TS3 История одной осени

[Джемма]

Автор текста и кадров - Джемма

Жанр - мелодрама

Возрастные ограничения - 14+

(в сериале будут присутствовать сцены и кадры эротического характера,

не рекомендованные к прочтению и просмотру лицам, не достигшим 14 лет)

Все герои и события вымышленные. Все совпадения с реальными людьми случайны.



Когда жизнь ставит перед выбором, ничего не остается, как сделать его. Все происходящее потом - результат этого выбора. Когда жертвуешь собственной свободой ради жизни близкого человека, нельзя быть уверенным в том, что принесенная жертва не станет помехой на пути к собственному счастью. Когда выстраданное счастье оказывается рядом, не всегда находятся силы, чтобы преодолеть последние преграды.
Главная героиня сталкивается с проблемами, решить которые в одиночку она оказывается не в состоянии. Приняв скоропалительное решение, она становится причиной драматических событий. Ошибки осознанны, но к чему приведет несвоевременность этого осознания?

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Дорогие читатели!
Этот сериал увидел свет под другим именем. Изначально он назывался "Жизнь моя...
Боль моя... Любовь моя..." Герои прошли долгий путь, они менялись, и перекраивался сюжет.
Сменилось название, но не изменилась суть.
Однажды придуманную историю любви поведает "История Одной Осени".

Спасибо всем, кто был со мной, спасибо всем, кто со мной до сих пор, несмотря ни на что.

Обсудить сериал можно в моем дневнике ЗАПИСАННЫЕ СНЫ, также в нем можно увидеть все то, что не вошло в серии и осталось за кадром.

 

[Джемма]

Она проснулась от острого чувства тревоги. Часы на прикроватном столике показывали без четверти 5 утра. В номере отеля стояла звенящая тишина, лишь изредка прерываемая похрапыванием мужа. Сон окончательно ее покинул, проворочавшись с боку на бок некоторое время, она выскользнула из-под одеяла и подошла к огромному окну.

По его стеклу барабанили тяжелые капли дождя, стекали вниз, переливаясь в свете уличных фонарей. В зданиях через дорогу зажигались окна, а тучи, затянувшие небо, пропускали серый свет рассвета. Берн просыпался.
Она бесшумно прошла в ванную, включила светильник над большим зеркалом и пристально стала вглядываться в свое отражение. На нее смотрела красивая девушка. Черты ее лица были правильными и мягкими, карие глаза большими и ясными, роскошные черные волосы мягко спадали на покатые плечи. А если бы ее яркие губы улыбнулись, то тогда они обнажили бы белые зубки и родили на нежных щеках задорные ямочки.

Но она так давно искренне не улыбалась, и в ее глазах так давно не мерцали счастливые искорки! Когда-то все было по-другому. Тогда она не была женой богатого и влиятельного мужчины, и – странное дело! – она была счастлива. А цепкое чувство тревоги продолжало ее терзать.

Мишель родилась 23 года назад в обычной семье, каких в Лионе тысячи. Ее отец Луи Голлон работал в обычном банке обычным служащим, а мать Мари посвятила всю свою жизнь делу, которое очень любила - она была учительницей начальных классов. Луи и Мари любили друг друга, они относились к тем людям, которым посчастливилось отыскать свою вторую половинку.

Но лишь одно обстоятельство омрачало их семейную идиллию – они не могли родить ребенка. Десятки врачей, множество анализов и консультаций, немалые деньги, отданные за лечение – все было напрасно. И уже когда была утрачена последняя надежда, Мари поняла, что беременна. На тот момент чете Голлон исполнилось по 40лет. Беременность и роды дались немолодой матери очень нелегко, но все благополучно завершилось рождением прелестной малышки Мишель. Она стала для счастливых родителей подарком небес, бесценным сокровищем.

Шли годы, семья Голлон жила своей мирной жизнью, наполненной счастьем и любовью, когда случилась беда – у Мари обнаружили рак. Несчастная женщина угасала на глазах, и, спустя несколько месяцев умерла в страшных муках. Убитый горем Луи места себе не находил. Единственным утешением и смыслом жизни для него стала единственная дочь. Мишель тогда только-только исполнилось 10 лет, он отдавал ей всю свою заботу и любовь, а малышка радовала его, будучи преданной и доброй дочерью.
Она успешно окончила школу, превратившись из тоненькой девочки с тугими косичками в стройную, красивую девушку с роскошными, черными, как сама ночь, волосами. У нее была масса друзей и подруг. Она мечтала стать переводчиком, и отец поддерживал ее решение. Мишель без особого труда поступила в Новую Сорбонну, при которой действовала Высшая школа переводчиков. Чтобы дочь училась в Париже, Луи каждый месяц пересылал ей небольшую сумму денег. Мишель ее вполне хватало, чтобы снимать с однокурсницей небольшую квартирку и питаться.
Именно во время учебы в Сорбонне она и познакомилась в Антуаном Лакруа. Он учился на втором курсе исторического факультета, слыл чуть ли первым красавцем университета, любил ночные клубы и яркую жизнь. Девушки же сходили с ума по его золотистым волосам и небесно-голубым глазам, они вились вокруг него толпами, готовые на все за один его снисходительный взгляд.

Антуан пользовался этим, меняя подруг чуть ли не каждую неделю, и исходом каждого его романа было очередное разбитое сердце и активные поиски новых впечатлений. Но однажды на вечернике он нос к носу столкнулся с незнакомой ему девушкой. Она как магнитом притягивала взгляд своей трогательной тонкостью, изящной линией шеи и обнаженных плеч. Ее черные роскошные волосы в полумраке помещения отливали синевой, а восхитительные карие глаза глянули на красавца-блондина с поразительным равнодушием. Она скрылась среди танцующей молодежи, а Антуан остался стоять посреди зала, пораженный тем, что он не произвел на незнакомку такого привычного для него впечатления.

Он без труда узнал ее имя и вскоре отыскал Мишель в небольшом парке. Она сидела прямо на траве и наслаждалась ночной прохладой. Шумная толпа клуба ее явно утомила. Антуан, не раздумывая, присел рядом, тем самым начав свой сокрушительный штурм.
Его ухаживания, порой дерзкие и смелые, а порой нежные и романтичные, в конце концов покорили Мишель, она сдалась, и все вскоре узнали, что у Антуана Лакруа новая девушка. Многие твердили, что новая девушка этого ветреного любителя ночных тусовок всего лишь очередное увлечение. А самой Мишель казалось, что она влюблена раз и навсегда. Их первый поцелуй случился в укромном уголке тихого парка, среди благоухающих кустов роз. Он был нежен и заставлял трепетать юное девичье тело. Отношения с Антуаном зашли далеко, он стал ее первым мужчиной, и Мишель была счастлива оттого, что это произошло именно с ним. Она была окрылена и не замечала того, как Антуан каждый раз находит всяческие причины, лишь бы только отложить момент знакомства с ее отцом. При этом он продолжал упорно твердить, что они непременно и в скором будущем поженятся. Так прошло полтора года.
Днем Мишель училась, а по вечерам три раза в неделю подрабатывала в небольшой закусочной за углом. В свободные вечера они встречались с Антуаном, катались с ним на роликах в парке, бродили под руку по набережной Сены или уединялись в маленькой комнатке.

Мишель очень сдружилась со своей однокурсницей и соседкой по комнате Луизой. Яркая блондинка с пышными формами, смелая и дерзкая, она разительно отличалась от Мишель. Но, несмотря на это, девушки очень сблизились и делились самыми сокровенными переживаниями. Как оказалось позже, не только ими.

Был обычный вечер обычного рабочего дня. В закусочную в такое время всегда набегало много народа, и Мишель не оставалось свободной минутки, чтобы присесть и перевести дух. Она стояла за кассой, когда одна из сотрудниц, шепнула ей на ухо о том, что в шкафчике раздевалки буквально разрывается ее телефон.
- Ты иди, я подменю.
Она бежала по коридору, а сердце больно сжималось от нехорошего предчувствия. На определителе оказался номер соседей из Лиона, отчего у девушки вдруг похолодели руки. Голос соседки сообщил, что отцу стало плохо, и его увезли в больницу.
Администратор отпустил Мишель, и девушка поспешила домой, чтобы собрать кое-какие вещи и поехать в родной город. Она со слезами вбежала в комнату подруги, чтобы поделиться своей бедой и оцепенела от открывшегося перед ней зрелища.

Задернутые плотные занавески создавали полумрак, его рассеивал свет одной свечи, а посреди комнаты стояли полуголые Антуан и Луиза. Растерзанная кровать ясно говорила о том, что у них уже все было. Мишель судорожно вздохнула, и они, заметив ее в дверях, отпрянули друг от друга. Мишель смутно помнила, как прокричала парню в лицо о том, что знать его больше не желает, как Антуан пытался что-то возразить, как Луиза, спрятавшись за его спину, не смела посмотреть в глаза подруге. Мишель выскочила из комнаты, размазывая по щекам соленые слезы. Вот так, в одно мгновение она осталась одна в большом городе, без подруги и без любимого человека. Она чувствовала себя преданной, растоптанной и просто выброшенной. Причем вдвойне. Девушка не помнила, как собрала свои вещи – едкие слезы застилали глаза. Жить под одной крышей с предавшей ее подругой она не могла, нужно было искать другую квартиру. Но это все Мишель отодвинула на второй план, потому что сейчас ей нужно ехать в Лион. Она вызвала такси и отправилась на вокзал. Сдав чемодан в камеру хранения, она взяла с собой только маленькую сумочку и села в поезд. Мишель не знала, в каком состоянии увидит отца, но в любом случае он не должен знать, что ей сейчас трудно.
У отца случился инфаркт миокарда, и лишь своевременный вызов медиков позволил также своевременно начать лечение. Врачи давали оптимистические прогнозы и говорили о выписке домой уже через три недели. Мишель находилась в смятении – ей хотелось быть рядом с отцом, а бросить учебу она не могла. Добродушная соседка заверила ее, что будет регулярно навещать Луи и сообщать ей о его состоянии.
- Тем более, девочка моя, - добавила она, – ты можешь приезжать на выходные. Не переживай так, дорогая, все будет хорошо.

Мишель вернулась в Париж на следующий день. Ей повезло уже к вечеру снять комнатку, пусть крохотную, с видом на кирпичную стену соседнего дома, но денег на более большое и удобное жилье у нее не было. Устроившись на скрипучей кровати, закрыв глаза, девушка думала, что все не так ужасно, как могло бы быть.

 

[Джемма]

Потекли дни. Мишель училась и работала, звонила отцу, слышала его бодрый голос и радовалась. Жизнь возвращалась в свое привычное русло, ее спокойное и размеренное течение нарушал лишь Антуан. Он упорно искал встреч с девушкой, звонил по несколько раз на день и просил прощения, но она была непреклонна. Мишель больше не верила ему, не хотела быть с ним. Антуан не сдавался, и в его окружении стали поговаривать, что белокурый ловелас влюбился по-настоящему. Мишель же была уверена, что у молодого человека просто напросто задето самолюбие – ведь его никто никогда не бросал, он делал это первым всегда. Кроме того, девушка понимала, что ее любовь умерла, и пути назад нет. Она не смогла бы вернуться к нему, даже простив его измену.
В конце концов, Антуан оставил ее в покое. Она сама не заметила, когда он пропал из ее поля зрения. До нее дошли слухи, что он был отчислен из университета за участившиеся драки и пьяные кутежи. Мишель отметила, что ее сердце не дрогнуло ни от жалости к бывшему возлюбленному, ни от сострадания. Многие парни стали ухаживать за ней, но она с головой ушла в учебу и была уверена, что сейчас ей никто не нужен.
Мишель училась уже на последнем курсе, когда судьба преподнесла ей еще один серьезный удар – у отца обнаружили опухоль головного мозга. На операцию требовалась немалая сумма, которой в данный момент у ее маленькой семьи не было. Девушку охватило отчаянье, она взялась за поиски еще одной работы, но вероятность собрать необходимую сумму в короткие сроки была ничтожно мала.
Несколько дней безуспешных поисков снова привели ее в отчаянье. Однажды, когда город купался в вечернем золотистом свете, она возвращалась в свое крохотное жилище, уставшая и голодная, охваченная тяжелыми мыслями и не замечающая ничего вокруг. В таком состоянии она столкнулась с мужчиной и упала бы, если бы он не успел поддержать ее под руку.

- Простите! – пробормотала она, поправила выбившийся локон и пошла дальше.
Через несколько метров мужчина догнал ее.
- У вас все в порядке? – спросил он, поравнявшись с ней.
Мишель остановилась, пожала плечами и взглянула на своего случайного собеседника. Невысокий, лет сорока пяти, одетый в светлый дорогой костюм он выглядел весьма солидно.
- У вас все в порядке? – повторил он свой вопрос.
Не в ее правилах было делиться своими проблемами с первым встречным, но свалившиеся на нее неприятности давили непосильным грузом, а человека, который бы помог ей найти правильное решение, рядом не было.
- Я не знаю, что мне делать, - произнесла она, еще раз пожав плечами, – у меня беда...
- Ну же! Вы только не плачьте! – сочувственно произнес мужчина, заметив навернувшиеся слезы в глазах девушки. – Давайте присядем, и вы мне все расскажите. Кто знает, может, я смогу помочь? Вы не хотите перекусить?
У Мишель с утра во рту не было ни крошки, ей страшно хотелось есть, и она смущенно кивнула мужчине.
- Вот и славно! – радостно сказал он, и уже через некоторое время они на большой белой машине подъехали к ресторану.
Мишель остановилась в нерешительности у входа:
- Но…тут, наверно, дорого?
- Я угощаю вас, милая девушка, – мужчина мягко взял ее под локоть и повел к тяжелым входным дверям. - Позвольте мне хотя бы с этого начать мою помощь? Я уверен, что судьба неспроста столкнула нас сегодня.
Они сидели за столиком в дальнем конце небольшого зала. Приглушенный свет и тихая музыка, добавляли уюта в приветливую атмосферу ресторана. По вечернему городу, мимо окон спешили прохожие и проезжали машины.
Мужчина заказал вина и на возражения Мишель произнес:
- Я хочу выпить за то, чтобы в вашей жизни все наладилось, чтобы вы никогда больше не плакали. Ну, если только от счастья.
Официант наполнил их бокалы рубиновой жидкостью и удалился. Мужчина протянул один бокал Мишель и представился:
- Меня зовут Жан.

Он смотрел на нее светло-серыми глазами, которые девушка невольно сравнила с прозрачными льдинками. Его русые волосы были коротко подстрижены, в них кое-где поблескивала седина, а довольно приятное лицо украшала элегантная бородка. Мишель взяла бокал из его рук, назвала свое имя, и между ними повисла короткая пауза, при которой девушка почувствовала, что краснеет.
Появившийся с заказом официант прервал неловкую тишину. Жан отпил вина, поставил бокал на стол и, положив руки перед собой, сказал:
- А теперь расскажите мне о своей беде, Мишель.
Уют ресторана, вкусная еда, казавшаяся проголодавшейся девушке еще вкуснее, и тепло, с которым вино разливалось по телу, привели к тому, что она рассказала случайному знакомому не только свою беду, но и практически всю свою жизнь. Она изливала душу, ей необходимо было это сделать. Жан слушал ее молча, опустив взгляд куда-то к полу, и лишь изредка поднимал его и на несколько секунд задерживал на ее лице.
- Кроме отца у меня больше никого нет, - закончила свой рассказ Мишель, – и мне теперь срочно нужна работа, чтобы помочь ему… Иначе он может умереть.
Из ее глаз выкатились слезинки, прозрачные и чистые, как хрусталь. Она опустила голову, пытаясь справиться с желанием расплакаться от души.

