Челлендж №2 Династия Линч

[Jay]

​

Общая информация

Первое поколение - dayomu
Город - Санлит Тайдс
Ограничения: недоверие к общепиту, семейная черта.

Второе поколение - Ornela
Город - Рорин Хайтс
Ограничения: недоверие к общепиту, семейная черта, трудный рынок вакансий.

Третье поколение - Ariona
Город - Миднайт Холоу
Ограничения: недоверие к общепиту, семейная черта, трудный рынок вакансий, тренер животных.

Четвертое поколение - deadermine
Город - Бриджпорт
Ограничения: недоверие к общепиту, семейная черта, трудный рынок вакансий, тренер животных, одержимость татуировками.

Пятое поколение - katsol
Город - Лунар Лейкс
Ограничения: недоверие к общепиту, семейная черта, трудный рынок вакансий, тренер животных, одержимость татуировками, непреклонный реалист, недоверие к общепиту, виртуальная любовь.

​

 

[Ornela]

ВТОРОЕ ПОКОЛЕНИЕ
ТАРА ЛИНЧ
МИРАЖ​

Город - Рорин Хайтс.

Ограничения: недоверие к общепиту, семейная черта, трудный рынок вакансий.

Все аддоны и каталоги.

Семья:​

Черты характера:

Действительное:

Желаемое:

Техническое:

​

​

Когда долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя.
Фридрих Ницше

Вам никогда не приходили в голову мысли, что вы родились не в то время, не в том месте
и вообще - зря!
Мне - часто. Точнее, в последнее время, постоянно.

Утро - самое страшное время суток.
Просыпаешься с головной болью и ощущением пустоты внутри себя, разбитая, ненавидящая всех...
Чашка крепкого кофе и сигарета возвращают тебя в реальный мир,
но не приносят радости и желания жить, творить, мечтать.

А ведь раньше я мечтала завоевать весь мир.
Это была такая заветная мечта, что даже дух от неё захватывало.
Я не спала ночами, ворочаясь на своём жёстком матрасике,
представляя себя освещённой огнями рампы, в огромном многотысячном зале.
Восхищённые взгляды зрителей ловили каждое моё движение, поворот головы, взмах руки.

А потом я начинала петь...

Дальше мне не мечталось: я была уверена, что уже этого достаточно для счастья и всегда куда-то бежала, не жалея сил.
Мне казалось, что весь мир у моих ног, и я летела в эту бездну, раскинув руки,
оставив позади родных близких любимых людей. Я всю свою жизнь принесла в жертву этой мечте и надеялась, что вот ещё немного, ещё чуть-чуть, и оно наступит - моё безграничное всепоглощающее счастье.

А теперь я знаю: нет. Не наступит.

Огромный город залит огнями. Он у моих ног.
Почему я чувствую себя обманутой и разочарованной?
Почему мне хочется перелезть через перила и броситься вниз?

Где я потеряла ощущение счастья и радости жизни,
стоит ли эфемерная слава и обманчивый успех всего того, что зачёркнуто, забыто и осталось позади.

В моих воспоминаниях...

Не знаю? Не знаю! Не знаю...​

 

[Ornela]

Воспоминание первое. О свободе выбора.

Человек - хозяин собственной судьбы в том смысле, что у него есть свобода распоряжаться своей свободой. Но к чему это приведет - человеку неизвестно.
( Ганди )​

***

- А ты никогда не хотела уехать отсюда?
Я задумалась. Конечно же, я только об этом и мечтала, но даже не представляла, как это сделать.
- Это невозможно, Тео. Я, наверное, сгнию на этом острове. Отец никогда не разрешит мне...
- Ничего невозможного нет, Тара. Всегда можно найти выход. Сбежать.

Я не раз думала об этом, но самые мои смелые мечты рассеивались, стоило лишь взглянуть на отца. От него не сбежишь. Мне казалось, он что-то подозревает: его взгляд, пристальный и тяжёлый, всё чаще останавливался на мне. Стоило отцу узнать о наших тайных встречах с Тео, нам пришлось бы несладко. Он никогда не выдал бы меня замуж за бедняка. Никогда.

- Тара, я люблю тебя. Давай сбежим вместе.
- Как? Остров маленький - нас найдут и вернут.
- Я говорю не об острове. У меня есть друг, и он нам поможет - мы уплывём на корабле сначала в Рорин Хайтс, а потом уедем во Францию. Ты же мечтаешь о Париже. Я скопил немного денег - на первое время нам хватит. Решайся, Тара. У тебя есть пара дней.

Меня не нужно было долго уговаривать. Я знала, что воспользуюсь этим шансом. И деньги у меня будут: я заберу свою часть наследства у родителей.
Это не будет воровством. Я просто возьму своё.
И буду свободна!

​

Сколько себя помню, я всегда хотела вырваться, удрать с ненавистного острова. Родителей и брата я не очень-то любила. Отец никогда не понимал меня и смеялся над моими детскими мечтами. Мать же, не знаю как это и сказать, но мне кажется, что её вообще мало что волновало. Она всегда была такой красивой и... холодной. Как русалка.
Братец, маленький волчонок, был самым близким мне существом, но он прекрасно себя чувствовал на острове. Он был там на своём месте, а я - нет. Я ненавидела остров так, что иногда ночами мне хотелось выть и грызть подушку зубами.
Я готова была на всё, чтобы сбежать.
Сама я не решилась бы на такой поступок, но с ним...
Он казался таким сильным, надёжным, верным и так умел убеждать. И я чувствовала себя любимой, нужной и красивой.
Я решилась бежать с ним и однажды сделала это!

Не хочется вспоминать, как у меня получилось.
Может быть потом, когда-нибудь, но не теперь.
И всё же свобода стоила той цены, что была за неё уплачена.
Не думаю, что я была бы счастлива, оставшись жить на острове. Отец выдал бы меня замуж за сына кузнеца, я обзавелась бы крикливым потомством и подавала бы Фергасу Линчу тот самый пресловутый стакан воды «на старости лет»...
Да, это уж точно не сделало бы меня счастливой.

Рорин Хайтс поразил меня с первого взгляда. Это был удивительно зелёный городок с красивыми белыми домами, вывесками и автомобилями. Он отличался от острова как небо от земли. Здесь не было песка и ветра, не пахло тиной и водорослями, вместо привычных криков чаек я слышала звуки клаксонов, и это наполняло моё сердце восторгом.
Высадившись на берег вместе со своим любимым, я чувствовала себя свободной и счастливой. Даже сейчас я помню то невероятное ощущение радости, когда кажется, что весь мир у твоих ног. Я была любима, счастлива и богата. Да-да, я взяла мешочек с бриллиантами и немного денег из сейфа – свою долю наследства. Вещи брать не стала – родители сразу заметили бы их отсутствие. У нас с Теодором было достаточно средств, чтобы добраться до Парижа, а там я намеревалась купить себе самые модные, самые красивые платья.

Я гуляла по парку, полная самых радужных мечтаний.
Воздух был чист и свеж, а парковые фонтаны выглядели совсем как на картинках из книжек.
Примерно через час мы должны были встретиться с Тео: он пошёл на вокзал за билетами в Париж и заодно "разведать обстановку". Вполне возможно, что отец уже разыскивает меня, и портреты с надписью "Wanted" расклеены по всему городу. Я, конечно, изменила внешность и причёску: трудно было узнать меня в этой мальчишеской одежде, но всё-таки мне было немного страшновато.
Скорей бы уже оказаться в Париже: из книг я знала, что это огромный город и там уж точно никто меня не найдёт. Мало ли на свете Линчей...

Присев на стоявшую неподалёку лавку, я смотрела и смотрела вокруг.
Мы не собирались задерживаться надолго в Рорин Хайтсе, но я хотела его запомнить. Первый город в моей новой жизни, первая ступень, вкусный глоток свободы...
Красота городка казалась мне нереальной, сказочной. Пришлось даже ущипнуть себя, чтобы понять - это не сон.

Прошёл час, и я начала немного нервничать. Я, конечно, не сомневалась в Тео: он любит меня и всё такое, но вполне мог потеряться в незнакомом городе, его могли обокрасть или вообще забрать в полицию. Если у него обнаружат мешочек с бриллиантами... Дурные мысли лезли в голову, и я уже ругала себя за то, что побоялась пойти вместе с ним.​

​

 

[Ornela]

Воспоминание второе. О любви... к шахматам.

Доброе сердце в шахматах ни к чему.
( Николя Шамфор )​

Оглядевшись по сторонам, я увидела столики с шахматными досками и фигурками, расставленными для игры. Больше всего меня поразило то, что никто "не позарился" на добро без присмотра. Будь тут моя мать, шахматам уже "сделали бы ноги". Интересно: парк хорошо охраняется или высокоморальные люди тут живут. Одно из двух.
Я полюбила играть в шахматы на корабле, где мы с Теодором только этим и занимались целыми днями. Ночи были заняты другими играми. Семь дней и семь ночей любви, счастья и игры.
Я подошла к столику и взяла в руки шахматную фигуру. Ожидание - тяжкое бремя, но если занять себя чем-то интересным, время потечёт быстрее.

Тут же напротив меня присела девушка, надушенная, разряженная и завитая по моде. Вежливая, культурная и красивая. Когда я приеду в Париж, причешусь и оденусь так же.

- Добрый день. Я вижу, вы хотите попробовать свои силы? Я бы с удовольстием сыграла партийку-другую.
- Пожалуй, соглашусь. За деньги.
Она удивилась, хотя что в этом странного? С Тео мы играли "на поцелуи", а в игре без интереса я не видела смысла.

Почему-то мне казалось, что обыграть блондинку не составит никакого труда - иногда я выигрывала даже у Теодора, а ведь он великолепный шахматист!
Он любил повторять: "Если бы одной только хитростью можно было достичь успехов, женщины были бы лучшими шахматистами." И всегда хвалил меня, удивляясь тому, как легко мне покорилась его любимая игра.

Надо сказать, что победа далась мне не так уж легко.

Красотка улыбнулась сладкой и довольно приторной улыбкой:
- О, вы прекрасно играете в шахматы и вообще нечасто сейчас встретишь такого привлекательного молодого человека, не лишённого интеллекта, поэтому я бы хотела...
Вот это номер. Она приняла меня за мужчину. Конечно, моя одежда и причёска совсем не женские, но это даже несколько обидно. Скорей бы переодеться и выглядеть не хуже этой фифы.

- Извините, мадам, но вы ошиблись. Я - девушка, а не привлекательный парень. Короче, отдавайте то, что проиграли и разбежимся.
Она надула губки:
- Я не мадам, а мадмуазель, хотя трудно ждать вежливости от существа, разгуливающего по городу в таком виде, без сумочки и даже без зонтика.
Интересно, вы в самом деле такая смуглая? Это выглядит странно и некрасиво при таких светлых волосах. А причёска...
Я больше не хотела её слушать, тем более, что изначально вся её вежливость и напускное радушие явно предназначались привлекательному юноше, а не мне.
- Деньги давай, - прервала я её словесные излияния.
Она фыркнула, швырнула на стол пару мелких купюр и прошествовала к выходу из парка. В гордом одиночестве.

Всё-таки она была красива, и я подумала, что Тео такая женщина понравилась бы. Ещё острее я ощутила свою непривлекательность. Красавицей я никогда не была. Моя мать - настоящая красотка, но я внешностью удалась, скорее, в отца. Не унаследовала я и изящной фигуры, тонких запястий и лодыжек, маминой хрупкости. Моя кожа моментально загорала, губы обветривались, а волосы превращались в солому под палящим солнцем. Нет, я не любила себя.
На острове не было таких прекрасных разряженных дам, а город - сплошные соблазны, и на миг мне стало даже не по себе...
Нет, Тео любит меня, и у нас всё будет хорошо.
Между тем время шло, а мой спутник не появлялся. Я устала тревожиться и решила сама сходить на вокзал.

На выходе из парка меня окликнул незнакомый мужчина:
- Тара? Вас зовут Тара Линч?

Я застыла на месте: меня уже нашли и так быстро! Мужчина подошёл поближе:
- Конечно же, это вы! Теодор очень хорошо описал вас...
Я прервала незнакомца на полуслове:
- Где он? С ним что-то случилось? Я уже устала ждать его тут.
Мужчина пожал плечами и продолжил:
- Он неожиданно заявился ко мне домой, вернул долг и попросил найти вас, чтобы передать записку. Честно говоря, я и не надеялся, что увижу и его, и деньги. Поговаривали, что он мошенник, занял в долг у многих и скрылся где-то на острове. При его-то привлекательности это было не слишком сложно... Ой, что это с вами?
Я почему-то сразу всё поняла даже без всякой записки. Теодор неожиданно появился на острове полгода назад, ни с кем не подружился, не любил общества и всегда, казалось, чего-то ждал. А я-то думала, что он ждал меня, а не моих бриллиантов.
- Давайте сюда записку, - прервала я мужчину.
- Пожалуйста.
Я буквально вырвала у него листок и прочла скупое " Извини, но так нам будет лучше. Не ищи меня." Скомкав записку, я швырнула её мимо урны, что было преступлением для такого высокоморального города. На меня с удивлением посмотрели проходящая мимо женщина и парочка, нежно воркующая друг с другом.

Мужчина таращился на меня так, словно я была монстром:
- Вы странно себя ведёте. Вам не нужна помощь? Я к вашим услугам.
На это я расхохоталась ему в лицо:
- Нет уж, катись-ка ты, благодетель! Обойдусь!

Он обиженно проговорил:
- Что ж, прощайте. Извините, если я принёс вам дурную весть.

И ушёл. Мне стало стыдно: зачем я ему нагрубила? Он ведь ни в чём не виноват! Земля вдруг ушла у меня из-под ног, голова закружилась, и я в страхе опустилась на ближайшую лавку.​

​

 

[Ornela]

Воспоминание третье. Об истинных драгоценностях.

Большим девочкам нужны большие бриллианты.
( Элизабет Тейлор )​

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что Тео своим поступком разрушил мою веру в мужчин. Он был самым первым в моей жизни, я ему верила, и потом уже больше никогда не позволяла себе такой глупости, как вера, надежда и любовь. Тогда или чуть позже мне пришло в голову, что мужчин нужно использовать, а любовь - слишком большая роскошь, требующая времени, сил и свободы. Я решила отказаться от неё в пользу славы.

