Воспитанием невольников занялся Виктор, матушка сразу же отправилась на свою половину - отдыхать. А я прикупил на рынке огромный амбарный замок, повешу на тайный люк в кустах, что бы Хоши туда не шныряли. Не хватало еще, что бы мой раб прикладывался к бутылке, пока я не вижу. К тому же, я заметил, как посветлело лицо Хельми, когда мы входили в Финиковый дом, но ни словом, ни жестом он не выдал, что это его бывшее жилище. Значит где-то здесь у него схрон, возможно даже с деньгами. Надо будет с него глаз не спускать.
В господский дом рабов не поселили, здесь живем только мы с матушкой и Виктор, а им были выделены комнаты в пристройке.
Пока Виктор объяснял правила поведения в доме, я распаковывал купленный телескоп, новейшее слово техники. И отвлекусь я от него только тогда, когда небо рухнет на землю и звезды можно будет пересчитывать пальцем.
Ночь была долгой, спать я лег поздно и проснулся где-то в районе обеда. Только собрался позвать Виктора, как услышал крик матушки. Меня выбросило из кровати, словно пружиной. "Что там случилось? - Думал я, лихорадочно одеваясь, - рабы сбежали ночью? В дом прокрались воры? Пришла стража проверять винный подвал?"
Выскочив на улицу я побежал прямо в сад. Возле колодца лежал Виктор, белый как мел. Матушка уже не вопила, но выглядела испуганной.
- Что такое? Что случилось?
- Он умер!
- Виктор? - Я бросился к старику, тело было еще теплым, хотя и не удивительно, при такой-то жаре.
- Он сказал, что ему трудно дышать от зноя, пошел к колодцу набрать воды и упал. Просто упал. Я подумала, что ему стало дурно, а он... умер! - Матушка заламывала руки, - Как он мог? Невольники еще не обучены, столько дел не переделано, кто теперь будет всем этим заниматься.
Я отвел ее в дом, на женскую половину и усадил на диван. Потом вернулся к телу слуги. Он был стар, я даже не знал сколько старику лет, к тому же Виктор давно перестал быть мне просто слугой. Сколько себя помню, он был рядом. И в детстве, в отцовском особняке который я помню довольно смутно, и в юности, в лесном домике, и здесь. Он был мне наставником, учителем, совестью, памятью, он был мне другом. А теперь его нет! Надо позаботится о его теле, устроить Виктору достойные похороны, найти католического священника в этом месте будет довольно трудно. Старик не был мусульманином, как мы с матушкой.
Рабы с интересом выглядывали из окна своей пристройки. Хельми даже улыбался, его радовала смерть главного слуги. Эта улыбка огрела мою душу словно плетью. В мою голову проникли его грязные мыслишки, что теперь, когда въедливый старикашка умер, ничего не стоит облапошить наивного молодого выскочку, выпотрошить денежный схрон и удрать. Свою мать он даже не собирался выкупать или брать с собой. Злость полыхнула пламенем, воздух вокруг меня накалился и затрещал, встав с колен я медленно подошел к рабам. Те увидев, мою объятую пламенем фигуру, попятились с воплями.
- Шайтан! О, Аллах, спаси нас! Шайтан!
- Я не шайтан, я - ифрит! Как смеешь ты, смертный, радоваться моему горю? Как смеешь осквернять память Виктора своими подлыми мыслями? Я- ифрит, твой господин и повелитель! Одно мое слово и ты, червь, превратишься в пылающий факел! Я смогу достать тебя и на краю пустыни и в вечных льдах, нигде не спрячешься от моего горящего взора.
Я поднял руку и волосы на голове Хельми начали курчавиться от жара.
- Я все понял, понял, господин. Прости меня, недостойного! - завопил перепуганный раб, падая на колени.
- А теперь встань, иди в город и приведи мне священника, похоронить моего слугу с почестями. А ты, - дрожащая старуха уперла лоб в пол, опасаясь поднять глаза, - ступай в дом и присмотри за госпожой.
- Да, господин! Сейчас господин!
Перепуганные рабы прыснули во все стороны. Злость немного поутихла, оставив вместо разрушительного жара гнева тепло светлой грусти. Теперь никто не посмеет водить меня за нос, побоятся. К тому же вряд ли у меня получится провернуть еще раз такой трюк с пламенем. Все-таки ифритской крови у меня совсем мало.
