Династия Примроуз

[k-pod]

Дело о том, что тайна, известная многим, перестает быть тайной.

Спойлер

Первым, что бросилось мне в глаза, когда я подъехала к кладбищу, была по-девичья стройная, несмотря на возраст, фигура Сильвер Рэкет в легких, не по погоде, брючках и бордовом жакете. Ее четкие шаги были единственным движением в этом застывшем месте, где даже природа старается хранить покой и тайну мертвых.

Я не суеверна - но на кладбище Твинбрука мне стало не по себе. Словно кто-то невидимый и беспощадный простирает ко мне руки, а его ледяной взгляд неотступно следит за каждым моим шагом. Говорят, с этим кладбищем связана какая-то странная история - еще с той поры, когда Твинбрук только начинал строиться, но я никогда не проявляла к ней интереса. И никогда не посещала кладбище. К чему? Я не знала никого из тех, чьи останки покоятся здесь, в аккуратных, словно расставленных в особом порядке могилах.
Я небрежно, спеша, припарковала машину у обочины и подалась навстречу, собираясь поприветствовать Сильвер, и, если она будет расположена ко мне, задать пару вопросов о том, что привело ее сюда, и не заметила ли она за это время чего-нибудь странного. Неплохо бы разведать обстановку. Несмотря на то, что Сильвер шла неторопливо, мне казалась, что я никак не успеваю перехватить ее возле самых кладбищенских ворот, и я прибавила шагу. Сердце билось как сумасшедшее, и не только от бега. Затеянная мною авантюра не давала мыслям течь спокойно и уверенно, и я чувствовала себя школьницей, проходящей своеобразную проверку на храбрость.

- Чудесная ночь, не правда ли? - чуть насмешливо заметила Сильвер, поравнявшись со мной. Она остановилась, внимательно меня разглядывая, и что-то прикинула в уме.
- Догадываюсь, кого ты ждешь, - наконец произнесла Сильвер, а я подавилась приветствием. И кого же я жду? Не ее ли? Она и есть тот шантажист, хитрец и ловкач, так долго водивший меня за нос?
- Лэнг звонил и мне. Он немного трусоват, не находишь? Особенно для парня его комплекции.
Я выдохнула с явным облегчением, хотя расслабляться было рано. Сильвер, похоже, хоть и знает достаточно, все же является фигурой на шахматной доске нашего негласного поединка, влиятельной и опасной, но только фигурой, а не шахматистом.
- Он позвонил мне - скорее всего, долго бегал по злачным местам и спрашивал, вместо того, чтобы посмотреть телефонный справочник. Мы вовсе не таимся в ночи словно какие-то вампиры, как, наверное, думают многие. Лэнг рассказал мне все - все, я уверена, ведь человек, который так напуган, просто не может лгать. Он подумал, что я буду благодарна за информацию - "вы, как представитель теневой верхушки города не можете остаться равнодушной к типу, посягнувшему на вашу территорию" - да, что-то вроде этого. По моему, у этого парня слишком странная манеры, а еще он явно смотрит слишком много гангстерских фильмов. Он сказал, что собирается рассказать все и вам - и даже назвал время и место встречи. И добавил, что не пойдет, если я этого не хочу. Я не видела смысла запрещать - вот только решила увидеться с ним лично перед тем, как он вам что-то расскажет. Но его здесь нет - нет, уж можете мне поверить. Иначе я бы заметила. Тут не так много мест, где можно спрятаться, хоть ночь и тени сами по себе являются укрытием. А сейчас я еду домой - не имею желание продолжать эту ночную прогулку. Я уже не в том возрасте, когда долгое пребывание под луной идет на пользу.
Я пожелала Сильвер доброй ночи, сухо и сдержанно выразив радость по поводу нашей встречи. На самом деле, мне совсем не нравилась попытка Лэнга втянуть местную мафию в разборки, потому что если Сильвер и расположена ко мне и совсем не собирается мешать расследованию, то я не могла ждать того же и от других членов ее семьи.
Я стояла возле ворот и растерянно, словно потерявшийся ребенок, смотрела по сторонам. Время приближалось к десяти, а Лэнга все не было. Я была уверена, что, собираясь на эту встречу, он пришел бы раньше, выбрал удобное укрытие и проследил, чтобы я не привела с собой копов, но раз его нет - он не опаздывает, он передумал. Или не смог прийти.

Его нет. Ни его, ни его таинственного нанимателя. Никого. Мне оставалось лишь бессильно злиться, ибо единственное, чего я не переношу и с чем ничего не могу поделать это отсутствие информации. Я уже решила, что буду стоять здесь до утра в слепой надежде, что Лэнг придет, потому что иначе у меня не останется никаких зацепок, и остаток жизни я проведу, мучаясь вопросом - забыл ли обо мне мой таинственный противник, или же он всего лишь выжидает время, готовя сокрушительный удар? Я не была пуглива, но атмосферу вечной тревоги и вечного страха долго не вынесет никто.
Послышался визг тормозов. Я отошла в сторону, в тень, едва не касаясь плечом фонарного столба, и попыталась рассмотреть, что происходит. Мне либо чудилось, либо машин и правда было две - легкая словно чайка иномарка покидавшей кладбище миссис Рэкет и дребезжащее ночное такси. Желтые бока его отчетливо выделялись в темноте. Такси поравнялось с машиной Сильвии, и последняя опустила стекло, о чем-то переговариваясь с пассажиром.

Я не могла расслышать ни слова, как ни напрягала слух, но скоро могла увидеть все своими глазами: такси двинулось вперед, а затем притормозило возле самых ворот, задняя дверца отворилась, выпуская пассажира. Видя Джеффри, стремительным шагом направляющего прямо ко мне, я не знала, что и думать. Какого черта?

С видом человека, который знает, что делает, Джеффри подошел ближе, останавливаясь на расстоянии пяти-шести шагов. Расстояние для выстрела в упор - или же просто нерешительность? Я молчала, давая ему возможность объяснится, а также не желая выдавать своих эмоций, которые вряд ли удалось бы скрыть в ходе разговора. Мне хотелось кричать и требовать, но я молчала.

- Джес, идем домой, - словно не замечая моих метаний, сказал этот невозможный и непредсказуемый человек. - Холодно же.
- Потерплю! - не выдержала я. - По твоему я тут что, памятниками любуюсь? Я здесь по делу...
..."и уходить не намерена" - хотела было добавить я, но сдержалась. Иначе точно стану похоже на маленькую девочку, которую силой хотят увести домой под предлогом того, что пора спать.
- Джес, он не придет, - чуть виновато произнес Джеффри, глядя мне в глаза. Я насторожилась, но лишь на мгновенье - больно честным и прямым был его взгляд.
- Кто не придет и откуда ты это знаешь? - мне нужны были ответы, и немедленно. Спрашивать "как ты узнал, где я" не хотелось - слишком банально, и в ходе его объяснений это наверняка прояснится.
- Этот... Лэнг. Так ведь его зовут? - я невольно вздрогнула. В этом деле слишком много лишних переменных и людей, которые знают больше, чем необходимо. Шериф (хотя его помощь была неоценима), Сильвер, а теперь вот и Джеффри.
- Шериф звонил... сказал, что они арестовали Лэнга вскоре после вашего с ним телефонного разговора. Велел мне немедленно ехать на кладбище и вернуть тебя домой. Он сказал, что у тебя хватит ума пойти туда в одиночку... да вообще пойти.
Я молчала. Неприятно чувствовать, что кто-то способен предусмотреть и предугадать твои поступки. Возможно, я вообще слишком предсказуема - не на это ли рассчитывал Лэнг?
- Что еще тебе сказал шериф? - голос мой звучал бесстрастно и почти безжизненно. Я чувствовала себя подавленной, как никогда раньше, ведь ни угрозы, ни риск не могли привести меня в такое уныние. Мне казалось, что мои усилия пропадают впустую, а дело это словно вытягивает из меня энергию, всю, до капли. Я лишь блуждаю в темноте, ни на шаг не приблизившись к разгадке, а игра теней на стенах и шелест кустов, напоминающий шепот, ошибочно приняты мной за истину.
- Сказал, что ты влезла во что-то опасное и отказываешься от помощи. А еще - что я ни в коем случаем не должен позволять тебе делать все в одиночку.
Я вспыхнула - и почему это он счел себя вправе вмешиваться в мою жизнь?
- Он хочет как лучше. Хочет, чтобы ты была в безопасности, - добавил Джеффри, верно, уловив что-то в моем лице. Мне казалось, что он пытается оправдать его, и мне это не понравилось. Не выношу тех, кто лезет в мою жизнь, а также тех, кто им сочувствует!
- Джеффри Кастор - я, конечно, рада, что вы с шерифом пришли к подобному взаимопониманию, но это не повод влезать в мои дела и мешать расследованию! Детективам часто угрожают, будь то недовольные работой клиенты или подозреваемые, но это не повод бить тревогу, переворачивать все с ног на голову и начинать опекать меня без меры!
Я старалась сдерживаться, однако желание что-нибудь разбить или сломать становилось нестерпимым. Я злилась на шерифа, на Джеффри, на Лэнга за его ненадежность и на саму себя за неспособность разобраться в этом деле, которое уже стоило мне немалых нервов и грозило свести с ума.
- Тише, тише, - произнес Джеффри, шагнув ближе, почти вплотную, так что я могла слышать стук его ровный сердца, пока мое пойманной в силки птицей трепыхалось в груди.
- Сегодня ждать уже бессмысленно, - таким тоном, наверное, говорят с детьми, и я собиралась было запротестовать, но руки Джеффри несильно сжали мои плечи, прошлись вверх и вниз по рукам, погладили спину. Я вяло попыталась высвободится. - Совсем замерзла. Мы пойдем домой - хорошо? А завтра, завтра что-нибудь придумаем...

Откуда только взялось это "мы"? И чем, ну чем мне может помочь парень, без году неделя поступивший на службу, если даже шериф оказался не в силах пока разобраться в этом деле? Однако я слишком устала, чтобы спорить, и молча позволила Джеффри отвести меня к машине, усадить на пассажирское сидение и закутать в пальто, благоразумно прихваченное им из дома.

Баллы: 2,75

 

[k-pod]

Дело о том, что же все-таки придумал Гудвин Гуд. И о запутанной личной жизни некоторых злодеев.

Спойлер

На следующее утро после незапланированной ночной прогулки мне позвонил шериф. Вкрадчивым голосом поинтересовался моим здоровьем, но, не дав ответить, тут же принялся распекать на все лады за необдуманный поступок, называя самоуверенной девчонкой и крича, что я не только подвергла опасности собственную жизнь, но и едва не сорвала все мероприятия, направленные на мою защиту.
- И вообще, - добавил он, чуть успокоившись. - Твоя работа - всякие там ребусы и поиск побрякушек, а преступников, будь добра, оставь нам. Особенно таких. Ох, и стервец же этот парень, слов нет! Хитер как лиса, угодившая в курятник. Нам в Твинбруке с такими еще сталкиваться не приходилось. Город, конечно, растет, строится, но вот с изобретательностью у здешних бандюг, по счастью, плоховато. Если кому и придет в голову заметать следы, то такой среди местных сразу авторитетом станет.
- Похоже, он прячет концы в воду, - наконец произнес шериф, пока я пыталась продрать глаза и хоть как-то систематизировать услышанное. Стервец, ребусы... да о чем он?- Намедни на болотах нашли тело женщины. Соседи опознали ее как Рене Вильям-Браун. Эксперты говорят, что, мол, упала в воду, хрясь затылком об корягу, вот и потонула. Только сомневаюсь, что она сама упала. Место тихое, безлюдное, и никакой рыбы там отродясь не водилось - с чего это женщине туда идти? В том и вопрос, что наверняка не одна она там была. И кто-то позаботился, чтобы она не только упала, но и не выплыла.

​

Я вздохнула. Итак, старина Ленни, некогда пугавшей меня предстоящими неприятностями и чудом оказавшийся правым, лишился близкого человека. Я сочувствовала ему, но лишь немного, ибо Ленни с его изворотливостью и трусостью нисколько не был мне симпатичен. В отличии от Лэнга, пусть он и подставил меня. Не хочу сказать, что я оправдывала его, но чтобы защитить близких люди порой идут на крайние меры и неблаговидные поступки.
- Итак, что мы имеем, - так спокойно, словно речь шла всего лишь о покупке дивана, продолжил шериф. - Лэнг, Ленни Смит-Джонс и Кэт Хантер. Последняя уже мертва. Местонахождение второго нам неизвестно. Лэнгу грозит тюрьма, хотя если бы мы нашли нанимателя, то еще могли бы использовать его показания в суде. Но все упирается в неизвестность. Мы не знает где он и кто он.
Я села поудобнее и вкратце изложила свои мысли по этому поводу. Разговор грозил занять большую половину его рабочего дня, но шериф был непреклонен.
- У нас и так осталось мало времени, - ответил он. - Нить, связывающая всех этих людей - наш преступник. Он использовал их как пешек, заставил действовать в своих интересах, а потом просто избавился от них. Мы полагаем, он не из Твинбрука - бывал здесь проездом, пока проворачивал свои делишки. Он, похоже, имел связь с мисс Хантер, по крайней мере, не раз останавливался у нее дома. Мы получили ордер на обыск и нашли там кучу отпечатков - ее и неизвестного. Да, у нас есть ее отпечатки - она пару раз попадала в участок за вождение в нетрезвом виде. Но другие отпечатки нами не опознаны - значит, уголовного прошлого у этого типа нет. Ну, или он просто не попадался раньше. Мы нашли также личный дневник Кэт Хантер. Она пишет, что познакомилась с эффектным и состоятельным мужчиной. Разведен, умен, с ребенком. Тянет же вас, женщин, на таких... Полагаю, он может быть тем, кто нам нужен, но никаких подробностей о нем в дневнике не сообщается.
Я перевела дух и задала несколько вопросов по поводу дневника - например, была ли проведена графологическая экспертиза, ибо дневник мог быть всего лишь фальшивкой, чтобы пустить нас по ложному следу. А отпечатки могли принадлежать кому угодно - Кэт Хантер была женщиной достаточно распущенной.
- Да, и незадолго до смерти Кэт Хантер писала, что подозревает своего приятеля в неверности. Она собралась устроить слежку чтобы поймать его с поличным. Так и писала, где тут копия... Ах, да, вот: "сегодня я отправлюсь на болото и устрою этой гадине хорошую выволочку. Ума не приложу, как он мог польститься на эту старуху."
Мне сразу стал понятно, о ком это. И я даже подумывала нанести визит этой особе... скажем, сегодня.
- Ну, а теперь вернемся к тому, с чего все началось, - я насторожилась. Да, я помнила дело, в котором меня просил разобраться Ленни Смит-Джонс, и даже представила шерифу все отчеты. Неужели он нашел там нечто важное? То, чего не заметила я?
- Касаемо того ученого... Он пропал. Мы не знаем, где он. То есть, некий субъект по его документам приобрел билет до соседнего города, и проводница заявила, что купе было занято, и упомянутый господин действительно покинул Твинбрук. Но, судя по описанию, это был совсем другой господин. Больше похожий на нашего неуловимого злодея. Куда делся тот рассеянный субъект, неясно, однако пропали также все его разработки из научного института. Не совсем понял, что интересного может быть в рыбах, но, похоже, наш клиент со мной не согласен.
Я тоже не понимала. То есть, конечно, Ленни очень хвалил биологический гений того парня, но... Неужели его похитили - а я совсем не исключала такую возможность, только из любви к морю и рыбам? Я силилась вспомнить, что же еще было в его лаборатории, оборудованной прямо в подвале школы. Похоже, у него была привычка оставлять важные документы прямо на столе, где их могут увидеть посторонние. Я тогда мельком пробежала по ним глазами, из чистого любопытства, но мало что поняла. Кажется, он изучал генетику... но какой в этом практический смысл для того, кто мыслит и действует как преступник? Неужели кто-то задумал создать собственного человека-амфибию? Пф... фантастика какая-то.
Я поблагодарила шерифа за помощь и попрощалась. Джеффри ушел, так что завтракать мне предстояло в одиночестве. Кстати, он стал намного серьезнее относится к работе. Перестал опаздывать, озаботился физической подготовкой, столько необходимой на улицах, научился часами сидеть в засаде, не отлучаясь по нужде.

​

Наспех проглотив подогретые оладьи, я, как когда-то Кэт Хантер, помчалась на болота. Я знала всего одну женщину, достаточно беспринципную для подобной связи и достаточно зрелую, чтобы ослепленная ревностью Кэт могла назвать ее "старухой". И мы с ней уже встречались раньше.
- Мисс Бейлесс, - холодно заметила я, когда она вышла навстречу, верно, заметив мою машину из окна кухни. - Даже не пытайтесь продать мне очередную сенсацию и сплетню, раздутую, как мыльный пузырь. Я вижу вас насквозь. В вашей газете вы торгуете не тайнами, а тем, что сами принимаете за тайну. Но вы ошибаетесь. Сильно ошибаетесь.

​

Мы стояли друг напротив друга, словно ковбои, готовые в любой момент выхватить кольт и стрелять. Я застала ее врасплох, однако она не собиралась так легко сдаваться.
- Вы готовы предъявить мне обвинение? Нет? Если так, то проваливайте отсюда. И возвращайтесь с полицией - если они, конечно, согласятся прийти. Я не сделала ничего противозаконного.
- С точки зрения закона - может быть, - я выдержала паузу перед тем, как продолжить, Все шутка в том, что Гвейн неизвестно, знаю ли я о ней что-то конкретное и есть ли у меня доказательства. - Хотя мораль, конечно, осуждает склонность некоторых женщин к чужим мужчинам. Вы с Кэт не были подругами, верно? Я вообще не уверена, что хоть одна из вас способна дружить. Однако, порой вы любили пропустить по стаканчику в местном баре - Кэт спасалась от одиночества, когда рядом нет ни души, вы - от семьи, не понимающей вас. Когда вы узнали, что она познакомилась с мужчиной - приезжим, вам стало любопытно. Вы уговорили ее познакомить вас - не знаю, как она обставила ваш визит, но скорее всего вы якобы случайно зашли к ней в дом, когда она была не одна. Видите ли, этот господин очень не любит с кем-то знакомиться. Однако вы из тех, кто сохранил бы его тайну за умеренную плату, и он это сразу понял.
Гвейн молчала. Я чувствовала, что попала в точку, но даже это не могло заставить ее признаться. "Не пойман - не вор", по такому принципу действует полицейская система, и нужно либо признание подозреваемого, либо неопровержимые улики, но выбить признание в данном случае было не легче, чем достать улики - Гвейн наверняка более осторожна, чем Кэт. В этот раз мне пришлось уехать ни с чем.

*****
Когда мы с Джеффри наконец решили обсудить происходящее, он заявил, что будет поддерживать меня во всем. Наивный мальчик, уверенный, что от его усилий и желания меня защитить будет хоть что-то зависеть. Я же считала, что защищать придется его самого, и уже поделилась своими соображениями с шерифом. На мой взгляд Джеффри следовало уехать, пока страсти не улягутся, и я предлагала направить его на стажировку куда-нибудь подальше от Твинбрука. Шериф же в свою очередь поделился планами со своим заместителем, а им с недавних пор числится Гудвин Гуд, и в голове последнего немедленно созрел план. Которым он поспешил поделиться уже с нами, для чего был приглашен на дружеский ужин. Готовила я - расследуя последнее дело, я немало времени провела возле воды, неожиданно открыв для себя прелесть тихой рыбалки солнечным утром. Поймав немного окуней - не самых крупных, я с удовольствием освоила несколько рыбных блюд.

​

- Попал под дождь, - пояснил Гудвин в ответ на мой смущенный и растерянный взгляд. Еще бы не смутиться - не каждая хозяйка, открывая дверь, ожидает что ее гость станет щеголять обнаженным торсом - торсом весьма привлекательным, надо отметить.
- Вот, снял рубашку, чтобы не намочить. А у вас вкусно пахнет.

Мы ели, беседуя о всяких глупостях, потому что Гудвин заявил, что негоже портить аппетит дурными новостями и разговорами о работе. Потом я бегала с тарелками, разливала чай, Джеффри пытался наладить засорившуюся посудомоечную машинку, чтобы мы могли вымыть оставившую от ужина посуду, а Гудвин направился к небольшому диванчику, собираясь немного посидеть после сытной еды и приглашая меня присоединиться.
Я села - прямая, словно столб, напряженная в каждой мышце моего тела, что являло разительный контраст со спокойно и уверенной позой Гудвина. Да он, похоже, нисколько не волнуется - хотя как же, не его ведь регулярно упрекают в том, что он подвергает свою жизнь опасности.

​

- Расслабься, - с легкой улыбкой заметил Гудвин. - Мы все очень хотим тебе помочь.
Помощнички выискались! Мне захотелось высказаться, но я сдержалась, попросив Гудвина сразу переходить к делу. Надеюсь, что он не предложит мне в целях конспирации переодеваться в мужчину.
- Хм, боюсь, найти твоего гастролера будет непросто. Он весьма осторожен, - тоже мне, удивил. Это я знала и без помощи полиции. - Однако ему для чего-то срочно понадобилось замести следы. Мы на всякий случай установили наблюдение за мисс Бейлесс, и похоже, она не единственное его нерешенное дело в этом городе. Есть еще Лэнг - хотя до него непросто добраться, возможно, еще кто-то. Мы поспрашивали в барах и гостиницах. Кое-где вспомнили этого господина - он несколько раз останавливался в мотеле под вымышленным именем. Да, имя ненастоящее, мы проверили. В игорном клубе "Четыре туза" его тоже вспомнили. Он расспрашивал бармена о том, как идут дела в городе, и даже имел неприятный разговор с мистером Рэкетом - эм, я сейчас имею в виду не нашего шерифа. Владелец клуба отзывался о нем как о "самоуверенном выскочке" - он вроде бы пытался переманить на свою сторону кое-кого из служащих. Думаю, здесь все просто - заезжий делец, пытающийся перехватить контроль над "теневой частью" города. Без особого успеха - влияние нынешних преступных воротил еще слишком велико. Уверен, он приехал сюда для этого - однако, то ли он осознал нелепость своих амбиций, то ли что-то еще, но планы его изменились. Он побывал в научном институте - да, как раз тогда наш ученый и зачитывал свой знаменитый доклад о рыбах. Мы проверили списки - да, он был там, и он снова воспользовался этим своим вымышленным именем. И с того дня мысли этого супчика обратились в сторону науки. Дальше, полагаю, ты знаешь.
Еще бы не знать. Он аккуратно постарался вывезти из игры всех, кто имел отношение к этому помешанному на рыбах бедолаге, включая его единственного друга - Ленни Смит-Джонса, хотя вряд ли последний испытывал к ученому сильные дружеские чувства. Скорее просто хотел примазаться к его славе и таланту. Но не повезло - вдвойне не повезло. Недавно Ленни, по слухам, снова сошелся с женой, и это стало для нее роковым совпадением. Уверена, не будь Рене дома в тот день, сейчас она была бы жива. Иных причин убивать ее не было - вот что называется "не в то время, не в том месте".
- Хорошо, и что ты предлагаешь? - спросила я. Мне нужно было время все обдумать, но все говорили, что времени у меня больше нет. - Постой. Насчет Джеффри - ты не собираешься посвятить его в детали своего плана? .
Стоявший чуть поодаль и целиком погруженный в свои мысли Джеффри нас не слышал. После смерти отца он стал задумчивым и каким-то отрешенным. Он явно был привязан к нему намного больше, чем могло показаться стороннему наблюдателю. Его смерть - и болезнь, тщательно скрываемая от близких, стали для Джеффри серьезным ударом. Я не знала, что сказать ему, как утешить, ибо никогда и никого не теряла.

- Ни к чему. Я уже обрисовал ему все в общих чертах, - отмахнулся Гудвин, и я почувствовала досаду - значит, в первую очередь он предпочел поговорить с Джеффри, не со мной. Возможно потому, что они коллеги, хотя мне это все равно не нравилось. Все-таки я вела это расследование - и, хм, это я втянула себя в неприятности. И Джеффри заодно.
- Мы уверены, что преступник все же попытается нанести последний удар. Я согласен с шерифом, что использовать тебя в качестве приманки недопустимо - это слишком опасно. К тому же, мы не уверены, что он будет действовать сам - скорее использует кого-нибудь вроде Лэнга. Даст ему последнее поручение, прежде чем можно будет от него окончательно избавиться. Поэтому вам, тебе и Джеффри, придется исчезнуть. Уехать подальше, может быть, в другую страну - помнишь, ты сама говорила о таком шерифу? Мы постараемся найти для вас красивое место. Для вас обоих - Джеффри слишком близок к тебе, и опасен для него как ненужный свидетель. Возможно, вам с Джеффри придется пожениться. Вам нужно быть вместе - нам не хватит ресурсов, чтобы защищать вас поодиночке. Вы слишком непохожи, чтобы быть братом и сестрой, так что, поверь, это лучший вариант. Конечно, мы можем переодеть тебя в смокинг, и тогда вы сможете выдавать себя за гомосексуальную пару - это даже лучше. Но мне показалось, что тебе это не понравится.
Мне не понравилось все. И я прямо сказала об этом Гудвину.

Баллы: 2,75

 

[k-pod]

Дело о самой скромной свадьбе на свете.

Спойлер

Вечер закончился тем, что я выставила Гудвина Гуда вон, ибо предложенный им план спасения мне категорически не понравился. Гудвин, впрочем, нисколько не обиделся, только пообещал, что мы еще вернется к этому разговору когда я немного успокоюсь. Джеффри предусмотрительно заперся у себя - мудрое решение, ведь остаток вечера я пылала благородным негодованием и мечтала выдать ему по первое число за то, что знал про нелепые методы Гудвина, не сказал мне ни слова и даже посмел с ними согласиться. Наутро мне снова позвонил шериф - я как раз закончила с обедом. В некотором роде я словно примеривала на себя образ домохозяйки - готовила, наводила уют в доме и попутно размышляла, как с домашним хозяйством справляется Беверли, или любая другая из известных мне замужних дам. Работы не было - с учетом происходящего было опасно сейчас браться за новые дела.
В отличии от Гудвина, шериф ждать был не намерен, и сразу же посоветовал мне выкинуть из головы всякие глупости.
- Настоящий коп должен быть готов ко всему, - сказал он. - Хоть замуж, хоть сейчас в пекло. А всякие сантименты отставить.
Я , конечно, не была с ним согласна, но промолчала. Спорить, когда шеф в ударе - гиблое дело. Лучше подождать, пока порыв иссякнет, и тогда уже гнуть свое.
- Значит, так. Слушай и запоминай. Ровно в 7.30 возле Ратуши. Будете регистрировать брак - это сейчас модно. Ну, чтобы без церквей, родственников и прочей мишуры. Не опаздывать и выглядеть так, как положено молодой счастливой паре. Все понятно?
Я немедленно запротестовала. Все-таки свадьба - это уж слишком.
- Предоставь решать это мне! - рявкнул шериф. - Слишком это или не слишком. Гудвин уже объяснил в чем дело? Так что мотай на ус. Будете семейной парой. Новые документы вам выдадут по прибытии. Но за границу тебя одну, без мужа и без родственников, никто не пустит, так и знай. Так что будет свадьба. Родственникам потом скажете, что, мол, пламенная любовь, поженились да и сразу умотали в свадебное путешествие. Полетите самолетом - надеюсь, ты высоты не боишься. Первое время поживете в гостинице, а там мы вам подыщем какой-нибудь дом. И все равно - будь осторожна.
- И куда мы едем? - слабым голосом уточнила я, только сейчас осознав, что скоро моя жизнь кардинально изменится. Казалось, что я сплю и вижу дурной сон, но стоит проснуться, как все исчезнет. Не придется никуда ехать, и новый клиент будет ждать меня на другом конце телефонного провода. Но больше не будет никаких клиентов. По крайней мере, пока.
- Во Францию. Там сейчас живет и работает несколько наших агентов. Мы свяжемся с ними, когда вы будете на месте.
Я вздохнула. На самом деле, я не знала, боюсь ли я высоты, ибо никогда раньше не путешествовала по воздуху. Джеффри тоже - родители его выплачивали ссуду за дом и не могли позволить себе такие дорогостоящие поездки.
Я поблагодарила шерифа за помощь - из соображений вежливости это следовало сделать, хотя от его "помощи" у меня слезы наворачивались на глаза. Потом позвонила в салон и записалась на укладку - если сказано, "быть при полном параде", значит, буду. Главное - ничего не говорить Эми. Она, конечно, будет рвать и метать, если узнает, что я посмела выйти замуж без нее, не дав ей возможности стать подружкой невесты и выбрать платье, но ведь ни один секрет не продержится у нее дольше пяти минут! А платье я как-нибудь и сама выберу - продавщицы в магазинах слишком любезны и слишком навязчивы, чтобы можно было уйти без покупки.
Звонок Джеффри почти чудом застал меня дома - я заехала пообедать после непродолжительного общения с парикмахером. Я проголодалась, но тратить деньги на кафе мне не хотелось. Волосы, почти час провисев на бигуди, теперь ниспадали на плечи красивыми волнами. Закрепив прическу лаком, парикмахер - совсем молоденькая девчонка, чем-то отдаленно напоминавшая мне Эми, пообещала, что вся эта красота продержится до вечера.
- Волнуешься? - спросил Джеффри так, словно я по-настоящему собиралась замуж и, как влюбленная девчонка, полдня пробегала по магазинам в поисках платья. - А у меня для тебя кое-что есть. Помнишь, ты рассказывала мне о Гвейн?
Я молча выслушала его, поблагодарила и велела не опаздывать к "свадьбе". А сама тем временем поехала на болота. Теперь я могла продемонстрировать Гвейн не только великолепную укладку, но и кое-то еще.
Когда Джеффри в очередной раз опрашивал горожан - у него неплохо получалось, так что его частенько посылали на подобного рода задания, он обнаружил важного, почти неоценимого свидетеля для дела "город против приезжих злодеев". Им оказалась Молли Кодл - тишайшая женщина, и сама не так давно перебравшая в Твинбрук из пригорода. До этого момента я знала о ней только то, что она работала в больнице, некоторое время встречалась с мистером Пруденсом - кстати, моим соседом, а недавно захотела быть ближе к природе и поселилась в домике на болотах. Да они с Гвейн, похоже, соседки.

​

Расспрашивая Молли о жизни в городе, Джеффри уловил в ее словах жалобу на "отвратительное поведение новых соседей", и, задав несколько уточняющих вопросов, обнаружил, что Молли имела в виду не только беспрестанный шум, доносившийся из дома Гвейн, и ее бегающих по дому невоспитанных детей, но также мужчину, которого Гвейн не раз приводила домой в отсутствии мужа, чем оскорбляла общественную нравственность и подавала дурной пример детям .
- Таким образом, у нас есть минимум один свидетель, - сообщила я, глядя Гвейн прямо в глаза. - Мисс Молли подтвердит вашу связь с этим мужчиной - спорим, что вы даже не знаете его настоящего имени, а когда ему будет предъявлено обвинение, то вы легко можете стать соучастницей. Как думаете, этот процесс очень поможет вашей карьере в издательстве?