Жан развел руками, словно сокрушаясь, что ранее сказанный им тост не дал результата.
- Ну, зачем же вы опять плачете? - протянул он с легкой укоризной. – У меня есть отличная идея. Вам нравится этот ресторан, Мишель?
Девушка с недоумением посмотрела на мужчину и кивнула.
- В этот ресторан требуется администратор с приятной внешностью и знаниями иностранных языков, - сказал, улыбаясь, Жан. – Вы бы хотели здесь работать?
- Но… Но, как? Откуда вы знаете? – совершенно растерявшись, спросила она.
- Я в курсе всего, что касается этого ресторана, – сказал мужчина и снова представился: – Милая Мишель, меня зовут Жан Дю Валь.
Мишель находилась в Париже сравнительно небольшое время, но она уже была наслышана о сети ресторанов, пожалуй, одних из самых известных в городе. И она, конечно же, слышала имя владельца этих ресторанов. И вот Его Величество случай сделал так, что она теперь ужинает с ним. Ее удивление сменилось неловкостью и смущением. Она не знала, что ответить на предложение Жана, которое без сомнения было весьма заманчивым.
- Я буду ждать вашего звонка завтра, Мишель, - сказал Жан, протягивая ей свою визитку. – Я понимаю, что возможно вам нужно время, чтобы все обдумать. Но уверяю вас, приняв мое предложения, вы получите хорошую заработную плату, возможность карьерного роста и множество приятных эмоций… Вы этого достойны.
Мишель улыбнулась ему и взяла визитку.

А после ужина Жан, несмотря на протесты Мишель, подвез ее до дома, выразил свою надежду увидеть ее вновь и уехал. Мишель вернулась в свое скромное жилище и еще долго сидела на кровати, раздумывая над событиями прошедшего вечера. И, конечно же, она приняла предложение Жана. Хорошо оплачиваемая работа ей была необходима, а отказываться от таковой в ее положении, по крайней мере, глупо.

 

[Джемма]

Мишель прошла обучение, показала себя в лучшем свете и уже через две недели вступила в свою должность. Девушка была в восторге от дружного коллектива, работа шла гладко, отчего первый месяц на новом месте пролетел незаметно. Близился день получения заработной платы, и работники, предвкушая это приятное событие, весело болтали между собой.
- Интересно, шеф явится к нам до конца недели или нет? – спросил один официант, обращаясь к другому, при этом многозначительно покосился на Мишель. – Он последнее время стал частенько к нам приезжать.
- Да, да! – ответил ему другой, натирая свой сияющий поднос. – Я тоже это заметил!
Мишель невольно покраснела – в любопытном молодом человеке она узнала того самого официанта, что обслуживал их с Жаном столик. И еще она сама стала замечать, что Жан Дю Валь симпатизирует ей, возможно даже больше, чем остальным своим работникам. Наверняка, окружающие ее сотрудники это заметили – ведь шеф даже принимал участие в обучении Мишель. Ей было жутко неудобно от всего происходящего, и она навела справки о своем начальнике. Одна говорливая сотрудница, с которой вечером Мишель было по пути, с удовольствием поведала о том, что мсье Дю Валь сейчас не женат, детей у него нет, что он очаровательный мужчина и весьма завидный жених для большого количества Парижанок.
А вскоре Жан позвонил ей и предложил встретиться, на что Мишель вежливо отказалась, ссылаясь на занятость на работе и на необходимость в выходные навещать отца в Лионе. На следующий день она обнаружила огромный букет цветов под дверями своей комнатушки. Букет был без карточки, но девушка прекрасно понимала от кого он. Так продолжалось еще несколько дней. Жан не появлялся в ресторане, но с завидной регулярностью каждое утро она находила цветы у дверей своего скромного жилища.
В тот день, когда Жан появился в ресторане, он сразу же вызвал Мишель к себе в кабинет. Она шла и чувствовала, как противная мелкая дрожь пробегает по рукам и ногам. Девушка не знала, чего сейчас стоит ожидать и безумно боялась потерять работу.
Когда Мишель вошла, Жан закрыл свой ноутбук и поднялся с белого кожаного кресла ей навстречу.
- Как чувствует себя твой отец, Мишель? – спросил он. От него пахло дорогим одеколоном, а светлый костюм сидел безупречно. Жан указал на белый диван. – Присаживайся.

- Спасибо, мсье Жан, – ответила она тихо, расправила на коленях складки юбки и посмотрела на шефа. - Отец чувствует себя хорошо, но врачи говорят, что операция необходима и чем скорее, тем лучше.
Жан прошелся по кабинету, словно собираясь с мыслями, и Мишель показалось, что он волнуется.
- Я хочу похвалить тебя за то, что ты прекрасно справляешься со своей работой, Мишель. – наконец произнес он, опускаясь в свое кресло.
Девушка была уверена, что тема у дальнейшего разговора будет совершенно другой, и она не ошиблась. После нескольких дежурных фраз о работе, последовал монолог Жана, от которого Мишель просто потеряла дар речи.

- Ты знаешь, Мишель. С того самого вечера, когда мы впервые встретились, - начал он, старательно подбирая слова, - я постоянно думаю тебе. Не знаю, что меня так заворожило в тебе. Может быть, твои прекрасные глаза, полные печали и слез. Может быть, твой грустный тихий голос. Может быть, твоя милая улыбка, которой ты одарила меня. Не знаю, что именно, но я с тех пор жить не могу спокойно, думаю о тебе всегда. Хочу тебя видеть и слышать. Хочу, чтобы ты была всегда рядом.
Он запнулся, неловко теребя запонку на пиджаке, и добавил:
- Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
У Мишель пересохло в горле, она сидела и смотрела на Жана, не в состоянии вымолвить и звука. Когда же способность говорить к ней вернулась, она тихо произнесла.
- Мсье Жан, все это так неожиданно. Простите, но вы должны понимать, что я не могу дать вам согласия.
- Я стар для тебя? – спросил он торопливо и пересел к ней на диван.
- Дело вовсе не в этом, - возразила она, чувствуя, как от волнения трясутся руки. - Я недостаточно хорошо знаю вас, мсье… Пожалуй, я вообще вас не знаю. И я вас не люблю…
- У тебя будет время меня полюбить. Я не буду требовать и торопить тебя, я сделаю со своей стороны все, чтобы это поскорее случилось! - произнес он пылко, словно подросток, и взял ее за руку. – Я хочу, чтобы ты была рядом, чтобы ты стала моей женой, Мишель! У тебя будет все, что ты пожелаешь!
Она высвободила свою ладонь и встала:
- Вы мне очень помогли, предоставив прекрасную работу. Я честно тружусь, стараюсь таким образом отблагодарить вас, мсье Жан, и оправдать ваше доверие. Но я не могу дать вам большего. Простите… Если позволите, я вернусь к работе, мсье.

- Я никак не хотел обидеть тебя, Мишель! И чувства мои к тебе искренни! - Жан преградил ей дорогу к выходу.
Девушка покачала головой и тихо сказала:
- Вы не обидели меня. Но если вас не устраивают наши с вами отношения, как начальника и подчиненной, то я, пожалуй, поищу другое место работы… Извините, мне нужно идти…
Она быстро вышла из кабинета, а он еще некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь.

***​

Мишель с трудом доработала свою смену. Признание Жана расстроило ее. Она не знала, как ей быть дальше – продолжать работать и делать вид, что ничего не было, или приниматься за поиски новой работы.
Впереди были выходные, и девушка с нетерпением села в поезд до Лиона. Она очень соскучилась по отцу и родному дому. Однако сомнения терзали ее все время пути, и она прибыла в Лион с тяжелым сердцем. Лишь поднявшись на порог родного дома, ей удалось отбросить мрачные мысли и окунуться в теплые воспоминания детства.
Входная дверь была открыта - отец никогда не запирал ее.

Мишель застала его за книгой на любимом диване в большой кухне. Она вошла тихо, и Луи Голлон всецело поглощенный чтением, не слышал шагов дочери. Ей же представилась возможность несколько секунд созерцать родное лицо и для себя отметить, что отец неумолимо стареет. Его волевой подбородок был покрыт сизоватой щетиной, на лбу еще четче пролегли морщины, а волосы когда то черные, как смоль, теперь еще более стали седыми. От этого зрелища у девушки защемило сердце.
- Папа! – она взяла себя в руки и позвала его.
Отец вскочил с дивана, его глаза засветились радостью, и он крепко обнял дочь.

- Моя маленькая Мишель! – ласково воскликнул он, сжимая дочь в объятьях. – Как я рад, что ты приехала!
Луи тут же усадил ее пить чай со своим фирменным печеньем. Это печенье Мишель любила с детства и сейчас уплетала его за обе щеки.

Отец долго расспрашивал ее про новую работу и про учебу, рассказывал последние новости родного города. Когда же Мишель спросила его о самочувствии, он поставил чашку с чаем на стол и несколько секунд с доброй улыбкой разглядывал лицо дочери. Именно в эту минуту он увидел ее уже не малышкой с тугими косичками, а вполне взрослой и красивой женщиной. И она так была похожа на свою мать!
- Все хорошо, Мишель. - ответил он и солгал.
На самом деле головные боли становились все чаще и все сильнее. Переносить их становилось сложно.
Они просидели до вечера, болтая обо всем на свете, и Мишель чувствовала, как на душе становится спокойно и тепло.
Потом она направилась на кухню, чтобы приготовить что-нибудь вкусненькое на ужин. Проведя осмотр содержимого холодильника, Мишель решила запечь в духовке курицу, но ее размышления о предстоящем блюде прервал шум из комнаты.
- Папа? – позвала она и, не получив ответа, похолодела.

Луи лежал у стола на полу, бледный и неподвижный, а его глаза были закрыты. Мишель закричала и бросилась к нему.

***​

Она почти не помнила дороги в больницу, все происходило как дурном сне. Она металась по коридору, словно раненный зверь, и лишь когда доктор сообщил, что отец пришел в себя, и она может к нему пройти, ей удалось немного успокоиться.
Отец лежал на кровати, выглядел осунувшимся и виноватым. Мишель присела рядом на стул, и они долгое время молча смотрели друг на друга.
- Почему ты не сказал мне правду? – наконец смогла проговорить Мишель, чувствуя, как комок шевелится в горле, и слезы наворачиваются на глаза. – Тебе ведь становится хуже… Папа, почему ты не сказал правду?
- Я не хотел тревожить мою любимую дочурку. - ответил Луи и его голос тоже дрогнул.
- Но это глупо! – воскликнула Мишель, а по щекам потекли горячие слезы. – Кроме тебя у меня никого нет! Если… тебя не станет, я не смогу простить себе то, что не смогла помочь тебе, папа!

Она вышла из палаты, смахивая непослушные слезы. Прижавшись спиной к прохладной стене коридора, зажимала рот рукой, боролась с приступами рыданий, и понимала, что настал момент принять важное решение. И пусть оно будет более важным для отца, нежели для нее самой. Мишель достала из кармана мобильный телефон и твердой рукой набрала номер.

Гудок… еще один….еще…
- Алло?
- Жан, - произнесла она тихо. – Я согласна выйти за вас замуж….

 

[Джемма]

- Я согласна выйти за вас замуж, - произнесла она тихо и сама себя не слышала, – но у меня есть одно условие. Моему отцу сегодня стало хуже…
Ей не нужно было продолжать, чтобы Жан понял, о каком условии идет речь. Для него стоимость операции и послеоперационного лечения не являлась проблемой, он согласился сразу же, сказал, что немедленно приступает к поискам клиники и положил трубку. Уже на следующее утро он позвонил Мишель сам и сообщил, что операция будет проходить в Берне, что через два дня они вылетают в Швейцарию, а накануне состоится их бракосочетание.
Мишель отказывалась от пышной церемонии, ссылаясь на состояние отца, и Жан не возражал, пообещав, что они проведут роскошное венчание, когда пройдет операция, и отец будет в состоянии присутствовать на нем. Пока же они ограничатся росписями в регистрационной книге, обменом кольцами и романтическим ужином.
Мишель вернулась в Париж, в свою крохотную съемную комнатку, куда ей тут же привезли шикарное вечернее платье, бриллиантовые украшения и огромный букет белых роз с запиской. В ней Жан пылко признавался, что он самый счастливый на планете человек, и делает его таким она, самая прекрасная девушка во всей Вселенной. Мишель крутилась перед маленьким зеркалом, пытаясь разглядеть в нем свое отражение. Видимо Жан знал толк в женских нарядах – платье сидело на хрупкой фигурке идеально.

Мишель собрала свои черные волосы в незамысловатую прическу, открывающую изящную шею, отчего девушка казалась еще тоньше и воздушнее. Украшения сверкали в ее ушах, над глубоким декольте платья и на тонком запястье, и Мишель невольно залюбовалась своим отражением. На ней был дорогой наряд и бриллианты – так чего еще может желать невеста? Мишель грустно улыбнулась. Она, как и любая другая девушка мечтала о прекрасной свадьбе - и она у нее будет, пусть даже и позже, но вот только выходит она за нелюбимого человека. Ее утешало лишь одно обстоятельство – теперь ее отец, несомненно, поправится.
Через некоторое время за ней приехал белый лимузин и отвез ее ко Дворцу бракосочетаний. А после она, уже как мадам Дю Валь, отправилась со своим мужем в шикарный отель, в номер для молодоженов. С балкона, где их ожидал накрытый стол, открывался потрясающий вид на вечерний Париж. Темное небо разрезала пополам сверкающая Эйфелева башня, а маленькие жемчужинки звезд мерцали на его бархате.

Жан сиял от счастья, с восхищением смотрел на свою молодую жену и все время что-то говорил, не переставая, а она улыбалась ему ослепительной улыбкой. И только ей было известно, с каким трудом ей удавалось скрывать за этой улыбкой всю грусть и слезы.
Потом Жан подхватил ее на руки и понес к огромной постели. Ее шелковое покрывало с замысловатой вышивкой было усыпано лепестками белых роз. Лепестки были и на полу - Мишель казалось, что она слышит, как те жалобно хрустят под шагами мужа. Она закрыла глаза и старалась убедить себя в том, что ее первая брачная ночь прекрасна.

А после Мишель, обхваченная рукой Жана, лежала без сна, разглядывала золотистую бахрому на тяжелом балдахине кровати, и внушала себе правильность своего решения. Выйти замуж ради того, чтобы ее отец был здоров и прожил еще много лет, было единственным верным шагом для нее. И она должна попытаться полюбить своего мужа.

***​

Луи был ошарашен известием о стремительном замужестве своей дочери и ее выбором в пользу человека вдвое старше, а Мишель была уверена, что он понимал истинную причину ее поступка. Когда отец попытался поговорить с ней, она нежно улыбнулась ему и прошептала:
- Папа, я люблю Жана. Мы встречаемся уже довольно долго, и я не знала, как сообщить тебе об этом.
Она лгала, она не хотела, чтобы отец переживал и винил себя.
- Я хочу, чтобы ты была счастлива, дочка! - сказал Луи, заглядывая в глаза дочери. Она не умела обманывать.
- Я счастлива, папа! - заверила его Мишель, обнимая за шею. – Неужели ты не веришь мне? Не ищи в моем внезапном решении подвоха. Жан, как твой зять, посчитал своим долгом оплатить операцию, и я не смогла его переубедить.
Луи промолчал, лишь погладил дочь по шелковым локонам.
В клинике Берна Луи поместили в отдельную палату, сообщили о том, что ближе к вечеру специалисты проведут дополнительные обследования и приступят к подготовке к операции.
Пока отец отдыхал после дороги, Жан усадил Мишель в такси и с загадочным видом сказал:
- А теперь я покажу тебе мой свадебный подарок, дорогая.
Вскоре такси покинуло Берн и двигалось по живописным местам, среди ярко-зеленых лугов, обрамленных вдали лесами и величественными горами. Высунувшись в окошко, подставляя лицо теплому ветру, Мишель жадно вдыхала сочный запах скошенной травы и улыбалась. Вскоре дорога привела их в маленький умиротворенный городок.
- Это Шпиц, - сказал Жан, - прелестное место, уверяю тебя.
Мишель наслаждалась видом из окна такси, приглаживая растрепавшиеся волосы. Местные жилища были окружены буйствами красок цветов, на окошках виднелись яркие пятна гераней, а у некоторых на лужайках стояли миниатюрные копии швейцарских домиков. Все дышало покоем и казалось, что тут даже время течет медленней.
Такси, наконец, остановилось. Жан открыл дверцу машины перед женой и подал руку.