​

***

- Только бы не разрыдаться, - думала я.
Привлечь к себе внимание людей и, что ещё страшнее, полицейских, я боялась. Стиснув зубы и сдерживая рыдания изо всех сил, мысленно досчитала до ста, и тогда действительно стало немного лучше, если это можно так назвать. Обманутая, обворованная человеком, которому доверяла - может ли быть что-нибудь хуже? Я его не любила, но нравился он мне по-настоящему, это уж точно. Да и не знала я никакой любви, если честно. Между отцом и матерью не было особой любовной романтики, и нас с братом они не радовали ласками и проявлениями родительской любви. Я взахлёб читала французские романы о прекрасных певицах и актрисах, неземной любви их поклонников, но мне это казалось, скорее, исключением. Я, такая некрасивая и неуклюжая, даже думать об этом не смела, хотя, понятное дело, став великой певицей, мечтала разбить множество сердец. Скоротечная любовь Тео удивляла, потому что я не считала себя достойной её. Теперь же всё встало на свои места: он просто блестяще провёл "шахматную партию", зная, что в полицию я не обращусь. По крайней мере, во всех его поступках была логика и надо отдать ему должное - он оставил мне вполне достаточную на первое время сумму денег. Конечно, мечтать о Париже не стоило, но устроиться в Рорин Хайтсе я могла. О возвращении на остров не было речи - отец не простил бы меня никогда.
Мало-помалу, придя в себя, я стала думать о том, что делать дальше. Тогда и пришло решение стать певицей во что бы то ни стало.
Не буду спать и есть, буду работать день и ночь, но добьюсь известности!
Было достаточно опасно и легкомысленно выступать под своим именем, и я решила называться Систер Доуфол.

Конечно же, для начала надо было устроиться где-нибудь - не жить же в парке на лавке.
Мысли об обустройстве и о том, чем буду заниматься, отвлекли меня от горьких раздумий и воспоминаний, да я и не хотела думать о Тео. Никогда. Он - пройденный этап и первая ступенька на пути к известности.
Тара Линч не сдаётся и не раскисает. Плевать на любовь и семью - мне нужны слава и свобода.
Последняя глупая слезинка ещё не высохла на щеке, а я уже твёрдо знала что делать.
Мимо пробегал разносчик газет, и, купив местное издание, я начала внимательно его изучать.

Меня заинтересовало объявление о продаже участков и строительстве домов в отдалённой части города ( развивающейся - так её называли ) для людей с очень скромным достатком. Готовые дома были намного дороже, а сказочные виды с террасы и новейшая чудо-техника, разрекламированные газетой, мне были ни к чему. Крепкий, простой дом без изысков, но с надёжной крышей над головой являлся предметом моих мечтаний.

Совершенно неожиданно я наткнулась на объявление о том, что одна миленькая лошадка ищет друга.

Я любила лошадей и тайком от отца бегала на конюшни. Отца и Патрика, по понятным причинам, лошади боялись, шарахаясь от них с громким ржанием. Я же любила скакать верхом на коне по острову и мечтала, что когда-нибудь у меня будет свой собственный друг. В этом объявлении я узрела какую-то надежду, намёк на то, что всё идёт так, как нужно и решила забрать коня по имени Бриллиант в свой будущий дом. Мне даже пришло на ум, что потеряв бриллианты, найду настоящий Бриллиант. Улыбнувшись этому, я отправилась по указанному адресу.

Бриллиант оказался прекрасным конём, немного взбалмошным, но всё же умным и добрым.
Мы сразу подружились, и через некоторое время я "была на коне".

Следующие несколько дней я знакомилась со своим новым местом жительства: осматривала город вместе с Бриллиантом.
Бриллиант оказался самым настоящим драгоценным камнем, и я могла доверить ему все свои думы и мечты. Он слушал, склонив свою умную голову, и всё-всё понимал.

Мы заезжали в городские парки и шокировали благовоспитанных горожан своим появлением. Наверное, я была единственной в городе девушкой-ковбоем.

Мне это невероятно нравилось - я наслаждалась неизведанным чувством свободы. Никто не одёргивал, не поучал, не "пилил" с утра до ночи.

Больше всего мне нравилось гулять по тихому ночному городу в полном одиночестве. Я бродила по пустынным освещённым улицам, мечтая о том, что когда-то весь этот город будет знать Тару Линч, точнее, Систер Доуфол.
Я уже почти не вспоминала о Тео, и лишь иногда слёзы сами собой наворачивались, когда навстречу попадалась парочка влюблённых. Я гнала от себя глупые ненужные мысли и в тысячный раз клялась, что больше никогда не попадусь "на крючок". И, в сущности, я ведь ни о чём не жалела: с проклятого острова сбежать удалось, а бриллианты... Я никогда не любила драгоценности.

Строительство домика подходило к концу вместе с моими скромными средствами. Однажды наступил день, когда я задумалась о том, что пора подыскать хоть какую-то работу.
Если в самое ближайшее время я не заработаю хоть немного денег, мы с Бриллиантом будем голодать.​

​

 

[Ornela]

Воспоминание четвёртое. Об иллюзиях и жизненных реалиях.

Нельзя доверяться иллюзиям — за них всегда приходится расплачиваться.
( Джек Лондон )​

Первым делом надо было позаботиться о сценическом костюме. Гуляя по городу ночами, я приглядела себе местечко, где и намеревалась начать карьеру. Городок был небольшой, и его обитатели не привыкли к выступлениям под открытым небом. Мне предстояло стать первой ласточкой, и я сомневалась в собственных силах, тем более, что опыта и умения, конечно, не было. Всё, что я знала теоретически, было почерпнуто, главным образом, из книг. Окажись в Париже, я бы просто влилась в толпу шарманщиков и фокусников, развлекающих горожан, а здесь, в Рорин Хайтсе трудно было предположить, как будут восприняты мои неумелые артистические потуги. Я решила попробовать показывать карточные фокусы: им меня обучил Тео. Все деньги, оставшиеся после обустройства дома, были истрачены на костюм и "реквизит".

***​

Мой новый дом на Пальмовом проспекте был крепким, просторным, но неуютным. Я оглядела серые скучные стены и решила оклеить их симпатичными обоями, когда появятся деньги.
Я не раз вспоминала о мешочке с бриллиантами и корила себя за то, что не оставила себе хоть один маленький камешек: продав его, можно было накупить кучу нужных и полезных вещей. Пока же пришлось ограничиться скудной обстановкой: кроватью, столом, стулом и зеркалом.

Я стояла перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Не скажу, что оно меня радовало. В последнее время от переживаний пропал аппетит, и я сильно похудела. Волосы наконец-то немного отросли, и из них можно было соорудить некое подобие причёски, хотя парикмахер из меня был хуже среднего. Краситься я тоже не умела: отец запрещал матери и мне пользоваться косметикой, считая, что этим занимаются только продажные женщины. Неумело наложив грим и вырядившись в платье крикливой расцветки, я отправилась давать представление в самый первый раз.
Ни восторга, ни подъёма, о которых пишут в книгах, не было. Мне было страшно и стыдно. Помнится, утешало только то, что меня в этом городе никто не знает, да и я - это не я. Кривляться перед зеваками будет не Тара Линч, а Систер Доуфол. Выглядела я так, что отец ни за что не узнал бы меня, даже находись он на расстоянии вытянутой руки.
Я очень хорошо помню себя в тот самый первый день: неуверенное в себе, размалёванное как клоунесса и, пожалуй, даже жалкое существо. Мыльные пузыри, которыми я пыталась привлечь к себе внимание прохожих, лопались и превращались в мокрые пятна на моём алом платье, пот катился градом, но люди проходили мимо.

Лишь пара человек заинтересовалась моими нехитрыми фокусами, но, как назло, карты выпали из рук, и пока я их собирала, зрители ушли.
- Конечно, они правы. Кому интересно смотреть на неуклюжую растяпу, вообразившую себя актрисой? - думала я.
И с чего я взяла, что стать артисткой легче лёгкого?
В книгах всё было чрезвычайно просто, и первое же выступление было успешнее некуда, и будущую звезду сразу же замечали, и находился добрый спонсор...
Жизнь была совсем другой. В ней не было места иллюзиям.
Я стояла в центре города, неинтересная никому, растерянная, поникшая, думая о том, что придётся, видимо, идти в дворники, как и предрекал отец.
А ведь он предупреждал, что я со своим нежеланием учиться чему-либо, смогу преуспеть только в уборщицах или посудомойках. Я же фыркала в ответ, считая себя невероятно талантливой.
У меня оставался единственный шанс на успех: если и моё пение не привлечёт внимание зрителей, пойду убирать дома богатых горожан.
Отец всегда говорил, что пою я не очень хорошо, но громко.
Набрав побольше воздуха в лёгкие, глубоко вздохнув, со злыми слезами отчаяния на глазах, я загорланила так, что редкие прохожие стали оглядываться.

Хорошо одетый мужчина в шляпе и с красивым лицом, внешне чем-то напоминавший предателя Тео, чуть поморщившись, прошёл мимо.
И всё-таки я вспоминала о нём, надеясь увидеть на улицах Рорин Хайтса. Не отдавая себе отчёта, бродила по улицам, всматриваясь в лица мужчин. Он снился мне ночами, и я бежала, кричала, плакала и... просыпалась в слезах.
Конечно же, Тео уехал, иначе и не могло быть, только...
Говорят же, что надежда умирает последней, и тогда она ещё теплилась.

Другой же, некрасивый, полноватый, в очках, неожиданно остановился и в упор уставился на меня. Я старалась как могла: никогда ещё я не орала так громко, интуитивно чувствуя, что решается моя судьба.

Когда я закончила горланить, мой единственный слушатель вытащил из потмоне купюру внушительного достоинства и отдал её мне вместе с карточкой, на которой было золотыми буквами написано "Майкл Денди. Финансист". Он сказал:
- Вы чудесно поёте. Ваше место в Париже, в Мулен Руж! Я хотел бы встретиться и обсудить с вами будущую карьеру. Там есть мой рабочий телефон - позвоните, когда будете свободны.

Он пошёл по своим делам, а я даже "спасибо" не смогла вымолвить.
Так и стояла, радостно-ошеломлённая от того, что мечты всё же иногда сбываются.
В ту минуту я точно знала, что мне улыбнулась удача.​

Конец первой части​

​

 

[Ornela]

Воспоминание пятое. Об искусстве соблазнения и любви...
к собакам.

Каждый, кто был соблазнен, хочет соблазнять сам.
( Марлен Дитрих )​

Папаша Линч любил приговаривать: "Куй железо, не отходя от кассы", и я, истинная дочь Фергаса, решила поторопиться. Моментально свернула выступление, собрала жалкий реквизит и стремглав понеслась к ближайшему уличному таксофону. Мне не терпелось поговорить о будущем с этим приятным улыбчивым человеком. Майкл взял трубку сразу же, словно ждал моего звонка:
- Майкл Дэнди у аппарата. Слушаю вас.
Голос был твёрдым и даже пугающим, но я, вспомнив милое пухлощёкое лицо владельца, неуверенно промямлила:
- Это Тара Линч. Я выступала на площади, и вы...
- Ох, извините, Тара! Мне сейчас совершенно некогда: моя собака вот-вот ощенится, а я совершенно не знаю что мне с этим делать.
На острове я не раз помогала отцу: он любил возиться с собаками, волчицами и их новорожденными щенками, и потому решение помочь несчастному растерянному очкарику возникло тотчас:
- Я могу помочь. Мне нужно переодеться, говорите адрес...
Майкл сразу же назвал улицу и номер своего дома, после чего я понеслась домой, наскоро перекусила куском хлеба с сыром, покормила Бриллианта и приказала ждать меня с малюсеньким щенком:
- Извини, дорогой, но я не знаю, найдётся ли у Майкла местечко для тебя и любит ли он лошадей. Не обижайся - мне очень нужно с ним поладить. От этого, может быть, зависит наша с тобой жизнь.
Бриллиант кивнул мне в ответ своей умной мордой, и я побежала навстречу судьбе.

Дом незадачливого собаковода я нашла не сразу только потому, что пару раз прошла мимо в поисках некой маленькой избушки.
На улице никаких лачужек не было - это был самый богатый квартал города. Оказавшись перед красивой резной калиткой, я ещё раз внимательно прочла номер дома, записанный на клочке бумаги, не веря своим глазам.

За вычурным витым забором в глубине, скрываемый деревьями и подстриженными кустами, стоял великолепный бело-розовый дом с колоннами. По сравнению с ним родовое гнездо Линчей, которым гордился папаша Фергас, было собачьей конуркой, вот только я не могла представить себе Майкла Дэнди его хозяином. Мужчина показался мне простым, смешным и домашним, а такой дворец мог принадлежать чуть ли не особе королевской крови. Решив, что меня снова обманули, я всё же толкнула калитку, и она легко открылась. Крохотная собачка бросилась мне под ноги, дружелюбно виляя хвостиком, и страх мгновенно испарился.

- Будь что будет! В конце концов, не съедят же меня. Если здесь нет никакого Майкла Дэнди, извинюсь и уйду обратно.
С такими мыслями я обошла вокруг дома, сопровождаемая собачкой.

- Сади, сокровище моё, ты привела гостью? Умница!
Это был Майкл Дэнди собственной персоной. Он стоял в дверях роскошного особняка и улыбался мне.

- Вот ты какая, Тара Линч. Что ж, выглядишь необычно - в Рорин Хайтсе девушки так не одеваются, но мне твой стиль даже нравится.
Майкл посторонился, давая мне войти в дом.

Честно говоря, я никогда не видела такой роскоши и едва сдержала восхищение. Мне очень хотелось произвести впечатление на моего нового знакомого - только бы он не понял, что перед ним стоит наивная деревенская дурочка, какой я была на самом деле.
- Я как раз ужинал. Присоединитесь ко мне?
Я кивнула, сглотнув слюну. Честно говоря, давненько мой желудок не видывал ничего вкусненького.

