Династия Примроуз

k-pod · 31 Июл 2012

Запись одиннадцатая. О безответной влюбленности.

Итак, мы с моей будущей женой стояли посреди ванной, гости в полном составе собрались в саду, играл свадебный марш, а мы все еще не могли определиться со своими отношениями. По-хорошему, это стоит делать задолго до того, как предсвадебная суета поглотит вас, однако женщины - нелогичные создания, всегда откладывают такие моменты на последний день, чтобы за час до церемонии венчания проникновенно спросить что-то вроде "а любишь ли ты меня" или обвинить в какой-нибудь давней интрижке, о которой не успел ей сообщить. Фелеция, судя по ее виду, скорее виноватому, чем раздражённому, обвинять меня ни в чем не собиралась, а потому я сделал вывод, что загвоздка в чем-то другом. Например в этом "ты меня не любишь". Как нелепо требовать клятв сейчас, когда полчаса спустя мы оба принесем их у алтаря и при свидетелях!

- Я ужасно волнуюсь, - призналась мне Фелеция. - Мне кажется, что все эти люди только и ждут, что я сделаю какую-нибудь ошибку или споткнусь. Это так ужасно - споткнуться в свадебно платье!
Я вздохнул. Уму непостижима. И почему она не беспокоится о таком раньше - например, когда собирается в ресторан на километровых шпильках? Я подумал о том, чтобы предложить ей надеть вместо туфель кроссовки, ведь вряд ли кто-то заметит их под длинным платьем, но решил, что это не вариант. Вряд ли расстроенная девушка признает разумность моих доводов и согласится хоть на какое-нибудь сносное решение, значит, моя задача - убедить ее оставить все как есть.
- Твои туфли... - я скривился. Я даже не помнил, как они выглядели. - Так вот, твои туфли выглядят замечательно. И очень подходит к платью. А платье сидит на тебе... - я замялся. Эпитеты, которыми я мог обозначить ее чудесный внешний вид, иссякли довольно скоро. - Сидит на тебе очень сексуально.
На мой взгляд, комплимент звучал скорее сомнительно, однако Фелеции он понравился. Он даже перестала прятать глаза и улыбнулась уголком губ.
- А если ты споткнешься, то я тут же тебя поймаю, - торжественно завершил я. - На что еще нужны мужья.
- Только обещай, что поймаешь, - наставительно произнесла Фелеция, мигом переходя от грусти к радостному предвкушению. Да она словно ребенок - как же легко ее отвлечь и утешить. Качество это, может, и не свойственно взрослой женщине, но замечательно для жены. Я ведь не хотел делать свою семейную жизнь слишком сложной.

Она быстро умылась холодной водой, нанеся на лицо немного пудры. Я взял ее за руку и мы вышли в сад. Гости восприняли задержку как что-то само собой разумеющееся, решив, что молодым просто необходимо было побыть наедине перед церемоний и о чем-то посекретничать.
Мы произнесли брачные клятвы. Я выучил слова накануне, а потому ни разу не замялся и не запнулся. Фелеция, краснея, поклялась мне в ответ. Я скосил глаза на гостей - ее смущение и паузы воспринимались ими как знак трепетности и невинности, еще больше располагая их к моей непосредственной жене.

- Вот видишь, а ты боялся, - сказала Фелеция, как только нас объявили мужем и женой. Оставались еще кое-какие формальности, однако бумаги о регистрации брака мы подали в ратушу еще накануне, так что теперь могли только ждать, пока труженики бюрократии не соединят наши паспорта так же, как любовные клятвы соединили наши души.
- Но я ведь сразу сказала, что поймаю несмотря ни на что...
Я посмотрел на Фелецию, пытаясь понять, верит ли она так искренне в то, что говорит. Я боялся? И кто же из нас двоих заперся в ванной, едва не сорвав церемонию? Однако у нее был такой сияющий и безмятежный вид, что промолчал, и еще раз полюбовался на ее лицо. Она все-таки хорошенькая, хотя ни одна молодая женщина не может выглядеть плохо в день желанной и долгожданной свадьбы.

По свадебной традиции молодоженам следовало вместе разрезать торт, первыми пробуя по кусочку, однако свадьбы и другие значительные события просто не могут идти по плану. Я оглянулся в поисках ножа, не обнаружил его и отправил отца за ним на кухню, пока Эдна лукаво предлагала мне разрубить торт ребром ладони. Фелеция же, судя по мечтательному виду, вовсю грезила о нашей прекрасной совместной жизни, что начнется после свадьбы, поэтому отсутствия ножа даже не заметила.

- В чем дело? - спросил я, держа в руках тарелку с политым клюквенным кремом бисквитом. Фелеция продолжала стоять на месте, не пытаясь взять порцию и себе. Она не любит сладкое? Странно, раньше я за ней такого не замечал. Может, не любит бисквит? Однако и это не моя вина - я не делал тайны из приготовлений, и если бы ей не нравился торт, она могла сказать об этом раньше.
- Не в этом дело, - мотнула головой Фелеция. - Понимаешь, торт ведь такой калорийный... я не буду его есть, я лучше просто понюхаю.

Я выдержал это заявление стоически. Ну, не хочет она его есть - не надо. Но если бы я знал, что беру в жены особу, патологически озабоченную своей фигурой, то я бы десять раз подумал. Впрочем, кажется, раньше Фелеция не была к себе столь придирчива. Мне казалось, что женщины бывают озабочены своей фигурой, когда терпят неудачу в личной жизни, но что же тогда с Фелецией, ведь она только что вышла замуж? Что могло заставить ее сомневаться в своей привлекательности? Впрочем, я не был настроен гадать об этом на протяжении всего праздника, и не собирался обсуждать это сейчас.
Как радушный хозяин, я должен быть уделить понемногу времени всем гостям, что я и старался делать, бродя по комнатам и забрасывая собравшихся вежливо-типичными "как дела" и "как вам праздник". По моему мнению, этим следовало заниматься жене и хозяйке дома, однако Фелеция с самого утра вела себя странно, так что я предпочел оставить ее в покое. Пусть наслаждается праздником, как знает - не ест торт, танцует с моим отцом, витает в облаках.
- Там, на кухне, - шепнула мне Эдна, когда мы столкнулись в гостиной. В руках у нее был бокал шампанского. Я не стал ничего уточнять, а сразу пошел туда. Раз уж мы устроили этот праздник, но вся вина и ответственность за настроенье гостей ложиться на нас.
На кухне я обнаружил моего приятеля со школьных лет Шри в полном одиночестве. Рядом стояло несколько пустых фужеров и бутылка, тоже пустая, из чего я сделал вывод, что он чем-то раздосадован и изрядно пьян.
- Эй, приятель, в чем дело, - попытался подбодрить его я фамильярным обращением, и он с готовностью подался вперед, впиваясь в меня глазами, распахивая объятья и поздравляя со свадьбой. Он был так увлечен этим, что я сразу заподозрил, что он играет. Лжет, если можно так сказать, и явно скрывает за неуемным весельем истинные чувства.

Какие? Это мне и предстояло выяснить, пока его хандра не испортила веселье остальным гостям. Я попытался рассуждать логически. Итак, отчего хорошему парню не радоваться на свадьбе его приятеля или даже, можно сказать, друга? Причин немного. Он или настолько подавлен собственными проблемами, что не может отвлечься ни на день, либо его тяготит тайна. Какая? Ну, он мог скрыть от нас некий секрет, способный сильно повлиять на наши отношения. Что-нибудь из моего прошлого - хотя там не было ничего интересного, или из прошлого Фелеции - мне, в общем-то, было все равно, либо свой собственный секрет. Возможно, так или иначе связанный с Фелецией. Мне вдруг пришло в голову, что он мог быть в нее влюблен. Как-никак, мы ведь учились вместе, и он должен был часто сталкиваться с ней в школе.
- Эй, - тихо позвал я. - У тебя неприятности с работой или семьей?
- Нет, - удивился Шри. - С чего ты взял?
Значит, Фелеция. Я считал, что парню, которому нравится девушка, следует быть более настойчивым, о чем незамедлительно ему и сообщил. Возможно, это жестко, но он должен это знать, чтобы избежать подобных ошибок в будущем.
- Фелеция? - он хрипло рассмеялся мне в лицо. - Фелеция? Да с чего ты вообще взял, что влюблён в нее? Ты... ты никогда ничего не замечаешь! Ни меня, ни моих чувств!

Я опешил. Получается, мой приятель не мог веселиться, но не потому, что был влюблен в Фелецию, а потому, что ему нравился я? Это не укладывалось в моей голове. Нет, конечно, я знал все о его ориентации, однако никогда не думал об этом применительно к себе.
Я пожал плечами. Посмотрел в его жалобные глаза и предложил вызвать ему такси. Домой, без приключений, в таком состоянии он вряд ли доберется.

Он нехотя кивнул и, не говоря больше ни слова, направился в прихожую. Возможно, он ждал от меня чего-то другого, но не стоит ожидать много от человека в день его свадьбы. Он будет либо слишком взволнован, либо слишком растерян, чтобы обсуждать серьезные вещи.

k-pod · 1 Авг 2012

Запись двенадцатая. О семейной жизни.

Люди обычно испытывают непреодолимое желание следовать традициям. Мне видится в этом что-то нелепое, словно из года в год повторяя одну и ту же последовательность действий они хотят убежать от необходимость думать и делать выбор. Фелеция из тех людей, что не любили делать какой бы то ни было выбор, а предпочитали плыть по течению, свято уверенные в том, что мироздание о них позаботится.

Меня подобные проявление фатализма раздражали, однако я старался не придираться к жене по мелочам, ведь семейная жизнь - штука и без того непростая. Так вот, я был очень рад, что в семье Фелеции, кроме традиции искать себе пару и целоваться на выпускном балу, не было обычая устраивать молодоженам свадебное путешествие на какие-нибудь острова. Нет, я ничего не имел против островов, но просто не мог оставить свою работу сейчас, когда на базе начались разработки нового гидрокостюма и я должен был принимать в этом непосредственное участие.
О нашей свадьбе написали в местно газете. Нет, в городе, конечно, была традиция кратко указывать имена и фамилии людей, соединивших себя узами брака, однако внимание этому уделялось не больше, чем чьи-нибудь похоронам. Заметки о свадьбах и некрологи были одинаково коротки, скучны и слишком официальны. Все это, конечно же, относилось лишь к тем свадьбам, на которых присутствовал священник и гости, к скорым и почти тайным бракам, заключенным в ратуше, пресса, наверное, испытывала некое уважение, а потому факт их свершения никогда не раскрывался без инициативы со стороны третьих лиц. По поводу нашей свадьбы в газете даже появилась целая статья.

Я, пролистывая Твинбрук-плэнет утром, наткнулся на лукавый взгляд Фелеции и вспомнил, как накануне она что-то увелеченно строчила на листе бумаги, прикрывая написанное рукой всякий раз, когда я проходил мимо. Надо же, так вот куда она, оказывается, писала. Я сказал, что мне очнеь приятно увидеть в газете свое имя, хотя на самом деле мне было все равно. Но Фелеция расстроилась бы, скажи я иначе.

Утро первого дня женатой жизни не несло в себе ничего необычного. Я проснулся, просмотрел газету и выпил чашку кофе - Фелеция не спешила демонстрировать кулинарные таланты за приготовлением завтрака, а после, усевшись на диванчике в прихожей, погрузился в чтение, на найдя более интересного способа провести данный мне в честь свадьбы выходной. Фелеция, в бриджах и футболке, пробежала мимо меня спустя примерно минут пятнадцать. Я проводил ее глазами, а потом глянул в окно, видя, как ее тоненькая фигурка радостно потрусила в сторону парка. Мне не нравился вид, в котором моя жена вышла на улицу, и не нравилось ее занятие, больше подобающее девчонке, однако я бы вряд ли успел ее установить - таким энтузиазмом светились ее глаза.

А за обедом - готовил я, ведь Фелеция вернулась из парка ближе к вечеру, уставшая и понурая - она впервые заговорила о детях. О том, что хотела бы двоих, мальчика и девочку, и стала бы замечательной матерью. Я пожал плечами. Да, я тоже планировал завести детей в перспективе. Мужчины, рьяно отказывающиеся от отцовства, потакают своей трусости и не желают брать ответственность, я же хотел быть другим. Не знаю, правильно ли поняла мои слова Фелеция, однако вечером я увидел, как она в новом платье расставляет зажжённые свечи по нашей спальне. Я удивленно приподнял бровь, и Фелеция пояснила, что свечи помогают создать более интимную и романтичную обстановку, что очень пригодится нам для "этого". Я не сразу сообразил, что она имеет в виду, но когда понял, весьма удивился. Я-то считал, что беру в жены невинную девушку, знать ничего не знающую "об этом".
- Одевайся, - велела Фелеция, и я, ошарашенный, послушался. Когда же я влез в свой единственный парадный костюм, она наморщила нос и фыркнула. - Больше у тебя никакой одежды нет? Непорядок. Надо заняться твоим гардеробом.

Я опешил еще больше. Нет, конечно, я слышал о том, что после свадьбы женщины меняются, начинают чувствовать себя полновластными хозяйками жизни и даже мыслей мужчины, однако как-то не ожидал, что в случае с миловидной Фелецией это случится так скоро. Я не одобрял ее попытки сменить мой гардероб и считал, что лучше ей было проявлять свою хватку в чем-то другом, например, в домашнем хозяйстве.
Фелеция сказала, что сначала нас ждет романтический ужин. Ресторан выбрал я, молча сев за руль и отвезя жену в самое приличное в городе место. Забавно, но там же прошло и наше первое свидание, в итоге ставшее последним.
Ресторан близился к закрытия, но нам все же выдали по порции фирменных блюд, оставшихся с банкета, и разрешили занять один из столиков на улице. Фелеция, махнув рукой на правила столового этикета, взяла фаршированную котлету пальцами и ела ее с немалым аппетитом, я же глотал овощи, не чувствуя вкуса. Как-то неловко было сидеть в ресторане в неподходящее для посещений время, в обществе женщины в чересчур откровенном платье, да еще и берущей еду руками, словно вилок нам не выдали. Что, это и есть "семейная жизнь"?

- А ты помнишь, как мы познакомились? - спросила Фелеция, даже не удосужившись прожевать. Несколько крошек брызнули во все стороны, одна осела у меня на воротнике. Я вздохнул.
- Это было в школе, - Фелеция кивнула, довольная, и не стала уточнять подробности, потому что я все равно бы ничего не вспомнил.
Вечер превращался в комедию. Я чувствовал себя обязанным сделать хоть что-то, чтобы добавить романтики в наше сегодняшнее общение. В конце концов, я ведь женился на этой женщине. А значит поздно говорить, что ничего не умеешь и "не знаешь слов любви".
Из ресторана доносилась музыка, тихая и медленная. Я степенно поднялся со своего места и галантно предложил Фелеции руку.
- Мадам, - сказал я. - Вы сделаете меня самым счастливым человеком на свете, согласившись потанцевать со мной.

Фелеция радостно кивнула и, к моему облегчению, вытерла жирные пальцы салфеткой. Я потянул ее вверх, заставляя встать рядом и обхватить меня за талию. Итак, вальс?