- Прошу вас, мадам Дю Валь, - сказал он с улыбкой.
- Где мы? – спросила Мишель.
Они стояли перед небольшим двухэтажным домом, окруженным елями и огромными кустами гортензий.
- Я подумал, что тебе будет приятно приехать в такое тихое и красивое место и отдохнуть от городской суеты. – пояснил Жан. – Этот дом теперь наш, дорогая.
- О, это здорово! – воскликнула Мишель, улыбаясь и разглядывая фасад дома. – Спасибо, Жан! Это действительно, очень здорово!
- После выписки из больницы твоему отцу будет полезно пожить здесь, на таком чистом воздухе. Я думаю, он будет доволен, - добавил муж, целуя ее.
Мишель почувствовала угрызения совести – ни его поцелуи, ни ласки, ни даже то, что происходило в брачную ночь, не вызывало в ней страсти. Следуя за мужем в дом, она старательно тешила себя мыслью «стерпится – слюбится».

Дом внутри оказался больше, чем могло показаться при первом взгляде на него с улицы. Он был абсолютно пуст, единственными предметами интерьера были камины в гостиной и большой столовой.
- Тебе наверняка захочется обставить его по своему вкусу, дорогая. - говорил Жан, показывая ей небольшие светлые комнаты на втором этаже. – У тебя будет чем занять себя, потому что лечение займет ни день, ни даже неделю. Ты сможешь жить здесь и заниматься обустройством нашего дома. Как ты думаешь?
Мишель была в искреннем восторге от подарка мужа и от его идеи предоставить возможность самой вить гнездышко. Она надеялась, что занимаясь этим увлекательным делом, пробудит в себе те чувства, которые Жан от нее ждет.
На обратном пути в Берн у Жана не прекращал звонить телефон, и из коротких фраз Мишель поняла, что появились какие-то проблемы на работе. Пока муж ворчал в трубку, она с легкой улыбкой любовалась окрестностями Шпица, мелькавшими за окнами такси.

Отец пребывал в хорошем настроении и выглядел бодро.
- Доктор Гордон назначил еще некоторые анализы и сказал, что, скорее всего, операция будет послезавтра утром, - сообщил он.
- Кто этот доктор? – спросила Мишель, присаживаясь рядом с отцом подлокотник кресла.
- Это нейрохирург, который будет меня оперировать.
Тревога за отца вновь взяла вверх, сердце заныло.
- Ты знаешь этого доктора, Жан? – спросила она, обращаясь к мужу. – Он хороший специалист?
- Дорогая, в этой клинике нет плохих специалистов. – было похоже на то, что сомнения жены задели самолюбие Жана. - А доктор Гордон лучший нейрохирург из всех, о ком я слышал. Мне лично познакомиться с ним еще не довелось, но он оперировал мать одного из моих партнеров, и теперь она пребывает в прекрасном здравии.
Ночь накануне операции была беспокойной. Мишель проснулась от острого чувства тревоги, долгое время напрасно пыталась уснуть снова. Потом стояла у окна и смотрела, как светлеет небо над пробуждающимся Берном.

 

[Джемма]

Она примчалась в больницу в восемь утра, не в силах больше находиться в номере отеля. Отец уже не спал и сидел на кровати с книгой в руках. Мишель замерла в дверном проеме, ужасно расстроенная видом его головы, побритой наголо. Он не заметил появления дочери и продолжал перелистывать страницы дрожащими пальцами. Мишель была уверена, что отец вовсе не читает, а пытается отвлечься от тревожащих его мыслей. Она выскользнула в коридор клиники и остановила первую попавшуюся женщину в белом халате.
- Я хочу видеть доктора Гордона! - Мишель вцепилась в ее рукав. - Где его можно найти?
Женщина бросила взгляд на часы и вежливо произнесла:
- У него сейчас время обхода.
- Но мне необходимо поговорить с ним! - взмолилась Мишель. - Сегодня он оперирует моего отца!
- У него время обхода, - повторила женщина сдержанно. - А потом он отправиться в операционный блок, чтобы подготовиться к предстоящей операции. Я ничем не могу вам помочь. Простите.
Женщина все так же вежливо улыбнулась и, высвободив рукав, пошла по своим делам.
Мишель расстроено закусила губу, мысленно коря себя за то, что не нашла хирурга раньше. Беседа с ним могла бы ее успокоить.
Она вернулась в палату, на этот раз не оставшись незамеченной.
- Дочка! - произнес Луи и, отложив книгу, протянул к ней руки.
Девушка присела рядом, прижалась щекой к родному теплому плечу, от волнения не в состоянии вымолвить ни слова. Луи обнял дочь, поцеловал в макушку и почему-то вспомнил о соседском коте, который недавно проник в дом через открытое окно и утащил со стола кусочек жареной рыбы. Мишель смеялась, но слезы готовы были брызнуть из глаз в любой момент. Этот момент настал, когда часы показали десять утра, и за отцом пришли. Луи поцеловал ее в горячий гладкий лоб и сказал:
- Не плачь, дочка! Ты же у меня умничка…
Мишель расплакалась, сжимая его сухие ладони. Ей показалось, что отец прощается с ней.

Она сидела в коридоре уже почти час, лила слезы и изводила салфетки, любезно предложенные кем-то из персонала. Жан мельтешил взад-вперед с телефоном в руках, недовольно ворчал на собеседника, потом резко обрывал разговор и бросался к жене.

- Все будет хорошо, дорогая! - твердил он, сидя перед ней на корточках, и потом снова подскакивал от звонка.
Спустя некоторое время он с сожалением сказал:
- Я дождусь конца операции, а потом буду вынужден оставить тебя, дорогая. Возникли проблемы с открытием нового ресторана, и мне непременно нужно быть в Париже. Я постараюсь вернуться к тебе как можно скорее.
- Да, да, - пробормотала девушка, вытирая распухший носик и невольно пропуская фразы мужа мимо ушей. - Конечно.

Время тянулось невозможно долго. Мишель, укротив поток слез, расхаживала по коридору не в силах спокойно сидеть на месте или ожидать в палате. Она смотрела с надеждой на каждого медработника, появляющегося в коридоре, и больше всего на свете в эти минуты желала узнать хоть что-то о ходе операции.
- Почему же так долго? - спросила она у Жана в который раз. - Неужели что-то не так? Я не переживу этого ожидания! Мне страшно!
- Ну, дорогая, это же не зуб вырвать, а операция на головном мозге, - ответил Жан, не поднимая головы от дисплея телефона. - Все будет хорошо. Вот увидишь - скоро придет доктор Гордон и скажет, что с отцом все в порядке.
Мишель вздохнула, села на мягкий диванчик, намереваясь вновь приняться за оставшиеся салфетки, когда двустворчатые двери в конце коридора распахнулись, и появился высокий мужчина.

Он окинул взглядом коридор и уверенно направился в их сторону. Мишель прижала руки к груди - ей показалось, что сердце замерло, не выдержав волнения, и больше не забьется снова.
Мужчина поравнялся с ними.
- Мсье Дю Валь? - обратился он к Жану. - Добрый день. Я доктор Гордон.
Мишель, охнув, вскочила с дивана. Она едва сдержала себя, чтобы не вцепиться в синюю рубашку хирурга.
- Как? - прошептала она едва слышно. В горле пересохло. - Как мой отец? С ним все в порядке?
- Несмотря на свой возраст, ваш отец держался молодцом, - ответил доктор, улыбаясь. Успокаивать встревоженных родственников своих пациентов ему доводилось не впервой, и он наверняка знал, что лучшее успокоительное - это его уверенная улыбка. - Операция прошла успешно.
Мишель облегченно выдохнула, буквально физически ощутив, как свалился с сердца камень.
- Где он? Я хочу его увидеть! - сказала она, не отрывая взгляда от лица хирурга.

- Пока его не переведут в палату, вы, к сожалению, не можете к нему пройти. Но как только он придет в себя, вы обязательно с ним увидитесь.
Мишель только сейчас ощутила, насколько измотана напряженным ожиданием. Заветные слова доктора словно лишили ее последних сил, и она повисла на руке мужа. Жан поддержал ее за талию.
- Я считаю своим долгом расцеловать ваши руки, доктор! - проговорила девушка. - Вы спасли жизнь не только моему отцу, но и мне!
- Вы говорите так, словно я совершил некий героический поступок, - засмеялся мужчина, - но это всего лишь моя работа.
- Вот видишь, дорогая! Я был уверен, что все будет в порядке, - Жан коснулся плеча жены и обратился к хирургу. - Очень рад, что мы наконец-то познакомились лично, доктор Гордон.
Нервное напряжение постепенно отпустило Мишель, и она смогла, наконец, рассмотреть доктора, которого до сих пор видела будто через пелену густого тумана. Почему-то воображение рисовало ей хирурга пожилым, худощавым человеком со строгим лицом и невозмутимым взглядом. Доктор Гордон же оказался совершенной противоположностью этого образа. На вид ему было всего лет тридцать с небольшим. Он был высок, и синий свободный костюм не скрывал прекрасно сложенной, спортивной фигуры. Густые каштановые волосы мужчины слегка вились, но это не мешало им быть послушными и открывать высокий лоб. Его подбородок казался тяжеловатым из-за слегка выступающей вперед нижней челюсти, и совсем не портил внешности. Правильные черты узкого лица подчеркивались идеально подстриженными бакенбардами. «Прямо с хирургической точностью!» - подумалось вдруг Мишель. Он свободно общался с родственниками своего пациента на французском языке, но от нее не ускользнул мягкий акцент. «Американец» - отметила она про себя.

- А это моя супруга Мишель, - сказал вдруг Жан, и хирург перевел взгляд на нее.
Цвет его глаз напомнил девушке молодую светлую листву, которой по утру касается раннее солнце, отчего она кажется подернутой легкой изумрудной дымкой.
- Ваша супруга прелестна, мсье Дю Валь,- его улыбка открыла белые зубы. - Я был рад знакомству, но сейчас мне пора идти, мы непременно увидимся с вами позже.
Он скрылся за углом коридора, а Жан повернул к себе лицо жены и поцеловал.
- Ну вот, дорогая. Ты зря так переживала. Все хорошо, иначе и быть не могло.
Мишель стряхнула с себя непонятное оцепенение и взглянула на мужа:
- Да, Жан, действительно. Иначе и быть не могло.

***​

Мишель стояла у кровати отца и держала его за руку. Он улыбался ей, а она говорила о том, что все тревоги позади, и у них все снова будет хорошо.
- Я вижу, что мой самый стойкий пациент пришел в себя! - бодро произнес доктор Гордон, входя в палату.
Он склонился над Луи, внимательно изучая его лицо.
- Ну как вы?

- Такое ощущение, что моя голова теперь легче пушинки, - ответил Луи, и его подбородок помимо воли дрогнул. - Спасибо вам, доктор!
Хирург слегка пожал кисть Луи, улыбнулся:
- Вот и славно. А теперь, давайте-ка, я вас осмотрю.
После он подвинул ближе к кровати кресло и сел.
- Доктор, - произнесла Мишель, опускаясь в соседнее кресло, - расскажите… Все ли теперь хорошо? Как прошла операция? Только… только объясните без всех этих ваших терминов. Я их все равно не понимаю. Пожалуйста…
Он улыбнулся, положил планшет на колено и щелкнул ручкой.
- Как я уже говорил, операция прошла без осложнений. Опухоль была доброкачественной, нам удалось иссечь ее полностью, поэтому ни химиотерапия, ни облучение не нужны. Сейчас наблюдается некоторая слабость нижних и верхних конечностей, но это явление проходящее. Учитывая ваш возраст, мсье Голлон, это можно назвать нормальным состоянием после хирургического вмешательства. В общем, я могу обещать, что максимум через три недели вы будете благополучно выписаны домой. Конечно, о том, сколько времени займет период реабилитации, сказать пока сложно. По этому вопросу лучше обратиться к доктору Паркеру. Он будет вашим лечащим врачом. А в целом поводов для переживаний нет.

Мишель переглянулась с отцом. Ей показалось, что в его глазах блестят слезы.
Хирург принялся писать что-то в свой планшет, изредка задавая вопросы пациенту, а Мишель невольно засмотрелась на его руки, которые некоторое время назад обещалась расцеловать. Красивые, сильные мужские руки. Короткие рукава синей рубашки позволяли видеть рельефные мускулы трицепсов, золотистые волоски и выпуклые вены на предплечье.
Девушка одернула себя и мысленно пристыдила - она всего пару дней назад вышла замуж, сейчас сидит у кровати отца, перенесшего операцию, и при этом разглядывает молодого доктора. Она сосредоточила взгляд на своих пальчиках, выглядывающих из открытого носика туфлей.
- Что ж, мсье, - сказал, наконец, хирург и поднялся, - сейчас вы переходите под наблюдение к доктору Паркеру, а я навещу вас завтра. Отдыхайте.
Мишель поспешила выйти за ним в коридор.
- Доктор Гордон! - окликнула она.

- Да, мадам Дю Валь? - он остановился, развернулся и подошел ближе. - Чем могу помочь?
- Как мой отец, доктор? - произнесла Мишель, а сердце заколотилось где-то у горла.
Мужчина смотрел на нее с высоты своего роста, чуть сузив зеленые глаза.
- Я же только что…
- Это правда? Я подумала, вдруг отцу чего-то знать не стоит, и вы…
Хирург сунул ручку в кармашек своей рубашки. Мишель проследила взглядом за его жестом, и ей секунды хватило, чтобы прочесть на бейджике имя «Сэмюэль».
- Мне не зачем это делать, мадам, - сказал он. - Не сомневайтесь, с вашим отцом все в порядке.
Отлегла последняя тревожная мысль, впервые за долгое время захотелось искренне засмеяться, на глаза навернулись слезы облегчения, и она, шагнув к мужчине, крепко обняла его.

- О, доктор! Вы не представляете, как я хотела услышать от вас эти слова! Спасибо вам, от всего сердца спасибо! - шептала Мишель, уткнувшись лицом в его широкую грудь. - Я столько дней жила и боялась однажды узнать, что отца не стало. А теперь с моей души упал огромный камень! Я буду молиться за вас, доктор.
Для хирурга такой бурный всплеск благодарности от молодой красивой француженки не стал неожиданностью, видимо, он вполне понимал чувства дочери, которой вернули любимого отца.
- Ну что вы, мадам. Не нужно за меня молиться - это просто бесполезно, - тихо произнес он, и Мишель услышала в его голосе улыбку. - Поверьте, самая большая благодарность, что может быть - видеть счастье на вашем лице и понимать, что я к этому причастен.
Девушка вдруг густо покраснела. Вся ситуация стала казаться ей недвусмысленной, она отпрянула от доктора и поспешила вернуться в палату.