​

****
Времени категорически не хватило, поэтому, отъехав от дома Гвейн не безопасное расстояние, я переоделась прямо в машине, а помаду нанесла, смотрясь в боковое зеркало. Зато день выдался на редкость продуктивным. Приехав на место пораньше, я позвонила шерифу и поделилась информацией, которую смогла вытянуть из Гвейн. Наверное, одинокая женщина в светлом платье, стоящая на ступеньках ратуши, выглядит жалко и сразу наводит на мысли о сбежавшем женихе. Но меня это мало беспокоило. Тем более что Джеффри был уже тут - он даже бежал, словно боясь опоздать на первую в жизни свадьбу. Ничего, будут и другие - только в следующий раз ему не придется жениться ради спасения своей жизни.

​

- Подожди минуту, - попросила я Джеффри, заканчивая разговор и сообщая шерифу, что "молодожены" готовы приступить к операции. - Как видишь, с твоей помощью мне удалось кое-что узнать. Но этого все равно недостаточно, чтобы убедить шерифа отказаться от первоначального плана.
- Тогда мне жаль, что я помог тебе, - спокойно произнес Джеффри, а я едва не выронила телефон. Что он, черт возьми, имеет в виду?
- Что ты сказал?

​

- Только то, что я не хотел бы отменять свадьбу, - пояснил Джеффри в ответ на мой недоуменный взгляд. Не хотел отменять? Но это же лишь фарс, фикция, какую иногда разыгрывают эмигранты ради получения "вида на жительство". Когда два человека, не связанные романтическими чувствами, вынуждены жить рядом и притворяться, что эти чувства есть. Так же и мы. Нет, конечно, я очень хорошо относилась к Джеффри, но все же эта свадьба - фарс, не более!
- Я не хотел бы отменять свадьбу, поскольку мечтал жениться на тебе чуть не с первой нашей встречи, - признался Джеффри, и я недоверчиво покачала головой. Что же он делает? Неужели шериф давал ему какие-то дополнительные инструкции по поводу этой свадьбы - например, быть романтичным, или говорить мне приятные вещи, чтобы я не передумала в последний момент?
- Шутишь?
- Никаких шуток, - Джеффри серьезно посмотрел на меня, а потом бережно взял мою руку в свои ладони. - Джессика, ты самая красивая девушка, которую я видел в своей жизни. И я хотел бы... очень хотел бы жениться на тебе по настоящему. Я даже купил кольцо. Невестам ведь полагается дарить кольца.
Я молчала, едва находя в себе силы сохранять спокойствие, пока Джеффри одевал кольцо, легонько поглаживая дрожащие от волнения пальцы. Все слишком далеко зашло.

​

"Я старше тебя на много лет и мы не подходим друг другу" - хотела сказать я, но поняла, как нелепо убеждать мужчину, готового жениться на тебя по-настоящему, в том, что он совершает ошибку. Но, может быть, он сам поймет это со временем? Любовь одевает на нас розовые очки, брак же возвращает обратно к реальности.
- Красивое кольцо, - сказала я, любуясь тем, как крохотный бриллиант переливается всеми гранями, и как изящно смотрится кольцо на моей руке. - Мне нравится.
- Я рад, - Джеффри улыбался так искренне и лучисто, что я не могла ничего больше сказать. Счастливчик - сегодня ведь его день. Он женится на желанной женщине, а через несколько часов уже будет во Франции, своими глазами увидит знаменитую башню, будет гулять по тихим улочкам и бульварам и пить кофе с круасаном во французских кофейнях.
- Я буду очень хорошим мужем, - прошептал Джеффри, привлекая меня к себе.

​

Я положила руку ему на плечо, зарылась в каштановые волосы на затылке и прикрыла глаза для поцелуя. Пусть он будет счастлив - хотя бы сегодня. Кто знает, что ждет нас впереди.

Баллы: без изм. (2,75)

 

[k-pod]

Дело о медовом месяце, полном тревог и волнений.

Спойлер

Каждый раз, когда забывала следить за собой, я принималась с восторгом на лице рассматривать обручальное кольцо.

Воистину, вещица эта действует на женщин странным образом, и хоть я никогда особенно не мечтала о браке, видеть его на руке было крайне приятно. Это ведь не столько украшение, сколько символ. Символ уюта и домашнего очага, а также своего рода подтверждение твоих женских достоинств. Как часто судят в обществе - она слишком заносчива или некрасива, раз к своим тридцати-сорока годам не смогла подцепить никакого, даже самого завалящего мужа. Но когда заветное колечко появляется на руке - чувствуешь себя гораздо более значимой и даже более мудрой. Но брачные клятвы на деле являются не более чем иллюзией, которая даже не способна удержать мужей от супружеской измены, тогда, если задуматься, какой в них прок? Не лучше ли не давать их вовсе, чем дав, забывать о них по прошествии нескольких лет? Но традиции необыкновенно живучи, и человечество откажется от клятв и колец не раньше, чем перестанет использовать электричество.
Джеффри читал путеводитель по Франции, выданный нам помощником шерифа накануне поездки, пока я пыталась разобраться с новым гардеробом. Одежда эта была для меня непривычна - я предпочитала удобные брюки или, на худой конец, коротенькое летнее платье, что можно надевать под плащ в дождливые дни, но та, кем мне предстояло стать - молодая современная американка, носила женственные блузки и туфли, делала макияж и, хоть и постигала волосы, все же тщательно следила за прической. "Вы не должны привлекать к себя внимания" - гласил лозунг нашей поездки, и самый простой способ это сделать - быть именно такими, какими предъявляют нас французы. Немного манерной, чуточку сумасшедшей стильной парой.
"Носите темные очки - это сейчас модно, к тому же это не позволит окружающим хорошенько разглядеть ваши лица. И... пожалуй, тебе для верности стоит сменить прическу. Многие американки подкручивают волосы на бигуди и осветляют пряди..."
Сказано-сделано, к тому же мне не так уж важен мой внешний вид, и если для успеха дела необходимо уделять ему больше времени, чем обычно - что ж, я справлюсь. Велев Джеффри подготовить наши чемоданы, я ненадолго скрылась в ванной, на ходу надрывая упаковку фабричного осветителя для волос, ставшего весьма популярным в последние годы. Говорят, что волосы он жжет неимоверно, но зато быстро способен придать им нужный блондинистый оттенок.

- И ни слова больше, - предупредила я Джеффри, выходя оттуда спустя полчаса. Он разглядывал меня с интересом, но предусмотрительно молчал. В Твинбруке нет аэропорта - и, не знаю, будет ли он когда-нибудь, ведь на зыбкой болотистой почве трудно построить хорошую взлетную полосу, поэтому до ближайшей нам пришлось добираться что-то около двух часов. Автомобиль шериф велел оставить там же, на бесплатной стоянке. Кто-нибудь из агентов после заберет его.
- Блондинки мне тоже нравятся, - произнес Джеффри, когда мы уже сидели в салоне самолета. Я попросила у стюардессы бокал вина - хочу поскорее напиться, может, так будет легче переносить это беспорядочное зависание в воздухе на немыслимой высоте, в компании других туристов. Джеффри же, казалось, не испытывал никаких неудобств от полета, с интересом смотрел в окно и периодически сообщал мне, что мы уже покинули штаты и - внимание, перелетаем океан.

******​

Франция встретила нас моросящим дождем и редкими солнечными лучами, проглядывающими из-за туч в те моменты, когда небо светлело. Аэропорт, в котором мы приземлились, располагался в небольшом живописном городке, жители которого очень им гордились: его кривыми улочками и заросшими зеленью бульварами, а также духом времени, витавшим вокруг. В городе было построено несколько дорог, аэропорт, периодически менялось покрытие на улицах, но основные сооружения не перестраивались с прошлого века, что придавало городу неповторимый, самобытный облик.
Из аэропорта нас забрало такси, доставив вместе с вещами в гостиницу-пансион, расположенную на окраине. Дом чем-то напоминал мне ночлежку - огромные комнаты, уставленные одноместными кроватями, несколько одинаково декорированных спален на втором этаже, однако обстановка была продумана до мелочей, так что жилище это казалось мне уютным, хоть и тесным - в единственной в городе гостинце постоянно жили какие-нибудь туристы или люди, подобные нам, чужаки, пока не имеющие никакого дома.
- Мы должны быть осторожны, понимаешь? - напутствовала я Джеффри, когда мы отнесли вещи на второй этаж - нам, как молодой паре, полагалась отдельная комната - и почти закончили осматривать другие помещения. - Акцент - ерунда, никто и не ждет от нас безупречного произношения. Мне кажется, что французов это даже веселит. Но не вздумай говорить ничего странного, а также чего-то, что поможет быстро распознать твою настоящую личность. Больше улыбайся. И не забывай, что мы теперь не Джеффри и Джессика, а Джон и Клэр Смит.

Не знаю, внял ли Джеффри моим предупреждениям, однако не могла же я ходить за ним по пятам, контролируя каждое его слово? Джеффри тут же изъявил желание осмотреть город, и я ему не препятствовала. Как ребенок, впервые попавший в мир сказки, он смотрел на все широко распахнутым от восторга глазами. Ему было интересно все - названия улиц, история, привычки французов и даже книги, которые здесь читают. Я отказалась составить ему компанию - слишком устала после перелета, да к тому же, у меня еще были дела.

Перед отъездом из Твинбрука агент, сопровождавший нас, сунул мне в чемодан черный прямоугольный сверток, предупредив, что там тонкий прибор, и мне следует обращаться с ним осторожно. Развернув сверток его по прибытии, я обнаружила внутри миниатюрную модель переносного компьютера - ума не приложу, как они его достали, ведь, настолько я знаю, такие еще находились в обработке, и если несколько штук и было выпущено в мир потребителей, то стоить они должны были баснословно дорого. В записке, прилагающейся к компьютеру, Гудвин Гуд говорил что-то о том, что связи полиции могут и не такое, а мне нужно будет освоить сложную технику в кратчайшие сроки самой, при помощи инструкции. Я включила компьютер и погрузилась в чтение ознакомительной брошюры. Итак, будем сочетать теорию с практикой. Если верить записке, то внутри меня ожидали подробные шаги, которые нам необходимо будет предпринять, а также имена агентов под прикрытием, которые помогут нам освоиться на первых порах.

Я провозилась с компьютером почти до вечера. Куда либо идти не хотелось - тем более, что я предпочла бы совершить свою первую экскурсию по городу не в одиночестве. Попросив у хозяйки пансиона разрешения воспользоваться телефоном, я связалась с местной женщиной, которую так нахваливал Гудвин - мол, она и умна, и держит язык за зубами, и вообще, хоть и не прошла подготовку в полиции, но поможет решить любые проблемы.
Голос у нее был низкий, приятный. Я заверила ее, что долетели мы нормально, и что городок просто очаровательный. Она пообещала зайти завтра, познакомится лично. Джеффри не появился до вечера, однако сообщать ей об этом показалось мне преждевременным. Возможно, он просто где-то гуляет - подожду до утра, прежде чем бить тревогу. Ужиная в одиночестве, я наткнулась на неожиданно сочувствующий взгляд хозяйки.
- О, мадам, вижу, вы скучаете одна. Но это ничего - тут много мест, куда может пойти молодой месье. Но все они возвращаются к утру.

Я легла спать в одиночестве, гадая, что же она имела в виду. Что Джеффри пустился во все тяжкие, едва увидев какую-нибудь молодую француженку? Я этому не верила, но совсем не потому, что недооценивала красоту местных женщин или наоборот, переоценивала собственные внешние данные. Просто Джеффри не похож ни на дамского угодника, ни на уставшего от семейной жизни кавалера, и что бы не помешало ему прийти ночевать в пансион, это вряд ли было связано с женщинами.

******​

Но и утром Джеффри не появился, а мне, к моему неудовольствию, пришлось принимать гостей - двух очаровательных француженок. Манон - женщину, к которой советовал обратиться Гудвин, и Марго - ее загадочную подругу. Я понятия не имела, о чем с ними говорить, и смогу ли я обсудить детали поездки при посторонних, но старалась быть любезной и пригласила их подняться наверх в ожидании обеда. Еду в пансионе подавали в строго отведенное время.

- Ну как вы устроились? - щебетала Манон, не замечая моей растерянности. - Выглядите вы просто очаровательно. Жду не дождусь, когда смогу познакомиться с вашим мужем.
Я вкратце объяснила, что его сейчас нет, выслушав слова сочувствия от обеих женщин. И почему все думают, что он сбежал от меня в первый же месяц семейной жизни? Манон расспрашивала меня о том, как прошел полет, уделяя много внимания моему самочувствию.
- В первый раз люди обычно плохо переносят долгие перелеты, - настаивала она. - Возможно, вам следует посетить доктора. Марго работает медсестрой у месье Моро- она легко устроит ваш визит. Если хотите, можно будет даже пригласить его сюда.
- Все нормально, - нехотя отвечала я. - Правда, немного тошнит с самого приезда, но я слышала, что это обычна реакция.
Манон еще долго расспрашивала меня о том, что ела и пила перед отлетом, а затем, отослав свою подругу вниз, узнать, не подают ли обед, неожиданно серьезно посмотрела на меня.
- Мисс... Смит, я ведь должна называть вас так? Это не шутки. А то, что вы описываете, очень напоминает мне времена, когда моя мать была беременна вторым ребенком. Вам все же следует показаться доктору - правда, не месье Моро, он мало что смыслит в таких делах, ведь большинство его пациентов - мужчины.

Я только отмахнулась. Конечно, у нас Джеффри была близость - незадолго до этой дурацкой свадьбы, и мы, разумеется, не подумали о способах защиты, но прошло ведь так много времени, не может быть, чтобы я не заметила эту беременность раньше, если она вообще была.

*****​

Джеффри вернулся только к вечеру - я безошибочно узнала его шаги, когда он поднимался в нашу комнату. Сама я в это время притулилась в крохотной гостиной, вся обстановка которой состояла из книжного шкафа, камина и пары кресел. Я читала - точнее, пыталась читать, насколько хватало моего французского, какой-то детективный роман. Довольно убого. Пожалуй, я бы смогла написать лучше - при условии, конечно, что меня вообще потянет писать романы.
Джеффри вошел в столовую уже умытый, сменив кожаную куртку, в которой я видела его последний раз, на голубой костюм с белой шелковой рубашкой. Мокрые после душа волосы он зачесал назад, но от меня не укрылось появление нескольких ссадин на его лице, и, готова спорить, что локти и колени его были разбиты в кровь.

- Как прогулка? - я решила, что разумнее будет не набрасываться на него с упреками немедленно, ведь мужчины, особенно женатые, обычно боятся того, что отныне будут вынуждены отчитываться за каждый свой шаг.
- Есть хочешь? Конечно, ужин был час назад, но в холодильнике остались салат и жаркое. Можно его подогреть - включить плиту я как-нибудь сумею, а хозяйка не обидится, если мы тут немного похозяйничаем. Кстати, выглядишь неважно.
Уж точно не как человек, которой провел ночь в доме удовольствий или в объятиях хорошенькой француженки. Почему-то мне стало от этого легче.

За ужином Джеффри поведал мне историю своих похождений. Как я и подозревала, женщины тут были не при чем. Скорее так: страсть к приключениям и врожденное любопытство заставили Джеффри исследовать самые старинные уголки городка, а именно - лабиринт катакомб под старым курганом. Джеффри услышал о нем в магазине, когда покупал фотоаппарат. "Здесь потрясающие виды, - сказал он. - И мы должны заснять тут все".

Едва услышав, что в руинах некого древнего языческого сооружения таится дверь, ведущая под землю, где, по слухам, спрятан целый лабиринт, построенный каким-то средневековыми учеными, он тут же загорелся идеей взглянуть на него хоть глазком. Поймав такси и проехав несколько часов до кургана, служившего когда-то местом поклонения могущественным силам матери-природы, Джеффри довольно быстро обнаружил вход.
Внутри было темно и сыро, а у Джеффри не было при себе ни фонаря, ни спичек, ни каких-либо еще нужных в путешествии предметов, но его это не остановило. Что ж, он всегда был упрям. Он двигался в основном на ощупь, ведь света, пробивающегося сквозь трещины в потолке, было недостаточно, чтобы что-то разглядеть. Некоторые двери завалило камнями, так что пришлось потрудиться, освобождая проход, некоторые приводились в действие при помощи рычагов, расположенных в стенных отверстиях.

Проблуждав под землей до самого утра, Джеффри обнаружил несколько слитков, а также россыпь неограненных камней и несколько ваз - не очень старых, но еще целых.
- Да там внутри целая сокровищница, - с восторгом делится он. - Подумай только - предметы старины и даже драгоценные камни, и все это - ничейное.
- Очень любопытно, - согласилась я, хотя желание идти и исследовать какую-то полуразрушенную пещеру было выше моего понимания. Пусть эти вазы там и лежат, мне-то что. А вот свернуть себе шею в кромешной темноте мне бы не хотелось.
- Джеф, но ты же понимаешь: для того, чтобы обыскать эту пещеру до конца понадобится специальное оборудование. Освещение, кирки, чтобы освобождать дорогу, припасы и медикаменты на случай, если случится обвал. А еще компания: исследовать лабиринт в одиночку - плохая затея.
Кажется, мне удалось убедить Джеффри больше не рисковать собой, обратив его внимание на более мирные занятия. Утром было решено, что мы позавтракаем в пансионе, сходим посмотреть на знаменитый бульвар Сент-Анж, заглянем в самой большой в городе книжный магазин а после перекусим в кофейне, славящейся своей выпечкой.
Конечно же, кровать в нашей комнате была одна - и меня этот факт несколько смущал. Во многом виноваты были многочисленные истории, посвященные жизни молодых супругов в первые недели после свадьбы, но, в сущности, никто ведь не обязывал нас действовать так же? Почему бы нам просто не поспать рядом, на одной кровати, тем более, что у и меня, и у Джеффри выдался тяжелый день.
- Спокойно ночи, - сказала я, пока Джеффри с комфортом устроился прямо поверх покрывала. Я переоделась - выданные для поездки вещи включали в себя несколько комплектов женского белья, похожего на то, что обычно носила Эми. Я смущалась - прикрытая лишь тоненьким слоем кружев, я чувствовала себя почти что голой, но спать в одежде рядом с собственным мужем как-то нелепо.
Я зажмурилась, отвернувшись к стене, слушая, как переодевается Джеффри, как медленно он подходит к кровати, осторожно присаживаясь на край, как гаснет ночник, погружая комнату во мрак. В темноте мне стало легче - я шумно вдохнула, кутаясь в одеяло, словно в кокон, и вдруг почувствовала, как сильные мужские руки обхватывают меня поперек груди. Джеффри придвинулся ближе, разворачивая меня к себе лицом и неловко целуя в щеку. Я вздохнула еще раз. Может быть, нам не стоит этого делать? Тем более, что кто-то уже подозревает, что я уже могу быть беременна. Но любопытство странная вещь - только если Джеффри предпочитал исследовать подземные тоннели, меня манили иные, более земные радости.


Баллы: без изменений.

 

[k-pod]

Дело о нелегкой жизни эмигрантов. Часть первая.

Спойлер

Мы прожили в пансионе уже достаточно, и успели привыкнуть не только к здешним нравам, которые казались нам излишне фривольными и странными, хотя ни меня, ни Джеффри нельзя было назвать ярыми поборниками нравственности, но и завели себе несколько новых знакомых - молодая пара из Египта, свободно путешествующая по стране, жившая в комнате по соседству с нашей, и несколько девушек из числа местных, в основном продавщицы в маленьких магазинчиках, куда нам так нравилось заходить. Со временем Джеффри даже проявил склонность к истории и археологии и долго изучал находки, вытащенные из лабиринта под древним курганом, прежде чем продать их.
Я рассудила, что, раз уж мы с Джеффри вынуждены будем проживать в пансионе неопределенный срок, то правильнее мне будет взять на себе часть забот касательно нашего с ним быта - тем более, что времени и сил у меня было предостаточно. Раньше я много времени уделяла работе, теперь, лишенная этого, чувствовала себя тоскливо и непривычно. Я выяснила у хозяйки, как пользоваться прачечной, а по утрам охотно готовила завтрак и для других постояльцев.

По утрам, ближе к десяти и полудню, в кухне собралась довольно пестрая и оживленная компания, включающая в себя также молодую пару из комнаты по соседству - впрочем, куда чаще мы видели одного только супруга - его жена обожала поспать, обычно являясь на кухню ближе к обеду, а он в это время обездоленно слонялся по дому, опасаясь потревожить ее сон. Маленькая - немного меньше, чем нужно такому количеству народу для того, чтобы чувствовать себя свободно, кухня становилась ареной для культурных споров и словесных баталий, изредка прерываемых едой - но, проглотив порцию оладий с медом, спорщики возвращались к прежнему занятию, продолжая до хрипоты обсуждать историю, философию и свободные нравы Франции. Я старалась держать ближе к Джеффри, готовая в любой момент одернуть его за рукав, если он станет болтать лишнее, однако в этом ни разу не случилось необходимости. Джеффри был начеку, и, хоть и был увлечен разговором, ни разу не выходил за рамки, с упоением говоря о музыке или книгах, но никогда - о нашей настоящей прежней жизни. Для всех мы были супругами Смит - наша разница в возрасте была не так велика, как казалось на первый взгляд, и она нас не смущала, мы встретились на рождественской распродаже и влюбились друг в друга навсегда. Красивая история. Хотела бы я так на самом деле - хоть ни разу в жизни не посещала распродажи.

Джеффри, при ближайшем рассмотрении, оказался куда больше приспособлен к семейной жизни, чем я думала вначале. Он даже помогал мне собирать посуду со стола, и безропотно переносил в прачечную корзины с бельем. Неплохо. У многих женщин уходят годы, чтобы приучиться к такому своих мужей.

Наконец пришло первое письмо с Родины - Гудвин писал, что расследование идет полным ходом. В доме Гвейн Бейлесс был замечен некий подозрительный субъект, который на деле оказался лишь подставным лицом, присланным туда с поручением, но все принятые в полиции меры определенно заставляли нашего таинственного злодея нервничать. Осталось лишь дождаться, пока он поддаться панике и забудет по осторожность. Гудвин прислал нам газету - на одной из последних страниц я обнаружила упоминание о свадьбе. О нашей с Джеффри свадьбе, зарегистрированной, как положено в ратуше, в присутствии двух свидетелей, каждый из которых был специально подготовленным агентом. Не знаю, как Беверли Кастор стало о том известно - а именно она числилась заказчиком и спонсором статьи, но это в высшей степени скромное мероприятие отчего-то было объявлено пышным и помпезным. Возможно, Беверли просто не хотелось, чтобы свадьба ее сына прошла незамеченной, однако ума не приложу, как описанное торжество смогло бы остаться незамеченным для горожан, а ведь так и было.

​

Для всех мы с Джеффри находились в заграничной поездке, нечто средним между командировкой и романтическим путешествием, однако после выхода газеты в редакцию несколько раз звонили нетопыре из моих прежних клиентов - и, увы, получали суровый отказ - любые контакты с людьми из прежней жизни, не посвященными в тайну нашего местонахождения, были запрещены.
Уже скоро мы нашли жилье - Манон, полностью оправдывая возлагаемые на нее ожидания, подобрала нам небольшой дом в пригороде. Дом был наскоро собран из панелей, являясь тем самым типовым жильем, не имеющих ни стиля, ни истории, которое в обилии наводнило улицы, стремясь дать кров молодым и стесненным в средствах семьям.

Дом больше напоминал большую коробку, стенки которой были оклеены бумажными обоями, а содержимое состояло из простейшей мебели и нескольких аляповатых элементов декора, но на лучшее пока рассчитывать не приходилось. Джеффри получил работу - управление дорожной полиции приняло его в штат, удовлетворившись рекомендациями американских коллег и полулегальными документами, мне же пришлось довольствоваться ролью домохозяйки - о том, чтобы открыть свое дело, как раньше, и речи быть не могло.
Да к тому же вскоре выяснилось, что я все-таки беременна. Когда игнорировать боли и ежедневную тошноту стало невмоготу, я попросила Манон устроить мне визит к доктору - пресловутый доктор Моро мне вполне подошел, ведь тогда я еще объясняла свои недомогания несвежей или непривычной моему желудку пищей - все-таки не стоило увлекаться круассанами и пирожными. Однако после осмотра доктор уверенно заявил, что я беременна, и срок немаленький. Я уже по-новому могла взглянуть на свой чуть выпиравший животик. Беременна... странное слово. Определенно, я была к этому не готова - я ведь и с браком еще не успела свыкнуться, а тут нате вам - ребенок...

Джеффри, впрочем, был счастлив. Говорил, что всегда хотел сына и что станет замечательным отцом. Все время пытался вспомнить, чему учил его собственный отец, чтобы передать следующему поколению. Я помалкивала, про себя думая, что бейсбола и походов на родительское собрание будет более чем достаточно для того, чтобы считаться хорошим родителем.

Я изредка продолжала посещать доктора Моро - искать другого врача было не с руки, и он заверял меня, что, хоть он и мало смыслит в беременности, но на первый взгляд плод развивается нормально. Последнее время газеты наперебой твердили том, что рожать дома, да еще и при помощи каких-то народных методов, опасно для здоровья будущей матери, все чаще печатая статьи о хорошо оборудованных родильных отделениях, однако я туда обращаться не собралась. Не то, чтобы я не верила местным газетам - просто с моей почти поддельной визой и документами я вряд ли могла позволить себе такую роскошь. Хотя Манон настойчиво уговаривала - и даже обещала, что устроится туда уборщицей на время, чтобы я всегда была под присмотром.
От вынужденного безделья, неожиданно для себя, я нашла себя занятие по душе - не раскрытие преступлений, конечно, но оно хоть как-то задействовало ум. Однажды, ради любопытства, я решилась описать, вкратце, некоторые из своих самых интересных дел - разумеется, изменив имена и даже место действия.

​

Соорудив из этого нечто вроде сборника историй, я отослала это в издательство, которое сочло возможным выпустить его, на пробу, небольшим тиражном. Книга, увы, вскоре провалилась, однако мне было заявлено, что у меня неплохие задатки в том, что касается документальной прозы.

​

- Да плюнь на это, - заявил мне тогда Джеффри, верно, желая подбодрить. - Лично мне понравилось. А эти читатели просто ничего не смыслят в литературе и в работе детектива заодно. Знаешь, будь мы дома - твоя книга пошла бы на ура. Но даже так - ты все равно самый лучший автор детективов. И самый красивый к тому же.

Мне было предложено продолжить свои попытки творить. Я восприняла это как вежливый отказ, однако вскоре мне позвонили из издательства и сообщили, что у них найдется для меня работа. Я ехала на эту встречу, не подозревая подвоха, однако, услышав о том, в чем она будет заключаться, впервые в жизни поверила в мистику. Точнее, в злой рок, преследовавший меня.

В филиал издательского тома в штатах обратился молодой юноша, недавно получивший работу в посольстве, и заявил, что желает выпустить на свои собственные средства и на свой риск нечто вроде биографии, чтобы сохранить подробности своей жизни для потомков. Запрос отчего-то направили сюда, в главный офис, и шеф-редактор немедленно заявил, что у него есть кое-кто на примете. Таким образом, даже находясь за много миль от самого Томаса Кастора, я не могла окончательно избавиться от его влияния. Интересно, что бы сказал Джеффри, узнай он, что я взялась писать биографию его препротивного братца? Да, я все же взялась за нее. Не видела повода отказываться - работала я под псевдонимом, не рискуя быть узнанной, да к тому же может мне удастся превратить то бахвальство, что Томас изливал на страницах своего "личного дела", в приличное произведение?


Прежняя жизнь все чаще начинала казаться мне лишь сном - опасным, но увлекательным. А может, спала я сейчас - окруженная нелепой заботой, живя тихой и спокойной жизнью, которая совсем не была мне свойственна. И может, не была и уготована - однако сейчас для всех я была Клэр Смит, беременная молодая жена, и в ее хорошенькую головку вряд ли могли прийти такие мысли. Приходилось скрывать их ото всех, включая Джеффри. Он ведь, кажется, был счастлив. Словно мастерски вжился в уготованную ему роль - или наоборот, наконец смог проявить свою истинную натуру.
Но прошлое, словно не желая выпускать меня из сетей, оказалось настойчиво. Как-то раз, когда ходила по магазинам в поисках одежды - больше размером и свободного кроя, ведь с раздавшимся вперед животом я не могла надеть почти ничего из своего гардероба, мне в руки сунули записку. Я оглянулась - в торговом зале было людно, но ни одного знакомого лица, так что передать послание, а после затеряться в толпе мог кто угодно. Записка... просто лист бумаги, вырванный из школьный тетради, от которого еще исходил легкий аромат незнакомых мне духов. Я подержала ее в ладонях, прежде чем открыть. Внутри ровным убористым почерком было написано: "Ваши глаза выдают ваши мысли, хоть вы и научились притворяться. Если желаете узнать о человеке, чьего настоящего имени вы не знаете до сих пор, то приходите в любое время по указанному ниже адресу".

Я долго стояла на улице, комкая записку в руках. Надо бы отослать ее Гудвину - вдруг по почерку удастся узнать что-нибудь полезное, но прежде предстояло решить: буду ли я настолько беспечна, что вновь попадусь в ту же ловушку, являясь в одиночестве туда, не знаю куда? Но если и так - не стоит ли мне позвать с собой Манон, она, похоже, привычна к тайнам, или же Джеффри? Но Манон и так достаточно нам помогла, мне не хотелось впутывать ее в это. А что касается Джеффри, то он уже и думать забыл о том, почему мы здесь. Похоже, мне снова придется поработать в одиночку.

Баллы: без изменений.

 

[k-pod]

Дело о новой жизни.

