– Симон, всё хорошо?
Сам не понял, почему назвал друга именно так. Это было такое странное и знакомое чувство возврата к тому самому мальчику, который всё может, всё знает... и вот-вот возьмёт меня на руки. Ему совсем не плохо от моей "лечебной конфеты" и Молли не вытирала пот с его горячего лба. Я видел то, чего не хотел принять, ведь всего одна мятная таблеточка, непроверенная на ком-то, кроме Симона, и вот его уже лихорадит. Он говорил, что Симона больше нет, тогда почему я его видел? Он словно для меня возродился, а я не придумал ничего лучше, как снова его убить? Всё из-за меня и моих глупых, необдуманных, жестоких и провальных экспериментов. Я виноват, маленький Теодор плачет и хочет, чтоб всё было по-другому, хочет на ручки в пушистый безопасный мир друга и второго отца.
Я взял его за руку, ладонь была очень мокрой и горячей, а прикосновение отчаянно крепким. Он смотрел на меня тёплым и благодарным взглядом, хотя прекрасно знал, что благодарить меня – низкое преступление против здравого смысла. Лицо Симона было бледнее, чем всегда, осунувшимся и постаревшим на несколько лет. И чем больше я смотрел, тем сильнее мне хотелось называть его родным именем, к которому я с детства привык.
– Ты пил кровь, Симон? – спросил я. – Пил? Скажи, это важно!
Его мутный взгляд беспомощно перемещался от меня к Молли, а по лицу прошла едва заметная горькая и бессильная улыбка... или даже ухмылка. Ну давай, думал я, выдай мне всё, как ты меня ненавидишь, какой я дурак и сделал только хуже, вместо того, чтобы дать тебе нормальную жизнь, я жду!
– Не пил, – прошептала Молли и тут же спохватилась уйти. – Я принесу. Тебе надо. Я сейчас.
– Нет, пожалуйста, – прохрипел Симон. – Я прошу. – Он задержал руку в воздухе на долю секунды, но мне это показалась вечностью. Секунды бились о стены комнаты, как долгие-долгие часы, пока он держал руку и умоляюще смотрел на нас. – Не уходи. Всего минутку, прошу. Посиди еще.
И Молли села рядом с ним.
Какое облегчение.
Его ужасные люди, его злодеи и убийцы остались, чтобы смотреть.
– Как ты её сделал? – спросил Симон. – Расскажи мне, я хочу знать.
Я знал, о чем идёт речь.
Он хотел, чтобы я сказал, как создал пилюлю смерти. Он хотел знать, как один человек за раз может убить двоих.
И я просто остался рядом и начал говорить.
Всё, что придёт в голову.
Как маленький Теодор, который учится говорить, а язык не слушается.
Как врач-недоучка, возомнивший себя мессией.
Это была только теория.
А у Джейка Престона богатый розовый дом и наверняка есть деньги.
Много денег, если теория окажется стоящей.
Так я пошел за помощью к хорошему другу и коллеге по работе. Всё, что мне было нужно, это рассказать ему, как я вижу ситуацию и как поступить дальше.
25,5+0,25 (за полный навык спорта Даниэля) +0,25 (за полный навык магии Софи)
= 26
Друзья: 25/30
Значки: 14
Сам не понял, почему назвал друга именно так. Это было такое странное и знакомое чувство возврата к тому самому мальчику, который всё может, всё знает... и вот-вот возьмёт меня на руки. Ему совсем не плохо от моей "лечебной конфеты" и Молли не вытирала пот с его горячего лба. Я видел то, чего не хотел принять, ведь всего одна мятная таблеточка, непроверенная на ком-то, кроме Симона, и вот его уже лихорадит. Он говорил, что Симона больше нет, тогда почему я его видел? Он словно для меня возродился, а я не придумал ничего лучше, как снова его убить? Всё из-за меня и моих глупых, необдуманных, жестоких и провальных экспериментов. Я виноват, маленький Теодор плачет и хочет, чтоб всё было по-другому, хочет на ручки в пушистый безопасный мир друга и второго отца.
Я взял его за руку, ладонь была очень мокрой и горячей, а прикосновение отчаянно крепким. Он смотрел на меня тёплым и благодарным взглядом, хотя прекрасно знал, что благодарить меня – низкое преступление против здравого смысла. Лицо Симона было бледнее, чем всегда, осунувшимся и постаревшим на несколько лет. И чем больше я смотрел, тем сильнее мне хотелось называть его родным именем, к которому я с детства привык.
– Ты пил кровь, Симон? – спросил я. – Пил? Скажи, это важно!
Его мутный взгляд беспомощно перемещался от меня к Молли, а по лицу прошла едва заметная горькая и бессильная улыбка... или даже ухмылка. Ну давай, думал я, выдай мне всё, как ты меня ненавидишь, какой я дурак и сделал только хуже, вместо того, чтобы дать тебе нормальную жизнь, я жду!
