
Свой лес мы узнали сразу. Я возликовал, а Малика вся сжалась, пытаясь прикрыть себя руками, и запричитала:
- Я не успела переодеться! Я не могу в таком виде.
- Ты шикарно выглядишь!
Она упрямилась и потянула меня в кусты, чтобы спрятаться. Странная, в бесформенном цветастом тряпье ходить, значит, нормально, а в красивом, пусть и экзотическом, наряде, о котором сама же мечтала всю жизнь, ей неловко.
- Малика, не глупи, пошли домой! Мы так долго к этому стремились, нелепо теперь останавливаться только потому, что ты выглядишь как красавица из индийского кино.
Бесполезно. Ни в какую. Как упрямая ослица.
- Ладно! - сдался я. - Пошли к отшельнику, может у него найдётся для тебя заплатанный мешок из-под картошки, в котором тебе не будет неловко показаться на людях. Заодно поблагодарим.
Отшельник оказался мужиком предприимчивым, у него нашёлся сундук со всяким тряпьём, и он с удовольствием согласился выменять старенький сарафан с собачками, приглянувшийся Малике, и водолазку почти не тронутую молью на одну из найденных мной золотых омисканских тарелок. А также напомнил про обещанные семена фруктона и запретного плода. Вот жук! Но я был ему очень благодарен за то, что он открыл портал и позволил нам вернуться домой. Поэтому не пожалел тарелку и заверил, что помню про семена.
Очевидно, портал этот нужно срочно демонтировать. Я попытался помягче сказать об этом старику, не хотелось его огорчать и пугать после всего того, что он для нас сделал. Но старик не испугался, наоборот, заверил, что рад будет избавиться от этой штуковины и по такому случаю рабочих даже угостит чаем из своих душистых трав.
Из убежища отшельника мы выбрались в хорошем расположении духа. Малика вознамерилась бежать домой, но я напомнил, что надо сперва сообщить о себе и паспорта восстановить, это дело трёх минут, здесь в лесничестве. После этого мы сможем воспользоваться телепортом и окажемся дома гораздо быстрее, чем если побежим бегом.
- Руслан, спасибо тебе, - сказала она вдруг. - Я не верила, что сумею вернуться домой.
Ой-ой, как бы она не влюбилась в меня из чувства благодарности, в мои планы это не входит совершенно. Хотя, признаться, там, в храме, когда мы были с ней наедине, когда она нарядилась в сари и прибрала волосы, украсив их золотыми монистами, меня к ней влекло. Но… не для того, я чувствую, дана мне вторая жизнь.
Наше возвращение вызвало переполох, крики радости, поздравления. В лесничестве нам восстановили паспорта, маячки. Мы связались с родными, и тут на нас обрушилась страшная новость, похоронившая под собою всю ту радость, что мы сотворили вокруг своим возвращением.
Умерла мама Малики. Совсем немного не дождалась возвращения дочери*.
Лика выслушала эту весть стойко, только побледнела сильнее обычного. Вышла на негнущихся ногах и прямая, как струна, пошла куда-то в сторону опять же убежища отшельника.
Я догнал её и преградил дорогу.
- Ты куда?
- Хочу обратно. В храм. Буду его жрицей. Тебе не следовало уводить меня оттуда.
- Что за чушь ты несёшь?! - я заорал потому, что меня её слова неожиданно задели. Задели потому, что я сам испытывал желание вернуться, чувствовал странное притяжение к храму и боролся с ним, злился на это ощущение, а тут Малика вторит ему. - Я не отпущу тебя обратно, твоё место здесь.
- Где?! Я не могу вернуться домой! Моя мама умерла! Из-за меня. Сначала отец ушёл, сына забрал, она так переживала, что заболела. Я пошла в лес за целебными травами и тоже пропала. Она с горя умерла. Из-за меня! Куда мне возвращаться? Дома остался только дядя, мамин брат.