Спойлер

Дом по адресу в записке я нашла быстро. Я решила, что лучше будет сходить туда сразу, не откладывая дело в долгий ящик, ведь чем дольше я буду думать, тем хуже для меня. Я могу и вовсе никуда не пойти, передумав и упустив шанс узнать сведения, которые могут пригодиться полиции, или тот, кто писал ее, сам исчезнет, уедет или передумает что-либо рассказывать. Конечно, эта записка - и приглашение, что в ней содержалось, могли бы ловушкой, могли быть пустышкой - вдруг кто-нибудь, прознав о моих затруднениях, просто решил подзаработать, продав мне неверную информацию в расчете на то, что я буду хвататься, как безумная, за каждую ниточку? Расчет оправдался - и хотя уже много месяцев мы не испытывали страха или волнения, оставив все угрозы и нападки позади, я ни на минуту не забывала о том, что, пока противник не повержен - игра не кончена. А что до этого затишья, то передышка, возможность продумать свои действия и накопить силы, возможно, нужна ему не меньше, чем нам.
Особняк с колоннами и крошечным садиком за кованой оградой был известен в округе как самое популярное место для свиданий. Я долго звонила в дверь прежде чем дверь мне открыла невысокая сухонькая женщина с совершенно седыми волосами, увязанными в старомодный пучок.
- Нужна комната? - понимающе спросила она. Я вздрогнула, однако кивнула. Пока она вела меня наверх, по старой скрипучей лестнице, предлагая выбрать любую из свободных спален, я взяла с нее слово ответить на несколько моих вопросов. Она согласилась - из чистого любопытства, и повела меня вниз, на кухню, где ловко и быстро заварила какой-то остро пахнущий напиток в глиняном чайничке.
- Зеленый чай... вы когда-нибудь пили его раньше? - спросила она, пока я, сидя на высоком стуле с неестественно прямой от напряжения спиной, осматривалась. Обстановка была роскошной, даже помпезной. Но кто и зачем заманивал меня сюда? Мысль о том, что меня могли попытаться скомпрометировать, застав в доме свиданий, уже не первый раз приходила в голову. Угадать род занятий хозяйки этого пышного великолепия было нетрудно, другой, более важный вопрос, что не она звала меня сюда, и не она подсунула ту записку. Мы никогда не встречались раньше, и лицо ее во время нашей встречи не выражало никаких эмоций, кроме вежливого равнодушия. Я была для нее всего лишь клиенткой, такой же, как остальные, и она пыталась угодить моим вкусам, не зная, что я пришла сюда совсем по другой причине.
- Не волнуйтесь, никто не о чем не узнает, - доверительно произнесла она, протягивая мне чашку. - Мы всегда тщательно храним имена и фамилии клиентов, да и вам, кстати, совсем не нужно называть ваше настоящее имя. Мы примем любое, какое вы сочтете нужным сообщить, и не требуем с вас документов. Но плата за комнату должна быть внесена за месяц вперед. Это обязательное условие.
Я молчала. Мне все сильнее казалось, что эта деловитая особа не только предоставляет комнаты для тайных и не очень романтических свиданий, но и является, в некотором роде, владелицей настоящего борделя, пусть даже чинного и благопристойного на вид. Может быть та, кто звала меня, работает здесь? Пожалуй, так и есть.
- У вас тут... очень мило. Мне посоветовал это место один мой знакомый, - со временем Гудвину и компании удалось получить полный словесный портрет искомой нами личности, так что я без колебаний и подробно описала его хозяйке. Не могла же я назвать ей истинную причину моего появление, а это... стоило рискнуть. В крайнем случае, если она не вспомнит такого среди своих клиентов, я просто скажу, что обозналась. Но она вспомнила.
- Мистер Денверс? О, он редкий наш клиент, однако платит вдвойне. Он всегда посещал одну из наших девушек.
- Вот как? - я приподняла бровь. Поговорить бы с ней... Тут больше подошел бы мужчина, но не звать же Джеффри. Он, наверное, вообще будет не в восторге оттого, что я все это затеяла. Нет, он будет просто в бешенстве, потому я подвергла опасности не только свою жизнь, но и жизнь нашего ребенка. Я осторожно прикоснулась рукой к животу - малыш был тих, и почти меня не беспокоил, хотя доктор Моро уверял, что плод развивается нормально. На улице я обычно надевала свободный плащ - он помогал скрыть беременность, ведь я не хотела, чтобы это бросалось в глаза посторонним. Сейчас плащ был на мне - я отказалась снимать его, пояснив, что быстро мерзну.
- Могу я переговорить с ней? О, ничего такого. Мистер Денверс просто просил передать ей привет, если мы вдруг встретимся. У него сейчас временные трудности, и мы давно не виделись.
- Боюсь, это невозможно... - осторожно произнесла хозяйка. - Она только вчера уехала навестить родственников. Я дам вам свой номер - вы сможете позвонить в любое время и узнать, не вернулась ли она.
Я кивнула, и, пока она ходила за ручкой и бумагой, быстро сняла несколько отпечатков с мебели и кресел. Ну, хоть что-то. Хотя вряд ли там есть те, что мне нужны.

По дороге домой я думала о том, что это странно - сначала подбросить кому-то записку, а затем сбежать, словно стараясь избежать разговора. Но зачем тогда начинать? Тем более, что сама бы я никогда не пришла в этот дом. Но женщины - непредсказуемые существа. Возможно, еще вчера она думала о том, что сдаст его полиции с потрохами, а уже сегодня, вспоминая проведённые вместе ночи, понимала, что не способна на такое предательство. Я решила сохранить в тайне от Джеффри свой визит. Нечего ему волноваться зря, тем более, что все прошло впустую. Однако отпечатки я все-таки отправлю. Думаю, что биография хозяйки этого великолепия вряд ли будет так уж чиста. Она хорошо воспитана, образована и, возможно, происходит из небедной семьи - а такие женщины не отрывают вдруг дом свиданий ни с того ни с сего. Этому наверняка есть причина - разорение, крах, что-то еще, и разгадка таится в прошлом.
Когда я проверяла почту, среди обычной корреспонденции мне в руки попался белый конверт без обратного адреса. Я осторожно поднесла его к лицу и принюхалась - запах духов был едва различим, но он был. Я медленно выдохнула и, унеся почту в дом, раскрыла его первым. Что там? Нежели извинения за то, что кто-то решил поводить меня за нос?


"Вы не знаете меня - но, возможно, помните мою записку. Мне жаль, что мы не смогли встретиться с вами лично, но глядя вам в глаза я бы не смогла рассказать вам того, что собираюсь поведать сейчас. Я видела ваше фото в газете - он сам показывал мне его, с любовью и усердием коллекционируя все, что так или иначе имело отношение к его аферам.
Я знаю, кого вы ищете. В первую нашу встречу он представился мне как Джейкоб Коул, но я уверена, что и это не его настоящее имя. Я даже не знаю, было ли в нем хоть что-то настоящее, включая наши чувства. Но женщины любят тешить себя иллюзиями, и он великодушно позволял мне думать, что мы любим друг друга.
У меня есть адрес его квартиры во Франции - свидания в доме мадам вылетают в копеечку, так что он как-то сказал, что нам нужно тихое место, чтобы проводить время вдвоем. Он умеет быть милым и обходительным - и чертовски хорошо умеет притворятся влюбленным. Мы встречались по протяжении почти двух лет. Он говорил, что много путешествует, и что где-то у него есть и другие женщины - но они ничего для него не значат, ведь любит он только меня. Я верила. Я долго верила. Его не смущало ни мое происхождение, а я появилась на свет в трущобах, и там же провела детские годы, ни моя работа. Он делился со мной своими честолюбивыми планами и надеждами - знаете, а он ведь умел мечтать, как какой-то поэт или художник, и мечтал он о бессмертии. "Люди должны быть равны богам" - часто говорил он.
Сначала он обратил своей взор к науке - и даже похитил и вывез из какого-то городка ученого, надеясь с помощью его ума и рискованных экспериментов замедлить процесс старения организма. Это помогло, но ненадолго. Почти отчаявшись, он решил обратиться за помощью к противнице науки, магии. Он посетил огромное количество экстрасенсов, магов и гадалок во многих странах, хотя не знаю, обрел ли он желаемое. Но он говорил, что близок к триумфу, и я, как его верная подруга на протяжении этих лет, должна разделить с ним успех. Он просил меня бежать с ним - он снял замечательный дом в штатах, прислал мне фальшивые документы и билет на самолет. Знаете, я в тот же день разорвала его в клочья. Потому что знаю - любовь, которую я испытывала к нему все это время, сжигает и опустошает меня. Я не хочу такого конца. Я уезжаю туда, где прошло мое детство, и постараюсь начать все сначала, оставив прошлое здесь. Я посылаю вам его адрес, а также прядь его волос - я сама попросила ее на память. Мне нравилось носить ее на груди, внутри небольшого кулона, как напоминание о том, что он думает обо мне, хоть и не со мной. Но больше я не хочу об этом помнить."

Я отложила письмо, взволнованно дыша. Бессмертие? Я считала это сказкой, недостижимой мечтой алхимиков. Но преступник, одержимый этой мечтой, казался мне гораздо более опасным чем, к примеру, одержимый богатством или властью. И вместе с тем его образ вдруг стал в моих глазах более человечным и понятным. Я думала о том, что где-то сейчас живет человек, на чьих руках немало крови, который надеется однажды стать "равным богам" и скоро поймет, что потерял единственную женщину в своей жизни, которая могла для него что-то значить. Интересно, ждет ли он ее? Смотрит ли в окно, ожидая услышать легкие шаги на крыльце, проверяет ли список пассажиров в аэропорту? И как скоро он поймет, что она не появится никогда?
Я взялась за ручку и подробно описала Гудвину случившееся, прилагая письмо и прядь в качестве доказательств. Итак, теперь у них будет шанс застать его врасплох.

Пока же их расследование зашло в тупик. Гвейн обратилась в суд, потому как считала установленную за ней слежку неправомерной и нарушающей ее право на частную жизнь, а Лэнг получил срок - хотя стало понятно, что больше он вполиции ничем не поможет, шериф рассудил, что слишком опасно оставлять его на свободе. Опасно прежде всего для него самого.

​

*****​

Джеффри его новая работа нравилась не меньше, чем служба под началом шерифа, хотя убийств в его жизни стало меньше, а вот бумаг и отчетов - больше. Но Джеффри от природы обладал достаточно упрямым характером, так что, чем бы он не занимался, упорство неумолимо толкало его вперед, заставляя пытаться снова и снова, до тех пор, пока из попыток не выйдет толк. Его новое начальства высоко ценило эти качества.
Регулировка движения на особенно людных улицах требовала физических усилий и умения быстро принимать решения, но Джеффри справлялся. Он был в отличной форме и назубок знал большинство законов, что могли пригодиться ему в работе. Даже его акцент не стал препятствием, хотя местные жители не очень-то жаловали приезжих.

​

Джеффри изо всех сил старался быть хорошим мужем. Он благодарил меня всякий раз, когда я готовила, вне зависимости от того кормила ли я его куриными ножками в соусе или полуфабрикатами из ближайшего магазина, не задерживался на работе, а в конце дня сдержанно рассказывал мне обо всем, словно отчитывался. Я кивала, понимая, что единственным примером семьи в его глазах может быть лишь его собственная, Беверли, покойный Роберт и Томас, со всеми ее сложностями и ошибками, и до определенного времени чете Кастор и правда удавалось походить на образцовую семью. Джеффри, сам того не ведая, перенимал почти все привычки своего отца, даже те, что не были так уж необходимы. Он рвался помогать мне с покупками и лично чинил всю технику в доме.

​

Но несмотря на желание подержать отцу, Джеффри был человеком иного склада, и более независимого нрава. Такой бы не смог поддерживать ширму благопристойности всю жизнь, и, как я подозревала, не смог бы жить с женщиной, к которой его не влекло. А с тех пор, как я рассказала Джеффри о беременности, мы ни разу не были близки, и даже спали в разных комнатах. Он говорил, что не хочет беспокоить меня без нужды.
- Это нормально, - успокаивала меня Манон. - Многие мужчины считают беременность чем-то вроде заразной болезни. А когда моя сестра родила, она почти полгода не могла даже смотреть на мужа... в этом плане. Но потом все придет в норму. Вот увидишь.
Я продолжала писать - не скажу, что за время работы над его биографией Томас Кастор стал казаться мне лучше, однако издатель был доволен качеством текста, и несколько глав, написанных и отправленных мною, получили положительный отзыв. Да уж. Похоже, биография Томаса была куда интереснее моей. Джеффри по-прежнему ничего не знал. Он не спрашивал, чем занимаюсь, пока он на работе, а не говорила. Постепенно я пришла к понимаю, что есть вещи, которые не стоит рассказывать мужу ради спокойствия обоих.

​

Беременность не доставляла мне больших неудобств. Конечно, я старалась заботиться о своем здоровье бывать на свежем воздухе и выполнять все рекомендации, предписанные доктором, однако я и представить не могла, что ждет меня впереди.
Было обычное утро. Джеффри, позавтракав, уже выехал из дома, я в задумчивости подпирала щеку рукой, сидя за столом, растрепанная и неодетая. Я думала о том, чем собираюсь занять сегодня - пройтись по магазинам, приготовить полноценный обед или же поработать над книгой, как вдруг сильная боль скрутила живот. Я охнула, привстав и цепляясь руками на столешницу, и попыталась отдышаться. Легкие словно сдавило изнутри, и каждый вдох врывался в них с боем. Я осторожно положила руку на живот и почувствовала, как внутри тревожно заворочался ребенок.

Нет. Неужели пришло время? Меня била дрожь. По ногам потекло что-то липкое, и я, не в силах сдерживаться, протяжено закричала. Надо было добраться до телефона, позвонить Манон или лучше сразу доктору Моро, но что, если он на приеме или на семинаре, и не сможет приехать? Сможет ли Манон мне помочь?

Последнее время доктор стал настаивать на госпитализации, уповая на то, что роды близко, однако я неизменно говорила, что рожать дома мне будет легче и спокойнее. Не могла же я раскрыть ему все тайны своего довольно щекотливого положения? Однако сейчас, не видя вокруг ни успокаивающе белых стен, ни суетящихся возле меня медсестер, я поняла, что близка к панике. Манон сказала, что уже едет, и посоветовала мне дышать глубоко и ровно. Легко сказать. На секунду мне показалось, что я вообще забыла, каково это - дышать.
Манон вбежала в дом, открыв дверь запасным ключом, и немедленно потащила меня в ванную. Вытерла влажным полотенцем пот со лба и посоветовала держаться, ведь роды могут длиться и по несколько часов.
- Доктор скоро приедет. При первой же возможности.
Не знаю как, но эти роды все же завершились благополучно. Манон самолично отнесла меня на кровать, а через несколько минут туда влетел побледневший доктор Моро.
- Я сделаю вам угол, - сообщил он, баюкая в ладонях мою руку. - Боюсь, мое акушерское искусство не настолько велико, чтобы вы совсем ничего не почувствовали.
Когда я очнулась, Манон шустро сунула мне в руки истошно верещавший сверток.

- Надо его покормить, - заявила она, и, в ответ на мой удивленный взгляд, сказала, что сейчас все мне объяснит.
Джеффри влетел в дом когда Манон, собиравшаяся в ратушу, уже стояла в дверях. Правила таковы, что любой младенец, родившийся или найденный на территории города, должен быть внесен в городской архив вместе с именем, возрастом и местом проживания. Манон взяла эту обязанность на себя, ибо сейчас ни я, ни отправившийся домой в состоянии легкого обморока доктор Моро, ни Джеффри, судя по его лицу, просто не могли заниматься всей этой бюрократией.

Джеффри смотрел на меня так, словно я была мадонной с младенцем, или небожительницей, посетившей этот ужасный мир.
- Это чертовски больно, - устало заметила я, ожидая, когда же он скажет хоть слово. - Кстати, это мальчик. Я назвала его Шерлоком. Надеюсь, ты не против.


Баллы: +0,5 за рождение второго поколения. Итого: 3,25

 

[k-pod]

Дело о нелегкой жизни эмигрантов. Часть вторая.

Спойлер

Не могу сказать, что появление в семье ребенка сильно отразилось на нашей повседневной жизни: конечно, я заботилась о малыше, ухаживала, делая все в точности так, как говорила мне Манон, которая, хоть и не имела своей детей, знала о материнстве больше, чем кто-либо, но Шерлок был на удивление неприхотлив. Он почти не кричал, терпеливо ожидая, пока я подойду к его кроватке, не плакал и не требовал внимания, когда я бывала занята. Джеффри я освободила от забот по уходу за младенцем - уж коль скоро мне пришлось стать домохозяйкой, то я старалась как можно лучше выполнять свои обязанности, взяв на себя дом и детей и оставив мужу финансы. Джеффри возился с малышом в свободное время, но кормила и купала Шерлока я.

​

Время неумолимо летит вперед, и люди стареют... или взрослеют, это как посмотреть. Впрочем, Джеффри должно исполнялось всего тридцать, так что о старости не могло быть и речи. Это женщины с годами видят морщинки в уголках глаз и закрашивают раннюю седину, мужчины же кажутся солиднее, опытнее, мудрее. Хотя мудрость в той или иной степени постигают и женщины - и самые мудрые знают, что возраст, как и все остальное, приходят к нам всегда вовремя.

​

Так как создание уюта теперь ложилось на мои плечи, я подумывала о том, что тридцатилетие Джеффри стоит отпраздновать. Устроить вечеринку с тортом и подарками, придумать что-нибудь, раз уж мы не могли пригласить никого из старых друзей, и не сошлись близко с новыми знакомыми. Передо мной стояла непростая задача по организации праздника, и я собиралась так или иначе, но справиться с ней на отлично.
Что нужно для праздника? Торт, воздушные шарики, гости. С тортом сложностей не возникало - я просто заказала его в ближайшей кондитерской, упомянув про поздравительную надпись и свечи. Вместо шариков я решила украсить дом свежими цветами, а вот с гостями возникли некоторые сложности. Джеффри, в отличии от меня, не испытывал симпатии ни к Манон, ни к доктору Моро, и вряд ли захотел бы видеть их гостями на празднике, хотя вежливость заставила меня все же отправить Манон приглашение , которое она сдержанно отклонила. Но кого я могла позвать на эту вечеринку, чтобы сделать Джеффри сюрприз? Я не знала его коллег, да и не помню, чтобы он сближался с кем либо из них. И никаких друзей его я не знала. Если они, конечно, были. Признаю, что в последнее время мы с Джеффри здорово отдалились друг от друга, но я всегда надеялась, что рождение ребенка может это исправить. Нам просто нужно время.
А насчет гостей... неожиданно мне в голову пришла мысль, что Джеффри был бы рад увидеть старых друзей - тех, кто остался в прошлой жизни, но о ком мы порой вспоминали. Правда, отнюдь не всех я могла бы пригласить съездить в другую стране, но Гудвину полезно взять выходной п навестить нас лично. И Брайанту Корнелиусу. Хотя он в большей степени был моим другом, они с Джеффри мило общались, когда Джеф еще был в старшей школе. А еще я подумывала отправить приглашение Беверли Кастор. Не Томасу, только ей. Мне казалось, Джеффри был бы рад ее увидеть.
Я подготовила для нее отдельное приглашение, заказала билет и... решила, что стоит вручить его лично. В конце концов, она ведь даже не знает, что у нее теперь есть внук.
Я тихо готовилась к поездке, не говоря Джеффри ни слова. Заказать билет на самолет и такси, чтобы доехать до Твинбрука. Отвезти сына к Манон, сказать Джеффри, что сегодня мы переночуем там и предложить ему пригласить друзей - так они могут повеселиться, не боясь разбудить спящего младенца. Попросить Манон проследить за Шерлоком, пока мы с мужем побудем наедине. И надеяться, что мой обман не откроется.
Твинбрук встретил меня проливным дождем и ветром. Подняв воротник, я спешила к дому Касторов, еще, в сущности, не зная, что скажу Беверли. Захочет ли она вообще со мной говорить после того, как мы с ее сыном буквально исчезли из города. Что она чувствовала тогда? Облегчение от того, что непокорный сын больше не сможет порочить ее имя в глазах горожан? Или сожаление, что он исчез, как она и просила, так легко смирившись с ее решением.
Я долго звонила в дверь прежде чем немного потяжелевшая с нашей последней встречи Беверли спустилась и открыла мне. Она смотрела на меня без удивления, но и радушия в ее лице я не видела. Волосы ее побели еще больше, а лицо казалось изможденным.

​

- Вы помните меня? Я Джессика... жена вашего сына.
Она кивнула, пригласила войти. Мне показалось, что она с трудом разбирает мои слова.

​

Она поставила передо мной чашку, пододвинула печенье. Кухня теперь выглядела не такой уютной, как раньше, словно у хозяйки появились иные заботы кроме как печь и готовить на всю семью. Да и кому было готовить? Джеффри далеко. Томас, как я слышала, снимает квартиру в Чикаго.
- У вас есть внук... Я назвала его Шерлоком, - говорила я, чтобы только нарушить эту давящую тишину, что делала дом похожим на склеп. Я кивала, хвалила чай и беспрестанно комментировала фотографии, которые привезла с собой. Шерлок в колыбели. Шерлок на руках у Джеффри. Шерлок купается.
- Буду рада приехать, - сказала Беверли, когда я уже собралась уходить. Сердце мое тревожно екнуло. Не знаю, будет ли рад Джеффри, но эта встреча ему нужна не меньше, чем ей. Вот только как Беверли с ее пошатнувшимся здоровьем выдержит перелет?

​

- Если вы будете плохо себе чувствовать, не приезжайте, - начала я. - Мы сами навестим вас после праздника.
- Ну нет, что вы. Я еще довольно бодра, как видите.
Я сказала, что позвоню ей, когда буду дома, и буду звонить ей и спрашивать о ее здоровье так часто, как смогу. Конечно, это нарушало бы все правила безопасности, но... но не могла же оставить эту женщину в одиночестве, наедине с воспоминаниями и болезнью? Да и весь мой приезд сюда был самым грубым нарушением правил, какое только возможно. Джеффри бы меня по головке не погладил. Гудвин тоже. Но теперь я могла с чистой совестью внести Беверли в список приглашенных. А заодно было решено объединить два праздника в один - день рождения Джеффри и первый в жизни день рождения Шерлока. Не думаю, что Беверли выдержит еще одну поездку, а так она сможет быть рядом с внуком в такой важный день. Не забыть только, что теперь нам нужно два торта, а не один.

​

Я встречала гостей в аэропорту. Гудвин сошел с трапа, спокойный и невозмутимый, как всегда, Брайант же, для которого эта поездка за границу была первой, смотрел по сторонам с восторгом и изумлением. Гудвин в свои тридцать был по-прежнему хорош собой, а Брайант казался все тем же милым старичком, каким я его помнила. Беверли в списке пассажиров не было, я проверяла его только вчера. Видимо, здоровье не позволило ей пускаться в длительные путешествия.
Маленькая кухня в доме еще никогда не видела столько гостей - в общем-то, мы с Джеффри почти никого и не приглашали. Разве что Манон заходила к нам иногда, проведать ребенка, но выбирала те дни, когда Джеффри был на работе. Играла музыка - какая-то местная радиостанция. Гости выглядели оживленно, улыбались и даже пританцовывали, хотя Брайанту, обходившемуся без танцев всю сознательную жизнь, возможно, не стоило и начинать.

​

Джеффри был скорее приятно удивлен, чем счастлив, но я была уверена, что скромный праздник вместе с парой старых друзей, знавших все трудности нашего теперешнего положения, все же лучше, чем никакого.
- Загадывай желание и задувай свечи, - шепнула я мужу, направляясь в детскую. Шерлок спокойно лежал у меня на руках, никак не реагируя на шум.

​

- Так, теперь наша очередь, - я осторожно поднесла Шерлока к столу. Торт, предназначавшийся ему, был обильно украшен розочками и полит шоколадом. "Дети любят шоколад" - сказали мне в кондитерской, однако я не позволила бы Шерлоку съесть больше одного кусочка. Это крайне вредно для детского организма. Вообще для любого организма, если быть точной.
- Хорошенький малыш, - прокомментировал Гудвин. - Похож на вас обоих.

Пока Гудвин извивался в ритмах французских радиостанций, Шерлок спал у себя, а Джеффри ел торт, тут же разрезанный на порции, я воспользовалась случаем и расспросила Брайанта о делах на Родине. Тот факт, что не могла увидеть своих прежних друзей еще не означал того, что я о них не помнила.
- С домом все хорошо, - почему-то Брайант решил начать именно с этого. - Дважды в месяц я приглашаю туда уборщицу, так что, если скоро надумаете возвращаться - там вполне можно жить. Кстати, вы не надумали его продавать? Нет? Потому что ко мне уже несколько раз обращались потенциальные покупатели.
[c] ​

- Пока не знаю, - конечно, когда все наконец закончится, дом в любом случае потребует ремонта и перепланировки. Когда я занималась этим последний раз, я не предполагала устраивать где-либо детскую.
- Эми в порядке. Ну, насколько я знаю, - отчего-то смутился Брайант. - Наряды ее стали гораздо откровеннее. Еще ее повысили до менеджера в салоне и, как я слышал, она завела себя поклонника. Не знаю, кто он, но судя по всему, человек не бедный и со связями. Говорят, что это именно он поспособствовал ее повышению...

​

Я вздохнула. Да уж, Эми, ты как всегда беспечна. Богатый поклонник, личности которого никто не знает, либо преступник, либо женат. А и то и другое весьма опасно.

​

- Бадди тоже...
- Тоже что? - встрепенулась я. - Тоже женат?
- Э... нет, - Брайант был слегка удивлен. - Он теперь мэр. И, как важное лицо, стал усиленно интересоваться тем, куда это вы с Джеффри пропали. Я слышал, что расходы на операцию по поимке этого типа возросли вдвое.
Я улыбнулась. Интересно, что двигало им? Стремление заслужить признание избирателей? Но операция секретна, значит, привлечь внимание прессы не получится. Или Бадди, несмотря на положение, в душе остался прежним, и просто хотел помочь нам?
- Почему не женат? - машинально уточнила я. Брайант развел руками.
- Журналисты у него то же самое спрашивают. Мол, как же так, мэр - и без супруги. Но он все твердит, что "нужно время, чтобы найти себе новый идеал".
На секунду я представила, что было бы, не откажи я ему в тот вечер. Стала бы я женой мэра, или все осталось бы как есть, но компанию в этом почти добровольном изгнании мне составлял бы уже не Джеффри, а Бадди? Шерлок заворочался в кроватке, и я поспешила к нему. Нет, не буду больше об этом думать. Ведь иначе мой сын бы не появился на свет. Конечно, у меня могли быть другие дети, но... но как можно сравнить мечты и ребенка, живого, теплого и нуждающегося в моей заботе круглые сутки?
- Еще кое-что, - произнес Брайант, войдя в комнату вслед за мной. - Беверли... В общем, ее не стало. Я услышал об этом сегодня утром, перед самой поездкой. Кто-то из соседей вызвал скорую, но Беверли умерла еще до приезда врачей.

​

Я вздрогнула. Вот, значит, как. А ведь она так и не увидела своего внука. И мы не приехали к ней в гости, как я пообещала ей тогда. Чувствовала ли она себя одинокой и обманутой, или простого обещания было достаточно, чтобы вселить в нее надежду? Мне хотелось бы в это верить. Никто не должен умирать одиноким и забытым.
- В общем, ты как-нибудь сообщи это Джеффри, - шепнул Брайант, наклонившись ко мне. - Как-нибудь осторожно. Ну, все-таки это его мать и все такое.
Я кивнула. Как можно "осторожно" сообщать такие новости я не знала, но решила, по крайней мере, отложить этот разговор до конца праздника. Мы предложили гостям свободный диван, однако и Брайант, и Гудвин решили не обременять нас и заночевать в пансионе.
- Передавайте привет хозяйке. Кстати, по утрам там подают отличные оладьи, - шепнула я Гудвину, пока мы прощались.
- Обязательно, - он неожиданно наклонился ко мне, заключив в крепкие объятия и чмокнув в макушку. По моему телу прошла дрожь - увы, разница между дружеским объятием и интимным порой не видна, а ко мне так давно никто не прикасался, что тело реагировало даже тогда, когда я не думала ни о какой романтике. - Береги себя. И сына.

​

Когда мы наконец остались наедине - Шерлок давно заснул, я решила, что настало время поговорить. Нет, не о нас, хотя то, что происходило с нашим браком не могло меня не тревожить.
К моему удивлению, Джеффри вел себя так, словно новость эта нисколько его не трогала.
- Я позвоню нашему адвокату - уверен, он уже занимается организацией похорон. Мое присутствие может и не понадобиться, - наконец произнес Джеффри после долгого молчания. Я кивнула. И это все? Ни слез, ни сожалений? Джеффри не был черствым или бесчувственным, однако никогда не показывал эмоций перед теми, кому не доверял. Получается, он больше не верит мне? Ревность, словно игла, вонзилась под кожу - и кому же теперь Джеффри поверяет сердечные тайны, на чьем плече он станет плакать по матери?

​

Джеффри сидел рядом - чужой, как никогда раньше. И хоть мы по-прежнему живем в одном доме и он, настоящий, сидит на расстоянии руки, я чувствовала, как стена молчания и непонимания между нами растет с каждой минутой. Когда мы успели ее соорудить? Кто виноват? Будь я более пылкой и эмоциональной, то сейчас наверняка висела бы у него на шее, умоляя не уходить, не бросать нас. Но гордость диктовала мне иное - и я сидела на месте, прямая и строгая, готовая выслушать все, что он мне скажет, и ни о чем не просить.
- Скажи, ты никогда не думала о разводе? - произнес Джеффри, когда молчать дальше уже не было смысла.

​

Баллы: без изменений.

 

[k-pod]

Дело о жажде перемен.

Спойлер

- Ты никогда не думала о разводе? - слова эти, хоть и ожидаемые с учетом заметно охладевших взаимоотношений, тем не менее были для меня как гром среди ясного неба. Я не ждала их - хотя, в глубине души понимала, почему так происходит. Джеффри, как я давно заметила, мало напоминал покойного отца, и вряд ли мог бы прожить долго с женщиной, к которой его более не тянет. Но меня утешало одно - если бы все чувства в нем остыли, оставив лишь золу и пепел, то, верно, мы бы сейчас не говорили. А раз это не так - и Джеффри, смущенный своей бестактностью, сидит напротив, значит, он сомневается, и, заводя со мной разговор, который легко может окончится скандалом, хочет помочь себе решиться. На развод или на спасение нашего брака, я не знала, но помогать ему не спешила. Он растерян, и любое давление сейчас может оказать эффект, обратный ожидаемому.
- А о том, чтобы переехать? - продолжал он. - Невыносимо тут жить. Шам де ля Сим красив, но пригороды все похожи на большую деревню. Пастельные пейзажи и пасторальные нравы. Скука смертная.

​

Я молчала, но некая часть меня, ответственная за семейное счастье, ликовала оттого, что желание разрыва у Джеффри было связно скорее со скукой и рутиной, а вовсе не с пламенной любовью к другой женщине. Впрочем, это еще не значило, что другой женщины не было, или что она не могла бы появиться в ближайшее время. Мужчины, уставшие от брака, охотно ищут утешения в чужих объятиях, и часто это помогает им стойко переносить даже существование бок о бок с опостылевшей супругой.
- Джеффри, мы не можем, - наконец произнесла я, одновременно делая вдох. Спокойно, Джес, только спокойно. Жизнь порой преподносит нам сюрпризы, но только от нас зависит, сможем ли оправиться от тех, что были нам особенно неприятны. Джеффри смотрел на меня с затаенной надеждой, чувствуя себя смущенным из-за того, что вообще начал этот разговор.

​

Я недавно родила - и волновать женщину в таких обстоятельствах наверняка не входило в его планы. Однако я была спокойна, что давало ему возможность продолжать. Заплачь я тогда - и все бы кончилось в ту же минуту. Не знаю, удержало ли бы это его от измены, но больше мне пришлось бы слышать этих слов.
- Не хочу давить на тебя тем, что мы официально женаты и у нас есть ребенок. Хотя ты это и без меня знаешь. Но, поверь, дело в другом. Ты же помнишь, почему мы уехали. И сейчас мы несем ответственность не только за себя, но и за сына. Кто позаботится о нем, если что-то случится с его родителями? Мы должны быть острожны. Здесь мы можем жить под ненавязчивым присмотром спецслужб и в любой момент получить помощь, а если мы уедем, начнем все сначала в другом месте, то придется начинать заново действительно все. У нас немного денег, а нам нужен дом достаточно просторный, чтобы сделать там детскую. Тебе нужна работа - а еще деньги на оплату счетов. И, хоть я сама с трудом в это верю, но что будет, если он нас найдет? Ты понимаешь, о ком я. Не знаю, убийца ли он по призванию или же просто расчетлив и циничен, но встретиться с ним лицом в лицу, не имея поддержки, значит смотреть в глаза собственной смерти.
Я перевела дух, все еще избегая смотреть на Джеффри. Умом я понимала, как сухо и гордо звучат эти аргументы, и как далеки они от простого женского желания удержать рядом мужчину. Логика и расчет - это то, что всегда действовало на меня, но, возможно, Джеффри ждал иного. Я только сейчас поняла свою ошибку. Я должна была говорить ему о чувствах, а говорила об ответственности и долге.
- Пойду проверю Шерлока, - сказала я, вставая с места и оставляя его на кухне одного. Это бегством - но больше продолжать разговор я не могла. Я и так истощила все силы: обида скользкой змеей свернулась на груди, а досада за собственную глупость и гордость заставляли гореть огнем щеки и грудь. Хватит. Довольно. Пусть делает, что хочет - лишь бы не ставил меня в известность о своем выборе, ожидая, что я приму решение за него.