Я властно прижал ее к себе, погладил по шее, не скрытой волосами. Моя жена по-прежнему была верна своей прическе - прилизанному низкому пучку. Фелеция вздрогнула и прижилась ко мне всем телом. Мне было все равно, что редкие прохожие или работники ресторана могут нас увидеть. До дома мы добрались почти бегом. Пиджак я снял еще в машине.

k-pod · 1 Авг 2012

Запись тринадцатая. О жизни и смерти.

Как-то раз я видел в городе отца вместе с Паулиной. Она шла впереди, уверенная, сильная и молодая, он же понуро семенил следом. Мне было непривычно видеть его таким. Отец имел в городе репутацию сердцееда, и явно предпочитал, невзирая на свой довольно почтенный возраст, доминировать в отношениях. Как же тогда он так легко позволил отодвинуть себя на второй план?

Я попытался навести справки об этой Паулине. Кто она, где работает, замужем ли. Учитывая склонность моего отца крутить романы с замужними ("она хотя бы не пытаются тебя на себе женить" - любил повторять он) эта Паулина легко могла оказаться занятой, а значит, мне тем более следовало разузнать побольше, хотя бы для того, чтобы убедиться, что отцу не угрожает опасность со стороны ее ревнивого дружка. Я заглянул в полицию, свято надеясь, что по старой памяти кто-нибудь поможет мне навести справки, однако, когда это не сработало, я поведал одному из коллег отца трагическую историю любовной интрижки, и тот, беспокоясь за друга, немедленно нашел в базе данных все необходимое. Там было над чем поразмыслить.
Звали ее действительно Паулина. Родители ее погибли в автокатастрофе, а трёхлетнюю малышку взяла на усыновление немецкая семья. Проведя все детство за границей, Паулина вернулась на Родину и сразу же поступила в полицейскую академию, которую окончила с отличием и была переведена на службу в Твинбрук в качестве специального агента. Почему в Твинбрук? Выходило, что Паулина сама попросила о назначении в какой-нибудь маленький городок, подальше от мегаполисов и суеты. Я был уверен, что за этим также скрывается какая-нибудь история. Не замужем. Вредных привычек не имеет. Так они с отцом коллеги!
Я не сказал ему, что приходил в участок и расспрашивал о его подружке. И с того копа взял слово молчать.
Фелеция устроилась на работу. Не спросив моего мнения и даже не поставив никого в известность, она просто взяла и записалась статисткой в Твинбрукский театр исполнительных искусств.

Я был так раздосадован, что не разговаривал с ней несколько дней. Во-первых, я не хотел, чтобы окружающие считали меня скрягой и хлюпиком, который не способен обеспечить семью и отправляет жену работать. Во-вторых, мне не могло нравится, что Фелеция собирается стать актрисой. Пусть даже ее новая начальница лично позвонила нам домой и сказала, что Фелецию утвердили на первую, пока еще крошечную роль.

Актриса... стыд какой. Может, жениться на голливудской звезде и является шиком среди богемы, однако я придерживался более традиционных взглядов и не хотел бы видеть на сцене свою жену, страстно смотрящую на других мужчин.
В честь этого моя жена даже решилась набить себе татуировку. И об этом я, разумеется, на знал, вплоть до того дня, как Фелеция, вбежав в кухню, задрала блузку почти до плеч и продемонстрировала мне какой-то узор на своей спине. Я отложил тарелку и молча вышел, понимая, что иначе не смогу сдержаться, однако через пару дней, в спальне, разглядел его получше и признал более-менее ничего. Ну, все же симпатичнее, чем череп или чье-нибудь имя.

Мои тренировки продолжались, день ото дня становясь более изматывающими. Я слыл завсегдатаем спортивного зала, так что ко мне даже обращались за помощью новички. Озадаченный этим, я даже стал интересоваться строение человеческого тела и новейшими научными разработками в области спорта, чтобы более полно и подробно отвечать на вопросы. Ну и конечно подбадривать их. Я не был похож на девочку-болельщицу, однако обладал не меньшим энтузиазмом.

Моя следующая встреча со Жнецом произошла прямо в спортивном зале. Я уже закончил тренировку и толкался возле входа, собираясь сдать использованное полотенце, как вдруг из зала донесся какой-то шум. Я бросился туда - как мужчина я чувствовал себя обязанным разнять драку, если это была она, а как военный я мог оказать первую помощь до приезда врачей. Но помощь была уже не нужна. Женщина, уже немолодая, но и явно не старуха, лежала на полу, подтянув колени к груди. Я моргнул - миг, и серебристый силуэт, словно птица выпорхнувший из тела, стоял в коленопреклонённой позе перед высокой фигурой в черном балахоне. Жнец.

Я почувствовал, как воздух вокруг меня начал холодеть, хоть это и противоречило всем законам физики. Я оглянулся: вокруг были свидетели, однако никто из них, похоже, не чувствовал того же, что и я, и вообще не видел Жнеца, разве что Эдна взирала на меня с беспокойством, верно, прочитав что-то по моему лицу.

Почему никто не видит его, кроме меня? Когда-то я слышал о том, что видеть смерть могут лишь те, чей век на земле подходит к концу, и от этой мысли пот градом покатился по моему лицу.
"Не в этом дело" - раздался сухой безжизненный голос в голове, и я изумленно обернулся к Жнецу. Неужели он способен слышать даже мои мысли?
"У тебя все на лице написано" - пояснил он, и в голосе его прозвучала явная усмешка. Жнецы тоже могут шутить? Не слишком ли это... черный юмор?
Я отвернулся. Близость Жнеца, его резкий, безразличный голос были мне неприятны.

- Ну что же ты, Шерлок, - снова усмехнулся он. - Разве я сделал тебе что-то дурное?
- Эта женщина... - начал я. Призрак ее, так отчаянно умолявший о жизни, навечно врезался в мою память.
- Она была стара. Старше, чем тебе кажется, ибо в совершенстве овладела всеми уловками, что позволяют женщинам обманывать вас. Тут нет ничего необычного.
Я кивнул, в эту минуту чувствуя себя сумасшедшим, ведь я говорил с тем, кого не видит никто, кроме меня, а это все равно, что считать, будто его не существует. Хотя я все еще мог списать эти странности на шок и потрясение. Не каждый день на моих глазах умирают люди.
- Ты помнишь о нашем разговоре? - продолжал Жнец, и теперь в облике его мне чудилось нечто почти человеческое. Азарт, предвкушение, жажда мести... горе нам, людям, если обуреваемая человеческими чувствами смерть явится за нами в условленный час, ведь, наполненный жизнью, облик его стал намного более зловещим.
- Ты все делаешь правильно. Пока. Я слежу за тобой и дам знак, когда придет пора действовать. А еще я слежу за ним... он ведь не может меня видеть, но чувствует, что я подбираюсь к нему. Уже скоро... хотя у вас ведь другие понятия о времени. Увидимся, Шерлок.
А потом он пропал - исчез, словно пройдя сквозь стену или провалившись вниз, забирая с собой и женский силуэт в серебристой дымке. В зал спешили врачи - но я уже знал, что они не успеют, ибо душа, легкая, словно перышко, перестала существовать в этой реальности.

Эдна, наконец дав волю своему беспокойству, окликнула меня из другого конца зала, а потом и вовсе подошла сама, прижалась, осторожно гладя по плечу. Она, похоже, решила что смерть той женщины потрясла меня до глубины души. В чем-то она была права - я был потрясен, однако совсем не смертью.

*****

Вскоре Фелеция сообщила мне, что беременна. Конечно, подала она эту новость со всей свойственной ей непосредственностью, однако я, хорошо знакомый с характером жены, для начала спросил, почему она так решила.

- Я так чувствую, - последовал незамедлительный ответ. Я покачал головой и, не доверяя каким-то там ощущениям, на следующий же день записал ее к врачу. Разумеется, я пошел с ней. Разве не так положено поступать заботливому мужу?

Прождав в приемной почти час и коротая время за чтением и беседами, мы вскоре получили подтверждение: Фелеция действительно беременна. Срок небольшой, однако плод развивается нормально и роды обещают быть благоприятными. Я заставил доктора дважды повторить нам список рекомендаций по образу жизни и диете, а потом еще и распечатать все это для моей забывчивой жены. Фелеция сказала, что хочет мальчика - если мы планируем двоих, то лучше, чтобы мальчик был старшим. Я же ничего пока не планировал, а с затаенной тревогой ждал, как мы переживем первые роды.

k-pod · 3 Авг 2012

Запись четырнадцатая. О невыполнении правил и предписаний.

Слова врача, увы, не произвели на Фелецию ровным счетом никакого впечатления. Она не желала следовать предписанной диете, вспоминая, что ее мама питалась так-то и так-то, и посмотрите-ка, родила здоровую девочку, пила травяной сбор вместо витаминов и продолжала делать физические упражнения даже на последних месяцах беременности. Я уговаривал, убеждал, но в итоге развел руками. При кажущейся покладистости Фелеция была упряма словно баран, и переубедить ее было сложнее, чем послать верблюда с места в галоп. Все, что я мог сделать - это стараться готовить еду, рекомендованную врачом, и брать ее с собой в зал, позволяя выполнять несложные упражнения под мои надзором. Так я хотя бы буду уверен, что она не навредит ни себе, ни ребенку.

Стремление Фелеции к спорту даже в ее интересном положении удивляло меня. Когда я спросил, в чем дело, она лишь смущенно опустила глаза в пол и пролепетала что-то о желании "сохранить фигуру". Я ничего не понимал. Во-первых, брак должен был бы сделать ее более спокойной, неподвластной этой безумной гонке за красотой, а во-вторых, меня не покидало ощущение, что моя жена чего-то боится. Боится того, что я уйду. Это совсем уж не лезло ни в какие рамки. Конечно, многие жены боятся молоденьких красоток как огня, и, возможно, есть с чего, ведь чем старше становится мужчина, тем сильнее влечет его очарование юности, однако надо быть полным кретином, чтобы разводится с женой ради мимолетного увлечения. Развод это так хлопотно - раздел имущества, алименты, не говоря уже о том, чтобы потерять возможность видеться со своими детьми. Здравомыслящие люди так не поступают. При необходимости они просто заводят любовниц.
Пока Фелеция была в декретном отпуске, к нам домой зашла ее начальница. Я, к несчастью, не застал ее, а иначе непременно поговорил бы с ней на тему того, что я не хочу, чтобы моя жена работала в театре даже после родов.
- Они понравились друг другу! - восторженно сообщила мне Фелеция, когда я вернулся домой после ночного дежурства.
- Кто кому? - не понял я.
- Я про твоего отца. И Зу.
Я не знал, что такое Зу, а потому, поставив на плиту кастрюлю с остатками вчерашнего спагетти, приготовился слушать. Я не любил женских сплетен, однако если это касалось отца - я должен был знать.
- В общем, она пришла к нам вчера. Навестить меня, справится о ребенке. Сказала, что я чудесно выгляжу - ведь беременность женщине только на пользу.
Я осмотрел Фелецию с головы до ног и мысленно с ней согласился.
- А потом с работы пришел твой отец и с порога такой заявляет: "что за очаровательная мулатка почтила своим присутствием наш дом"? А она ему - "сударь, вы знатный ловелас, но не думайте, что ваши дешевые комплименты на меня подействуют".
Диалог слепого с глухим. Дальше что?

- А потом она осталась у нас ночевать.
Я поперхнулся. Ничего себе переход с одного на другое. Кажется, в предыдущем предложении она его отшила, разве нет?
- Ну, они немного поболтали, выпили. А потом она ему и говорит: "спорим, вы даже не знаете, как это - просто спать рядом с женщиной". А он ей "мадам, я же не импотент, чтобы "просто спать рядом". Ну, они и поспорили. А время было позднее, и твой отец не стал вызывать такси, а предложил ей свою спальню.
Да уж. Грубая работа, но раз эта Зу заночевала у нас, то, видно, действенная. Похоже, деятели искусства не отличаются высокой моральностью, и кто-то еще позволяет себе спрашивать, почему я не хочу, чтобы моя жена там работала.

- Так, очаровательная мулатка ночевала в комнате моего отца. Все понятно, - скучающим тоном констатировал я. У отца появилось новое увлечение - что же в этом необычного? Ну разве что возраст. Он как-то не имел дела с ровесницами, неизменно предпочитая дамочке помоложе. Та же Джейд наскучила ему, как только седина коснулась ее волос.
- Но у них ничего не было, - торжествующе завершила Фелеция. - Я спала чутко и все слышала. Они болтали полночи, а потом заснули на разных концах кровати. Он ей рассказывал про какую-то женщину - неприступную и независимую. А еще гордую. И привлекательную. И смелую как мужчина. Зу повторила мне все утром, когда я зашла пожелать доброго утра и спросить, что она хочет на завтрак. Она, кстати, сказала, что твой отец неплохой человек, и мне повезло, если ты похож на него.

Тем временем на работе отца снова ожидали перемены. Но перемены эти были к лучшему, хотя это высказывание и не всегда справедливо в случае долгожданного повышения. Конечно, зарплата больше, но больше и обязанностей, и ответственность, опять же, не говоря уже о том, что начальство порой вынуждено проводить на службе больше времени, чем простые сотрудники, а уж если говорить о начальнике экспертно-криминального отдела... я сомневался, что отец в его возрасте справится с такой нагрузкой. Однако от новой должности он не отказался, и я смолчал, оставив опасения при себе. Каждый должен сам делать выбор.

Однако, сделанным выбором отец наслаждался ровно три дня. А после подал рапорт об уходе в отставку, сообщив об этом так ненавязчиво, словно речь шла всего лишь о покупке продуктов к ужину.
- Почему? - изумлению моему не было предела. Он так долго шел к своей цели, мечтая сделаться самым влиятельным копом в Твинбруке, а теперь готов уйти на покой. Может, здоровье беспокоит его сильнее, чем мне кажется?
- Потому что я достиг своей цели, - пожал плечами отец. - Я мечтал стать начальником и стал им, а теперь уйду на пенсию, купаясь в лучах славы. Я хотел добиться своего, но как-то не думал о том, как буду справляться с этой должностью. Так что нет уж. Пусть разбираются без меня.
Получить желаемое на склоне лет, когда прежние соперники и завистники уже лежат в могиле... в этом была какая-то обреченность, словно напоминание о том, что человеческие желания так же бренны, как и их тело.

Мы с Фелецией сердечно поздравили отца с выходом на пенсию, закатив в честь этого небольшой праздник. Я приготовил праздничный ужин, Фелеция, начавшая брать уроки музыки, наиграла на гитаре простенький мотивчик. Забавно, но отчего-то отец предпочел отмечать этот день не среди своих многочисленных коллег или у одной из подружек, а с нами, его семьей из трех человек... Точнее, четырех, ведь ребенок Фелеции должен был родиться со дня на день.

Он и родился. На следующую ночь я проснулся от тихих стонов Фелеции. Она держалась рукой за спинку кровати, силясь встать, и лицо ее скривилось от боли. Я молча бросился к ней.
- Схватки, да? - уточнил я, собирая вещи, необходимые ей в больнице. - Потерпи немного.
- Ты едещь со мной? - удивилась Фелеция. Я кивнул, не понимая вопроса. Тогда она как-то разом приумолкла, самостоятельно поднимаясь с кровати и одеваясь.
- Я не могу выйти на улицу в одном белье и куртке, - пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд. А потом она так же самостоятельно спустилась с крыльца и дошла до машины, вынудив меня, едва за ней поспевавшего, немало удивиться.

