Второе поколение
Запись 12
Запись 12
В моей жизни наступило счастливое время. Торренс пришел на следующий вечер, как мы и договаривались, и сразу же нашел общий язык с малышом Расселом. Они заигрались до полуночи, и я настоятельно просила Торренса дать Расселу поспать - ведь у малыша установлен режим, а его нарушение вредно для маленького организма. Тогда Торренс подхватил моего сына на руки и, театрально выпучив глаза и подняв вторую руку, символизируя изречение какой-то очень важной мысли, пропел:
-Наша мама - зануууудаааа.
-Занююююдяяяя - промяукал в ответ Рассел.
-Так, ну-ка хватит! - я старалась быть серьезной, но улыбка все равно проскальзывала на моем лице, - ты его сейчас научишь! И будет все время мне это говорить.
-Занюююдя, - в подтверждение моих слов засмеялся малыш.
Я взяла Рассела на руки и отнесла в его комнату. Ребенок долго сопротивлялся - ему хотелось побыть с дядей Торренсом еще немного. Пока я успокаивала Рассела, я думала о человеке, который сейчас ждет меня в моей гостиной. Я знаю его всего несколько минут, а он так ловко вписался в нашу с Расселом семью, будто был здесь, рядом со мной все время.
Я вернулась к Торренсу, когда малыш наконец угомонился. Хорошо, что он догадался снять с себя форму мастера. Хотя, может, это было и неплохо. Я представила эту картину: слесарь-сантехник приходит ко мне поздно вечером, потому что у меня течет кран. Классический сюжет немецкого кинематографа. Впрочем, я ведь его сюда позвала не чаи распивать и не болтать о погоде. Так что картина-то вполне правдива.
Я скромно присела на диван рядом с ним. С чего начать? Надо ведь как-то завести разговор. Но я не могла выдавить из себя ни слова. Я осматривала Торренса с головы до ног, хотя я, безусловно, понимала, как это неприлично - так откровенно пялиться. К счастью, он сам начал что-то рассказывать о работе, кажется - не помню, я не вслушивалась. Его мужественное скуластое лицо поглотило мое внимание. Крупные добрые глаза, массивный подбородок, и, о, какие чувственные губы. Как мне хотелось бы впиться в них зубами. Как бы мне хотелось чувствовать их на своем теле. Все ниже и ниже... Да очнись же! Похотливая самка, совсем сдурела. Если бы я могла, я бы шлепнула себя ладонью по щеке, чтобы прийти в чувство. Торренс, кажется, не заметил моего душевного разговора. Он стал рассказывать намного эмоциональнее, возможно, это был анекдот, ведь мой мастер на все руки улыбался. Я глупо хихикнула. А Торренс, между тем, для придания реалистичности своему рассказу, стал размахивать руками прямо перед моим лицом. Вот это руки. Нет, серьезно, ты только посмотри, какие руки. Тонкие, мускулистые руки. Такие жилистые, видна сеточка сосудов. Тонкие длинные пальцы. В детстве играл на пианино? Может, и сейчас играет. И наверняка он так здорово ими орудует. Ловкие цепкие. Да у него же идеальные руки. Ткань над моей грудью натянулась. И Торренс это заметил. Сейчас же вернитесь на место, эй, там внизу, вы меня слышите? Нам нельзя показывать ему ничего до поры до времени.
Я еле сдерживала себя, чтобы не опустить взгляд ниже. Когда он был в мешковатой форме, разглядеть ничего не удавалось, но сейчас Торренс был в обтягивающих штанцах. Я хочу посмотреть. Но не могу же я просто так взять и перевести взгляд туда. А, может, могу. Если сделать это сексуально, наверно, и не так глупо будет смотреться. Я слегка откинулась на спинку дивана, кокетливо изогнула бровь и скользнула взглядом вниз. ВОТ ЭТО ДА. Как все топорщится... Торренс, да тебя одолевают те же самые мысли, что и меня. Дура, а какие же мысли должны одолевать мужчину, которого ты позвала домой поздно вечером? Поймав взгляд Торренса, скользнувший по моей груди, я улыбнулась. Он тоже. Я только сейчас заметила, что он уже давно молчит. Нет, я больше не могу. Всему есть предел.
