
Мы уселись за стол. Одна Полина к нам не присоединилась, ушла в соседнюю комнату кормить дочку.
Мама предложила и нам булочек с чаем, но все отказались. Мне кусок в горло сейчас бы не полез, хотя я и чувствовала, что раз уж мы вернулись и все здесь сидим, значит, всё не так плохо. Данил на вопрос о чае даже не отреагировал, сидел, опустив глаза, как будто сломалось в нём что-то. Мне хотелось растормошить его, прижать к себе, крикнуть отцу, мол, посмотри, что ты сделал, но я тоже молчала. Один папа не испытывал, кажется, никакого напряжения, он вальяжно восседал на стуле и в ответ на наш молчаливый отказ от булочек сказал:
- Это они сейчас есть не хотят, им любовь подавай. Ничего, посмотрим, как запоют месяца через два после свадьбы. Готовить Есения не умеет. Изголодаются, вспомнят родительские хлеба.
До меня как-то даже не сразу дошёл смысл сказанных слов. Я распахнула глаза и попыталась разглядеть в лице отца, что он имел в виду.
- Так значит, ты нас благословляешь?
- Наша фамилия не Капулетти, - усмехнулся он, - не надо делать из меня монстра. Я свои соображения высказал, к сказанному ранее мне добавить нечего. Если чувства ваши сильнее здравого смысла, мешать я не стану. И даже благословлю.
Я оглянулась на Данила, надеясь встретить свет радости в его глазах такой же, как в моих, но он сидел по-прежнему, потупив взор, бледный и неподвижный, как мраморное изваяние.
- У меня только одно условие, - снова заговорил отец, и я вздрогнула, как бы это одно условие не перечеркнуло всё. А то знаю я папу… Он обратился к Данилу, - скажи мне, как попал сюда? Если с помощью телепорта, признай и отдай.
Данил поднял на него глаза, хотел, видимо, что-то сказать, но только безмолвно шевельнул губами и отрицательно мотнул головой.
- Не скажешь? – настаивал отец.
И тут вместо Данила заговорил Елисей:
- Не скажет. Не может сказать, он обещал.
- Это я его сюда перенесла! – крикнула из соседней комнаты Полина. – То есть, не совсем я, но мои друзья-соплеменники. На летающей тарелке, как вы это называете.
Отец переглянулся с мамой и рассмеялся:
- Все против меня! Сговорились. Молодцы!
- Они против не тебя, - мягко возразила мама.
- А тайну из этого почему сделали?
- А вдруг ты и такой способ передвижения придумаешь, как пресечь, - ответил Елисей.
Все стали переговариваться, посмеиваться, только Данил сидел и всё так же молчал, в прежнем напряжении. Отец иногда бросал на него мимолётные взгляды, и мне стало казаться, что они двое знают что-то такое, чего не знаем мы все. Вдруг Данил повернулся ко мне и сказал:
- Есения, можно с тобой поговорить?
- Наедине, - добавил он и встал. – Извините.
Подал мне руку, помогая подняться со стула, и повлёк за собой. Мы вышли в сени, миновали крыльцо, он отпустил мою руку и пошёл вперёд. Куда-то. Будто спешил уйти от предстоящего разговора.
«О нет, нет, нет, - повторяла я про себя. – Что ты задумал?»
Мы всё шли и шли. Наконец, я не выдержала и спросила, стараясь говорить весело:
- Куда ты меня ведёшь?
Он остановился и обернулся в пол-оборота.
Ох, знаю я этот взгляд, взгляд мученика, готового к геройскому самопожертвованию. Сейчас опять начнёт говорить, что без него мне будет лучше и всё такое.
Я даже обдумать не успела, что собираюсь сделать, но прежде чем он начал говорить, нанесла упреждающий удар.
Буквально. Залепила ему звонкую пощёчину.
Он схватился за лицо и вперил в меня ошеломлённый взор. Ну, вот теперь совсем другой взгляд! Блеск в глазах опять появился.
- Полегчало? - осведомилась я, чувствуя, как злость во мне закипает.
- Внезапно да, - ответил он и вдруг улыбнулся. – Но больше так не делай, а то у меня щёк не хватит на всю супружескую жизнь.
И тут я почувствовала, что значит выражение «сменить гнев на милость», в душе потеплело, и вот я готова уже побить собственную руку, ударившую любимое лицо.
- Милый, - произнесла я и погладила его по пылающей щеке. – Я больше не буду.
- Так о чём ты хотел поговорить со мной? – игриво спросила я, поздно понимая, что совершаю очередную глупость, сама возвращаю его к тем мыслям, от которых так удачно отвлекла.
- О сомнениях…
- Сомневаешься, стоит ли жениться на девушке, которая стала бить тебя ещё до свадьбы? Что ж, давай присядем и поговорим об этом.
Я увлекла его на скамейку и дала волю чувствам, которые так долго сдерживала, стала целовать его глаза, скулы, губы. Губы. Целовались мы долго. Аргументы подействовали…
- Есения, я хочу жениться на тебе прямо здесь и сейчас, - жарко прошептал он, и по его горячему дыханию, биению сердца, затуманенному страстью взору, я поняла, что он как и я вот-вот потеряет голову.
- Ты больше не сомневаешься? – спросила я кокетливо.
- Лишь бы только ты не пожалела об этом… потом.
- Что бы ни было потом, сейчас я не могу без тебя жить, - заверила я. – Не сомневайся.
Он отстранился, перевёл дыхание, причесал пальцами волосы и сказал:
- Я хочу, чтобы всё было красиво. Чтобы так же, как там, только я, а не он стоял перед тобой, преклонив колени.
Я встала со скамейки, уколом в сердце почувствовав ту боль, которую ему причинила. Мне представился Винденбургский сад, вид на горы, голубое небо, белые перила, белый рояль, арка увитая цветами. Как бы мне хотелось повернуть время вспять, чтобы ответить Ричарду «нет», чтобы вообще не было там Ричарда.
- Есения, - я обернулась. И забыла обо всём. – Ты выйдешь за меня замуж?
- Да, - ответила я, и поспешила заверить, - честное слово!