​

Шерлок спал. Тихим и счастливым сном именинника, даже не догадываясь о разговорах, что происходили на кухне, и о тех чувствах, что бушевали в наших душах.

*****​

С того дня Джеффри больше не поднимал вопрос о разводе. Мы вообще мало разговаривали - по утрам я по-прежнему вставала раньше, чтобы приготовить ему завтрак, он сухо благодарил за заботу и отправлялся на службу, а вечером, читая газету, справлялся о том, как чувствует себя сын. Теперь Джеффри чаще задерживался на службе, принимаясь за любые поручения и словно желая оттянуть момент возвращения домой.

​

Я часто видела таких трудяг в участке - напряженные и собранные, они до ночи могли просиживать за отчетами или уликами, но боялись признаться себе, что их усердие проистекало вовсе не от трудолюбия, а из страха одиночества, когда работать всю ночь кажется предпочтительнее, чем видеть пустой неуютный дом и спать в холодной постели. Новый начальник Джеффри, как я слышала, был из таких. Правда, с той лишь разницей, что его брак распался раньше, чем супруги начали делать вид, что все еще вместе, мысленно пребывая по разные стороны океана.

​

Теперь Джеффри почти ничего не рассказывал о работе - хотя раньше охотно хвастался любыми, даже мелкими успехами, и позволял утешать себя, когда что-то не складывалось. Только однажды он снова заговорил об этом - в тот день Джеффри пришел домой с таким видом, словно нес весть о конце света, и когда игнорировать мои расспросы стало невозможно, пробурчал что-то о том, что "они провалили операцию". Что за операцию проводила дорожная полиция я не знала, а потому задавала новые вопросы с еще большим упорством. Наконец, Джеффри признался, как было дело.
Гудвин Гуд по старой памяти предложил ему участвовать в захвате дома нашего неведомого преступника, с легкостью меняющего имена и личины. Может, оттого, что не хватало людей, а может, чтобы Джеффри воочию убедился, что тот, кто доставил нам столько неприятностей, получит по заслугам. Полиция окружила дом, дождалась, пока в ворота въедет кадиллак и по сигналу начала наступление. В доме оказалось сразу несколько человек - но это были совсем не наш преступник и его сообщники, а всего лишь агент по продаже недвижимости и его клиенты, приехавшие посмотреть и купить дом. Оказалось, что одно незадачливое агентство недавно приобрело его с торгов у одного довольно загадочного господина, собиравшегося навсегда покинуть Францию и потому готового уступить дом практически за бесценок. Но никто и подумать не мог, что случится такое. Пассаж, позор и настоящий скандал.

​

Я попыталась было утешить Джеффри, но он лишь отмахнулся и ушел к себе, не пожелав выслушивать моих увещеваний. Наутро он сдержан и спокоен, и я поняла, что он снова замкнулся в себе. Как исправить это, я не знала, ведь однажды он раскрылся передо мной сам, от нахлынувших чувств и непонятно откуда зародившегося доверия. Теперь же я словно стояла перед наглухо закрытой стеной, стучала по ней ладонями, но безуспешно.
Несмотря на досадный провал, отодвинувший наше возвращение на родину на неопределенный срок, работал Джеффри отменно. Его усердие, умение работать едва ли не по ночам и задерживаться допоздна по первому слову высоко ценились начальством. Он получил новую должность - и теперь, вооружившись перчатками, лупой и кучей приборов с проводами и разъемами, должен был по мельчайшим деталям восстанавливать картину преступления. Такая кропотливая работа не очень ему нравилась - Джеффри никогда не был усидчив, но хорошо оплачивалась и сулила большие перспективы.

​

Я находила утешение в заботах о сыне. Мы решили не нанимать сиделку - я могла и сама присматривать за малышом, следуя советам многоопытной Манон. Шерлок был здоровым, пузатым и в меру подвижным мальчишкой. Глаза у него были скорее мои - насыщенного синего оттенка, а волнистые темные волосы он унаследовал от Джеффри. Он почти не болел - хотя я старалась следовать всем рекомендациям доктора Моро, и усердно поила его рыбьим жиром и витаминами, и редко плакал. Он ходил, говорил и ел как и любой другой ребенок, однако в его жестах сквозила некоторая вальяжность, в будущем способная превратиться в самодовольство и излишнюю манерность.

​

Я учила его говорить, как то советовали модные в последнее время книжки французских психотерапевтов, заставляя тщательно выговаривать каждый звук, и сопровождая уроки демонстрацией цветных карточек с изображенными на них предметами. Он ребенка требовалось громко называть из вслух или же подавать мне нужную карточку, когда я громко и четко называла слово. Шерлок справлялся почти со всеми заданиями, и, к моему удивлению, мигом запомнил все судебные термины, что я когда-либо произносила при нем.

​

- Он когда-нибудь станет судьей, - смеялся Джеффри, глядя на сына с той нежностью, что когда-то была предназначена только мне. Я завидовала ему - хоть это и нелепо, завидовать собственному ребенку из-за того внимания, что уделяет ему отец, но женщины в своей обиде редко бывают логичными. Иногда я утешала себя тем, что, пока Джеффри любит нашего сына, в нем живет и капелька любви ко мне, хоть время и отдалило нас друг от друга, Шерлок, наши надежды, связанные с ним, было почти единственным, что нас объединяло.

​

А другая женщина... она все же появилась. Она всегда появляется, когда неровная трещина делит брак пополам, ведь взаимное уважение, увы, плохой повод для верности.
Как-то раз Джеффри сидел за пишущей машинкой, а я, проходя мимо, краем глаза заглянула в тест - на первый взгляд, ничего необычного, просто отчет о дорожном прошествии, но фамилии его участников как-то сразу бросились в глаза. Одним из них было имя парнишки - сына местного магната, другим - имя Лолли Рэкет. Фамилия эта была печально знакома мне еще с прошлой жизни, в которой я расследовала преступления и имела несколько стычек с этим семейством. Я слышала, что молодое поколение Рэкетов не имеет отношения к семейному бизнесу, предпочитая иные радости - университет и работу в газете, так что не имела чести знать кого-либо из них. И вот, теперь я вижу имя Лолли в отчете моего мужа и понимаю, что он, похоже, встречался с ней лично, будучи на службе за много миль от того места, где ей полагалось находиться. Что это? Совпадение?
- Лолли Рэкет - это та самая Рэкет? - уточнила я.
- Угу, - не глядя на меня, буркнул Джеффри. - Та самая. Она сейчас заканчивает университет и приехала сюда для языковой практики...
- Ты это во время аварии выяснил? - перебила я, вчитываясь в отчет. Так, ничего страшного. Столкновение, две побитые машины, но никаких травм у участников. Лолли сейчас должна быть цела и здорова, а значит, моему мужу не придется носить ей цветы в больницу.
- Не совсем. Я встретил ее после работы. В парке - я зашел туда, чтобы немного прогуляться и подумать, и увидел, как к ней пристает какой-то тип. Он вроде как ее однокурсник или типа того. Я объяснил ему, что не следует так разговаривать с девушкой, хотя до драки не дошло.

​

Я нахмурилась. Конечно, в таком рыцарском поведении не было ничего предрассудительного, тем более, учитывая род его деятельности: защищать граждан, в том числе и хорошеньких девушек, было его обязанностью, однако что-то не давало мне покоя. Я ревную? Возможно. Но у меня есть повод - мужчины слишком часто западают на "дев в беде".
- Просто удивительно, что некоторые женщины пытаются быть настолько самостоятельными, - продолжал он. - Поступают в университеты, ездят в заграничные поездки одни и говорят, что совсем не стремятся замуж. По-моему, это ненормально.
Однако в голосе его не было осуждения. Я бы скорее предположила, что показная независимость этой Лолли его заинтересовала.

​

- Она встречается с каким-то музыкантом несмотря на то, что этого не одобряют ее родители. Да у нее голова забита всякой чепухой! Например, гороскопами. Как можно верить во всю эту астрологическую чушь? Она мне сказала, что наши знаки совместимы. Я расспросил ее о ситуации на дороге - это может помочь в работе, видеть слабые стороны и быстрее реагировать. Представляешь, она берет машину напрокат, не желая пользоваться экскурсионным автобусом! Она просила помочь ей объяснится с центром проката, как-никак она ведь разбила одну из их машин. Я записал данные этого центра и обещал помочь. По-моему, это правильно.

​

Я ничего ему не сказала. Зачем? Если я стану запрещать ему помогать этой особе, вообще видеться с ней, то это лишь подстегнет его любопытство.

Баллы: +0,5 за 50 000 очков стремления у Джессики. Итого: 3,75

 

[k-pod]

Дело о белом платье и видимости приличий.

Спойлер

Прошло несколько лет...
Мне предстоял непростой день, наполненный смехом, улыбками и воздушными шариками, которыми по обыкновению украшают дом в преддверии праздника. Но вместе с тем день будет полон фальшивой любезности, взглядов, от которых темнеет в глазах, и лжи. Маленькой лжи, что идет всем во благо, но никто не подозревает, как дорого она обходится говорящему. Джеффри был любезен и мил с утра. Он даже вручил мне подарок - пару сережек из настоящего жемчуга, что так восхитили меня на прошлой неделе, когда мы ходили по магазинам, подбирая подарок для сына. Да, мы все еще были близки настолько, чтобы не доверять эту обязанность другим, втайне подыскивая себе иных советчиков. Во всем, что касалось сына, мы часто проявляли удивительное единодушие.
Шерлоку исполнялось шесть. Он был чертовски сообразительным мальчуганом - как мы с мужем давно заметили, как удавалась ему математика и точные науки, а вот интересе к литературе он не проявлял. В раннем детстве я читала ему вслух сказки, но вскоре он сам избавил меня от этой обязанности, сказав, что не желает больше слышать об этих выдумках. Он слишком трезво мыслит для шестилетнего мальчугана, хотя меня это полностью устраивает.

​

Мы заказали торт и украсили дом к празднику. Несмотря на все успехи Джеффри на карьерном поприще дом наш, увы, все еще не был похож на жилище представителей среднего класса, а по-прежнему оставался типичным пристанищем людей, которым особо и некуда податься. Меня это злило - поначалу я старалась придать ему более благородный вид, развешивая картины и расставляя вазы, но со временем махнула рукой - нет ничего хуже, чем стремиться казаться кем-то, кем ты не являешься. Мы всего лишь американцы, приехавшие сюда несколько лет назад, и нет смысла быть кем-то другими, тем более, что этого городок уже принял нас такими, какими мы были. С нашим неизменным акцентом и странными привычками.
Шерлок спокойно сидит у меня на руках. Порой мне кажется, что он способен делать это вечно - спокойно восседать, прижимаясь ко мне всем телом, держась ручонками за шею или за платье, так долго, как я сама выдержу. Сколько бы я ни брала его на руки - не помню, чтобы он хоть раз сам просил опустить его.

​

- Джеффри, сделай музыку погромче, - крикнула я пока муж мой возился с новомодным проигрывателем, недавно приобретенным им в комиссионке. Такие, как я слышала, сейчас были едва ли не в каждом доме, и Джеффри годился, что смог отхватить его всего за несколько сотен долларов, однако я не считала это выгодным вложением. Проигрыватель то и дело заедал, то принимался визжать и трещать, словно старая дверь.
- Ну, раз, два... на счет три задуем свечи вместе, - шепнула я Шерлоку, пока гости потихоньку собралисьсь на кухне.
- Ведь себя прилично, - оборвал Брайан одну из наших самых юных гостий, за локоть приведя в кухню. - Здесь ребенок.

​

Минуту назад, как я знала, он чуть ли не силой отдирал ее от захватывающей беседы с моим мужем. Лолли Рэкет по-девчоночьи хихикала, прикрывая лицо, и кожа в вырезе ее декольте чуть порозовела.

​

- Поздравляю, - произнес Гудвин, подойдя ко мне так близко, что, наверное, мог бы услышать стук моего сердца. Мы чуть покачивались в такт музыке, чтобы нашу тихую и не предназначенную для посторонних ушей беседу можно было принять за танец - и ни к чему не обязывающую болтовню, что его сопровождала. - Это ведь и твой праздник тоже.
- О нет, - засмеялась я. - К несчастью мои шесть остались далеко позади. Дальше, чем мне хотелось бы.

​

- Ты прекрасна в любом возрасте, - шепчет он, и я шутливо бью его ладонью по плечу - нас же могут услышать. Любезничавшая с гостем во время танца хозяйка - уже повод для слухов, а там и до скандала недалеко. А ведь мы по-прежнему должны не привлекать к себе внимания, и мы не привлекаем. Мы осторожны, помним, что говорить и на празднике собрались лишь те, кто посвящен в нашу тайну. Все, кроме Лолли Рэкет. Но при должном внимании и она ничего не заподозрит. Не должна заподозрить. Ах, как же неудобно. Все же, как ни крути, она здесь лишняя - и позвать ее было не только бестактно, но и рискованно.
Звонит телефон - Джеффри слишком занят с гостями, поэтому трубку снимаю я. Голос на другом конце провода тихий и непривычно серьезный. Вопрос "я не помешал" сейчас кажется почти что издевательством. Я киваю. Помешал, но ему это знать совсем не обязательно.

​

Оглядываюсь по сторонам: Гудвина что-то не видно. Наверное, как хороший, дисциплинированный гость помогает относить грязную посуду, а может даже, пустив горячую воду и заткнув слив пробкой, сейчас деловито полощет в мыльной воде тарелки. Эта работа хозяйки - но он всегда говорил, что у меня и без того хватает забот, и рвался помогать мне при любом удобном и неудобном случае. Хорошо все же, что его нет поблизости. Не чувствую в себе сил что-то объяснять, спорить. А он в любом случае стал бы спорить, говоря, что я совсем не думаю о своей безопасности. Забавно... сколько раз мне ставили это в упрек, однако я все еще в порядке. Обойдется и в этот раз.
Осторожно подхожу к сыну. Чуть наклоняюсь, чтобы наши глаза были на одном уровне - ему не нравится, когда смотрят сверху вниз.

​

Вручаю ему коробку, наспех перевязанную праздничным бантом. Мы с Джеффри купили ему на день рождения золотую рыбку - муж был уверен, что забота о питомце поможет воспитать в нем ответственность, но я не удержалась и захотела вручить Шерлоку кое-что и от себя. Сущая мелочь - моя книга, так бездарно проваливавшаяся у читательской публики. Отрывки из моей запутанной и насыщенной биографии. Мне, как и положено, прислали экземпляр, и он, всеми забытый, долго пролежал в прикроватной тумбочке. Я никогда не рассказывала сыну о своей службе на благо города, но может, ему будет интересно об этом прочесть. Это ведь не так ненавидимые им сказки. Там все правда.

​

Целую его в лоб и осторожно выскальзываю в прихожую, никем более не замеченная. Джеффри прекрасно справится с гостями и без меня. А если не справится, то есть еще Гудвин - ему я доверяю не только свой дом и сына. Сажусь в машину, кутаясь в шарф. На улице прохладно, а мне еще ехать за город - воздух там в это время года словно и не прогревается вовсе.

Спустя три часа...

​

Здесь сыро - с потолка стекают дождевые капли, собирающиеся в стоках после каждого ливня, и этот глухой мерный звук, казалось, сводит с ума. Однако по нему я уже наловчилась определять время - когда я последний думала о сыне? Ровно сорок капель назад. Когда пыталась думать, чтобы найти выход отсюда? Пятнадцать капель назад. Когда теряла надежду? В этот самый миг. Ссадины на лице почти не болят. Это не желание ударить сильнее, причинить боль, просто кровь - еще одна составляющая этой безумной мистерии.
Я брошу по помещению, словно зверь, запертый в клетке, изредка присаживаясь отдохнуть на жесткие холодные скамейки. Я даже пробовала поспать - свернувшись в клубок и едва не отлежав себе бока на деревянной поверхности. Чтобы не сойти с ума, я читаю. Забавно, но единственной книгой, что я нашла в сумке, оказалась Библия. Читать ее в заброшенной церкви... это даже символично. Правда, бесполезно - тут нет ни богов, ни света, только человеческие заблуждения.

​

Мне холодно. Стены словно сжимаются вокруг меня. Воздуха тут должно быть достаточно- никто ведь не хочет, чтобы я умерла раньше времени, и сквозь дыры в потолке поступает достаточно терпкого от влаги кислорода, однако мне кажется, что вдыхать труднее с каждой минутой. Я тщетно стараюсь экономить кислород - разогнавшееся сердце с каждым ударом требует все больше, и я дышу часто, жадно.

​

Хочется курить - хоть я в жизни не притрагивалась к табаку, кажется, что согреть заледеневшие легкие можно только так, изнутри. Я не притронулась к еде - хотя яблоки и хлеб, лежавшие на столике для подношений, выглядели вполне аппетитно, и, я в этом уверена, не отравлены, я все еще не могла перебороть отвращение и съесть хотя бы кусочек. Я когда-то читала о том, что звери, попавшие в неволю, долго отказываются принимать пищу, тем самым доводя себя до истощения и умирая гордыми, не покорившимися. Наверное, сейчас я ощущаю нечто подобное - я знаю, что, по всей видимости, умру в любом случае, так к чему же волноваться о еде и воде, только продлевая муки?
Нестерпимо хочется услышать человеческий голос. Полые внутри стены не доносят снаружи даже эха, и эта тишина, словно пресс, прижимает к дощатому полу. Поговорить бы хоть с собой - но я молчу, боясь раздразнить иссушенное жаждой горло. Я готова отдать все, что есть, за один лишь телефонный звонок, но телефону тут взяться неоткуда. Наверное, я ужасная женщина, что в такие минуты, желая слышать человеческий голос, грежу не о муже и не о сыне, но я ничего не могу с собой поделать. Ослабевшее тело уже не в силах бороться с искушением.

​

Мне приносят одежду - белое платье, белье. Ах, да, жертве же положено быть в светлом. Не стесняясь никого и ничего, сажусь прямо на пол, отчего белоснежная ткань тут же покрывается разводами. Мне вводят что-то шприцом. "эЭто наркотик" - смущенно пояснят девушка с испуганными, словно у олененка, глазами. Желудок словно скручивает изнутри. "Вам ну будет больно" - виновато шепчет она. Я киваю. Будет или нет - какая теперь разница.

​

Сквозь мутную пелену перед глазами различаю чье-то лицо. Капюшон, надвинутый до самого носа, а их-под него, сейчас я вижу это совершенно четко, мелькают глаза - пустые черные провалы, словно две космические дыры. Как такой взгляд может хоть что-то выражать? Не знаю, но сейчас он выражает лишь сожаление. "Не бойся" - шепчут мне обескровленные, тонкие, словно ниточка, губы. Кто-то торжествующе смеется - и звуки смеха, словно раскаленные иглы, проникают под кожу. А потом все заканчивается.

​

 

[k-pod]

​

Спойлер

Итак, я начну с начала. А начало почти любой истории, прекрасной или ужасной, как известно, находится в детстве. Наши игрушки, наши забавы, наши первые привязанности и даже сказки, что мы слышали на ночь, навсегда определяют, каким мы станем в будущем, и хотя события нашей жизни имеют свойство перекраивать нас на свой вкус, но основа, все то, что мы впитали с молоком матери, пребудет с нами вечно. Помню ли я свое детство? Да, и отчетливо. Я всегда отличался редкой проницательностью, что, вместе с хорошей памятью позволяла мне хранить любые воспоминания, словно бусы в шкатулке, бережно перебирая их руками всякий раз, когда нападет меланхолия. Увы, воспоминания, хранимые мной, были не только приятными, но и пугающими, терзающими, выставляющими напоказ худшие стороны моей натуры. Моя шкатулка полна, и в ней достаточно всякого, но начну я, как собирался, с самого начала. С того, которое я помню.
Был мой день рождения. Мне должно было исполниться шесть, и по такому поводу мама устраивала домашний праздник Папа, как это часто бывало, ей в этом не препятствовал - он любил гостей, любил общество, однако тайна организации любого домашнего праздника, даже самого скромного, оставалось ему неведома. Мама же управлялась с этим с изяществом и сноровкой - заказывала торт и украшения, умудряясь не тратить на это ни слишком мало, ни слишком много. У моих родителей, как я знал, было немного друзей - однако большее количество гостей наш дом все равно не смог бы принять. Сверстников на празднике не предвиделось - я никогда не играл с другими детьми, не посещал дошкольные занятия - мама предпочитала учить всему сама, а никто из наших знакомых не имел детей или внуков соответствующего возраста.
Празднование начиналось вечером. Гости по одному стекались в тесную комнату, служащую одновременно и гостиной и прихожей. Невысокая девушка в блузке с каким-то затейливым рисунком пришла первой - не знаю отчего, но мама не спешила ее встречать, не подала руки, не помогла раздеться и даже не обернулась, когда она зашла в комнату.

​

Сейчас я бы отметил такую перемену в хозяйке, и, верно, сделал бы выводы, тогда же, еще не задумываясь о всех сложностях человеческих взаимоотношений, я лишь наблюдал, подмечая детали, но не осознавая их значения.
Например, как мог ребенок правильно трактовать те взгляды, что бросала на отца та юная гостья? Признаться, тогда я едва ли запомнил ее лицо - самые важные люди в жизни малыша - родители, остальные же запоминаются по степени яркости наряда и готовности поиграть с именинником. Сейчас же, в нынешнем своем положении, я бы, пожалуй, отметил, что лицо у той девушки было довольно симпатичное, а фигура вся состояла из приятных глазу округлостей, что с возрастом могут превратиться в полноту, но в молодости еще радуют глаз.

​

Отец, как человек более сдержанный и, верно, более взрослый, не позволял себе быть чрезмерно увлеченным только одной гостей, стараясь приветствовать и расспрашивать о здоровье всех, она же, не в силах совладать с чувствами, смотрела лишь на него, а когда он уходил и его место занимал другой приглашенный, едва находила в себе силы поддерживать беседу, по-прежнему не скрывая интереса к Джеффри, бродившему по комнате или хлопочущему на кухне.

​

Кем была та женщина, если не подругой моей матери и не другом семьи? Увы, сейчас я уже знаю ответ на этот вопрос. Была ли она любовницей моего отца? Несомненно, она была увлечена им, как и он ею. И при удачно складывавшихся обстоятельствах, если бы их влечение не угасло, они могли бы решиться на эту связь. Но тогда еще - нет, не была. Хотя ее внимание ему, несомненно, льстило.
Если кто-то из моих родителей и осознал зыбкость некогда данных обетов, то первым сделал это, несмотря на присутствие юной гостьи, совсем не отец. Тогда, на скромном празднике мой мозг мой лишь подмечал, навсегда запечатлевая в памяти картинку, и мою мать, какой я ее запомнил. Сейчас же, глядя на нее, я мог бы с уверенностью утверждать, что ставшая любовниками пара - особенно, если связь их длится давно, редко выставляет напоказ свои отношения. Молодости свойственно попирать запреты, своей внебрачной страстью бросая вызов ханжескому обществу, зрелость же, как правило, более осмотрительна. Любовника умной и взрослой женщины едва различишь в гостях или на улице - оба осторожны, приберегая всю нежность для личных встреч. Узнать их можно разве что по взглядам, что они старательно не бросают друг на друга.

​

Мама смеялась и то и дело танцевала с кем-нибудь из присутствующих, кроме моего отца - он всегда недолюбливал танцы, и, откровенно говоря, и не умел танцевать.
- Ну что, ежик, веселишься? - спросил Брайант Корнелиус, помогая мне разрезать именинный торт, положив свою руку поверх моей. У меня тогда едва хватало сил, но у Брайанта было в достатке такта и опыта, чтобы мягко и ненавязчиво помочь мне разложить торт по тарелках и созвать гостей к чаю, не отнимая у меня чувства, что этот праздник - мой. Как я слышал, у него было двое или трое детей - уже совсем взрослые, я никогда не видел их.

​

Кто-то позвонил. За шумом музыки и разговоров я едва различил звук телефонного звонка, остальные же не слышали его вовсе. Мама сняла трубку - я с тревогой вслушался в ее слова, хотя разобрать что-либо было непросто. Ничего не значащие фразы, брезгливое выражение лица, выдавливаемое сквозь зубы согласие. Кто это? Надоевший любовник? Невозможно, он ведь здесь.
Мама вручает мне подарок, целует меня. Я с тревогой слежу, как она тихо выскальзывает в прихожую. Хочется бежать за ней, уговаривая не уходить, остаться, ведь сегодня мой день рождения. Но я молчу. Мама всегда учила меня, что у взрослых есть собственные дела, важные, и дети не должны препятствовать им. Из комнаты доносится смех Лолли Рэкет - кажется, Гудвину все же удалось ненадолго отвлечь ее от отца, завладев ее вниманием. Брайант спрашивает, не налить ли мне еще чашку. Праздник продолжается.
Через полтора часа гости наконец расходятся по домам. Лолли с моим отцом долго стоят на крыльца, прощаясь. Брайант треплет меня по волосам, Гудвин смеется и советует быть острожным и беречь нервы родителей. Мы убираем оставшуюся с праздника посуду и ложимся спать. Мама не возвращается. Ее комната пустует до утра.

​

 

[k-pod]

Запись первая.​

Открыть

Когда мама не вернулась домой даже наутро, в моем сознании впервые промелькнуло нечто похожее на беспокойство. Беспокойство смутное и неясное, хотя вполне ожидаемое и объяснимое, ведь людям свойственно тревожиться о судьбе близких, и даже всякое животное способно переживать о своем потомстве или стае. Однако я был очень юн, и тревога о судьбе матери сполна перекрывалось обидой на то, что она оставила меня в мой праздник, сочтя свои собственные дела, о которых я не имел понятия, более важными. Я обижался, хотя мне некому было об этом поведать - в лице отца я никогда не мог найти благодарного слушателя, а Брайант, который казался мне таким чутким и внимательным, уже был на пути в Твинбрук, и телефона его я не знал. Он приезжал к нам иногда: говорил и играл со мной, иногда рассказывал о своих детях, но никогда не делал так, чтобы я мог найти его в любую минуту. Возможно, он просто этого не хотел. Дети милы, пока удается поиграть с ними во время нечастых визитов, и утомительны, когда приходится нести за них ответственность.
Утром отец, запретив мне даже подходить к двери или снимать трубку, отправился в пансион, надеясь застать там Гудвина Гуда за несколько часов до рейса. Я слышал, как отец звонил туда, справляясь о постояльцах, и просил пригласить к телефону Гудвина. Они долго о чем-то говорили - я с трудом разбирал их беседу, однако, даже многого не понимая, стоял возле двери, не двигаясь и даже не дыша, и внимал резким, холодным, иногда волнительным словам. Мамины дела так важны, что она вернется не скоро? Она оставила нас? Тогда я твердо пообещал себе, что не стану плакать по этому поводу. Родители иногда оставляют своих детей, но если у детей есть хоть капля гордости - они не станут страдать по таким родителям.
Отец вернулся только под вечер. Прошел, хмурый, в спальню, закрывшись на ключ, и не выходил оттуда несколько часов. Проходя мимо, я осторожно прикладывал ухо к двери, вслушиваясь в доносившиеся из комнаты звуки. Отец нервно мерял шагами комнату, изредка сдвигая то шкаф, то кресло, а когда я, поддавшись любопытству, заглянул в замочную скважину, то увидел, как он, не мигая, смотрит на мамино фото, что в рамке под стеклом стояло на прикроватной тумбочке. Я знал, что он сделал его давно, когда я еще не родился, и мамино лицо с нежными глазами и легким румянцем, не изменилось с тех пор. Тогда я считал, что мама всегда была такой, однако она, слыша это от меня, смеялась и говорила, что это не так. Что когда-то волосы ее были не светлыми, а каштановыми, и она заплетала их в две ужасно старомодные косички и носила кожаный плащ светло-коричневого цвета. Я не понимал, как возможно, чтобы волосы меняли цвет, однако слушал ее с большим вниманием, по большей части потому, что мне нравился звук ее голоса и ее манера говорить.

​

Отец вышел из комнаты спустя два часа. Молча прошел на кухню, оглядел содержимое кухонных шкафов, спросил, когда я ел последний раз. Я ответил, что днем, доедая остатки пирога, купленного к празднику. Отец хмыкнул недовольно и сказав, что дети должны питаться по режиму, засучил рукава и принялся сооружать из имевшихся в холодильнике овощей салат. Резал он неумело, то слишком крупно, то мелко, а соус у него расслоился и более напоминал помои. В ответ на мой брезгливый взгляд он пояснил, что "детям нужны овощи", а завтра он приготовит что-то более приличное, или вовсе пригласит Манон - уж ей-то наверняка все известно о том, чем следует кормить ребенка.

​

Ужин прошел в молчании. На следующее утро отец разбудил меня рано и велел одеваться.
- Тебе же нужно ходить в школу, - пояснил он. - Я... то есть, Манон, устроила тебя в лицей. Говорят, у них есть даже художественный класс. Походишь туда, а там видно будет.
Отец вышел из комнаты, не говоря больше ни слова, уверенный, что взрослые мальчики сами могут одеться и собраться в школу, однако я, не имевший в том опыта, застегнул кофту набекрень и даже не вспомнил про расческу. Когда я, встрепанный и несуразный, зашел в класс, мои одноклассники подняли меня на смех. Я вытерпел это стоически - а когда часть из них подошла ко мне после уроков, спрашивая, не обижаюсь ли я, молча отвернулся. Учитель, желавший как-то помочь мне подружиться с классом, выбрал для этого странный способ - во всеуслышание объявил, что поручается мне убрать и почистить школьный террариум, и спросил, не желает ли кто-нибудь мне помочь. Несколько ребят подняли руки, однако после уроков я велел им убираться домой, сказав, что справлюсь сам. Я провозился до позднего вечера, однако клетки и аквариумы сияли чистотой.

​

Вечером отец был задумчив и раздражен. Он поинтересовался, как прошел мой первый день школе, рассеянно слушая ответ, чуть кивнув в ответ на мой рассказ о том, как великолепно я справился с поручением. Я посмотрел на него с обидой - я жаждал внимания и восхищения моими талантами, а получал лишь вежливое равнодушие, однако отец, истолковав мой взгляд по-своему, заметил, что мама, наверное, все же скоро вернется, а у него, ко всему прочему, неприятности на работе.