Пришлось вызвать такси. Я не мог садиться за руль после того, как накануне выпил за здоровье отца, так что пришлось обещать водителю щедрые чаевые и заклинать ехать быстрее. По ночам в городе почти нет машин, так что до больницы мы добрались вовремя.
- Пожелай мне удачи, - сказала Фелеция, неожиданно застыв возле входа в больничный корпус. Она улыбнулась, словно уверяя меня, что все будет в порядке, легонько поглаживая живот.
- Удачи! - пожалуй, я сказал это поспешнее и громче, чем следовало. Но сил моих не было стоять и смотреть, как эта сумасшедшая стоит здесь, вместо того, чтобы бежать к доктору и делать анестезию.

Я пожелал ей удачи еще раз, уже мысленно. В окнах больницы горел свет - здесь люди трудятся и по ночам, ведь болея и умирая не знают понятия времени. Мы с Фелецией не хотели знать пол будущего ребенка. Она - потому что сама прекрасно знала, кого ей рожать, я - оттого что не считал, будто пол малыша должен как-то сказываться на моей любви к нему.

Спустя час все было кончено. Меня окликнули из коридора, приглашая войти в палату и навестить роженицу и малыша, а Фелеция, попросив кофе и не получив его, заявила, что немедленно едет домой. Врач, принимавший роды, хоть и твердил о том, что это опасно, так и не смог уговорить ее остаться. Фелеция заявила, что будет спать только в собственной постели, и не хотела никого слушать.

Девочку - а родилась именно девочка, Фелеция назвала Тамарой. Почему именно так? Я не знал, а когда спросил, то услышал что-то о прекрасной и мудрой грузинской царице, чью красоту воспели писатели и поэты. Пусть будет так.

k-pod · 7 Авг 2012

Запись пятнадцатая. О печальном потрете.

Из больницы, воспользовавшись телефоном в приемной, я позвонил домой, отцу. С одной стороны, чтобы сообщить ему о том, что роды прошли нормально, если бы это вдруг его взволновало, ведь в его возрасте категорические нельзя нервничать, с другой - я надеялся, что предложит свои услуги и приедет за нами на служебной машине, избавив нас от необходимости влезать с новорожденным в салон такси. Он помощи не предложил, и повесил трубку раньше, чем я решился попросить об этом. Как будто рождение внука не очень-то его занимало, и он в свою очередь был просто недоволен тем, что его подняли с постели посреди ночи.

Мне это казалось странным. Нет, конечно, отец никогда не говорил о том, как сильно желает внуков, и никогда не торопил меня с женитьбой, но я был убежден, что пожилые люди обычно радуются появлению в семье маленьких карапузов. Мы выделили уголок для детской в нашей с Фелецией спальне, а моя жена взяла отпуск по уходу за ребенком и собиралась лично присматривать за малышкой, так что никаких неудобств отцу рождение Тамары не доставляло. Однако каждый раз беря ее на руки, он делал такой вид, словно несет гранату или мину, которую должен доставить четко на место четко и в срок, не уронив при этом. Иначе случится что-то ужасное. Я также заметил, что отце почти не смотрел на малышку, пока она тихо лежала у него на руках. Вот уж точно странно.

Женитьба немногое поменяла в моей жизни, и почти ничего в том, что касалось моей карьеры. Конечно, сослуживцы практически перестали звать меня в бар, выпить пива вечером после работы, а начальство не смешило одаривать повышениями, хотя и стало давать мне более серьезные поручения. Не могу сказать, что меня это радовало. Например когда командир части вызвал меня в свой кабинет и сообщил, что именно мне выпала честь отправится на пресс-конференцию в ратушу и отчитаться там о чудовищной растрате средств на обмундирование войск, я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног. Я ничего не знал о растрате и не мог даже представить, как буду рассказывать о ней мэру и прочим "большим шишкам" от политики. Но отказаться значило проявить себя трусом, а не бойцом.

- Удачи, - глумливо пожелал мне ухоженный блондинчик - сержант, с которым мы как-то имели возможность столкнуться в спортзале и не поладить по многим вопросам. Тогда положение спасла находящаяся там же дама, сейчас - устав, не позволяющий мне учинить драку на территории вверенного мне подразделения. Вечером мне позвонила Эдна. Дочь генерала и студентка юридического факультета, она долго рассказывала мне о разных сторонах этого дела и дала кучу полезных советов, рекомендуя выстраивать свою тактику в зависимости от настроения собравшихся. Я последовал им, и мой доклад был успешен, хотя жена не разговаривала со мной несколько дней оттого, что я почти целый вечер беседовал по телефону с какой-то особой, и никакие уверения в том, что это был деловой разговор не помогали. А потом Фелеция сказала, что хочет еще одного ребенка.

[/c]
Я промолчал, и был совершенно не готов вторично почувствовать себя отцом, тем более, что нашей дочери еще даже не исполнилось достаточно лет, и она требовала к себе так много внимания, что я понимал, где мы найдем время для еще одного малыша.
К празднованию дня рождения дочери Фелеция подошла едва ли не серьезнее, чем к празднованию нашей свадьбы. Она неделю листала всевозможные журналы по домоводству, отыскивая там советы о том как правильно встречать гостей и сервировать стол, а также хорошенько расспросила Зу, свою начальницу, слывшую завсегдатай богемных вечеринок.

Я не был уверен, что хотел бы превратить семейный праздник в богемную вечеринку, но решил не мешать жене делать то, что она хочет. Тем более, что праздник прошел тихо и довольно мило. Фелеция, впервые в жизни заглянув на кухню, самостоятельно, по вычитанным из кулинарной книги рецептам испекла торт, который мы по традиции украсили цветными именинными свечками.

Потом Фелеция угощала гостей розовым шампанским вместо привычного шампанского, и тарталетками вместо индейки и салатов, которые чаще всего готовили на городских кухнях по случаю праздников, а также услаждала их слух игрой на гитаре.

Со временем, после нескольких часов тренировок Фелеция стала играть вполне сносно, хотя лично я не мог одобрить выбор репертуара - не всем среднестатистическим жителям Твинбрука нравилось кантри, пока еще остававшееся уделом свободолюбивой молодежи. Тем не менее, праздник удался.

Интерес отца к искусству со временем также приобрел невиданные для меня масштабы. То ли музыкальные эксперименты моей жены вызывали в нем желание как-то приобщится к творческим людям, то ли с возрастом он стал искать более спокойных развлечений, чем многочисленные свидания, но теперь он почти все свободное время проводил за мольбертом. Натюрморты, пейзажи, уроки рисования в местной школе по вечерам. Я даже осторожно выяснил, не ведет ли их какая-нибудь молоденькая художница, что легко объяснило бы вдруг протиснувшуюся тягу к искусству, но, кажется, дело было не в этом.
К очередному юбилею отец даже преподнес мне подарок: мой портрет, им же и нарисованный. На портрете у меня было настолько строгое и безразличное выражение лица, что я всерьез задумался, почему отец видит меня именно таким.

Мы повесили потрет в прихожей. Отчего-то мне было неприятно на него смотреть - словно восковая маска, на которую было похоже мое лицо, напоминала о том, кем я могу однажды стать, и мне это совсем не нравилось.

Тем временем была еще одна проблема, которая несколько меня беспокоила. Я не стал бы обсуждать ее ни с кем, даже с женой, однако сомнения день за днем подтачивало мои силы и мою уверенность. Я глядел на свою дочь и понимал, что ничего в чертах ее лицах не напоминает о родителях. Ни даже цвет глаз, непривычно яркий для нашего семейства, ни белокурые волосы, которыми не могли похвастаться ни я, ни смуглая Фелеция. Тамара казалась воздушным и нежным существом, но, увы, существом абсолютно чуждым. Я точно знал, что простодушная Фелеция не была способна на измену, однако пытался найти другое объяснение и не находил. Конечно, в определенный промежуток времени моя мать и была блондинкой, однако я не помнил, чтобы краска так прочно въедалась в волосы, чтобы передавать блондинистый цвет даже через поколение.

k-pod · 9 Авг 2012

Запись шестнадцатая. О долгожданной награде.

Умер Томас Кастор. Скончался мой дядя так же тихо и чинно, как и жил. Очередная его подружка – впрочем, как я слышал, одна и та же уже долгое время, ведь к старости он куда больше стал ценить стабильность, а не разнообразие – так вот, подружка обнаружила его мертвым. Он полулежал в кресле, словно присел отдохнуть и на минуты прикрыл глаза с тем, чтобы уснуть навечно. На нем был парадный костюм – в тот день Томас по обыкновению собирался идти в церковь. Он был набожен, хотя на первый взгляд этого и не скажешь. Врачи констатировали остановку сердца – такое случается с мужчинами старше среднего возраста. Можно считать, что ему просто не повезло, ведь в остальном он был совершенно здоров. Я не видел, чтобы отец убивался о его кончине, однако он задействовал прежние связи в полиции, чтобы выяснить, была ли смерть Томаса Кастора естественной. Это все, что он для него сделал. Организацией же похорон занимались мы с Фелецией.

- Ты не представляешь, что сегодня произошло, - сообщила мне как-то Фелеция, едва я переступил порог дома. Ну да, по ее мнению мое воображение настолько скудно, что я просто не в силах оценить полет ее мысли и глубину сплетен, что прилежно пересказывались мне за ужином.
- Что произошло? – безучастно уточнил я, снимая ботинки.
- К нам приходила подружка твоего отца.
Я призадумался. Которая из них? Наверное, более-менее постоянная, не думаю, что отцу хватило бы такта приводить в наш дом какую-нибудь случайную девицу, подцепленную на улице. Но кто же? Джейд? Вряд ли. Я слышал, отец давно потерял к ней интерес, к тому же она вроде бы улетела во Францию в прошлом месяце, собираясь лечь в какую-то клинику для поправки здоровья. Может, Зу? Нет. Кажется, они общались скорее как друзья, хотя после спектакля он как-то послал ей букет цветов.
- Ее зовут Паулина, - развеяла Фелеция мои сомнения. – Правда, красивое имя?
Имя-то красивое, хотя и обладательница его являлась, по моей памяти, довольно привлекательной женщиной. Однако я не мог одобрить этот союз. Не только из-за разницы в возрасте. В городе полном молоденьких девчонок, ищущих себе мужа или спонсора, как раз мужчину старше себя, однако Паулина, и в этом я не сомневался, не принадлежала к их числу. Сильная, независимая женщина, избравшая мужскую профессию и сочетающая в своем облике как хрупкость, так и небрежность и мужеподобность. Зачем ей почти старик?
- Она обожает джаз,- тем временем щебетала Фелеция. – Едва она вошла, как сразу переключила на ее любимую радиостанцию и рассказала, как бегала на вечера джазовой музыки, будучи студенткой. Правда, это интересно?

Ну нет. Ностальгических воспоминаний о молодости я наслушался от отца. Я велел Фелеции быть более краткой и переходить к сути дела.
Но быть краткой она просто не умела.
- Она сказала, что наша дочь очень милая. И одобрила, что так много с нею занимаюсь. Она говорит, что общение помогает ребенку вырасти более приспособленным и коммуникабельным. А еще она посоветовала потихоньку добавить и физических нагрузок. Например, брать за ручку и водить по комнате, чтобы ножки окрепли.

- А потом они пошли в его комнату. Я собиралась составить им компанию и спросить, не принести ли им чего-нибудь попить или поесть, но мне нужно было укладывать спасть Тамару.
Ох уж эта Фелеция. Она может сколько угодно мнить себя роковой женщиной, но не способна понимать простейших вещей. Я думаю, что, приглашая домой подружку, отец вряд ли ставил целью показать ей наш дом или познакомить ее с невесткой. Это уже, так сказать, побочные эффекты. Ну не мог ждать ночи, иначе простодушная Фелеция постелила бы этой дамочке на диване или уговаривала бы ее спать в нашей комнате и ничего не стесняться.

В любом случае, я был рад, что она не стала мешать им. У всех есть право на личную жизнь в независимости от того, одобряем ли мы это или же нет. Отец, как бы я к нему не относился и как бы он не относился к своим женщинам, свободный мужчина, способный сам выбрать, как и с кем ему жить. Даже если выбирает он и так слишком часто. Однако, последнее время мне как-то не приходилось слышать, чтобы он завел очередную интрижку. Неужели он стал постоянен в своих привязанностях, или же возраст берет свое?

*****

Оправившись после родов, Фелеция стала время от времени убегать на репетиции в свой театр. Порой она возвращалась только к полуночи – с Тамарой в это время сидела няня, я же молча дожидался жену, сидя в кресле. Фелеция, хоть и казалась виноватой, не спешила извиняться и уверять меня в том, что бросит работу ради моего спокойствия и блага семья, и я подозревал, что, надеясь найти в супруге покорный характер, явно обратился не по адресу. Фелеция была упряма всякий раз, когда знала, чего хочет, и почему-то она хотела играть. Хотя, надо отдать ей должное, все остальное время она проводила с ребёнком. Часами играла и возилась с малышкой, которая казалась сообразительной и развитой не по годам. При таком образе жизни даже в туалет-то сходить некогда, так что готовку и многие другие хозяйственные заботы я по-прежнему брал на себя.

*****

Последнее время количество женщин в моей жизни резко возросло. Нет, я вовсе не превратился, подобно отцу, в заправского сердцееда, просто все эти особы атаковали меня во время тренировки, требуя что-то объяснить или показать. Возможно, все они прибегали к моей помощи из кокетства или желание обратить на себя внимание, а впоследствии и завязать разговор, а может, я просто вызывал у них больше доверия, чем местный тренер – грубоватый и неряшливый мужчина лет сорока. Так или иначе, я не отказывал в помощи. Тренировать кого-то это тоже хорошая практика.

- У вас чудесно получается, - промурлыкал сзади чей-то приятный голос. – Может, оставите на время эту бедняжку, она почти выдохлась, и потренируете меня?
Я обернулся. Передо мной стояла женщина, молодая, не старше тридцати-тридцати пяти, и улыбалась так откровенно и даже хищно, что не угадать ее намерений было невозможно. Я не удивился – мне порой строили глазки посетительницы самого разного возраста, вопрос лишь в том, чтобы быть с ними вежливыми, не давая, однако, повода обвинить тебя в домогательстве. Многие из них не искали отношений, а вполне были готовы удовольствоваться и флиртом. Мне показалось, что эта дамочка из таких. Она с удовольствием провела бы ночь или немного поиграла с очарованным мужчиной, как кошка с добычей, но если же нет, то получила бы удовольствие и так, очередной раз убедившись в своей привлекательности.