Я положила руку на сиденье дивана прямо перед своими коленями и оперлась на нее. Так я оказалась к Торренсу ближе, чем рассчитывала, но он этого ждал. Он тоже подался вперед, и это придало мне уверенности. Наши губы соединились.
Мне показалось, что я увидела космос. Может, меня затянула черная дыра? Мягкие, теплые губы снова встретили меня, но на этот раз они не были такими осторожными. Они были властными. Торренс целовался восхитительно. Он впивался в мои губы зубами, тонко чувствуя грань между болью и удовольствием. Он то покусывал, то посасывал, то облизывал мои губы. Да мои губы такого отродясь не испытывали. Торренс положил руку мне на колено. Поглаживает. А мое тело уже ноет от нетерпения. Торренс, не томи меня.
Я обхватила его голову руками и стала целоваться так страстно, как только могла. Пальцы запутывались в волнистых темных волосах Торренса, его смешная шапочка слетела с головы. Его руки прижимали меня к себе за талию, за спину, за ягодицы. Я придвинулась чуть ближе и под своим весом опустила его на диван. Торренсу такой расклад не понравился. Он ловко поменял положение, и теперь он был сверху. Я чувствовала себя придавленной и беззащитной. А он с вожделением меня разглядывал. Потом он опустился к моей шее и провел по ней языком. А руки, наконец, дотянулись до того, чего хотели весь вечер - до моей груди. Торренс нетерпеливо, рывками расстегивал пуговицы на моем платье. Я сладко постанывала от удовольствия. Неужели за столько лет я, наконец, почувствовала, что такое настоящий мужчина.
-Пойдем в душ, - прошептала я. Торренс кивнул. Мое платье валялось на диване рядом с его футболкой и штанами. Торренс взял меня на руки. Я вдруг вспомнила детство. Когда я заигрывалась и засыпала в гостиной, папа точно также брал меня на руки и относил в спальню. Возбуждение вдруг пропало, и меня с головой захлестнула нежность. Я прижалась к груди Торренса и затихла. Спокойствие. Долгожданное теплое спокойствие. Мой мастер на все руки остановился в нерешительности и одних трусах. Он присел на диван, все еще держа меня на руках. Я обняла его за талию. Он уткнулся лбом в мою макушку и ласково гладил меня по распущенным волосам. От него так приятно пахло. Деревьями, яблоками. И домашним печеньем. Хотя, может, я просто все это придумала. Да нет же, я же знаю, как пахнут деревья. И как пахнут яблоки - тоже. А вот она, эта нотка домашних печенюшек. Я тихо заплакала. Ну вот, все испортила. Он наверняка рассчитывал на бурное продолжение вечера, а я совсем раскисла. Торренс ничего не сказал. Он поднялся с дивана вместе со мной. Оглянулся по сторонам, подошел к ближайшей двери, открыл ее. Это библиотека. Закрыл дверь. Подошел к соседней, заглянул - музыкальная. Что он ищет? Спальню, должно быть. Ошибиться он больше не мог - оставалась одна-единственная дверь в коридор. Он направился прямо туда. Правда, в коридоре было еще несколько дверей. Он ни о чем меня не спрашивал - пошел наобум и открыл дверь в мою спальню. Положил меня на кровать. Видимо, наугад сунул руку под подушку и обнаружил там сложенную сорочку. Нежно и осторожно одел меня и накрыл одеялом. Ушел. Молча. Навсегда? Я свернулась калачиком. В соседней комнате посапывал Рассел. А я снова осталась одна. Я не хотела вставать с постели и проверять, ушел ли Торренс. Может, он вообще воришка, который хотел меня обокрасть - я ведь его совсем не знаю. Впрочем, мне в это не верилось. Да и было наплевать. Я не могла заснуть. Плакала. Но вдруг услышала тяжелое топанье. Торренс вернулся в мое комнату. Он не оделся - все так же был в своих зеленых трусах. От него пахло свежестью. Он принимал душ! Откинув одеяло с другой стороны кровати, он лег рядом со мной. Наши взгляды встретились. Он покровительственно поцеловал меня в лоб и прижал к себе. Мое сердце было готово вырваться наружу. Он здесь. Он не ушел. Он рядом со мной, мой Торренс. Заплаканные глаза слипались, мне было хорошо и спокойно. Я заснула сразу же.
Утром я проснулась одна. Торренса не было рядом. Я потрогала вторую половину кровати - еще теплая. Значит, он был со мной до утра. Я, не переодеваясь, прошла в кухню, потирая глаза. И вот он, мой Торренс, жарит оладьи нам на завтрак. Я остановилась в нерешительности. И что мне делать? Как мне себя с ним вести? Мы не проронили почти ни слова, но стали так близки, как никогда не были мы с Нейлом. Я бросила взгляд на диван. Все наши хаотично разбросанные вещи были аккуратно сложены. Торренс похозяйничал. Я мягкой поступью прошла на кухню, подошла к нему сзади и обняла его, прижавшись щекой к его мощной спине.
-С добрым утром! - очаровательно улыбнулся, оглянувшись на меня, мой мастер.
-С добрым...... "любимый" - последнее слова я не сказала вслух. Какая я глупая. Как девчонка, честное слово. А ведь уже тридцатник миновал. Разве можно вот так влюбиться за один вечер. Я о нем ничего не знаю. Я влюбилась в его внешность? Тогда это чушь собачья, а не влюбленность. Но это было не так. Внешность - это третьестепенная вещь. Я никогда ни с кем не чувствовала себя так спокойно и как будто бы на своем месте. Может, это и называется любовью?
Торренс выключил конфорку на плите и повернулся ко мне. Схватив меня за запястья, он притянул меня к себе, одновременно отодвигаясь от плиты, чтобы чего-нибудь не произошло. Торренс обнял мои щеки руками и поцеловал каждую из них. А потом губы. Я запротестовала, намертво их сжав. Мой мастер непонимающе смотрел на меня.
-Я еще не чистила зубы, - стыдливо заметила я.
Торренс расхохотался и снова меня поцеловал. Почему он ничего не говорит? О том, что было вчера. О том, что будет дальше. Да ничего, наверно, и не будет. Я уткнулась носом в его грудь. Он насквозь пропах оладьями. Его руки блуждали по моим не расчесанным спутавшимся волосам.
Я не заметила, как мы оказались в гостиной. Торренс гладил меня по волосам и ласково на меня смотрел. Это похоже на прекрасный сон.
-Наверно, я сплю, - я резко подняла голову. Эта фраза готова была слететь у меня с языка, но сказала ее не я. Торренс по-прежнему улыбался.
-Почему? - прохрипела я. Мое горло пересохло, как будто я несколько дней обходилась без воды.
-Я никогда раньше не готовил девушке оладьи.
Вот это поворот! А я думала, он скажет что-то вроде: потому что ты рядом. С другой стороны, может, его фраза говорит куда больше. Я одна такая, кому он готовил оладьи. Может, у него никогда не было девушки? Да нет, что за глупость. Были, конечно. Но завтрак он им не готовил. Это означает, что я не готовлю в отличие от его других девушек? Или он готовил другим, но не оладьи. Какая же я идиотка.
Мы позавтракали. Оладьи оказались очень вкусными. Тонкие, совершенно не жирные. Ммм, вкуснотища.
-Мне скоро нужно будет идти на работу. Я приму душ и пойду, - сказал Торренс, собирая тарелки со стола.
-Нет-нет, - я остановила его движением руки, - я сама уберу.
Торренс поставил посуду на стол и направился в сторону ванной. А я осталась за столом. Когда он проходил мимо, я все-таки взглянула на его трусы. И снова закраснелась. И снова загорелась. Он там хорошо со мной обошелся вчера. Нужно его отблагодарить. Да и потом, я ведь сама этого хотела. А вдруг он уже не хочет? Из-за того, что я расплакалась. Тогда почему же сразу не ушел. Да что я как подросток, в конце концов.
Я резко встала из-за стола. Стул жалобно заскрипел ножками по паркету. Я решительно направилась в сторону ванной. Торренс меня не заметил. Вода вовсю шумела, а он намыливался.