Эх, Викто-Виктор, даже после смерти ты помогаешь мне. Присев на корточки возле тела я застыл в своем горе. С дома раздавались голоса, матушка приказывала Амине приготовить еду на поминки.
Потом послышался звон посуды. Дело двигалось.
Появился священник, вместе с гробовщиком. Надо было заниматься похоронами.
В господский дом рабов не поселили, здесь живем только мы с матушкой и Виктор, а им были выделены комнаты в пристройке.
Пока Виктор объяснял правила поведения в доме, я распаковывал купленный телескоп, новейшее слово техники. И отвлекусь я от него только тогда, когда небо рухнет на землю и звезды можно будет пересчитывать пальцем.
Ночь была долгой, спать я лег поздно и проснулся где-то в районе обеда. Только собрался позвать Виктора, как услышал крик матушки. Меня выбросило из кровати, словно пружиной. "Что там случилось? - Думал я, лихорадочно одеваясь, - рабы сбежали ночью? В дом прокрались воры? Пришла стража проверять винный подвал?"
Выскочив на улицу я побежал прямо в сад. Возле колодца лежал Виктор, белый как мел. Матушка уже не вопила, но выглядела испуганной.
- Что такое? Что случилось?
- Он умер!
- Виктор? - Я бросился к старику, тело было еще теплым, хотя и не удивительно, при такой-то жаре.
- Он сказал, что ему трудно дышать от зноя, пошел к колодцу набрать воды и упал. Просто упал. Я подумала, что ему стало дурно, а он... умер! - Матушка заламывала руки, - Как он мог? Невольники еще не обучены, столько дел не переделано, кто теперь будет всем этим заниматься.
Я отвел ее в дом, на женскую половину и усадил на диван. Потом вернулся к телу слуги. Он был стар, я даже не знал сколько старику лет, к тому же Виктор давно перестал быть мне просто слугой. Сколько себя помню, он был рядом. И в детстве, в отцовском особняке который я помню довольно смутно, и в юности, в лесном домике, и здесь. Он был мне наставником, учителем, совестью, памятью, он был мне другом. А теперь его нет! Надо позаботится о его теле, устроить Виктору достойные похороны, найти католического священника в этом месте будет довольно трудно. Старик не был мусульманином, как мы с матушкой.
Рабы с интересом выглядывали из окна своей пристройки. Хельми даже улыбался, его радовала смерть главного слуги. Эта улыбка огрела мою душу словно плетью. В мою голову проникли его грязные мыслишки, что теперь, когда въедливый старикашка умер, ничего не стоит облапошить наивного молодого выскочку, выпотрошить денежный схрон и удрать. Свою мать он даже не собирался выкупать или брать с собой. Злость полыхнула пламенем, воздух вокруг меня накалился и затрещал, встав с колен я медленно подошел к рабам. Те увидев, мою объятую пламенем фигуру, попятились с воплями.
- Шайтан! О, Аллах, спаси нас! Шайтан!
- Я не шайтан, я - ифрит! Как смеешь ты, смертный, радоваться моему горю? Как смеешь осквернять память Виктора своими подлыми мыслями? Я- ифрит, твой господин и повелитель! Одно мое слово и ты, червь, превратишься в пылающий факел! Я смогу достать тебя и на краю пустыни и в вечных льдах, нигде не спрячешься от моего горящего взора.
Я поднял руку и волосы на голове Хельми начали курчавиться от жара.
- Я все понял, понял, господин. Прости меня, недостойного! - завопил перепуганный раб, падая на колени.
- А теперь встань, иди в город и приведи мне священника, похоронить моего слугу с почестями. А ты, - дрожащая старуха уперла лоб в пол, опасаясь поднять глаза, - ступай в дом и присмотри за госпожой.
- Да, господин! Сейчас господин!
Перепуганные рабы прыснули во все стороны. Злость немного поутихла, оставив вместо разрушительного жара гнева тепло светлой грусти. Теперь никто не посмеет водить меня за нос, побоятся. К тому же вряд ли у меня получится провернуть еще раз такой трюк с пламенем. Все-таки ифритской крови у меня совсем мало.
Эх, Викто-Виктор, даже после смерти ты помогаешь мне. Присев на корточки возле тела я застыл в своем горе. С дома раздавались голоса, матушка приказывала Амине приготовить еду на поминки.
Потом послышался звон посуды. Дело двигалось.
Появился священник, вместе с гробовщиком. Надо было заниматься похоронами.
36,50+0,50 (за 50 000 баллов счастья Виктора)
=37
=37
Последнее редактирование:
