери, застыло в тягомотном ощущении полуденного (полуночного ли?..) ужаса.
Кадир молчит, бросив многозначительный взгляд в зеркало заднего вида.
Мы стоим в еле ползущей пробке, укрытые от глаз любопытных водителей по соседству элегантной, металлической "шкурой" кадиллака. Удивительно, конечно, что он приехал на своей — и не моргнул глазом, что якшается с беглянкой. Или, возможно, мои часы уже сочтены; возможно, он только изображает любезную дружелюбность, готовый отвезти меня не во временное убежище, а к представителям князя Панхард.
Нет... я не верю. Кадир не из тех, кто предаст. Он, Дакота. Больше у меня никого нет.
Я думаю об этом... и я солгу, а я не умею лгать, если скажу, что мне плевать. Мне кажется, иногда... что я не выдержу. В этом всём, единственная краеугольная мысль новообращённого ребёнка-сироты отрезвляет меня, зло и беспощадно.
Но, по-настоящему, меня отрезвляет механический шум, — Дакота жмёт кнопку на дверце, чуть опуская окно, медленно разевающее на пару сантиметров пасть, чтобы впустить звуки ночного города.
- Душно, — она выглядывает в образовавшуюся щёлку. Не признаёт, что задушилась от сигаретной вони.
- Осталось недолго, — учтиво замечает Кадир, обращаясь к подруге, а у меня — от его тона — пробегают по плечам мурашки.
- Нам точно ничего не угрожает? — и она, в очередной раз, выступает моим аватаром в мире людей, спрашивая то, что беспокойно вертится на языке, — Извините, если надоела...
- У меня нет привычки обманывать, — на этот раз, он всё-таки оборачивается, оказываясь между передних сидений, но уставившись на только Дакоту, — Если вы, девочки, будете меня слушаться, то клянусь, влипнут лишь те, кто рискнёт сунуться. Так понятнее?
Она уверенно кивает — и это меня даже шокирует. Я чувствую, как её горячие пальцы переплетаются с моими и успеваю схватить за мысль за хвост: перед Кадиром многие испытывают благоговение. Его боятся, мужчину, что источает почти видимое могущество страшатся и не смеют перечить, ведь от шерифа Нью-Йорка не ускользал никто, а он и не ведал пощады. Но Дакота... считает, наверное, что вместе мы — она и я — сильнее всех.
Через четверть часа мы выскальзываем из застывающего потока автомобилей. Ещё через минут десять, — останавливаемся на парковке многоквартирного сооружения, а после, молча едем на лифте на двадцатый этаж, где аль-Асмей галантно придерживает дверь апартаментов, чтобы мы вошли.
Вроде как, аскетично обставленный пост-модерн. Ничего особенного.
- Итак, — он хлопает задребезжавшим холодильником, кидая на кофейный столик два пакета с кровью, а потом, скрипнув полкой бюро, начинает возиться с чашками. Достает жестяную банку чая, — Продолжим беседу в располагающей обстановке. И не беспокойтесь, — тёмные глаза стреляют в сторону Дакоты, — Никто не посмеет нанести нам визит здесь.
- О чём, собственно, разговор? — я расслабляюсь, насколько оно уместно, откидываясь на спинку дивана, — Фея-крёстная отправит двух принцесс на бал?..
Он фыркает.
Проходит пара минут. Подруга потягивается, — да, и я, пожалуй, отмечаю: в этом доме очень тепло. Приглашающе, для Дакоты, опускается на конторку чашка ароматного, чёрного чая. По запаху, я уверена, что там есть имбирь и какая-то филигранная смесь специй.
- Спасибо, — бубнит она, но Кадир только отмахивается.
- Короче, — властно подытоживает он, а меня от его "короче" пробивает на смех. Не думала, — ох, нет, — что шериф ТАК заговорит, — Джулия!..
- Всё-всё, — приходится прикрыть рот ладонью, — Успела отвыкнуть, честное слово.
- Я... тоже, — взгляд буравит меня с пол минуты, пока мужчина не решает, что можно продолжить, — Хорошо, что вы тогда уехали. В Нью-Йорке сейчас грызня похлеще той, что ты застала при расследовании... и той, что была до него. Я не уверен, что обстоятельства отвечают хоть каким-то камарильским традициям и не наступит хаос из-за чрезмерной амбициозности двора, — на его лице отчётливо угадывается разочарование, — Да, это не то, что я обещал защищать, но моё чувство долга непоколебимо даже в смутное время. Однако... однако, твой поступок я понимаю и одобряю. Я сам, когда-то, поступил так же. Я покинул Лондон, отказавшись от привилегий и титулов, потому, что служба не соответствовала моим представлениям о человечности.