Я скинула платье и распахнула дверь в душевую кабинку. На меня сразу понеслись мелкие капельки воды. Торренс, смыв с лица мыльные следы, оглядел меня с ног до головы. Я была совершенно голая. Как и он. В его глазах зажегся огонек. Он улыбнулся и придвинулся к стенке, давая мне пройти. Я закрыла за собой дверь. Теплая вода струилась по моему телу, передо мной был мужчина, с которым прошлой ночью у меня была самая настоящая близость. Я была счастлива. Торренс ждал продолжения. Я прильнула к нему. Он был скользким от мыла и невероятно соблазнительным. Нежность уступила место страсти. Торренс не любил быть пассивным. Он прижал меня к соседней стенке душевой кабинки и стал покрывать мое тело поцелуями. Мои волосы намокли, ноги скользили по мыльному полу. Торренс ловким движением повернул меня к себе спиной и заставил опереться на стенку. В тот день он опоздал на работу.
Так и потекла наша размеренная жизнь. Рассел в детстве тянулся к Торренсу, но с возрастом стал становиться все враждебнее. Он знал, что Торренс не его родной отец, но счел, что крутить романы с другим мужчиной, когда где-то живет настоящий отец твоего ребенка неправильно. Наши отношения с сыном стали портиться. Торренс пытался найти с ним общий язык, но мальчишка всегда говорил о том, что Торренс просто приживается к нам, потому что мы богатые.
Все свободное время Рассел проводил подальше от нас - за своим лабораторным столом и алхимической установкой, которые мы с Торренсом подарили ему на день рождения.
С Торренсом мы жили весело. Вместе готовили, вместе спали, вместе ели и вместе мылись. Я понахваталась у него всяких приемов по починке компьютеров и кранов. И скоро могла сама починить любую вещь в доме.
Мы жили размеренной и тихой жизнью. Я была по-настоящему счастлива. Наши любовные поползновения не прошли бесследно - я ждала ребенка. Ребенка! От Торренса! От самого любимого человека в мире!
Жизнь так прекрасна.
-Наша мама - зануууудаааа.
-Занююююдяяяя - промяукал в ответ Рассел.
-Так, ну-ка хватит! - я старалась быть серьезной, но улыбка все равно проскальзывала на моем лице, - ты его сейчас научишь! И будет все время мне это говорить.
-Занюююдя, - в подтверждение моих слов засмеялся малыш.
Я взяла Рассела на руки и отнесла в его комнату. Ребенок долго сопротивлялся - ему хотелось побыть с дядей Торренсом еще немного. Пока я успокаивала Рассела, я думала о человеке, который сейчас ждет меня в моей гостиной. Я знаю его всего несколько минут, а он так ловко вписался в нашу с Расселом семью, будто был здесь, рядом со мной все время.
Я вернулась к Торренсу, когда малыш наконец угомонился. Хорошо, что он догадался снять с себя форму мастера. Хотя, может, это было и неплохо. Я представила эту картину: слесарь-сантехник приходит ко мне поздно вечером, потому что у меня течет кран. Классический сюжет немецкого кинематографа. Впрочем, я ведь его сюда позвала не чаи распивать и не болтать о погоде. Так что картина-то вполне правдива.