- Какие мышцы вы хотите тренировать? – спросил я, медленно оглядев ее фигуру с головы до ног. Мне было интересно – да и женщины, как правило, просто млеют от таких откровенных взглядов.
- Хм… а какие посоветуете?
Пожалуй, я не назвал бы ее красавицей в общепринятом смысле этого слово. В заостренных чертах ее лица было что-то мышиное, однако белоснежная улыбка и томный, нежный взгляд прекрасно скрывали все недостатки. И если оставить без внимания очарование улыбки, то можно разглядеть морщинки на лбу и в уголках глаз, ясно говорящие о том, что она старше, чем мне показалось на первый взгляд. Молодящаяся красотка, знающая себе цену… Голос у нее был низкий, хрипловатый, говорила она с легким французским акцентом. Даже не знаю, почему меня это насторожило. В городе порой бывают туристы и иностранцы, особенно в разгар мероприятий мирового значения.
- Может, поработаете над мышцами пресса? – предложил я, наклоняясь вперед и указывая аккурат в район ее живота. – Это полезно всегда. В остальном же вам можно не слишком усердствовать с кардио нагрузками, ведь вы, как я вижу, стройны словно тополь…

Она засмеялась. Мой неловкий комплимент понравился ей. Это неудивительно – лучше получить простодушное и прямое восхищение от неискушенного в этом мужчины, чем сотню комплиментов от ловеласа, говорящего их с умыслом и дальним прицелом.
- Принести вам выпить? Воды, конечно же. Это полезно перед и после тренировок, - предложил я, и она охотно кивнула. Надо бы спросить ее, откуда она.

Когда я вернулся, моя красавица уже разговаривала с другим мужчиной. С тем красавчиком-блондинчиком, которого я не выносил едва ли не с первого дня моей службы, и неприязнь эта со временем становилась все сильнее. Значит, они знакомы. Я задумался. Я всегда подозревал, что блондинчик, хитрый и скрытный, мог быть замешан в чем-то аморальном или преступном, однако пока не видел в каждом встречном его потенциального сообщника. Говорили они громко – девушка зевала и поминутно смотрела в сторону, давая понять, что не желает и далее находиться в его обществе, а он, бурно жестикулируя, втолковывал ей что-то.
- Этот тип вам докучает? – спросил я, подходя ближе. Блондинчик оскалился.
- О, мы с моим старым знакомым просто беседовали, - зевнула она. – Правда? Но он, кажется, спешит…
Она стояла напротив нас, бросая на каждого оценивающее взгляды и словно стараясь решить, чье общество будет ей приятнее сегодня. Наконец, я выиграл. Она радушно кивнула мне, окончательно потеряв интерес к моему «сопернику», и обернулась ко мне. Блондинчику ничего не оставалось, как поспешно ретироваться.

Вечером я пересказал эту историю Эдне, прибавив к этому мои подозрения насчет растраты средств, недавно случившейся в части. Как оказалось, это было не единственное подобное происшествие, просто потери на этот раз были таковы, что власти не могли оставить это без внимания. Я помнил, как мне пришлось краснеть и отчитываться в ратуше, поэтому желание поквитаться с тем, кто потихоньку крадет деньги из кассы со временем стало просто нестерпимым. Я попытался осторожно разведать обстановку, и почти сразу же наткнулся на сержанта-блондинчика, не слишком умело маскирующего какие-то свои тайны. Я поделился подозрениями с Эдной, а еще прибавил к ним эту женщину и разговор, свидетелем которого я стал.
- Интересно… - Эдна казалась обеспокоенной, и меня это встревожило. Она знала о делах взвода едва ли не больше, чем ее собственный отец, и, по крайней мере, куда лучше него разбиралась во внутренних интригах. – Твой приятель просто не мог провернуть все это в одиночку. Я думаю, что у него мозгов бы не хватило на то, чтобы потихоньку красть деньги из бюджета, оставаясь не пойманным. У него однозначно есть сообщник. Или сообщники. Отец потихоньку проверил его ближайшее окружение, но не нашел там ничего необычного. Значит, надо искать в другом месте. Эта женщина… стоит ее проверить. У тебя ведь остался ее номер?
Я вздохнул. На прощанье дамочка сунула мне свою визитку и долго намекала на возможность встретиться и пообщаться в иной, более спокойной обстановке. Неужели мне придется принять ее предложение?
- Просто встреться с ней, - посоветовала Эдна. – Я знаю, о чем говорю, но, поверь, тебе не придется делать ничего, что потом будет тяготить твою совесть. Поговори с ней немного, узнай, как ее зовут и где она остановилась, а дальше уж мой отец сам наведет о ней справки. А потом просто сошлись на головную боль, и уйди раньше, чем она попытается затащить тебя в номер.

k-pod · 13 Авг 2012

Запись семнадцатая. О сделке.

- Ты уверен в том, что делаешь? - спросила меня мама, пока я пополнял запас питательных веществ в своем организме с помощью салата. – Это главное. Неважно, ошибка это или правильный поступок, главное, это уверенность. Если ты сам не знаешь, что тебе делать, всегда найдется кто-то, кто охотно скажет тебе это.

Я кивнул. За последние дни я видел ее, по меньшей мере, трижды – возле раковины с грязной посудой на кухне, на диване в гостиной и за обеденным столом. Словно даже сейчас она оставалась частью нашей семьи, переживая с нами горести и беды и, возможно, единственная среди всех разделяя мои сомнения и страхи. У меня их было достаточно. Временами я завидовал людям, у которых в жизни не осталось ничего – ведь им нечего было бы терять в случае неудачи. Я же мог поставить на карту все и проиграть.
За последнее время я узнал о внутренних делах базы так много, как только мог. Имена, фамилии, адреса, любые сведения, не скрытые специальным паролем. Я расспросил работников сферы обслуживания и рабочих, и некоторые из них подтвердили мои опасения в том, что что-то происходит. Это неудивительно. Военные тайны всегда были желанным трофеем и ценным ресурсом, так что ничего удивительно, что кто-то пытался их украсть. Что именно собирались красть меня мало волновало, ведь задача стояла другая – понять и разоблачить возможный заговор, тем самым помогая также и себе создать имя и репутацию. Наравне с рекомендациями первых лиц это были единственные вещи, которые могли хоть как-то приблизить мое повышение. Еще оставалось свидание. Я все-таки назначил его – и впервые собирался очаровать женщину ради выгоды.
Фелеция сыграла в своем первом спектакле – это была экранизация какого-то сентиментального романа в средневековых декорациях, с благородными мушкетерами и куртуазными придворными. Ей на этом празднике жизни выпала роль горничной, и одновременно поверенной своей влюбчивой госпожи. На мой взгляд, справилась она с ней неплохо. В день спектакля я принес цветы и сказал, что она была обворожительна, однако моей похвалы ей явно было недостаточно. Она дни напролет листала газету, надеясь услышать о себе отзывы критиков, однако безуспешно. Сам спектакль едва удостоился упоминания в разделе досуга, имена и игра актёров и вовсе были оставлены без внимания.

Фелеция была слегка разочарована – и, кажется, стала больше времени уделять воспитанию дочери, поостыв в своей тяге к искусству. Я же надеялся, что она больше не вернется на сцену.

Близился день нашей встречи с той подозрительной незнакомкой из спортивного зала. По телефону я несколько раз пытался узнать ее имя, однако она предпочитала оставаться для меня «незнакомкой», говоря, что в женщине должна сохраняться загадка, и чем дольше, тем лучше, ведь мужчина теряет интерес ко всему, что достается ему слишком просто. Мы условились о том, что я заеду за ней в гостиницу, а после мы отправимся в филармонию. Она выглядела слишком утонченной, чтобы угощать ее пивом и чипсами под аккомпанемент дешевого ужастика в местном кинотеатре, так что я решил прибегнуть к старым, как мир, немного занудным способам обольщения – искусство, возвышенная музыка и бокал дорогого вина после. Эдна полностью одобрила мой план.
- Я бы не устояла, - призналась она мне. - Не устоит и она.
Я заехал за своей дамой. Равно в семь.
- Вообще-то я женат и у меня есть дочь, - признался я, выходя вместе с ней из гостиницы. Сейчас мне было бы все равно, даже если бы нас увидел кто-нибудь из хороших знакомых – моих или Фелеции. Не знаю, зачем я сказал то, что могло поставить под удар всю интригу, и мою карьеру в дальнейшем. Хотя… этот план разработали мы с Эдной, так что никто, кроме нее, не стал бы осуждать меня в случае провала, она же не стала бы этого делать. Я это точно знал.

- Мне все равно, - последовал ответ.

Я взял ее под руку, помог ей сесть в машину, и мы поехали.
- Я не жду от этого вечера многого, - произнесла моя спутница (теперь я знал, что ее зовут Данетт), осторожно нащупывая в темноте салона мою руку. – Но я всегда знаю, чего я хочу.
Я кивнул, а затем, сообразив, что она вряд ли сможет увидеть мой жест, понес ее ладонь к губам и поцеловал. Она придвинулась ближе, так что я мог ощущать аромат ее духов, мигом наполнивший пространство. Мускус и сандал, кажется, хотя я не слишком хорошо разбирался в женских ароматах.
- Ты хорошо пахнешь, - шепнула она, устраивая голову у меня на плече. Я прибавил газу.
Когда все закончилось, я отчего-то спешил домой со всех ног. «Летит, как на пожар» - могли бы сказать про меня, хотя тогда я и сам не знал, что за странная сила тянет меня в родные стены, заставляя сердце сжиматься от предчувствия скорой беды. Я, хлопнув дверью, вбежал в прихожую, и все для того, чтобы увидеть, как от фигуры отца, словно озаренной призрачным светом, отделяет день, уже виденная мною раньше. Кажется, это и называется душой.

- Держись, старик, - на одном дыхании выпалил я, бросаясь к телефону. Я почти кричал, требуя немедленно прислать машину, но тщетность моих усилий словно придавала мне злости и новых сил. Я готов был требовать, убеждать и угрожать, даже зная, что все это бесполезно. Отец выглядел скорее удивленным, чем напуганным, явно не понимая, что происходит и почему я так нервозен.

Где-то в комнате плакала Тамара. Я слышал голос Фелеция – она изо всех сил старалась успокоить дочь, понимая, что лучшим для нее сейчас будет оставаться с ней рядом. Она не могла помочь, и знала это, и в отличие от меня могла смириться с неизбежным.
Воздух вокруг меня начал холодеть. Я уже знал, что это означает.
- Здравствуй, Жнец, - произнес я в пустоту. Через мгновения пустота качнулась , обретая форму.

- Вот мы и встретились, - произнес он. Я молчал, понимая, что не позволю отцу униженно вымаливать жизнь, стоя на коленях, как это делали другие умершие, возможно, понимал это и он.
Обеспокоенная Фелеция выбежала из детской, сразу же бросаясь ко мне. Она ничего не заметила – для нее нас в комнате по-прежнему было трое: я, она и мой умирающий отец. Как же опорой слепы бывают люди. Я впервые задумался о том, что, может быть, другие не видят его не потому, что не могут, а потому, что не хотят? Ведь так просто обманывать себя, претворяясь, что в мире не существует вещей, которые могут быть нам неприятны.

Я отослал Фелецию за успокоительным и стаканом воды, и она, к счастью, повиновалась беспрекословно, а затем обернулся к темному гостю. Смысла проверять пульс или делать отцу искусственное дыхание не было – раз он здесь, значит, все принятые меры окажутся бесполезны. Для начала нужно заставить его уйти.
- Почему? – безжизненным голосом спросил я, хотя на самом деле мне хотелось спросить «почему сейчас».
- Так надо. Пришло его время. Он умирает, и он не был таким уж хорошим человеком, чтобы после смерти попасть в то место, которое вы называете раем.
- Нет, - я мотнул головой. Да, люди порой ничего не могут поделать с чужой загробной жизнью, и им явно стоит больше печься о собственной, но разве в том, что я вижу Жнеца и могу говорить с ним, не было некого смыла? К чему все это, если я даже не попробую вмешаться?
- Можно ли что-то для него сделать? – требовательно спросил я.
- Вернуть ему жизнь? Нет, это не в моих силах. И не в чьих либо еще. Однако я мог бы сделать его путешествие в мной мир более… как вы это называете, комфортным.
- Так сделай.
- Это не так просто, - он внимательно посмотрел на меня, и я отчего-то подумал, что у дьявола, искушающего смертных, чтобы купить их души, должен быть такой же взгляд. Холодный, оценивающий.
- Чего ты хочешь?
Он кивнул – как мне показалось, довольно.
- Власти. Власти над твоим потомством.
- Тамара? – я похолодел. Нет, я не могу. Зачем ему моя дочь?
- Нет. Ни ей, ни ее потомкам ничего не будет угрожать. Я клянусь. Но решай быстрее.
Я беспомощно поглядел на отца, скорчившегося на полу в позе младенца, поджав колени к груди. Ему, наверное, больше никто не поможет. И никто не решит за меня. Я вспомнил истории о том, как люди заключали опрометчивые сделки с потусторонней силой, обещая им отдать то, чего «дома не знают», и в итоге отдавая собственных детей. У меня больше не было детей. И я знал решение этой проблемы – больше не иметь детей.
- Хорошо, - он по обычаю западных бизнесменов протянул мне руку, и пожал ее, чувствуя, как стайка мурашек бежит у меня по спине. Кисть его на ощупь была совершенно ледяной.

- Правильный выбор, - одобрил он. – Не тревожься, я позабочусь о нем.
Он исчез, а тело моего отца лежало на ковре. Он был немым свидетелем разыгравшейся на его глазах сцены, однако уже ничего и никому не смог бы подтвердить. Мертвые видят Жнеца – но, увы, лишь однажды. Иногда его видят и другие, и я был тем самым исключением. Тогда я еще не мог решить, хорошо это или плохо.

k-pod · 16 Авг 2012

Запись восемнадцатая. О семейных разногласиях.

После смерти отца многое изменилось. Фелеция как будто скучала по нему, хотя не помнил, чтобы их связывали теплые взаимоотношения. Скорее уж такова была натура этой женщины – сочувствовать и жалеть абсолютно всех, с кем сводит судьба. Мы переехали. Фелеция говорила, что больше не может оставаться в нашем доме, ведь теперь ей повсюду чудятся привидения. Она как-то рассказывала, что видела призрачный женский силуэт возле нашей двери, отчего потом всю ночь боялась выходить из комнаты. Я молча согласился с ней, и снял дом на окраине городка. Урну с прахом отца нам доставили уже на новое место.

В доме не работала проводка, и не было обоев, но Фелеция, проявив неожиданную хватку, сама договорилась с рабочими и покупке материалов и лично, одетая в грубый рабочий комбинезон, следила за всеми их действиями.

Вышло неплохо – достаточно уютно, несмотря на обилие цветочков в отделке и интерьере.
Временами мне снились кошмары. В них высокая фигура в черном балахоне, подобно ворону, кружило над кроваткой Тамары, протягивая к ней длинные узловатые пальцы. Я просыпался в поту, и сразу же мчался в детскую. С дочерью все было в порядке, однако это не умаляло моей тревоги. Что-то происходило, но я пока не знал, что.

Забавное дело, но влияние социума на личность неизбежно и неотвратимо, словно цунами. Поступая на работу, я совершенно не планировал завязывать какие-либо связи с коллегами, кроме тех, что будут необходимы для эффективной организации труда, однако со временем их желание просто поболтать становилось все более сильным и навязчивым, что невозможно было и дальше его игнорировать. После выступления в ратуше я внезапно стал пользоваться авторитетом у новобранцев, отчего меня все чаще посылали проводить у них обучающие занятия и разъяснить им технику безопасности, да и бывалые военные теперь проявляли ко мне некоторый интерес. Раньше я был для них всего лишь амбициозным выскочкой, неизвестно как затесавшимся в армию вместо какой-нибудь торговой фирмы. Теперь я, по крайней мере, смог убедить их в том, что мое увлечение физикой и наукой серьезно.