Ужин был хорош, но я почти ничего не ела. Выпив пару бокалов прекрасного французского вина и едва прикоснувшись к сыру и креветкам, ваша покорная слуга сидела, едва дыша. Я не хотела показаться обжорой и невеждой, к тому же эти блестящие столовые приборы ужасно пугали меня. В кругу нашей семьи культуре поведения за столом не придавали никакого значения: отец и Патрик могли грызть кости, держа их в руках, без всяких вилок, а матери было абсолютно всё равно. Она ни разу не сделала им даже замечания.
Майкл ел аккуратно, ловко орудуя вилкой и ножом, а я, съев пару кусочков сыра, креветку и несколько листиков салата, с сожалением отложила ненавистные приборы.
- Я сыта. Спасибо за ужин.
- Следишь за фигурой? Молодец.
Майкл Дэнди с улыбкой посмотрел на меня и предложил перейти в гостиную:
- Теперь поговорим о деле.
- А щщщенки? - заикаясь, пролепетала я.
- Какие щенки? Ах, щенки! Ими и их мамой занимается ветеринар.
Мы перешли в уютную гостиную с камином.

Он внимательно смотрел мне в глаза. Мы сидели на диване совсем рядом, и его губы были так близко, что я чувствовала его дыхание на щеке. Майкл был очень хороший и милый, но нисколечко мне не нравился.
Я попыталась подняться с дивана и едва устояла на ногах.
- Ох, это вино такое пьяное! Раз собачке больше не нужна помощь, я пойду.
- Тара, пережди хотя бы дождь. Потом я вызову тебе такси.
- Нет-нет-нет. Я очень люблю гулять под дождём.
Я сделала шаг к двери, но ноги окончательно отказали мне, и я рухнула на мягкий пушистый ковёр.
Майкл подскочил ко мне:
- Девочка, ты что же, голодала? Почему тебя так развезло от двух бокалов лёгкого вина?
В ответ я промычала что-то нечленораздельное. Майкл взял меня на руки, отнёс в спальню и уложил на кровать.
***
- Тео, милый, любимый, иди ко мне. Где же ты был всё это время? Ты вернулся навсегда? Как же я ждала тебя и не верила...
- Я Майкл...
- Ах, Тео, ты такой глупый. Зачем ты говоришь мне, что ты не Тео. Ну иди же сюда. Если ты сейчас не придёшь, я выбррршусь. В окно. Вот. Не держи меня! Уйди! Ненавижу! Иди ко мне...
***
Нужно ли говорить, что мы оказались в одной постели?

​

​

 

[Ornela]

Воспоминание шестое.
О карьере и неожиданных жизненных поворотах.

Главная опасность, от которой необходимо оберегать детей – их родители.
( Бернард Шоу )​

Я проснулась глубокой ночью и увидела лицо Майкла рядом со своим. Даже теперь, через много лет, помню отвращение, испытанное в тот миг. Мне стало так дурно, что, наскоро собравшись, через пару секунд я выскочила на улицу как ошпаренная.

Я бежала по ночному Рорин Хайтсу, кляня себя последними словами. Слёзы текли по глупому некрасивому лицу, на душе же было так мерзко, что и слов подобрать невозможно. Вдруг в ночной бархатной тишине послышался цокот копыт. Мой верный конь, мой Бриллиант спешил на помощь. Я с рыданиями бросилась ему на шею:

- Мой друг, моё сокровище, только ты один меня понимаешь! Только ты не предаёшь. Почему меня всё время используют, ну разве я похожа на такую дуру... Наверное, да, похожа. Папа говорил мне, а я не верила...
Мой друг смотрел добрыми внимательными глазами и молчал. Он всё понимал и не осуждал: трудно жить на свете глупой девчонке, толком ничего не умеющей, брошеной и одинокой.
Я рыдала и не могла остановиться. Всё, что накипело и до этого дня копилось внутри, сейчас выплеснулось горькими очищающими слезами. Я оплакивала нелюбовь родителей и их неверие, предательство Тео и мою полудетскую привязанность к нему, подлость Майкла и собственную непроходимую наивность, граничащую с тупостью, из-за которой я поначалу оказалась на корабле, потом - в доме Майкла и оба раза - в постели. Тео мне хотя бы нравился, но Майкл... Как я могла после клятв, данных самой себе в том, что ни один мужчина больше меня не обманет, снова попасться "на крючок"? Всего-то через семь дней после исчезновения Тео...
"Тара Линч, ты - полная, кретинская, самая идиотская дура!" - твердила, ненавидя себя.
Между тем начало светать. Я сидела на траве в парке, Бриллиант мирно щипал травку, и стояла такая тишина, словно во всём мире были мы одни.
После пролитых слёз стало чисто и светло на душе, и я дала себе самое наичестнейшее слово, что больше не буду искать встреч с Майклом Дэнди: не нужна мне его помощь.
По парку с громким ржанием проскакали две прекрасные белые лошадки. Хозяев нигде не было видно, из чего можно было сделать вывод, что они дикие. Бриллиант тоскливо посмотрел им вслед и переступил с ноги на ногу...

- Нет, мой дорогой, ты не можешь уйти с ними! Ты - мой единственный друг. Не бросай меня...
Он всё понял, грустно посмотрел вслед резвящимся, свободным как ветер, коням, дал на себя вскарабкаться и потрусил к нашей жалкой избушке... Там я едва доползла до кровати, залезла с головой под одеяло и, удивившись тому, что мне больше не плачется, уснула крепко-крепко, впервые за последнюю пару месяцев. Уснула, чтобы, проснувшись, начать новую жизнь.

***
Проспав весь последующий день и ещё одну ночь, я встала совсем другим человеком. Что-то вдруг изменилось: ушла нерешительность и ненужная стыдливость, хотелось перевернуть мир, доказать им всем, что меня нельзя использовать, что я достойна уважения. В этот раз я не стала красить лицо и укладывать волосы в причёску - пусть мир принимает меня такой, какая есть. Никакой клоунады и фокусов, только пение...

***
Я пела то, что любила с детства, вспоминая мамину улыбку и насмешливый взгляд отца, широко распахнутые глаза брата и наш остров... Такой красивый... Люди останавливались, слушали, некоторые даже плакали, честное слово... Я почти не замечала их, потому что находилась где-то высоко-высоко, паря над землёй, счастливая и свободная. Это было изумительно! Никогда в жизни я не испытывала такого восторга, как тогда. Понимание того, что у меня есть талант, пришло именно в тот день, на центральной площади Рорин Хайтса...

Закончив петь, я с удивлением обнаружила, что в коробке из-под туфель оказалось неожиданно много денег. Извинившись перед зрителями и пригласив их прийти на следующий день, я направилась торговый центр.
Там было множество кафе, где вполне можно было пообедать, но я предпочитала готовить себе сама - не верила этим общественным закусочным, боялась отравиться. Мне даже после ужина в доме Майкла Дэнди до сих пор было нехорошо.
Зайти в торговый центр и не купить себе какую-то симпатичную вещицу было выше моих сил, и, выбрав себе удобные туфли для выступлений на площади, я уже шла в продуктовый магазинчик, когда миловидная девушка остановила меня:
- Это же вы, кажется, пели на центральной площади? У одного нашего сотрудника день рождения, и мы хотели бы предложить вам поздравить его песней.

Я даже не смогла скрыть радость: вот оно, признание! Девушка, кажется, удивилась такой моей реакции, но это не помешало нам договориться.

Мне пришлось попутешествовать по центру, но в конце концов я нашла именинника.

Снико Маркс явно не ждал такого сюрприза и очень обрадовался. Долго восхищался, благодорил и, наконец, предложил мне спеть на вечеринке в честь своего дня рождения. Я была рада исполнить просьбу этого милого молодого человека и пела весь вечер к удовольствию его многочисленных гостей.

Потом дни полетели с невероятной быстротой. Систер Доуфол была просто нарасхват: с лёгкой руки Снико моё присутствие на семейных торжествах, вечеринках и юбилеях стало модным для жителей Рорин Хайтса.

Я едва успевала бегать с одного мероприятия на другое, и, чтобы ничего не упустить, даже начала записывать часы и даты своих выступлений в специальной книжечке.

Да, тогда я работала на износ, почти совсем не отдыхала, но пачечка купюр в обувной коробке увеличивалась, и я чувствовала себя уверенее с каждым днём. Мне нравилась такая сумасшедшая жизнь и, пожалуй, я была счастлива. Я любила петь, и моё занятие приносило радость людям.

Теперь я редко появлялась дома, даже ночевать приходила не каждый раз. Бриллиант тосковал по мне. Однажды он так грустно посмотрел, что сердце сжалось: мы не были с ним в парке с того самого дня, когда видели белых лошадок.
- Пойдём, любимый, - сказала я ему.
Он невероятно обрадовался и вскочил так резво, словно был молодым жеребёнком.

Мы гуляли по городу, и приятно удивляло то, что меня стали узнавать на улицах. Люди здоровались, улыбались, фотографировали, говорили комплименты, как настоящей звезде, и мне это очень нравилось.

Я позировала, улыбалась, фотографировалась и сама, и с Бриллиантом.

Съёмки настолько утомили, что закружилась голова, и, в полуобморочном состоянии, я упала на траву.

***
Свой обморок я объяснила переутомлением и решила отдохнуть пару недель.
Рорин Хайтс - город на берегу тёплого моря, там огромное количество прекрасных пансионатов, где можно отдохнуть и восстановиться. В один из них я отправилась, попросив соседа присмотреть за Бриллиантом некоторое время.
Несколько дней я ничего не делала, отдыхала и нежилась под солнышком, но утомление не проходило.

С каждым днём становилось всё хуже, и однажды я просто потеряла сознание, принимая солнечные ванны на большой террасе.
Неожиданно пошёл дождь, и проходящая мимо девушка, увидела меня, лежащую в купальнике под проливным дождём.

Конечно же, сотрудники пансионата вызвали доктора, и он, осмотрев меня, вынес неутешительный вердикт:
- Милочка, вам нужно беречь себя и своего будущего малыша.
Наверное, я выглядела по-идиотски с вытаращенными глазами и открытым ртом. Этого просто не могло быть! Никогда!
- Это ошибка! Это неправда! Вы врёте! - Заорала я и выскочила из смотровой.

***
Через пять с небольшим месяцев я выписалась из роддома с малышом на руках. Мальчика я назвала Теофилом. Он родился в один из тех противнейших дней, когда с раннего утра до позднего вечера лил серый унылый дождь.

Теофил Линч - сын Теодора Райана.

Нежеланный ребёнок. Мой сын.

​

 

[Ornela]

Воспоминание седьмое.
О депрессии, агрессии и разнообразных инстинктах.

Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься.
( Антон Павлович Чехов )​

​

Я читала в книгах о материнском инстинкте и даже думала, что он вот-вот проявится, но этого не случилось ни в первый месяц, ни во второй, ни в третий. Теофил подрастал, улыбался, тянул ко мне ручки, но я не чувствовала к нему любви. Мне было стыдно, я боялась признаваться самой себе и смириться с этим не могла. С особым рвением хваталась пеленать, купать, кормить малыша, заглушая тем самым страшную правду. Теофил ни в чём не был виноват - он был просто нежеланным ребёнком, сыном предателя, которого я тщетно пыталась забыть. И вот теперь я смотрела на малыша и поневоле вспоминала его отца каждый день, каждый час, каждую минуту...

Между тем время не стояло на месте: зимние месяцы сменились весенними, сын становился всё больше, а пачечка денег в коробке из-под туфель - всё меньше. И в один, далеко не прекрасный день, я обнаружила, что там осталось всего три купюры, а это значило, что пора выходить на работу.
С рождением ребёнка во мне словно что-то погасло, депрессия накатывала всё чаще, петь не хотелось вовсе. Я вообще не хотела иметь детей - с нашей-то родовой наследственностью, а мальчики рода Линчей тем более внушали опасения. Я смотрела на сына с тревожным ожиданием и боялась увидеть однажды волчьи клыки вместо зубов. Возможно, когда-нибудь потом, я и решилась бы родить ребёнка, но не теперь, не в восемнадцать лет, не от предателя и вора, не в полном одиночестве, без помощи и в безденежье.
Я всё тянула и тянула с выходом на работу, когда однажды совершенно неожиданно получила письмо от Майкла Дэнди.

Он писал, что был в отъезде, что ему неловко и стыдно до сих пор из-за ужина, что он хотел бы загладить свою вину и по-прежнему горит желанием мне помочь совершенно бескорыстно. Да-да, так и написал - безвозмездно. Да это я должна требовать возмездия, мне ведь и восемнадцати тогда не было... Эх, жаль, что я не могу пойти в полицию! Ноги моей не будет в его проклятом доме!
- Мы обойдёмся без них, - сказала я Теофилу, имея ввиду и его отца-мерзавца, и этого похотливого "благодетеля". Моя вера в благородство и бескорыстие мужчин окончательно погасла.
"Я ведь смогла обойтись без него в прошлый раз, значит, и в этот раз всё будет хорошо," - думала, вспоминая своё триумфальное выступление на площади после того злополучного ужина.

И однажды я решилась: пора выходить в свет, выбираться из своей норы, пора действовать!

Оставить сына одного было невозможно: пришлось просить присмотреть за ним соседского парня-студента.

За скромную плату он согласился ухаживать и за Тео, и за Бриллиантом в то время, когда я буду работать.

И вот этот день настал: я вернулась на центральную площадь Рорин Хайтса, на то самое место, где почти год назад началась моя карьера.

Я ушла в никуда в самый её разгар: после отдыха в пансионате больше не появлялась нигде, стараясь почти не выходить из дома. Да и чувствовала себя плохо. За то время, что я сидела дома с недомоганием и большим животом, а потом с новорождённым малышом, меня, конечно, забыли. Никто из бывших заказчиков не знал моего настоящего имени и адреса: для всех я была Систер Доуфол. Редким мужчинам, желавшим меня проводить, я отказывала и жила совсем одиноко. Немудрено, что меня, скорее всего, никто и не помнил.
Был холодный ветреный день, я продрогла в своём единственном концертном платье, голос срывался, и зрителей не было вовсе. Хотя нет, жуткого вида девица, выглядевшая так, словно сбежала из психушки, подошла ко мне совсем близко и прошипела:
- Берегись, Тара Линч! Ты в опасности!

И тут же исчезла, словно её и не было. Я стояла, ошарашенная и напуганная донельзя: она знала моё имя и угрожала мне.

Решив, что явление девицы - результат того, что я ничего не ела со вчерашнего дня, поспешила домой.
Мне пришло в голову, что нужно попробовать выступать вечером - тогда и людей будет побольше.

Дождавшись вечера, я вернулась к месту своего выступления, но оно было уже занято. Симпатичная девушка играла на гитаре и неплохо пела.

