Я свалился и пошёл выходить, чтобы понять про эту странную штуку. Неужто напутал чего? А как иначе оно может быть? Враз за тройку часов не вырастают новые холмы.
Выйти мне было не суждено: только я распахнул дверь, как сразу в квартирку запёрлись недавний рыжий с какой-то бабкой.
- Я, Пневми, экономкой твоей буду. Ну же, мальчики, пожмите друг другу ручки и не ссорьтесь! Бо, не кривись! - приторно выдала бабка. После этого ничего не хотелось, кроме как ссориться с этим Бо до помрачения башки. Чуялось, что она не отстанет, а потому руку этому типу я всё же пожал. И он не сопротивлялся бабке. Видно умеет она задалбывать, когда оно нужно.
Только мы разжали руки, бабка сунула этому Бо здоровенный чемодан. Он вывалил его содержимое, достал странное пианино и поставил мне посерёд комнаты. На том и свалил, а бабка осталась. И принялась наяривать на пианино занятную музыку. Уши от неё не вяли, но странная она была, как есть странная.
- Ну что, Блэки, вызовем мистера Пропера? Ты только подпой мне и подтанцуй.
Музыкой вызывать кого? Неужто чёрный маг какой? С виду дурковатая бабка, и не больше. Больно мне на сатану хотелось глянуть, любопытство меня взяло, хоть и грех это, и танцевать мне, мужику, стыдоба.
- Отлично, под "Калипсо"* он лучше всего идёт, - улыбнулась бабка, и, довольная, взялась за ведро с щёткой и принялась оттирать строительную грязь отовсюда. Так я и не понял, с чего ж она довольна. Вызов не удался же, как я разумею.
Пару дней уже с ней живу. Дрянно она готовит, кормит меня гадостью всякою, что и есть-то не хочется, но не голодовать же.
Но рубах понабрала мне, за что ей спасибо. Да и куда веселей с команией. Я поначалу думал, что ошибка какая, ну откуда мне экономку возьмут, кто я есть? Однако бабка задержалась, документы свои припёрла и пожитки. И вправду меня так приняли гостеприимно в этом городе, что аж вон как тратятся. Ни гроша за экономку с меня не стребовали.
А вызнавать насчёт холма я и думать пока забыл. Успеется, мне ж отсидеться так или иначе тут надо. Виолетта(бабкино имечко) про это говорила: "Много будешь лениться в делах - душа жиром заплывёт. Я бы тебе могла рассказать многое, но сейчас ты и слушать не станешь. Твоё дело, взрослый ведь мужик, живи как хочется, аппатируй вволю."
Чуял я, что неладно что-то, и с холмом прыгающим, и с людьми такими добрыми: и не плачу за жильё ничего, и при экономке. Ну его, это во мне говорит дьявол, учит не верить людям. Покуда не обманут, отчего ж не верить, если по-человечески к тебе? Этим всю доброту в народе легче лёгкого и убить - неверой в неё.
Виолетта в экономки-то пошла, потому что была на мели. Раньше в госаппарате работала, а нынче сделалась никем. Муж у неё давненько был, и хороший, а сын и внук не хотят бабку у себя видеть. Я им морды набить порывался, только она про это проболталась, но она не сказала, где они обретаются. Редко она про себя говорила, всё больше ересь какую, про электронику и синтезаторы, да меня слушала с моими историями. А когда обмолвилась, то от неё такой сквознуло тоской из глаз, что я потом долго голову ломал: не наигранны ли все эти её улыбки и лёгкость, которыми она жила? Но ничего ей не говорил про это, ей может и без меня несладко с такой несправедливостью. Только пообещал, что разбогатею и её озолочу, как верного первого друга, но она меня с этим послала.
И в готовке ничего ей не критиковал, так что она не совершенствовалась. Начал я на стороне подкрепляться, рыбными деликатесами, что в фургончике, по городу курсирующему, продавались в изобилии.
А на всякое такое, да и другие мелочи, денежку было надо...
У Виолетты не возьмёшь, женщина она вроде как. Пусть похожа здорово на хорошенько жёваного бульдога и не особенно мила характером, ну и что с того, всё равно не дело это.
Только взять - одно дело, а найти себе пристойное занятие через неё - другое. Без всякой моей просьбы она мне такое сыскала, а может я как-то обмолвился о своих мыслях, зачем с друзьями следить за речами. С пристойным я погорячился, но занятие у меня теперича было.
Причём сговорилась она с тамошними начальниками с расстояния, но без всяких новомодных штучек навроде телефонов, а с помощью плоского чёрного коробка. Из чего эта пакость делалась, я не узнал: не стоило трогать, я всегда в материалах разбирался, пробуя их инструментом разным и кулаком на крепость, зажимая, ощупывая и иногда поджигая, коробок мог такого испытания и не вынесть. Бабке я нудил про это, но она отмахнулась, говоря, что ничего не знает про диковину, кроме как связаться по ней, и чтоб я, с таким пытливым умом, шёл в научный институт. Говорила про научный институт, но по тону послать хотела совсем не в него, а просто. Глупая она: как можно в новых штуках не разобраться, не заинтересоваться ими, разве таким растением быть приятно?