Вот теперь кольцо великолепно смотрится рядом с браслетом!
Данил подхватил меня на руки.
- Унесу тебя сейчас к себе. И спрячу.
Но тут нас окликнул папа:
- Эй! Вы там поговорили? Может вместе теперь продолжим разговор? Нам вроде бы есть, что обсудить.
Данил поставил меня на землю, и мы смиренно пошли «продолжать разговор».
- Я полагаю, вы обсуждали, где будете жить после свадьбы, и как саму свадьбу лучше устроить, - начал отец. – Ну, так и что решили?
Коварный папа! Знает ведь, что мы ничего такого не обсуждали и ничего вообще не решали.
- Я думала, что как всегда, свадьбу здесь, у нас.
- Как всегда. Так говоришь, будто для тебя замуж выходить дело привычное, - шутливо заметил отец. И я снова испугалась, что Данила такие шутки могут больно ранить. Ох, папа, он всё-таки против нашей свадьбы, и это чувствуется, как бы он нас ни благословлял.
- Я имею в виду, что все наши родственники ведь здесь, вот под этой аркой, венчались. И хотела бы продолжить традицию.
- А ты что думаешь? – обратился отец к Данилу.
- Поддерживаю. Как человек, к сожалению не имеющий собственных семейных традиций, почту за честь стать частью ваших.
- Со свадьбой решили.
- Может быть, нам её пышно не праздновать? Никого не приглашать, – предложила я. – Чтобы не афишировать.
- Деточка! После ваших объятий и жарких поцелуев на глазах у всего народа, свадьбу необходимо афишировать! Я полагаю, что в каждом доме сейчас только и обсуждают ветреность нрава княжеской дочки. И прибавляют, что вся в отца. Не смотри так, да, мы с твоей мамой тоже были молодыми, я всё понимаю. И все были молодыми, все всё понимают, но нравы наши ты знаешь не хуже меня. А раз так, то скрывать очевидное просто глупо, себе во вред. - Он перевёл взгляд с меня на Данила. - Не забудь пригласить мать! – то ли посоветовал, то ли приказал ему. Тот посмотрел на отца так, будто ему предлагают подписать смертный приговор любимому человеку.
Может быть, так и есть.
- Она не придёт, - заверил отец. – Но пригласить её надо. Раз уж взялись за дело, будем делать его как следует.
- А если придёт? – прошептал Данил.
- Тогда её арестуют, и приведут приговор в исполнение. Чего ты так испугался? Не к смертной же казни она приговорена, а всего лишь к десяти годам тюремного заключения. У нас тюрьма знаешь какая, как санаторий! Есения не даст соврать. Но твоя мать не придёт. Ладно, не приглашай, в самом деле, вдруг она воспримет это как предательство с твоей стороны. Не надо. Я сам её приглашу.
Подошла мама, спросила разрешения присесть, отец широким жестом пригласил её.
- Принца Сан-Мишуно эта свадьба может оскорбить, конечно, но что поделать. Будем надеяться, на его благородство, которое он успел продемонстрировать. Теперь следующий вопрос, где вы собираетесь жить после свадьбы? Ты, помнится, переезжать не собирался и гражданство Руси принимать не хотел. А Есения не мыслит свою жизнь вне стен родного дома. По крайней мере, в том она уверяла своего бывшего жениха.
- Приму гражданство, - твёрдо произнёс Данил, игнорируя многочисленные упоминания Ричарда. – До свадьбы жить буду у отца. А после… как решите.
- Угу. Значит, здесь. Позволь спросить, а на что вы здесь будете жить? Я имею в виду деньги, как вы будете их зарабатывать? Понимаю, глядя на Есению, ты чувствуешь, будто сказочно богат, но одной любовью сыт не будешь. У нас тут правила жёсткие, налоги платят все, исключений ни для кого не делаем.
- Есения зарабатывать не умеет, - продолжил рассуждать отец. - Она неплохо играет на рояле, но не сочинила ни одной песни. Рисовать может, но не так, чтобы картины шли нарасхват. Её дохода не хватит даже на налоги. А все твои способности, гранты, научные достижения, насколько я понимаю, имеют ценность только там. У нас тут другая жизнь. Ты не рисуешь, не поёшь, не пишешь книг. Чем будешь зарабатывать?
- Лягушек размножать, - невозмутимо ответил Данил. Мне в его голосе послышался сарказм.
И я не ошиблась, потому что он вдруг улыбнулся и добавил:
- Вы правы, живя здесь, продолжать свою работу я не смогу. Вероятно. Но то, что я уже сделал, оплачивается весьма щедро, ежемесячно, вне зависимости от того, где я нахожусь. Мне платят за эксклюзивную лицензию на изобретение.
- Вот что. После свадьбы увози её, - вдруг велел отец, сменив тон со снисходительно-покровительственного на серьёзный. - Увози её куда угодно, но так, чтобы след простыл. Месяца на два. Потом, если всё будет в порядке, вернётесь.
- Папа! Ты о чём вообще?
- О медовом месяце твоём, - пропел отец, показывая, что объяснять он мне ничего не намерен. И снова обратился к Данилу, - ты понял меня?
- Да.
- Только не вези её туда, где живёшь сейчас.
- Конечно. Тот дом останется моей матери. Мне есть куда привезти Есению, не волнуйтесь.
Мама предложила и нам булочек с чаем, но все отказались. Мне кусок в горло сейчас бы не полез, хотя я и чувствовала, что раз уж мы вернулись и все здесь сидим, значит, всё не так плохо. Данил на вопрос о чае даже не отреагировал, сидел, опустив глаза, как будто сломалось в нём что-то. Мне хотелось растормошить его, прижать к себе, крикнуть отцу, мол, посмотри, что ты сделал, но я тоже молчала. Один папа не испытывал, кажется, никакого напряжения, он вальяжно восседал на стуле и в ответ на наш молчаливый отказ от булочек сказал:
- Это они сейчас есть не хотят, им любовь подавай. Ничего, посмотрим, как запоют месяца через два после свадьбы. Готовить Есения не умеет. Изголодаются, вспомнят родительские хлеба.