 

[Джемма]

Неделя прошла быстро. Луи довольно бодро шел на поправку, чем очень радовал дочь. Его лечащий врач доктор Паркер с уверенностью обещал, что в скором времени отца выпишут, и они смогут отправиться домой.
Жан пропадал в Париже, приезжал к молодой жене в Берн на пару дней, потом снова возвращался во Францию. Когда речь зашла о выписке, он с довольным видом сообщил, что у него уже есть на примете отличный реабилитационный центр.
Что касается Мишель, то она каждый день навещала отца, сидела с ним по несколько часов, обсуждая обстановку нового дома в уютном Шпице. Потом, вооружившись несколькими журналами по интерьеру, бродила по городу в поисках нужной мебели.
Шла уже вторая половина августа, и солнце поднималось не так высоко, светило менее ярко и жарко. В воздухе все более отчетливо чувствовалось приближение осени. В один из таких дней Мишель с утра, как обычно, навестила отца. Он пребывал в хорошем настроении и шустро передвигался по палате. Девушка поболтала с ним часок, сообщила о том, что сегодня намеревается заняться выбором обоев для гостиной и отправилась в город. Она вышла из палаты и в нерешительности остановилась, теребя длинную ручку сумки, перекинутую через плечо – по коридору навстречу шел доктор Гордон. Со дня операции, когда девушка так пылко обняла его в знак благодарности, она стала замечать, что ее голову все чаще посещают мысли о нем. Она гнала от себя эти мысли, но они как назойливые мухи, возвращались вновь. Мишель помнила, как прижимаясь щекой к его коже в вырезе рубашки, ощущала легкий цитрусовый аромат парфюма. И ей было жутко стыдно за те объятья, было стыдно за то, что от воспоминаний о них, ей каждый раз становится душно. Девушка старательно избегала встреч с нейрохирургом, рассчитывала время посещения отца так, чтобы не сталкиваться с ним при очередном осмотре.
Сейчас, увидев его высокую фигуру в конце коридора, Мишель почувствовала, как прыгнуло сердце, сжалось на мгновение и затрепетало, будто бабочка в ладонях. Она сделала шаг назад, намереваясь юркнуть обратно в палату, но доктор Гордон уже заметил ее.
- Добрый день, мадам Дю Валь! – сказал он с абсолютно равнодушным видом, и к ее облегчению прошел мимо.
Мишель от волнения смогла только кивнуть в ответ, разозлившись на себя за это.
После она долго бродила по интерьерным магазинчикам, долго не могла сосредоточиться на своей цели. Потом, наконец, определившись с выбором, заказала доставку обоев на нужный день и отправилась прогуляться по Берну.

Сидя за столиком в маленьком уютном кафе под открытым небом, мешая ложечкой давно остывший чай с лимоном, Мишель прислушивалась к своему сердцу. Оно, казалось, замерло в тот момент, когда она рассталась с Антуаном. Долгое время девушка не слышала его, словно оно было отключено или завалено толстым слоем снега. И её даже устраивало такое положение вещей, она не переживала по этому поводу. А совсем недавно сердце дрогнуло. Раз … Два… Три… И, оттаивая, набирая обороты забилось, затрепетало.
- Как глупо-то! – шептала она сама себе. – Как нелепо!
Поглощенная собой девушка все же заметила, что женщина в больших темных очках, сидевшая за дальним столиком, уж больно пристально смотрит в ее сторону.

Мишель машинально поправила волосы и потянулась к сумочке за зеркальцем, чтобы понять, что же не так с ее внешностью, а женщина поднялась и направилась к ней.
- Неужели мое бормотание так ее заинтересовало? – изумилась Мишель шепотом, оставив затею с зеркальцем и продолжая мешать остывший чай.
- Мне всегда казалось, что разговаривать с собой не очень интересно. Может, вы позволите составить вам компанию?
Мишель вздрогнула, выронив от неожиданности ложечку, и подняла взгляд.
- Да... Конечно, - пробормотала она, указывая рукой на свободный стул, - я не против.
- Я ехал домой, совершенно случайно увидел вас в этом кафе, - сказал доктор Гордон, присаживаясь, - и решил, что такой замечательный вечер просто грех проводить в четырех стенах.
Между тем подозрительная женщина в больших очках прошла мимо.
- Да, возможно вы правы, доктор, - проговорила Мишель, вытирая салфеткой расплескавшийся чай.
Он протянул руку и тихонько пожал изящные пальчики девушки:
- Меня зовут Сэмюэль. Можно просто Сэм. Прошу вас, вне клиники не называйте меня доктором.
Мишель почувствовала, как по телу пробежала волна сладостных мурашек, вызванных прикосновением его теплой ладони. Она согласно кивнула и попыталась как можно непринужденнее улыбнуться:
- Договорились. Неужели вам не нравится, когда вас называют доктором?

Сэм заказал капучино подошедшему официанту и снова повернулся к Мишель.
- Как говорят, «не несу работу на дом». Не люблю смешивать ее с личной жизнью, - сказал он, положив руки на стол. – Когда выхожу из дверей клиники, то предпочитаю оставлять в ее стенах все неприятности и трудности, связанные со своей профессией. Там же остается и «доктор».
- А что ж вас толкнуло к выбору такой нелегкой профессии? – Мишель не поднимая взгляд, гоняла ложечкой дольку лимона в многострадальном холодном чае.
- Ну, на самом деле, к этому выбору меня толкнул один весьма невеселый случай. Мне было одиннадцать лет, и мою любимую собаку сбила машина. У нее оказался сломан позвоночник, и тогда-то я и решил непременно стать нейрохирургом, – мужчина широко улыбнулся, показав белые зубы. - А поскольку в одиннадцать лет я еще учился в школе, то к осуществлению своей мечты приступил сразу после ее окончания.
- Вы наверно были лучшим студентом? – сощурила глаза Мишель и ей самой показалось, что фраза прозвучала язвительно. – Как вы оказались в Швейцарии? Ведь вы американец, не так ли?
Сэм наклонился вперед, его лицо стало ближе, Мишель даже увидела свое отражение в его глазах. Ее взгляд невольно опустился к его губам, потом ниже, к глубоко расстегнутой рубашке на рельефной груди. Что-то горячее колыхнулось внизу ее живота.
- Да, - тихо сказал он, – я был одним из лучших. Потому-то теперь и работаю в такой престижной клинике. А родом я из Нью-Йорка. Вы и тут оказались правы, Мишель.
Ложечка в руках предательски выдавала дрожь, девушка поспешила положить ее на блюдечко и крепче сжала ручку чашки с холодным чаем. Она сделала глоток, пытаясь скрыть от мужчины то, как действует на нее его тихий, глубокий голос. В эту минуту Мишель отчаянно ненавидела его.
Между тем на город опускалось бархатное покрывало летнего вечера. Люди неторопливо проходили мимо – кто-то, завершив все дела, возвращался домой, а кто-то просто прогуливался по вымощенным уютным улочкам. Берн, являясь столицей Швейцарии, производил совершенно обратное впечатление - он был тих, спокоен, и этим самым бесконечно мил. Вечернее солнце заливало маленькую площадь золотисто-теплым светом, искрясь, играло в струях фонтана и в зеленых глазах мужчины.

- А вы были в Старом городе, Мишель? – спросил Сэм, отпивая капучино с аппетитной пеночкой.
Она отрицательно покачала головой:
- Мне не довелось этого сделать, к сожалению.
- Вы много потеряли. Старый город - это нечто удивительное, - сказал он, отодвинул чашечку и вдруг спросил. – А хотите прогуляться по нему? Я могу рассказать о его достопримечательностях.
Мишель обдало жаром, а руки закололо иголочками. «Да что со мной такое происходит?» - подумала она, а вслух произнесла, лихорадочно придумывая отговорку:
- Я бы с радостью, но мне… мне пора возвращаться… Мой муж… Он приезжает из Парижа и будет переживать, если не застанет меня в номере.
- Очень жаль, - сказал Сэм, откинувшись на спинку стула. - Я уверен, что Старый город вам непременно понравился бы. Вечером он особенно красив.
- Не сомневаюсь, что вне клиники из вас получился бы замечательный экскурсовод, но мне действительно пора, – довольно грубо проговорила Мишель и встала.
Сэм поднялся вслед за ней.
- Тогда позвольте подвезти вас.
- Нет! Нет, что вы! – замахала руками девушка. – Не нужно! Я могу дойти сама, тут пять минут пешком. Заодно полюбуюсь на город. Не утруждайте себя, не надо!
Она развернулась и быстро пошла по улице в сторону гостиницы. Лицо пылало, сердце колотилось в висках. «Глупая! – твердила она себе мысленно. – Ты с головой выдаешь себя!»
- Мишель! – услышала девушка, не успев отойти и десяти метров.
Сэм тут же догнал ее и остановил.
- Мишель…
- Мне было приятно выпить с вами кофе и поболтать, доктор Гордон,- резко перебила она, глядя на него снизу вверх. – Всего хорошего!
- Мишель, - повторил мужчина и улыбнулся, – вы забыли сумочку.

Мишель стало жутко неловко за свою непонятно откуда появившуюся грубость. Она сконфуженно пожала плечами и тихо сказала:
- Я такая рассеянная… Спасибо.
- Со мной и не такое случалось, – улыбнулся он и добавил: – Нет, вы только не подумайте, что анекдоты про забывчивость хирургов это правда!
Мишель глянула в его смеющиеся зеленые глаза и сама не смогла удержаться от смеха.
- А я уж было испугалась.
Они стояли посреди площади и некоторое время молча смотрели друг на друга.
- Мне и правда пора, – наконец тихо произнесла девушка.
- Ваша сумочка, Мишель, – оказывается, мужчина до сих пор держал забытый ею аксессуар.
Она взяла ее, при этом их пальцы слегка соприкоснулись, по всему телу пробежал легкий разряд.
- У вас все в порядке? – спросил тихо Сэм. – Вы так поспешно решили уйти.
Мишель с грустной улыбкой изучала его лицо, потом почти беззвучно, как если бы обращалась к самой себе, сказала:
- Все в порядке. Дело в том, что ты разбудил меня от долгого бесцветного сна, и явь меня пугает. Я не думала, что расплата за мою расчетливость настигнет меня так скоро.
- Простите? – он наклонил к ней голову и виновато улыбнулся. – Я не расслышал.
- Я говорю, что у меня все в порядке, – громче сказала девушка, отвернулась и сделала пару шагов. Потом, остановившись, посмотрела через плечо. – Всего хорошего… Сэм.

 

[Джемма]

Первый воскресный день сентября выдался необыкновенно солнечным и тихим. Небо казалось каким-то особенно высоким и прозрачным, редкие почти невидимые облачка жемчужными островками виднелись на его голубом фоне.

Луи Голлон сидел на заднем дворе дома в мягком шезлонге и любовался видом холмов на другой стороне Тунского озера. Два дня назад он, наконец, был выписан из Бернской клиники к великой радости Мишель. Мишель… Его любимая дочурка… Луи повернул голову. Через стеклянные двери, что, вели на задний двор, было видно, как она суетится вместе с горничной в столовой, готовится к приезду гостей. Луи вздохнул. Мысль о том, что его дочь вышла замуж ради его спасения не давала ему покоя. Он был уже уверен в этом. Какой бы ласковой и внимательной она не была по отношению к Жану, в ее глазах не было того блеска, какой бывает у влюбленных и счастливых в браке людей. Общение самого Жана с отцом жены ограничивалось разговорами о здоровье, о самочувствии да, пожалуй, еще о погоде. Луи несколько раз пытался вызвать зятя на откровенный разговор о дочери, но тот ловко увиливал от ответа, переводя тему на одну из вышеперечисленных. В ответ на благодарность за оплату операции, Жан хлопал его по плечу и говорил: «Пустяки, дорогой тесть!», а Луи не мог избавиться от чувства вины. И пока не добившись вразумительного ответа от дочери о своих настоящих чувствах к Жану, Луи просто был вынужден молча наблюдать за их браком.

- Все хорошо, пап? – спросила Мишель, присев рядом. – Тебе что-нибудь нужно?
- Нет, доченька, - улыбнулся Луи и погладил ее по руке. – Все хорошо, не беспокойся. Я так пригрелся на солнышке, что почти уснул.
Она посидела с ним несколько минут, болтая о красивом виде на холмы, потом вернулась в дом. В помещении витали аппетитные запахи готовящегося ужина. Мишель еще раз осмотрела и пересчитала столовые приборы, поправила цветы в вазе, поставила в одну линию тяжелые стулья, а волнение внутри нее никак не унималось.
В помощь жене Жан нанял горничную, при этом сказав так:
- Ты моя жена, а моей жене не следует самой готовить и мыть чашки с ложками. Ты хозяйка в этом доме и Лив в полном твоем распоряжении.
Мишель до сих пор не могла привыкнуть к своему новому статусу. Ей было совсем не трудно заниматься уборкой и готовкой, но Жан слушать ее возражения не стал, и девушке ничего другого не осталось, как примириться с появлением в доме чужого человека.
Мишель поднялась в спальню, открыла гардеробную и остановилась в раздумье.
В день выписки отца Жан буквально оглушил ее новостью о том, что он пригласил на ужин доктора Паркера, как лечащего врача и доктора Гордона, как врача проводившего операцию. У Мишель просто опустились руки и ей захотелось рыдать от досады. После того вечера в кафе она избегала встреч с Сэмом и за последние две недели видела его лишь дважды. Один раз он прошел по коридору и не заметил ее, а второй раз они столкнулись у выхода. Он поздоровался с ней и явно намеревался еще что-то сказать, но его окликнула медсестра, и Мишель, пользуясь моментом, улизнула. И вот когда уже они покинули клинику Берна, и шансы встретиться свелись к нулю, она узнает, что ей придется принимать доктора Гордона в своем доме. Все это время она старательно пыталась уничтожить в себе чувства, зародившиеся к молодому нейрохирургу. Ночами она целиком отдавалась Жану, чтобы заставить себя навсегда позабыть о существовании того, кто безраздельно занимал ее мысли, как бы она не противилась этому. Днем ее терзали угрызения совести по отношению к мужу. Она не испытывала к нему ничего, кроме уважения. Она старалась предугадывать желания Жана, говорила ласково и нежно прикасалась, а потом ненавидела себя за эту фальшь.
Жан добил ее окончательно, сказав, что приглашены не только доктора, но и их супруги. Она еле сдержала подступивший комок, спрятала от мужа глаза, и потом, стоя под горячим душем, дала волю слезам. «Он женат!» - пульсом билась в голове одна единственная мысль. Ну, конечно же! А разве могло быть иначе? На что она надеялась? Она сама замужем, а он… Он не проявил ни малейшего знака внимания, никак не выдал себя.

До недавнего времени все происходящее – болезнь отца, замужество – все казалось сном, который вот-вот закончится, и даже себя она видела будто со стороны и была уверена, что после операции все станет как прежде. Но знакомство с Сэмюэлем Гордоном словно разбудило ее, и она с ужасом понимала всю ситуацию, в которой оказалась. Кто в этом виноват? Только она сама. О чем тогда можно лить слезы? Только по себе самой…

***​

Мишель долго стояла, разглядывая стройные ряды вешалок. Жан не скупился на наряды для жены и недавно привез из Парижа восхитительное платье из золотой парчи на тонких бретелях. Девушка остановила свой выбор на нем - оно выгодно подчеркивало теплый тон ее кожи, цвет шелковистых волос и соблазнительные изгибы фигуры.

Предстоящее вечером испытание Мишель решила встретить во всеоружии: немного макияжа для большей выразительности восхитительных карих глаз, немного блеска для большей чувственности нежных губ, капля волнующих духов на запястья и мочки ушей, локоны волос по обнаженным плечам. В итоге девушка осталась довольна своим отражением.
В гостиной горничная Лив смахивала пыль с без того блещущего чистотой камина.
- Лив, - окликнула ее Мишель. - Мой муж еще не вернулся?
- Нет, мадам. Мсье Жан не приехал.
Мишель обеспокоено кинула взгляд на часы и вышла на улицу. Будет очень неудобно, если гости приедут раньше хозяина. Жан уехал в Берн по каким-то своим неотложным делам, обещав, конечно же, вернуться к ужину. Солнце клонилось к закату, стрелки неумолимо ползли к шести вечера, а его все еще не было. Мишель прошла до дороги – безлюдная улица тихого умиротворенного Шпица дремала в лучах осеннего солнышка. Она сокрушенно вздохнула, собираясь вернуться в дом и позвонить мужу, но тут увидела, что у забора соседнего дома в тени дерева стоит женщина. Мишель нахмурилась – она ей показалась знакомой, а женщина сделала едва заметный жест рукой, словно подзывая к себе.

Мишель, поколебавшись секунду, сделала шаг навстречу, но её остановил автомобильный гудок – это вернулся Жан.
- Ждешь меня, дорогая? – спросил он, с довольным видом выходя из машины.
Пары секунд, на которые Мишель отвлеклась, посмотрев в сторону мужа, хватило, чтобы потерять незнакомку из вида. Мишель поискала ее взглядом, пожала плечами и подошла к Жану.

