Ресницы Рене дрогнули, он пробормотал спросонок что-то невнятное, потом резко распахнул глаза и сел на диване, уставившись на меня. Вместо обиды и злости, которые я вполне логично должна была испытывать , во мне шевельнулась только нежность, да нахлынули воспоминания о том, как полтора года назад, Рене точно так же просыпался в моей постели.
- Что ты тут делаешь? – уже тише повторила я вопрос, но по прежнему стараясь, что бы мои слова прозвучали жестко.
- Жени…
Рене словно захлебнулся одним только словом моего имени. Повисла пауза.
- Жени, я не думал что ты здесь. Я… прости…Так получилось, - Рене вдохнул, словно собирался нырнуть в холодную воду – Я очень рад тебя видеть.
Он поднялся и подошел ко мне. Меня накрыло облаком его парфюма и тепла , от чего мои искусственно распаленные гордость и злость, мгновенно стухли. Чтобы взять себя в руки, мне пришлось обнять себя за плечи и отвернуться, чтобы не смотреть в глаза Рене. Все еще любимые голубые глаза.
- Так ты не ответил: что ты тут делаешь.
- Мне нужно было сюда приехать по делам, а остановиться было негде. У меня остались ключи… Я не знал что ты приедешь.
Последние слова Рене почти прошептал.
- По-моему, ты не бездомный, и у тебя есть где остановиться, для того что бы не вламываться в мой дом. Тем более, после такой оплошности, как мое несвоевременное появление, - произнесла я, глазами указывая на дверь.
- Жени… Это не оплошность, я рад, я очень рад что ты здесь. И, да, я не бездомный, но мне не где было остановиться. Я пробыл за рулем всю ночь, потом все утро улаживал дела, я валился с ног. Прости что вот так…
Рене взял со спинки кресла свою куртку.
- Что, домой папа не пустил? А гостиницы – не про тебя? – я зло выплевывала ему в лицо эти слова, стараясь укусить больнее.
Рене, словно не замечая яда во фразе, опустил голову и пробормотал:
- Можно и так сказать: отец умер и дом здесь достался его жене – Хелен, я приезжал подписывать кое-какие документы у нотариуса. Потому твое предположение, что меня в этот дом больше не пускают – вполне правдиво.
Я потеряла дар речи, но постаралась справиться с собой.
- Извини, Рене, - произнести его имя оказалось сложнее, чем я думала, - я не знала.
- Ничего… - взгляд Рене стал потерянным, весь он поник и сгорбился.
Было невыносимо смотреть на него, наверное, потому что я его утерю понимала как никто иной. Больше всего хотелось как-то поддержать его, сказать какие-то теплые слова взамен тем что я уже наговорила. Но больше всего хотелось его обнять, прижаться к нему всем телом, чтобы наше тепло смешалось и залечило все наши раны. Когда порыв достиг пика, во мне вновь шевельнулась обида и я просто вышла из комнаты.
В малой гостиной я размешала угли просто потому что нужно было занять дрожащие руки.
- Жени, прости меня…
Оказалось, что Рене подошел совсем близко и его протянутая рука уже почти легла на мое плече. Уходя от прикосновения, я сделала шаг в сторону. Вновь на меня смотрели в упор голубые глаза, а протянутая рука, не найдя цели, бессильно сжала воздух и опустилась.
Сколько раз я думала о том, какой может быть наша встреча, сколько раз я готовилась задать этот вопрос, но сейчас смогла просто одними губами прошептать:
- Почему?
Он понял вопрос и всю мою боль, всю мою обиду, все мое разочарование.
- Жени, я должен был уехать. Потому что наши отношения не были правильными, потому что каждый день что мы проводили вместе – был грехом против природы. Тогда я решил, что смогу все остановить, что ты сможешь все забыть, а я – смогу разлюбить тебя. Прости за то, что не обсудил с тобой этого, что не узнал что ты думаешь, что ошибся.
- Ошибся в чем?
- Во всем. Я поступил глупо. Вдвойне глупо, потому что теперь я знаю всю правду.
- Какую?
- Жени, тебе лучше присесть.
Я опустилась в мягкое красное кресло.
- Отец умер почти месяц назад. Инфаркт. Две недели назад оглашали завещание. Не вдаваясь в подробности могу сказать, что большая часть бизнеса была отписана мне, и это не устроило мою мачеху Хелен. Тогда по ходу истерики она и заявила, что я вообще не сын моего отца и что вообще сомнительно – могу ли я быть наследником. В общем, тогда я и узнал, что я действительно усыновленный ребенок. Они с матерью усыновили меня совсем младенцем, но отец так и не мог простить матери того, что она не смогла забеременеть. Потому они и развелись. Когда же у отца не родился ребенок и во втором браке, он установил, что именно он бесплоден. Тогда отец и забрал меня у матери под угрозами того, что расскажет ей всю правду обо мне. Мама согласилась на то, что бы я жил с отцом, вероятно боясь, что я не прощу им того, что мне не говорили правду.
Рене отвернулся к огню и сосредоточившись на огнях пламени продолжил.