- Ты не знаешь его, не знаешь, какой он, он со свету меня сживёт. Он будет день и ночь напоминать, что я убила маму своей безответственностью. И всё общество будет твердить мне это! Потому что так оно и есть.
- Лика, перестань. Твоя мама болела, это правда. Но ты не виновата в её смерти.
Полились слёзы, началась истерика, мне приходилось силой держать её, обнимать, прижимать к себе, пока она не обессилила и не опустилась на землю. Я сел рядом. Стал рассказывать ей сказки, которые слышал в детстве от своего дяди Елисея. Сказки о дремучих лесах, о Лешем, о Бабе Яге в избушке на курьих ножках, о Кощее Бессмертном, об Илье Муромце, Соловье Разбойнике. Она заслушалась, легла на траву и стала разглядывать облака. Я тоже лёг и всё говорил-говорил...
После очередной сказки про Никитушку, который из горсти земли русской выращивал войско богатырское для борьбы с неприятелем, в возникшей паузе Малика вздохнула и заговорила сама, спокойно, без рыданий.
- Знаешь почему я побежала тогда? От тебя и твоих собак.
- Потому что испугалась очень.
- Да, испугалась, но побежала не останавливаясь не потому. Я просто не могла больше. Всю жизнь отец требовал от меня повиновения, заставлял быть такой, какой я быть не хотела. И мама его поддерживала, и меня просила слушаться. Мама боялась потерять отца. Мы делали всё, как ему нравилось. Но он всё равно ушёл, потому что нашёл себе женщину помоложе, и мама отказалась признавать вторую жену, не позволила ему привести её в дом. Тогда он бросил нас. Где справедливость? В школе я была изгоем, хотя никому не делала ничего плохого, просто одевалась не так, как все. Где справедливость? А потом ты… Из-за тебя я больше всего переживала, потому что ты тоже вёл себя несправедливо по отношению ко мне. Я так устала от всего этого. И собаки твои меня доконали. Я люблю собак, у меня сердце окунается в море нежности, когда вижу как они виляют хвостами, вижу их умные мохнаты морды, их глаза. Я люблю их, а они бросаются на меня и грозят разорвать. Мне было не столько страшно, сколько больно от такой несправедливости, я не могла больше этого выносить. И ведь ты сделал это намеренно, именно потому что знал, как я люблю их, поэтому стал натравливать на меня. Теперь всё как-то изменилось, отступило, исчезло, растворилось. Ты здесь, рядом со мной, и уже вроде бы не ненавидишь меня. А меня самой будто нет. Поэтому я хочу вернуться в храм, мне кажется, что я осталась там.
- Хорошо. Давай вернёмся вместе. Меня тоже, признаюсь, тянет туда. Но сначала немного отдохнём дома.
- У меня нет больше дома. Дом, в котором живёт брат моей матери, не мой дом. Там даже вещей моих нет, потому что там только то, что позволял мне отец, а того, что мне самой хотелось, у меня никогда не было. Мне некуда возвращаться.
- У тебя осталось одно важное дело по восстановлению справедливости, тебе надо подружиться с моими собаками, - серьёзно сказал я. - Пойдём ко мне. Мне надо повидаться с родными и тебе они тоже будут рады. Мама и сёстры не простят мне, если я, если мы с тобой, не вернёмся домой, а сразу рванём обратно в Сельвадораду.
Малика ещё немного поупрямилась, но всё же я её уговорил.
Дома меня уже ждали. А Малику нет.
- Мам, это та самая девушка, которую я искал. Малика. Она поживёт пока у нас.
- Эм… Я очень рада! - воскликнула мама как-то натянуто. - Только пожениться вам надо сначала.
Я растерялся, а потом понял и засмеялся.
- Нет, ты всё не так поняла. Жениться нам совсем не надо. Я не в том смысле её искал. Она поживёт у нас потому что ей больше негде. Недолго. Скоро мы уедем обратно в Сельвадораду.
- Что?! Руслан! Ты понимаешь, что говоришь? Какая Сельвадорада? Как это вы уедете? Вот так возьмёте и уедете? Только что вернулись и уже уедете? Опять? Вместе?! Женитесь сначала!
- Зачем нам жениться? Мы не хотим семью создавать. Мам, послушай… - я вкратце пересказал ей всё, что с нами случилось, опустив эмоциональную составляющую, ту часть, когда травил Малику, гнобил её и преследовал. Рассказал кратко о том, как она случайно попала в джунгли, как потерялась там, как я искал её и как нашёл, и рассказал, почему она теперь не может вернуться домой. Малика всё это время стояла рядом, не смея поднять глаз.
- Я уступлю ей свою комнату, а сам буду спать в палатке, мне не привыкать.
Маме происходящее явно не нравилось, но она сдалась.
- Пойдём, я покажу тебе комнату, - позвал я Малику и повёл за собой в дом.
Мы поднялись на второй этаж, я гостеприимно распахнул дверь своей маленькой уютной спальни и предложил девушке войти. Ситуация и правда складывалась какая-то чересчур романтичная. Спас девушку, привёл её в свой дом, в свою, чёрт возьми, спальню. Хоть правда женись.
- Красивая комната, - выдавила из себя моя… э… гостья.
- Раньше это была комната моей прабабушки, когда та была маленькая. Вернее, когда была молодая и вышла замуж, потом это стала комната мамы, а теперь комната мамы наверху, где была комната дядя Елисея. В соседней комнате, которая раньше была дедушки с бабушкой, теперь обосновалась Лада, а Лида вон там, за стенкой.
Вот зачем я вылил на неё всю эту информацию? От волнения, конечно. От неловкости момента.
- Ну, ладно, отдыхай. Я пойду. Мне к князю сходить нужно, отчитаться о проделанной работе да о портале рассказать, чтоб отправить туда мастеров демонтировать его.
- Зачем? Он нам так помог. Жизнь спас. Может, не надо его демонтировать?
- Надо. Он жизнь сначала чуть не погубил, потом спас. И не спас даже, а вернул всё, как было. Считай, справедливость восстановил, - проворчал я.
- Мы сейчас о портале говорим? - уточнила зачем-то Малика.
- Именно! О древнем портале, представляющем угрозу. Он ломает маячки, потому что был придуман до того, как эти самые маячки ввели в обиход. У него точность переброски аховая. Пользоваться им опасно. Лучше на его месте собрать новый. Всё, я пошёл.
- Подожди.
Я сел обратно.
- Твоя мама права, - произнесла она тихо.
- В том смысле, что нам надо пожениться?
Девушка смутилась так, что я пожалел о высказанной шутке. Хотел обстановку разрядить, а получилось как обычно.
- Нет… В том смысле, что это неправильно. Неправильно, что я здесь.
- Слушай. - Я обнял её и прижал к себе. - Если хочешь, давай правда поженимся? Просто чтоб никто не приставал.
- С ума сошёл? А как же твоя Эвридика?
- Эвридика? Вот чёрт! - я забыл совсем про Эвридику! Вернее, про Алку. Когда в последний раз звонил домой, мама сказала, что у Алки какие-то проблемы из-за «этой моей Эвридики». - Извини, Лика, мне надо бежать.
- Конечно.
- Я не успела переодеться! Я не могу в таком виде.
- Ты шикарно выглядишь!
Она упрямилась и потянула меня в кусты, чтобы спрятаться. Странная, в бесформенном цветастом тряпье ходить, значит, нормально, а в красивом, пусть и экзотическом, наряде, о котором сама же мечтала всю жизнь, ей неловко.
- Малика, не глупи, пошли домой! Мы так долго к этому стремились, нелепо теперь останавливаться только потому, что ты выглядишь как красавица из индийского кино.
Бесполезно. Ни в какую. Как упрямая ослица.
- Ладно! - сдался я. - Пошли к отшельнику, может у него найдётся для тебя заплатанный мешок из-под картошки, в котором тебе не будет неловко показаться на людях. Заодно поблагодарим.