Намерения мои были таковы, что я даже подумывал приобщить к науке и дочь. Нет, конечно, не отдав ее в армию по наступлении совершеннолетия. На базе, конечно, я видел достаточно женщин, однако считал это не лучшим способом приложения сил и времени для любой из них. Мало радости хвастать тем, что твоя жена – майор, а я желал дочери и семейного счастья в том числе. Дело в том, что в Твинбруке, точнее, в его окрестностях, как раз недавно открылась школа, как раз специализирующаяся на точных науках и дисциплине.

По задумке из нее со временем должны были выходить не только будущие генералы, но также физики, механики и астрономы. Я не видел причин, почему Тамаре не стоило бы туда ехать. Она должна была пойти на следующий год, и была достаточно развитым и сообразительным ребенком, к тому же она охотно играла с кубиками и конструктором, так что ей могла понравится программа обучения. Однако Фелеция буквально встала на дыбы. Едва услышав то, что нашей дочери придется жить вдали от дома и приезжать только на выходные, она подняла такой крик, что едва смог ее утихомирить. Она называла меня тираном, деспотом и солдафоном. Ох уж этот материнский инстинкт, порой не знающий меры. Хлопнув дверью, я мысленно назвал ее истеричкой и, хмурый, отправился на службу.

Наступил день рождения Тамары, и хотя мы с Фелецией все еще были в ссоре, было решено поделить обязанности пополам. Я занимался хозяйственной частью, она рассылала приглашения и должна была приветствовать гостей. Список гостей также составляла она. Она пригласила Эдну и несколько моих коллег, к моему неудовольствию, ведь мы с ними не были настолько близки, чтобы я желал видеть их на дне рождения своей дочери, Зу, свою начальницу, и нескольких влиятельных персон из мира искусства. Я отлично понимал, что таким образом она рассчитывает помочь своей карьере, однако как-то нелепо связывать свои надежды на большое будущее с детским праздником.
Фелеция долго не могла подобрать наряд и волновалась о его уместности, и Эдна успокаивала ее как могла. Я давно приметил одно отличие между этими женщинами – если Фелеция постоянно волновалась о том, что скажут о ней окружающие, и в стремлении нравиться становилась похожа на типичную жертву моды, то Эдна обладала чувством собственного достоинства, которое делало уместным любой наряд, который был на ней.

Впрочем, Фелеция явно поторопилась приглашать в гости всех этих влиятельных лиц. Ни наш дом, ни сама она еще не были готовы к таким гостям. Они поминутно жаловались и кряхтели, возмущались бедности обстановки или общей жизненной несправедливости и грозили пальцем, видимо, не находя глазами прислуги и воспринимая Фелецию за оную.

Она как будто не знала, как капризны бывают знаменитости и актеры в частности. Особенно когда все это щедро сдобрено старческими причудами. Но я не спешил мчаться ей на помощь и выталкивать их взашей. Это могло бы серьезно испортить ее карьеру, и она бы нашла способ мне об этом припомнить. Тем более что некоторые из гостей были очень милы и частично скрашивали тот кошмар, который творился на празднике. Например, один из моих коллег по работе, ненадолго забежавший, чтобы поздравить нас, даже преподнес ей букет, что удивило ее едва ли не больше, чем выкрутасы ее звёздных приглашенных.

Тамара была обворожительна. Фелеция накануне долго ходила с ней по магазинам, подгоняя и примеряя школьную форму и подыскивая платья, которые дочь могла бы носить в свободное от уроков время. Должен признать, вкус у нее есть. Она даже решилась остричь длинные белокурые волосы, сказав, что это может настраивать на несерьезный лад и отвлекать от занятий, и к дню рождению Тамара щеголяла аккуратным каре.

- Пап, отличный торт, - сказала мне Тамара, когда мы, втайне желая укрыться ото всех, искали убежища на кухне, и втихаря поедал именинный торт, приготовленный специально для того, чтобы вскоре вынести его гостям. Вот еще. А мы чем хуже? Так они могут съесть его раньше, чем мы вообще попробуем.
- Спасибо, малышка.
- Это корица и ваниль, да? Узнаю запах. А еще ты, похоже, не добавил туда коньяк. Это потому что я еще несовершеннолетняя, да? Но большинство гостей-то уже достаточно взрослые…

- Так, юная леди, довольно. Идите лучше причешитесь.
- Можно тебя на пару минут? – Фелеция тихо проскользнула на кухню и, погладив Тамару по голове, жестом попросила ее пойти к себе. Я насторожился. Последнее время мы ссорились так часто, что машинально ожидал продолжения. Вот уж точно «не заводите детей, ибо разногласия по поводу их воспитания станут еще одной причиной для ссоры».
- Рад, что ты остыла и готова обсудить ситуацию как взрослый человек. Если ты не готова разлучатся с Тамарой сейчас, это не проблема. Мы сможет отправить ее в частный лицей и позже, ближе к средней школе…
Вместо ответа Фелеция молча привстала на цыпочки, быстро чмокнув меня в губы.

- Я не готова обсуждать это ближайшие несколько лет, - сказала она. И я был вынужден уступить.
Поздно вечером, когда гости наконец разошлись, Фелеция попросила меня не тушить свет, сказав, что мы долго не были вдвоём. То есть, конечно, мы по-прежнему спали в одной кровати, однако делали это скорее как добрые соседи, вынужденные ютиться на одной койке, а не как муж с женой.
- Как дела на работе? – спросила Фелеция, и некоторое время мы просто болтали о пустяках. Когда люди влюблены, даже такие казалось бы будничные беседы имеют свой интимный подтекст. Когда же страсть угасает, то и это превращается в рутину. Ненужную прелюдию перед тем, что уже не приносит той же радости.

Я исполнял супружеский долг с тем же чувством, что и мыл посуду и оплачивал счета. Это необходимо для блага моей семьи, которая, и мысль эта была записана в моем подсознании, невероятно важна. Однако тогда я еще не знал одного важного закона Вселенной – если что-то исчезает в одном месте, то обязательно появляется в другом. Закон сохранения энергии, применимый почти ко всему, и к страсти в том числе.

+0,25 за друга (Григорий Ричардс)
+0,25 за друга (Метью Карпентер)
Итого: 9,75

k-pod · 16 Авг 2012

Запись девятнадцатая. О тайной страсти.

-Да, мистер Примроуз, мы получили ваш заказ и вышлем его почтой в течении ближайших нескольких дней…
Мне позвонили из службы доставки. Заказ мой был достаточно объёмен и дорогостоящ, чтобы менеджер связался со мной лично и немедля записал в «почетные покупатели», тем самым предоставив скидку на следующие покупки. Я, разумеется, делал это не из-за скидки, а с гораздо более важными целями – скупив все книги по эзотерике и мифологии, какие только мог раздобыть, я надеялся узнать больше о моем «невидимом другое». О Жнеце. Противники нужно знать в лицо – а раз оное скрыто от глаз плотным капюшоном, остается только изучать его биографию. Знать бы еще, сколько правды в этих легендах.

Первым делом мне нужно было понять, что предоставляет собой Жнец – слепое орудие воли Провидения или Небес, о черт, с каких только пор я начал верить в небеса, или некую самостоятельную сущность, выполняющую роль надсмотрщика и проводника. Насколько свободен он в своей воле, и может ли по собственному желанию давать отчаявшимся отсрочку для завершения неких дел? И откуда, в таком случае, берутся привидения? Не оттого ли, что Жнец плохо выполняет свою работу и некоторые души так и не переправляются в загробный мир? Что же тогда представляет собой экзорцизм – насильственное изгнание их обратно?
Я читал и не находил однозначного ответа. По одной из легенд Жнец, или «ангел смерти», некогда был ангелом, восставшим и низвергнутым, вынужденным нести наказание за свою дерзость вечно. По другой – смертным принцем, что предпочел вечную жизнь без радости тягостному существованию на земле, где горе и болезни разрушают судьбы. Хорошо, пусть все так. Но это не объясняло его интереса к детям. К моим детям, чего бы он там не хотел. На обороте одной из прочитанных книг были контакты ученых-специалистов по эзотерике, помогавших собирать материал для этой книги. Также там было имя Данетт Гиффорд. Девушка из зала. Знакомая лейтенанта-блондинчика. Так вот чем она занимается. И что же специалисту по мифам делать в Твинбруке? Я решил воспользоваться связами отца и заглянул в полицию. С проклятьями мне все же выдали требуемую информацию, велев больше никогда не приходить.

Итак, Данетт Гиффорд. Переехала в Твинбрук вместе с гражданским мужем, когда ему предложили солидную должность в местной кампании. Руководство отчего-то решило, что привлечение иностранного (в данном случае французского специалиста) здорово поможет продвинуться вперед. Временно не работает. Имеет степень магистра по философии. Является автором и соавтором нескольких книг по эзотерике. Я позвонил ей, сказав, что соскучился и хочу обсудить с ней одну недавно прочитанную книгу, и она с готовностью согласилась. Это меня насторожило. Неужели ее муж так холоден, что она вынуждена искать развлечений на стороне, или она просто не способна на верность?
Мы встретились возле дешевой забегаловки с типично американской кухней – гамбургеры и кола. Я не стал уточнять, отчего она выбрала это место, возможно потому, что желала избежать лишних свидетелей – навряд ли ее сожитель, бизнесмен, и моя коллеги ходят в подобные заведения, больше привлекающие подростков и тех, кто вечно пребывает в долгах и готов довольствоваться не слишком изысканной едой. На ней были джинсовые шорты и жакет, странным образом сочетающийся с моей собственной одеждой. Глядя на нас со стороны, я не мог не признать, что мы выглядели «красивой парой», однако не были ей в действительности. У меня есть жена и дочь, у нее – ее бизнесмен.

- Может, перекусим? – игриво предложила она, беря меня под руку. – А дело твое может и подождать. Я умираю с голоду.
Мы жевали гамбургеры, чувствуя себя парой школьником, впервые отправившихся на свидание, дурачились и подначивали друг друга. Заметив каплю колы у нее на щеке, я взял салфетку, чтобы стереть ее, и она впервые посмотрела на меня в упор своими глубокими карими глазами. Взгляд у нее был доверчивый, словно у лани, а в простенькой майке и шортах она казалась совсем девчушкой.
Она наслонялась ко мне, осторожно прикасаясь губами к моей щеке, и я чуть повернул голову, притягивая ее к себе для поцелуя. Мы сидели в темном уголке зала, надежной скрытые от глаз посетителей рекламным щитом, и самозабвенно целовались. Я не был влюблен, однако был молодым здоровым мужчиной с вполне понятными желаниями, которые долгое время не мог утолить, и тело мое в данном случае решало само, оставив робкие возражения рассудка далеко позади.
Выйдя на улицу, мы продолжили прерванное занятие. Я погладил ее по спине, запустив руку под майку, она льнула ко мне всем телом.

Кое-как оторвавшись друг от друга, мы сели в мою машину. Рука Данетт лежала на моей колене, она шепотом указывала адрес. Мы подъехали к какой-то небольшой съемной квартирке в той части города, что традиционно привлекала студентов и представителей богемы, пока не разбогатевших на выбранном поприще. В темноте прихожей Данетт вдруг остановилась, глядя на меня задумчиво и нежно, словно пытаясь что-то для себя решить.

- Пойдем, - наконец сказала она, взяв меня за руку.
Спальня была такой, какой и должно быть любовной гнездышко для тайных утех – дешевая кровать, пышные тюлевые шторы, создававшие в комнате атмосферу таинственного полумрака, свечи, в обили расставленные повсюду, легкомысленный коврик в виде сердца. Я решил, что он прикрывает какую-нибудь трещину в полу. Мы упали на кровать, и Данетт, взяв мою ладонь, медленно опустила ее на бедро, неотрывно глядя мне в глаза. В тот момент мне было все равно, есть ли у нее муж и сколько случайных любовников уже побывало в этой квартире.

Мы целовались так, что порой мне начинало не хватать воздуха, и буквально срывали друг с друга одежду. Это казалось мне чем-то диким, неправильным. Такая близости словно превращала меня в дикое животное, жаждущее лишь одного. Как непохоже это было на те ночи, что я проводил с Фелецией, но это как раз казалось мне правильным. Фелеция – моя жена, я должен беречь и уважать ее, а Данетт… я затруднялся определить место этой женщины в моей жизни. Моя любовница. Так, наверное.

Когда порыв страсти проходит, утомленных любовников часто тянет на откровенности. Так было и с и с нами – я рассказывал Данетт о наших ссорах с женой, она мне – о том, как впервые встретила своего гражданского мужа.
- Я была еще студенткой, - делилась она. – И пришла к нему, чтобы выпросить деньги на финансирование одной важной экспедиции. Мы тогда искали листы «книги Судеб» в горах Тибета. Он и не скрывал, что интересует его совсем не экспедиция…
Я прижал ее к себе. Какая частая история – молодая девушка и мужчина в возрасте и с деньгами. Я не мог бы ее винить в том, что она ищет любви на стороне, хотя бы потому, что и сам был не безгрешен. И то, что я сейчас был здесь, в очередной раз это доказывает.
Когда Данетт ушла сварить нам кофе, я, повинуясь какого-то неясному мне инстинкту, спустился вниз и отодвинул этот нелепый ковер. Под ним оказалась вовсе не трещина, а пентаграмма, испещрённая каким-то неясными и смазавшимися символами. Данетт, как раз зашедшая в комнату, побледнела. Я принялся одеваться, она же, стоя в дверях, даже не попыталась ничего мне объяснить. Только когда я проходил мимо, она робко схватила меня за плечо, однако я резким движением сбросил ее руку. Ну уж нет. Хватит с меня мистики. Уходя, я думал о том, что даже не удосужился уточнить у нее те моменты из книги, которые вызвали у меня наибольший интересе, и на все лады ругал себя. Словно мальчишка, право слово – увидел обнаженную женщину и сразу забыл о деле.

k-pod · 17 Авг 2012

Запись двадцатая. О первом ухажере моей дочери.

Фелеция, к счастью, не относилась к тем женам, что склонны выискивать ростки неверности в повседневной жизни, а потому мое амурное приключения осталось тайной для всех, кроме меня. Я впервые ощутил, что тайна эта, словно уголек, медленно прожигает меня изнутри. Я женат. Я имел связь с другой женщиной, однако само по себе это преступление не настолько тяжко, ведь иначе следовало бы расстрелять большую часть мужчин в возрасте за тридцать. Скорее меня пугали собственные чувства. Та готовность, с которой я окунулся в этот омут, и тот, другой я, которого я там увидел. Жадный до жизненных, беспринципный и одновременно расчетливый. Наверное, таким я мог бы стать, ведь каждая личность имеет в себе также иную, теневую сторону, и почему-то Данетт удалось показать мне это. Мы виделись еще по крайней мере дважды. Короткие звонки, будто случайные встречи. Я больше не приходил к ней, хотя помнил адрес. Я не говорил ей ни слова, и до сих пор не простил ее за тот неясный случай. Мы виделись в кинотеатре на вечернем сеансе, в ресторане или клубе, куда я неизменно приходил в одиночестве, зная, что встречу ее там. Мы едва кивали друг другу, после чего направлялись в туалет или подыскивали иное укромное местечко и на время переставал быть тем Шерлоком, которого знали все. Я, казалось, чувствовал в себе сил в любой момент порвать эту странную связь, однако не делал этого.