И я начинаю понимать. Тогда. В тот момент. Те намёки, ту помощь, что всегда оказывал мне Кадир в Нью-Йорке. Его заботу и неисповедимую тоску, что окружала его, стоило только аль-Асмею забыться и на секундочку поддаться зову тореадорской крови, ревниво не отпускающей душу в объятья зверя до последней, кровопролитной битвы. Вот он какой... вот какой...
- Если говорить искренне, Джулия, я не желал, — никогда, — чтобы ты столкнулась с... с сомнительными, с точки зрения этики, решениями и их последствиями. Я рад, что ты промолчала. Ты это и так знаешь, но я повторюсь: я бы и сам решил сообразно, — выговаривает он, похожий на современного, восточного султана, с чашкой, покоящейся между пальцев. Отставляет её, — Я вижу в твоём характере милосердность. Многое, что утратил я. И, если же я встану во главе Нью-Йорка, то хочу, чтобы именно ты стала примогеном клана Ласомбра в моём домене.
- Чего?!
Я вскакиваю, к чертям собачьим отбрасывая меланхоличную холодность, и чуть ли не переворачиваю столик, пугая взвизгнувшую Дакоту, облившуюся чаем.
- Ты станешь князем, Кадир?! Неужто эта шайка позволит тебе вмешаться в их упражнения по лизанию задниц друг друга?.. — я, и сама ничего не понимая, хватаюсь за голову, — Хэлен, что ли, совсем рехнулась?!
Кадир улыбнулся.
- Это очень личная информация, Джулия. Мне поступило интересное предложение, а я счёл его рациональным. Мне дороги порядок и справедливость так же, как и гуманное отношение к человеческому обществу. Я считаю, что я тот сородич, что в состоянии удержать баланс, в отличие от негативно проявившей себя интриганки князя Панхард, — затем, он выставил вперёд ладонь, — Но будь сдержана. Об этом никто не должен узнать. Я решил, что именно ты достойна, чтобы поделиться.
Во мне же борются два чувства: я, как будто, выискала сенсационную новость. Я, как будто, перевернулась с ног на голову. Дакота же непонимающе смотрит — то на меня, то на Кадира.
- То есть, у нас есть шанс снова считать Нью-Йорк... домом?.. — негромко щебечет она, обращаясь ко всем сразу.
- Да, кстати, — вытянутая рука указывает на подругу, — Тебе бы дать ей становление. Она ведь и не гуль даже. Слабая.
Эмоции меняются, как кадры телепередачи. Как кадры, которые, наверное, смотрят под дурью в Квинси, чтобы вызвать рвоту.
- Нет! — от переизбытка чувств, я делаю непонятное движение, но властное, это точно, — Обречь её на то, что испытываю сама? На проклятие? На смерть?..
Кадир качает головой. Цокает языком.
- Напоминаешь мне Люситу. Такая же сумасшедшая бунтарка. Казалось бы, ты, Джулия, была нашим дипломатом и так подолгу беседовала с сородичами, а дослушать не можешь.
- На Люситу?.. — ха, смешно, — Я совершенно не она, я просто грязь из под ногтей такой зарвавшейся Ласомбра!.. Я... она — претенциозная аристократка, ультимативно поставившая свою свободу превыше всего. Она не стала бы, как я, терпеть идиотские поручения князя и свалила бы при первой возможности, шатаясь по миру где вздумается.
Я говорю и уверенности в словах становится всё меньше, как только они озвучены. Что-то эдакое бьётся об отеческую ухмылку аль-Асмея, наклонившего вбок голову.
- Ты так думаешь, Джулия? — ему, кажется, забавна моя растерянность, — А, по-моему, мисс Совински, Люсита была... или есть, я не знаю... но благородной женщиной. Она искала справедливость. Да, и свободу — тоже. И была верна. Об её силе, как духа, так мастерства управления тенями, слагают легенды. Слышала о её знаменитом высказывании? "Никто не владеет мной", вот как говорила Люсита Арагонская.
- Да, плевать. Я не она, я — Джулия, а не Люсита. И у меня свои высказывания, — я злюсь, получается, без веской причины, — И никто не давал мне права обращать дитя.
- Я даю. Иначе, ты когда-нибудь лишишься своей подруги. Она не выдержит всего, уготовленного вампиру, будучи смертной. Некогда уже гоняться за тобой — в Нью-Йорке чересчур возни, а моему слову не станут перечить. Я даю тебе право на создание потомка, на её обучение. И пусть это будет Дакота, она — достойна.
Интересно, а меня, в своё время, так же одобрили? Так же решили, что девчонка на мели и без работы — идеальный вариант?.. Ах, да. Я же должна была не отсвечивать и не мешать "взрослой" политике.
- Ладно, — я иду на балкон, чтобы проветриться, истощённая неожиданным всплеском событий, — Я подумаю.
И понимаю, думать-то я могу. Но кое-кто рядом рассчитывает на ответ "да". И кое-кто сделает всё, что угодно, чтобы я оставалась рядом вечно.
И я даже не знаю, чёрт возьми, кто из них.