До меня как-то даже не сразу дошёл смысл сказанных слов. Я распахнула глаза и попыталась разглядеть в лице отца, что он имел в виду.
- Так значит, ты нас благословляешь?
- Наша фамилия не Капулетти, - усмехнулся он, - не надо делать из меня монстра. Я свои соображения высказал, к сказанному ранее мне добавить нечего. Если чувства ваши сильнее здравого смысла, мешать я не стану. И даже благословлю.
Я оглянулась на Данила, надеясь встретить свет радости в его глазах такой же, как в моих, но он сидел по-прежнему, потупив взор, бледный и неподвижный, как мраморное изваяние.
- У меня только одно условие, - снова заговорил отец, и я вздрогнула, как бы это одно условие не перечеркнуло всё. А то знаю я папу… Он обратился к Данилу, - скажи мне, как попал сюда? Если с помощью телепорта, признай и отдай.
Данил поднял на него глаза, хотел, видимо, что-то сказать, но только безмолвно шевельнул губами и отрицательно мотнул головой.
- Не скажешь? – настаивал отец.
И тут вместо Данила заговорил Елисей:
- Не скажет. Не может сказать, он обещал.
- Это я его сюда перенесла! – крикнула из соседней комнаты Полина. – То есть, не совсем я, но мои друзья-соплеменники. На летающей тарелке, как вы это называете.
Отец переглянулся с мамой и рассмеялся:
- Все против меня! Сговорились. Молодцы!
- Они против не тебя, - мягко возразила мама.