Вокруг неё собралась толпа поклонников, а чуть поодаль стоял парень внушительного телосложения. Он недобро поглядывал на собравшихся людей, и я представила как ему не понравлюсь я в роли конкурентки его пассии.
"Приду завтра, " - подумала я, разочарованно вздохнув.
Дома меня встретил взволнованный нянь:
- Теофил заболел. Он весь горит. Надо вызывать врача.
Я онемела от страха...
У меня не было денег на врача.​

​

 

[Ornela]

Воспоминание восьмое.
О сомнениях, размышлениях и спонтанных решениях.

Если вы решили действовать, закройте двери для сомнений.
( Фридрих Ницше )​

​

Решение пришло моментально.
- Я сейчас, через полчаса вернусь - побудь пока с Тео, - бросила на ходу няню, выскакивая во двор.
Я помчалась к Бриллианту, который мирно спал в загончике:
- Мой дорогой, нам надо быстренько смотаться кое-куда! Помоги!
Через пару секунд мы неслись по ночному городу.

***
Майкл Дэнди был ошарашен моим неожиданным появлением в столь поздний час. Калитка была закрыта, и мне пришлось перелезть через забор. Похоже, сработала сигнализация, потому что он ждал меня у открытой двери дома.
Я хотела солгать, объявив, что Тео - его сын, но увидев немного растерянное лицо мужчины, лишь выпалила:
- Мне нужны деньги. Срочно. Я всё отдам. Отработаю.
- Пойдём в мой кабинет, Тара.
Я, взмыленная и всклокоченная, чуть остыла: он даст мне денег.

В кабинете Майкла было тепло и уютно. Я немного успокоилась, и он спросил:
- У тебя что-то случилось, Тара?
- Мой сын заболел.
Майкл нисколько не удивился тому, что у меня вдруг появился сын:
- Тара, ответь, он - мой сын?
- Нет, Майкл, его отец - другой мужчина. Разве это имеет значение, когда ребёнок серьёзно болен?
- Не имеет, конечно. Я спросил, чтобы знать правду.

С этими словами Майкл протянул мне толстую пачку купюр.
- Возьми. Лечи сына.
- Я отдам, обязательно. Спасибо тебе.
Я выскочила из дома Майкла и понеслась к Бриллианту, который ждал меня за забором. Слёзы благодарности застилали глаза, я и не ждала проявления благородства от этого человека.
На деньги Майкла был приглашён доктор, который, осмотрев Тео, нашёл его вполне здоровым:
- У малыша режутся зубки. Ничего страшного в этом нет. Что ж вы так перепугались, мамаша?
Он прописал жаропонижающее, какие-то витамины и укольчики, взял гонорар и ушёл. Только после его ухода я облегчённо вздохнула.

Я не любила своего ребёнка: мне не хотелось целовать его и тискать, любоваться упругой розовой попкой и вдыхать сладковатый запах маленького тельца. Нет, я не любила его ТАК, но даже мысли не допускала о том, что он может умереть и освободить меня. Он появился на свет, хоть не просил меня об этом, и я просто обязана сделать всё, чтобы малыш был здоровым и сытым. Даже животные не бросают своих деток, я знаю, я видела... У папы была волчица Майя, которая выкормила и своих волчат, и маленьких пёсиков, оставшихся без мамы.

Я смотрела на спящего Тео и думала о том, что пойду ради него на всё, что мои понятия о чести и свободе, данные себе клятвы и зароки - ничто, если дело касается жизни и смерти. Распоряжаться своей жизнью я могла, но теперь нас двое...
С этими мыслями я и заснула возле сына.
Мне приснился отец. Он смотрел на меня внимательно и в глазах была неприкрытая нежность... Большой, грубоватый мужчина, он всегда стеснялся показаться глупым и сентиментальным. Отец протягивал ко мне огромные натруженные руки и говорил:
- Тара, глупая девчонка, возвращайся домой. Перестань дурить - приезжай.
Я проснулась, думая о том, что хорошо было бы вернуться на остров, оказаться в крепких объятиях отца и забыть про все эти глупости со свободой, фокусами и пением... Я - никто, неумеха, бездарность...
Денег, взятых у Майкла, хватит на билеты. Мама поможет поставить Тео на ноги - у неё целая кладовка волшебных зелий. Мы с Патриком вообще никогда не болели... Вот только это будет нечестно по отношению к Майклу. Я же обещала вернуть ему деньги и поступить так, как поступили со мной - стыдно. Вот рассчитаюсь с долгами - тогда и подумаю о возвращении на остров...
Утром Тео улыбался и агукал - у него появился первый маленький зубик, и я с радостью подумала, что это, к счастью, не клык.
Весь день малыш играл, с аппетитом кушал, и выглядел абсолютно здоровым. Потом пришёл нянь, волновавшийся о Тео. Я попросила его посидеть с ребёнком ночью, сказав, что мне нужно будет выступать на вечеринке, которая может закончиться очень поздно.
Вечером я отправилась к нашему спасителю...
***
Дом Майкла поразил меня и в этот раз. За те полгода, прошедшие с моего первого и единственного визита, он здорово изменился.

Я с восторгом рассматривала новые интерьеры, не сдерживая восхищения. Майкл же просто расцвёл от моих комплиментов:
- Я за эти полгода где только не побывал, Тара! И вот решил устроить себе такой египетский уголок в Рорин Хайтсе. А вот спальню я оставил в прежнем виде.

"Да, спальню... Конечно же, " - подумала я. Там моё место, и даже самые благородные из людей не настолько благородны, чтобы... Что ж, я приняла решение.

- Пойду в спальню! - и направилась туда. Я прекрасно помнила её местоположение в доме.
Не снимая халата, я проскользнула под одеяло и долго ждала Майкла...

Мне снился Тео, Бриллиант, остров и отец, смотревший с укором.

***

- Завтрак готов!
Я проснулась. За окнами стояло красивое розовое утро, а запах кофе я ощущала даже в спальне.

Майкл встал раньше меня и приготовил завтрак.

Это было трогательно - ни один мужчина так не старался ради меня. Возможно, Майкл не так уж плох, тем более, что он даже не притронулся ко мне. Только поцеловал в щёку и пожелал спокойной ночи.
Я умылась в огромной ванной комнате, переоделась в свою повседневную одежду и пошла в столовую.

Майкл готовил очень вкусно, почти как мама. Я с удовольствием съела всё, что он предложил, а он в это время с какой-то грустью смотрел на меня.

- Я хочу сделать тебе предложение, Тара...
Я поперхнулась. Выходить замуж за Майкла мне не хотелось.
- Нет, ты меня не так поняла. Я не собираюсь жениться на тебе, потому что меня связывают отношения... Неважно с кем... То, что произошло между нами в тот, прошлый раз - ошибка, которая больше не повторится. Ты, наверное, не помнишь, что приняла меня за Тео, и я... не мог устоять.
Майкл замолчал. Я чувствовала, что сижу перед ним пунцовая от стыда. И я ещё обвиняла этого человека? Дура, самая настоящая дура!
- Я пойду, Майкл. Извините меня. Я устроюсь работать и...
Майкл оборвал меня на полуслове:
- Я не договорил. Тара, я хочу предложить тебе скрасить моё одиночество. Я немолод и очень одинок, а ты для меня как дочь - порывистая, честная, весёлая. Мои люди наблюдали за тобой эти полгода...
- Кто ты и кто твои люди? Почему они наблюдали?
- Дай мне договорить, Тара. Я всё знаю о тебе и ты мне нравишься. Ты могла соврать, что Теофил - мой сын, но не сделала этого. Я доверяю тебе и хочу помочь.
- Но почему?
- Просто так. Я богат, Тара, и очень одинок. Любая девушка из этого города с радостью переселится в этот дом, а ты спрашиваешь - почему?

- Я не хочу жить в этом доме, у меня есть свой.
- Хорошо. А научиться петь, пользоваться столовыми приборами, красиво ходить и говорить, одеваться, краситься, причёсываться... Стать звездой? Этого ты хочешь?
Я молчала. Конечно, я этого хотела, но не верила в то, что Майкл поможет мне просто так. С другой стороны, выбора у меня не было.
- Я согласна. Вот только чем я смогу отплатить тебе?
- Теплом, заботой, любовью. Это невозможно купить, но я верю, что ты сможешь меня любить. Как дочь.
Я вспомнила папу. Нет, я не смогу любить Майкла так же... Но заботиться - не так уж и сложно. Ведь он мне симпатичен.
Я кивнула.
А потом началась какая-то сказочная жизнь. Меня прослушал учитель по вокалу и назначил дни, когда он будет приходить ставить голос.

Потом несколько часов мной занимались парикмахеры и модистки...
Когда я увидела своё отражение в зеркале после всей этой экзекуции, боюсь, потеряла дар речи.

Девушка, смотревшая на меня, была уверена в себе, красива, стройна и неотразима.

И это была я!​

​

 

[Ornela]

Воспоминание девятое.
О светской жизни, дурном характере
и непоколебимых принципах.

Характер человека никогда нельзя понять вернее, чем по той шутке, на которую он обижается.
( Георг Кристоф Лихтенберг )​

​

Время летело с неслыханной быстротой. Прошло полгода с того дня, когда мы с Майклом заключили устный договор, и я была счастлива. Со мной ежедневно занимался учитель по вокалу, и успехи в пении были налицо.

Майкл оплачивал все мои расходы, и я могла заниматься только собой и пением. Няню Теофила была повышена зарплата, и он окружал малыша заботой и вниманием.
Мне такая жизнь и не снилась. Эйфория, ощущение полёта, испытываемые мной, когда удалось взять высокую ноту и заслужить похвалу учителя, были для меня, пожалуй, всем на свете. Я чувствовала себя такой счастливой, что забывала о том, что нахожусь в Рорин Хайтсе и пою для одного человека.

Мне казалось, что вокруг - тысячи поклонников, и я - центр их притяжения, их мечта, идол... Я грезила о большой сцене, но Майкл одёргивал меня, полагая, что пока ещё рано, момент не настал.
Теперь я редко появлялась дома. На самом деле почти переселилась к Майклу. Он действительно держал слово и ни разу даже не намекнул на возможность близости, но с каждым днём становился всё печальнее. Однажды за завтраком, когда он по обыкновению почти ничего не съел, я спросила:
- Майкл, ты чем-то обеспокоен? Я вижу, что ты недоволен.
- Нет, Тара. Всё замечательно, и ты делаешь успехи. Впрочем, я и не думал, что будет иначе. Ты - умница. А я... Мне надо уехать.
- Но почему? Ты же недавно приехал.
- Дела. Мне нужно разобраться с одним очень важным делом. И да, перед отъездом я хотел бы устроить небольшой приём. Ты могла бы на нём выступить. Пусть это будет твой первый выход в свет...
- Он уже был, - буркнула я.
- Нет. Как Тару Линч тебя никто здесь не знает, а Систер Доуфол уже все забыли.
Я оторопела: Майклу и это про меня известно.
- Но я не могу...
- Можешь, Тара. Поверь мне, тебя никто не разыскивает. Я наводил справки.

***

День, на который был назначен приём, порадовал солнечной погодой. Я пришла в дом Майкла около полудня, и столкнулась нос к носу с первыми гостями.

Одна миловидная девушка разгуливала по парку в коротеньком платье, надетом поверх купального костюма, другая - загорала,

третья - плавала в бассейне. Все они сделали вид, что в упор меня не видят.

Фоторепортёр местной газетёнки сновал тут и там в надежде снять что-нибудь интересное на первую полосу. Вот он-то сразу принялся меня "щёлкать".

Я увидела Майкла, мило беседующего с двумя девицами и подошла поближе.

- И что же, Майки, где твоя новая пассия? Она уже выросла из коротких штанишек? Я слышала, ты приютил малолетнюю оборванку. Интересно, чем она лучше Мари? Наверное, искуснее в постели? Эти простолюдинки с детства приучены к покорности...
И обе гадюки противно и неестественно рассмеялись.

Терпеть такие насмешки и намёки я просто не могла.
- Малолетняя оборванка собственной персоной! - завопила я, вцепившись в волосы брюнетки.

Она завизжала, а я стала колотить её по открытой спине ладонью.

Майкл несколько секунд стоял в оцепенении, а вторая сплетница так и застыла на месте с видом возмущённой добродетели.

Очнувшись, Майкл закричал:
- Не ссорьтесь, девочки! Тара, я не думаю, что Ирен намеренно хотела тебя обидеть.
- Ага, как же...
Я оттолкнула девушку в сторону так резко, что она не удержалась на ногах.
- Тара, извинись перед Ирен.
- Вот ещё.
Я гордо прошла мимо поднимающейся с пола Ирен.

Майкл догнал меня:
- Что ты вытворяешь, Тара? Они - твои будущие заказчики и зрители. Нужно придерживаться этикета.
- Сдался мне такой этикет. Отец учил меня не сносить оскорбления и всегда давать сдачи.
- Тара, так не принято в светском обществе...

Я задумалась. Мне не хотелось ломать себя ради удовольствия светских дам.
Я не была готова к этому!​

​

 

[Ornela]

Воспоминание десятое.
О призвании, признании и странном воспитании.

Кто-то рождается, чтобы мечтать, другие - чтобы быть мечтой.
( Филиппо Индзаги )​

​

Больше я не вышла к гостям, просидев в спальне до конца приёма. Когда приглашённые разъехались, и в доме стало тихо, спустилась вниз. Майкл, уставший от суеты, сидел на кухне. Он выглядел таким одиноким и несчастным, что у меня сердце закололо от жалости к нему. Я подошла сзади и, обняв мужчину за плечи, поцеловала его в лысеющую макушку:
- Ну извини, Майкл. Я знаю, что ты старался для меня, но как-то унизительно петь для этих расфуфыренных дур... Почему они считают себя выше и умнее меня?
- Они и на самом деле и выше по положению, и умнее, хотя, скорее - хитрее тебя. Ирен - владелица модного клуба, и если бы ты ей понравилась, выступала там.
- Мне вовсе не этого хочется. Не нужны мне их клубы! Вот ещё! Я хочу быть певицей для народа!
- Не говори глупостей, Тара. Иди спать.
Майкл выглядел бледным при этом ярком освещении, и мне вдруг пришло в голову, что он нездоров.
- Ты не болен?
- Нет, просто смертельно устал. Не люблю приёмы, но без них не обойтись. Полезные люди...
- Это две этих крысы что ли?
- Ох, Тара, какая же ты ещё маленькая и глупенькая.