– Не пил, – прошептала Молли и тут же спохватилась уйти. – Я принесу. Тебе надо. Я сейчас.
– Нет, пожалуйста, – прохрипел Симон. – Я прошу. – Он задержал руку в воздухе на долю секунды, но мне это показалась вечностью. Секунды бились о стены комнаты, как долгие-долгие часы, пока он держал руку и умоляюще смотрел на нас. – Не уходи. Всего минутку, прошу. Посиди еще.
И Молли села рядом с ним.
Какое облегчение.
Его ужасные люди, его злодеи и убийцы остались, чтобы смотреть.
– Как ты её сделал? – спросил Симон. – Расскажи мне, я хочу знать.
Я знал, о чем идёт речь.
Он хотел, чтобы я сказал, как создал пилюлю смерти. Он хотел знать, как один человек за раз может убить двоих.
И я просто остался рядом и начал говорить.
Всё, что придёт в голову.
Как маленький Теодор, который учится говорить, а язык не слушается.
Как врач-недоучка, возомнивший себя мессией.
Это была только теория.
А у Джейка Престона богатый розовый дом и наверняка есть деньги.
Много денег, если теория окажется стоящей.
Так я пошел за помощью к хорошему другу и коллеге по работе. Всё, что мне было нужно, это рассказать ему, как я вижу ситуацию и как поступить дальше.
В доме он был не один. Оказывается, к нему частенько приходили гости, в основном, такие же врачи. У них там что-то вроде своей атмосферы, все делают, чего хотят и никому не мешают. Пока во всём доме играло что-то из блюза, Джейка я застал за чтением ненаучной книжки. Я определённо еще не очень хорошо его знаю. В комнате так же была Стар Шу и какая-то женщина.
Я не помню, что именно говорил, но знаю, что это была только теория.
Помню, что в доме была и Карлотта, а я говорил ей, что на вампиризм, увы, не наклеить пластырь.
Это всё так меня увлекло, что все прониклись теорией создания очередного лекарства с использованием перечной мяты. Я так рьяно твердил, что экстракт натуральной травки может остановить вампиризм, что сам в это поверил. Пусть это и было очень тяжело и утомительно, а внутренний голос не говорил ничего лучше посредственности и глупости этой затеи, я решил, что могу совершить прорыв.
Симон, казалось, перестал меня слушать.
Он смотрел блестящими глазами то на меня, то на смотрящую в пол Молли и мягко улыбался своим мыслям. Мы посидели какое-то время в тишине, часы показывали полночь.
– Леди так смешно играет с газетой, – мечтательно сказал он.
А Скотт и Софи любят друг друга всю свою жизнь. Без стыда, порой забавно, но так... по-настоящему.
Твоя мать очаровательная женщина, Теодор, прелестная.
И вы тоже... Вы чудесная пара.
Молли, мне нравилось с тобой говорить об искусстве.
Я хоть и учитель начальных классов, не смог научить детей рисовать настолько хорошо,
но кое-что я запомнил. Спасибо тебе.
Я не знал, что твоя жена умеет так здорово кататься на скейтборде.
Я не знал, что такой добрый и чуткий человечек может быть таким милым бунтарём и слепить сурового снеговичка.
Чем он тебе не понравился, девочка?..
Ты вся вывалялась в снегу, но добилась цели.
А потом отогревалась горячим чаем и едой.
Тебя повысили, Теодор, я помню. Интерн – это, должно быть, здорово.
Ты так много времени проводишь на... на этой работе. Ты так много можешь упустить...
– Погоди, – удивился я, – ты что, прощаешься? Не смей, Симон! Слышишь? Ты не умираешь!
Молли убежала вниз за пачкой крови.
– Почему ты перестал её пить? Ты ведь знал, что не протянешь без крови!
Симон тяжело дышал:
– Я хотел... Я хотел сделать, как сказал мне Рене...
– Что?
– Рене Лефевр. Человек, любящий свою семью. И добрые книжки.
Он смотрел на меня. Может быть, я спал и видел его во сне, но... Он был таким настоящим. Сказал, чтобы я был порядочным и добрым, имел хорошие помыслы. Берег свою семью.
Помнил музыку, что играет в этом доме.
А вы... А вы ведь хотели во Францию...
В комнату влетела Молли с пакетом крови.
Но я уже готов был кричать и перебудить маму с папой. Не понимая до конца, что делаю, я подставил к губам Симона своё пульсирующее горячим пульсом запястье. Нельзя быть маленьким, Теодор. Надо, наконец, стать большим. Принимать большие ответственные решения. Давать тем, кто тебе дорог то, что их спасает, а не убивает.
– Пей, – прошептал я, чувствуя как кровь всё сильнее стучит в виски. – Пей же, я настаиваю. Ты знаешь, что другого пути нет.
– Но...
– Пей!..
Два маленьких быстрых укола, две убийственные правды – назад дороги нет.