- Ты очень припозднился, - сказала она и подставила для поцелуя щеку, жестом показав, что у нее накрашены губы. – Скорее переодевайся. Я приготовила тебе костюм, он лежит на кровати.
- Сама приготовила? – с укоризной заглядывая в глаза жены, спросил Жан. – А Лив на что?
- Дурная привычка, - улыбнулась Мишель. – Но я работаю над ней. Честное слово!

 

[Джемма]

***​

В камине столовой горел огонь, его мирное потрескивание терялось в голосах и смехе людей, сидящих за большим столом.
Мишель делала вид, что ест, отрезала ножом крохотные кусочки, но до рта их не доносила, опасаясь, что поперхнется от волнения. Напротив нее сидел Жан и горячо обсуждал последние государственные новости с доктором Паркером. Мишель никогда не понимала политику, не любила и поэтому не слушала разговор мужчин. Рядом с Жаном сидела жена доктора Паркера, Хелена, пышущая здоровьем румяная и синеглазая хохотушка. Она привезла с собой яблочный пирог собственной выпечки и, не умолкая ни на секунду, вручила его Мишель. Глядя на нее девушка подумала, что все свои пироги поглощает исключительно она сама, не оставляя ни единого кусочка своему худощавому лысеющему мужу. А еще Мишель представила, как Хелена болтала всю дорогу до Шпица, и ей стало безумно жаль доктора Паркера.

Она отпила немного вина из бокала и осторожно покосилась на другой конец стола. Сэмюэль Гордон, опустив взгляд к тарелке, приговаривал сочную отбивную. Напротив него сидела красивая светловолосая девушка в нежно-розовом платье, с томным взглядом серых глаз, полными чувственными губами и хрупкой фигурой. Мишель почувствовала болезненный укол ревности, когда увидела ее, выступающую величественно, словно королева, под руку с доктором Гордоном. «Ах, как вцепилась-то!» - подумала Мишель, глядя, как тонкие пальцы блондинки цепко держатся за рукав светлого костюма мужчины. «Это Евангелина, - представил ее Сэм, - Моя…» «Жена!» - поспешно добавила та и протянула руку Жану. За ужином она внимательно изучала хозяев дома, и Мишель несколько раз встретилась с ней взглядом.

Во главе стола, рядом с Мишель сидел Луи. Он ел с аппетитом, поддерживал горячие дебаты Жана и доктора Паркера, к которым уже подключился Сэм. Хелена же с присущей всем болтушкам легкостью, нашла общую тему с дамами.
Сэм взял бокал, поднес его ко рту, а его взгляд остановился на лице Мишель. Девушка почувствовала, как больно прыгнуло сердце, и поспешила опустить глаза.
- Так ведь, милый? – обратилась к нему Евангелина, ища подтверждения своих ранее сказанных слов.
Ее тонкие пальчики с безупречным маникюром легли на его смуглую руку, лежащую на столе. Он кивнул и улыбнулся ей, а Мишель почувствовала, как противный комок зашевелился в горле. Она невольно вздохнула и заметила, что на нее внимательно смотрит отец.
В это время Жан поднял бокал с вином и громко предложил выпить за здоровье своего тестя, пожелав ему при этом прожить еще столько же лет.
- И непременно дождаться внуков! – со звонким хохотком добавила Хелена.
Мишель закашлялась, откровенно не ожидая такого тоста, приложила салфетку к губам и покраснела. Все, конечно же, дружно и шумно подхватили такое пожелание.
- Я очень надеюсь, что это случится в ближайшее время! – сказал Жан, глядя на жену. – Мне бы очень этого хотелось, дорогая.
Взгляды всех присутствующих обратились к ней.
- Я тоже очень хочу этого, - дрогнувшим голосом проговорила она и поняла, что лжет. – Но, Жан, дорогой… Я намерена вернуться к учебе. Ты же знаешь…
- Я не думаю, что сейчас подходящий случай обсуждать такую тему, - заявил Луи, придя на помощь дочери.
Звон бокалов хрустальными всплесками прокатился по столовой.
- За моего дорогого тестя! – подытожил Жан.
Мишель с облегчением вздохнула, отпила восхитительного красного вина и опустила голову к тарелке, радуясь, что столь деликатную тему оставили в покое.
- А где вы учитесь, Мишель? – вдруг спросил Сэм, взглянув на нее поверх бокала.
Пытливый взгляд Евангелины тут же устремился в ее сторону. Впрочем, как и все остальные.

- В Сорбонне, в Школе переводчиков, - ответила ему Мишель охрипшим вдруг голосом. Она ненавидела Сэма за то, что один его взгляд повергает ее в состояние, когда руки дрожат и не могут удержать даже ложечку, а сердце с устрашающей силой бьется о грудную клетку. Она ненавидела себя за свои пылающие щеки, за свою слабость и за желание видеть его глаза снова и снова. Она кашлянула, приложив салфетку к губам, и повторила: - В Сорбонне.
- О! Сорбонна! – восхищенно вторил ей доктор Паркер, и тема беседы переключилась на Парижский университет.
Спустя некоторое время Луи поднялся со своего места и, подняв бокал, начал речь:
- А я хочу сказать от всей своей души огромное, горячее спасибо вам, доктор Гордон! Вы выбрали благородную профессию – спасать человеческие жизни… Вам, доктор Паркер, за то что в сложный период после операции были внимательны ко мне и поставили меня на ноги… И, конечно же, моему зятю за…
Жан поспешил встать и, положив руку на плечо Луи, перебил:
- Дорогой мой, уважаемый мой Луи! Я очень вас прошу – достаточно меня благодарить. Все что я делаю это от чистого сердца и любви к вашей прелестной дочери. Давайте выпьем за профессионалов своего дела - за докторов!
Бокалы сблизились и тонко звякнули.
- Я благодарю вас, Луи, за такие теплые слова, - произнес Сэм, с улыбкой глядя на своего недавнего пациента. – Еще два месяца назад, когда я изучал ваши анализы и историю болезни, я никак не мог подумать, что жизнь меня сведет с такими замечательными людьми… Я очень этому рад!

Пока он говорил, Мишель не могла отвести взгляда от его лица… И она не заметила, как от его слов на мгновение в глазах ее мужа появилось странное выражение, похожее на страх.

 

[Джемма]

***​

После ужина все перебрались в гостиную и не спеша разговаривали, потягивая коктейли. Горничной Лив нужно было отдать должное за ее умение – она смогла бы заткнуть за пояс профессионального бармена.
Вскоре Луи извинился перед гостями и отправился наверх, ссылаясь на усталость. Мишель поднялась проводить его до спальни.
- У него наблюдается еще некоторая слабость, - сказал доктор Паркер, обращаясь к Жану. - Я думаю, что реабилитационный центр все же необходим.
- На следующей неделе мы как раз собираемся этим заняться, - ответил ему Жан.
В гостиной разожгли камин. Несмотря на то, что осень только началась, в горах ночи были прохладные. Жан обсуждал с доктором Паркером возможности современной медицины. Хохотушка Хелена расположилась на диване и с восхищением в синих глазах слушала своего мужа. Сэм в стороне от всех о чем-то тихо разговаривал со своей женой. По их лицам Мишель поняла, что разговор далеко не веселый. В руке Евангелина держала очередной коктейль и с некоторым раздражением слушала Сэма, изредка бросая на него испепеляющие взгляды.

Придерживая длинное платье, Мишель осторожно спускалась по лестнице. Сэм услышал ее шаги, приглушенные ковровым покрытием ступеней, поднял голову и замолчал. Мишель стиснула в кулачке расшитую ткань платья, готовая развернуться и убежать, но как хозяйка дома она была вынуждены проводить время с гостями. Собравшись с духом и молясь, чтобы не упасть, она быстро преодолела последние ступени и, лучезарно улыбаясь, направилась к ним. Евангелина тут же взяла мужчину под руку, прижалась к его плечу щекой и принялась внимательно изучать Мишель. По ее глазам было заметно, что она изрядно выпила.
- Очень надеюсь, что вам понравился вечер, - с улыбкой произнесла Мишель, а внутри у нее все дрожало. – Я была рада увидеть вас в нашем доме и познакомиться с вашей супругой, доктор Гордон.
Евангелина смерила ее взглядом и лишь сильнее прижалась к мужчине. Ответить Мишель она либо не захотела, либо уже не могла.
– Ужин был превосходным! - улыбнулся Сэм.
Они еще некоторое время обменивались формальными любезностями об ужине, о великолепном вине и доме в прекрасном месте. Потом их разговор зашел о Шпице, и Мишель поделилась своими восторгами по поводу уюта маленьких Швейцарских городков.

Потом она еще раз ответила, что ей, как хозяйке, очень приятно знать, что вечер удался, и гости довольны, и отошла к мужу под пристальным взглядом Евангелины, которая не проронила ни слова. Девушка даже спиной чувствовала, как серые глаза буравят ее затылок.
- А кто играет на рояле? – спросила вдруг Хелена, коснувшись клавиш инструмента, стоявшего в углу гостиной.
- Моя дорогая Мишель, - ответил Жан, обнимая жену за талию. – Я люблю, когда она это делает.
- Тогда, может быть, вы сыграете для нас, Мишель? – воскликнула Хелена и всплеснула руками.
Мишель с негодованием подумала, что яблочный пирог она есть не будет. В отместку. Но на просьбу миссис Паркер ответить отказом сейчас она не могла.
Девушка увлекалась игрой на рояле с детства, но довести свое мастерство до совершенства ей так и не удалось. Она и не считала себя мастером и играла последнее время очень редко, для души, когда особенно грустно и одиноко.
В комнате повисла тишина, прерываемая лишь треском дров в камине, а потом, повинуясь тонким пальцам Мишель, полилась мелодия.

Сначала хрупкая, как цветок, пробившийся по весне из-под снега, она нарастала и становилась похожей на пламя огня, беспощадное, поглощающее и безумное в своей страсти. Потом она стала таять и уходить вдаль, как неуловимая и нежная мечта, пока совсем не стихла.
Еще несколько секунд слушатели стояли молча, улавливая отголоски мелодии в своих сердцах, потом взорвались аплодисментами. Мишель поднялась и, улыбаясь, смущенно принимала восхищенные возгласы в свой адрес.
Пока она играла, ей не удалось увидеть, что происходит за ее спиной. Она не видела, каким взглядом смотрел на нее Сэм, как едва заметная улыбка тронула его губы, словно забыв, где и с кем находится, он позволил мелодии увлечь себя.
Мишель не видела, как смотрел на Сэма ее муж. Его взгляд был ледяной, и в нем читалось нечто жестокое, какое заставило бы ее покрыться холодным потом. И она не видела, как смотрела на Сэма Евангелина – с ненавистью и любовью.
И если после игры ее муж умело перевоплотился в прежнего Жана, то с Сэмом и Евангелиной дела обстояли иначе. Мишель готова была поклясться, что в обращенном к ней взгляде зеленых глаз на мгновение мелькнуло что-то новое, почти неуловимое. Девушка с замиранием сердца и жарким томлением внизу живота даже спиной чувствовала, насколько близко к ней сейчас Сэм. Она понимала, что так нельзя и все что происходит - неправильно, но ее безумно влекло к нему.
А Евангелина не остановилась на количестве выпитых напитков и продолжила набеги на подносы с коктейлями. Сэм долгое время пытался вразумить свою супругу, склонившись к ее лицу. Но она раздраженно отмахивалась, и в итоге это привело к отвратительной сцене - резкий звук пощечины, щелкнул словно хлыст.
- Я ненавижу тебя! – едва ворочая языком, крикнула Евангелина. – Ты сломал всю мою жизнь! Ты… Ты…

-Тише, Ева! Тише! – Сэм прижимал ее к груди, пресекая любые попытки снова влепить пощечину. – Тебе не стоило столько пить, ты ничего не соображаешь. Нам пора домой.
Евангелина некоторое время беспомощно дергалась, пытаясь освободиться. Потом вдруг обмякла и повисла у него на шее. Он подхватил ее на руки. Его лицо пылало – причем одна щека ярче другой благодаря стараниям вспыльчивой девушки.
- Нам пора домой, - повторил Сэм, только теперь уже обращаясь к окружающим, которые в смятении наблюдали за всем происходящим.
Мишель готова была вжаться в стену, раствориться, исчезнуть. Ей было ужасно стыдно. В произошедшем инциденте она винила себя.
Сэм с полубесчувственной женой на руках подошел к своей машине. Доктор Паркер забежав вперед, открыл перед ним дверцу черного Лексуса.
- Сэм, - бормотала Евангелина, и ее руки блуждали по спине мужчины, теперь она не отталкивала его, а обнимала, – Сэм… Я ведь люблю тебя…
Он осторожно положил ее на заднее сиденье автомобиля, захлопнул дверцу с явным раздражением, а девушка, приняв горизонтальное положение, тут же уснула.
Сэм извинился перед Жаном и Мишель за столь неприятную сцену и за испорченные впечатления от чудесного вечера, при этом Мишель действительно видела, как гадко ему сейчас. Впрочем, ей тоже было не легче. Жан пожал его руку и убедительно твердил, что все в порядке.

Мишель молча стояла рядом и боролась с едким чувством тоски. Вот сейчас он сядет в машину и… И все. Сэм попрощался с доктором Паркером, с его женой, потом с Жаном и с ней.
- Всего хорошего, Мишель, - сказал он официальным тоном, слегка пожав на прощание ее холодные пальчики.
Едва слышно зашуршал двигатель, машина откатилась назад на дорогу, ослепляя ксеноновыми фарами. Девушка видела, как Сэм выкрутил руль, включил скорость и уехал по спящему Шпицу прочь.

В эту ночь Мишель никак не могла уснуть. Она снова и снова прокручивала в памяти прошедший вечер и никак не могла понять, что ж ее тревожит. Кроме ужасной сцены с пощечиной было еще что-то… Что? Мишель лежала неподвижно, глядя в потолок. «Я благодарю вас, Луи, за такие теплые слова. Еще два месяца назад, когда я изучал ваши анализы и историю болезни, я никак не мог подумать, что жизнь меня сведет с такими замечательными людьми… Я очень этому рад!»- снова и снова звучали слова Сэма в ее голове. Опять и опять… «Еще два месяца назад, когда я изучал ваши анализы и историю болезни, я никак не мог подумать, что жизнь меня сведет с такими замечательными людьми» Еще два месяца назад…
Два… Два месяца. Мишель села на кровати, откинув одеяло в сторону. Как два месяца?

 

[Джемма]

Свежая прохлада раннего осеннего утра приятно бодрила горячее тело, с каждым вдохом врывалась в легкие и растекалась по венам, насыщая живительным кислородом кровь.
Небольшой парк недалеко от набережной Ааре был излюбленным местом любителей утренних пробежек. Кто парами, кто по одному, с упоением вдыхая аромат наступившей осени, пробегали мимо. Узкие аллейки, вымощенные камнем, склонялись к дорожке ветвями желтеющих деревьев. Уже начавшие опадать листья, медленно планировали, словно вальсируя, и бесшумно ложились под ноги.
Сэм любил этот парк. Царившая здесь тишина позволяла собраться с силами перед очередным рабочим днем и набраться так необходимой ему концентрации. Но только сегодня все было не так. Он чувствовал себя гадко, и это ощущение цепко преследовало его со вчерашнего вечера.

Сделав еще один круг по парку и, не сбавляя темпа, Сэм направился в сторону дома.
Успешный и талантливый молодой хирург, он прилетел в Швейцарию год назад и получил место в престижной клинике Берна. Хороший заработок и некоторые накопления позволили ему приобрести небольшую квартиру с чудесным видом на Ааре. Вскоре к нему за столик в кафе подсела красивая блондинка. Ева. Недолго думая, они стали встречаться, и уже через две недели Евангелина перебралась к нему. Он питал к ней глубокую симпатию, она дарила ему безумный секс. И возможно его чувства переросли бы в нечто большее, если бы девушка не стала пытаться так отчаянно женить его на себе. Она даже стала представлять себя всем законной женой доктора Гордона. Не дождавшись от мужчины кольца в бархатной коробочке, Ева становилась все более невыносимой. Вскоре начались жуткие сцены ревности и прилюдные выяснения отношений. Ко всему этому стал добавляться алкоголь, причем его порции росли с каждым разом. Сэм терпел, прощал, верил в ее обещания что «это было в последний раз» и забывал, как только они оказывались в спальне. Но все повторялось снова и снова. Вчерашняя пощечина явилась каплей, переполнившей чашу его терпения, и мысль о том, что их отношениям пришел конец, казалась единственно верной.
Сэм повернул ключ в замке, глянул на часы - времени осталось на душ и на чашку любимого кофе. Через приоткрытую дверь спальни было видно, что Ева еще спит, скинув с себя одеяло.

Он прошел в ванную, попутно бросил в кресло спортивную куртку. Стоя неподвижно, опустив голову и подставляя плечи хлестким струям воды, Сэм настраивал себя на работу. Сегодня предстоял тяжелый день – три операции.
- Доброе утро, милый, - пальчики Евы легким прикосновением пробежали по его спине.
Сэм вздрогнул – он не слышал, как она бесшумно открыла душевую кабину и юркнула к нему.
- Привет, - ответил он сухо, протягивая руку за гелем для душа.

Ева перехватила ее и, повернув мужчину к себе, игриво прижалась обнаженным телом
- Ты дуешься на меня? – спросила она, с абсолютно невинным видом заглядывая ему в глаза.
Сэм мягко отстранил ее и продолжил окутывать себя душистой пеной:
- Поговорим вечером. Сейчас я тороплюсь.
На кухне витал аромат только что сваренного кофе, но поджимающее время не позволило Сэму насладиться им в полную силу – между глотками он застегивал рубашку и ремень брюк.

Ева стояла в дверном проеме, куталась в шелковый халатик и наблюдала за ним. Потом вздохнула и бесшумно подошла ближе.
- Ты обиделся на меня? – тихо спросила она, покусывая губу. – Ну прости… Все как-то само собой получилось… Я от себя не ожидала…
- Вечером, Ева, - не поворачиваясь, отозвался Сэм, – Вечером поговорим.
- Но, Сэм! – воскликнула она. – Не будь таким жестоким! Я же попросила прощения!
Сэм, наконец, управился со всеми пуговицами, допил кофе и прошел в прихожую.
- Ева, - не повышая голоса, бросил он, – У тебя каждый раз все происходит само собой. Мне же надоело терпеть твои нетрезвые выходки и на утро слышать извинения. Я тебя давно предупреждал, что я не железный, и моему терпению рано или поздно придет конец.
Он завязал перед зеркалом галстук и принялся за шнурки ботинок, присев на пуф у стены.
- А ты думал, что мое терпение безгранично? А ты не думал, что во всем виноват ты и твое равнодушие! Неужели я должна была покорно наблюдать, как ты самым бессовестным образом пялился на эту… - Ева брезгливо скривила губы, – Мишель!
Сэм замер на пару секунд с рукой, протянутой к вешалке за курткой, потом молча оделся и, взяв со столика ключи от машины, открыл входную дверь.
- Молчишь? Ну почему ты со мной не хочешь разговаривать, Гордон? – не унималась Ева, и ее голос уже перешел на крик. – Почему для нее, для этой курицы с печальными глазами, ты нашел слова и улыбки, а со мной поговорить не хочешь? Сколько можно, Сэм? Я так больше не хочу жить! – она дернула его за рукав, вынуждая повернуться. – Я так не хочу, ты слышишь? Я хочу быть твоей женой, Сэм!

Сэм схватил ее за локоть и притянул к себе.
- Мне надоели твои скандалы и упреки! – сказал он, наклонившись к ее разгоряченному лицу. – Ты не хочешь так дальше жить? Какие проблемы, Ева? Давай расстанемся! Я считаю, что тянуть больше нет смысла и сейчас самое время это сделать… Прости.
Он разжал пальцы и вышел из квартиры, хлопнув дверью.

***​

Мишель спустилась в столовую, удивляясь, что этим утром проспала так долго. Жан сидел за столом и читал утреннюю газету.
- А вот и ты, дорогая. Доброе утро! - сказал он, оторвавшись на секунду от статьи, перегнулся через стол и поцеловал ее. – Как спалось?
- Хорошо, - ответила она, усаживаясь напротив.
Откуда-то сразу появилась молчаливая Лив, и, словно по волшебству, перед Мишель на столе оказались горячие тосты с джемом и дымящийся кофе.

- Я сегодня уезжаю в Женеву по поводу реабилитационного центра, - сказал Жан, шурша газетой.
- Спасибо, - тихо проговорила Мишель, двумя руками сжимая белоснежную фарфоровую чашку. - Я не знаю, как благодарить тебя за все, что ты делаешь.
- Ты моя жена, - ответил он, и его глаза-льдинки буквально раздели девушку, - а о другом я мечтать даже не посмею.
Мишель отпила кофе и не в силах больше молчать, спросила:
- А почему вчера доктор Гордон сказал, что все документы отца он получил еще два месяца назад?
Жан пожал плечами и улыбнулся:
- Правда? Он так сказал? Ну, не знаю… Возможно он просто оговорился. Сама подумай, дорогая, сколько у него пациентов за месяц бывает. Может быть, перепутал с кем-то, а может быть, просто уже потерял счет времени.

На лице мужа не дрогнул ни один мускул и Мишель, нахмурившись, решила, что, скорее всего доктор Гордон действительно оговорился.
- Ну, да… Наверное, ты прав, - сказала она и подвинула к себе тарелочку с горячим тостом, но кусок не лез в горло, и девушка оставила затею позавтракать.
Через час Жан сел в машину и уехал, а Мишель, проводив его взглядом, поспешила вернуться в дом.
- Пап, - обратилась она к отцу, – Я пойду, прогуляюсь к озеру.
Наспех переодевшись, она направилась на станцию, откуда вскоре должен был отойти поезд до Берна.

***​

- Доктор Гордон! – окликнула его медсестра, как только он покинул прохладный коридор операционного блока.
Сэм сдернул с лица маску и остановился, ожидая спешащую к нему девушку.
- Вас ожидает какая-то женщина, - протараторила та. - Я объяснила, что у вас операция, но она упорно твердит, что ей необходимо поговорить с вами!
«Ева…» - мелькнула недовольная мысль.
- Проводите ее в мой кабинет и скажите, что я сейчас подойду, - вслух сказал он, скомкал маску и бросил ее в урну. – Мне просто необходимо выпить кофе.
Сэм, не церемонясь, толкнул двери кабинета полный решимости выказать свое недовольство докучливой Евангелине. Она имела свойство постоянно отвлекать его на протяжении всего дня звонками с поводом и без. А сегодня после утренней ссоры, видимо, решив продолжить разговор, явилась в клинику.
Резко открывшаяся дверь, похоже, слегка напугала сидящую на диване девушку. Она вздрогнула и посмотрела на него широко распахнутыми, восхитительными карими глазами.

- Мишель? – удивился Сэм, направляясь к ней. – Почему Вы тут? Что-то случилось?
- Все хорошо, - ответила она тихо и собралась с духом. – Мне только хотелось задать вам один вопрос.
Он присел на другой край дивана, не сводя с нее внимательного взгляда.
- Почему вчера вы сказали, что получили документы моего отца еще два месяца назад? – спросила девушка и почувствовала, как гулко забилось сердце.
- А что я должен был сказать? – недоумевая, поинтересовался он. – Я что-то не пойму вас, Мишель…
- Ну, вы, наверное, оговорились? Ведь так? – допытывалась она. – Не два месяца назад. Этого просто быть не может! Вы, наверное, хотели сказать месяц?

- Нет же! - возразил Сэм, быстро сосчитав недели. – Два месяца назад из Парижа прислали документы Луи Голлона и отдали мне. Я их изучил, показания к операции действительно были весомые, и, поскольку, медлить было опасно, я отослал в Париж подтверждение, что наша клиника готова прооперировать. Ваш муж связался со мной и сказал, что приехать вы сможете только через некоторое время.
- Ничего не понимаю, - прошептала Мишель, потирая пальцами виски. – Но два месяца назад я еще не была замужем, мы только познакомились с Жаном…
- Честно говоря, меня удивило то, что приезд в Берн отложили, – продолжил Сэм. – Могло случиться так, что ваше место в очереди отодвинулось бы назад из-за более тяжелых больных.
Догадка, мелькнувшая в голове Мишель, заставила навернуться на глаза едкие слезы.
- В очереди? А операция… была бесплатной? – уже предчувствуя ответ, спросила она.
Сэм нахмурил брови - казалось, он уже уловил суть всего происходящего с девушкой.
- Да, Мишель, - ответил он. - Операция была бесплатной.

 

[Джемма]

- Каким образом к нему попали документы моего отца? – в который раз спрашивала Мишель ни к кому не обращаясь. Открытие новой стороны мужа вызвало бурю эмоций. Обида, горечь, негодование бушевали в душе девушки. – Зачем он так со мной? Зачем он солгал? Чтобы я жила с ним только из-за чувства благодарности?

Из коридора доносились голоса, совсем близко за окном взвыла сирена машины скорой помощи. Но Мишель, погруженная в свои мысли, не замечала ничего.
Сэм сидел на диване и смотрел на ее поникшие хрупкие плечи и опущенную голову.
- А реабилитационный центр? – девушка резко обернулась.
На ее щеках блестели мокрые дорожки, а в глазах была надежда на то, что муж хоть в чем-то был честен с ней.
- Направление в реабилитационный центр было выдано нашей клиникой, - ответил он тихо.

Она зажмурила на секунду глаза, и из-под длинных ресниц выбежала слезинка.
- Черт возьми! – с досадой проговорил Сэм, поднялся с дивана и подошел к ней. – Я чувствую себя виноватым.
- Виноватым? В чем? В том, что открыли мне глаза? – воскликнула Мишель. – Нет! Вы как раз таки ни в чем не виноваты… Виновата только я одна! В том, что рано опустила руки, что стала надеяться на чью-то помощь, что доверилась Жану… И попалась, как мышь в мышеловку. Но он… Как он мог выжидать удобного момента, зная, что ответ из Берна получен?! Да я была бы в сотню раз больше благодарна ему, скажи он мне все как есть, не вынуждая меня выходить за него!

Ее голос с каждым словом становился выше и готов был вот-вот сорваться в отчаянный крик. Она сделала шаг к Сэму, словно маленький ребенок, ищущий защиты, и прижалась горячим виском к его щеке. Он слышал, как она беззвучно плачет, и ее слезы падают на его синюю рубашку, расползаясь по ней мокрыми пятнами.
- Мишель, - прошептал он, почти касаясь губами ее волос, – Не плачьте. Вы в силах все исправить! Выход всегда найдется.
Его теплые руки сомкнулись на спине девушки - они касались ее осторожно, словно держали фарфоровую дорогую статуэтку, но, оказавшись в этих едва ощутимых объятьях, Мишель почувствовала себя такой маленькой, такой слабой и в тоже время такой защищенной, что ей стало на несколько секунд легче и спокойнее. Под своими ладонями, через ткань хирургического костюма она ощущала, как бьется его сердце.
Она слегка отстранилась от него и подняла голову.
- Вы в силах все исправить, - повторил Сэм и указательным пальцем утер с ее щек слезы. – Стоит только захотеть. Главное, что с вашим отцом все в порядке, а остальное поправимо. Не так ли?
- Да, - выдохнула она и поняла, что не в состоянии оторвать взгляд от его губ.

Они были так близко, что в ней с нарастающей силой вспыхнуло желание приподняться на цыпочки и прижаться к этим губам жарким поцелуем.
- Доктор Гордон! – послышалось из коридора.
Они отпрянули друг от друга, и через секунду в кабинет заглянула медсестра.
- Доктор Гордон, - сказала она и с интересом покосилась на заплаканную посетительницу, – пора. Операционная готова.
- Да. Иду.
Двери бесшумно закрылись. Мишель вытирала слезы, отвернувшись к окну, и старательно пыталась побороть мелкую дрожь.
- Мне пора, - тихо сказал Сэм. – Меня ждет долгая процедура входа в операционную.
- А меня ждет трудный разговор с мужем, - ответила она и уже на пороге, обернувшись, добавила: – Всего хорошего, доктор Гордон.

***​

С безлюдной тропинки, ведущей со станции, открывался потрясающий вид на Шпицкий замок и заливчик с яхтами, а за леском виднелись опустевшие виноградники.
Мишель медленно спускалась к Тунскому озеру, решив, что сейчас возвращаться домой не стоит, иначе отец может догадаться, что у нее неприятности.

В небольшой гавани залива было тихо и немноголюдно. Легкий ветерок покачивал на волнах яхты, доносил с лугов запах осени и ароматы запоздалых цветов, цветущих в Швейцарии до самых снегов.
Мишель присела за столик маленького ресторанчика, что находился недалеко от пирса, и заказала бокал вина, в надежде хоть как-то успокоить беспорядочно копошащийся рой мыслей. В горле застрял комок от обиды, от всего обмана и прежде всего от обиды на саму себя. За то, что позволила играть не только своей судьбой, но и жизнью отца.
Ее размышления прервала женщина, появившаяся словно из-под земли.
- Я не помешаю? – спросила она торопливо и, не дожидаясь ответа, села напротив. – Мне очень нужно поговорить с вами.
Мишель с удивлением узнала в женщине ту самую незнакомку из кафе в Берне, которая позже появлялась уже у дома в Шпице. Ее глаза все так же были скрыты большими очками.

- Ну… - пребывая в некотором недоумении от столь неожиданного очередного появления женщины, протянула Мишель, – Раз вы уже сели, то я не думаю, что у меня есть выбор. О чем вы хотели поговорить?
Женщина огляделась по сторонам и шепотом сказала:
- О вашем муже. О Жане. Бегите от него скорее, бегите без оглядки! Это жестокий человек, жаждущий властвовать всем безраздельно и любыми путями.
- Поздно вы мне об этом говорите, - вздохнула Мишель, удивляясь своему спокойствию.
- Бегите от него скорее, - повторила женщина. – Не позволяйте ему распоряжаться своей судьбой и ломать свою жизнь, как он однажды сломал мою. Я любила его, больше всего на свете любила! А он…Он…
Она на секунду сняла очки, и Мишель увидела на лице женщины багровый шрам.

- А вы, собственно, кто? – спросила Мишель, слегка шокированная шрамом на еще молодом и красивом лице.
Женщина поднялась и все так же торопливо, полушепотом проговорила:
- Это не имеет значения. Просто не говорите Жану, что видели меня. Я прошу. И бегите от него, бегите!
Она ушла также быстро, как и появилась. Мишель проводила ее взглядом и поняла, что насладиться прекрасным вином ей уже не удастся.

 

[Джемма]

Мишель помешкала пару секунд, вскочила из-за столика и бросилась вслед за незнакомкой. Та уже успела уйти далеко вперед, и девушке пришлось перейти на бег, чтобы догнать ее.
- Постойте! - Мишель бежала по дорожке, рискуя вывихнуть при этом ногу.
Женщина остановилась.
- Зачем вы это делаете? - пытаясь отдышаться, спросила девушка. - Зачем вы мне говорите, что я замужем за ужасным человеком? Чего вы добиваетесь?
- На самом деле нет никакого подвоха. Я не хочу, чтобы еще кто-то пострадал от этого тирана, - ответила женщина, нервно поправив свой синий шарфик.
- Но кто вы?
- Мне кажется, что это очевидно, - произнесла незнакомка, а ее губы вдруг тронула грустная улыбка.
- Вы бывшая жена Жана? - не унималась Мишель.
- Тсс!- прошептала та, прижав палец к губам. - Я очень прошу, тише! Я не хочу, чтобы Жан или кто-либо другой узнал, что я здесь, в этом городе…

- Тогда зачем вы приехали, раз так боитесь быть узнанной? Вы следили за нами? - так же шепотом спросила Мишель, однако, не собираясь при этом отступать. - И раз вы уже показались мне на глаза, тем более сказали такие совсем не греющие мне душу вещи, то почему бы вам не рассказать все остальное? Если вы действительно хотите мне помочь, то возможно нам следует найти укромное место для беседы?
Незнакомка задумалась, вглядываясь с лицо Мишель.
- Как я могу быть уверена, что вы не расскажете Жану про то, что видели меня? - спросила она.
- Боже! - Мишель всплеснула руками. - Раз вы рискнули ко мне подойти, то наверняка были уверены в том, что я не скажу мужу ничего. Кроме того, сегодня я узнала нечто, что подорвало мое доверие к нему навсегда! И теперь больше всего на свете мне бы хотелось вырваться из его рук.
Женщина снова задумалась. Было видно, что она колеблется, выбирая между желанием скрыться и желанием помочь девушке. Сделав усилие и поборов свои страхи, она сказала:
- Я живу в третьем доме слева от церкви у замка. Приходите завтра вечером, к семи часам.