На следующее утро я застала Майкла за чтением утренней газеты:
- Смотри-ка, Тара, ты прославилась.
На первой полосе местной газетёнки под заголовком "Скандал на приёме известного финансиста Рорин Хайтса" была размещена фотография, на которой я с перекошенным лицом колотила Ирен по спине:

" На вчерашнем приёме в доме известного в городе финансиста Майкла Дэнди, гости могли наблюдать за возмутительным поведением юной пассии хозяина. Эта девица, имя которой Тара Линч, жестоко избила одну из старинных приятельниц финансиста Ирен Голсуорси. Причиной, по которой любовница Майкла Дэнди набросилась на утончённую уроженку Рорин Хайтса, скорее всего, является ревность. Благородная Ирен заявила, что не собирается подавать в суд на обидчицу, поскольку ей жаль Майкла, принимающего участие к этой дурно воспитанной мещанке."
- Вот ещё, благородство! Если бы подала в суд, я бы рассказала как она смеялась надо мной вместе со второй крысой.
- Твоя выходка довольно дорого мне обошлась, - усмехнулся Майкл.
- Ты ей заплатил?
- Само собой. Эти девицы, стоит дать им денег, моментально забывают обо всех обидах. Только, конечно, им нужно много денег.
- Ох, Майкл, прости меня. Я не могла сдержаться...
- Да ладно, девочка, деньги - это всего лишь деньги, а ты - это ты. Не наделай глупостей пока я буду в отъезде. Обещаешь?
- Да, - сказала я, твёрдо решившая идти выступать на центральную площадь на следующий же день.
Майклу говорить о своих намерениях не хотелось - он посчитал бы их неуместными. Пускай спокойно едет по своим делам, а я уж как-нибудь сама разберусь.
Он уехал.

За то время, что Майкл мне помогал, я научилась вполне сносно держаться, одеваться, гримироваться и укладывать волосы в причёску, но, самое главное - петь. Учитель по вокалу подобрал душевные песни, которые мне легко было исполнять. Теперь я не орала, стараясь перекричать всё и вся, а пела вкрадчиво, и мой голос обволакивал, мягко, но настойчиво подчиняя себе слушателя - в этом была моя изюминка. Несколько песен из репертуара были ирландскими - когда-то их любил слушать отец. Эти песни я пела громко, притопывая в такт ногой... Весь репертуар состоял из пары десятков песен, с которыми можно было выходить на публику. Не хватало только зрителей.

В один из прекрасных дней, настроенная решительно и бесповоротно, я отправилась покорять Рорин Хайтс раз и навсегда.

В этот раз моё излюбленное место на площади было не занято. Я ощущала себя неотразимо красивой и уверенной в себе, погода была чудесная, всё вокруг располагало к удачному выступлению. Свой маленький концерт я начала с милой французской песенки.

Язык был для меня сложным, но я его усиленно учила, надеясь попасть когда-нибудь в город моей мечты Париж. Французская песенка привлекла прохожих, и вскоре вокруг меня собрались слушатели. Моё пение нравилось людям: влюблённые дарили друг другу цветы и улыбались, кто-то тихонько подпевал.

Воодушевлённая вниманием прохожих, я пела одну песню за другой.

Денег за своё искусство я не просила - заветной коробки из-под туфель не было. Это выступление ради выступления, и главным было внимание зрителей, а его я получила сполна. Пообещав восхищённым зрителям прийти на следующий день, я закончила петь.

В превосходном настроении, переполненная счастьем и надеждами, побежала в торговый центр, накупила игрушек и сладостей, с чем и отправилась на Пальмовую улицу к Тео.
Малыш играл на лужайке возле дома, не обращая на меня никакого внимания.

Он рос странным мальчиком, внешне здоровым и крепким, но каким-то непонятным для меня. Тео не любил играть с машинками, боялся есть незнакомую пищу, а когда однажды я взяла его в дом Майкла, он проревел два часа кряду и успокоился только дома, на Пальмовой улице. Он был ещё мал, но даже не пытался говорить, только агукал, как и полгода назад. Меня это немного пугало, но я успокаивала себя тем, что всё обойдётся. Доктор говорил, что малыш очень умненький и совершенно здоровый, да и Дэниэл, его нянь, считал, что Тео просто вредничает и ленится. Они прекрасно ладили, и я, по-мому, была третьей лишней. Сын никогда не выражал радости, не бежал мне навстречу, не обнимал меня, тогда как, едва стоило появиться Дэниэлу - он менялся в лице и летел к нему в объятия, растопырив ручонки.

Поначалу меня это расстраивало, и я подолгу думала, переживала, но потом решила: я делаю всё, что в моих силах. Что тут поделать, если нет между нами любви и какого-то притяжения. Вырастет - поймёт, что все мои старания были ради него.

На следующий день, стоило мне появиться на площади, как поклонники тут же собрались.

Со временем меня стали приглашать для выступления на вечеринках, и я носилась из одного дома в другой за самый мизерный гонорар, забывая иной раз перекусить.

Деньги мне были не нужны - Майкл позаботился о том, чтобы мы с Тео ни в чём не нуждались. Я пела для того, чтобы приносить людям радость, видеть улыбки на их милых лицах...

И скоро, очень скоро имя Тары Линч стало популярным в Рорин Хайтсе.

Я была в то время счастливейшей из смертных. Сейчас, вспоминая то время, думаю, что как раз тогда, наверное, я и была счастлива. Только тогда. Может, потом и было ещё несколько мгновений счастья, но они были никак не сравнимы с теми.

Время неумолимо бежало, Тео подрастал, количество поклонников увеличивалось, и я бегала с одной вечеринки на другую, не зная отдыха.

Я была так молода, что не замечала усталости, могла петь ночь напролёт и только под утро возвращалось домой.

Точнее, в дом Майкла. Я давно не ночевала на Пальмовой улице. Поначалу не хотелось будить сына посреди ночи, а потом я попросила Дэниэла переехать с его съёмной квартиры в мой дом. Он окончательно переселился ко мне, а я - к Майклу...

А потом в один прекрасный день Майкл Дэнди вернулся домой.​

 

[Ornela]

Воспоминание одиннадцатое.
О прошлом, которое иногда даёт о себе знать.

Прошлое преграждает путь грядущему.
( Роберт Вальзер )​

​

Майкл смотрел на меня, скорее, с удивлением, чем с радостью. Его можно было понять: взъерошенное и падающее с ног существо, заявившееся под утро, мало напоминало ту Тару, которую он хотел бы видеть. Тару-скромницу, Тару-умницу и Тару-аристократку... Нда, в очередной раз я не оправдала надежд.
- Тара, что всё это значит? Оставить дом без слуг, без охраны... Где ты была, скажи на милость! И что делает в моём парке лошадь?

- Во-первых, это - конь. Во-вторых, ничего плохого я не делала и не надо так на меня смотреть! Я пела на вечеринке у ...
- Слышать не хочу у кого ты пела! Я запретил тебе! Неужели так трудно просто-напросто вести себя культурно и хотя бы не позорить меня?
Таким Майкла я никогда не видела: он побелел от ярости, но меня после папаши Линча на испуг не возьмёшь:
- Значит, я тебя позорю? Что ж, я - не служанка и не охранник, и, если уж на то пошло, ты мне - никто! Хватит, надоело сидеть в твоей клетке, хочу и буду петь! Пошли отсюда, Бриллиант!
- Неблагодарная девчонка, я столько вложил в тебя...
- Ну извини, Фигмалеон из тебя не получился.
- Кто? Ты хотела сказать - Пигмалион?
- Без разницы. Деньги я тебе верну!
Майкл молча пошёл в дом, а я вскочила на Бриллианта, задрав подол платья до неприличия высоко. Мы поскакали на Пальмовую улицу, где в коробке из-под туфель находился честно заработанный "капитал". Главным достижением были заказы на вечеринки, расписанные на месяц вперёд.
Надо отметить, что мой дом оставался всё таким же неуютным: попытки украсить его весёленькими обоями воспринимались Теофилом в штыки. Сын ободрал цветочки и кораблики - серые стены, судя по всему, его устраивали больше. Принимать своих будущих заказчиков в этой убогой лачуге - глупость несусветная. Было решено снять недорогой номер в одной из многочисленных гостиниц Рорин-Хайтса. На недельное проживание ушли почти все деньги из коробки, но новое жилище было очень уютным. Окна выходили на море, а дверь - на большую террасу, где я пила по утрам кофе и принимала гостей.

Не было никаких сомнений в правильности выбора, и я гордилась собой. Никакого чувства стыда или неловкости перед Майклом и в помине не было - двадцать лет, что же вы хотите. Потом, когда его не стало, пришло понимание... А тогда... Я наслаждалась жизнью, дышала полной грудью и была уверена в своей правоте. Конечно же, Майкл желал мне только лучшего, но разве мой отец хотел для меня худшего? Нет! Только я имею право распоряжаться своей судьбой!
Новая жизнь пришлась мне по вкусу: популярность росла, заказов на проведение вечеринок не убывало, денег хватало на содержание Тео и его няня, а также на себя - любимую. Майкл, благородный мужчина, приказал доставить все мои вещи из его дома на Пальмовую улицу, тем самым окончательно поставив жирную точку в наших отношениях. Признаюсь, его поступок задел, и отдать ему все потраченные деньги стало для меня делом чести. Приходилось работать на износ, почти без отдыха, но мне это нравилось. Я обожала петь.
Отдыхать же предпочитала в полном одиночестве, попивая кофеёк под шёпот волн на террасе.

Однажды, приятнейшим утром, в моё одиночество вторгся мужчина благородной наружности. Поначалу он сидел за соседним столиком и читал, но увидев меня, попросил позволения присесть рядом. Я удивилась, но не стала ему препятствовать.

Немного помедлив, незнакомец спросил:
- Ваше имя - Тара Линч, не так ли?
Решив, что это журналист, я благосклонно улыбнулась. Обо мне до сих пор не упоминали в газетах, если не считать той заметки про скандал с мерзавкой Ирен. Стать героиней большой статьи, конечно же, было бы кстати, но мужчину, как оказалось, интересовала вовсе не моя персона:
- До меня дошли слухи, что вы являетесь, так сказать, воспитанницей известного финансиста Майкла Дэнди и долгое время проживали с ним под одной крышей.
- Ну и что с того?
- Я, знаете ли, имею некоторые сведения о его связи с неким мужчиной по имени Марк Дэвис-Уэльс. Не могли бы вы пролить свет...
Я прервала его словоизлияния, резко встав из-за стола. Стул с грохотом опрокинулся на пол террасы:
- Ну и сволочь же ты! С чего ты взял, что я буду распускать сплетни о Майкле? Убирайся отсюда!
- Однако, вы грубиянка. Не зря в газете...
Я плеснула ему в лицо остатком кофе, пожалев лишь о том, что содержимое чашки успело остыть.
Наглец ретировался, а я ещё долго не могла прийти в себя. Неужели это правда? Возможно, но в любом случае, даже будь у меня хоть какие-то факты, ничего бы этому гаду не перепало! Тара Линч помнит добро и никогда не предаёт своих друзей.
Мне стало до слёз жалко Майкла...
Прошло ещё несколько дней, заполненных концертами с утра до ночи, и я забыла про разговор с неприятным собеседником.

Вскоре моими выступлениями заинтересовались настоящие журналисты, и в городской газете появилась статья о молодой звезде Рорин Хайтса - обо мне, то есть.

Мэр города пригласил меня поучаствовать в благотворительных концертах, на сборы от которых планировалось построить приют для бездомных животных. Конечно же, я дала согласие.
Концерты проходили в самых разных местах: в кафе и барах, под открытым небом и на центральной площади города.

Люди с удовольствием слушали мои песни и, что самое главное, не жадничали - деньги просто "текли рекой".

И, хотя моё участие было совершенно бескорыстным, это очень и очень воодушевляло. Всё бы хорошо, но уставала я так, что буквально валилась с ног и засыпала мгновенно, едва положив голову на подушку.

Тогда, чтобы хоть как-то поддерживать силы, я пристрастилась к энергетическим напиткам. Они здорово помогали...

Новая жизнь захватила, завертела, закрутила и полностью подчинила меня.

Газеты взахлёб расписывали мой талант, и гонорары за выступления на частных вечеринках росли как на дрожжах. Я неслась по жизни с огромной скоростью, не останавливаясь и не оглядываясь, не имея даже цели впереди, как спортивная машина без тормозов...
Что могло меня остановить? Точнее, кто?

Я казалась себе соломинкой, несущейся потоком быстрой горной реки куда-то вниз, к безбрежному морю. Мне суждено было утонуть в его тёмных водах, но остановиться никакой возможности не представлялось. Раньше всегда кто-то стоял на пути: отец , потом - Майкл. Сейчас же я неотвратимо летела в бездну, но не могла, а скорее - просто не хотела останавливаться.
Майкл отказался от меня, отец не искал, Тео... Я иногда даже не вспоминала о том, что у меня есть сын.
Я почти его не видела и даже деньги на содержание малыша отправляла с курьером...
Мужчины... Да, у меня они были, но ни один не затронул сердца. Отношения заканчивались, едва начавшись.
В такой бессмысленной гонке пролетел год, а потом это случилось.

Был самый обычный вечер в одном из элитных кафе Рорин Хайтса.

Я ходила между столиками и пела нежным вкрадчивым голосом про любовь, когда мужчина, сидящий у окна, резко поднялся и громко окликнул меня:
- Тара! Тара Линч!

Я оглянулась, и земля ушла из-под моих ног.

Это был Тео. Теодор Райан. Собственной персоной.​

Конец второй части.​

 

[Ornela]

Воспоминание двенадцатое. О пользе страданий.

Жизнь немногому может научить того, кто не научился переносить страдание.
(Артуро Граф)​

​

- Тара, открой сейчас же!
- Мистер Дэнди, мисс Линч не выходит из комнаты уже двое суток. Боюсь, как бы... Я не стала вызывать полицию. Решила обратиться к вам.
- Вы приняли верное решение, миссис Зольтер. Всё будет хорошо, успокойтесь. Боюсь, что нам придётся выломать дверь.
- Но...
- Не переживайте, все расходы на ремонт и материальную компенсацию я оплачу.

***
Я слышала этот разговор, но подняться и дойти до двери просто не было сил. Никаких. Мне было плохо, так плохо, что хотелось умереть. Умереть и больше ничего никогда не чувствовать. Я отвернулась к стене и закрыла глаза. Снотворное, кажется, начинало действовать...