Я скромно присела на диван рядом с ним. С чего начать? Надо ведь как-то завести разговор. Но я не могла выдавить из себя ни слова. Я осматривала Торренса с головы до ног, хотя я, безусловно, понимала, как это неприлично - так откровенно пялиться. К счастью, он сам начал что-то рассказывать о работе, кажется - не помню, я не вслушивалась. Его мужественное скуластое лицо поглотило мое внимание. Крупные добрые глаза, массивный подбородок, и, о, какие чувственные губы. Как мне хотелось бы впиться в них зубами. Как бы мне хотелось чувствовать их на своем теле. Все ниже и ниже... Да очнись же! Похотливая самка, совсем сдурела. Если бы я могла, я бы шлепнула себя ладонью по щеке, чтобы прийти в чувство. Торренс, кажется, не заметил моего душевного разговора. Он стал рассказывать намного эмоциональнее, возможно, это был анекдот, ведь мой мастер на все руки улыбался. Я глупо хихикнула. А Торренс, между тем, для придания реалистичности своему рассказу, стал размахивать руками прямо перед моим лицом. Вот это руки. Нет, серьезно, ты только посмотри, какие руки. Тонкие, мускулистые руки. Такие жилистые, видна сеточка сосудов. Тонкие длинные пальцы. В детстве играл на пианино? Может, и сейчас играет. И наверняка он так здорово ими орудует. Ловкие цепкие. Да у него же идеальные руки. Ткань над моей грудью натянулась. И Торренс это заметил. Сейчас же вернитесь на место, эй, там внизу, вы меня слышите? Нам нельзя показывать ему ничего до поры до времени.
Я еле сдерживала себя, чтобы не опустить взгляд ниже. Когда он был в мешковатой форме, разглядеть ничего не удавалось, но сейчас Торренс был в обтягивающих штанцах. Я хочу посмотреть. Но не могу же я просто так взять и перевести взгляд туда. А, может, могу. Если сделать это сексуально, наверно, и не так глупо будет смотреться. Я слегка откинулась на спинку дивана, кокетливо изогнула бровь и скользнула взглядом вниз. ВОТ ЭТО ДА. Как все топорщится... Торренс, да тебя одолевают те же самые мысли, что и меня. Дура, а какие же мысли должны одолевать мужчину, которого ты позвала домой поздно вечером? Поймав взгляд Торренса, скользнувший по моей груди, я улыбнулась. Он тоже. Я только сейчас заметила, что он уже давно молчит. Нет, я больше не могу. Всему есть предел.
Я положила руку на сиденье дивана прямо перед своими коленями и оперлась на нее. Так я оказалась к Торренсу ближе, чем рассчитывала, но он этого ждал. Он тоже подался вперед, и это придало мне уверенности. Наши губы соединились.
Мне показалось, что я увидела космос. Может, меня затянула черная дыра? Мягкие, теплые губы снова встретили меня, но на этот раз они не были такими осторожными. Они были властными. Торренс целовался восхитительно. Он впивался в мои губы зубами, тонко чувствуя грань между болью и удовольствием. Он то покусывал, то посасывал, то облизывал мои губы. Да мои губы такого отродясь не испытывали. Торренс положил руку мне на колено. Поглаживает. А мое тело уже ноет от нетерпения. Торренс, не томи меня.
Я обхватила его голову руками и стала целоваться так страстно, как только могла. Пальцы запутывались в волнистых темных волосах Торренса, его смешная шапочка слетела с головы. Его руки прижимали меня к себе за талию, за спину, за ягодицы. Я придвинулась чуть ближе и под своим весом опустила его на диван. Торренсу такой расклад не понравился. Он ловко поменял положение, и теперь он был сверху. Я чувствовала себя придавленной и беззащитной. А он с вожделением меня разглядывал. Потом он опустился к моей шее и провел по ней языком. А руки, наконец, дотянулись до того, чего хотели весь вечер - до моей груди. Торренс нетерпеливо, рывками расстегивал пуговицы на моем платье. Я сладко постанывала от удовольствия. Неужели за столько лет я, наконец, почувствовала, что такое настоящий мужчина.