- В общем, сейчас я уже доподлинно знаю, что я не родной ребенок в семье Кассель, хотя и их единственный наследник. Но для меня это значило лишь одно – ты не моя сестра.
- Рене, ты уверен? –нервное напряжение достигло своего пика и я не могла больше сидеть на месте, встав, я сжала виски руками.
- Да, я уверен, - спустя пару секунд Рене продолжил – Ты можешь мне не верить, но первая мысль, которая возникла у меня после того, как я узнал эту новость, была о тебе. О том, что тогда, полтора года назад поступил не только как дурак, но и… В общем, наши… мои чувства к тебе…
Рене окончательно смешался и замолк.
- Ты все равно не имел права так со мной поступать, - глотая предательские слезы прошептала я .
Новости, принесенные Рене, несомненно были радостными, но не отменяли той боли, которую я испытала. Более того, они делали ее напрасной.
- Я знаю. Я все понимаю…- вдруг, голос Рене обрел жесткость, - Жени, мне тоже было больно. Мне тоже было страшно уехать прочь от любимого и любящего человека. И когда я узнал, что никакие мы не родственники, я хотел найти тебя, но боялся вновь ворваться в твою жизнь, наверняка наложенную и размеренную, где уже, вероятно есть и любовь. Я не мог поступить с тобой так же как тогда.
-Что ж, значит нам просто не судьба быть вместе, - слова были выдавлены из горла, словно остатки пасты в тюбике. Чувствуя, что слезы вновь сжимают горло, я вновь постаралась сбежать в другую комнату, но Рене перехватил меня в дверях.
- А если нет! Если судьба! Если то, что ты приехала как раз тогда, когда я заглянул сюда буквально на несколько часов – это уже знак судьбы. Я люблю тебя, слышишь.
Рене тряхнул меня за плечи. Мне на глаза мгновенно набежали слезы, но я словно оцепенела.
- Скажи что тебе все равно, что для тебя все уже не важно! Просто скажи и я уйду! Я уйду навсегда и ты больше никогда не увидишь меня - я сделаю все чтобы исчезнуть из твоей жизни. Скажи, Жени.
Он цеплялся за мою руку и чувствовала, как дрожат его похолодевшие пальцы. Закрыв глаза, я пыталась сдержать слезы, ища поддержки у своей задыхающейся гордости.
Голос Рене упал до шепота:
- Жени, прости меня... Я обидел тебя, я виноват. Я понимаю, что простить меня сложно. Может даже невозможно. Прости... Я все понял. Я уйду...
Схватив свою куртку, он подошел к двери и не оборачиваясь снова проговорил:
- Прости меня, Жени. Я люблю тебя.
Когда дверь за ним закрылась, передо мной одним мгновением пронеслись воспоминания о том, как Рене ушел в прошлый раз. Я словно со стороны увидела себя, до боли сжимающей перила лестницы, с побелевшими костяшками и безумными глазами, раскачивающуюся, словно в припадке. Вспомнила, как потом целую неделю не вставала с постели, в полу-бреду разрывая холодные простыни там, где еще несколько дней назад засыпал и просыпался человек, для которого я дышала.
Я сорвалась со своего места и выбежала на улицу. Рене еще не успел уйти далеко, а я так торопилась, что по инерции практически врезалась в него. Прижавшись к его спине, я обхватила руками его за талию, повторяя:
- Мне не все равно, Рене. Не все равно. Не уходи. Мне не все равно.
Парень сначала застыл, а потом, видимо заметив, что я на грани истерики, развернулся, обхватил руками мои плечи, прижимая меня к себе. Мягко, словно ребенка, он вел меня обратно в дом. Его руки лихорадочно скользили по моим волосам, рукам, плечам. Губы - то целовали меня короткими, отрывистыми поцелуями в висок, скулу или затылок, то бессвязно шептали мне всякие нежные слова, призванные успокоить меня.
Дома, прежде чем закрыть дверь, Рене был вынужден прислонить меня спиной к стене – тело стало непослушным, слезы душили, но не могли прорваться наружу.
- Жени, любимая, - все шептал он мне – прости. Я дурак. Открой глаза. И дыши, пожалуйста.
Его руки обхватили мое лицо, когда я открыла глаза и сделала глубокий судорожный вдох. Еще мгновение он просто смотрел на меня, а потом робко, словно в первый раз, коснулся моих губ своими. Через пару секунд, он уже покрывал мое лицо горячими и мокрыми от моих слез поцелуями.
Его губы были горячими и солеными, а в мою правую грудь тяжело билось его сердце. Его пальцы путались в моих волосах, липнущих к моему лицу, залитому слезами, и он то и дело выпутывался из мокрых прядей. Я судорожно дергала его за одежду, пытаясь притянуть к себе его разгоряченное тело, а он между поцелуями все трогал и трогал мое лицо, волосы и плечи, словно слепой, пытающийся запомнить человека.
*********
- Расскажи мне, расскажи все – губы Рене прижались к моей шее, и я почувствовала дрожание собственного пульса.