***​

Жан приехал, когда уже начинало смеркаться, и выглядел довольным и сияющим.
- Ну что, дорогой мой тесть, - обратился он к Луи, - Завтра утром мы везем вас в Вальмон-Женолье.
Мишель смотрела на мужа совершенно другими глазами и видела перед собой незнакомого, даже пугающего человека.

Еще днем, наполненная решимости высказать все, что накипело, сейчас Мишель просто не знала, что делать и как себя с ним вести. Слова женщины со шрамом окончательно выбили девушку из колеи. Когда Жан обнял ее, Мишель вся похолодела, словно часть панического страха незнакомки передалась ей. Еще неизвестно - был ли Жан действительно в Женеве или все его слова как и все остальное обман. В конце концов, после мучительных раздумий, девушка решила дождаться завтрашнего вечера. Ей еще предстояло найти убедительный предлог для того, чтобы без подозрений выйти из дома.
После ужина она сама помогала отцу собирать вещи, выслав из комнаты Лив. Она старалась вести себя непринужденно и весело, чтобы отец ничего не заподозрил. Ей было жаль его - она видела, что он мечтает, чтобы дочь была счастлива в своем странном браке. Они долго разговаривали, смеялись и вспоминали их родной Лион и ее детство.

В какое-то мгновение Мишель безумно захотелось зажмуриться и вернуться в то время, а потом переписать свою жизнь заново.
Когда отец уснул, на часах было почти час ночи. Она тихо вышла из комнаты, бесшумно ступая маленькими босыми ногами. Жан крепко спал в их постели. За ужином он выпил вина и, похоже, что ничто не могло потревожить его сон. Одна мысль лечь рядом с ним вызывала отвращение, и Мишель спустилась вниз. Да ей и спать то не хотелось.
Огонь в камине затухал, оставляя светящие головешки.

Девушка подкормила его еще парочкой поленьев, пламя благодарно вспыхнуло, поглощая свою жертву. Танец огня зачаровывал, и Мишель присела прямо на ковер у камина, невольно наслаждаясь его теплом. Дом спал, и кроме треска дров не раздавалось ни единого звука. И в этой тишине все тревоги девушки отошли на задний план, уступая место тем обжигающим и трепетным чувствам, что она испытала днем в кабинете нейрохирурга. Она настолько отчетливо помнила осторожное прикосновение его рук и близость сильного тела, что была просто не в силах сопротивляться жаркой истоме и закрыла глаза. «Сэм! - вместе с пульсом в крови билось его имя, - Сэм!» А разумом она понимала, что он не свободен, и шансы увидеть его еще раз, практически ничтожны.
- Сэм! - сорвалось с ее губ.

 

[Джемма]

***​

Он вздрогнул и проснулся. В телевизоре мелькали кадры какого-то ужастика, в комнате было темно, а за окнами спал ночной Берн.
Сегодня Сэм вернулся домой поздно, уставший и вымотанный как никогда. Квартира встретила его звенящей тишиной и вывернутыми ящиками шкафов. Днем Ева собрала свои вещи и ушла, предварительно устроив жуткий беспорядок - она знала, насколько Сэм это ненавидит. Он прошелся по комнатам, захлопывая дверцы мебели, пострадавшей от гнева девушки, и ему бы испытывать раздражение, но оно покорно уступило место усталости.

Сэм выключил телевизор, бросил пульт на столик и прошел на кухню. Вода наполнила бокал, пузырьки воздуха с шипением исчезли с ее поверхности. Сны Сэм видел редко, но сегодня видение было настолько яркое и живое, что сердце все еще билось неровно, и мужчине понадобилось еще некоторое время, чтобы вернуться в реальность. Сэм отставил бокал в сторону, так и не прикоснувшись к воде, и оперся о кухонную тумбу. Сегодня ему приснились доверчиво распахнутые восхитительные карие глаза и нежные губы, приоткрытые в ожидании поцелуя. Он шумно выдохнул, прогоняя остатки сна.

***​

Мишель абсолютно потеряла счет времени и продолжала зачарованно смотреть на горячие угли. А внутри нее самой пламя продолжало гореть в полную силу, сжигать ее изнутри. Оно было уже невыносимым, и девушка стала испытывать резкую необходимость в глотке свежего воздуха.

С трудом поднявшись на затекшие ноги, она неслышно открыла входную дверь. Ночь стояла удивительно звездная, но безлунная и настолько темная, что верхушки близких Альп совершенно сливались с черным бархатом неба. Мишель запрокинула голову, вглядываясь ввысь и вдыхая ночной прохладный воздух, приятно охлаждающий ее пылающие щеки. Как все неправильно складывается! Как неправильно было ей выйти замуж за нелюбимого человека, который попросту обманул ее. Как неправильно было ей влюбиться в другого мужчину, который как оказалось, женат. И сколько еще всего неправильного произойдет в ее жизни? От этих мыслей раскалывалась голова.
Мишель поежилась, босые ступни начинали чувствовать холод камней дорожки, а открытые руки озябли. Она намеревалась вернуться в дом, но ее внимание привлекло нечто, что находилось на той стороне улицы, вне досягаемости света фонаря. Мишель остановилась, вглядываясь - в темноте по слабым отблескам на черном металле угадывался силуэт машины.

 

[Джемма]

Сухая, высокая трава шуршала по дну автомобиля, свет фар выхватывал из темноты желтеющие клены и старые сосны, макушки которых уходили в небо. Неподвижная, как черное зеркало, гладь Тунского озера практически сливалась с берегами, плавно перетекала в холмы и в звездное небо.
В салоне было тепло, пахло кожей обивки и едва уловимым знакомым цитрусовым ароматом парфюма. Мишель сидела в мягком кресле, обхватив колени руками, и смотрела вперед, а сердце билось быстро и тяжело, с каждой секундой грозило выпрыгнуть наружу.
На небольшой площадке у обрыва машина, наконец, остановилась, двигатель затих, и темнота разбавилась лишь слабым светом приборов да далекими огоньками у пирса.

- Зачем ты приехал? - девушка повернула голову, но смелости поднять взгляд не нашла и остановила его на руках, лежащих на руле.
Белый мотылек бился о лобовое стекло своими мягкими крылышками, а Мишель в звенящей тишине его трепет стал казаться невыносимо громким.
- Хотел увидеть тебя, - наконец ответил Сэм.
- В два часа ночи? - ее изумленный дрожащий голос выдал волнение, она вскинула взгляд. - А если бы я не вышла?
- Подождал бы до утра, - его глаза казались темными и манящими, как бездна.
- Ты с ума сошел! - воскликнула Мишель, хотя ей было куда проще поверить в собственное сумасшествие, чем в реальность всего, что сейчас слышит.
- Не спорю, - Сэм протянул руку, коснулся маленького завитка волос, выбившегося из ее прически.
Воздух в машине начал плавиться, Мишель задохнулась, дернула ручку двери. Та мягко поддалась и открылась, сухая трава кольнула босые ноги.
Осенняя ночь не нарушалась ни единым звуком. Ветер запутался в ветвях деревьев и притих, ожидая рассвета. Казалось, весь мир замер и наблюдал за происходящим тысячами звезд.
Сэм обошел машину. Под его ботинками хрустели стебли. Он подошел к девушке сзади, наклонился к уху и шепнул:
- Ты словно боишься меня, Мишель. Словно боишься своих собственных чувств.
Его дыхание ласкало волосы, заставляло замирать сердце и колени подгибаться.
- Мне не понятно, - в горле пересохло и слова давались с трудом, - что ты сейчас имеешь ввиду.
- Я знаю, что тебя влечет ко мне та же сила, что и меня к тебе, Мишель, - его теплые руки сжали ее плечи, а губы почти коснулись щеки. - И я не верю, что ты сейчас так дрожишь только лишь от холода.

Мишель закрыла глаза, из последних сил стараясь удержаться от искушения, к которому толкал его горячий шепот.
- Ты не свободен, - почти простонала она и, оттолкнув его, отошла на несколько шагов к обрыву. - Я не хочу, чтобы в твоей жизни тоже была ложь! Ее и в моей вполне хватает.
Она сама себя не понимала. Мужчина, который безраздельно владел ее мыслями, здесь, рядом. Разве не об этом она мечтала в глубине души? Разве не этого хотела? Да! Тогда почему она отталкивает его? Почему собственная страсть так ее пугает?
- Она не была мне женой, - шепнул он, снова оказавшись рядом и наклонившись к ее маленькому ушку. - И мы расстались вчера.
Мишель вдруг ощутила себя утопающим, который в отчаянье хватается за соломинку.
- Я замужем, Сэм! - она прекрасно понимала, что этот аргумент сейчас для нее самой не имеет никакого значения и вряд ли остановит молодого мужчину, страсть которого она чувствовала каждой клеточкой своего тела, но упрямо повторила. - Я замужем…
Сэм развернул девушку к себе, погладил ладонью изящную тонкую шею, заставив покорно запрокинуть голову.
- Мишель… - прошептал он, а его губы снова были в искушающей близости. - К чему все эти фразы? К чему искать какие-то причины? Ведь нас тянет друг к другу. Но если я ошибаюсь, скажи мне… Достаточно одного твоего слова и я уеду.

Ее оборона рухнула. Она подняла руку, коснулась тонкими пальчиками его лица, понимая, что тонет в зеленых глазах и вовсе не хочет спасаться. И даже если она пойдет сейчас за ним по краю пропасти, сорваться вниз ей будет совсем не страшно.
- Нет… Не уезжай…- успела выдохнуть она перед тем, как Сэм обжег ее губы поцелуем.

 

[Джемма]

То, что происходило дальше, было похоже на внезапно налетевший ураган. Мишель не успела опомниться, как оказалась на заднем сиденье автомобиля. От такого бесцеремонного обращения у нее закружилась голова, а дыхание перехватило. Его руки становились все смелее, ласки откровеннее, отчего сердце заходилось в бешеном ритме… А потом она услышала, как брякнула пряжка ремня и жадно притянула мужчину к себе.
Каждое его движение доставляло ей мучительное наслаждение, браслет его часов царапал нежную кожу бедер. Он шептал ее имя, поцелуями стирал слезы с висков и не замечал ногтей, впивающихся в свою спину.

не подглядывать!

Ее качало на теплых волнах снова и снова, поднимало все выше, пока, наконец, вместе сорвавшись вниз, они не провалились в сладкую бездну.

Первое что она увидела, открыв глаза, это звезды за запотевшим стеклом машины и белый диск полной луны, что медленно поднималась из-за леса.
Сердце билось ровнее, а по телу приятной тяжестью разливалась медовая усталость. Мишель с трудом шевельнула одной рукой, вторую сжимал в своей ладони Сэм - их пальцы были сплетены. Его голова лежала на ее груди.
- Сэм… - позвала она едва слышно.
Он поднял голову, улыбнулся, прижал к себе еще крепче.
- Никогда не прощу себе того, что не встретил тебя раньше, - проговорил он хриплым голосом и зарылся лицом в ее рассыпавшиеся волосы, с которых несколько минут назад в порыве страсти срывал шпильки.
Они лежали еще долго, разговаривали ни о чем или просто молчали, глядя друг другу в глаза. Мишель убирала с его высокого лба влажные завитки волос, прижималась к нему всем телом, отчаянно пытаясь вобрать в себя запах его кожи, ладонями запомнить каждый его мускул. Сэм мягко целовал ее ресницы и губы, шептал слова, от которых у девушки замирало сердце. Его безумную страсть сменило нечто хрупкое, неуловимое и настолько удивительное, что в груди томительно ныло. Мишель полулежала на груди мужчины, объятая кольцом сильных рук, и неистово желала, чтобы эта ночь не кончалась. Но маленькая стрелка часов на его запястье неумолимо ползла к цифре пять.
- Мне пора, - наконец шепнула девушка. - Мне пора, Сэм! Я не представляю, что будет, если муж проснется и увидит, что меня нет.
При слове «муж» нечто хрупкое и неуловимое хрустнуло и рассыпалось со звоном, бесследно исчезло. Сэма словно окатили холодной водой. Он выпрямился.
- Не хочу тебя отпускать, - заявил он. - Когда мы вновь встретимся?
Мишель прижалась к нему, нежно целуя уголки губ и колючий подбородок.
- Мы обязательно увидимся, как только это станет возможным. Я обещаю!

***​

Шпиц спал, окутанный предрассветным крепким сном. И хотя звезды еще сияли ярко, верхушки Альп все четче вырисовывались на светлеющем небе.
Мишель, поджав под себя босые ноги, сидела на переднем сиденье и смотрела на Сэма всю дорогу от обрыва. В груди сладко сжималось сердце, и ей бы ехать далеко-далеко, прижавшись щекой к кожаной спинке. Сэм же был молчалив и не отрывал взгляда от узкой ленты асфальта.
- Останови тут, - как не хотелось, но ей пришлось произнести эти слова.
Машина остановилась у поворота к дому, погасли фары. Сэм достал из портмоне с документами визитку и протянул ее девушке.
- Я буду ждать твоего звонка, - тихо сказал он.
Мишель улыбнулась и потянулась к его губам.

Она быстрым шагом удалялась в сторону дома и вскоре скрылась за поворотом, на прощание обернувшись и вскинув руку. Сэм, присев на капот, еще долго не двигался и смотрел, как небо на востоке медленно сереет.

 

[Джемма]

Жан по-прежнему крепко спал, казалось, все в том же положении. Мишель с облегчением вздохнула – ей очень не хотелось объяснять ему, где ж ее носило в столь темное время суток. Да и смогла бы она найти здравое объяснение? Сейчас ее переполняли чувства и эмоции, а насколько они были прекрасны, можно было запросто прочесть по ее лицу. Так выглядит и смотрит женщина, которая провела восхитительные часы в объятьях любимого мужчины.

Спустя некоторое время Мишель, закрыв глаза, неподвижно лежала в ванной и не замечала, как улыбается своим мыслям. Все случившееся она готова была посчитать невероятно ярким сном, но ее тело говорило об обратном – его все еще не отпускала истома прошедшей ночи. Мишель сладко потянулась - пышная пена в ответ зашуршала миллионами пузырьков.

***​

Со двора клиники Вальмон - Женолье открывался великолепный вид на Женевское озеро, искрящееся под осенним солнцем, и величественные горы, которые словно угрюмые стражи, окружали его и оберегали от ветров.
Рука Жана лежала на талии жены, он прижимал ее к себе и разговаривал с Луи. Похоже, ночное отсутствие Мишель им замечено не было, что несомненно радовало девушку.
Когда все формальности были соблюдены и Луи поместили в палату, он вышел проводить дочь и зятя до машины.