​

На следующий день мне объявили, что я, как и другие ученики, теперь посещать художественный класс - по вторникам и средам, с четырех до шести. Конечно, отнюдь не все ученики лицея обладали художественным талантом, однако директор считала, что уроки живописи помогают развитию у детей воображения и памяти. А те же, кто проявил зачатки этого самого таланта, в средней школе могли стать учениками элитной академии искусств. Я был слишком дисциплинированным, чтобы пропускать эти занятия, однако не видел в них никакого смысла. Искусство казалось мне пустой и бесполезной затеей, и я искренне не понимал, отчего люди тратят так много денег на то, чтобы приобрести холст, по которому водил кисточкой какой-то там знаменитый художник. Картины, а также скульптуры и прочее, в сущности, всего лишь украшения, милые безделицы, способные украсить жизнь, однако без них она вряд ли станет хуже.

​

Я не был хорошим художником. Увы, природа не наделила меня ни талантом, ни воображением, без которого невозможно по-настоящему творить. Я мог лишь переносить на бумагу то, что видел своими глазами, но был не в силах придать этой вещи или этому явлению красок, вдохнуть жизнь в полотно. Если кто-то видит цветок, то, наверное, он нарисует цветок, я же в этом цветке видел только мошкару, кружащую между его лепестков.
Уроки искусства были единственными предметом, который мне не давался, те мои одноклассники, что особенно не любили меня, пользовались этой возможностью, чтобы всячески задеть меня, издеваясь над моей бесталанностью. Я молчал, стиснув зубы, но на других предметах сторицей отвечал им тем же. Я сказал отцу, что, для лучшего успевания мне нужен мольберт, и с большим упорством тренировался дома, однако выходила у меня сплошная мазня.

​

С отцом мы почти не говорили. То есть, изредка он, конечно, спрашивал, какие у меня оценки в школе, однако я чувствовал, что мысленно при этом он пребывал очень и очень далеко, потому отвечал сухо и односложно. Его убеждения твердили ему, что необходимо быть внимательным к детям, однако его душевное состояние не позволяло ему в полной мере интересоваться окружающим миром, и мной в том числе. Иногда садился рядом с мной, пока я готовился к занятиям, и принимался громко и безапелляционно объяснять мне те или иные вещи. Я молча сносил эту неловкую и совершенно ненужную заботу, зная, что если людям позволить делать то, что они хотят, они, в общем-то, довольно скоро утомятся и оставят вас в покое. Главное, не мешать им и не помогать.

​

В другие же моменты мы с отцом были словно чужие. Мы никогда не спорили, хоть он по-прежнему готовил невкусные салаты и забывал звонить Манон, чтобы она забрала меня из школы. Изредка он забирал меня сам, молча открывал передо мной дверцу, помогал втащить на сидение полный справочной литературы рюкзак и спрашивал, не хочу ли есть, ибо в этом случае мы могли бы заехать пообедать в кофейню. Я отказывался, но не потому, что не любил сладкое. Просто вид смеющихся счастливых семей, рассевшихся за соседними столиками, пробудил бы во мне не лучшие чувства, и на этот раз я бы уже не смог сдержать своих эмоций. Я догадывался об этой вспышке, и старался ее предотвратить.
Даже сталкиваясь в коридоре, мы оба немедленно отворачивали лицо в сторону, молчали, опустив глаза, и старались проходить аккуратно, чтобы ненароком не задеть друг друга плечом.

​

О маме мы почти не говорили, хотя умом я понимал, что, раз ее нет с нами, она либо бросила нас, либо с ней произошло нечто плохое, необратимое, что помешало бы ей вернуться. Временами я задавался вопросом, а не сбежала ли она куда-нибудь с другим мужчиной, устав от одиночества и равнодушия? Позже я узнал, что она умерла, и узнал об этом задолго до того, как полиция обнаружила ее тело, а сообщить эту новость мне пришел тот, в чье существование большинство обывателей просто не поверит. Впрочем, не поверил бы и я, свято уверенный, что не существует ничего, что не могло бы быть объяснено наукой. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я все еще спрашиваю себя, не было ли случившееся тогда сном, кошмаром, галлюцинаций, услужливо подсунутой мне воображением.

 

[k-pod]

Запись вторая. Гость, что входит незваным.​

Перед тем, как он вошел, в комнате словно бы стало чуть темнее и холоднее, хотя, быть может, это все лишь игра воображения, что любит населять мир чудовищами и великанами. Тогда мне, ребенку чуть старше семи, он казался одним из таких чудовищ - беспощадным и кровожадным, а еще таинственным, ибо никто не видел его лица и не ведал, отчего продолжает он свою кровавую жатву на протяжении сколького времени. Сейчас же я понимаю, что зря мы, люди, считаем его чудовищем. Он не может быть злом, так же, как не бывает им нож или камень, ведь нож сам по себе причинит никому вреда, а орудием убийства его делает чужая воля.
Бесшумно, но уверенно возник он на пороге, словно не открыл дверь, а прошел сквозь нее. Хотя, быть может, так оно и было. Я с любопытством, без страха разглядывал его. Мне, семилетнему ребенку еще не было известно, что такое смерть, и тогда я его не боялся. Он коротко произнес приветствие, голос был тихим и безжизненным, не выражавшим ничего - ни радости, ни сожаления. Я не отрывал взгляда от его балахона - совершенно черного, без оттенка синевы или другого цвета. Он, казалось, был сделан из какой-то неизвестной мне ткани, что совсем не шевелилась, когда он шел. Лица его я не видел - капюшон был надвинут так низко, что я удивлялся, как он вообще может смотреть сквозь него.

Спойлер

- Мир этому дому, - скрипуче произнес он, и его голос, неприятный, резкий, неожиданно стал куда больше походить на человеческий, хотя так говорить, пожалуй, мог бы разве что глубокий старик. Но если все, что я о нем слышал, было правдой, то он и был стар. Очень стар.
- Я... да, и вам здравствуйте, - степенно ответил ему я. Даже тогда, совсем еще ребёнком, я чувствовал потребность быть разумным и уверенным хозяином дома. - Что привело вас к нам?
Не знаю, что делал бы кто-нибудь другой, случись ему оказаться на моем месте. Пожалуй, большинство завизжало бы и упало в обморок, какая-нибудь сердобольная хозяйка, возможно, предложила бы ему чаю, а неутомимый исследователь расспросил бы о загробной жизни. Мне же было всего семь, и я хотел одного - не уронить достоинства перед этим незваным и опасным гостем.
- На этот раз я пришел не за кем-то, - глухо ответил он после раздумий. - Я не спрашиваю разрешения войти, ибо прихожу лишь когда придет срок, однако на сей раз прошу прощения, что вторгаюсь незваным.
Я важно кивнул. В кухне раздался глухой тяжелый стук - отец, бросив лишь один взгляд на гостя, упал в обморок, едва не повредив затылок при падении. Я вывернул голову, чтобы рассмотреть его получше, убедиться, что он жив, но, удостоверившись, что крови нет, не подбежал к нему - никакая сила на свете не могла оторвать бы меня от гостя. Было слишком много вопросов, которые я собирался ему задать, а тот факт, что и отец его видел, лишь убедил меня в том, что все реально, все по-настоящему.
- Среди людей говорят "Враг моего врага мой друг", - тем временем продолжал он. Я знал, что иногда его звали Жнецом, однако сомневаюсь, что у него было имя или прозвище, хотя люди не могли удержаться, чтобы не дать их ему. Такова природа - нам нужно давать имена всему, что мы видим. - Поэтому я и пришел. Человек пытался поймать меня в ловушку. Он воспользовался тем, что я всегда прихожу, когда кто-нибудь умирает. Он был умен и сумел запереть меня, но я вышел. Ему не хватило знаний, чтобы держать меня там вечно. Я везде и нигде, для меня нет понятия времени, но... он что-то придумал. Поэтому я пришел сюда. Рано или поздно он попробует снова.
- Почему же вы просто не забрали его с собой? - возмутился я, всплеснув руками. - Вы же, наверно, можете? И зачем вы пришли к нам? Знаете, я всегда думал, что когда у людей неприятности, они идут в полицию.

​

Он не удостоил меня ответом - только поглядел так, словно не понял моих слов. Конечно, за капюшоном было не увидеть лица, однако каким-то шестым чувством я неуловимо угадывал, как меняется его настроение.
- Ты еще мал, и много не понимаешь, - произнес он, и в голове его мне почудилась толика разочарования. Он приходил за помощью? Но чем мог помочь ему я, ребенок? Видит небо, я никогда не мечтал о приключениях. - Я приду к тебе когда-нибудь. Потому что ты "враг моего врага". Женщина, что он убил, была твоей матерью. Я приду к тебе. Для тебя пройдет много дней и ночей, для меня же времени не существует.
Он ушел - я не помню, воспользовался ли он дверью, или же просто растворился в воздухе. И только вид отца, все еще лежавшего на полу без чувств, убедил меня, что это не было сном.

​

Приподнявшись на цыпочки, я набрал из раковины холодной воды в ладони и побрызгал ему на лицо. Он смотрел недоуменно и испугано, словно ребенок, не понимающий, за что его наказали. Я отвернулся, мне неприятно было видеть его таким. Как и ему то, что мне пришлось стать свидетелем его слабости.

​

После мы долго не разговаривали.

*****​

После того случая отец несколько дней был задумчив и немногословен. По утрам он долго сидел у себя, часто выходил на работу даже не позавтракав. Движимый частично любопытством, частично тревогой, я заглядывал в замочную скважину и видел, как он подолгу стоит возле трюмо, гладя на свое отражение ничего не выражающим взглядом. Близость вестника смерти так взволновала его? Заставила бояться за свою жизнь? Или же он просто не мог поверить, что позволил себе столь постыдный обморок, когда его сын оставался спокойным? Не знаю. Фотография матери теперь стояла на трюмо, ее личные вещи по-прежнему были на своих местах.

​

Однажды в наш дом снова пришли полицейские. Они с отцом, запершись в спальне, долго о чем-то разговаривали, меня забрала приехавшая спустя полчаса Манон. Она всяческие пыталась приободрить меня, расспрашивая о школе и о том, какие предметы мне нравятся, я же отвечал сухо и односложно. Я прожил у нее три дня прежде чем отец наконец забрал меня домой. Он осторожно поглядывал на меня всю дорогу, словно я вдруг превратился в какое-то неведомое существо, а потом, велев мне не заходить пока в дом, повел прогуляться по участку. На заднем дворе у нас росли несколько кустиков да неприхотливые синие цветочки, что обильно украшали клумбы наших соседей, и стояла ветхая деревянная скамеечка, слишком низкая, чтобы взрослый человек мог устроиться на ней с комфортом. Отец не стал к ней подходить. Остановился, удержав меня за локоть, посмотрел серьезно и внимательно.
- Твоя мать... - начал он. - Джессика... она мертва. Полиция нашла ее тело два дня назад. Они не знают точно, когда наступила смерть. Тело выглядело так, словно она скончалась совсем недавно, однако эксперты сомневаются...
Сообразив, что ребенку ни к чему знать такие подробности, он осекся, неловко похлопал меня по плечу, успокаивая. Потом он долго говорил что-то о том, что мы семья и должны пережить это вместе, тряс меня за плечо и даже плакал, уткнувшись в сгиб локтя. Я молчал. Признаться, я не слишком-то вслушивался в слова моего зловещего гостя, однако тогда случившееся предстало передо мной во всей красе. Он забрал ее, и забрал давно. А потом еще смел приходить в наш дом и заговаривать со мной. Да как он вообще смел просить о помощи мальчика, чью мать забрал несколькими днями ранее? Обстоятельства ее смерти тогда мало меня волновали. Вся злость, боль и отчаяние сконцентрировались на одной сущности, некогда почтившей меня своим визитом. Это все он. Это его вина. Как жаль, что сам он не может умереть, но должен же быть способ его уничтожить?

​

Со смертью матери та ненадежная маскировка, что придумали для нас полицейские, потеряла смысл. Похоже, мы не были нужны ее убийце, ведь иначе не проще ли было ему тогда избавиться и от нас заодно? Впрочем, агент, приехавший передать нам билеты и документы, говорил, что за нами будут присматривать. Осторожность не помешает.
Последние дни перед отъездом я провел у мольберта. Искусство, никогда раньше не привлекавшее меня, неожиданно стало спасением, единственным способом убежать от себя и излить часть переполнявших меня чувств на бумагу. Я не стал рисовать лучше, и по-прежнему не мог перенести на холст того, чего не видели глаза.

​

Я нашел выход - принося их комнаты игрушки, я долго расставлял их по комнате, стараясь создать иллюзию того, что они движутся или вот-вот готовы это сделать. Движения и динамика в моих рисунках казалось более сносной и правдоподобной, чем все остальное. Возможно, не будь я столь серьезен, со временем я мог бы рисовать неплохие комиксы, однако, необходимо воображение, чтобы создать нарисованного человечка и рассказать миру о его подвигах.

​

Оставались считанные дни до нашего возвращения в Твинбрук. В день отъезда Манон не пришла проводить нас в аэропорт, однако позвонила накануне и долго о чем-то разговаривала с отцом. Судя по его интонации, она снова пыталась научить его правильно воспитывать собственного сына.

 

[k-pod]

Запись третья. О смерти доброго друга и моих родственниках.​

​

Спойлер

Я впервые видел город, в котором познакомились мои родители, в котором так долго прожила моя мать и не чувствовал ничего необычного. Ни трепета, ни волнения. Я не был рожден здесь, а появился на свет в домике на одной из французских окраин, под руководством врача, впервые принимавшего роды со времени своего студенчества. Я не жил здесь, и, хоть здесь родился и вырос мой отец, и в одном из огромных каменных домов до сих пор жила его семья, мама же приехала сюда уже взрослой женщиной, искавшей лучше доли. Я часто спрашивал у отца, где она родилась, но в ответ он лишь пожимал плечами. Где-то возле женского монастыря какой-то святой. Где это, он и сам не знал.
Средств нашей семьи едва хватило на покупку участка. Строители наскоро возвели там нечто вроде большой коробки из кирпича и бетона, и наугад поделили пространство переходками. Понять, где задумывалась кухня, а где спальня было невозможно, однако в ванной стояла небольшая колонка с горячей водой, а во всем доме было проведено электричество. Пожалуй, это жилище было еще хуже чем то, в котором нам приходилось ютиться во Франции. Там хотя была мебель и обои на стенах. Здесь же требовался долгий и кропотливый ремонт. Отец не слишком переживал о неустроенности нашего дома, и любил повторять, что это хороший способ начать все сначала. Это заставляло меня нервничать. Увы, я уже тогда был прекрасно осведомлен о состоянии наших финансов, и понимал, что нам вряд ли хватит денег, чтобы заплатить рабочим и купить нужную мебель, не говоря уже о том, что в дизайне отец смыслил немногим больше, чем в кулинарии. Я пытался сказать ему об этом, но он лишь отмахивался.
- Я скоро найду работу, - говорил он. - Нам хватит денег.

​

Не знаю, верил ли я тогда ему или нет. Во многом характер моего отца оставался для меня загадкой, ибо никогда не пытался узнать его лучше, однако в честолюбии ему отказаться было нельзя. Джеффри Кастор определенно считал себя слишком сообразительным, чтобы прозябать на заштатных должностях, и если бы только начальство согласилось с его мнением, его, возможно, ждал бы успех. Всякого рода организации ценят исполнительных и в меру амбициозных, главное лишь не переходить грань, за которой для своего начальника становишься не подспорьем и союзником, а конкурентом.
В любом случае, меня утешала мысль, что дети, долгое время живущие в неподходящих условиях, обычно бывают забраны государством и переданы на попечение в детские дома, так что даже если бы жизнь с отцом вдруг стала невыносимой, я точно знал, что долго эта мука не продлиться.
Отца вскоре взяли на работу обратно в полицейский департамент города Твинбрук. Делами там по-прежнему заправлял Дадли Рэкет, добродушно-насмешливый, но, несмотря на возраст, крепко державший в своих руках с полсотни опытных агентов и новичков. Заслуги Джеффри Кастора перед французской полицией не остались незамеченным - отцу предложили новую должность и оклад выше прежнего. С одной стороны эта мера должна была польстить иностранным коллегам, ведь данная ими рекомендация была весьма лестной, с другой - показать сотрудникам помоложе, что департамент всегда готов предложить им условия работы более выгодные, чем за границей.

​

Впрочем, работы у него существенно прибавилось. Гудвин Гуд как-то сказал при мне, что старик Рэкет знает подход к ретивым карьеристам - отчетов по горло и множество дел, так, чтобы вздохнуть было некогда, дел мелких и несущественных, но чтобы отказаться, не уронив достоинства, было нельзя.

​

В глубине души я догадывался, что мой отец лелеет честолюбивые планы, однако никогда не подавал виду. Не мое, в сущности дело, каким методами он собирается получать повышение, хотя я не верил, что он был бы способен на подлость или предательство. Как же плохо я его знал. Натура моего отца, достаточно жестокая, долгое время была им подавляема, но скрывать что-то вечно не под силу никому. Конечно, любой порок можно исправить, изменить, но дело это требует немалых усилий, душевных и физических, а отец мой был не склонен прикладывать силу, чтобы смирять свои желания. Он предпочитал им потакать.
Вскоре после нашего приезда умер Брайнт. Брайант Корнелиус, старый друг моей мамы, и, как она порой говорила, давний приятель моего отца, хотя тот в открытую никогда не звал его ни другом, ни знакомцем, делая вид, что лишь терпит его присутствие, не доставлявшее ему видимых неудобств. На похороны я пойти не смог. Гудвин в тот день отлучался из города по делам, иначе я непременно попросил бы его сопровождать меня, а отец наотрез отказался брать меня на похороны. Как и идти самому.
- Они нам не родственники, - безапелляционно заявил он. - И нечего тебе там делать. Ты все равно никого из его семьи не знал, а ему ты уже ничем не поможешь.

​

*****​

В новой школе меня приняли радушно. Имя Джессики Примроуз когда-то у многих было на слуху, люди гадали, куда она могла пропасть на столько лет, а видя ее уже подросшего сына невольно сравнивали нас. Мне иногда говорили, что мы похожи, хотя это и было преувеличением: и цветом глаз, и чертами лица я вышел в папу, являя собой более коренастую копию последнего.
Одноклассники встретили меня вполне благосклонно. Расспрашивали меня о жизни во Франции и путешествии, ведь классный руководитель еще в первый день сообщил, откуда я прибыл, но быстро отстали, видя, что я не проявляю к ним интереса. Многие из них считали меня жутко умным, потому, что в перерывах между занятиями я всегда что-нибудь читал, а на уроках мог посадить в лужу почти любого из своих соучеников, но больше не пытались завязать со мной дружбы. Только одна девочка улыбалась и махала мне рукой при каждой нашей встрече. У нее были вьющиеся рыжеватые волосы и щель между передними зубами, имени ее я не знал, да и не интересовался, предпочитая лишь холодно кивать ей в ответ. Зачем мне замечать какую-то девчонку.
Моя первая встреча с дядей случилась во время школьной экскурсии. Наш класс пригласили побывать в научном институте и осмотреть новую лабораторию с кучей всяческого оборудования, которым можно было даже воспользоваться, но... очень осторожно и под надзором кого-нибудь из лаборантов.

​

Отвезти нас вызвался один из новеньких учителей, преподававший, кажется, историю у старших классов, мы же его совсем не знали. Мальчишки шептались, что он, мол, еще молодой, и половина женского преподавательского состава в него влюблена.
Высокий худощавый парень ждал нас возле автобуса. Пожалуй, они с моим отцом не были так уж похожи, хотя, зная, что они браться, можно было поискать в лицах семейное сходство и найти его немало.
Он равнодушно скользнул по мне взглядом и принялся командовать, чтобы ученики быстрее рассаживались по местам. За всю дорогу он не сказал мне ни слова, а я же буравил взглядом его спину, не веря, что он может быть таким равнодушным. Мы же, черт возьми, родственники, и он никогда не видел меня до этого дня! Наверное, вообще не знал о моем существовании. Но теперь-то должен был узнать. Мы же носим одну фамилию, а не видеть списки учеников он не мог.
Насупившись, я бродил по залам института в молчании, не разделяя восторгов моих одноклассников по поводу того или иного изобретения. Чего там только не было. Огромные телескопы, из которых, наверно, можно было рассмотреть вся пятна на луне, экзотические растения, выращенные в пробирках, составляющие целый сад, накрытый огромным стеклянным куполом, образцы камней и минералов со всех уголков планеты. Наконец мы остановились перед наглухо закрытой дверью, и наш провожатый шепотом сообщил, что в следующей зале нам нужно вести себя очень осторожно, ибо там находится одно из последних изобретений, присланное иностранными коллегами, и оно сейчас еще не конца опробовано. Стоящая рядом со мной рыжая девчонка застыла в предвкушении. Мне самому было любопытно, но я изо всех сил старался казаться безразличным. Теперь я уже знал, как ее зовут - Фелеция Макклур. Она сама назвала мне свое имя, плюхнувшись в автобусе на соседнее место. Как будто мне было интересно. Я не стал ей мешать -пусть себе сидит, где хочется.

​

За дверью находилось нечто вроде огромной колбы, внутри которой, шипя и мерцая, бегали небольшие бледно-голубые молнии.
- Генератор энергии нового поколения, - с гордостью сообщил нам лаборант, но я, зачарованный неведомым танцем крохотных огоньков, мерцающих по углам, возле стекла, его не слышал. Словно под гипнозом, я сделал несколько шагов вперед, едва не касаясь стекла рукой, и тут... и тут чья-то рука резко ухватила меня за шиворот, отшвыривая назад. Я был так удивлен, что даже не успел возмутиться.
- Жить надоело? - прошипел мне в лицо Томас Кастор, а лаборант, испуганный случившимся, уже спешил к нам. Он долго осматривал мою руку, проверяя, нет ли ожогов, а потом говорил о том, что это очень опасно, и кто-нибудь бы непременно пострадал, а вообще следовало оградить тут все сеткой, прежде чем водить школьников к изобретению.

​

А потом мы долго гуляли по саду, расположенному за зданием института. Там росли деревья, которых я не видел больше нигде, и думал, что такие же росли в каких-нибудь далеких странах или на вершинах гор, покрытых снегом круглый год. Странно, но все они вольготно чувствовали себя на заднем дворике. Более прихотливые выращивали в стеклянной теплице, снабженной датчиками воды и температуры, прочее же спокойно росли на открытом воздухе, и рой цветных бабочек кружился над ними. Бабочки меня отчего-то не боялись, доверчиво садясь на ладонь. Я молчал, опасаясь спугнуть замерший на тыльной стороне руки огонек.

​

Нам даже разрешили половить рыбу в небольшом пруду, вырытому рядом с теплицами, и выдали для этого все необходимое. Томас помогал мне забрасывать удочку, ворча, что этим даже малька не поймаешь, не то, что золотую рыбку. Удача в тот день удача улыбнулась только мне. Я с гордостью принес в класс небольшую колбу с плавающей в ней рыбкой, которая заняла почетное место в живом уголке. Я назвал ее Джессика.

​

 

[k-pod]

Запись четвертая. О женщинах моего отца.​

По правде говоря, я никогда и не рассчитывал, что отец станет хранить верность моей покойной матери всю его жизнь, с тем, чтобы однажды умереть на ее могиле, как верный пес. В те годы я еще крайне мало знал о взаимоотношениях мужчин и женщин, однако, по большей части слушая взрослые разговоры, был убежден, что долго пребывать без женского общества нормальный здоровый мужчина не может. Отец был вполне нормален и вполне здоров. Но меньше всего мне бы хотелось, чтобы в дом однажды вошла, распространяя вокруг легкий аромат духов, какая-нибудь чужая, незнакомая женщина и отец, приобняв ее одной рукой, объявил бы, что отныне мне стоит звать ее "матушка". Ну уж нет. При таком положении дел я бы, наверное, немедля попросился в приют. Однако мысленно я позволял отцу общаться с любыми женщинами, в любых количествах, лишь подальше с глаз моих, и чтобы ни одна из этих особ не попыталась претендовать на роль хозяйки нашего дома. Ему хозяйка была без надобности, как и мне, и мне все равно, что думают по этому поводу еще не старые разведенки, которых в городе было приличное количество, и для которых мой отец, неженатый, трудолюбивый, представлял "лакомый кусочек".

Баллы:

Я был в том возрасте, когда отец вряд ли стал бы делиться со мной подробностями личной жизни, давать советы или спрашивать, и такое случается, моего мнения, однако, подслушивая его телефонные разговоры, я знал достаточно. Я не видел в этом ничего дурного - во-первых, я не собирался делиться с кем-либо полученной информацией, а во-вторых, я всего лишь защищал свою территорию. Если бы отец и впрямь задумал жениться, то я узнал бы об этом одним из первых, и смог бы принять меры. А готов я тогда был на многое. Если не сказать, на все.
Одной из первых, кто готов был утешать его сразу после приезда, стала Серена Лье. Бывшая экстравагантная писательница, несколько лет назад потерявшая мужа. С годами она, как я слышал, подурнела. Рождение двоих детей превратило некогда пышные формы с вялую, дряблую массу, а от нарядов и макияжа не осталась и следа. Отец делится с кем-то по телефону, что Серене приходится жить вместе с взрослым уже сыном, который тот еще бугай, однако до сих пор не в состоянии найти себе работу и снять отдельное жилье.

​

Когда Джеффри навещал ее впервые, то все ждал, когда сыночек наконец поймет намек и уйдет погулять куда-нибудь на несколько часиков, но бесполезно. Тот даже не шелохнулся. Как сидел на диване, так там и остался. Джеффри, не растерявшись, потащил упиравшуюся женщину прямо в ванную и даже кран не включил, чтобы плеск воды не заглушал доносившиеся оттуда звуки.

​

А после, отворив дверь и не давая ей возможности закутаться хотя бы в полотенце, крикнул ее сыну, чтобы тот сделал им кофе и приготовил бутерброды. После этого, мол, всегда есть хочется. Больше Джеффри его не видел. Стоило ему лишь появиться в дверях, как парень спешно подхватывался с места и исчезал в неизвестном направлении. Я бы порадовался за него, узнав, что ему пришлось завести себе девушку, чтобы прятаться у нее на время маминых свиданий, однако с тем же успехом он мог проводить время в баре или у друзей, потягивая пиво и грызя поп-корн.
Долго, однако, отношения не продлились. Через пару дней я услышал, как отец жаловался приятелю, что Серена слишком привязчива и ревнива, и это ему наскучило.
А потом была Триша. О ней отец рассказывал смеясь, как ребенок, тихо и беззаботно, и меня распирало любопытство на нее посмотреть. Отчего бы ему тогда не пригласить ее к нам, и не делать для сына тайну за семью печатями. Тем более, что тайна эта уже давно и не тайна, хотя я ему о том не говорил. Не думаю, что отец порадовался бы, узнав, что я подслушивал его разговоры. Напротив, наверное, попытался бы даже выдрать за неуемное любопытство.
Триша была не то, чтобы развлечением, скорее работой. Точнее, средством, с помощью которого отец пытался выбить себе повышение. Ну, обо всем по порядку.
Кое-кто в полицейском департаменте, и эти кое-кто в основном сотрудники помоложе, вздумал прижать Денниса Рэкета в обход шерифа, потому что тот, хоть и слыл честным человеком, семью свою в обиду не давал. Но семья семьей, а дела раскрывать нужно, и если для этой цели необходимо хорошенько припугнуть старого мафиози, то надо припугнуть, и неважно, что по этому поводу скажет его брат. Нужно только поручить дело верному человеку, не связанному с шерифом никаким долгом или теплыми чувствами. Отец добровольцем поначалу не вызывался, но, как-то встретив в парке молоденькую секретаршу Рэкета, решил рискнуть. Дело, если бы выгорело, сулило хорошие перспективы.

​

- Ну, подкатил я к ней как обычно, - рассказывал отец приятелю, пока я, не дыша и не шевелясь, прильнул ухом к двери. - Какая приятная девушка, какой холодный вечер, все дела. Плащ ей на плечи накинул - знаешь, девчонки от таких рыцарских жестов просто млеют. А она - вся такая святая наивность. Не знаю, как этот Рэкет ее на работу-то взял? Ни о мафии, ни о делишках его ни сном не духом. Ну, я ей там про сына рассказывал, про жену умершую. Как сложно в наше время с ребенком.
Я едва не зашипел. Каков жук - прикрываться мною, чтобы кадить девушек!

​

- Она под конец даже повеселела немного. По парку такая смурная ходила, того и гляди разревется. Говорит, последнее время шеф ее не в духе, вот и срывает злость на тех, кто под руку попадется. Ну, я для виду возмутился, руками помахал, сказал, что если он будет ее обижать, то я приду и выкину его из окна этого его офиса. Она прям растаяла. Улыбается, а ручка ее по моему плечу так и порхает.
- Ну, а потом все по схеме. Звонки с пожеланиями здоровья, задушевные разговоры. Я про семью рассказывал. Она детей не то, чтобы любит. Да и какая из нее мать, если у нее даже бумаги из рук валятся, но сочувствовать готова любому. Бывают же такие... наивные.

​

Один раз все чуть не сорвалось. Повел я ее в библиотеку - ну, она хотела, а я вызывался составить компанию и помочь доставить книги с самого верха, если понадобится. Ничего, стоим беседуем. Она мне на самый верх тычет - мол, такую книжку достань. И принесло же туда эту старую кошелку - Молли! Докториха недоделанная. Подошла к нам, заулыбалась. И давай про мою жену трындеть, вроде и не в курсе, что Джессика умерла. Триша стоит глазами хлопает, а мне эту заразу хочется от души книгой приложить!

​

- Но вроде ничего. Триша не обиделась. А я весь расстроился и давай приглашать ее в ресторан, мол, хочу загладить вину и все такое. Вот там я ее и поймал. Ну, попросил скинуть мне информацию со служебного компьютера. Сказал, мол, хочу помочь ей с работой, мои секретарши вмиг все рассортируют, а эту дуреха и поверила. Заехали мы к ней, отдала она мне все... еще и на ночь остаться предлагала. Но я не стал. Почему? Даже и не знаю... Да нет, она, конечно, миленькая, но какая-то уж больно пресная. Шарма в ней нет. Да к тому же наверняка прилипчива, словно туалетная бумага.
Через несколько дней отец за ужином похвастался, что получил повышение. И даже премию выдали, "за находчивость и умение идти на компромиссы". Какие-такие компромиссы... с совестью, что ли.

​

- Я ей через пару дней свидание назначил. Ну, думал, надо бы повышения мое отметить, и к тому же она симпатичная, вполне. Позвал в самый, между прочим, шикарный ресторан. А эта зараза неблагодарная, представляешь, не пришла! Ну, ее после того случая с дискетой с работы уволили. Рэкет быстро просек, кто слил информацию, ее и уволил. Радоваться дуре надо. Что просто выгнали, а могли вообще - ножом по горлу и концы в воду. Стою я, значит, жду ее, а тут мне официант записку подносит. Женским таким почерком исписанную. Что-то про разбитые надежды и доверчивость. Можно подумать, я ее силком тащил! Сама со мной пошла, даже уговаривать долго не пришлось. И дискету эту тоже сама дала. Еще благодарила, что помогаю ей разобраться с компьютером, в котором она ничего не смыслит.