Очнулась я в доме Майкла, в спальне. Он сидел у кровати, и в его пристальном взгляде я прочла нежность и грусть:
- Тара, надо жить.
- Я не хочу, Майкл, не хочу. Почему он снова сделал это со мной? Ведь я почти забыла его. Зачем он приехал, клялся в любви, звал, обещал? Мне ничего не нужно было от него, ничего!
Я рыдала, а Майкл гладил меня по голове, утешал, как ребёнка. Он не отходил от меня ни на шаг, кормил с ложечки, читал и даже пел тихо-тихо...

Прошёл месяц, и всё как-то ушло. Теперь я не понимала как могла решиться на такую глупость. Алкоголь и транквилизаторы сделали своё недоброе дело, да и сама я была на грани нервного срыва от безумного образа жизни.
Майкл в очередной раз меня спас.
И я решила жить для себя, для него, для Тео-младшего. Дала себе обещание больше никогда не прикладываться к бутылке и не принимать "успокоительное". Нужно было заниматься воспитанием сына, своей карьерой да и Майкл не очень-то хорошо выглядел. Конечно же, в этом была моя вина.
Мне хотелось начать новую жизнь, и первым делом я изменила цвет волос и причёску, а также обновила гардероб и репертуар.

Майкл больше не возражал против моих выступлений на улицах перед горожанами.

- Если это тебе необходимо, выступай, - сказал он мне.
Я снова переехала в его дом. Майкл настаивал, чтобы я перевезла и Тео, но мой повзрослевший малыш наотрез отказался перебираться куда-либо из своих родных серых стен. Да и, честно говоря, после выходки его отца, мне было всё ещё больно видеть сына.
Я поняла бы мотивы поведения Тео, если бы лишилась всех своих заработанных денег и украшений, но он просто исчез из моей жизни. Без объяснений, после ночи пылких признаний и клятв. Ушёл как вор, ранним утром, когда я спала, не пожелав даже увидеть своего сына.
Майкл ни о чём не спрашивал и вёл себя так, словно мы не расставались и ничего-ничего не было. Моя благодарность этому человеку была безграничной, но он ни разу не воспользовался ею. Иногда мне хотелось прямо спросить его об отношениях с мужчиной по имени Марк, о существовании которого я узнала совсем случайно. Несколько раз я делала попытку завести этот непростой разговор, но в самый последний момент останавливалась - боялась обидеть Майкла своими расспросами. В конце концов, мне не было до этого никакого дела...
Мы жили бок о бок как отец и дочь, и жизнь потихоньку налаживалась.

Я выступала с концертами, теперь уже совершенно бесплатно или же сборы шли в благотворительный фонд.

Успех сопутствовал мне,

конкурентки были повержены,

люди восхищались

​

и подпевали мне,

журналисты восхваляли мою красоту

и неповторимый талант,

а что до душевных ран...
Я гнала от себя эти мысли. Ведь можно жить и без любви?
Нет, я по-своему любила Майкла и Теофила, но это было не то. Я вдруг поняла, что не переставала любить Теодора, не забывала его рук, губ и горячих поцелуев, хоть и не желала признаваться себе в этом. Если бы не любила, не испытала бы такой боли от его нового предательства.
Во мне словно что-то умерло, но всё же я продолжала жить. Не было больше того задора, той искры, жизнелюбия, но я выросла, поумнела, и страдание заставило зазвучать мои песни по-новому.
И на тот момент только музыка меня спасала от депрессии, дала мне силы жить.

Так пролетали дни, недели, месяцы. Я больше не думала о Париже, и размеренная спокойная жизнь без любви даже начинала мне нравиться.
Тот день начинался, как и сотни таких же дней. У меня были запланированы концерты в Доме инвалидов, и я, надев концертное платье, ждала машину, когда Майкл попросил меня поговорить с ним:

- Тара, ты только не волнуйся... Мне нужно будет уехать на пару месяцев.
- Хорошо, Майки. Какие-то срочные дела?
- Нет, Тара. Я не хотел тебе говорить заранее - поеду делать операцию.
- Майкл, почему ты скрывал это от меня? Что-то серьёзное?
- Ничего серьёзного, Тара. Обычная операция.

Он старался казаться бодрым и весёлым, а я вдруг словно впервые увидела постаревшее осунувшееся лицо землистого цвета и испугалась. Ругая себя последними словами, думала: почему он скрывал? Почему я жила с ним рядом, но ничего не замечала? Конечно, погружённая в собственные проблемы и любовные переживания, не хотела видеть ничего! Эгоистка, гадина, дрянь!
Решение пришло мгновенно:
- Я еду с тобой, Майки. Дороже тебя у меня нет никого на свете.

Он смотрел на меня, и в его глазах блестели слёзы.​

​

 

[Ornela]

Воспоминание тринадцатое. О предательстве.​

Друг - это тот, чье предательство становится для нас самым большим сюрпризом.
(Вербер Бернард)​

​

Вылетать к месту лечения нужно было через пару недель, а пока что я продолжала мотаться по запланированным ранее концертам. Чувство тревоги за Майкла не оставляло, но я гнала его прочь, будучи твёрдо уверенной в том, что всё будет хорошо. Майклу предстояла сложнейшая операция на сердце, и, как оказалось, он давно наблюдался в кардиологическом центре Бриджпорта. Теперь же медлить было нельзя - срочное хирургическое вмешательство было необходимо.
Так как мы собирались уехать не меньше, чем на три месяца, хотели взять с собой и Тео. Я предприняла ещё одну попытку познакомить сына с Майклом и привезла малыша домой. Его поведение меня просто убило: мальчишка забился в тёмный угол и не выходил оттуда. Пришлось даже обед принести ему туда и поставить на пол. Тео вредничал, разбил кружку, порезался и орал, не переставая, пока мы не отвезли его на Пальмовую улицу, к няню. Взрослея, он всё больше и больше напоминал мне Патрика, и я до жути боялась, что он станет оборотнем, как мой брат и отец.
С мыслями о совместном путешествии с сыном было окончательно покончено.
Однажды, после одного из выступлений в Доме Творчества, ко мне подошла незнакомка приятной внешности в белом длинном одеянии:
- Вы - Тара Линч? Вам привет от Теодора.

Доброжелательная улыбка моментально исчезла с моего лица, и я едва сдержалась, чтобы не отправить собеседницу куда-нибудь подальше. Сквозь зубы, ответила:
- Спасибо. Как он поживает?
- Превосходно. Сейчас путешествует по Европе. На те деньги, что ему предложил Майкл, можно много чего себе позволить.
Сказать, что я была ошеломлена - ничего не сказать. Майкл дал ему денег? За что? Или... За кого? Страшная догадка моментально пришла мне в голову, но я ещё пыталась сопротивляться:
- Майкл любит заниматься благотворительностью, и...
Незнакомка расхохоталась мне в лицо:
- Майки? Вот умора! Да Майкл - бывший мафиози! Это сейчас он постарел и осел здесь, а лет пять назад... Да ты ничего не знаешь? Бедная-бедная дурочка! Он дал Тео целую кучу денег, чтобы тот убрался восвояси. Не знаю, чем уж ты так приглянулась нашему миллионеру - он мог бы выбрать любую красотку...
- Это наглое враньё! - оборвала её я.
- Нет, это правда. Теодор - мой двоюродный брат, и я всё знаю про него.
Я больше не могла это слышать. Хотелось напиться. И побыстрее.

Добравшись до первого же бара, я отвела душу. Потом с бутылкой виски в руке гуляла по пляжу, пока ноги и голова окончательно не отказали. Помнится, я там улеглась, прямо на песке, и кто-то разбудил меня только вечером.

Не помня себя, в каком-то бессознательном состоянии, я выступила на очередной вечеринке и поплелась домой.

Пешком. Я шла и думала, взвешивала слова, мысленно требовала объяснений, негодовала, ненавидела...
Он открыл дверь и застыл на пороге.

- Я всё знаю, - только и смогла вымолвить.

И поднялась в спальню.​

 

[Ornela]

Воспоминание четырнадцатое. О серых-серых-серых буднях.

Жизнь — обман с чарующей тоскою.
(Сергей Есенин)​

​

Это была самая долгая зима в моей жизни.

Я не выходила из своей комнаты, и лежала, изучая потолок. Майкл пытался что-то объяснить, оправдаться, но мне не было никакого дела до его излияний. Теодор - сволочь, трус, шулер, мошенник, аферист... Тысячу раз да, но чем лучше Майкл, который просто купил меня? Ведь это - моя жизнь, и мне суждено было прожить её самой. Пусть с болью, ошибками, глупыми решениями, но самой. Для этого я сбежала с острова от деспотичного отца. Я не хотела быть вещью, игрушкой, разменной монетой, мечтала только о свободе и получила всё, что угодно, кроме неё. Почему? В чём была моя вина? Я не находила ответа.
Потом Майкл уехал, и я вышла из своей комфортабельной тюрьмы. В гостиной на столе меня ждала записка:
"Тара, прости и прощай! Я больше не вернусь в этот дом. Живи как хочешь - все твои расходы будут оплачены. Люблю. Майкл"
Я рассмеялась и разорвала записку. Любовь! Слишком дорого она мне обошлась.

***

Теперь, конечно, я понимаю, что Майкл спасал меня как мог от афериста и мошенника, но тогда мне, двадцатипятилетней дурочке, выросшей на острове и толком не знавшей жизни, казалось, что он лишил меня моей единственной любви, разлучил отца с сыном и вообще - сделал несчастной. Я забыла про случай с бриллиантами и не хотела думать о том, что Тео с готовностью продал меня. Во всём был виноват Майкл и только он. Так я думала тогда, жалея себя. Бродила по пустому огромному дому подобно привидению, нечёсаная, в халате, с неизменной подругой-бутылкой в руке. На улице шёл снег, завывал ветер, а я была совсем-совсем одна...
А потом мне это надоело, и я ушла в загул.

Денег было много, очень много, и теперь вечеринки я устраивала сама.

Принимала гостей в доме Майкла, веселилась, танцевала и пела, конечно.

Обещание не принимать алкоголь и транквилизаторы было благополучно позабыто, и иногда я просыпалась утром, совершенно не помня о том, что было накануне.

Местные газеты пестрели заголовками о моих выходках и скандальных вечеринках в доме почётного гражданина города Майкла Дэнди. Плевать мне было на это! Он сам сделал меня такой. Сам! Пигмалион недоделанный. Я ненавидела Майкла, и тратить его деньги стало для меня каким-то изощрённым удовольствием. Уезжать из Рорин Хайтса в объятия своего любимого Теодора мне даже в голову не приходило - он ведь отказался от меня, предал. Я мстила им обоим, прожигая и растрачивая свою жизнь, не понимая, что прежде всего мщу самой себе. Пьяные вечеринки, дурацкие выходки, хмельные слезливые признания - вот чем была тогда моя жизнь, и я летела в пропасть, не в силах остановиться.
А потом наступило самое страшное время - пропал голос. Я больше не могла петь. Единственное, что ещё принадлежало мне, что было для меня важно и нужно - голос оставил меня.

Я мгновенно протрезвела и сказала себе: "Всё. Ты доигралась, Тара Линч! Теперь у тебя ничего не осталось."
Хотя, конечно, я врала себе. У меня был сын. Сын, которого я в последнее время почти не видела и редко вспоминала. Сын, которому я могла дать всё, кроме любви. Теофил - сын предателя, шулера и вора. Я понимала, что он не виноват, но ведь я тоже не была виновата в том, что не любила его.

Он вырос и стал вполне симпатичным мальчиком со светлыми волосами и большими карими глазами.

Теофил вызывал тревогу. Он был нелюдим, избегал общения и прятался даже от меня, когда я его навещала. Поначалу странное поведение я старалась оправдать генетикой, припоминая, что у отца, матери и меня самой не было друзей, но ничего - выросли как-то, и всё же мне хотелось видеть сына весёлым и добрым мальчишкой. Я винила себя в том, что мало времени уделяла ему и в моменты своего протрезвления стремилась наверстать упущенное всеми доступными способами.

У Тео было всё, что он хотел, а хотелось ему многого: он постоянно просил купить то одно, то другое, но в результате изломанные игрушки валялись по всему дому. Со временем он перестал слушаться няня, но реально испугалась я узнав, что у него появился невидимый друг.

Сын часами говорил с ним на придуманном непонятном языке,

играл в снежки,

заставлял ставить на стол тарелку с едой для них обоих, спал на самом краешке кровати, обнимая воздух.

Нянь был растерян и даже собрался увольняться, несмотря на то, что получал очень приличные деньги, жил в моём доме и на еду не тратил ни копейки. Он закончил институт, но работать в школу не шёл - его единственным учеником был мой сын, и Тео в свои шесть лет прекрасно читал, считал и писал печатными буквами.

Перепуганная появлением у сына друга-невидимки, я обратилась к докторам. Медицина мало чем смогла нам помочь: ребёнок был спокоен, неглуп, неагрессивен, ну а то, что он избегал общения в то время не считалось болезнью - советовали побыстрее определить его в здоровый детский коллектив. И, решив отдать Теофила в школу с шести лет, я успокоилась.

Участие в различных благотворительных проектах сыграло положительную роль, и малыша без вопросов и испытаний записали в одну из лучших школ Рорин Хайтса.
Я, убедив себя в том, что сделала для сына всё возможное, занялась собой. Голос восстановился, но поменялся - стал более хриплым и грубым. Нужно было менять репертуар, чем я и занялась. С алкоголем было покончено, теперь моими спутниками по жизни стали тёплое молоко и сырые яйца.

В очередной, седьмой по счёту, раз я дала себе обещание начать всё заново.

​

 

[Ornela]

Воспоминание пятнадцатое.
О неизбежных переменах.

Существование – это цепь перемен.
( Герман Вук )​

​

Тео бежал по тёмным улицам, испуганно озираясь по сторонам.

Мгла сгущалась над головой, лицо мальчика было искажено от страха, но невозможно было понять причину его паники. Оказавшись на старом кладбище, ребёнок в ужасе замер, всматриваясь в темноту. Вдруг из старого склепа пошёл навстречу к нему мёртвец с кожей зеленоватого оттенка, в язвах и струпьях, с пустыми глазницами. Он медленно ступал по утоптанному снегу, бормоча что-то невнятное и приближаясь к Тео.