Только в сравнении с моими бабками она не худа, те в маразмы впадали, пусть и жилось им краше, а с нею занятно. Я отметил, что под музыку жить куда веселее. Прыгнешь на турник, чтоб потом когда впечатлить здешних военников, своей статью, а она наяривает на пианино.
И падать под музыку не так дурно и не обидно. Не зря её люди придумали, а в деревне я в ней пользы не чаял. Обыкновенно Виолетта только тренькала, изредка начинала в лад петь, а то и петь без аккомпанемента. Всякое, иногда на других языках, а потом переводила. Больно много смысла было в словах, меня поначалу интересовало, к чему всё это, но отчаялся вконец-то понять и успокоился на том.
Скучновато с бабкой вдвоём, хотелось бы кого повидать ещё, да и делать нечего в ожидании работы. Мышцы я не перетруживать стараюсь, а больше что тут творить? Музыка тут не помощник, она не руки занимает, а башку. Я от того и хочу как раз уйти. Так уж устроен, что только руки освободятся, так сразу давай мудрёные мысли в голову сквозить. А от мудрёности только сплошь печали, красота - она в простоте. Только задумаешься, как сразу всё делается худо.
Да и Виолетта одинока больно. Звонит ей сестра по новомодному телефону, а она трубки не берёт и лицо делается у неё, будто лимон ядрёный раскусила.
По этому делу она говорит: "Она - лишь старуха, хоть и жить ей теперь долго... Очень долго. Долгая жизнь ума не вправит. Все старухи только и делают, что бахвалятся своим превосходством мудрости над молодыми, и не видят, как это превосходство призрачно. И прошлым живут, словно уже в могиле очутились и не могут ни единым членом двинуть, остаётся лишь вспоминать. А мне хватает мозгов на то, чтобы понять, что старость из дурака умника не сделает, и Томми Эдисон - без него ни ТиВи бы не было, ни синтезатора с электронкой - в пятнадцать лет был мозговитее меня. И дел наворотить ещё могу, пока не прикована к постели."
Поймал я её на этом, попросил сводить меня тут куда, чтоб наворотить чего. Она в ту же ночь и свела, в бар. Нас с нею там обозвали не пойми кем и попросили выместься, но Виолетта отвлекла бугая на входе и я пролез внутрь.
Только влетел - и обалдел. Забился я ровненько в угол, чтоб не нашли, и отсюда ещё контрастнее было: в углу темень, как и надо в ночи, а посередине свет и все пляшут.
Дрыгались они, как будто вилами раскалёнными пырнули. Музыка была примитивная, не сравнить с Виолеттиной.
Мне и не судьба была там надолго задержаться: залетел в залу бугай с бабкой моей за плечом. Говорит, чтоб я выходил, а я не хочу. Стал с ним бороться, заборол, но дружки его набежали и вытолкнули. Обидно было так пролететь, но чуток я им там всякой снеди покурочил в разборках, и то ладно.
И вот стоял я опять при входе, горевал от бабкиных речей этому мужику, что мол не со зла я, простить нас с нею надо. Тут меня кто-то тронул за плечо, я оборотился и встретился с только что плясавшим мужиком. Лощёный тип, явно зажиточный.
- Очаровательно Вы скрасили вечеринку, - он говорил бархатисто, щурился, улыбался, но неискренне, - имя?
- Пневмоблэк.
- О... Вот таких забавных людей нам и не достаёт.
И вроде бы ничего не сказал эдакого, а вокруг нас кружил всякий люд, бабы за ним вились... Будто того стоят прилизанные волосы. Рассосалась толпа, и я попытался сунуться обратно в бар, со мной же такая шишка заговорила, но бугай мне проходу не открывал и молчал, даже не поворотясь в мою сторону. Будто глухой напрочь. Дрыхнуть ужасно хотелось, и я поискал глазами бабку, чтоб с ней пойти, а её след простыл. Без меня, выходит, ушла, заскучала. Стыдно сделалось, что я так обошёлся с единственным тутошним другом. Стоят все эти незнакомые чванливые люди обиды Виолетты?! Буду теперь питаться её стряпнёй, страдать, пока не простит. А сейчас - спать, завтра первый рабочий день.
День этот завершился худо. Не выгнали меня, но никакого впечатления не произвёл. Дурак дураком был, и чистил без... энтузиазма. Недоспал с этими барами, но хоть всегда при деле, как мне и нравится. Вышел уже никакой, глянуть при казармах было на что, но ничего кроме спанья меня не интересовало.
Ехать было далеко, и меня повезли до дому на машине. Весь город я прочертил, и везде - машины! Не такие, как нашенские, но я признал, что это машины; да и нашенские я-то видел только на фотках. Да и чёрт с ними, лишь бы поспать.
Проснулся от света, что бил в окно. Ночь, а город запестрел.
Ведь не может так быть, верно? Были б машины тут тучей те, нашенские, я б не удивился. Но не такие же, простенькие. И лифты другие, а я и те, что были, редко когда не на картинках видел... Огни всюду... Одежды другие? Как такой прогресс может быть? Глядел я, и всплыли слова, что пела Виолетта:
Пурпурный туман застит мне глаза...
Не знаю, день ли сейчас или ночь:
Видишь - мой разум покидает меня вместе с дымом ...
Завтрашний ли это день? День ли конца мира?**