- А тайну из этого почему сделали?
- А вдруг ты и такой способ передвижения придумаешь, как пресечь, - ответил Елисей.
Все стали переговариваться, посмеиваться, только Данил сидел и всё так же молчал, в прежнем напряжении. Отец иногда бросал на него мимолётные взгляды, и мне стало казаться, что они двое знают что-то такое, чего не знаем мы все. Вдруг Данил повернулся ко мне и сказал:
- Есения, можно с тобой поговорить?

- Наедине, - добавил он и встал. – Извините.
Подал мне руку, помогая подняться со стула, и повлёк за собой. Мы вышли в сени, миновали крыльцо, он отпустил мою руку и пошёл вперёд. Куда-то. Будто спешил уйти от предстоящего разговора.
«О нет, нет, нет, - повторяла я про себя. – Что ты задумал?»
Мы всё шли и шли. Наконец, я не выдержала и спросила, стараясь говорить весело:
- Куда ты меня ведёшь?

Он остановился и обернулся в пол-оборота.

Ох, знаю я этот взгляд, взгляд мученика, готового к геройскому самопожертвованию. Сейчас опять начнёт говорить, что без него мне будет лучше и всё такое.
Я даже обдумать не успела, что собираюсь сделать, но прежде чем он начал говорить, нанесла упреждающий удар.

Буквально. Залепила ему звонкую пощёчину.

Он схватился за лицо и вперил в меня ошеломлённый взор. Ну, вот теперь совсем другой взгляд! Блеск в глазах опять появился.
- Полегчало? - осведомилась я, чувствуя, как злость во мне закипает.
- Внезапно да, - ответил он и вдруг улыбнулся. – Но больше так не делай, а то у меня щёк не хватит на всю супружескую жизнь.

И тут я почувствовала, что значит выражение «сменить гнев на милость», в душе потеплело, и вот я готова уже побить собственную руку, ударившую любимое лицо.
- Милый, - произнесла я и погладила его по пылающей щеке. – Я больше не буду.

- Так о чём ты хотел поговорить со мной? – игриво спросила я, поздно понимая, что совершаю очередную глупость, сама возвращаю его к тем мыслям, от которых так удачно отвлекла.
- О сомнениях…
- Сомневаешься, стоит ли жениться на девушке, которая стала бить тебя ещё до свадьбы? Что ж, давай присядем и поговорим об этом.
Я увлекла его на скамейку и дала волю чувствам, которые так долго сдерживала, стала целовать его глаза, скулы, губы. Губы. Целовались мы долго. Аргументы подействовали…

- Есения, я хочу жениться на тебе прямо здесь и сейчас, - жарко прошептал он, и по его горячему дыханию, биению сердца, затуманенному страстью взору, я поняла, что он как и я вот-вот потеряет голову.
- Ты больше не сомневаешься? – спросила я кокетливо.
- Лишь бы только ты не пожалела об этом… потом.
- Что бы ни было потом, сейчас я не могу без тебя жить, - заверила я. – Не сомневайся.
Он отстранился, перевёл дыхание, причесал пальцами волосы и сказал:
- Я хочу, чтобы всё было красиво. Чтобы так же, как там, только я, а не он стоял перед тобой, преклонив колени.
Я встала со скамейки, уколом в сердце почувствовав ту боль, которую ему причинила. Мне представился Винденбургский сад, вид на горы, голубое небо, белые перила, белый рояль, арка увитая цветами. Как бы мне хотелось повернуть время вспять, чтобы ответить Ричарду «нет», чтобы вообще не было там Ричарда.
- Есения, - я обернулась. И забыла обо всём. – Ты выйдешь за меня замуж?

- Да, - ответила я, и поспешила заверить, - честное слово!
Вот теперь кольцо великолепно смотрится рядом с браслетом!

Данил подхватил меня на руки.
- Унесу тебя сейчас к себе. И спрячу.

Но тут нас окликнул папа:
- Эй! Вы там поговорили? Может вместе теперь продолжим разговор? Нам вроде бы есть, что обсудить.
Данил поставил меня на землю, и мы смиренно пошли «продолжать разговор».