Мальчишка, словно очнувшись, бросился прочь и бежал без остановки до самого своего дома.

Там во дворе ждал его верный невидимый друг:
- Возьми фонарь, Тео. Он поможет тебе распугать нечисть!

Ребёнок схватил фонарь и стал им размахивать, стараясь напугать зловещую темноту...

А я проснулась.

***

Какой странный сон. Странный и пугающий. Кладбище, мертвец, силящийся что-то сказать, бледный напуганный Тео.
Я не очень верила снам, но всё же что-то меня напугало в том сновидении всерьёз.

Я пошла на кухню, выпила тёплого молока и немного успокоилась, хотя теперь-то точно могу сказать: сон был "в руку".
Тот день был серым и каким-то безрадостным.

У меня была запланирована встреча с управляющим местным банком, в котором находились денежные вклады мистера Дэнди.
Этот человек был давним другом и душеприказчиком Майкла. Ко мне он относился вполне сносно, почти по-дружески, но всё же чувствовалось некое недоверие с его стороны, на что мне по большому счёту было наплевать. Каждый раз, в самом начале нового месяца, я ездила получать оговоренную моим "благодетелем" сумму на ежемесячные расходы. Надо сказать, что у меня непременно портилось настроение перед каждой такой поездкой и даже, более того, всякий раз я уверяла себя, что этот мой визит - последний, но время неумолимо шло и ничего не менялось.
Конечно, я всегда находила себе оправдания, обвиняя Майкла в своей разрушенной жизни, а на самом деле мне самой не хотелось что-то менять. Сейчас-то я это понимаю...

Управляющий уже выходил из банка, и я выскочила из машины, кинувшись ему наперерез:
- О, мистер Хайтс, здравствуйте! Я как раз ехала к вам.
- Добрый день, мисс Линч. Мне, увы, совершенно некогда. Очень спешу. Вас обслужит мой заместитель. Извините.

И сел в ожидавшую его машину. Он показался мне не таким приветливым, как обычно, но, решив, что мне просто всё видится в дурном свете после неприятного сна, я поспешила в банк.
- Мисс Линч? Вы разве...
Служащие банка смотрели на меня так, словно видели впервые в жизни.
- Что вы хотите сказать? - довольно резко спросила я.
- Но ведь мистер Дэнди... очень плох. Мы думали, что вы уже там, у него. Мистер Хайтс вылетит в Бриджпорт сегодня.

Я промолчала. Меня не хотели там видеть. Мистер Хайтс даже не намекнул, что мне нужно полететь с ним. Скорее всего, как душеприказчик Майкла, он полетел составлять завещание, а моё присутствие у изголовья больного даже не оговаривалось.

- Мистер Хайтс сказал, что вы обслужите меня, - сказала я, и заместитель управляющего пригласил меня в свой кабинет.
Выходя оттуда, я давала себе отчёт, что, возможно, этот раз может действительно стать последним. Надо было срочно что-то менять!
На наследство Майкла я не претендовала. У него была двоюродная сестра и взрослый племянник Уолтер, которые не раз давали о себе знать, заявляясь в дом в отсутствии хозяина и намекая, что мне лучше бы убраться оттуда подобру-поздорову.

Они были уверены, что за неимением родных детей огромное состояние Майкла достанется племяннику, рослому детине-бездельнику, работавшему в местной газете приходящим фотографом.
Я попросту выставляла их за дверь, заявляя, что живу в доме с разрешения Майкла и не собираюсь никуда съезжать пока сам хозяин меня об этом не попросит.
Теперь мне нужно было позаботиться о своей дальнейшей жизни без помощи извне. О возвращении на Пальмовую улицу не хотелось даже думать - мне там явно не было места.

Тео с нянем и невидимым другом научились превосходно ладить и обходились без моего присутствия. Им было весело и интересно играть втроём.

В школу мой сын ходить не стал - ему там не нравилось. Общество знакомых и понятных ему людей и привидений заменяло весь остальной огромный мир, и он не желал знать ничего другого. Целыми днями они играли,

возились в снегу,

лепили снеговиков и строили во дворе ледяной домик.

Тео решил закаляться и даже пробовал бегать по двору в одних трусиках. Я протестовала, ругалась, пыталась вмешаться, но все усилия потерпели крах.
Со временем и я смирилась с таким их времяпровождением. А что мне оставалось делать? Мой сын не слушал и не слышал меня, да и что могла ему предложить я, никогда не ходившая в школу? Как там: яблочко от яблоньки... Я не видела смысла в том, чтобы как-то изменить привычный уклад жизни.
Теперь я занималась собой: полностью поменяла репертуар и снова начала выступать на вечеринках по вполне сходным расценкам. Моё пение нравилось, иногда мне даже дарили цветы, что было очень приятно.

Мне очень хотелось спеть на каком-нибудь известном конкурсе, но для этого нужен был хит.

Я решилась на отчаянный шаг, записала в местной студии несколько своих песен и отправила посылку с кассетами и моими фотографиями известному в стране певцу и композитору Алану Паркеру, надеясь только на чудо.
И в один прекрасный день мне пришёл ответ, где Алан приглашал меня приехать в Бриджпорт для того, чтобы вместе записать его новую песню.

Моей радости не было границ! Я скакала по дому как сумасшедшая. Это был восторг, эйфория, счастье...
В мечтах я стояла на сцене Главного Концертного Зала Бриджпорта, оглушённая громом аплодисментов и осыпанная цветами... Я шла по красной ковровой дорожке, сверкая изумрудами и бриллиантами... Мне вручал платиновый диск и целовал руку сам Президент...
Жаль, что ничего так и не получилось. Я не смогла поехать на встречу с Аланом Паркером.​

Конец третьей части.​

​

 

[Ornela]

Воспоминание шестнадцатое.
О больших переменах к лучшему... Или наоборот.
​

В школе жизни каждая перемена - ценный урок.
(Марсель Пруст)​

​

Я всё время думала о том, что страшное известие может прийти в любую минуту. Осознавала и строила планы на будущее. В мечтах освобождалась от пут, крепко державших меня привязанной к дому Майкла и его деньгам, летела в Париж и выступала перед огромными залами, свободная и счастливая.
Я ведь так хотела свободы, но так её и не постигла: мои жалкие потуги были пресечены в корне. Видимо, мне было удобнее быть зависимой то от отца, то от Майкла. И всё же я находила слова оправданий, хоть и считала себя жертвой обстоятельств.
​

Моё будущее рисовалось светлыми яркими красками. В конце концов, Тео почти вырос, и мы вполне могли уехать из Рорин Хайтса, у меня были деньги и, самое главное, репертуар, с которым можно показаться в Париже.
​

С Аланом Паркером ничего не вышло... Он неожиданно уехал на гастроли, даже толком не извинившись. Я не слишком расстроилась, потому что всё-таки главной моей мечтой был Париж.
В своём городе я уже была довольно известной, на страницах местной газеты меня называли не иначе как "звездой Рорин Хайтса".
​

Я мечтала о Париже, но всё-таки оттягивала день нашего отъезда, и каждый месяц в назначенный день отправлялась в банк за деньгами Майкла.
И ещё я ждала конца.
Однажды мне приснился странный сон.
​

Измождённая и постаревшая женщина, в которой я узнала себя, бродила по огромному пустому дому Майкла и кого-то искала. Вдруг она вскрикнула и стала таять на глазах, а потом я увидела себя, ещё молодую и глядящую на призрак.
​

Это был дурной сон, ничего хорошего не предвещавший, и с самого утра я чувствовала, что произойдёт нечто страшное и значительное.
В тот день я была приглашена выступать в богатейший из домов Рорин Хайтса, к той самой Ирен, с которой когда-то немножко подралась. У меня даже и мысли не возникло отказаться от её приглашения. Наоборот, мне хотелось утереть ей нос. Пусть увидит деревенскую дурочку или кем там она меня считала... Я хотела устроить грандиозное выступление, поразить всех гостей и её, конечно... Но моим планам не суждено было сбыться.
Я отказалась присутствовать на торжественном ужине в честь именинницы и приехала к самому началу выступления. Огромный холл загородного дома Ирен был пуст, и гости не спешили услышать пение звезды Рорин Хайтса. Заподозрив каверзу со стороны хозяйки, я решила сама пройти в гостиную, чтобы узнать отчего меня никто не встречает.
Ирен рыдала.
​

Гости стояли в каком-то оцепенении, а один из них даже будто упал в обморок.
​

Потом я узнала, что это был племянник Майкла, Уолтер, которого Ирен пригласила, видимо, назло мне.
- Он умер, он умер,- повторяла хозяйка, и я, растерянная и не понимающая ничего, спросила:
- Кто умер-то?
Ответом мне было гробовое молчание.
​

Ирен, словно впервые увидевшая меня, медленно повернулась и с неприкрытой ненавистью выкринула:
- Умер Майкл! А ты, раскрашенная как клоун, здесь! Здесь, а не там, с ним... Ты, гадина и дрянь. Деревенская потаскушка! Он мог быть счастлив, если бы...
И она снова разрыдалась, а я... В меня будто бесы вселились. Нет, мне было жаль Майкла, но я наконец почувствовала себя свободной. От всего!
- Если бы что? Если бы ты была рядом? Да он и дня не был бы счастлив рядом с тобой, дохлая холодная рыба! Он любил меня! Меня! И вообще... Тео - сын Майкла!
​

Я выпалила всё это на одном дыхании в лицо Ирен, сама не понимая что творю. Тогда я вообще мало что понимала. И про Тео зачем-то соврала. Они, конечно, все застыли в изумлении, а я выскочила, гордо хлопнув дверью.
В тот же день я собрала вещи и уехала из дома Майкла.
В моём доме на Пальмовой улице жизнь шла своим чередом. Тео отказывался учиться в школе, лепил снеговиков и развлекался со своим воображаемым другом.
​

Всё как всегда.
​

Я решила, что уезжать с ним в Париж ещё рановато - нужно подождать, когда он совсем-совсем повзрослеет и станет более-менее вменяемым.

Теперь я занималась воспитанием сына сама, хотя наши отношения мало походили на родственные. Мы были чужими людьми. Сын внимательно слушал всё, что я ему говорила, но делал лишь то, что ему хотелось. Я была для него, похоже, говорящей куклой. А вот воображаемый друг, в отличии от меня, был для него живым существом.

Меня это сильно огорчало, но вернуть былое нельзя, и со временем я привыкла к такому положению вещей и смирилась.
У меня оставалась моя работа.
​

После скандала в доме Ирен я неожиданно стала ещё более популярной - у моей неприятельницы было много врагов, которые с удовольствием перемывали ей косточки. Каждая из новых заказчиц прежде всего хотела посплетничать и обязательно спрашивала о Тео. Я предпочитала отмалчиваться.

Мой сын взрослел. Не умнел, правда, но внешне становился вполне привлекательным.
​

С радостью я обнаружила, что он не пошёл в папашу Линча и Патрика - не стал оборотнем. Поначалу, когда он пристрастился к ночным прогулкам по городу, я было подумала об этом, но, благодарение Господу, пронесло!
Он просто любил гулять ночами,
​

перелезать через заборы и стучать в окна, пугая хозяев домов. Такое вот странное хобби.
​

Но он вообще был странным и непонятным для меня, мой сын. Я принимала его таким и винила только себя, в очередной раз объясняясь с полицейскими или директором школы.
​

И каждый раз, возвращаясь с выступлений, думала о том, что меня ждёт: будет ли это армия снеговиков,
​

нашествие кенгуру
​

или же руины нашего дома на Пальмовой улице.
Но, как ни странно, дом с его серыми стенами ждал меня, а Тео был жив-здоров.
​

Жизнь продолжалась.​

 

[Ornela]

Воспоминание семнадцатое. О неизбежности расплаты и взрослении.

Для минуты прозрения иногда мало и целой жизни.
( Ивлин Во )​

Я скучала по Майклу.

Никогда раньше я не задумывалась о том, какое место занимал этот человек в моей жизни и не отдавала отчёта в том, что, в сущности, он был моим единственным другом.
Что бы не двигало им - эгоизм ли, любовь или какие-то тайные страсти, он не сделал ни мне, ни Тео ничего плохого.
Только хорошее... Только хорошее.
И мне его теперь не хватало. Теперь, когда я знала, что больше никогда не увижу его внимательных и добрых глаз, не услышу тихих успокаивающих речей. Теперь, когда я поняла, что потеряла единственного человека, которому была нужна и интересна. И поняла слишком поздно.
Пение, которое я всегда считала смыслом жизни, больше не приносило радости.
​

Я шла на концерты и вечеринки как на рутинную работу, исполняя свои старые хиты без души, без восторга, словно старая заезженная пластинка, которую ставят из раза в раз - ничего лучшего-то нет...
​

Как ни странно, заказчиков прибавилось. Я была просто нарасхват.
​

Хотя что ж тут странного: всем хотелось узнать поближе ту самую, с которой жил Майкл Денди...
​

Смерть сделала его ( и меня заодно ) популярнее. Я стала самой востребованной артисткой в городке.
​

О том, кому достанется огромное наследство Майкла, много шептались, и мне не раз пытались задать эти неудобные вопросы.
​

Газетчики просто засыпали меня предложениями об интервью, фотографы подстерегали на каждом шагу...
​

Я молчала.
​

Я не претендовала ни на что. Жила с сыном на Пальмовой улице, работала и даже не думала о деньгах Майкла. Хотя нет, пару раз всё-таки думала о том, что зря я обвиняла его, считая, что он привязал меня деньгами. Нет, виновата была я сама - в любой момент могла уйти, но не ушла же. Мне было удобно, комфортно, вопросы разрешались сами собой и всегда можно было оправдать свою лень, найти целую кучу причин и обвинить кого угодно в своём бездействии.
​

Теперь нужно было действовать, но Париж уже не влёк меня. Да и с чего я решила, что талантлива? Обычная певичка, каких много. Если бы не Майкл и интерес к его персоне в городе, была бы я хоть кому-нибудь интересна? Не знаю.
Я возвращалась в свой холодный и недобрый дом под утро, когда Тео спал, и мы почти не пересекались с ним.
​

Ничто не радовало. Пение превратилось в обычное ремесло. Я старела.