-Пойдем в душ, - прошептала я. Торренс кивнул. Мое платье валялось на диване рядом с его футболкой и штанами. Торренс взял меня на руки. Я вдруг вспомнила детство. Когда я заигрывалась и засыпала в гостиной, папа точно также брал меня на руки и относил в спальню. Возбуждение вдруг пропало, и меня с головой захлестнула нежность. Я прижалась к груди Торренса и затихла. Спокойствие. Долгожданное теплое спокойствие. Мой мастер на все руки остановился в нерешительности и одних трусах. Он присел на диван, все еще держа меня на руках. Я обняла его за талию. Он уткнулся лбом в мою макушку и ласково гладил меня по распущенным волосам. От него так приятно пахло. Деревьями, яблоками. И домашним печеньем. Хотя, может, я просто все это придумала. Да нет же, я же знаю, как пахнут деревья. И как пахнут яблоки - тоже. А вот она, эта нотка домашних печенюшек. Я тихо заплакала. Ну вот, все испортила. Он наверняка рассчитывал на бурное продолжение вечера, а я совсем раскисла. Торренс ничего не сказал. Он поднялся с дивана вместе со мной. Оглянулся по сторонам, подошел к ближайшей двери, открыл ее. Это библиотека. Закрыл дверь. Подошел к соседней, заглянул - музыкальная. Что он ищет? Спальню, должно быть. Ошибиться он больше не мог - оставалась одна-единственная дверь в коридор. Он направился прямо туда. Правда, в коридоре было еще несколько дверей. Он ни о чем меня не спрашивал - пошел наобум и открыл дверь в мою спальню. Положил меня на кровать. Видимо, наугад сунул руку под подушку и обнаружил там сложенную сорочку. Нежно и осторожно одел меня и накрыл одеялом. Ушел. Молча. Навсегда? Я свернулась калачиком. В соседней комнате посапывал Рассел. А я снова осталась одна. Я не хотела вставать с постели и проверять, ушел ли Торренс. Может, он вообще воришка, который хотел меня обокрасть - я ведь его совсем не знаю. Впрочем, мне в это не верилось. Да и было наплевать. Я не могла заснуть. Плакала. Но вдруг услышала тяжелое топанье. Торренс вернулся в мое комнату. Он не оделся - все так же был в своих зеленых трусах. От него пахло свежестью. Он принимал душ! Откинув одеяло с другой стороны кровати, он лег рядом со мной. Наши взгляды встретились. Он покровительственно поцеловал меня в лоб и прижал к себе. Мое сердце было готово вырваться наружу. Он здесь. Он не ушел. Он рядом со мной, мой Торренс. Заплаканные глаза слипались, мне было хорошо и спокойно. Я заснула сразу же.
Утром я проснулась одна. Торренса не было рядом. Я потрогала вторую половину кровати - еще теплая. Значит, он был со мной до утра. Я, не переодеваясь, прошла в кухню, потирая глаза. И вот он, мой Торренс, жарит оладьи нам на завтрак. Я остановилась в нерешительности. И что мне делать? Как мне себя с ним вести? Мы не проронили почти ни слова, но стали так близки, как никогда не были мы с Нейлом. Я бросила взгляд на диван. Все наши хаотично разбросанные вещи были аккуратно сложены. Торренс похозяйничал. Я мягкой поступью прошла на кухню, подошла к нему сзади и обняла его, прижавшись щекой к его мощной спине.
-С добрым утром! - очаровательно улыбнулся, оглянувшись на меня, мой мастер.
-С добрым...... "любимый" - последнее слова я не сказала вслух. Какая я глупая. Как девчонка, честное слово. А ведь уже тридцатник миновал. Разве можно вот так влюбиться за один вечер. Я о нем ничего не знаю. Я влюбилась в его внешность? Тогда это чушь собачья, а не влюбленность. Но это было не так. Внешность - это третьестепенная вещь. Я никогда ни с кем не чувствовала себя так спокойно и как будто бы на своем месте. Может, это и называется любовью?
Торренс выключил конфорку на плите и повернулся ко мне. Схватив меня за запястья, он притянул меня к себе, одновременно отодвигаясь от плиты, чтобы чего-нибудь не произошло. Торренс обнял мои щеки руками и поцеловал каждую из них. А потом губы. Я запротестовала, намертво их сжав. Мой мастер непонимающе смотрел на меня.
-Я еще не чистила зубы, - стыдливо заметила я.
Торренс расхохотался и снова меня поцеловал. Почему он ничего не говорит? О том, что было вчера. О том, что будет дальше. Да ничего, наверно, и не будет. Я уткнулась носом в его грудь. Он насквозь пропах оладьями. Его руки блуждали по моим не расчесанным спутавшимся волосам.
Я не заметила, как мы оказались в гостиной. Торренс гладил меня по волосам и ласково на меня смотрел. Это похоже на прекрасный сон.