Фелеция, словно в отместку за что-то, избрала своим репетиционным залом нашу спальню, и теперь я неизменно просыпался под звуки гитары и старые песенки из мюзиклов и оперетт. В своем труде моя жена не знала ни выходных, ни перерывов, так что очень скоро ее уроки опостылели мне вконец, не вызывая, несмотря на приличный уровень исполнения, ничего кроме зубовного скрежета.

Тамара была очень близка с матерью. Я давно заметил это, однако не пытался как-то вклиниться в эту тесную женскую дружбу, необходимую, похоже, обеим. Фелеция наконец нашла собеседника, готового ее терпеливо слушать, а Тамара наслаждалась возможностью высказывать свои не по-детски разумные суждения. Порой моя дочь проявляла такую рассудительность, что оставалось только гадать, кто же из них на самом деле старше. По вечерам Тамара ждала возле театра, ожидая, когда репетиция закончится, и они с Фелецией возвращались домой вместе. Иногда я встречал их, иногда мне давали понять, что женщинам лучше побыть наедине друг с другом.

Как-то раз, проходя мимо детской, я услышал там тихое и торжествующее хихиканье.
- Как думаешь, он когда-нибудь догадается? – вопрошала Фелеция, прикрывалась книгой. Она полусидела на кровати, в то время как моя дочь, уже одетая в пижаму, была готова отойти в мир грез, перед этим выслушав сказку. Правда, на сей раз роль сказки, по-видимому, играли какие-то женские секреты.

- Не знаю, - задумчиво ответила ей Фелеция. – Мужчины крайне недогадливы в таких вещах. Наверное, я сама скажу ему, но попозже. Иначе он точно запретит мне ходить в театр, а у нас скоро премьера. А ты кого хочешь больше – брата или сестру?
Я вздохнул. Фелеция, похоже, снова решила все без меня. Не выдавая своего присутствия, я тихо прошел в спальню и к приходу жены сделал вид, что сплю. Наутро я купил ей в подарок сережки и заказал доставку цветов, сопроводив это маленькой открыткой с изображением играющих детишек. Вечером у нас должен был состояться важный разговор. А еще я заехал в театр и настоял на том, чтобы Фелеции немедленно предоставили декретный отпуск.

- Знаешь, а у нашей дочери, кажется, появился друг, - как-то сказала мне Фелеция. Перестав ходить на работу, она, похоже, снова занялась хозяйством, и теперь не только готовила завтрак, но и собирала коробочки с готовым обедом мне и Тамаре.
Я пожал плечами. Друг – это неплохо.
- Они встретились в библиотеке, - продолжала Фелеция. – Она говорит, что он сидел в двух шагах от нее, бросал пылкие взгляды и стеснялся заговорить. Тогда она решила взять дело в свои руки. Ты же знаешь, какой у нее характер.

Я знал. И потому немного сочувствовал этому парню – уж если он вызвал интерес Тамары, то она так просто от него не отстанет.
- Они начали встречаться, - я недоуменно посмотрел на жену. – В библиотеке, после занятий, чтобы вместе сделать домашнее задание. Она говорит, что этот парень сущий бездарь. Биология – единственное, в чем он хоть как-то разбирается. Тамара взялась подтянуть его по некоторым предметам, и теперь в благодарность в школе он каждый день покупает ей завтрак.
Я кивнул. Умно. Жаль, что мне в ее годы не хватало ему сделать также. Или, скорее, я был слишком горд для этого, ведь у меня не было хорошенькой одноклассницы, которой я мог бы помогать с учебой. Фелеция не в счет. Тогда я от нее просто шарахался.
- Они даже перезваниваются, - с затаенным ужасом продолжала Фелеция. – Представляешь? Я как-то слышала обрывок их разговора. Он рассказывал ей про бабочек? Представляешь, про бабочек!

Я не считал беседы про бабочек началом романа, поэтому воздержался от комментариев.
- А недавно он приходил к нам домой. Вечером. Тамара сказала, что будет ужинать с нами. Ну и что ты молчишь? Этот мальчишка уже сидит за нашим столом!

- Там достаточно места для еще одного человека, - парировал я, и Фелеция немедленно надулась. Однако я решил побольше разузнать об этом мальчике, спросив о нем у Тамары.
- Пап, не драматизируй, - сказала она. – Его зовут Данте, и он милый, хотя я предпочитаю более брутальных мужчин.

****

Вечером мы вновь виделись с Данетт. Она без слов села ко мне в машину, жестом приказывая ехать прямо, пока мы не уткнулись в здание научного института. Я недоуменно посмотрел на нее, а Данетт, отлично зная, что делает, вышла из машины и велела мне следовать за ней. Мы подошли к зданию с черного хода, и она, порывшись в сумочке, открыла его своим ключом. В коридорах альма-матер всей Твинбрукской науки было темно. Институт давно не работал, а будка сторожа, как объяснила Данетт, находилась в противоположном конце здания.
- Ты когда-нибудь делал это на инженерном столе или в камере испытаний? – прошептала она, обвивая руками мою шею.

Когда все закончилось, я почему-то чувствовал себя опустошенным, как никогда раньше. Я лгал своей жене, и этой женщине, а еще самому себя в том, что для меня на самом деле значила эта связь.
Выходя из института, я услышал робкое «останься, давай поговорим» и застыл, как громом пораженный. Должен признать, что раньше я как-то не думал о ее чувствах, едва подозревая, что они у нее вообще есть. Теперь же я задумался о том, для чего ей продолжать эту безнадежную и бесполезную связь, в который мы ведем себя, подобно животным, набрасываясь друг на друга и ненавидя партнера в душе. Хотя… ненавидела ли она меня? У женщин это чувство слишком тесно связано с любовью.

Я сел за руль, вздохнул и посмотрел в зеркало заднего вида. Данетт, гордая и прямая, словно тростинка, стояла на обочине. Сейчас она вызовет такси и вернется к себе. Муж ее в командировке так что ей, в отличии от меня, даже не придется объяснять позднее возвращение. Я подъехал ближе и открыл перед ней дверцу.
- Садись, - выдохнул я. – Тут немного прохладно.

Первое время мы ехали молча, но затем ее словно прорвало. Она, всхлипывая, рассказывала о том, как боится засыпать по ночам, словно маленькая испуганная девочка. Как устала она от этой лжи, но не может решиться более ни на что. Я спросил ее о книге.
- Смерть? Жнец? – удивилась она. – Смерть и жизнь почти во всех культурах символизируют бесконечный круг перерождений. Смерть убивает жизнь, но затем душа рождается заново, тем самым словно побеждая смерть. Младенец в этом случае выступает как сосуд для перерождающейся души.
Сосуд? Младенец? Тамара, конечно, уже вышла из того возраста, однако моя жена беременна вторым, и от мысли, что Жнец мог иметь в виду моего ребенка, у меня волосы вставали дыбом. Я должен это предотвратить. Не знаю, как, но должен.

****

Наутро мы с Данетт договорились встретить возле научной института. У черного входа, чтобы привлекать к себе меньше внимания. Мы говорили, словно желая восполнить тот промежуток, и не могли остановиться. К тому же, у меня еще оставались к ней некоторые вопросы.
- Зачем в твоей комнате была пентаграмма? – спросил я. Данетт сникла.
- Это часть сделки?
- Сделки? С кем, с темными силами? – сейчас я был готов поверить даже в это.
- Нет. С ним… с доктором.
- С доктором? – я изумился. Не слишком-то демоническое прозвище для того, кто учит женщин изменять мужьям и рисовать пентаграммы.
- Ну да. Я не знаю, как его настоящее имя, но нам представился доктором Моро. У моего мужа тогда были неприятности, ему грозила тюрьма. И доктор некто по фамилии Моро пришел к нему в офис и предложил решение всех проблем. Его связи были достаточно обширны, чтобы обвинения с моего мужа сняли в считанные дни. Но… но ничего не бывает бесплатно. По настоянию нашего благодетеля мы начали посещать оккультный кружок. Он настаивал на том, чтобы мы приходили вдвоём. А потом мужу предложили новую работу, и цена также возросла. Он сказал, что нужен ребенок – наш ребенок. Что он должен родиться при определённых обстоятельствах и стать человеком новой эры. Я пыталась бороться, даже уходила от мужа и уезжала в другой город. Первый раз меня чуть не сбила машина. Второй – была авария на стройке. Доктор Моро звонил и говорил, что это было лишь предупреждение. Я не хотела, но мне пришлось вернуться. А потом выяснилось, что мой муж не может иметь детей. Тогда мне, в тайне от него, сделали иное предложение. Я должна была забеременеть – неважно, от кого. Отцом ребенка все равно был назван мой гражданский муж. Они сказали, что помогут подделать результаты теста, если это будет необходимо. Одно условие – зачать ребенка нужно было в круге из пентаграммы и свечей…
- И ты использовала меня как быка-производителя? – хмыкнул я.
- Нет, все не так! – вскрикнула Данетт, беря меня за руку. – Ты нравишься мне, правда, но я не смела ослушаться. А потом… я не обманывала тебя больше, клянусь.
- А что с военными тайнами? – поддел я. Я еще не решил, верить ей или нет.
- Какими тайнами? Ты про Буббу? Он вроде как собирался продать компании моего мужа несколько новых самолетов, признав их непригодными. Он бывал у нас дома – на редкость пустоголовый тип. Они встретились в гольф-клубе, и мой решил на этом немного подзаработать. Риск для второго участника сделки тут минимален.
Я так и подумал. Значит, в деле замешаны не просто тупоголовой вояка и роковая красотка, но и хитрый бизнесмен, любовник красотки. Старая добрая классика.
- Теперь спрошу я. Почему ты расспрашивал меня о смерти и Жнеце?
Я не видел причин скрывать. Данетт едва сдержала испуганный вскрик.

- Ты понимаешь, что ты наделал? Слова в мире имеют намного большее значение, чем нам кажется.
- Я знаю. И поверь, я очень хочу все исправить, - я говорил, веря в то, что у меня получится, и часть моей уверенности передалась и Данетт.
- Ты сильный, - удовлетворенно произнесла она, взяв мои руки в свои. – Я знаю, ты придумаешь что-нибудь, ведь такие как ты не сдаются до последнего.

- Может быть, - усмехнулся я. – Когда-нибудь мы увидим, была ли ты права или нет.
Я был готов острить и язвить, однако в душе трепетал от страха, ведь мне приходилось иметь дело с тем, что обычно выходит далеко за рамки понимания обычного человека. И даже Данетт, приработавшая с мифами всю жизнь, не знала, что мне посоветовать.
- Не сдавайся, - шепнул я, обнимая ее и утыкаясь носом в пахнущие французскими духами волосы. – Ты умная девочка, и найдешь выход… может, даже с моей помощью.
Она осторожно погладила меня по щеке и едва не замурлыкала от удовольствия. Никогда не понимал, почему женщины так млеют, стоит кому-то назвать их «девочкой». Наверное, неистребимая потребность в сильном плече живет в душе каждой, как бы умна и уверенна она не была.

k-pod · 2 Сен 2012

Запись двадцать первая. О непростых решениях и минутных удовольствиях.

В жизни каждого человека наступает момент, когда ему приходится делать выбор. Нет, я сейчас говорю не тех минутных и каждодневных решениях вроде выбора блюд к обеду или покупке костюма, ведь эти решения каждый может наловчиться принимать со временем так, чтобы они не доставляли неудобств и не задевали его разума. И это не выбор между «бежать ли от бешеной собаки или ждать, пока тебя не спасет супермен». Я говорю о выборе, альтернатива которого просто и понятна по крайней мере на первый взгляд, и колеблется от двух «зол» до извечного противоречия между добром и злом. В сущности, в моем случае это был выбор между страстью и верностью. Не самый простой выбор, надо сказать.

Мы с Данетт виделись по меньшей мере дважды в неделю. Иногда мы брали пиццу и ехали к ней, иногда покупали билеты на ночной сеанс и наслаждались друг другом в полутемном зале кинотеатра, не рискуя оказаться замеченными. В общем-то, вечерние сеансы уже давно стали для местной молодежи своего рода отдушиной, местом для свиданий, когда пойти некуда, денег на приличный номер в мотеле не хватает, но организм требует свое. Местные власти, как только улеглась вся эта связанная с распущенностью нынешнего поколения шумиха, благополучно закрыли на это глаза.
Данетт была не просто любовницей. И хотя она мало понимала в физике и астрономии, мне не доводилось встречать более умной женщины. Я задумался о том, чем же я руководствуюсь, выбирая себе дам. Впрочем, опыт мой был небогат – я женат на Фелеции, взявшей меня скорее напором, чем достоинствами, и встречаюсь с очаровательной ученой, в постель к которой меня толкнули карьерные начиная. Данетт даже согласилась поработать приманкой для нашего «лейтенантика». Стоит ли говорить, что тот заглотил ее, словно большеротый окунь. Генерал благодарил меня. Эдна тоже, хотя я чувствовал, что она явно догадывается о моем романе. Однако попыток рассказать это моей жене она предпринимала. Оттого ли это, что она была моим другом, хотя я и не всегда это осознавал, или же они с Фелецией были не настолько близки и она не испытывала к ней особой симпатии, я не знал. Но и мне и не было дела. В жизни бывают моменты, когда ты просто живешь, не думая о последствиях.
Однако вскоре мне пришлось о них задуматься. Фелеция, как я, наверное, говорил, ничего не знала о моем романе, однако женское сердце порой вернее любого детектора лжи, способно не только отличить ложь от правды, но и подсказать обладательнице, когда и чего ей следует опасаться, даже когда объективных причин нет. Я не пропадал ночами, и не задерживался часто, чтобы не вызывать подозрений, однако Фелеция была холодна и сердита. Она, явно подозревая меня в чем-то, уволила няню Тамары, учинив перед этим непотребный скандал.

Я оправдывался – я едва помнил, как звали ту девицу, но Фелеция была непреклонна, и после увольнения еще несколько дней ходила довольная. О том, что еще ей подскажет ее женское сердце, я предпочитал не думать, и это был лишь вопрос времени. Я сказал Данетт о том, что нам не стоит больше видеться, и она приняла мой выбор без слез и споров.
- Мы взрослые люди, - сказала она тогда. – Мы решаем, когда нам стоит расстаться. Мне было хорошо. Но держать тебя силой я не стану. Все равно не удержишь.
Я чувствовал себя так, словно одновременно предаю сразу обеих своих женщин – одну своей ложью, другую свой трусостью. Однако я предпочитал думать, что делаю это ради семьи – и ради дочери. Двух дочерей. Лесли родилась вскоре после того, как я вновь начал думать о себе как о добродетельном супруге, надеясь смыть груз уже совершенного. Девочка казалась здоровой и крепкой. Имя выбирала Фелеция, даже не знаю, чем она руководствовалась на сей раз. Может, комедиями с Лесли Нильсеном? Тогда она явно ставила на то, что со временем у нашей дочери тоже разовьется чувство юмора.

Я все еще думал о Данетт. Как-никак, для меня, неизбалованного женским вниманием, наши встречи многое значили. Я усилием воли гнал от себя мысли о ней.

*****

Первый день рождения Лесли мы решили отметить в узком кругу. Позвали только ближайших друзей – Зу, начальница Фелеция, отчего-то тоже вошла в их число. Эта дамочка слыла большой оригиналкой и, не будучи матерью сама, просто обожала детей. Она иногда забирала Тамару из школы или отвозила ее на дополнительные занятия на своей машине, наотрез отказываясь от любой платы. Тамаре она нравилась – вышедшая на пенсию и являющаяся спонсором многих спектаклей Зу знала много занимательных историй.

Лесли тихо лежала на руках у жены, словно радуясь всеобщему вниманию, оказываемому ей. Помнится, Тамара в свои дни рождения вела себя отнюдь не так спокойно. Может, у нас росла будущая светская львица?

Пока гости уничтожали творение трудолюбивых кондитеров, а после танцевали, в меру собственных талантов и стыдливости, Фелеция пыталась аккомпанировать этому на гитаре. Она по-прежнему брала уроки музыки и ужасала меня своими репетициями, но я не мог не признать, что в ней доставало и таланта, и упорства, чтобы играть прилично. Правда, в данном случае она в ритм не попадала, но дело тут было явно не в ней, а в отсутствии этого самого ритма вокруг нее.

- Отличный праздник, - заметила Эдна, входя на кухню, где я поедал торт и предавался раздумьям. Праздники обычно наводили на меня эдакую тоску – и чем веселее был гомон вокруг, тем сильнее мне хотелось уединиться где-нибудь и собраться с мыслями, а может даже помечтать. – Впрочем, как и всегда. Твоя жена умеет ладить с гостями.

Я хмыкнул, не поднимая головы. Умение устраивать веселые дни рождения – важное и ценное для супруги качество. Хотя я даже не догадывался о нем до свадьбы.
- Это точно. Что слышно на базе? – последнее время Эдна была вынуждена оставить свою работу юридического консультанта ради того, чтобы посвятить себя делам нашего подразделения. Довольно запутанным, стоит признать. Основной задачей отныне было засадить за решетку нашего «шпиона», сделав так, чтобы ничего из важных военных тайн не всплыло при этом наружу. Мужу Данетт, даже при всем нашем желании, ничего не грозило. Он точно знал, на что шел.
- Все гудит, как улей. Впрочем, ненадолго. Уверена, скоро все уляжется, вы, наконец, вернетесь к работе и перестанете изображать из себя супершпионов. Твой вклад в общее дело был неоценим. Хотя, уверена, это было даже приятно…
Я нахмурился. В голове Эдны звучали незнакомые мне раньше нотки, и это мне совсем не нравилось.
Гости постепенно расходились. Данте, школьный приятель Тамары, любезно помогал нам отнести на кухню грязные чашки, за что удостоился одобрения моей дочери и жгучего неодобрения моей жены. Она так и прожигала его глазами, пока они с Тамарой беседовали о чем-то на кухне. Фелеция под разными предлогами прошла мимо них не меньше семи раз, словно боялась на минуту оставить их одних. Странная она. Можно подумать, что перед школой и на переменах у них недостаточно времени, чтобы побыть вдвоем, без посторонних.

Когда вечеринка близилась к концу, и Фелеция, стоя на крыльце, уже махала рукой последним припозднившимся гостям, зазвонил телефон. Я снял трубку. Звонила Данетт. Понятия не имею, как она узнала мой номер, однако при желании сделать это было бы нетрудно. Он не засекречен.
- Я… я ненадолго? Можешь говорить? Хотя… тебе и не надо. Просто кивай. Скажи, что тебе звонят по работе. Я хотела сообщить тебе одну новость. Мне показалось, ты должен знать. Знать, что я жду ребенка.

+0,5 за 50 000 очков стремления у Шерлока

+0,5 за рождение третьего поколения (не подсчитано раньше)
Итого: 11,25

k-pod · 5 Сен 2012

Запись двадцать вторая. О том, что тайное становится явным… но иногда это случается довольно неожиданно.

- Что? – я не верил своим ушам. Не то, чтобы вероятность этого события была так уж невелика – в конце концов, когда здоровые мужчина и женщина вступают в связь, является лишь вопросом времени то, как скоро она завершится появлением на свет величайшего чуда – новой жизни, однако, подобно многим, я был уверен, что это произойдет не со мной. Нет, я не пытался бежать от ответственности и не испытывал страха при мысли о младенцах. В конце концов, я сам был отцом двоих, но совсем не собирался заводить побочных детей на стороне. Это… это глупо. Не все ловушки, в которые попадает неверный супруг, я смог обойти. Обидно. Я скрыл измену от жены и надеялся со временем окончательно порвать эту связь, но это событие, которое, несмотря на мое уважение к материнству, никак не могло бы расценено мною как радостное, могло поставить крест на моих планах.
- Нам следует обсудить это при личной встрече, - начал я как можно более официальным тоном. – Вы можете это устроить?

Стоявшая в прихожей Фелеция едва заметно напряглась. Я часто говорил ей о том, что на службе меня просто не к кому ревновать – суровые вояки пока что не в моем вкусе, однако ее подозрительности мои слова не уменьшали. Забавно. Она так боялась того, что у меня может появиться любовница, но так и не знала, кто она. Иначе спокойно бы относилась к звонкам по работе, если это, конечно, были бы они. Хорошо, что у Фелеции нет задатков детектива, хотя многие ревнивые жены обнаруживают их в себе совершенно неожиданно.
Абонент на другом конце провода повесил трубку. Я остался стоять посреди прихожей, растерянный и виноватый. Мне казалось, что, предав Данетт однажды, я совершаю это снова. Возможно, мне стоило сказать ей, что я приеду немедленно, и неважно, как я объяснил бы Фелеции внезапную отлучку. Любая мать заслуживает того, чтобы отец ее ребенка был рядом в ответственные моменты. С другой стороны, часть меня кричала, что все это несправедливо, и она виновата сама. Она прекрасно знала, что я женат. Тогда какого черта она пытается навязать мне эту беременность? И потом – у нее ведь есть муж. Откуда мне знать, что именно я являюсь отцом? В любом случае я надеялся, что у нее хватит ума не делать глупостей.
Наутро я поехал к Данетт. В ее квартире, предназначенной для свиданий, никого не оказалась. Я расспросил хозяйку квартиры и выяснил, что леди, снимавшая ее, неделю назад сообщила, что больше в ней не нуждается. Я попытался застать Данетт в институте и даже звонил ей домой. Ее муж сказал, что понятия не имеет, где она, ибо женщина собрала вещи и уехала, сказав, что между ними все кончено. А потом на работу мне пришла открытка. Улыбающийся ангелочек на белом листе и надпись «Поздравляем с рождением малыша». Внутри были только одна фраза: «Надеюсь, ты ничего не имеешь против имени Сесилия».

Умер мой начальник, Метью. Не могу сказать, что мы были дружны, однако он считал меня «хорошим парнем», а я его – не самым худшим воякой из всех туповатых солдафонов, которых злой рок часто ставит командирами части. Он был стар, но оставался бодрым до последнего дня своей жизни. Про таких часто шутят, что со службы их можно вынести разве что вперед ногами.

На его похоронах ко мне подошел человек в дорогом черном костюме и, сверкая улыбкой, демонстрирующей все достижение стоматологии, предложил выгодную работу.
- Это не будет стоить вам ни цента, - пообещал он, пылко пожимая мою руку. – Но вы сможете выиграть несравнимо больше. Вам всего-то и надо, что немного поработать на нас и помочь своему родному правительству…

Я промолчал, резким движением выдергивая руку из его хлипкого пожатия. Я не испытывал желания помогать правительству. Тому правительству, что драло непомерные налоги и экономило на школах и приютах. Я понимал, куда он клонит. Данные военной базы и разведки, пожалуй, были единственным, во что местные чиновники еще не запустили руки, и собирался способствовать тому, чтобы так оставалось и впредь.
- Я служу своей Родине. Являясь летчиком-испытателем военной авиации. Полагаю, этого достаточно.

*****

Как часто то, что мы ищем, в итоге оказывается у нас прямо под носом. А мы и не замечаем, до тех пор, пока нас буквально не ткнут носом в наши промахи. Как-то раз Тамара вернулась со школьной экскурсии и рассказала, как в бистро им показывали технологию приготовления самых сложных блюд.
- Тетя Данетт велела мне держаться подальше от овощерезок, - сказала моя дочь. – Смешная она! Я уже вышла из того возраста, когда так и тянет сунуть туда палец.

- Данетт? – мне показалось, что я ослышался. – Данетт Гиффорд?
- Ну да, - пробурчала Тамара, недовольная тем, что я плохо слушаю ее рассказ и отвлекаюсь на какие-то посторонние вещи вроде имени ее учительницы. – Мисс Гиффорд в школе новенькая. Она ведет историю у старших классов, ну и так, по мелочи, иногда ездит с учениками на экскурсии. Она столько всего знает…
На следующий же день я помчался в школу, сообщив всем, что хочу поблагодарить мисс Гиффорд за чудную экскурсию, от которой моя дочь была просто в восторге. Данетт, казалось, не удивилась, увидев меня.
- Твоя дочь очень сообразительная девочка, - заметила она, заполоняя классный журнал.
- Нет, то есть да, то есть я хотел сказать…
- Не трудись, - прервала она меня, поднимая голову. Выглядела она неважно, под глазами залегли темные круги. Горит на работе? Вынуждена подрабатывать из-за трудностей с деньгами?
- И снова мимо, - рассмеялась Данетт. Я насторожился – неужели я так забылся, что говорил вслух, хотя думал, что беседую сам с собой?
- У тебя все на лице написано, - успокоила она меня. – Нет, со мной не происходит ничего страшного. Просто маленькие дети иногда плачут по ночам и требуют много внимания. Мне бывает тяжело совместить работу и воспитание ребенка, но мой партнер мне помогает.
- Твой партнер? Ты вышла замуж?
- Не совсем, - Данетт внимательно посмотрела на меня, словно прикидывая, можно ли мне доверять, и наконец решилась. – Я не вышла замуж и не нашла себе мужчину. Однако у меня есть партнер в семейной жизни, и моей дочери она нравится. Она, ты не ослышался. Мы вместе работаем, и она чудно ладит с детьми. Знаешь, когда-то в колледже я уже встречалась с девушкой, так что подумала, что неплохо было повторить…

Я молча развернулся и покинул класс. Противоречивые чувства обуревали меня. С одной стороны, я предпочел бы видеть свою дочь воспитывающейся в полной, здоровой семье. С другой – имею ли я право указывать этой женщине на то, как ей жить и как воспитывать нашего общего ребенка, когда меня даже не было рядом в момент родов?
А потом у меня случается первый приступ. Я ходил по дому, укачивая на руках Лесли, которая засыпала, в отличие от старшей сестры, всегда трудно, как вдруг мне показалось, что воздух вокруг меня словно начал холодеть. Я поежился, Лесли, проснувшись, закричала и заплакала. Я прижал ее к себе, пожалуй, даже сильнее, чем нужно, не обращая внимания на то, что могу тем самым сделать ей больно. Ну нет! Я не отдам ему мою дочь!

- С чего ты взял, что мне нужна твоя дочь? – раздался голос в моей голове. Чужое присутствие сковало меня, засело в голове, я ощущал себя мухой под микроскопом, когда все мои тайные мысли и чувства уже не являлись таковыми. «Думал, ты можешь что-то скрыть от меня?» Усмешка. От бессилия сжимаю руки. «Зачем сопротивляться?» Я не должен вот так сдаваться. «Мы не враги. Мы союзники. Разве нет?» Голос стал мягче. Уговаривает. Часть меня готова поддаться этой обманчивой любезности, уступить, спасаясь. Часть меня знает, что это все равно не поможет.
- Ты знаешь, кто такие медиумы? – снова пронеслось в моей голове. – Это люди, которые были нужны нам для связи. Увы, мы не всегда можем воздействовать на материальный мир по нашему желанию. Для этого нам нужны посредники. Ты будешь моим посредником…
Я сжался, словно в ожидании удара. Нет, не хочу… не желаю больше его слышать! Все тело на мгновение пронзила судорога. Я крепче прижал к себе дочь, чтобы не уронить ее, и вскоре все стихло. Я больше не чувствовал в голове чужого присутствия. Я смог. Я смог усилием воли заставить себя не слышать его, но что-то подсказывало мне, что то была временная победа.

*****

Близился день рождения Тамары, я все никак не мог отойти от пережитого потрясения, вполуха слушая и выполняя указания Фелеции по подготовке праздника.
- О чем ты только думаешь? – злилась она, а я мысленно добавлял «Лучше тебе этого не знать». Тамара числилась одной из лучших учениц в школе, и нам уже несколько раз предлагали подумать над тем, чтобы отправить ее учиться в какой-нибудь лицей. Благо, в окрестностях Твинбрука их было предостаточно.

Фелеция по-прежнему не собиралась расставаться со старшей дочерью, однако Тамара решила все сама. В один прекрасный день она просто поставила нас перед фактом.
- Я собираюсь заниматься точными науками. Правда, еще не решила, хочу ли я изучать математику или астрономию, однако я совершенно точно желаю выучить логику и однажды получить звание Гроссмейстера. Да, кстати, насчет лицеев. Я тут нашла рекламные листовки за трюмо в вашей комнате, и присмотрела себе несколько. Я думаю пройти вступительные тесты в следующем месяце.

Фелеция, конечно, сказала, что это я во всем виноват. Но я предпочитал думать о том, как быстро все-таки вырастают дети, а их самостоятельность, порой излишняя, заставляет родителей чувствовать себя старыми и ненужными.
На свой день рождения из числа своих одноклассников Тамара пригласила всего одного – Данте, так мозолившего глаза Фелеции. «У них форменный роман», - кричала моя жена, однако я склонялся к варианту, что пухлый, не уверенный, во всем соглашавшийся с моей дочерью парень был единственным, кого она могла выносить.

С возрастом моя дочь превратилась в настоящую красавицу. Хотя, любая дочь будет казаться таковой любящему отцу, но Тамара еще с детства была хорошенькой. Пухлые губы, голубые глаза и белокурые волосы нравятся мужчинам. Будь ее характер чуть более спокойным, и у нее бы отбоя от кавалеров не было.

Может, и так не будет. Некоторым ведь нравятся «девушки с характером».
- Мне нужно работа, - ошарашила нас Тамара прямо во время праздника. – Не хочу сидеть у вас на шее. К тому, мне необходимо получить больше жизненного опыта.

- Милая, ты хоть знаешь, как это делается? – пытаюсь ее образумить. – И потом, это трудно, совмещать работу с учебой, пусть даже ты уже в старших классах. Обычно так поступают люди, у которых есть некоторые сложности с деньгами в семье, но у нас ведь с этим все в порядке…
- Пап, не нуди. Я знаю, дело в улыбке, - Тамара внимательно посмотрела на меня и улыбнулась во все 32 зуба. – Я читала тренинг по продажам и уверена, что на практике у меня выйдет не хуже.