Отшельник оказался мужиком предприимчивым, у него нашёлся сундук со всяким тряпьём, и он с удовольствием согласился выменять старенький сарафан с собачками, приглянувшийся Малике, и водолазку почти не тронутую молью на одну из найденных мной золотых омисканских тарелок. А также напомнил про обещанные семена фруктона и запретного плода. Вот жук! Но я был ему очень благодарен за то, что он открыл портал и позволил нам вернуться домой. Поэтому не пожалел тарелку и заверил, что помню про семена.
Очевидно, портал этот нужно срочно демонтировать. Я попытался помягче сказать об этом старику, не хотелось его огорчать и пугать после всего того, что он для нас сделал. Но старик не испугался, наоборот, заверил, что рад будет избавиться от этой штуковины и по такому случаю рабочих даже угостит чаем из своих душистых трав.
Из убежища отшельника мы выбрались в хорошем расположении духа. Малика вознамерилась бежать домой, но я напомнил, что надо сперва сообщить о себе и паспорта восстановить, это дело трёх минут, здесь в лесничестве. После этого мы сможем воспользоваться телепортом и окажемся дома гораздо быстрее, чем если побежим бегом.

- Руслан, спасибо тебе, - сказала она вдруг. - Я не верила, что сумею вернуться домой.

Ой-ой, как бы она не влюбилась в меня из чувства благодарности, в мои планы это не входит совершенно. Хотя, признаться, там, в храме, когда мы были с ней наедине, когда она нарядилась в сари и прибрала волосы, украсив их золотыми монистами, меня к ней влекло. Но… не для того, я чувствую, дана мне вторая жизнь.
Наше возвращение вызвало переполох, крики радости, поздравления. В лесничестве нам восстановили паспорта, маячки. Мы связались с родными, и тут на нас обрушилась страшная новость, похоронившая под собою всю ту радость, что мы сотворили вокруг своим возвращением.

Умерла мама Малики. Совсем немного не дождалась возвращения дочери*.
Лика выслушала эту весть стойко, только побледнела сильнее обычного. Вышла на негнущихся ногах и прямая, как струна, пошла куда-то в сторону опять же убежища отшельника.
Я догнал её и преградил дорогу.
- Ты куда?

- Хочу обратно. В храм. Буду его жрицей. Тебе не следовало уводить меня оттуда.
- Что за чушь ты несёшь?! - я заорал потому, что меня её слова неожиданно задели. Задели потому, что я сам испытывал желание вернуться, чувствовал странное притяжение к храму и боролся с ним, злился на это ощущение, а тут Малика вторит ему. - Я не отпущу тебя обратно, твоё место здесь.
- Где?! Я не могу вернуться домой! Моя мама умерла! Из-за меня. Сначала отец ушёл, сына забрал, она так переживала, что заболела. Я пошла в лес за целебными травами и тоже пропала. Она с горя умерла. Из-за меня! Куда мне возвращаться? Дома остался только дядя, мамин брат.

- Ты не знаешь его, не знаешь, какой он, он со свету меня сживёт. Он будет день и ночь напоминать, что я убила маму своей безответственностью. И всё общество будет твердить мне это! Потому что так оно и есть.
- Лика, перестань. Твоя мама болела, это правда. Но ты не виновата в её смерти.
Полились слёзы, началась истерика, мне приходилось силой держать её, обнимать, прижимать к себе, пока она не обессилила и не опустилась на землю. Я сел рядом. Стал рассказывать ей сказки, которые слышал в детстве от своего дяди Елисея. Сказки о дремучих лесах, о Лешем, о Бабе Яге в избушке на курьих ножках, о Кощее Бессмертном, об Илье Муромце, Соловье Разбойнике. Она заслушалась, легла на траву и стала разглядывать облака. Я тоже лёг и всё говорил-говорил...

После очередной сказки про Никитушку, который из горсти земли русской выращивал войско богатырское для борьбы с неприятелем, в возникшей паузе Малика вздохнула и заговорила сама, спокойно, без рыданий.
- Знаешь почему я побежала тогда? От тебя и твоих собак.
- Потому что испугалась очень.
- Да, испугалась, но побежала не останавливаясь не потому. Я просто не могла больше. Всю жизнь отец требовал от меня повиновения, заставлял быть такой, какой я быть не хотела. И мама его поддерживала, и меня просила слушаться. Мама боялась потерять отца. Мы делали всё, как ему нравилось. Но он всё равно ушёл, потому что нашёл себе женщину помоложе, и мама отказалась признавать вторую жену, не позволила ему привести её в дом. Тогда он бросил нас. Где справедливость? В школе я была изгоем, хотя никому не делала ничего плохого, просто одевалась не так, как все. Где справедливость? А потом ты… Из-за тебя я больше всего переживала, потому что ты тоже вёл себя несправедливо по отношению ко мне. Я так устала от всего этого. И собаки твои меня доконали. Я люблю собак, у меня сердце окунается в море нежности, когда вижу как они виляют хвостами, вижу их умные мохнаты морды, их глаза. Я люблю их, а они бросаются на меня и грозят разорвать. Мне было не столько страшно, сколько больно от такой несправедливости, я не могла больше этого выносить. И ведь ты сделал это намеренно, именно потому что знал, как я люблю их, поэтому стал натравливать на меня. Теперь всё как-то изменилось, отступило, исчезло, растворилось. Ты здесь, рядом со мной, и уже вроде бы не ненавидишь меня. А меня самой будто нет. Поэтому я хочу вернуться в храм, мне кажется, что я осталась там.
- Хорошо. Давай вернёмся вместе. Меня тоже, признаюсь, тянет туда. Но сначала немного отдохнём дома.
- У меня нет больше дома. Дом, в котором живёт брат моей матери, не мой дом. Там даже вещей моих нет, потому что там только то, что позволял мне отец, а того, что мне самой хотелось, у меня никогда не было. Мне некуда возвращаться.
- У тебя осталось одно важное дело по восстановлению справедливости, тебе надо подружиться с моими собаками, - серьёзно сказал я. - Пойдём ко мне. Мне надо повидаться с родными и тебе они тоже будут рады. Мама и сёстры не простят мне, если я, если мы с тобой, не вернёмся домой, а сразу рванём обратно в Сельвадораду.
Малика ещё немного поупрямилась, но всё же я её уговорил.