- Что тебе рассказать?
- Все. Я хочу знать все что я пропустил, каждую минуту, каждую секунду твоей жизни, которую я по глупости упустил. Расскажи про университет, про друзей и подруг, про родителей и учителей. Про то что снилось тебе во сне все это время, о чем ты думала и чего хотела. Ты теперь рыжик…
Я почувствовала, что его губы, скользящие вдоль линии моих волос, тронула улыбка. Я слабо рассмеялась.
- Наверное, моя жизнь менее интересна, чем ты думаешь. Вряд ли, я вспомню какое-то действительно важное событие. Люди вокруг меня… я не сошлась ни с кем из них так, чтобы действительно что то о них рассказать. А мои мысли… Они были в основном связаны с тобой, тем, что между нами произошло и чем все закончилось. А сейчас я е хочу об этом говорить.
Рене болезненно сжал мою талию. Я сидела у него на руках и позволяла ему обнимать меня, прижимая к себе, целовать мои шею, плечи и ключицы. Время первых после разлуки, судорожных поцелуев и мучительных объятий прошло и вот уже не меньше часа, Рене не спускал меня с колен, заставляя меня рассказывать ему что-нибудь, изредка перебивая невпопад сказанными нежными словами, или прерывая мою речь внезапны поцелуем.
- Прости, Жени. Мне, наверное, никогда не вымолить прощения. Я дурак. Я сделал тебе больно. Я сам себя не могу простить.
Сам того не замечая, Рене снова сжал руки, от чего мои ребра, как мне показалось, смялись.
- Рене, не надо меня калечить, - последнюю фразу я произнесла с уже искренним, хотя и слабым смехом.
- Прости, прости, прости…- губы Рене уткнулись мне в ухо, горячей стрелкой спустились по моей шее к ключице и уткнулись в ямочку под горлом.
Шире раздвинув ноги, Рене позволил мне устроиться между ними, и теперь уже я прижималась губами к его шее, положив голову на плече.
- А ты, Рене. Как ты жил эти полтора года?
Рене дернулся, но погладив меня по волосам произнес:
- Я вообще много чего натворил. Посчитав, что потерял тебя, я пустил всю свою жизнь на самотек, позволив решать за меня другим. Но, поверь мне, теперь я все исправлю. Не беспокойся, теперь мне есть для чего жить.
Его пальцы коснулись моей щеки.
- Можно я попрошу тебя кое о чем?
Его голос дрогнул, выдавая смущение.
- Да, конечно.
В объятиях Рене было тепло и уютно, меня даже начинало клонить в сон, что не удивительно после того, как я наплакалась.
- Скажи, что ты меня любишь.
Я оторвалась от его груди, заглянув голубые глаза, в которых черной тенью метались сомнение, смущение и непонятная боль.
- Я люблю тебя, - я мягко коснулась пальцами его губ, чтобы он не мог перебить меня, - я люблю тебя так, как никогда ни кого не любила. Без тебя я словно разбита на тысячу осколков, а с тобой – целая. Я люблю тебя так, что готова забыть о себе и о своей гордости. Я, наверное, не права, говоря тебе такое, но не могу не сказать: я не могу не простить тебя. Злиться и ненавидеть тебя, это все равно, что бичевать себя саму. Я не знаю, что не смогла бы простить тебе и каким не смогла бы принять. Я не могу любить тебя больше…
Рене оторвал мои пальцы от своих губ и накрыл мой рот своим. Поцелуй был болезненно страстным, губы Рене были обжигающе горячи и его руки, сжимали мои плечи и талию так, что по телу прокатывалась волнительно-приятная боль.
Когда волна нарастающей страсти дрожью прокатилась по телу Рене, он отстранился, взяв мое лицо за подбородок.
- Жени, пообещай мне, что позволишь мне все исправить и все наладить.
Я удивленно распахнула глаза.
- Поверь, я слишком долго позволял своей жизни течь как придется, теперь мне нужно будет время, чтобы все исправить. Поэтому, просто пообещай.
Я кивнула головой. Рене снова поцеловал меня, уже нежно, ласково, чуть касаясь моих губ своими губами и языком.
- Любимая, - бормотал он – ангел мой. Как я скучал, как я мечтал вот так целовать тебя, обнимать, прикасаться к тебе. Любимая, я понимаю, что меня давно не было, я не хочу тебя торопить…
Мой разум затуманенный уже пролитыми слезами и еще только нарастающей страстью не сразу понял о чем говорит мне Рене, но когда мне все стало ясно я лишь притянула парня к себе, опрокидывая его спиной на кровать.
**********
В комнате было жарко и душно, горячие и влажные простыни не охлаждали кожу, но спать хотелось просто невыносимо. Я засыпала под размеренное дыхание самого дорогого мне мужчины.
Иногда посреди ночи я просыпалась и тревожно прижималась к его груди, боясь, что наступающее утро заберет его у меня, или вглядывалась в любимое лицо.
В мою жизнь вернулся смысл и было целого мира мало, чтобы рассказать о том, как я счастлива.