-Наверно, я сплю, - я резко подняла голову. Эта фраза готова была слететь у меня с языка, но сказала ее не я. Торренс по-прежнему улыбался.
-Почему? - прохрипела я. Мое горло пересохло, как будто я несколько дней обходилась без воды.
-Я никогда раньше не готовил девушке оладьи.
Вот это поворот! А я думала, он скажет что-то вроде: потому что ты рядом. С другой стороны, может, его фраза говорит куда больше. Я одна такая, кому он готовил оладьи. Может, у него никогда не было девушки? Да нет, что за глупость. Были, конечно. Но завтрак он им не готовил. Это означает, что я не готовлю в отличие от его других девушек? Или он готовил другим, но не оладьи. Какая же я идиотка.
Мы позавтракали. Оладьи оказались очень вкусными. Тонкие, совершенно не жирные. Ммм, вкуснотища.
-Мне скоро нужно будет идти на работу. Я приму душ и пойду, - сказал Торренс, собирая тарелки со стола.
-Нет-нет, - я остановила его движением руки, - я сама уберу.
Торренс поставил посуду на стол и направился в сторону ванной. А я осталась за столом. Когда он проходил мимо, я все-таки взглянула на его трусы. И снова закраснелась. И снова загорелась. Он там хорошо со мной обошелся вчера. Нужно его отблагодарить. Да и потом, я ведь сама этого хотела. А вдруг он уже не хочет? Из-за того, что я расплакалась. Тогда почему же сразу не ушел. Да что я как подросток, в конце концов.
Я резко встала из-за стола. Стул жалобно заскрипел ножками по паркету. Я решительно направилась в сторону ванной. Торренс меня не заметил. Вода вовсю шумела, а он намыливался.
Я скинула платье и распахнула дверь в душевую кабинку. На меня сразу понеслись мелкие капельки воды. Торренс, смыв с лица мыльные следы, оглядел меня с ног до головы. Я была совершенно голая. Как и он. В его глазах зажегся огонек. Он улыбнулся и придвинулся к стенке, давая мне пройти. Я закрыла за собой дверь. Теплая вода струилась по моему телу, передо мной был мужчина, с которым прошлой ночью у меня была самая настоящая близость. Я была счастлива. Торренс ждал продолжения. Я прильнула к нему. Он был скользким от мыла и невероятно соблазнительным. Нежность уступила место страсти. Торренс не любил быть пассивным. Он прижал меня к соседней стенке душевой кабинки и стал покрывать мое тело поцелуями. Мои волосы намокли, ноги скользили по мыльному полу. Торренс ловким движением повернул меня к себе спиной и заставил опереться на стенку. В тот день он опоздал на работу.
Так и потекла наша размеренная жизнь. Рассел в детстве тянулся к Торренсу, но с возрастом стал становиться все враждебнее. Он знал, что Торренс не его родной отец, но счел, что крутить романы с другим мужчиной, когда где-то живет настоящий отец твоего ребенка неправильно. Наши отношения с сыном стали портиться. Торренс пытался найти с ним общий язык, но мальчишка всегда говорил о том, что Торренс просто приживается к нам, потому что мы богатые.
Все свободное время Рассел проводил подальше от нас - за своим лабораторным столом и алхимической установкой, которые мы с Торренсом подарили ему на день рождения.
С Торренсом мы жили весело. Вместе готовили, вместе спали, вместе ели и вместе мылись. Я понахваталась у него всяких приемов по починке компьютеров и кранов. И скоро могла сама починить любую вещь в доме.
Мы жили размеренной и тихой жизнью. Я была по-настоящему счастлива. Наши любовные поползновения не прошли бесследно - я ждала ребенка. Ребенка! От Торренса! От самого любимого человека в мире!
Жизнь так прекрасна.
От автора:
Надеюсь, меня здесь не поругают за такую откровенность. Честно говоря, когда я все это детально описывала, подумала, что могу с успехом писать эротические романы 
Баллы:
+0.25 за друга Торренса Меррей
+0.25 за полностью освоенный навык механики.
Итого: 9.75
+0.25 за полностью освоенный навык механики.
Итого: 9.75