Дома меня уже ждали. А Малику нет.

- Мам, это та самая девушка, которую я искал. Малика. Она поживёт пока у нас.

- Эм… Я очень рада! - воскликнула мама как-то натянуто. - Только пожениться вам надо сначала.
Я растерялся, а потом понял и засмеялся.
- Нет, ты всё не так поняла. Жениться нам совсем не надо. Я не в том смысле её искал. Она поживёт у нас потому что ей больше негде. Недолго. Скоро мы уедем обратно в Сельвадораду.

- Что?! Руслан! Ты понимаешь, что говоришь? Какая Сельвадорада? Как это вы уедете? Вот так возьмёте и уедете? Только что вернулись и уже уедете? Опять? Вместе?! Женитесь сначала!
- Зачем нам жениться? Мы не хотим семью создавать. Мам, послушай… - я вкратце пересказал ей всё, что с нами случилось, опустив эмоциональную составляющую, ту часть, когда травил Малику, гнобил её и преследовал. Рассказал кратко о том, как она случайно попала в джунгли, как потерялась там, как я искал её и как нашёл, и рассказал, почему она теперь не может вернуться домой. Малика всё это время стояла рядом, не смея поднять глаз.

- Я уступлю ей свою комнату, а сам буду спать в палатке, мне не привыкать.
Маме происходящее явно не нравилось, но она сдалась.
- Пойдём, я покажу тебе комнату, - позвал я Малику и повёл за собой в дом.
Мы поднялись на второй этаж, я гостеприимно распахнул дверь своей маленькой уютной спальни и предложил девушке войти. Ситуация и правда складывалась какая-то чересчур романтичная. Спас девушку, привёл её в свой дом, в свою, чёрт возьми, спальню. Хоть правда женись.

- Красивая комната, - выдавила из себя моя… э… гостья.
- Раньше это была комната моей прабабушки, когда та была маленькая. Вернее, когда была молодая и вышла замуж, потом это стала комната мамы, а теперь комната мамы наверху, где была комната дядя Елисея. В соседней комнате, которая раньше была дедушки с бабушкой, теперь обосновалась Лада, а Лида вон там, за стенкой.
Вот зачем я вылил на неё всю эту информацию? От волнения, конечно. От неловкости момента.
- Ну, ладно, отдыхай. Я пойду. Мне к князю сходить нужно, отчитаться о проделанной работе да о портале рассказать, чтоб отправить туда мастеров демонтировать его.
- Зачем? Он нам так помог. Жизнь спас. Может, не надо его демонтировать?

- Надо. Он жизнь сначала чуть не погубил, потом спас. И не спас даже, а вернул всё, как было. Считай, справедливость восстановил, - проворчал я.
- Мы сейчас о портале говорим? - уточнила зачем-то Малика.
- Именно! О древнем портале, представляющем угрозу. Он ломает маячки, потому что был придуман до того, как эти самые маячки ввели в обиход. У него точность переброски аховая. Пользоваться им опасно. Лучше на его месте собрать новый. Всё, я пошёл.
- Подожди.
Я сел обратно.
- Твоя мама права, - произнесла она тихо.
- В том смысле, что нам надо пожениться?
Девушка смутилась так, что я пожалел о высказанной шутке. Хотел обстановку разрядить, а получилось как обычно.
- Нет… В том смысле, что это неправильно. Неправильно, что я здесь.
- Слушай. - Я обнял её и прижал к себе. - Если хочешь, давай правда поженимся? Просто чтоб никто не приставал.

- С ума сошёл? А как же твоя Эвридика?
- Эвридика? Вот чёрт! - я забыл совсем про Эвридику! Вернее, про Алку. Когда в последний раз звонил домой, мама сказала, что у Алки какие-то проблемы из-за «этой моей Эвридики». - Извини, Лика, мне надо бежать.
- Конечно.

* Мы правда очень хотели застать Милану живой. Накануне вечером она ещё была жива, я проверяла. Получается, что мы в самом деле не успели чуть-чуть.

Баллы: 236,25.