​

*****​

Приближался мой очередной день рождения. Отец по такому случаю собрался закатить праздник, как положен, с тортом и свечками. Уж не знаю, с чего он решил, будто все это способно меня порадовать. Сладкого я никогда не любил, а от шума и громкой музыка у меня голова болела. Наверное, привычка. Мама всегда старалась отмечать все праздники и дни рождения, вот и он, наверное, решил не отстать. Заказал торт с именной надписью, даже помощницу нашел. Девицу, которая присматривала за мной, когда у отца выпадали ночные дежурства. Не знаю, много ли она смыслила в днях рождениях, но возни было достаточно.

​

Позвали гостей. Гудвина там, няню эту. Даже Фелецию, уж не знаю, как отец узнал о ее существовании. Я про школьных друзей ему ни слова не говорил, отчасти потому, что говорить было особенно не о чем. Конечно, иногда я играл в футбол на школьном дворе с компанией ребят из параллельного класса, но дружбой это не назовешь. А Фелеция... ее моя молчаливость, похоже, не смущала. Плюхнется рядом, как мешок, и давай болтать о всякой ерунде. Я поначалу ее гонял - но ее мои резкие слова, казалось, нисколько не трогали. Подождет немного, и снова приходит. Я уже устал с ней спорить, сидел молча и кивал иногда, а ей большего, похоже, и не надо было.
Поставили мне торт на кухне, зажгли свечки. Стоят в ладоши хлопают, словно идиоты блаженные. Гудвин в дверях - возраст над всеми властен, да и здоровье у него уже не то. Не то, что потанцевать, даже ходить быстро трудно. А в молодости, я слышал, он праздники любил. И танцы.

​

Фелеция пришла в доморощенном костюме королевны. Юбка, кофточка, картонная корона на макушке. Глядя на нее я думал, что более нелепого наряда не придумаешь, но ничего не сказал. Что толку подкалывать человека, который на насмешки не реагирует, возможно потому, что просто не в состоянии их понимать.

​

Потом я задул свечи, а вся эта разношёрстная толпа принялась мне чего-то желать. И все разного. Хорошо хоть Фелеция в этом участия не принимала, а, подхватив кусок торта, мигом скрылась в гостиной. Хотя, подозреваю, чо это было не проявлением вежливости и такта, а ей просто захотелось сладкого.
Отец желал мне карьеры и большой зарплаты, няня - жениться на самой красивой девушке и любви, как в романах. Гудвин же видел меня в будущем талантливым хирургом. Я слушал их, чувствуя, как вокруг меня словно возникает стена их чужих надежд и убеждений, готовая, если что, похоронить меня под своей тяжестью.

​

Пройдет время, и однажды я вспомню, что не сбылось ничего из тех предсказаний-пожеланий, и не буду знать, радоваться или грустить тому, что я выбрел собственную дорогу и собственный путь.
Я по традиции разрезал торт, а моя няня - бывшая няня, если быть точным, помогала мне разложить его по тарелкам. Гудвин и отец, увлеченные беседой, утянули по порции и удалились в гостиную, обсуждать свои дела на уютном диванчике, где мешать им будет разве что чересчур громкая музыка. Няня, взяв себе кусочек, собиралась расположиться за кухонным столом и я, в глубине души понимая, что нехорошо оставлять гостью в одиночестве, сел рядом, искоса ее рассматривая. Когда она только начинала присматривать за мной, то была еще совсем подростком, теперь же за одним столом со мной сидела молодая женщина, приятной, хотя и несколько экзотической красоты. Кожа у нее была смуглая, а волосы - медно-рыжие. Я где-то читал, что такое случается, если гены ее родителей пестрят разнообразием, что с одной, что с обеих сторон. Если бы отец или мать ее были бы, к примеру, выходцами из Латинской Америки, а они часто имеют смуглую, словно выгоревшую на солнце кожу, то она наверняка уродилась бы также темноволосой и темноглазой, ибо эти гены сильнее. А так, глядя на нее, я сказал бы, что оба ее родителя, скорее всего, были полукровками.

​

- У тебя очень милая подружка, - сказала она. - В школьные годы у меня тоже был друг, мальчик из класса. Я была влюблена в него без памяти, а когда ему исполнилось четырнадцать, то своими руками связала ему варежки.
Слушая ее, я радовался, что Фелеция не стала дарить мне ничего, сделанного своими руками, тем более варежек. Ужас! А если бы пришлось их носить?
- Неплохой праздник, - заметил Томас Кастор, пройдя на кухню и аккуратно поставив грязную тарелку в раковину. Всем бы гостям быть таким дисциплинированными. - Слишком шумно, на мой взгляд, но ты ведь еще подросток, так что это нормально.
Я был удивлен, что он тоже решился прийти. И пришел. Гостей на праздник звал не я, а отцу вряд ли пришло бы в голову приглашать своего брата, с которым он не ладил. Я ведь даже не знал, известно ли ему было, что Томас теперь работает в школе. Вообще, дядя сам поймал меня в коридоре во время перерыва и спросил, когда начнется праздник. Он слышал, как какая-то девочка с кудряшками взахлеб рассказывала о том, что она придет на мой день рождения, и это будет такой замечательный праздник только для важных персон, что больше никого из школы на него не приглашают. Томас, смеясь, добавил, что не пригласили, скорее всего, совсем по другой причине, но как моему дяде ему бы неплохо зайти. Потому что мы все-таки родственники. Я не видел причин ему препятствовать, да и у отца хватило ума не начинать драку прямо посреди празднества. Томас подарил мне несколько красочно оформленных книг по философии и все время вел себя подчеркнуто отстраненно.
- Будь осторожнее, - сказал он, когда мы столкнулись на кухне. Вокруг не было никого, так что он чуть повысил голос, не боясь, что нас подслушают. - Я об этой... Фелеции, верно? Что касается наук, то тут она на редкость бестолковая особа. Но она миленькая, и вы оба очень молоды... понимаешь, к чему я клоню?

​

Я отрицательно мотнул головой.
- Девчонки... могут быть очень милы и покладисты, когда хотят заполучить себе парня, а в будущем и мужа. Это нечто вроде их жизненной цели. Мы хотим денег или работы, они - замуж. Так вот, постарайся не попасться на эту удочку. Наговорить о любви, затащить в постель, а после забеременеть и заставить на себе жениться - излюбленная женская тактика. Кумушки в школе и одинокие мамаши неоднократно пытались ее на мне проверить. Нужно просто быть хитрее. Я не говорю тебе "не встречайся с ней". Если ты ей нравишься, то этим стоит пользоваться. Я просто прошу тебя быть острожным. Не хотелось бы, чтобы мой племянник загубил свою будущее в неполные семнадцать.
Наутро мне позвонила Фелеция - да, не знаю, откуда она узнала наш номер. Я ей его не давал. И минут десять, не замолкая, рассказывала, как ей понравился праздник. Я устало сказал ей, что она была очаровательной, просто потому, что хотел хоть слово вставить в ее монолог.

​

 

[k-pod]

Запись пятая. О том, что мешает плохому танцору. ​

​

Достижения

Однажды ночью мне приснилась мама. Она, бледная, эфемерная, словно состоящая из воды и тумана, смотрела на меня с укоризной, и что-то шептала, но я не мог разобрать слов, и постоянно извинялся за то, что никак не пойму ее. Наутро я был усталым, словно и не спал вовсе, немилосердно болела голова. Отец за завтраком выглядел не лучше. Он, размазывая масло по тосту, говорил о том, что нам стоит пригласить священника. А то по ночам ему чудятся странные звуки, словно мы живем возле кладбища, а не в центре города.
Шло время. Мои успехи в школе служила предметов гордости учителей, отмечавших, что хотя бы один выпускник в этом году сможет забрать почетную награду и не уронить престиж школы. Одноклассники слегка завидовали тому, как превозносил меня учебный состав, и были далеко не так милы, как раньше. Девчонки сплетничали обо мне по углам, испуганно замолкая, стоило мне пройти мимо, однако взгляды, которые некоторые из них бросали на меня, были скорее одобрительными, чем злыми. Парни со мной просто не разговаривали и, как я слышал, поклялись не брать меня в футбольную команду и не приглашать на вечеринки, на которые я, к слову, никогда и не ходил. О, да. Страшная месть. По правде говоря, я был им скорее благодарен, потому что, прекратив приставать ко мне со своей дружбой, они освободили мне кучу свободного времени. Я тратил его на учебу, а еще записался в научный кружок.

​

Теперь я много времени проводил в библиотеке. Я приходил туда сразу после занятий и, вооружившись каталогом, принимался за работу. Доклады, тесты, небольшие научные изыскания. Мозг мой, обрадовавшись такому потоку информации, принялся щелкать их, словно орешки. В библиотеке как-то произошла одна встреча, которая надолго отбила у меня охоту туда ходить. После я почти две недели работал дома, обложившись всеми найденными энциклопедиями, прежде, чем не велел себе не терять присутствие духа и не вернулся туда снова.
Седоволосую женщину в костюме выпускника колледжа я заметил сразу. Уж больно странное сочетание. Напялить на себя такое могла бы или слепая, или сумасшедшая.

​

Конечно, существовала вероятность, что дама эта просто получила образование в таком солидном возрасте, но это явно не тот случай. Во-первых, лицо ее не было отягощено лишними знаниями их тех, что вкладывают в головы выпускников, а во-вторых, университеты должны были выпускать учащихся не раньше, чем через три месяца. Я счел женщину просто сумасшедшей и предпочел отвернуться, сделав вид, что меня заинтересовала книга, но она сама окликнула меня.
- Шерлок? Ты ведь Шерлок? Я тебя знаю...
Мне пришлось встать и поприветствовать ее. Потому что я все же был воспитанным мальчиком и знал, что если женщина много старше тебя называет по имени и говорит, что вы знакомы, то нельзя оставить это без внимания. Правила приличия, чтоб их. Я смотрел в лицо этой ненормальной, гадая, не могла ли она попросту обознаться. Такое случается в ее возрасте. Но взгляд у нее был совершенно ясный, осмысленный. Она схватила за мою руку и пожала ее с силой, которую сложно было заподозрить в ее хрупком теле.
- Кто вы? - начал я. Быть может, слишком грубо, но я никогда не любил терять время в бесполезных разговорах.

​

- Эми... Эми Булл, - прошелестела она, и я вздрогнула. Когда мы вернулись в Твинбрук, отец показал мне несколько снимков мамы в ее молодые годы. Таких, где она еще в плаще, с каштановыми волосами и косичками. На одном из фото рядом с ней была особа, облик которой я мог бы описать разве что словом "кошмар". Явный переизбыток макияжа, нелепая одежды. Отец прокомментировал это, сказав, что эта Эми у него всегда вызывала только отвращение, непонятно даже, зачем такой умной девушке, как моя мать, такая подружка. Но они дружили, и довольно тесно, как я понял, до самого отъезда. После от Эми не было вестей, и мама никогда не упоминала ее имени. Я и не спрашивал - что мне до того, как живет какая-то Эми, и живет ли она еще в Твинбруке. Мне была ближе позиция отца, гласившая, что от особы с таким ужасным вкусом лучше держаться подальше.
Я натянуто улыбнулся и попытался вырвать свою руку из ее хватки, но без толку. Проще вырваться из медвежьего капкана. Эми смотрела на меня с каким-то сожалением, крепко сжимая мою ладонь, а потом пылко прижала ее к груди.
- Мне так жаль, - зашептала она. - Мой бедный мальчик. У меня тоже мог быть сын. Я думала, это все из-за нее. Но я не хотела никому зла!
Я вздохнул. По-моему, у этой дамочки начиналась истерика. Я оглянулся по сторонам, надеясь привлечь внимания других посетителей, однако все они старательно делали вид, что ничего не происходит.
- Я не знала, что так выйдет, - печально произнесла Эми, наконец выпустив мою руку. Чем я и воспользовался, сразу же отступая от нее на шаг. - Он сказал, что она просто исчезнет. Уедет далеко-далеко, спасая свою жизнь, и я больше никогда о ней не услышу. Я думала, что мы поженимся. Но ничего не случилось. А она умерла.
- Кто она? - спросил я. Этот балаган порядком меня утомил.
- Она... Джессика. Мы были подругами! Я любила ее! Она не имела права отнимать его у меня!
Кого отнимать? Я нахмурился. Джеффри? Да разве эта сумасшедшая имела с ним что-то общее? Догадка пришла быстро. Гудвина. Гудвина Гуда. В определенный момент, слушая его пьяные откровения на кухне, я понял, что их с матерью отношения давно перешли грань просто дружбы. Он любил ее. Не знаю, что чувствовала она. Отец же ничего не подозревал. В его голову просто не могла прийти мысль, что ему, мужчине и кормильцу, может изменять жена. Он ведь считал, что право выбора всегда будет за ним.
- Кто он? - продолжил я, пытаясь найти нотку истины в ее бессвязных извинениях.
- Он... мужчина с холодными глазами. Он нашел меня через моего друга. Он предложил мне сделку. Он сказал, что такая хорошенькая девушка как я имеет право на семейное счастье, а порядочная подруга не должна отнимать у меня любимого, когда у самой уже есть муж.
- Он был неправ! - жестко произнес я, желая хоть чем-то уязвить эту женщину, уколоть побольнее. Она предала мою мать - не знаю, как можно было простить подобное. Эми в тот момент напоминала котенка - жалкая, с дрожащим голосом и поникшими плечами. Едва не плакала, но мне этого было недостаточно.
- Это вы виноваты. Вы! Вы! Вы!
Я сорвался на крик, а она только жалобно охнула, отступая назад и закрывая лицо руками. Плечи ее затряслись. Мгновение спустя она снова подняла глаза. Посмотрела на меня недоуменно, стирая влагу со щек, а потом стала осматриваться, словно никак не могла взять в толк, где она и что здесь делает.
- Ты кто? - осторожно спросила она, глядя на меня кристально честными глазами.

​

- Никто! - оборвал я в сердцах, плюнул и сгреб в охапку книги, торопясь покинуть библиотеку. Сумасшедшая, истинно сумасшедшая. Гнев клокотал внутри, разрывая на части, однако умом я осознавал, что ничего не могу поделать. Что мне теперь, бежать в полицию? Да как там с ней разговаривать будут, если она саму себя едва помнит? Скорее всего, никто не захочет связываться с худенькой старушкой, которая уже на ладан дышит. А что касается того, что она мне сказала... по правде говоря, меня брали сомнения, было ли это правдой, или же в ней говорила душевная болезнь, постепенно снедающая ее.

*****​

Отец, искренне радовавшийся моим школьным успехам, неожиданно решил научить меня водить машину. Я его об этом не просил, хотя мысль получить права неоднократно приходила мне в голову. Я рассчитывал на то, что скоро найду работу на неполный день, а на заработанные деньги найму инструктора, так что предложение Джеффри "прокатиться по городу и посидеть за рулем" стало для меня неожиданностью.

​

Я не стал отказываться, даже когда понял, что учитель из Джеффри, мягко скажем, неважный. Он были слишком резок, нетерпелив и требовал от меня немедленных результатов. Я в основном молчал, изредка огрызаясь, когда его нападки становились совсем уж необоснованными. Да, я осел. Но я только что сел за руль, а потому не стоит ждать от меня мастерства заправских гонщиков!

​

Иногда отец подолгу кричал на меня, лишь только машина тормозила возле нашего дома. Он говорил, что никогда в жизни не встречал настолько безрукого парня, что даже идиот смог бы управлять полицейской машиной, напичканной всяким вспомогательным оборудованием, и идиоты ими в основном и управляют, но я превзошел всех. После этого мы несколько часов не разговаривали, но на следующий день отец заходил ко мне, бросал ключи и говорил, что пора немного прокатиться.
Приближалось событие школьной жизни, которое даже такой умник как я не мог оставить незамеченным - ежегодный школьный бал, который устраивался для старшеклассников и будущих выпускников. Танцы, фотографии для школьного альбома, пунш - детишкам ведь не дозволено употреблять настоящий алкоголь. В этом не было ничего, что мне хотелось бы увидеть, однако не прийти на него я мог только в том случае, если бы накануне попал в больницу со сломанной ногой. Такая мысль приходила в голову, но я ни за что не стал бы калечить себя ради какого-то бала. Что мне стоит заглянуть туда на часик, выпить стаканчик пунша и поесть закусок, что в обилии готовили к празднику мамы - члены родительского комитета. В общем-то, проблема только одна: на школьный бал было принято являться не по одному, а с парой - юношей или девушкой, являвшимися учениками школы или же сопровождающими. В качестве пары не возбранялось привести даже человека старше себя, хотя приглашать на бал близких родственников и людей одного с тобой пола было категорически запрещено.

​

Я пребывал в мучительном раздумье. Увы, у меня не было девушки, и я не знал ни одной девчонки в соседнем городке, которая могла бы сыграть роль моей подружки на вечер. Мысленно перебрав в уме всех девушек своего класса, я застонал. Ну за что мне это? Нет, конечно, я мог бы пригласить одну из тех, кто старательно строит мне глазки в коридорах, но, учитывая то, как подозрительно относятся ко мне остальные, это могло вызвать кучу проблем.
В отчаянии я был готов бросить это занятие и никуда не ходить, как перед моими глазами вдруг образ маленькой девушки с рыжеватыми волосами, в дурацкой короне. Фелеция! Я долго о ней не вспоминал. Говоря по честному, со временем я вообще перестал выделять ее из толпы девчонок, что улыбались и махали мне рукой в коридорах и возле школы. Она, помнится, хорошо ко мне относилась, может, и согласилась бы оказать мне эту маленькую услугу - пойти со мной на бал. В благодарность я был готов до конца года помогать ей с домашними заданиями.
Я в тот же день позвонил ей - хорошо, что не выбросил бумажку с ее телефоном, которую она сунула мне, когда мы столкнулись в школе. Фелеция обещала зайти немедленно. Похоже, слово "бал" вызывало у нее какой-то нездоровый энтузиазм.
Я едва успел сменить рубашку и принять душ, а Фелеция уже стояла возле крыльца. Глаза ее были закрыты, она что-то напевала себе под нос, изредка помахивая руками, словно дирижировала оркестром. "Она странная" - подумал я. Но выбора у меня не было.

​

Окликнув ее, я пошире отворил дверь, приглашая ее войти, и пошел на кухню за печеньем и чаем. Разговор мог затянуться.
- Конечно, я пойду с тобой, - радостно объявила Фелеция, и я даже приоткрыл рот от изумления. Так просто? Однако я слишком быстро обрадовался.
- Но с одним условием, - Фелеция напустила на себя таинственный вид и подмигнула мне. - Мы целуемся. Целуемся до или после бала, как делают все нормальные пары. Мои родители тоже впервые поцеловались на школьном балу. А еще мы танцуем. Все танцы, которые там будут. Обязательно. И никаких "я устал".
Я потер виски руками, вздохнул. Прошло всего десять минут, а я уже устал от этой женщины. То ли будет на балу.

​

- Нет, все не так, - упрямо, но беззлобно твердила мне Фелеция, когда мы пытались отрепетировать что-то из бальной программы. - Ты кружишь меня на месте, а потом хватаешь за руки. За обе руки, не за одну. И не закрывай глаза, иначе ты можешь не поймать меня во время пируэта!
- Может, хватит, - взмолился я, устав от этих гимнастических упражнений. - Хочешь, я буду до конца оплачивать твои завтраки? Или делать за тебя домашнее задание? Все, что угодно...

​

- Нет, - мотнула головой Фелеция, глядя на меня, как на слабоумного. Мол, как можно променять танцы на какие-то завтраки? А потом она добавила, негромко и сочувственно:
- Ты просто никогда раньше не танцевал, вот тебе и трудно. Но это только поначалу. Ты привыкнешь.
Я замотал головой, словно корова, которую ведут на бойню. Ну нет! Не хочу я к таком привыкать. В какой момент сломанная нога стала казаться мне более милосердной альтернативой этим бесконечным прыжкам, поворотам и пируэтам. Сжалившись, Фелеция предложила сделать перерыв, но никакая сила в мире не могла бы убедить ее отказаться от своей затеи. Я не смог.
Не в силах сделать больше ни одного па, я в тот же вечер опрометчиво пообещал ей тренироваться каждый день и к балу танцевать так, чтобы ей было не стыдно за меня. Опрометчиво. Весьма. Однако я был настолько устал и измотан, что скорее пообещал бы ей золотые горы, чем встал с дивана и продолжил эти пытки, желая убедить ее в том, что я безнадежный танцор.
- Ты обязательно должен научиться танцевать! - сварливо сказала Фелеция. - Иначе мне придется идти на бал с Эдом, а мы с ним совсем не подходим друг другу. В отличии от тебя. К тому же у него так воняет изо рта!

​

Я хихикнул. Отсутствие зубной щетки и освежителя дыхания было для этого парня одной из самых больших проблем в жизни.
Когда Фелеция собиралась домой, я все же сделал над собой усилие, встав с дивана и пройдя к двери проводить ее. Она улыбнулась мне на прощанье, послала воздушный поцелуй, а потом резко развернулась и прошествовала к двери, больше не оглядываясь, словно смущенная этим. Странно для девушки, которая еще недавно убеждала меня, что я обязан буду целоваться с ней на балу. Но она, Фелеция, вообще была странной особой. Чего уж тут удивляться.

​

Однако до бала оставались считанные дни, а танцевать я и правда не умел. И не представлял, как научусь за такой срок. Мне необходим был учитель, наставник, и я знал, что если не найду никого в ближайшие дни, то мне придется постигать танцевальную науку под бодрые выкрики неугомонной Фелеции. Лучше расстрел.

 

[k-pod]

Запись шестая. Мои странные друзья.​

С помощью Фелеции мой поход на школьный бал сделался не просто трудной, а невыполнимой задачей. Раньше я думал, что найти себе пару - сложнейшее, что только может быть. Теперь же у меня была спутница - болтливая, но милая, однако вместо того, чтобы успокоиться и вернуться к прежнему образу жизни, я был занят) новой, еще более сложной задачей. Танцами. Да будь проклят тот, кто придумал их, и вдвойне проклят всякий, кто разрешил танцевать их на школьном весеннем балу. Отказываться и искать другую девушку, не столь привередливую, было поздно и явно не по-мужски, поэтому я готовился с честью встретить это испытание. А встретив, дать обет не танцевать больше никогда.

Достижения

Мне необходимо было найти учителя. Я уже подумывал разбить копилку и записаться на уроки танцев, что по вечерам пятницы и субботы проводились в здании ратуши, потому что иного выхода не видел. Просить Фелецию быть моим учителем... ну нет. Я же не вынесу ее болтовни. К тому же, и в глубине души я немного побаивался себе в этом признаться, но я не хотел выглядеть перед ней эдаким неумехой, не способным ни на одно нормальное танцевальное движение. Как-никак, я ведь буду сопровождать ее на бал, а значит, должен произвести хорошее впечатление, а это решительно невозможно, когда я отдавлю ей все ноги в попытке освоить вальс. Задумчивый, я шел по парку - возвращаясь из библиотеки, я часто срезал путь таким образом, как знакомый голос окликнул меня, вырвав из плена невесёлых размышлений, грозивших мне скорыми финансовыми потерями.
- Привет, племянник, - сдержанно сказал Томас, подаваясь мне навстречу. Я во все глаза разглядывал его наряд - привыкший видеть его в строгом костюме или, на худой конец, в рубашке и брюках, я никак не мог воспринять тот неформальный прикид, что он нацепил на прогулку. Вот, значит, как выглядят учителя, когда им не нужно вести уроки. Интересно, а миссис Пирс, толстая учительница географии, в свободное от уроков время щеголяла в мини?
- День добрый, - буркнул я, не скрывая плохого настроения. Томас тут же спросил о причинах, завязался разговор.
- Всего-то? - рассмеялся он. - Я было думал, случилось что-то серьезное.
Я был слегка уязвлён. Выходит, он счел мою проблему глупостью, блажью?
- Ну, в этом я как раз могу тебе помочь, - продолжил он, не замечая, как изменилось выражение моего лица. Я не спешил радоваться. С Томаса может статься и просто подшутить над моими затруднениями. - Я танцую. Не так здорово, как профессиональные танцоры, но ни одна дама, с которой я танцевал, не осталась недовольной. Смотри внимательно и повторяй за мной. Я показываю, потом ты пробуешь повторить, потом снова повторяешь. Чем больше, тем лучше, пока мышцы твои не запомнят, что нужно делать. Уяснил?

​

- Прямо тут? - я слегка опешил. Конечно, идея танцевать посреди парка, пугая горожан, не вызывала во мне радости, но опозориться во время бала было бы куда хуже.
-Ну да, тут. К несчастью, в моем доме рабочие перестилают крышу, так что пригласить тебя я не могу. А танцы в библиотеке или магазине являются злостным нарушением порядка, которое мы не можем себе позволить. Я - потому что должен следить за репутацией, ты - потому, что скоро получишь диплом выпускника, и тоже не можешь быть замечен в нарушающих общественный порядок выходках. А сейчас мы ничего не нарушаем. Мы просто танцуем. Так, теперь представь, что я - твоя партнерша, как там ее зовут, и веди. В вальсе это главное.
Спустя несколько часов неуклюжий топтаний и перешагиваний с моей стороны, и довольно скупых, но изящных движений со стороны Томаса он наконец остался доволен моими успехами.

​

По его словам школьный бал напоминал скорее большой загон для овец или коз. Громкая музыка оглушающе и отупляюще действовала на умы собравшихся, так что нескладности движений на танцполе никто и не замечал. Если ты станцевал что-нибудь, не опрокинув стол и не уронив соседку, то уже мог смело зваться не худшим танцором этого года. А уж если ты знал пару модных движений и мог деликатно придержать партнёршу за талию во время сложных фигур - цены тебе не было.
День бала наступил скорее, чем я думал. Впрочем, любое событие, к которому чувствуешь себе неготовым, всегда наступает неожиданно. Я последний раз поправил смокинг и пригладил уложенные и обильно политые лаком волосы, и неторопливо, словно арестант, идущий на казнь, вышел на крыльцо. Фелеция, не слушая возражений, взяла машину отчима и вознамерилась заехать за мной лично, так что к тому моменту, когда я закончил приводить себе в порядок, она уже ждала на крыльце.

​

- Хорошо выглядишь, - сказал я. Томас говорил, что перед любым свиданием, а поход на бал можно счесть таковым, следует сделать девушке комплемент - это заранее примирит ее с твоими будущими промахами.

​

Бал должен был продлиться до десяти вечера, с учетом времени на дорогу я должен был вернуться домой к одиннадцати... Наверное, я и вернулся. Ну, судя по тому, что проснулся в своей постели, а не в участке, куда меня могли бы забрать за нарушение общественного порядка и оскорбление нравственности. На часах было около четырех. Я тихо, на цыпочках, прокрался на кухню и открыл записи. Домашнюю работу по случаю бала отменить не догадались, а я, занятый одними танцами, едва не запустил учебу, что было непростительно в преддверии выпуска. Голова болела, но не сильно, а о прошедшем вечере я почти ничего не помнил. Кажется, мы танцевали столько, что мои ноги, казалось, вот-вот отвалятся, а Фелеция выпила так много пунша, что то и дело отлучалась в туалет. Не ожидал увидеть в этой особе наклонности будущей пьянчужки. Не лучшее качество для жены, а впрочем пусть о том волнуется парень, за которого она соберется замуж, мне-то что с того.

​

****​

Не один я в нашей семье жил насыщенной личной жизнью. У отца вскоре тоже наметились перемены - положительные или нет, это уж как посмотреть. Я был почти взрослым, птенцом, готовым вот-вот вылететь из гнезда, так что перспектива его женитьбы не пугала меня так, как раньше. Хотя я все же наделся, что у него хороший вкус, и что он выберет достойную девушку. Женщину. Черт, я ведь даже не знал, предпочитает ли он ровесниц или дамочек помоложе.

​

С Джейд Гринвуд он впервые встретился на работе - ее родители были владельцами частной наркологической клиники в окрестностях Твинбрука, и полиция, так уж вышло, часто заглядывала туда с проверками, иногда возвращая сбежавших пациентов - лечение там было в основном принудительным. Несколько раз они поговорили, выпив по чашечке кофе - сервис в клинике был на уровне, и чай и кофе там были предлагали любым посетителям, а потом случайно столкнулись на улице, когда Джейд ходила по магазинам.

​

Встреча была теплой. Отец любезно предложил помочь донести сумки и был готов отвезти ее вместе с покупками домой. Прогулка вскоре завершилась в ближайшей кофейне, где они выпили по чашечке капучино, а потом отец повез ее домой - но не в ее квартирку в единственном в городе многоэтажном доме, а к нам.
Я старательно накрывал голову подушкой, делая вид, что не слышу, как они, перешептываясь, возятся в прихожей. Джейд задушено хихикала, отец, изредка останавливая ее предупредительным шиканьем, вел себя ненамного тише. Из прихожей доносились звуки расстегиваем молний и сбрасываемых сапог, а чуть позже - страстных поцелуев.

​

Я же, лежа в темноте, гадал, как именно мне придется поприветствовать утром эту особу. "Доброе утро, дорогая мачеха" или же "Вижу, ночь была бурная".
Утром Джейд, в одной майке и трусиках, готовила кофе на нашей кухне. Я молча прошел к холодильнику, достал первое, что попалось под руку, и принялся есть, старательно игнорируя фигуру полуобнаженной женщины. А фигура была что надо. То есть, мне в целом нравились девушки изящные и довольно худые, и Джейд прекрасно вписывалась в этот идеал. Стройные ноги, полностью открытые, так что я мог хорошенько их рассмотреть, тонкая талия. У отца, наверное, все же был вкус по части прекрасного пола.

​

Например потому, что он когда-то женился на моей матери. И не стал встречаться с Эми Булл. И спал с Джейд Гринвуд. В какой-то момент она подошла так близко, что я смог прочитать надпись на ее футболке. Она что-то спрашивала, облокотившись о стол грудью, а я старался дышать медленно и ровно. Потом пришел отец и она, оставив меня в покое, поспешила подарить ему утренний поцелуй. Я ел так быстро, как только мог, стараясь не смотреть на них. Почему-то вид Джейд, прильнувшей к отцу, вызывал у меня совершенно ненужные эмоции. Я пытался представить, как она вела бы себя в моих объятиях, глотал холодный салат и мечтал поскорее пойти к себе.

​

*****​

Со временем мой круг общения пополнился еще одним человеком. Разумеется, я не искал новых встреч и не собирался кому-либо предлагать свое общество, однако люди по нелепой привычке имеют склонность решать все за тебя.
Я возвращался домой из научного кружка, как неожиданно тихий, вкрадчивый голос окликнул меня по имени. Я чуть насторожился - у меня мало добрых знакомых, которые были бы рады нашей случайной встрече, и медленно развернулся на звук. Передо мной стоял парень, мой ровесник, одетый в какую-то нелепую пеструю рубашку. Она ему странным образом шла, так что, вынужден был признать, выглядел он куда симпатичнее меня.
- Привет, - он улыбнулся. Улыбка у него была светлая, но какая-то усталая. - Меня зовут Шри. А ты Шерлок, правильно? Мы учимся в одном классе.
Я кивнул. Что ж, сам по себе этот факт еще не обязывал нас общаться друг с другом, и я надеялся, что у парня была более веская причина меня окликать. Не связанная с "мы же вместе учимся, ах, как это прекрасно, давай поговорим".