Боль в руке – такое ничто в сравнении с чувствами Симона до первой капли крови. Он хотел измениться, принять "лечебную конфетку" и перестать пить кровь.
Молли в ужасе застыла рядом, боясь шевельнуться.
Из рук выпала пачка холодной и бесполезной крови.
Я сделал это. Стал большим. Принял взрослое решение и, быть может, подписал себе приговор.
Я так мечтал, чтобы у нас были дети...
Но теперь, кажется, пора признать, что об этом стоит забыть.
Всё еще вижу перед собой исхудавшее лицо.
Он будто бы не взять, сколько хотел.
Закрыл глаза и блаженно прошептал "спасибо".
Знаю, дорогой прадедушка Рене.
Мне тоже нужно стать хорошим человеком.
Я не помню, что именно говорил, но знаю, что это была только теория.
Помню, что в доме была и Карлотта, а я говорил ей, что на вампиризм, увы, не наклеить пластырь.
Это всё так меня увлекло, что все прониклись теорией создания очередного лекарства с использованием перечной мяты. Я так рьяно твердил, что экстракт натуральной травки может остановить вампиризм, что сам в это поверил. Пусть это и было очень тяжело и утомительно, а внутренний голос не говорил ничего лучше посредственности и глупости этой затеи, я решил, что могу совершить прорыв.
Симон, казалось, перестал меня слушать.
Он смотрел блестящими глазами то на меня, то на смотрящую в пол Молли и мягко улыбался своим мыслям. Мы посидели какое-то время в тишине, часы показывали полночь.
– Леди так смешно играет с газетой, – мечтательно сказал он.
А Скотт и Софи любят друг друга всю свою жизнь. Без стыда, порой забавно, но так... по-настоящему.
Твоя мать очаровательная женщина, Теодор, прелестная.
И вы тоже... Вы чудесная пара.
Молли, мне нравилось с тобой говорить об искусстве.
Я хоть и учитель начальных классов, не смог научить детей рисовать настолько хорошо,
но кое-что я запомнил. Спасибо тебе.
Я не знал, что твоя жена умеет так здорово кататься на скейтборде.
Я не знал, что такой добрый и чуткий человечек может быть таким милым бунтарём и слепить сурового снеговичка.
Чем он тебе не понравился, девочка?..
Ты вся вывалялась в снегу, но добилась цели.
А потом отогревалась горячим чаем и едой.
Тебя повысили, Теодор, я помню. Интерн – это, должно быть, здорово.
Ты так много времени проводишь на... на этой работе. Ты так много можешь упустить...
– Погоди, – удивился я, – ты что, прощаешься? Не смей, Симон! Слышишь? Ты не умираешь!
Молли убежала вниз за пачкой крови.
– Почему ты перестал её пить? Ты ведь знал, что не протянешь без крови!
Симон тяжело дышал:
– Я хотел... Я хотел сделать, как сказал мне Рене...
– Что?
– Рене Лефевр. Человек, любящий свою семью. И добрые книжки.
Он смотрел на меня. Может быть, я спал и видел его во сне, но... Он был таким настоящим. Сказал, чтобы я был порядочным и добрым, имел хорошие помыслы. Берег свою семью.
Помнил музыку, что играет в этом доме.
А вы... А вы ведь хотели во Францию...
В комнату влетела Молли с пакетом крови.
Но я уже готов был кричать и перебудить маму с папой. Не понимая до конца, что делаю, я подставил к губам Симона своё пульсирующее горячим пульсом запястье. Нельзя быть маленьким, Теодор. Надо, наконец, стать большим. Принимать большие ответственные решения. Давать тем, кто тебе дорог то, что их спасает, а не убивает.
– Пей, – прошептал я, чувствуя как кровь всё сильнее стучит в виски. – Пей же, я настаиваю. Ты знаешь, что другого пути нет.
– Но...
– Пей!..
Два маленьких быстрых укола, две убийственные правды – назад дороги нет.
Боль в руке – такое ничто в сравнении с чувствами Симона до первой капли крови. Он хотел измениться, принять "лечебную конфетку" и перестать пить кровь.
Молли в ужасе застыла рядом, боясь шевельнуться.
Из рук выпала пачка холодной и бесполезной крови.
Я сделал это. Стал большим. Принял взрослое решение и, быть может, подписал себе приговор.
Я так мечтал, чтобы у нас были дети...
Но теперь, кажется, пора признать, что об этом стоит забыть.
Всё еще вижу перед собой исхудавшее лицо.
Он будто бы не взять, сколько хотел.
Закрыл глаза и блаженно прошептал "спасибо".
Знаю, дорогой прадедушка Рене.
Мне тоже нужно стать хорошим человеком.
25,5+0,25 (за полный навык спорта Даниэля) +0,25 (за полный навык магии Софи)
= 26
Друзья: 25/30
Значки: 14
):