- Я полагаю, вы обсуждали, где будете жить после свадьбы, и как саму свадьбу лучше устроить, - начал отец. – Ну, так и что решили?
Коварный папа! Знает ведь, что мы ничего такого не обсуждали и ничего вообще не решали.
- Я думала, что как всегда, свадьбу здесь, у нас.
- Как всегда. Так говоришь, будто для тебя замуж выходить дело привычное, - шутливо заметил отец. И я снова испугалась, что Данила такие шутки могут больно ранить. Ох, папа, он всё-таки против нашей свадьбы, и это чувствуется, как бы он нас ни благословлял.
- Я имею в виду, что все наши родственники ведь здесь, вот под этой аркой, венчались. И хотела бы продолжить традицию.
- А ты что думаешь? – обратился отец к Данилу.

- Поддерживаю. Как человек, к сожалению не имеющий собственных семейных традиций, почту за честь стать частью ваших.
- Со свадьбой решили.
- Может быть, нам её пышно не праздновать? Никого не приглашать, – предложила я. – Чтобы не афишировать.
- Деточка! После ваших объятий и жарких поцелуев на глазах у всего народа, свадьбу необходимо афишировать! Я полагаю, что в каждом доме сейчас только и обсуждают ветреность нрава княжеской дочки. И прибавляют, что вся в отца. Не смотри так, да, мы с твоей мамой тоже были молодыми, я всё понимаю. И все были молодыми, все всё понимают, но нравы наши ты знаешь не хуже меня. А раз так, то скрывать очевидное просто глупо, себе во вред. - Он перевёл взгляд с меня на Данила. - Не забудь пригласить мать! – то ли посоветовал, то ли приказал ему. Тот посмотрел на отца так, будто ему предлагают подписать смертный приговор любимому человеку.
Может быть, так и есть.
- Она не придёт, - заверил отец. – Но пригласить её надо. Раз уж взялись за дело, будем делать его как следует.
- А если придёт? – прошептал Данил.
- Тогда её арестуют, и приведут приговор в исполнение. Чего ты так испугался? Не к смертной же казни она приговорена, а всего лишь к десяти годам тюремного заключения. У нас тюрьма знаешь какая, как санаторий! Есения не даст соврать. Но твоя мать не придёт. Ладно, не приглашай, в самом деле, вдруг она воспримет это как предательство с твоей стороны. Не надо. Я сам её приглашу.
Подошла мама, спросила разрешения присесть, отец широким жестом пригласил её.

- Принца Сан-Мишуно эта свадьба может оскорбить, конечно, но что поделать. Будем надеяться, на его благородство, которое он успел продемонстрировать. Теперь следующий вопрос, где вы собираетесь жить после свадьбы? Ты, помнится, переезжать не собирался и гражданство Руси принимать не хотел. А Есения не мыслит свою жизнь вне стен родного дома. По крайней мере, в том она уверяла своего бывшего жениха.
- Приму гражданство, - твёрдо произнёс Данил, игнорируя многочисленные упоминания Ричарда. – До свадьбы жить буду у отца. А после… как решите.
- Угу. Значит, здесь. Позволь спросить, а на что вы здесь будете жить? Я имею в виду деньги, как вы будете их зарабатывать? Понимаю, глядя на Есению, ты чувствуешь, будто сказочно богат, но одной любовью сыт не будешь. У нас тут правила жёсткие, налоги платят все, исключений ни для кого не делаем.

- Есения зарабатывать не умеет, - продолжил рассуждать отец. - Она неплохо играет на рояле, но не сочинила ни одной песни. Рисовать может, но не так, чтобы картины шли нарасхват. Её дохода не хватит даже на налоги. А все твои способности, гранты, научные достижения, насколько я понимаю, имеют ценность только там. У нас тут другая жизнь. Ты не рисуешь, не поёшь, не пишешь книг. Чем будешь зарабатывать?
- Лягушек размножать, - невозмутимо ответил Данил. Мне в его голосе послышался сарказм.

И я не ошиблась, потому что он вдруг улыбнулся и добавил:
- Вы правы, живя здесь, продолжать свою работу я не смогу. Вероятно. Но то, что я уже сделал, оплачивается весьма щедро, ежемесячно, вне зависимости от того, где я нахожусь. Мне платят за эксклюзивную лицензию на изобретение.

- Вот что. После свадьбы увози её, - вдруг велел отец, сменив тон со снисходительно-покровительственного на серьёзный. - Увози её куда угодно, но так, чтобы след простыл. Месяца на два. Потом, если всё будет в порядке, вернётесь.
- Папа! Ты о чём вообще?

- О медовом месяце твоём, - пропел отец, показывая, что объяснять он мне ничего не намерен. И снова обратился к Данилу, - ты понял меня?
- Да.
- Только не вези её туда, где живёшь сейчас.
- Конечно. Тот дом останется моей матери. Мне есть куда привезти Есению, не волнуйтесь.
Баллы: 137,25.