​

- Шри? Странное имя, - машинально брякнул я. Почему-то мозг мой зацепился за эту деталь, словно нарочно выискивая повод поддержать разговор.
- Да, наверное, - парень не обиделся. - Мои родители из Индии, и, хотя я родился в Твинбруке, имя мне дали по обычаям их страны.
- Это правильно, - сказал я. - Люди не должны забывать традиции.
С этого неловкого, но кажущегося мне тогда важным замечания и начался наш разговор. Довольно долгий, надо сказать. Не помню, чтобы с кем-то еще мне удалось обсудить такое количество тем за такой промежуток времени. Мы стояли возле парковой ограды, не взирая на холод, до тех пор, пока над нами не зажглись фонари и город не погрузился в ночь.
- Кажется, ты не очень ладишь со сверстниками, - осторожно произнес Шри, явно боясь меня обидеть. Вообще, этот парень отличался редкой дипломатичностью и какой-то мягкостью.
- Вроде того, - неохотно буркнул я. - Ты тоже.
- Наверное, это потому, что я немного... ну как бы сказать, не такой как все. Ну, мне нравятся девочки, но только как подруги. Не нравятся... в этом смысле.
Я опешил от такой откровенности. Нет, ну нельзя же выкладывать такие подробности первому встречному? А мало ли, что у меня там в голове? Это же ребячество чистой воды. Я так сказал ему.

​

- Но ты ведь хороший человек, - засмеялся он, а я впервые в жизни не знал, что ответить.

Время неумолимо бежит вперед, как бы сильно мы не желали обратного. И призыву "Остановись, мгновенье, ты прекрасно" навеки суждено оставаться без ответа. Кто-то взрослеет, кто-то стареет. Последнее произошло и с моим отцом. Седина выбелила его волосы, однако старость он предпочел встречать в тихом и гордом одиночестве.

​

Я же собирался праздновать. И неудивительно, что в такой день рядом были близкие мне люди. Фелеция, умевшая говорить со скоростью сто слов в секунду. Мой друг-одноклассник-гей. Мой отец с его престарелой подружкой Джейд. Мой дядя - мизантроп с замашками эстета. Чего еще желать.

​

Было решено отложить праздник до того дня, пока мы не перевезем все вещи. Мы все же решили переехать. Зарплаты копа определённо не хватало на постройку большого дома и обустройство участка, который, по большей части, пустовал. Не было ни времени, ни денег, чтобы придать жилищу более обжитой вид, так что отец решился сменить место жительства, прикупив небольшой одноэтажный домик ближе к городской окраине. Прежние его жильцы съехали, не закончив там ремонт, однако дом пребывал в хорошем состоянии. Там даже можно было жить, прямо сейчас, а не тогда, когда "поклеят хотя бы обои". Мы решили праздновать одновременно и новоселье, и день моего совершеннолетия.

​

Отец все чаще заговаривал со мной о будущем, однако пока я лишь отмалчивался, предоставив ему возможность самому рассуждать о выборе профессии с точки зрения карьерных перспектив. Я твердо знал, чем собираюсь заняться, однако не собирался раскрывать карты раньше времени. Я уверен в том, чего хочу, и не желал, чтобы чьи бы то ни было советы сбивали меня с пути. Я не искал одобрения, даже наоборот. Бунтарский дух шептал мне о том, что, сражаясь за право самому выбрать будущее, я мог бы наконец показать отцу и жизни, из какого теста сделан. Я был готов к трудностям - как и любой подросток, вступающий во взрослую пору и уверенный, что он способен бросить вызов миру. Только спустя годы вчерашние мальчишки понимают, что миру нет дела до твоих вызовов, как и до тебя самого.

​

Однажды я радовался, что неугомонная Фелеция не преподнесла мне в качестве подарка собственноручно связанные варежки или еще какую-нибудь ерунду, которую, чего доброго, пришлось бы носить, чтобы не обидеть ее. Так вот - в тот вечер я предпочел бы получить в подарок десятки, нет, сотни варежек, только чтобы не слышать того, что она выдала после процедуры разрезания торта. А выдала она следующее. Подцепив меня под локоть, она торжественно вышла на середину гостиной и во всеуслышание объявила, что, раз мы вместе ходили на школьный бал, целовались, а теперь оба стали совершеннолетними (Фелеция, как оказалось, была старше меня на год), то мы просто обязаны сообщить всем, что отныне являемся парой.
- Это так волнительно, - добавила она, чуть покраснев. - У меня такое первый раз!

​

Баллы

+0,25 за друга Джейд Гринвуд
+0,25 за друга Шри Самсон
- 1 балл за ребёнка-вундеркинда (Шерлок)
Итого: 6.0

 

[k-pod]

Запись седьмая. О сложном сочетании физической силы и ума.​

​

Спойлер

После нелепого заявления Фелеции прямо посреди праздника я хотел одного - провалиться сквозь землю, однако собравшиеся, похоже, отнеслись к этому как к шутке, розыгрышу. "Дело молодое" - прокомментировал отец, а Томас насмешливо улыбнулся и сказал, что пойдет и отнесет в кухню грязную посуду, раз некоторым со своей любовью не до порядка. Шри искренне поздравил меня и пожал руку. Он сказал, что, когда люди знакомы с детства, они со временем могут создать крепкую и счастливую семью. Я не успел разубедить его в том, что это не так, и ни о какой семье речи не идет. Фелеция подскочила ко мне и, снова взяв меня под руку, потащила танцевать. Я покружил ее в вальсе, а потом решительно отвел к столу. Я не был подвержен желанию танцевать везде и всегда, в отличии от нее, и со школьного бала у меня не возникало желания делать это снова.
- Эй, ты куда? - вцепилась в мой рукав Фелеция. Я пожал плечами. Вообще-то я собирался пройти на кухню и налить себе вина, для успокоения, раз уж теперь я взрослый и могу себе это позволить, но с тем же успехом я пошел бы куда угодно, лишь бы подальше от нее. Не выношу мелодраматических сцен, особенно тех, что публичны.
- Ну нет, - упёрлась Фелеция. - Не уходи. Ты не должен оставлять меня одну, раз мы теперь встречаемся. И потом - я еще не вручила тебе свой подарок.
- Подарок? - я усмехнулся. А я-то думал, что ее громкое заявление и было моим подарком на день рождения, ан нет. Тогда боюсь даже представить, что еще она могла приготовить.

​

- Я готова, - коротко выдохнув и прикрыв глаза для храбрости, выпалила Фелеция. - Я готова. Подарить... тебе себя.
Я молчал. Не от удивления и, упаси боги, ужаса, а просто потому, что не понимал смысла ее слов. Подарить себя? Рабство, кажется, давно было отменено, и как тогда одна свободная личность может подарить себя другой? Я пожал плечами, боясь что-либо спрашивать. Еще расплачется. Вид у нее был такой, словно только что она приняла одной из самых важных решений в своей жизни.
Фелеция резко шагнула ко мне и, схватив за руку, прижала ее к своей щеке. Кожа у нее была мягкая и бархатистая на ощупь, а руки дрожали.

​

- Тише-тише, - зачем-то произнес я, легонько погладив ее по щеке. Таким тоном, наверное, успокаивают перепуганных детей, однако я никогда не думал, что стану заниматься подобным. Нежности это женская забота и прерогатива.
- Ну... пойдем, что ли, - после недолго молчания предложила Фелеция. Я кивнул, отнимая руку, и медленно направился в сторону неотделанной еще спальни. На полу там постелен полиэтилен, на стенах не было обоев, зато прямо посредине стояла двуспальная кровать - удобная и почти новая.

​

- Только не смейся, - предупредила Фелеция, осторожно присаживаясь на край. Она боялась - это было видно невооруженным глазом, и я был настроен ограничиться парой поцелуев и страстным объятием. Зачем идти, если так волнуешься? Гости, скорее всего, и не заметили нашего отсутствия, а если и заметили, то скорее всего истолковали правильно и не стали бы нам мешать. Но дверь на всякий случай я закрыл и даже запер.

​

- Мы можем этого не делать, если не хочешь, - сказал я. Я нервничал не меньше, но воспринимал происходящее как неизбежный этап взросления. Рано или поздно мальчик вырастает, становится мужчиной и познает первую женщину. Потом уже может быть по-всякому, но этого не отменишь.
- Нет, - мотнула головой Фелеция. Растянувшись во весь рост, она подползла ближе, положив голову мне на грудь. Волосы ее пахли ванилью, а кожа на всем теле была такой же бархатистой, как на щеке.
Когда все закончилось, я помог ей одеться, и пригладил ладонью растрепавшиеся волосы. Она распустила их, так как не было возможности уложить в прежний безупречно-гладкий пучок. А потом она ушла, ничего больше не сказав, потому что на следующий день должна была состояться церемония вручения дипломов и мы оба не хотели на нее опаздывать.

​

****​

​

В толпе учеников в одинаковых мантиях я краем глаза заметил Фелецию. Она смотрела на меня насторожённо, но, когда я чуть улыбнулся ей в качестве приветствия, расслабилась и помахала рукой в ответ. Отец, как и положено, пришел, и едва ли не лопался от гордости после того, как меня назвали лучшим выпускником года.
- Я так горжусь тобой, - сказал он, когда мы вместе выходили из ратуши. - Горжусь, что ты мой сын.
Я безразлично кивнул. Слова эти, правильные в своей неискренности, не тронули ни моего сердца, ни моего самолюбия.
- Я приготовил тебе подарок, - он робко протянул мне завязанную атласным бантом коробочку, и я попытался улыбнуться в благодарность. Нечасто отец бывал робок и неуверен, такие моменты стоило помнить и, возможно, ценить. Ведь в обычное время он был напористым и беспринципным карьеристом.

​

Глядя на него, я всегда четко понимал, что про таких, как он, не скажут "хороший человек". Он был настойчив в достижении целей и ради этого готов идти "по головам". Но был ли он плохим? Не знаю. Да и кто судит? Наверное, для коллеги, перешедшего ему дорогу и поплатившемуся за то сполна определённо был. А для кого-то другого? Для Джейд, например? Тогда я уже знал, что Джейд некогда была помолвлена с каким-то парнем, сыном друзей ее родителей, однако из-за ее нежелания связать себя узами брака помолвка превратилась в вечный роман в письмах. Он жил в Нью-Йорке, и изредка прилетая в Твинбрук для деловых переговоров и встреч с ней, она же не ездила к нему никогда. Но к отцу бежала после первого же звонка. У нее, наверное, было все, чего только можно пожелать. Работа, деньги, семья. Но она желала его. Была в нем какая-то неуловимая притягательность.

​

Я часто замечал, как всюду, куда бы мы не пришли, на него заглядываются симпатичные и подтянутые благообразные старушки его возраста и чуть моложе, и даже у женщин средних лет он вызывал не вполне понятный мне интерес. Думаю, я был похож на него - только выше ростом, шире в плече, да и лицо у него было не такое простодушное, как у меня.
-Чем собираешься заняться дальше? - спросил отец, когда мы ехали домой. Он был за рулем.
- Собираюсь пойти в армию, - ответил я, наблюдая, как вытягивается в недоумении его лицо. Он, кажется, еще сомневался, шучу я или нет, я же был серьезен как никогда. Сжалившись, я решил объяснить ему свои планы на будущее. Чтоб не подумал, будто его сын мечтает провести жизнь в военной форме, стоя на гауптвахте.

​

- Я собираюсь стать астронавтом. Знаешь, меня всегда влекла наука, но я не хочу полжизни провести, сидя в душной лаборатории и изучая в микроскоп все, что странно выглядит. Мне больше по душе роль творца, исследователя.
Отец понимающе кивнул. Не думаю, что он когда-либо думал об этой профессии, однако наличие у меня честолюбивых планов странным образом его успокоило.
- Это будет непросто, - продолжал я. - Конечно, начать придется с рядового на военной базе. Отмывать пол и коридоры и нести весь этот бред про патриотизм. Никогда не понимал, зачем парням так промывают мозги на эту тему, если мы уже давно ни с кем не воюем? Потом я смогу подняться до механика и получить доступ к оборудованию. Придется к нему привыкнуть. За это время мне также нужно будет зарекомендовать себя как безупречного работника, потому что только таких пускают в космос. Ну, а потом дело за малым - пройти тесты и сделать так, что полет нового шаттла, который запустят с базы наши технологичные умники, с моей помощью стал удачен.
Я рассуждал об этом так беспечно лишь желая себя приободрить. На деле же я понимал, каких усилий потребует от меня моя цель. Сумасшедшие нагрузки - физические и моральные, работа со сложной техникой. К тому же, необходимо было ладить с командным составом и высшими чинами, а я никогда не отличался коммуникабельностью. Но брать свои слова обратно я не привык. На следующий день я уже заполнял заявку и проходил медкомиссию на военной базе. Комиссия показала, что я здоров, как бык.

​

Я взялся за дело со всем свойственным мне упорством. Форма сидела на мне, словно костюмчик с чужого плеча, однако каждый вечер я аккуратно гладил и склыдвал ее, чтобы наутро она была безупречна, как и полагалось форме идеального солдата. Я учил устав, не понимая почти ни единого слова и недоумевая, как могут взрослые разумные люди верить такому. Я и не верил - но мог с ходу процитировать по паре строчек из любого места. Я ходил в спортзал - мышечная масса необходима любому солдату, даже если он и не собирается связать свою жизнь с окопами, рвами и сражениями. Неподатливые мышцы болели после каждого часа, проведенного на тренажере. Но я не отступал, хотя когда-то думал, что наращивать мышечную массу - удел глупцов, не способных прожить с помощью интеллекта. Я делал то, что мне не нравилось - но ради того, чтобы в будущем заниматься, чем хотелось, был обязан это перетерпеть.

​

Отец не терял времени даром. Он отклонил все предложения о пенсии и продолжал службу с упорством истинного вояки. Теперь их было трое - он, Гудвин Гуд и все еще не покинувший пост шерифа Дадли Рэкет. Трое бодрых старичков, держащих в рукав все полицейское управление Твинбрука. Отец, правда, обладал не таким весом и авторитетом, как бессменный руководитель Дадли или занимавшийся подготовкой новых агентов Гудвин, но был заменим в качестве эксперта-криминалиста. Работа его, не связанная по большей части с физическими нагрузками, позволяла ему даже в таком солидном возрасте успешно справляться с обязанностями. У него даже хватало сил и времени на личную жизнь. Правда, из всей массы женщин Твинбрука он все еще предпочитал кого помоложе, словно волосы его не поседели и морщины не покрыли его лоб.

​

​

Как-то раз отец пришел домой в приподнятом настроении. Я спросил его, в чем дело, а он объяснил, что недавно познакомился с двумя совершенно очаровательными особами, одну из которых он собирается пригласить к нам домой. Я пожал плечами - не мое дело, кого он там хочет привезти. Я не лез в его личную жизнь и не указывал ему, с кем встречаться, однако если бы я заранее знал возраст одной из этих "особ" - подумал бы, что он окончательно спятил. Отец спросил, во сколько я завтра приду с работы и просил не задерживаться. Я рассеянно ответил. Я и подумать не мог, что он что-то там затевает.

​

Назавтра мы столкнулись с ним на крыльце. Он объяснил, что собирается доехать до магазина и купить что-нибудь к чаю, а то у нас дома даже печенья нет, вот, что значит два холостяка, а меня он просил развлечь гостью до его прихода. Я кивнул, недовольный, что он тратит мое время на своих подружек. Однако гостье было едва ли больше шестнадцати - увидев ее, я онемел, вспоминая про совращение несовершеннолетних и все прилагающиеся к этому меры.
- Привет, - кивнула она, глядя на меня так, словно она подбирала себе породистого коня. - Меня зовут Эдна. Ты Шерлок, верно? Твой отец много о тебе рассказывал.
Я вздохнул, не понимая, зачем отец говорит обо мне с какой-то малявкой, но послушно спросил ее, как ее дела. Кажется, так полагалось начинать светский разговор.
- Дела? О, не делай вид, что тебе это интересно, - засмеялась Эдна. - Знаю, что с этого положено начинать разговор, но это невероятно скучно. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Что интересно нам обоим.
Эдне, как выяснилось, была интересна техника. И астрономия. А неинтересны - сверстники и школьный бал, и в этом она неуловимо напоминала меня самого. Отец вернулся спустя час. Прошел на кухню, словно стараясь не мешать нам, не прерывать нашей беседы. Я изредка ловил на себе его жадные взгляды - словно ему важно было узнать, поладили мы с Эдной или нет.

​

Я не понимал, зачем. Кажется, я не в том возрасте, чтобы мне можно было приводить подружку, надеясь с кем-то свести. Я даже не был таким уж неудачником в амурных делах! У меня вроде как была девушка. И секс тоже.
А ночью мне снова снилась мама. Она стояла за дверью, на участке перед домом, и задумчиво смотрела на него, то ли не решаясь войти, то ли просто будучи не в силах это сделать. "Мам" - сквозь сон прошептал я. Желание обнять ее становилось почти нестерпимым, однако краем сознания я понимал, что это лишь сон.

​

От этой мысли захотелось плакать, однако было что-то ребяческое в том, чтобы плакать во сне, наутро недоуменно разглядывая мокрые следы на подушке. Я же не ребенок. Сквозь сон я чуть приоткрыл веки. Луна ярко светила в окно, озаряя комнату белым, почти призрачным светом. По причине продолжающегося ремонта мы с отцом спали в одной комнате, завернувшись в походные мешки для тепла. Отец спал прямо на полу. Поза его показалась мне неестественной, руки и ноги были раскинуты под странным углом, а в лице не было ни тени безмятежности, часто присущей спящему человеку. По-видимому, сон его был тяжелым, и сморил он его прямо там, на полу. Я перевел взгляд налево, но вместе свёрнутого спального мешка увидел там расстеленный кокон. Бока его мерно вздымались в такт чужому дыханию. Спальник был застегнут почти до верха, так что лица спящего я не видел. Но если отец - вон он, спит рядом, то кто же тогда был в мешке? Сознание мое, сонное и уставшее, никак не могло ухватить эту мысль.

​

 

[k-pod]

Запись восьмая. Больше девушек, хороших и разных.​

​

Достижения

Наутро после странного происшествия, а может, и не было никакого происшествия, а мама, раскрытый спальник и человек, спящий в нем, мне приснились - но наутро отец выглядел хмурым и помятым. Впрочем, у него на то были причины. Напряженная работа или еще какие-нибудь неприятности, да разве мало проблем у человека, которого сон сморил прямо на полу. О том, что могло произойти ночью я не заговаривал, ведь в этом случае мне или пришлось бы признать, что я видел привидение, или допустить в своем уме саму возможность существования потустороннего мира, да еще высказать это вслух. Крайне недальновидно. Военный, учений и будущий астронавт должен быть более рациональным человеком. Конечно, в моей жизни уже был случай, когда привычная картина мира едва не встала с ног на голову, но мне было семь, и я до сих пор не знал, не привиделся мне тогда Жнец. Но даже если не привиделся - это не тема для разговоров, которые могут повредить моей репутации и заставить людей усомниться в моем душевном здравии.
- Ты ничего странного не замечаешь? - спросил отец, вылив в себе три чашки кофе подряд. Ему еще предстояло идти на службу, а он бы скорее лишился одной руки, чем ппозволил себе прогул. - Ночью?

​

Я посерьезнел. Отец был человеком не менее рациональным и гордым, чем я, и раз уж он первым начинает разговор, который я счел неподобающим, значит, дело серьезное. Возможно, он тоже что-то видел. Больше, чем я, или же просто в силу каких-то причин оказался более чувствительным к вспышкам паранормальной активности в нашем доме. Я внимательно на него посмотрел, нехотя признавая, что он, похоже, напуган, хоть страхи и отступают при свете дня. Нет, я совсем не собирался утешать его или жалеть - не думаю, что ему нужна была моя жалость. Но и признаваться в том, что я регулярно вижу странные сны я не хотел, пусть даже это значило бы поддержать отца в его сомнениях.
- Нет, - я безразлично пожал плечами. - Ничего. Думаю, у нас в доме слишком прохладно. А еще ветер воет в щелях - это создает шум. Стоит позвать бригаду строителей и замазать щели. А еще утеплить стены.
Отец кивнул, испытующе и внимательно разглядывая меня. Сомнения его никуда не делись, но теперь он получил возможность попытаться выдать их за игру воображения. Легче признать, что тебе что-то там померещилось в темноте, чем что в доме завелось нечто вроде привидения. В этом случае был бы повод звать на помощь, но как сделать это, не получив клеймо "чудика"?

​

Мои занятия в спортивном зале продолжались. Я несколько раз нанимал персонального тренера, желая получить рекомендации и советы, но большую часть времени тренировался сам. Отчасти потому, что не любил компанию, отчасти из-за того, что ни один тренер не позволил бы мне таких нагрузок, какие я брал едва ли не каждый день. Я работал на износ. Мышцы гибки, словно глина, особенно в молодом возрасте, и поддаются изменению, а мне как можно скорее необходимо было приобрести нужную форму. Я не мог тратить время на "постепенность", ведь рабочие дни шли, а я не хотел слишком долго задерживаться на низших армейских должностях. Сейчас самым быстрым и верным способом пробиться "наверх" было произвести впечатление - не умом, ведь его новобранцам демонстрировать не полагается, а мышечной массой. Тогда меня перевели бы в отдел испытаний. Крепкие ребята там нужны.

​

С Фелецией мы не разговаривали со дня выпуска. Я был слишком занят работой или тренировками, а потому на ее редкие звонки отвечал коротко и односложно, стремился закончить разговор как можно скорее, ссылаясь на неотложные дела. Не знаю, обижалась ли она на мое невнимание или нет, но я считал, что это норма. Мужчина может и должен быть занят, а задача женщины - с этим смириться. Конечно, ту ночь, что мы провели вместе, я был бы не против повторить. Не могу сказать, что я был дамским угодником или даже просто не упускал случая познакомиться с какой-нибудь красоткой, это, пожалуй, оставьте отцу, однако девушек в зале было достаточно и порой мне случалось болтать или даже заигрывать с ними. Некоторые мне нравились, некоторые нет, однако, глядя на них я пытался составить собственное мнение о женской красоте.
Например, та, которую я встретил в зале воскресным утром. Я никогда не любил в девушках излишнюю худобу, однако ей удавалось казаться настолько изящной и утонченной, что я поневоле об этом забыл. Ее звали Кэрол. Я увидел, как мнется и мучается она, не зная, как найти женскую уборную, а мой наметанный глаз мигом оценил неестественность ее движений - она явно взяла нагрузку, избыточную для новичка, и серьезно потянула мышцы.

​

Я предложил ей помощь - а после того, как я закончил тренировку, мы встретились в вестибюле и разговорились. Кэрол была мила, умна и несвободна. А еще очень любила искусство - на нее произвело большое впечатление то, что в детстве я посещал художественную школу.

​

Она долго расспрашивала меня об уроках рисования, и, отвечая на них, я не сразу заметил отца. А заметив, спросил себя, не показалось ли мне. Не помню, чтобы его тянуло к спорту. Он был в штатской одежде, так что, скорее всего, пребывал здесь не по работе, а по личным причинам. Причины эта стояли чуть поодаль и стали ясны мне очень скоро.
Я видел, как отец, не особенно таясь, подошел к темноволосой девушке и, улыбаясь так, как он мог улыбаться только дамам, заговорил с ней о чем-то вполголоса. Я точно знал, что это не первая их встреча. И, хоть и не слышал их разговора, но смог определить, что он явно представлял собой полушутливую беседу двух хороших знакомых - женщина эта поминутно краснела и улыбалась. Я, почти не слушая Кэрол, жадно следил за ними.

​

Вот отец наклонился к ней, едва не касаясь губами ее уха, и что-то прошептал, нервно сминая пальцами ткань рубашки. Вот она смеется, откидывая голову назад, смеется мягким, бархатистым смехом, напоминающим мне переливы музыки. Потом отец смотрит, словно спрашивая разрешения, и, получив его, мягко привлекает ее в свои объятия, а женщина обхватывает его за шею. Так не обнимаются друзья, даже давние. И в их жестах сквозит слишком много тщательно завуалированной страсти, чтобы я мог понять что-то неправильно. Такие сцены, пусть простое объятие и не оскорбляет общественной нравственности, но в их исполнении кажется вещью слишком интимной, стоит поберечь для них одних. Кэрол, заметив мое охлаждение и истолковав его по своему, отошла к стойке, собираясь сделать нам обоим по стакану витаминного коктейля, состоявшего из сока и минеральной воды и весьма популярного среди клиентов.

​

Отец наконец заметил меня. Подошел, нисколько не смущаясь тому, что я только что видел одно из его любовных свиданий, похлопал меня по плечу, сказав, что за время, проведённое здесь я, похоже, нарастил "железные" мышцы. А потом представил мне мисс Паулину Доггерти - свою старую знакомую. Хотя, не такую уж и старую. Этой Паулине никак не могло быть больше тридцати. Я пожал плечами и протянул ей руку для пожатия. Вести себя как галантный джентльмен, целующий дамам ручки, было не в моих правилах.
Из Кэрол, наверное, вышла бы замечательная жена. Она ловко, словно заправская барменша, приготовила коктейль на несколько человек, предложив по стаканчику всем собравшимся. Напитки входили в стоимость абонемента, и все желающие могли взять что-нибудь по своему вкусу их огромного холодильника, стоящего в приемной. Паулина присела за стойку, принимая стакан из рук Кэрол, а я напряжённо смотрел на отца.

​

Молча. А что мне было ему сказать? Я никогда не лез в его личную жизнь. Даже когда он приводил домой Джейд Гринвуд. Так к чему начинать теперь? Сейчас Джейд была уже подтянутой, приятной пожилой дамой, ровней и ровесницей моему отцу. Но он явно предпочитал девушек помоложе. Я не мог его винить.

***​

С Паулиной я снова встретился спустя несколько дней. Я по обыкновению заглянул в зал после работы, собираясь "немного попотеть", и, столкнувшись с ней в дверях, приветственно кивнул. Паулина выглядела сильной и спортивной, так что, пожалуй, я не слишком удивился нашей встрече. Возможно, она часто там бывала, но я редко запоминал других посетителей в лицо.
- Снова будешь пытаться стать похожим на потную ламу? - услышал я насмешливый голос за спиной. И обернулся - резко, словно почуяв опасность. Впрочем, я не был так уж неправ, ибо отпустивший это замечание человек был для меня крайне неприятен и, как я подозревал, опасен.

​

У него были светлые волосы и холеное лицо аристократа. Он служил в нашей части - и, хоть и не отличался от меня по положению, являясь таким же новобранцем, поговаривали, будто влияние его семьи скоро позволит ему занять важную должность. Я не жаловал его за показной снобизм, он же недолюбливал почти всех. Бубба - на редкость дурацкое имя, смерил меня пренебрежительным взглядом и фыркнул, и тут я заметил, как стоявшая совсем рядом Паулина чуть напряглась. Похоже, она нас подсушивала.
- Лучше бы ты, Шерли, себе девушку нашел, - подначил он меня. - А то ни одна красотка в городе и не посмотрит на мускулистого Кинг Конга. Довольствовался бы уже кем попроще.
Я сжал кулаки. Да что он себе позволяет? Неужели держит меня за какого-то тупого качка? Я раскрыл рот, намереваясь дать ему отпор, однако Паулина, похоже, восприняв это как признак скорой драки, поспешила встать между нами.
- Я смотрю, ты ищешь повод, чтобы увильнуть от тренировок? - она стрельнула глазами в сторону Буббы, слегка придерживая меня за локоть. - Если да, то тебе стоит поискать другую мишень для своего остроумия. Мой парень - горячая голова, церемонится ни с кем не станет. Спросишь, почему я встречаюсь с ним? Так вот. Готова заявить во всеуслышание: спортсмены - просто великолепные любовники. Если ты, конечно, уже достаточно большой, чтобы понять меня.
После этого Паулина развернулась ко мне, непринужденно болтая о всякой ерунде и изредка намеренно касаясь моей руки или локтя. Руки у нее были нежные, хотя частые тренировки придавали им силу. Бубба, к моему удивлению, не возражал ей, молча отступая на шаг и давая ей возможность коснуться меня. Чтобы этот хмырь уступил? Я не верил своим глазам.

​

Когда Бубба, сердито пыхтя, покинул зал, я спросил Паулину, отчего она решила вмешаться.
- Я бы не стал драться с ним, - заверил я ее. - Это... даже глупо. Бросаться выяснять отношения на кулаках. Мы, конечно, находимся в святилище спорта, но пришли сюда вовсе не для занятий боксом и боевыми искусствами.
- Я знаю, - улыбнулась она и посмотрела на меня словно на неразумного ребенка. - В независимости от того, ударил ли бы ты его или попытался ответить в тон, он бы почувствовал себя оскорбленным. Он провоцировал бы тебя до тех пор, пока ты не ударил бы первым, что дало бы ему повод обвинить тебя в агрессии и несдержанности перед начальством. А если бы ты сдержался, то наутро твои сослуживцы судачили бы о том, что ты струсил. Я... просто немного воспользовалась своим положением, чтобы избавить тебя от неприятностей.
Своим положением? Я смолчал. Не знаю, что имела в виду эта женщина - наличие влиятельного супруга или богатых родителей, но я не хотел лишний раз подчеркивать разницу между нами. Хотя в душе был уязвлен тем, что меня сочли нуждающимся в помощи. Паулина казалась настолько спокойной и выдержанной, что любые претензии и упреки в ее присутствии выглядели до ужаса нелепыми. Я пожал ей руки в знак благодарности - и ощутил, что в этой узкой женской ладони скрыто не меньше сил, чем в ладони иного мужчины.

​

Тем не менее, сложности на службе возникли на следующий же день. Я поначалу задумался, не были ли это делом рук моего мстительного сослуживца Буббы, однако пришел к выводу, что вряд ли. Вряд ли Бубба - красавчик и аккуратист, стал бы мстить мне при помощи несвежих продуктов. Ведь для этого ему пришлось бы проникнуть на кухню, благоухающую не всегда приятными ароматами, и, зажав под мышкой мешок с несвежей картошкой, подменить ею ту, что предназначалась на обед. Проделать это, не заляпав рук и белого костюмчика, было невозможно.

​

По правде говоря, я сразу понял, что массовое отравление в столовой слишком масштабно, чтобы быть простой случайностью, но не спешил делиться своими подозрениями. Хотя бы потому, что всякий, кому я захотел бы открыться, мог быть причастен. Я пытался рассуждать логически. Итак, мы имеем на руках больше тридцати солдат, слегших с отравлением желудка. Из-за этого я был вынужден заступить на ночное дежурство вне очереди, так что времени подумать у меня было навалом. Кому могло быть выгодно такое? Буббу я отметал еще и по той причине, что, захотев отомстить мне, он вряд ли стал бы делать своими потенциальными противниками целый взвод.
Я решил быть начеку всю следующую ночь. Я не отлучался с поста даже по малой нужде, хотя были моменты, когда мой мочевой пузырь, казалось, вот-вот лопнет.