Тео жил своей, непонятной мне, жизнью.
​

Он не пускал меня в неё, не делился своими планами на будущее. Из странного малыша он превратился в не менее странного юношу, закрывавшегося в своей комнате и подолгу говорящего с самим собой.
На мой вопрос о том, с кем он общается, Тео неизменно отвечал: "Со своим другом."
​

Мой сын не называл меня никак. Иногда - Тарой, но никогда - мамой.
И если раньше я к этому относилась равнодушно, то сейчас - огорчалась.
Однажды я узнала, что он состоит на учёте в Полиции - зачем-то разбил витрину магазина спортивных товаров в Торговом центре. Там к его другу ( невидимому ) отнеслись неучтиво и отказались подобрать шлем соответствующего размера.
​

Я узнала об этом в тот день, когда пришёл штраф на моё имя. Я без лишних слов заплатила и попросила сына больше так не делать. В ответ он промолчал.
Я понимала свою вину и не оправдывала себя. Слишком долго мы были чужими людьми, слишком большая пропасть была между нами.

Менять что-либо было поздно, и мы тихо и безрадостно жили в параллельных мирах, не пересекаясь. Для себя я решила, что дождусь совершеннолетия сына, соберу приемлемую сумму, чтобы как-то его обеспечить и всё же поеду в Париж.
​

Зачем? Просто затем, чтобы хоть что-то изменить.
​

А пока я и жила и не жила вовсе, работала, копила деньги и чего-то ждала.
​

​

 

[Ornela]

Воспоминание восемнадцатое. О неожиданных известиях и непримиримых противоречиях.​

Когда то, чего мы очень долго ждём, наконец приходит, оно кажется неожиданностью.
(Марк Твен)​

​

Прошло довольно много времени с тех пор, как умер Майкл, и я почти смирилась с потерей.
​

Нет, я никогда не любила его, ничуточки.
​

Единственным мужчиной всей моей жизни был и остался Теодор. Вот по нему я грустила иногда. Ах, если бы он не оказался таким подонком!
​

Я приглядывалась к взрослеющему Тео и не находила в его лице ни одной черты моего бывшего возлюбленного. Чем старше становился сын, тем больше он походил на папашу Фергаса. Вот бы старик порадовался, увидев своего внука.
​

Я всё больше и больше задумывалась о том, чтобы вернуться на остров или хотя бы поехать туда в гости. Я скучала по отцу, матери и Патрику, но каждый раз, думая о них, вспоминала как нехорошо поступила, сбежав тайком, как воровка. Если раньше я всячески оправдывала себя, то теперь, спустя годы, стыдилась своего поступка. Я не решалась ни написать родным, ни поехать на остров: они, верно, считали меня погибшей...
Я-то надеялась, что прославлюсь, они меня услышат, узнают и сами найдут, но...
Слава обо мне не пошла дальше нашего городка. Только тут меня знали, приглашали на семейные торжества и вечеринки, здоровались на улице. Со временем сплетни поутихли, в доме Майкла обосновались его родственники, и никто больше не спрашивал меня о наследстве. Фотографы и репортёры тоже куда-то исчезли... И я была этому рада.
Тео заканчивал школу и решил-таки появиться на выпускном вечере. Он долго готовился, учился танцевать вальс, и на мой вопрос о том, кого он пригласит, ответил:
- Дестени, конечно! Кого же ещё?
​

Я втайне порадовалась, что у сына есть девушка. Дестени! Не всё так плохо, оказывается.
Но на самом деле этой самой Дестени называлась невидимая подруга Тео, а я всегда думала, что у него был друг...
​

Нет, я совсем не знала своего сына. На выпускном, где я была приглашённой гостьей и певицей, мой Тео танцевал с невидимой парой! Это было ужасно, но ещё ужаснее были фотографии, запечатлевшие это.
​

И Тео видел на них Дестени!
​

Я просто не знала, что делать - обращаться ли к психотерапевтам или же оставить всё как есть... Одно я понимала - оставлять сына одного нельзя. Ехать же куда-либо из любимого дома, от своей подруги Тео категорически отказывался.
Я рисовала ему радужные картины нашей счастливой жизни в Париже, уговаривала, убеждала, но в ответ слышала только:
-Ненененене!
И ещё он отчаянно мотал головой.
А потом наступил тот день...
​

После очередного выступления, я подъехала к своему дому и очень удивилась, увидев напротив ворот моего гаража машину чёрного цвета, явно ожидавшую меня.
​

Женщина в тёмных очках и шляпе высунулась из окна авто и спросила:
- Вы Тара Линч? В нашей адвокатской конторе хранится письмо, которое мы обязаны вам вручить за месяц до дня совершеннолетия вашего сына. Вы можете проехать со мной?
Внимательно изучив удостоверение незнакомки, я решилась усесться в автомобиль.
​

Я терялась в догадках, надеясь, что это письмо от отца Тео, Теодора Райана.
​

Между тем машина летела на огромной скорости, приближая момент истины...​

 

[Ornela]

Воспоминание девятнадцатое. О долгом пути домой.

Нет места милее родного дома.

(Цицерон Марк Туллий)​

​

Наконец мы приехали.
​

Мужчина приятной внешности, уточнив моё имя, вынул из сейфа небольшой свёрток и предложил ознакомиться с его содержимым, после чего оставил меня наедине с неожиданным известием.
​

Внутри пакета была небольшая коробочка и конверт с письмом.
Письмо было от Марка Дэвис-Уэльса.
Я всего один раз слышала это имя от довольно неприятного человека и совершенно не ждала от Марка никаких писем. Волнуясь, надорвала конверт и вынула несколько листков бумаги, исписанных мелким красивым почерком...
​

​

Спойлер

Здравствуйте, Тара.
Моё имя вам ни о чём не говорит, хотя я знаю о вас давно, почти восемнадцать лет.
Майкл Дэнди был самым близким моим другом и можно сказать, что он заменил мне отца.
Мой родной отец умер слишком рано, и я вовсе его не помнил и не знал, но Майкл, его лучший друг, все эти долгие годы поддерживал нашу семью - меня и маму, благородно и не требуя ничего взамен.
Я знаю, что ходили грязные слухи о наших с ним отношениях. Журналисты всячески пытались опорочить Майкла, некоторое время назад мне предлагали немалую сумму всего за одно интервью. По понятным причинам я отказался.
Майкл был очень одиноким человеком. Он рано лишился семьи из-за трагедии. Его отец, мать и младший брат попали в автокатострофу и погибли. Майкл тогда был совсем юным и по наивности попал в дурную компанию. Вы, думаю, знаете, что он был вором в законе. Тогда, ещё в юности, он познакомился и подружился с моим отцои. Так случилось, что отца расстреляли на глазах у Майкла, и тогда он (Майкл) поклялся, что никогда не женится и не будет рисковать жизнью своих близких людей.
Со временем он разбогател, но по-прежнему жил один, избегая отношений. Он купил дом в Рорин-Хайтсе и часто навещал нас с мамой, отошёл от дел и спокойно жил... И тут появились вы, Тара.
Когда он говорил о вас, лицо его просто светилось... Он с таким воодушевлением рассказывал о ваших успехах, о вашей непосредственности, целеустремлёности и необыкновенной жизненной силе. Мне кажется, он любил вас.
А потом однажды он приехал очень расстроенный. Тогда он был уже неизлечимо болен. Я долго не мог добиться от него ответа. Через какое-то время Майкл сказал, что абсолютно уверен в том, что Тео - его сын.
Помните, ваш малыш порезался, будучи в гостях? Майкл сохранил осколки стакана, а потом сделал экспертизу.
Не знаю, намеренно ли вы скрывали правду или действительно были уверены в том, что Тео - сын Райана, которого, кстати, я прекрасно знаю поскольку он жил некоторое время в нашем городе. Теодор - мошенник и авантюрист, он совратил юную девушку-итальянку и скрылся в неизвестном направлении, спасаясь от гнева её отца и братьев. Думаю, именно тогда он и оказался на острове.
Девушек часто влечёт к плохим парням и они не хотят замечать добрых и хороших, тех, кто живёт рядом, живёт для них.
Надеюсь, вы искренне заблуждались.
Майкл ждал вашего признания, ждал, что вы приедете, верил до последнего вздоха.
Но у этой истории грустный конец. Майкл умер у меня на руках. Перед смертью он попросил меня разыскать вас за месяц до совершеннолетия Тео и передать вам свои распоряжения.
Теофил, который так и не стал Денди, всё же получит наследство в день своего совершеннолетия. Думаю, вы не будете возражать. Это чистые деньги, прибыль от акций, вложенных в самые разные фонды.
Вам же, Тара, он хотел вернуть то, чего вы когда-то лишились...

Пожалуй, это всё, о чём я хотел написать.
Будьте счастливы и помните, что Майкл любил вас.
С уважением, Марк Дэвис-Уэльс.​

Прочитав письмо, я вышла из конторы в полном оцепенении, даже не попрощавшись. Девушка, доставившая меня сюда, окликнула:
- Миссис Линч, подождите пару минут, я вас отвезу обратно.
- Спасибо, мне надо побыть одной...
Я шла по тёмным улицам Рорин-Хайтса, потрясённая и опустошённая. Шла и ненавидела себя за эгоизм, за душевную слепоту, глухоту и непроходимую глупость. Как я могла вдолбить себе в голову, что Тео - сын Райана и ни единого раза не усомниться в этом? Как я могла, прожив столько лет рядом с Майклом, не увидеть в нём ни единой чёрточки, напоминавшей сына? Моя поразительная невнимательность, зацикленность на себе и на своём "великом таланте", который выеденного яйца не стоил - вот что было тому причиной. Все эти годы я жила для себя, не желая замечать тех, кто живёт и страдает рядом. И если бы я хоть чего-нибудь добилась... Стала звездой Рорин-Хайтса! Невелика заслуга. Да, я мечтала о большой сцене, о Париже, но сама себя останавливала, находила оправдания и отговорки, а если говорить честно - просто боялась... Боялась оглушительного провала.
​

Я променяла семью и своего сына на погоню за успехом. А ведь могла быть счастливой...
Я шла по пустынным улицам к своему неуютному и нерадостному дому, понимая, что ничего не сделала, чтобы хоть как-то его изменить.
​

Все эти годы я украшала и изменяла только себя, да и это могла делать в основном благодаря Майклу. И я была виновата, страшно виновата перед ним, но исправить что-либо было уже невозможно. И его последний подарок...
Теперь, только теперь я до конца поняла кем был Майкл в моей жизни. Этот человек любил меня. И его больше нет.
​

Я одна, совсем одна...
​

Слёзы катились по щекам, и я даже не заметила как оказалась на берегу реки, без сил опустилась на влажный песок и прорыдала до утра.
Утром я приняла решение...
​

Мой сын стал совсем взрослым и самостоятельным. Он во мне не нуждается.
​

Я отправлюсь в Париж. Всё или ничего. Хватит прятать голову в песок, мечты должны сбываться, пусть и с двадцатилетним опозданием...
Или не сбываться.
Увидеть Париж и умереть.
​

Тео принял моё решение равнодушно.
​

Нисколько не тронуло его и известие о деньгах, оставленных ему отцом. На моё предложение поехать со мной в Париж он ответил привычным "нененене". Его не пугало одиночество - он всегда был один. Точнее, со своей подругой...
​

Всё же я дождалась совершеннолетия сына. В честь этого дня он зачем-то побрился налысо. Я поздравила его, он кивнул в ответ и ушёл в свою комнату.
​

С тяжёлым сердцем покидала дом на Пальмовой улице. Дом, где я не была счастлива и куда не хотела возвращаться. Дом, который так и не стал мне тёплым и родным, счастливым и уютным. Я закрывала дверь, понимая, что не открою её больше никогда.
​

Париж разочаровал меня. Конечно, двадцать лет назад, я испытала бы восторг, оказавшись тут, но теперь он был для меня городом несбывшихся надежд. Смешно начинать карьеру, когда тебе почти сорок лет... Потратив довольно внушительную сумму, я договорилась с одним пронырой о выступлении в Мулен Руж и надеялась, что буду иметь успех.
И вот этот день настал...
​

Зал был полон, но все эти люди пришли не ради меня: я была на "разогреве" у известной французской певицы, выступавшей после меня. И всё же меня слушали. Поначалу я видела скучные нетерпеливые лица людей, ожидавших встречи со своим кумиром, но моё пение "проняло" их. Мой нехитрый репертуар заинтересовал этих "гурманов от культуры" и мало-помалу их лица оживлялись.
​

И вот уже они с откровенным интересом разглядывали меня. Я ушла со сцены под гром аплодисментов с парочкой букетов, "отвоёванных" у их кумира.
​

Сразу за кулисами ко мне бросился мой новоиспечённый продюсер:
- Ну, скажу я вам, это успех! Вот увидите - завтра о вас будут говорить. Через год на ваши концерты будут ходить толпы! Нужно немного потратиться, поменять имидж, подобрать репертуар... У меня есть знакомый песенник - у него такие хиты...
Он говорил и говорил, но я не слушала его. Я устала. Весь этот шум, Париж, концерты и успех не радовали меня. Поздно. Я больше не хотела этого.
- Я пойду на балкон, подышу свежим воздухом.
- Да-да, конечно. Потом мы всё обсудим. Сейчас - отдыхать.
Искать в центре Парижа свежий воздух... Как это похоже на меня...
Вдруг лёгкий ветерок принёс откуда-то запах моря, или мне это показалось? Я вспомнила остров, отца, маму и брата, тёплый мягкий песок и ласковые волны океана. Воспоминание отозвалось нестерпимой болью в сердце, и я поняла, что все эти годы мечтала только об одном, боясь в этом признаться даже самой себе. Я мечтала вернуться домой.
На остров.
Мне не нужен Париж и не нужны концерты, я не хочу зависеть от хитрого продюсера, увидевшего во мне деревенскую дурочку с небольшим капиталом.
Я хочу бродить по берегу океана, чтобы солёный ветер развевал мои одежды и волосы, сушил слёзы на моих щеках. Мои слёзы по моему Майклу.
Я хочу вернуть своего единственного сына. Мне кажется, на острове мы найдём слова и станем ближе друг к другу.
​

Вернувшись в гостиничный номер, я собрала вещи, заказала такси в аэропорт и забрала из сейфа для драгоценностей его последний подарок мне.
Это был мешочек с алмазами. Тот самый, который я украла когда-то у отца и украденный у меня Теодором Райаном.
Этим последним подарком Майкл словно хотел подсказать мне правильное решение, указать единственно верный путь.

Мой путь домой.​

+ баллы