Ну что тут скажешь. По-моему, я переборщил, пытаясь привить дочери самостоятельность, и вряд ли ее учителя в колледже скажут мне за это «спасибо».
Впрочем, этот день точно не мог закончиться на столь радостной ноте. Судьба-злодейка, выжидая момент, решила нанести мне еще один удар. Фелеция, неожиданно хмурая, жестом отозвала меня в ванную, явно надеясь, что там мы сможем поговорить спокойно, не мешая гостям. Я не разговаривал с ней с утра, а потому перемена в ее настроении, еще недавно таком бодром, показалась мне странной.
- Неприятности на работе? – предположил я, желая показаться чутким и внимательным.
- На работе? – взорвалась Фелеция. – Не делай вид, что не понимаешь, о чем я! Я все знаю, мерзкий ты сын гиены и ламы!

- О чем ты? – слабым голосом уточнил я, однако в голове уже зрела ужасная догадка. Об этом. Именно об этом. Гнев разъяренной и обманутой женщины всегда страшен, и никакие позывы «взять себя в руки и обсудить все, как взрослые люди», тут не подействуют. Я молчал, позволяя Фелеции осыпать себя отборной бранью, и думал о том, что жизнь все-таки большая шутница, раз о моей измене стало известно именно тогда, когда я уже прекратил ту связь и даже отказался от собственного ребенка ради спокойствия жены. Впрочем, никаким спокойствием тут и не пахло.

- Так вот чем ты отплатил мне за все эти годы! Я рожала тебе детей, воспитывала их, а в этом время ты развлекался с другой женщиной! Я больше не могу видеть тебя, Шерлок Примроуз! Ты противен мне, как только может быть противен мужчина, предавший собственную жену.
Презрение в глазах Фелеции можно было резать по кускам. Звонкая пощечина огнем обожгла лицо. Я не пытался увернуться – она имела на это право. Почему-то радовало одно – в разговоре Фелеция ни разу ни упоминала ни имени моей любовницы, ни факта наличия у меня внебрачной дочери. Значит, об этом ей было неизвестно. Это хорошо. Обманутая женщина способна на месть, и я не хотел бы, что моя незаконнорожденная дочь страдала от моих ошибок.
- Я сегодня же подам документы на развод, - жёстко произнесла Фелеция, поворачиваясь спиной. – Надеюсь, ты хотя бы сейчас поведешь себя как настоящий мужчина и станешь платить достойные алименты своим детям. Разумеется, я заберу их с собой. А ты можешь убираться на все четыре стороны, но учти, что я не позволю тебе жить в нашем доме вместе с твоей ламой!

k-pod · 5 Сен 2012

Запись двадцать третья. О толстом юноше, обманутом в лучших ожиданиях.

Тамара уже ходила в старшую школу, а значит, близился день ее выпускного бала. Я не заметил, чтобы она хоть как-то волновалась по этому поводу, и в этом она была так непохожа на меня. Я, помнится, хоть и слыл одиночкой, все же попытался найти себе для танцев подружку – смех пробирает, как вспомню, что мне пришлось для этого пережить. Я даже научился танцевать. Тамару же, казалось, нисколько не волнует такие мелочи, как танцы, ее партнер по танцам и сам факт его наличия. Я не верил, что она еще не получила ни одного приглашения, однако спрашивать ее об этом казалось мне нелепым. Мужчине не к лицу интересоваться женскими сплетнями. Однако вскоре я смог практически лично присутствовать во время приглашения на бал. Я возился с нашим старым проигрывателем – он был дорог мне как память, и я не хотел выбрасывать его, как вдруг услышал раздающиеся снаружи голоса. Говорившие стояли возле крыльца, и спорили на повышенных тонах. Хорошо, что Фелеции не было дома, иначе она тут же заняла бы наблюдательный пост возле двери – ведь один из голосов принадлежал нашей дочери.

- Брось, Тэм, это ведь единственный бал за время учебы! Ты не можешь его пропустить… - это, кажется, Данте. Парень, такой дрожащий голос вряд ли произведет впечатление на девушек, пора об этом узнать.

- Ну я не знаю… Не хочу, - я же говорил, что не произведет. Девушкам нравятся уверенные в себе парни. Хотя бы. А еще те, у которых есть крутая машина, полный восторг: проехать на ней до дверей школы, украшенной к танцам.
- Ты же знаешь, как я не люблю все эти церемонии. И танцевать не люблю. А выбор короля и королевы бала... дурацкая традиция, - ха, так ему! Моя дочь казалась крепким орешком. Готов спорить, что еще секунду назад он собирался уверять ее в том, что ей очень пойдет корона.
- Ну, пожалуйста. Тебе понравится. А если ты не захочешь танцевать, я не стану уговаривать, честно, - наверное, к такому жалобному тону еще идет не менее жалобное выражение лица и глаза, полные муки. Неплохой ход. Девушки подвержены состраданию, хотя не похоже, что этот Данте знает об этом. Скорее всего, он вообще немного знает о девушках, но очень гордится дружбой с моей дочерью. А еще он, скорее всего, влюблен в нее, и считает, что может надеяться на взаимность. Надеюсь только, что Тамара не разобьет ему сердце. Ясно как день, что в этом нелепом увальне она не видит никого, кроме друга.
- Оу кей! Договорились. Но никаких танцев и каблуков, - пожалуй, Фелеция будет рада тому, что наша дочь все же идет на танцы. У нее ведь будет отличная возможность пройтись с ней по магазинам и подобрать платье – я знал, жена давно об этом мечтала.

Да, все еще жена. Ввиду наличия у нас двух дочерей, одна из которых еще даже не ходит в детский сад, нам дали пару месяцев испытательного срока.
А в тот самый момент, когда моя дочь подвергалась атаке жалобных глаз и растерянного тона со стороны своего школьного приятеля, моя жена давала свой первый импровизированный концерт. Устав не получать признания, она просто вышла с гитарой на середину городского парка и сыграла все свои любимые мелодии. Ей даже заплатили за это – долларов десять или около того. По крайней мере, играла она не слишком громко, в отличие от тех, кто обычно устраивал там представления – местных рок-звезд и начинающих певцов. Мамочка с гитарой – а Фелеция выглядела, как типичная мамочка, это что-то новое.

Фелеция, как и предсказывал, немедленно повела Тамару по магазинам, стремясь примерить на нее все, что висело на вешалках. За всеми этими приготовлениями моя жена казалась такой юной и веселой, словно это она, а не Тамара, впервые собиралась на школьные танцы, собираясь быть там «самой красивой», и кавалер со скромным букетом должен был ждать у порога. Когда-то этим кавалером был я. Жалела ли она теперь, что тогда приняла мое приглашение? Помнится, именно с бала и начался наш роман.
Однако надеждам Фелеции не суждено было сбыться. У Тамары были другие планы, и она не собиралась от них отказываться.
- Мне прислали письмо их военного училища, - сказала она как-то за завтраком. Фелеция давно переехала в другую комнату и теперь старательно избегала встречаться со мной даже по утрам. – То есть, письмо, конечно, было на ваше имя, но я вскрыла его – вы ведь не против, потому что речь идет о моем обучении. Они согласны меня принять.

- Здорово.
Я хотел для моего дочери лучшего будущего, Фелеция тоже, но мы настолько по-разному видели его, что не могли прийти ни к какому решению, дождавшись, пока Тамара решит все сама.
- Я уезжаю завтра. Нужно еще сложить вещи.

- Завтра? – я нахмурился. Танцы были назначены на воскресенье, и ее вряд ли отпустят из училища на выходные. – А как же…
- Как же бал? Пап, не волнуйся. По правде говоря, я с самого начала не хотела туда идти. Учеба для меня важнее. Надеюсь, Данте не сильно на меня обидится. Я ведь еще не говорила ему, что уезжаю. Пап, давай сделаем так – я напишу письмо, а ты передашь ему вечером? Он ведь зайдет узнать, все ли в силе, но меня к этому времени уже не будет. Сделаешь это, ладно? Я попросила бы маму, но она не сможет передать письмо, не читая.
Я кивнул. Мне было даже жаль этого парня, но я предсказывал, что так однажды и случится. Тамара сбегала по крыльцу, легкая и беззаботная, в последний раз оглядывая дом. Она не будет скучать. По крайней мере, долго.

А я понимал, что буду скучать. По Тамара, по Фелеции, которая вот-вот получит документы о разводе и съедет, по Лесли, которая совершенно точно останется с матерью, но сейчас уже ничего не исправить. Вечером я встречался с Григорием, моим коллегой. Я должен был передать ему плеер, исправленный и починенный. Григорий, хоть и занимал важную должность, в технике не смылил ничего, зато так умел орать на солдат, что его взвод считался лучшим в части по вопросам дисциплины.
- Слышал, ты разводишься с женой, - начал он без предисловий. – Помнишь, ты упоминал об этом, когда мы зашли выпить по стаканчику? Кстати, как все прошло? Вас уже развели?

- Нет, то есть да, - я мялся, не испытывая желание говорить с кем-либо на эту тему. Григорий терпеливо ждал, пока я соберусь с мыслями, однако не собирался откладывать этот разговор, даже видя, как он мне неприятен. Да что за манера у этих «старых армейских друзей» - лезть в твою жизнь, когда ты их туда не звал? Сейчас еще советы давать начнет…

- Там много бумажной волокиты, - наконец признался я. – Но развод теперь – лишь вопрос времени. А что такое?
- Да ничего, - он пожал плечами, а затем добавил. – Раз у вас с Фелецией уже все, ты ведь не станешь возражать, если я приглашу ее куда-нибудь? Понимаешь, я ведь старый холостяк, и мне особенно не везет с женщинами. Но твоя жена – одна из самых милых особ, которых мне приходилось встречать.
Я опешил. Ну и прыть! Да он, похоже, давно положил на нее глаз, но соображения нашей дружбы его останавливали. А раз мы больше не женаты… то Фелеция – свободная и еще очень привлекательная женщина. Я не должен мешать ей строить свою судьбу.
- Не возражаю, - выпалил я, вручая ему коробку с техникой и спеша уйти. Тот факт, что он решил поговорить об этом со мной, не делал ситуацию более приятной. Но мне придется привыкнуть к тому, что теперь Фелеция сможет встречаться с другими мужчинами.

- Кстати, она любит итальянскую кухню и яблочный десерт. И гладиолусы. Обязательно купи ей букет.

*****

К моему стыду, Лесли проводила много времени в одиночестве. Я был слишком занят работой, а Фелеция с утра до ночи бегала по ратуше, собирая необходимые для нашего развода справки, так что наша дочь могла часами играть сама с собой. К Тамаре, помнится, мы были более внимательны, оно и не удивительно – первый ребенок еще безумно счастливых родителей, она была окружена заботой со всех сторон. Мы читали книги о воспитании детей и покупали ей развивающие игрушки, те самые которые сейчас служат единственной компанией для нашей младшей.

Я не знал, как на Лесли может отразиться наш развод. Понимает ли она, что происходит? За Тамару я не боялся – она взрослая и на редкость рассудительная даже для своего возраста. К тому же, она совсем скоро она, возможно, захочет уйти из родительского дома и создать собственную семью, хотя, думаю, что она не станет слишком с этим торопиться.
Фелеция, словно стремясь заполнить пустоту в душе, возникшую от предательства мужчины, влюбившегося в другую, полюбила вечеринки. И если раньше она, стоило гостям показаться на пороге, брала в руки гитару, то теперь ни на шаг не отпускала от себя младшую дочь, словно боясь, что и она вот-вот покинет ее, выпорхнет, словно птенец из гнезда.

Я беспокоился – не задушит ли она ребенка своей слепой материнской любовью? Особенно теперь, когда Тамара далеко, а муж уже почти получил статус «бывшего» и клеймо изменника на оставшуюся жизнь.
День, когда мне пришлось вновь взглянуть в лицо смерти, начинался как обычно. Я съел холодный завтрак, оставленный Фелецией на столе – несмотря на статус, она по-прежнему старалась выполнять бытовые обязанности жены вроде готовки и стирки, поправил форму и дождался машины – теперь на работу меня отвозил новенький Бьюик с личным шофером за рулем. Он был чудесным водилой с почти двадцатилетним стажем, но, учитывая обстоятельства, я бы предпочел хорошенькую девушку в военной форме. Хотя бы так. Секретарша мне все равно не полагалась, а с бумажной работой должен был справляться мой заместитель – тот еще зануда.
Раньше я думал о смерти как о чем-то, что не имело ко мне прямого отношения. Конечно, я не раз и не два видел Жнеца, однако почему-то считал, что тот станет приходить ко мне исключительно для бесед, а не потому, что когда-нибудь, возможно, скоро, придет и мой час. Может, поэтому я и не боялся испытаний, даже сев за штурвал военного истребителя. На базе готовилось большое шоу. Меня просили показать все, на что способен сей агрегат.

Я сел за штурвал с чувством светлым и легким. Я, черт, возьми, проделывал это уже сотни раз, так что с чего бы мне волноваться сейчас. Разница лишь в том, что у моей «мёртвой петли» будет чуть больше зрителей. Голос радиста в ушах едва слышен, но меня это не беспокоит. Подстраховка нужна лишь на крайний случай, а он маловероятен, если машина в порядке и пилот уверен в себе. А машина в порядке. Должна быть, тем более что мой зануда-заместитель проверил все накануне, а от его бдительного взора, усиленного очками в роговой оправе, не ускользнул бы ни одни винтик, оказавшийся не на своем месте.
Пульс в норме, сердце на секунду замирает, как и всегда перед стартом. Я взмываю в небо, подобно птице, под угрожающий рев мотора и одобрительные крики зрителей. И на кой они привели на базу столько зевак? Неужели собираются потом хвастаться своими достижениями перед прессой?
Я собран и спокоен. Машинальным, сотни раз обработанным движением нажимаю на нужные рычажки, представляя, как мой истребитель оставляет в небе извилистый, причудливый узор. Но что-то не так. Я чувствую это слишком поздно – машина уже набрала скорость. Посадить истребитель прямо сейчас мне уже не под силу.
Машина хрипит и фыркает, словно смертельно раненый зверь. Я продолжаю нажимать нужные кнопки, уговаривая мой самолет, словно живого человека, продержаться еще немного. Мы же сможем это. Мы молодцы. Голос в наушнике отчаянно хочет знать, что происходит. Я кратко обрисовываю ситуацию. «Это поломка», - констатирует он, но осекается. Сейчас не лучшее время сообщать мне. «Постарайтесь посадить самолет. Мы освободим полосу».
Беру ниже, спускаюсь. Зрители, разочарованные отсутствием обещанного шоу, в недоумении замолкают, но в моих ушах по-прежнему гул. На секунду перед мысленным взором возникает бесстрастное лицо в черном капюшоне. «Наше знакомство еще не дает тебе повода считать себя бессмертным, Шерлок. Но пока тебе везет». Дальше ничего не помню. Я пришел в себя уже на земле. Меня трясли за плечи, пожимали мне руки, поздравляли с тем, что я смог посадить самолет, несмотря на поломку. Кто-то в толпе испуганно прошептал «Это не могло быть случайностью». Я и сам знал. Не могло.

+0,5 балла за 50000 очков стремления у Фелеции

Итого: 11,75

Mary_Black · 19 Янв 2013

Закрыто по просьбе автора.

Поиск

Поиск

Династия Примроуз

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

k-pod

Проверенный

Mary_Black

Проверенный