​

Несколько раз я замечал подозрительные звуки в кустах возле колючей ограды, и дважды делал предупредительные выстрелы. Никто не проходил мимо меня. Утром, сдав пост, я на пошатывающихся ногах добрел до дома и рухнул в постель. Меня не покидало ощущение, что события прошедшего дня были подстроены. Отравить целую роту опытных бойцов с тем, чтобы на ночь начальство было вынуждено поставить в караул неопытного новобранца - неплохая затея. Вот только на этот раз она не удалась. Я не неопытный мальчишка, хоть никогда раньше и не стоял в карауле, но, надо сказать, благодаря упражнениям выгляжу не как новобранец. По крайней мере, не как новобранец, с которым можно легко справиться. Возможно, это меня и спасло. Внушительный вид и мышечная масса превращают человека в потенциально опасного противника вне зависимости от его боевых умений, хотя для опытного бойца это не проблема. Возможно, таинственный травитель просто не был хорошим бойцом.

​

Вскоре после этого случая мне снова представился шанс блеснуть своими талантами. На этот раз кулинарными. Сразу хочу добавить, что первоклассным шеф-поваром я не был. Просто иногда, преимущественно по вечерам, мог провести возле плиты часик-другой, соображая нехитрый холостяцкий ужин - какие-нибудь спагетти или жареное мясо с гарниром. Отец по-прежнему готовил преотвратно, и я решил взять готовку на себя. Тем более, что физические нагрузки требовали частого и правильного питания, и поневоле пришлось встать к плите. Так вот, однажды мне позвонили с базы и сказали, что мне следует приготовить порцию какого-нибудь сытного блюда и доставить его по указанному адресу. Внутренне я возмутился подобной несправедливости - я же солдат, а не официантка, но послушно записал данные. Иногда начальству приходят в голову странные приказы, и долг хорошего солдата - знать, какие исполнять следует, а какие нет. В доставке еды я пока не видел ничего криминального. Другое дело, если бы подобное стало повторяться.

​

Я приготовил хот-доги - быстро, несложно и, насколько я знал, нравится большинству американцев, и выехал из дома, пока тщательно упакованная в бумажные пакеты еда не остыла. Путь мой лежал в довольно тихий и безмятежный район города, где селились семьи с детьми и состоятельные пары. Возможно, там же жил кто-то из моих командиров.
Такси остановилось возле нужного дома, где, стоя на тротуаре и скрестив руки на груди, меня ждала Эдна. Та милашка, которую привел мой отец к нам домой некоторое время назад. Я вышел, растерянный, прижимая к груди промасленные пакеты, и Эдна потянулась забрать их у меня.

​

- Мой отец, - сказала она. - Генерал. Ну, вообще-то мама куда чаще зовет его солдафоном, но это неважно. Сейчас у них нечто вроде второго медового месяца. Они рванули куда-то на выходные, а я осталась дома одна. Так вот, отец дико волновался, как бы я не умерла с голоду, и даже сказал, что поручит одному из своих ребят "покормить меня". Я назвала ему твое имя.
Я молчал, однако, наверное, в глазах моих было что-то такое, что Эдна предпочла пояснить:
- Мне просто хотелось еще раз тебя увидеть. Знаешь, звонить вам это как-то глупо, к тому же, девушки не должны звонить парням первые. Пришлось пойти на уловку...
У меня голова шла кругом от ее уловок. В тот момент Эдна казалась мне настоящей заразой, способной на что угодно ради достижения целей. Глаза ее блестели в темноте, а щеки покрывал насыщенный румянец. Зараза, но до чего хороша! По крайней мере, в будущем она обещала вырасти в достаточно интересную женщину весьма экзотической наружности. Чего только стоило сочетание кожи цвета темного дерева и светлых, почти белых бровей.
- Слушай, маленькое чудовище, - устало сказал я. - Если ты захочешь меня увидеть, можно сделать проще. Просто дай знак, и привезу тебе хот-доги так быстро, как только смогу.
Вместо ответа Эдна привстала на цыпочки, обнимая меня и неловко тыкаясь губами мне в шею. Щекотно.

​

- Эй! - начал я, опасаясь, что нас могут увидеть, однако вскоре она сама отстранилась от меня, поднимая небрежно брошенные на землю пакеты.
- Давай провожу до дома.
- Мне всего два шага. К тому же, я уже большая девочка.
- Будешь. Как только закончишь школу, - не удержался я оттого, чтобы поддеть ее.
- Не бойся, это случится достаточно скоро, - мне показалось, или в глазах ее действительно промелькнули лукавые искорки. Что это? Обещание? Угроза?
Эдна еще некоторое время стояла на асфальте, глядя как я сажусь в такси, и, уезжая, я видел ее узкие спину, пока она шла по направлению к дому.

​

Баллы

+0,25 за друга Эдна Бутлер
+0,25 за друга Паулина Доггерти
+0,5 за 50 000 очков стремления у Шерлока

Итого: 7,0

 

[k-pod]

Запись девятая. О том, что безразлично мертвым.​

Умер Гудвин Гуд. Я уже плохо помню, как именно это случилось, однако на похоронах лицо его, бледное и безмятежное, навеки врезалось мне в память. Казалось, что там, на другой стороне, он наконец обрел покой. Быть может, так и было. Мне ясно одно: последние годы жизни этого человека нельзя было бы назвать ни счастливыми, ни безмятежными. Он умер возле кухонной раковины, собираясь прополоскать свою кофейную кружку, чтобы налить туда новую порцию растворимой бурды, продаваемой в местном супермаркете по самой дешевой цене. Там и обнаружила его горничная, заходившая к нему дважды в неделю для уборки дома. Ему повезло, что ее смена была на следующий день, ведь в противном случае ему пришлось бы пролежать там до вечера пятницы, если, конечно, никто из сотрудников не забил бы тревогу раньше. Но это маловероятно - Гудвин частенько пропадал на несколько дней, ссылаясь на простуду или иные заболевания, однако весь участок знал, что в такие дни прославленный агент и борец с преступностью уходит в запой. Дешевое виски и дешёвые сигареты. Организм его к шестидесяти годам был изношен, словно старенький автомобиль, откатавший на себе три-четыре поколения какого-нибудь не шибко богатого семейства.

Достижения

​

Родственников у него не было. Все имущество его составляла подержанная машина да дом, как выяснилось уже после похорон, заложенный и перезаложенный не меньше четырех раз. Деньги, вырученные от его продажи, почти целиком ушли на похороны, а оставшиеся с этого сто баксов душеприказчик Гудвина положил себе в карман.
В ночь после его похорон мне опять снилась мама. Она стояла возле моей кровати, глядя на меня ласково, как в детстве, и изредка качала головой. Щеки ее были мокрыми от слез. Могла ли она, бесплотный дух, иногда приходивший ко мне по ночам, скорбеть о смерти своего некогда любовника? Могла ли она вообще об этом знать? Ответов у меня не было. Одно я знал точно - по какой-то странной причине, воссоединения, обещанного после смерти, не произошло, и душа ее, одинокая и печальная, могла лишь скорбеть о тех, кого когда-то любила, и не иметь возможности обнять их.

​

Мне хотелось утешить ее, однако я не мог проснуться.
Тренировки мои продолжались, с каждым днем становясь более беспощадным и длительными. Порой я приходил домой далеко за полночь, ложась в кровать и успевая проспать около трех-четырех часов перед рабочей сменой, но такой образ жизни пока не приносил мне видимых неудобств. Я чувствовал себя выносливым, как никогда.

​

Теперь я уже не очень-то удивлялся, встречая в спортивном зале знакомое лицо. Я уже видел там отца с его подружкой, так что отчего бы не встретить еще кого-нибудь? Тем более, что пропаганда здорового образа жизни с каждым днем велась все активнее. Правда, не знаю, она ли привела туда Эдну, или же извечное женское желание похудеть, однако увидев на беговой дорожке уже знакомую мне узкую спину, я сразу узнал Эдну, остановился неподалёку и подождал, пока она закончит тренировку.

​

В спорте она явно была новичком, и, отбегав положенные для начала десять минут, спустилась на пол, тяжело дыша.
- Привет, малышка, - я отдавал себе отчет, что при определённых обстоятельствах "малышка" может звучать игриво или многообещающе, однако в случае Эдны я не вкладывал туда такого смысла. Она, учившаяся в средней школе, действительно была для меня лишь малышкой. Пусть даже интересной, забавной и сообразительной.
- Привет, здоровяк, - ответила она мне в тон, протягивая полотенце. - Вижу, ты тут не дурью маешься. Это хорошо. Подтянутые парни нравятся девочкам.
Она неожиданно шагнула вперед, обнимая меня в знак приветствия, и я, опешивший в первую секунду, не сразу смог отодвинуться. Теплое дыхание на миг коснулось моей шеи, а ее грудь оперлась мне куда-то в район живота, и сквозь тонкое плотно спортивной майки я мог остро ощущать ее наличие.

​

Я слегка покраснел, отступая назад и виновато разводя руками. Ну уж нет. Не собираюсь я ради прихоти какой-то девчонки терять свою должность. А это вероятно может произойти, если ее высокопоставленный папочка увидит, как мы обнимаемся у всех на виду.
Эдну мои перемещения нисколько не смутили.
- Отец говорит, что ты отличный солдат, - сказала она, решив переменить тему. - Надежный и умеющий подчиняться приказам. "Это, сказал он, редкость в наше время, когда каждый сопливый новобранец мнит себя умнее генерала", - она передразнила голос отца, хрипловатый и низкий, и получилось так похоже, что я хихикнул, не удержавшись. Впрочем, не думаю, чтобы она проверяла меня на чувство юмора или беспрекословное почтение к светлому образу командования.
- Так вот. Я поговорила с отцом и он обещал зачислить тебя в вверенную ему дивизию.
Я приподнял бровь. Даже так? И с чего это малышке вздумалось помогать моему продвижению по службе?
- Не боишься, что кто-нибудь станет судачить, что ты пристроила под крыло к папочке своего приятеля, - поддел я ее. Определённо, эта девочка слишком много на себя берет. И отчего-то уверена, что мне не справится без ее помощи. Откуда столько самоуверенности в ее полутора метрах роста?

​

- Не боюсь, - Эдна пожала плечами. - Мало ли кто и что скажет. Отец не выносит сплетников и голову оторвет любому, кто стал бы прилюдно чернить мою репутацию. Не смущайся. Ты хороший солдат и хороший парень, и мне было бы спокойнее, будь рядом с отцом хотя бы один верный человек. Считай, что я доверяю его твоим заботам, так что не подведи меня.

***​

Карьера отца тем временем складывалась не так легко и успешно, как моя. После смерти Гудвина в отделе произошли серьезные кадровые перестановки, и на место, на которое так давно облизывался отец, назначили... Дэнниса Рэкета. Того самого мафиози из скандально известной семья. Говорили, что, после успешно проведенной аферы он был вынужден сотрудничать с полицией в качестве стукача, а потом, когда это раскрылось, был официально принят на работу в полицейское управление.

​

И вот, всего после нескольких месяцев работы, ему уже предложили денежную и непыльную руководящую должность в отделе по работе с населением. Отец рвал и метал. Факт приема на работе бывшего преступника не беспокоил его до тех пор, пока он не перехватил у него вожделенное повышение, однако спорить с решением высшего руководства отец не мог. Ему, словно в извинение, выплатили какую-то внеочередную премию, и даже отправили на какую-то конференцию по вопросам сотрудничества полиции и служб безопасности. Забавное дело, но изначально ехать на конференцию должен был Гудвин Гуд.

​

***​

Странные сны мои продолжались. Я отчего-то не боялся их и, даже грезя о мертвых ночь напролет, по утрам бывал бодрым и полным сил. Это странно, учитывая то, что, как я слышал, долгие кошмары подтачивают и душевые и телесные силы человека.
Однажды я проснулся от какого-то шума, доносившегося с кухни, и, даже не подумав о том, что это может быть вор, накинул халат и направился туда. Отец в ту ночь задерживался на работе до утра, однако я с равной вероятностью готовился увидеть там и его, и нечто страшное, что насылало кошмары и доводила отца едва ли не до помешательства, делая его ночные дежурства привычкой, словно дома он уже не мог спать спокойно. Сердце мое чуть трепетало, однако в целом я был спокоен. Лучше уж увидеть все своими глазами и решить эту проблему раз и навсегда. Насчет воров я не беспокоился - моя физическая форма легко позволила бы мне справиться с любым из них.
Дойдя до кухни и осторожно притворив дверь, я увидел, что на столе в беспорядке разложены овощи, а мама, точнее, бледная ее тень, ловко орудует ножом, шинкуя и отправляя их в миску.
- О, привет, - сказала она. - Есть хочешь?

​

Я смотрел на нее во все глаза. Кухонные принадлежности, взятые ее рукой, казалось, поднимались и передвигались сами по себе, однако краем глаза я ясно видел, как она брала и перемещала их. Странное зрелище. Кожа ее мерцала в свете ламп, отчего вся фигура казалось, то пропадала на долю секунды, то появлялась снова.
- Не-а, - голос мой дрогнул, однако я нашел способ быстро взять себя в руки - ухватил себя за кожу на тыльной стороне запястья и держал так, пока не убедился, что не собираюсь падать в обморок.
- Мам, как ты?

​

Она усмехнулась, а потом, отойдя от стола, внимательно оглядела меня с головы до ног.
- Неплохо. Лучше, чем многие. А ты вырос.
Меня так и подмывало коснуться ее, провести рукой по плечу, однако страх того, что ладонь моя пройдет по воздуху, не встретив сопротивления, а милый облик от такой грубости растает, как дымка, удерживал меня.
- Ты пришла что-то сказать, да? - предположил я. - Ну, как в этих мистических романах? Указать на своего убийцу или сообщить нечто важное.
- Даже не знаю, - мама казалась рассеянной и озадаченной моим вопросом. - Может да, а может и нет. По правде говоря, я пришла, чтобы обнять тебя. Я так переживала, что не успела сделать этого раньше.
Призрачная фигура чуть качнулась, подаваясь вперед, а стоял неподвижно, все еще боясь проснуться именно сейчас, когда она рядом и наконец могу хотя бы поговорить с ней. Что-то холодное, как снег, коснулось моих плеч, и, скосив глаза, я увидел, как ее крошечная головка склонилась мне на грудь. Меня бил озноб, однако, превозмогая оцепенение, я поднял руки, собираясь обнять ее в ответ.

​

- Мертвым месть безразлична, - услышал я горький шепот возле уха. А потом все исчезло. Я стоял посреди кухни, растерянный и беспомощный, едва отдавая себе отчет, где я и что со мной. В какую-то минуту мне показалось, что и сам я на мгновение побывал по ту сторону, и холод царства мертвых окутал меня словно покрывало.

​

 

[k-pod]

Запись десятая. О новом жильце и предсвадебных хлопотах.​

Идея завести постоянную подружку пришла в мою голову не случайно. По правде говоря, я порядком наслушался рассказов сослуживцев об их любовных похождениях, да и частые отлучки отца не оставляли сомнений в том, что только часть из них он проводил на работе, остальные же - у прекрасных и не очень дам. На фоне общей озабоченности этим вопросом я счел, что не хотел бы выделяться из толпы как "патологически застенчивый девственник". Конечно, таковым я тогда уже не был, однако не спешил хвастаться этим фактом. Любые достижения хороши только когда тебе не приходится что-то доказывать. Я решил, что, для поддержания репутации, что мне нужна постоянная подружка. Отношения, свидания и все такое. Уж всяко лучше, чем каждое утро просыпаться в новой постели. К тому же, я лукавил, говоря, что общение с прекрасным полом не интересовало меня как таковое. Отнюдь нет. Я не был аскетом или монахом, хоть и мог долгое время обходиться и без женщин.

Баллы

Вопрос о постоянной подружке был для меня и вполовину не таким острым, как даже поиски пары для выпускного. У меня, помнится, уже была одна довольно милая девчонка, неравнодушная ко мне еще с тех пор, когда мы учились в школе, и я не видел смысла что-то изобретать. Я позвонил Фелеции, участливо поинтересовался ее делами и пригласил на свидание, а она согласилась, радостная, даже не задавая вопросов вроде "почему я не звонил ей так долго". Это незлопамятность мне в ней и нравилась.
По правилам ухаживаний я заехал за Фелецией домой, и терпеливо ждал, пока она закончит приводить себя в порядок перед тем, как мы отправимся в ресторан. Я решил не экономить, и пригласил ее в самый шикарный в городе - мне следовало бы сразу произвести на нее впечатление, чтобы потом она была более снисходительна к тому, что я уделяю ей мало внимания. После этого мы бы заехали домой - ко мне или к ней, не столь важно, и вечер можно было бы считать удачным. Однако жизнь часто вносит собственные коррективы в наши логичные и не очень планы.
Фелеция в тот вечер выглядела неплохо.

​

Я не был поклонником брюк на женских бедрах, однако те, что были на Фелеции, ей шли. Волосы ее были по обыкновению уложены в строгий пучок, который красовался на ее голове, наверное, еще со старших классов и как-то плохо сочетался с ее непосредственной натурой, однако помогал подчеркнуть правильные черты лица и милый, чуть вздернутый носик. Я же, не желая выделяться в толпе нарядных посетителей ресторана, одел костюм, решив, как это было модно последнее время, придать себе непринужденный вид и обойтись без галстука.
Внутри было людно - я за руку вел Фелецию к заказанному нами столику, как вдруг, услышав оклик, был вынужден прекратить дальнейшее продвижение и резко сменить курс. Фелецию я по-прежнему вел за собой. Бросить ее одну посреди толпы было нельзя.
Окликнувшим меня посетителем оказался одни из моих непосредственных командиров. А точнее, отец Эдны, настоявший на моем переводе из разряда желторотых юнцов в настоящую боевую дивизию, пусть и специализирующуюся по большей части на ремонте кораблей и прочего оборудования. Он приветливо улыбался мне, сидя в окружении шумной и веселой толпы, среди которой я глазами нашел еще нескольких влиятельных персон. На генерале красовался яркий праздничный колпак с надписью "Счастливого дня рождения" и я, теряясь, выдал неловкое поздравление. Нас пригласили присесть, принесли нам по бокалу шампанского. Именинник нашел мою спутницу "милой" и долго рассуждал о том, что в наше время мораль пришла в окончательный упадок. Все, мол, только и делают, что встречаются и занимаются любовью вместо того, чтобы создавать семьи. Я выдержал эту речь стоически, искоса поглядывая на Фелецию и явно опасаясь, что вот сейчас эта непосредственная девица непременно ляпнет какую-нибудь глупость. Но обошлось. А потом все запели. Пение вышло довольно гнусавым. Нелепая поздравительная песенка, состоявшая из слитых воедино изрядно подвыпивших голосов летела по залу. Я, скривившись, поддержал пение. Если бы я попытался сохранить лицо, не присоединившись к громогласному чествованию именинника, это могло быть заметно. И замечено тем, от кого теперь зависела моя карьера. А я не желал ставить ее под удар.

​

На прощанье генерал потрепал Фелецию по щеке и сказал, что будет ждать приглашения на свадьбу. Я был готов разрыдаться от досады. Ну не может быть, чтобы мое первое свидание прошло настолько бездарно! Мало того, что я продемонстрировал свою подружку всему командному составу, так теперь еще и не удастся с ней расстаться, не вызвав подозрений в аморальности. Фелеция с тревогой смотрела на меня, не понимая, отчего я кажусь таким расстроенным. Вот простая душа. Я потянул ее к выходу, решив, что хватит с нас на сегодня, однако и там творилось настоящее столпотворение.
Я разобрал лишь некоторые моменты - мужчину в полицейской форме, каких-то рыдающих в платочек женщин, то ли пытавших подхватить его, то ли просто не знающих, куда деться.

​

А потом я почувствовал холод. Ледяной, пронизывающий до костей, щедро сдобренный ароматом могильных курганов и гниющей плоти. А еще я услышал шепот, тихий, но уверенный. "Я же обещал, что мы еще встретимся". Кто обещал? Я рассеянно наблюдал, как падает на асфальт, хватаясь за сердце, мужчина в форме, и женский плач переходит уже в надрывный вой. Фелеция испуганно схватила меня за локоть, но я ничем не мог бы ее утешить.
Когда труп забрала приехавшая скорая, у меня оставалось еще одно незаконченное дело. Фелеция. Точнее, то положение, в которое я попал отчасти благодаря ей.
- Он умер, да? - плакала над ухом Фелеция.
- Езжай домой, - строго сказал я. - Ко мне домой. Нечего тебе возвращаться в это твое общежитие. Я вызову такси. Ключ найдешь под ковриком. Отец сегодня на дежурстве. Придешь - ложись спать. На любую кровать в любой комнате. В холодильнике есть еда и пиво. Утром поговорим.

​

Мне же следовало остаться для разговора с полицией. Провести тщательную экспертизу места смерти - обычное дело, даже если покойный скончался от сердечного приступа или от рака. Я полагал, что из меня выйдет лучший свидетель, чем из столпившихся у входа дамочек разной степени истерики, и к тому же, благодаря отцу, я был неплохо знаком с процедурой дачи показаний. Минут через пять мне стало известно имя покойного. Дэннис Рэкет. Похоже, с его смертью отец мог все-таки заполучить вожделенную должность. Как удачно все сложилось. Однако я ни слова не сказал об этом полиции. Лично я покойного видел впервые и совсем не знал.
Пока я, растерянный, стоял возле входа, уже освобожденного от толпы, отправленной по домам бдительными полицейским, из дверей ресторана вышла еще одна посетительница. Ее спокойствие на фоне охватившего всех безумия немедленно бросилось в глаза.

​

- Прискорбный случай, не правда ли? - заметила она, протягивая руку. - Я Шейла. Я недавно в городе, и раньше думала, что этот ресторан - самое спокойное и респектабельное место здесь. Однако кому-то все же пришло в голову умереть прямо на его пороге. Надеюсь, это не от местных деликатесов. Не знаете, что случилось с этим несчастным?

​

Я чуть сжал ее пальцы, чувствуя исходивший от нее тяжелый аромат. Мускус, сандал, лаванда? Я не был знатоком женских духов, и даже не мог решить, нравятся ли мне те, что в обилии выливала на себя эта дама. Ладонь у нее была узкая, однако пожатие - крепкое и уверенное. Что-то в ее облике наводило меня на мысли об искусстве. Может, некоторая утонченность ее черт? Она говорила медленно, тщательно подбирая слова и скрывая легкий, едва заметный акцент, однако мой разум немедленно зацепился за эту деталь. Иностранка. По каким-то причинам не пожелавшая казаться таковой. Немного странно. Француженка? Хм... я не лингвист, но скорее всего да.

***​

Утром я застал Фелецию и моего отца мирно беседующими за завтраком. Она оживленно расспрашивала его о новейшей технике, что, по слухам была установлена в участке, а отец с важным видом на пальцах объяснял ей принципы ее работы.

​

Я с облегчением вздохнул. Почему-то мне казалось, что они не поладят. Отец вроде бы не слишком жаловал Фелецию, однако скорее из природной вредности, а не от объективных причин. А теперь, получив возможность пообщаться с ней ближе, он смог убедиться, что она умеет быть милой.
А передо мной тем временем стояла проблема выбора. Я не мог ошибиться, но отдавал себе отчет, что, увлекшись раздумьями и попытками выбрать единственно верное решение рискую так никогда его и не принять. Я взял лист бумаги и разделили его пополам. В одну колонку я собирался записать положительные стороны брака с одной конкретной особой, в другую - отрицательные.

​

Итак, что из минусов становилось заметно на первый же взгляд. Невероятная болтливость Фелеции, чрезмерная наивность и полное неумение обращаться даже с самыми простыми электрическим приборами. Плюс положение. Фелеция была троюродной племянницей одного типа, зарабатывающего на жизнь чисткой бассейнов, и жила у него на время учебы в школе, хотя и не признавалась им за кровную родственницу. Родители ее давно умерли, а большая часть родственников жила в какой-то деревеньке и мало ею интересовалась. На тот момент Фелеция была вольной слушательницей курсов актёрского мастерства в Твинбрукском театре и снимала комнату в общежитии возле того же театра. Сомнительная партия, сказали бы коллеги. Я был с ними согласен. Получить какие-либо перспективы благодаря такому браку невозможно.
Но если посмотреть на проблему с другой стороны, то выходило, что Фелеция - покладистая, умеющая готовить, храбрая и честная со временем могла стать замечательной женой. Хранительницей очага. Я не доверял женщинам, желавшим непременно сделать карьеру, а потому некоторые черты характера Фелеции мне скорее нравились. Я прикинул, как быстро по городу разлетится новость о том, что мы с Фелецией "встречаемся". Выходило, что быстро. Слишком многие видели нас вместе.
Я еще раз посмотрел на Фелецию, а потом на свою руку, свободную пока от кольца и всяческих уз. Рано или поздно мне все равно пришлось бы жениться, хоть я и не планировал делать это сейчас. Но в среде, где большая часть командиров - женаты, это могло стать преимуществом. А Фелеция... если жениться необходимо, то почему бы и не на ней?

​

Я подошел к ней и, протянув руку, просто сказал, что хотел бы на ней жениться. Ее глаза загорелись от восторга. Бросившись мне на шею, она поведала, что мечтала об этом чуть не с первой нашей встречи.
Мы почти не спорили об организации свадьбы. Фелеция готова была согласиться с любым моим решением, а я собирался устроить небольшое торжество, чтобы соблюсти приличия. Отец сказал, что знает нескольких человек в ресторане, так что мы сможем заказать свадебный торт и провизию по минимальной цене. А еще он обещал достать пару ящиков шампанского для мальчишника. Нелепая традиция. Но я не спорил. Мне, в общем-то, было все равно.

​

Играла музыка. Гости, осматриваясь, рассеянно бродили по комнатам, изредка прихватывая то одно, то другое приготовленное специально для этого случая блюдо. Еды, по моим подсчетом, должно был хватить до утра - а именно столько мог длиться приличный мальчишник. Отец заставил меня нацепить какой-то невообразимый наряд, состоявший их жилета и старомодной шляпы, сказав, что именно так положено выглядеть жениху накануне свадьбы. То есть, нелепо. А еще пьяно. К моему удивлению на вечеринку заявилась также и Эдна. Я как-то пропустил момент, когда ей стукнуло восемнадцать и она получила право посещать такие мероприятия.
- Ну что, здоровяк, а теперь тост, - она хлопнула в ладоши, прося внимания собравшихся, а я немного напрягся.

​

Говорила она складно, однако обошлась без громких заявлений вроде "я когда-то была с женихом" и "да он в этом плане вообще ничего особенного". Я задумчиво смотрел на нее и думал о всяком. Например о том, что она непременно должна быть на свадьбе. Она хорошо воспитана и точно не испортит торжество. А еще о том, что у Фелеции даже нет никого на роль подружки невесты, и Эдна могла бы замечательно справиться с этой задачей.
Коллеги мои не смогли прийти на мальчишник, однако послали, как они это назвали, "небольшой сюрприз". Принесла его какая-то симпатичная особа в немыслимо коротко юбке, которая, как оказалась, и была тем самым "сюрпризом".
- Я отлично умею развлекаться, - сказала она, прежде чем сделать музыку погромче и... и станцевать. Хотя я бы не назвал это танцами, ибо движения ее более напоминали мне то ли ужимки змеи, то ли трюки заправского акробата. Как оказалось, она тоже служила в рядах нашей доблестной армии. В медицинском блоке.
- Вообще-то меня зовут Ида, - сказала она. - Но вы можете звать меня "Идди". Отличная вечеринка.

​

Я вздохнул. Ну Идди так Идди. А за вечеринку стоило сказать спасибо отцу.
Фелеция, чувствуя себя явно скованно, бродила среди гостей, изредка убирая со стола пустые тарелки и принося из столовой новые закуски. Я ничего не сказал ей, но никак не мог взять в толк - если стесняешься, разве обязательно бродить по дому в трусах и футболке? Кого волнует, что она собиралась спать, но могла уснуть из-за музыки?

​

Не выдержав, я попросил ее надеть хотя бы брюки.

​

***​

Свадьба должна была состоять через два дня. Я, конечно, еще не отошел после мальчишника, однако не видел смысла тянуть. Решение я принял, Фелеция уже несколько дней полноправно хозяйничала в нашем доме, а деньги к концу месяца имели свойство не прибавляться, а таять, и так до следующей зарплаты.
Накануне свадьбы Фелеция сказала мне, что хочет выглядеть "сногсшибательно". Я непонимающе смотрел на нее - к чему этот разговор? Хочешь - будь. Она продолжила, убеждая меня, что для этого ей необходимо посетить салон красоты и подобрать платье, ведь времени осталось так мало, а значит, она не успеет ничего заказать, и придется брать готовое. А это может быть дороже. Я пожал плечами и протянул ей бумажник. Конечно, там были не все мои деньги - я уже внес аванс за свадьбу и припрятал небольшую сумму на "черный день", но решил не говорить об этом Фелеции. Хороший способ узнать, насколько экономной хозяйкой она окажется.
В салоне пожилая парикмахерша долго причитала над ее прической - мол, и кончики секутся, и осветление на пару тонов ей бы не повредило. И вообще "негоже праздновать свадьбу такой распустёхой и даже без маникюра".

​

Участливые продавцы в бутике даже помогли Фелеции подобрать новый наряд - хотя, признаюсь, у меня волосы встали дыбом, когда я это увидел. Свободные шерстяные брюки и блуза коричневатых тонов - на старых снимках я несколько раз видел подобный костюм на маме. Мода в Твинбруке, как выяснилось, не меняется с годами. Тогда этот наряд в журналах называли "спасением для работающих" женщин и предлагали его всем дамам, ведущим активный образ жизни. Телосложением и чертами лица Фелеция отдаленно напоминала мать, но только сейчас это стало мне понятно. Правда, лицо у Джессики Примроуз было более правильное, и кожа - светлее на пару тонов. Но в остальном сходство было. Призраки прошлого медленно, но верно окружали меня. К тому времени я уже сменил фамилию отца на девичью фамилию матери, и звался сержант Примроуз, но такой похожести покойной матери и жены я не желал. Я взял с Фелеции словно, что она сожжет или выбросит этот костюм, и не стал пересчитывать потраченные деньги.

***
​

На свадьбу мы пригласили гостей немного больше, чем на предшествующий ей мальчишник, но ровно столько, сколько мог вместить наш дворик. Свадебную арку было решено установить прямо в саду, возле клумб. На улице мы также поставили легкие плетеные стулья и столик, чтобы рассадить всех собравшихся. Что же касается еды, то мы собирались обойтись фуршетом. Торт и некоторое количество закусок - мы же не хотели, чтобы торжество продолжилось до глубокой ночи.
Я, по счастью, мог обойтись своим единственным парадным костюмом- этикет не запрещал надевать его на свадьбу, тем более носящую оттенок домашней и неформальной. Фелеция купила платье - модное в этом сезоне, с открытыми плечами и узким лифом. Я предпочел бы видеть на ней что-нибудь поскромнее, однако должен отдать ей должное, смотрелась она в нем неплохо. Было что-то около пяти, и большая часть гостей уже была в саду, а Фелеции не было видно. Я извинился перед собравшимися за ожидание и отправился на ее поиски. Долго искать не пришлось - я обнаружил невесту в ванной. Она тихонько всхлипывала, закрывшись изнутри. Я пригрозил сломать дверь, если она не откроет сей же час, и угроза подействовала.
- В чем дело? - строго спросил я, глядя на ее растерянное лицо. По хорошему, женщин следовало успокаивать совсем по-другому, но сначала я должен был выяснить, в чем загвоздка.