- Ну что ж, - сказал Жан, обращаясь к нему, – Наслаждайтесь этим прекрасным местом и восхитительным воздухом. Я бы и сам не прочь отдохнуть тут с недельку, но… Нам пора ехать.
Мишель крепко обняла отца и как водится, не смогла удержать слез.
- Не плачь, милая, - ответил Луи, целуя ее в лоб, – Мы же скоро увидимся.
- Конечно, - утвердительно кивнул Жан, – Мы приедем к концу недели обязательно.
Мишель всхлипнула, проводила отца взглядом и села в машину. От слез потекла тушь. Она достала из сумочки зеркальце и салфетку, и сосредоточенно поправляла испорченный макияж. Девушка слишком поздно заметила, как выпавшая за зеркальцем белая бумажка предательски спланировала прямо к рычагу коробки передач - Жан выхватил ее из пальцев жены. Он несколько секунд внимательно изучал содержимое находки, совсем забыв о дороге, потом ледяным голосом спросил:

- Что это?
Мишель показалось, что она похолодела вся, до самых кончиков волос. «Да, иначе и быть не могло, - мелькнула в голове грустная мысль – Слишком уж все хорошо складывалось последние двенадцать часов»

 

[Джемма]

***​

Когда населенный пункт остался позади Жан резко притормозил и взял вправо к обочине дороги.
- Я спрашиваю, что делал у тебя в сумочке билет до Берна? - повторил он, гневно сверкая глазами. - Ты ездила вчера в Берн?
Отпираться было бессмысленно.
- Да, ездила. А мне запрещено выходить из дома? – спросила Мишель, стараясь сохранять спокойствие. – Мне было скучно, я поехала прогуляться по городу и по магазинам.
- И перед этим умолчала о своих намерениях? – наседал на нее Жан. – Ты специально дождалась, пока я уеду! Зачем ты ездила в Берн?
Его гневное лицо было все ближе и ближе, а Мишель отодвигалась на сиденье все дальше к дверям. В итоге она почти выпала из машины. Безлюдное место пугало, первым побуждением было бежать, куда глаза глядят. Но внезапный страх парализовал ее, все, что она могла сделать – это попятится назад.

Жан скомкал билет и швырнул его в траву.
- Зачем ты ездила в Берн?
- Я же говорю – прогуляться по магазинам!
- И что же ты купила? Не лги мне, Мишель!– отчеканивая слова, проговорил он. - Я ненавижу, когда мне лгут!
Ее страх сменился гневом, ей бы сдержаться и промолчать, но все наболевшее выплеснулось, как из переполненной чаши.
- Если ты так ненавидишь ложь, тогда зачем лгал мне сам? – воскликнула она. – Я ездила в клинику, разговаривала с хирургом и узнала все!
Жан побагровел, сливаясь с тоном своей рубашки, его кулаки сжались. Мишель между тем преградил путь автомобиль – она спиной наткнулась на заднюю дверь, зажмурилась и уже представила в зеркале свое лицо в лучшем случае с огромным синяком.

Но гнев мужа покорно приняла на себя крыша авто – гулко ухнуло железо. Еще и еще. Мишель вздрагивала каждый раз, сжималась в комок и боялась открыть глаза. Потом он резко привлек ее к себе, прижимая так крепко, что ей стало больно.
- Зачем? – зашептал Жан. - Ну, зачем ты это сделала?
- Ты лгал мне! – прохрипела Мишель в ответ, с трудом вдыхая воздух. - Ты подло лгал, ты играл мною, ты играл жизнью моего отца!
- У меня не было другого выбора, милая, - голос Жана стал мягким и вкрадчивым, но у нее вызывал только холод по коже. – Иначе, я не смог бы заполучить тебя. После первой нашей встречи я сразу же бросился на поиски клиники и нашел ее. Видит Бог – тогда я хотел помочь тебе совершенно бескорыстно. Но потом я влюбился, а ты отвергла мое предложение, тебя не прельстили мои деньги, ты подняла свою маленькую гордую голову и вышла из моего кабинета. И мне не осталось ничего другого, как ждать, пока ты сама склонишь ее передо мной.
- Ты выжидал удобного момента! Как ты мог? – девушка чувствовала себя кроликом, которого поймал удав. – За это время мой отец мог умереть!
- У меня не было другого выбора, милая, - повторил Жан, – Прости…
- Зачем ты лгал, что оплатил операцию? – почти беззвучно спросила Мишель и почувствовала, как по щекам покатились слезы. – Чтобы привязать меня к себе?
Жан приподнял ее лицо за подбородок:
- Ты сама на свой вопрос ответила, милая. И если бы Гордон не ляпнул про эти два месяца, если бы ты не уцепилась за его слова, если бы ты не поехала к нему – было бы все просто замечательно… Моей единственной ошибкой было пригласить его на ужин. Тут я перестарался, признаю. Уж очень хотелось выглядеть в твоих глазах хорошим.
- Отпусти меня, Жан! – взмолилась она, глотая слезы. – Отпусти! Я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить. К чему тебе такая жена?

Он нахмурился, вглядываясь в ее заплаканные глаза, потом вдруг нежно прошептал:
- Нет, нет! Такой бриллиант из своих рук я никогда не выпущу. Никогда, слышишь?
Для Мишель эти слова прозвучали приговором, она услышала, как лязгнула решетка ее клетки.
- Садись в машину, дорогая. Нам пора ехать, - как ни в чем не бывало сказал Жан, открывая перед ней дверцу машины. – Кстати, я не говорил тебе, что сегодня мы возвращаемся в Париж?

 

[Джемма]

Уже пятый день шел обложной осенний дождь, с улицы доносилось непрерывное шуршание шин по мокрому асфальту. По стеклу причудливо стекали капли, догоняли друг друга, сливались и катились извилистыми дорожками вниз. Хмурый дневной свет лениво просачивался в спальню через огромное окно. Мишель лежала под воздушным одеялом и разглядывала низко ползущие серые тучи, крыши шестнадцатого района, потемневшие от влаги и силуэт Эйфелевой башни, теряющийся в дымке.

Она смутно помнила, как Жан, невзирая на просьбы и слезы, насильно затолкал ее в такси, и они покинули Шпиц. «Не хочу!», - как в бреду повторяла Мишель тогда. Далее все было окутано плотным туманом: огни Парижа, мокнущего под затяжным дождем, большая площадь с фонтаном, старинные малоэтажные дома, огромные апартаменты.… Сразу же после возвращения во Францию Мишель слегла с высокой температурой. Три дня жар сменялся ознобом, а озноб жаром. Расплывчатые очертания мелькавших над ней лиц, гулкие, словно из подземелья, голоса, куча таблеток и настоев – все смешалось в единую раздражающую ее массу. Ей хотелось видеть только одно лицо, слышать только один голос, чувствовать только одни руки. «Сэм!», - время от времени звала она беззвучно пересохшими губами. Иногда ее сознание прояснялось, возвращало ее в горькую реальность и этим только усугубляло дурное настроение.
Сегодня утром ей наконец стало легче, но сил не было даже на то, чтобы встать с постели. Мишель завела за ухо непослушную прядь черных волос и вздохнула. Она была смята, раздавлена и сравнивала себя с маленьким ребенком, который потерялся и не мог найти верную дорогу к дому. Будь она решительнее, смогла бы дать отпор Жану? Смогла бы просто послать его ко всем чертям и уйти? О чем она думала в тот момент, когда стояла перед разъяренным мужем? Чего боялась? Переживаний еще не совсем здорового отца? Или все же своего изуродованного личика?
Мишель застонала горлом и поморщилась от отвращения к себе. Сорвавшийся разговор с незнакомкой также не давал ей покоя. Возможно, она упустила шанс узнать о своем муже нечто, что позволило бы ей вырваться из его беспощадных лап. А возможно, та женщина просто несчастная, душевнобольная жертва Жана с постоянной манией преследования. От этих вопросов голова раскалывалась. В любом случае девушка была намерена улучить момент и съездить в Шпиц для беседы с ней.
Мишель покосилась на телефон, лежащий на прикроватном столике, сердце болезненно сжалось. А ведь Сэм еще ничего не знает. У нее не было возможности позвонить ему, Жан словно намеренно не оставлял ее ни на минуту одну. Почему? Возможно, он был просто обеспокоен состоянием жены? А возможно, он услышал, как его жена шепчет в бреду имя другого мужчины?

Мишель приподнялась на многочисленных подушках и потянулась к мобильному. Номер Сэма она записала в укромном уголке телефона, запрятав его глубоко среди многочисленных заметок. Отослать ему sms? Она открыла новое текстовое сообщение, дрожащие пальцы плохо слушались. Что написать? «Мы сейчас в Париже». Нет! «Муж увез меня в Париж» Не то.… В голову вдруг дружно полезли сомнения и дурные мысли. А ждет ли Сэм ее звонка? Что для него значила недавняя ночь? Он молод и свободен. Нужна ли ему она, замужняя женщина, со своими проблемами? Мишель застыла с трубкой в руках, так и не набрав ни одного слова.
Дверь в спальню распахнулась, на пороге появился Жан.
- Доброе утро, дорогая, - сказал он, присаживаясь на краешек кровати, – Как ты себя чувствуешь?
- Неважно, - хмуро ответила Мишель, села на постели, поборов головокружение, и положила телефон обратно на столик.

- Кому звонила?
- Хотела позвонить отцу.
Мишель поражалась его способности менять маски. Когда она впервые встретила его, то увидела благородного и достойного мужчину, потом он превратился в, мягко говоря, подленького обманщика, несколько дней назад она с ужасом распознала в нем разъяренное, машущее кулаками, чудовище, которое потом вдруг словно по мановению волшебной палочки стало вновь мягким и пушистым. Таковым ее муж сейчас сидел перед ней в махровом халате и улыбался.
Жан взял ее телефон и покрутил в руках.
-Мадам Дю Валь, - сказал он с косой ухмылкой, – Негоже вам ходить с таким вот стареньким аппаратом. Ну что это?! Его место на свалке давным-давно.
-Мне от тебя ничего не нужно, - произнесла Мишель, - Меня устраивает мой телефон. Отдай его!
Жан пощелкал клавишами, внимательно вглядываясь в маленький дисплей, потом с улыбкой протянул телефон жене.

Он подвинулся к ней ближе, взял за руку и покрутил обручальное кольцо на тонком пальчике. Возможно, ранее Мишель сочла бы этот жест проявлением нежности, но сейчас он отчетливо говорил: «Никуда ты не денешься и будешь делать то, что скажу я».

***​

Впервые за несколько дней дождь взял перерыв и небо прояснилось. Продрогший и промокший Париж с наслаждением купался в скупых осенних лучах заходящего солнца.
Жан отвернулся от окна и посмотрел на жену. Она спала, свернувшись под одеялом в клубочек, как маленький котенок. Он обошел кровать и, присев на край, принялся разглядывать бледное лицо Мишель. Болезнь лишила его нежного румянца, но не смогла лишить красоты. Жан протянул руку и, почти не касаясь, провел по ее пушистым ресницам, по маленькому носику, по осунувшимся щекам, по обнаженному плечу над краем одеяла.
- Моя! - прошептал он с ликующей улыбкой.
Сознание обладания молодой и красивой девушкой будоражило кровь. Она как дорогая машина ручной сборки в его гараже, как редчайший бриллиант в его сейфе, как оригинал картины кисти великого художника на стене его дома. Она просто не может принадлежать кому-то другому!

Но с некоторых пор это пьянящее чувство стали отравлять сомнения. Сомнения в своих силах, сомнения в том, сможет ли он удержать ее возле себя. Он даже мог назвать день, когда в его мысли закрались эти самые сомнения. Они вошли в их дом в первое воскресенье сентября, приняв облик молодого мужчины ростом выше шести футов. Жан видел, как смотрела Мишель на него, и как смотрел Гордон на его жену. Неистовое чувство ревности, уснувшее в нем на несколько лет, снова проснулось, по-хозяйски расправило плечи и стало быстро расти, как снежный ком. Когда Жан услышал от жены, что та ездила в Берн и разговаривала с хирургом, он уже не знал, что его больше взбесило. То, что Мишель узнала об его обмане, или все же то, что Мишель виделась с Гордоном? Ревность снова закипала, как смола в котле, липкая и черная. Жан осторожно запустил руку под подушку жены. Так и есть! Телефон там. Мишель протяжно вздохнула, но не проснулась. Список контактов был длинный, он составлял почти половину записной книжки старенького телефона. Жан пролистывал их медленно и внимательно, но ни один не вызывал подозрения – судя по кодам они все принадлежали телефонным операторам Франции. «А может, я зря беспокоюсь и пытаюсь найти то, чего нет? Может сегодня она действительно хотела позвонить отцу?» - подумал Жан, щелкая клавишей навигации. Исходящие, входящие, sms… Ничего такого. Он осторожно вернул телефон на место и вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, Мишель приоткрыла глаза. Даже если бы муж и унес телефон с собой, это ничего бы не изменило. Заветную комбинацию цифр она сегодня запомнила. Теперь они каленым железом выжжены в ее памяти.

 

[Джемма]

Дабл-джеб и резкий выдох, кросс и резкий выдох. Груша уже почти час послушно сносила сыпавшиеся на нее удары. Джеб, кросс, хук. И синхронно им выдох, выдох, выдох. Сэм полотенцем вытер пот с лица, шеи и груди, и сменил стойку на левостороннюю. Хук и джеб левой рукой у него были всегда сильнее. Удар-выдох, удар-выдох. В небольшом тренажерном зале, оборудованном клиникой для своих сотрудников, после окончания рабочего дня было почти пусто.

Дабл-джеб, выдох. Неделя. Прошла целая неделя, а она ему так и не позвонила. Кросс, джеб, кросс. Сэм себя не узнавал – всегда уравновешенный и сдержанный, последние дни он легко мог вспылить, с волнением отвечал на каждый звонок, и каждый раз испытывал глубокое разочарование, слыша в трубке не ее голос. Хук-выдох.
По спине пот стекал ручьем, мышцы горели, а мысли были где-то далеко. И только к концу усиленной тренировки он с досадой заметил, что забыл снять часы. Несчастный спортивный снаряд получил настолько мощный удар ногой, что показалось, его вот-вот сорвет с креплений. Тяжело дыша, Сэм поднес часы к уху и к своей радости услышал их равномерное тиканье.
- Гордон, – вкрадчиво сказала рыжеволосая девушка, – я так и думала, что ты здесь. Портишь казенное оборудование.

Она ослепительно улыбалась, ее соблазнительные формы обтягивала белая маечка.
- Дана, - Сэм улыбнулся ей в ответ, - Какая встреча! Как поживаешь? Ты потрясающе выглядишь.
- О, спасибо! Все прекрасно. Я ездила в отпуск на море, отдохнула замечательно, загорела, впечатлений набралась на год вперед! - прощебетала она, а ее синие глаза задержались на торсе мужчины, - А ты разве не заметил, что меня не было две недели?
- Не заметил, - после секундного раздумья честно признался он.
Дана оглянулась по сторонам и, убедившись, что на них никто не смотрит, шагнула к Сэму. Ее пальчик с острым ноготком скользнул по твердому и влажному животу, пополз ниже. Сэм внимательно следил за его маневрами.
- Ты в прекрасной форме, Гордон. Впрочем, как всегда.

Сэм остановил ее руку в миллиметре от резинки своих спортивных брюк.
- Что тебе нужно? – спросил он с улыбкой.
- Я подумала, может быть, мы могли снова встретиться, - прошептала Дана, вскинув на него яркие глаза.
Сэм криво улыбнулся.
Месяц назад на одной из вечеринок Ева устроила ему сцену ревности. Он, взбесившись, сел за руль, несмотря на то, что до этого выпил, и уехал. По дороге встретил голосующую Дану Стюарт из кардиологии. Ранее они общались только на профессиональном уровне, но тогда весьма мило разговорились. Он подвез ее до дома, она пригласила его войти. Сэм понимал, чем закончится дело, а Дана хотела этого. Она закрыла за собой двери, повернула в замочной скважине ключ. Потом что-то говорила, кокетливо смотрела синими глазами, время от времени опускала взгляд, и тени от длинных ресниц падали на ее щеки, усыпанные едва заметными веснушками. Сэм не помнил ее слов. Ему куда интереснее были ее руки, быстро справившиеся с его ремнем.
- Я никак не могу забыть тот вечер, - на выдохе шепнула Дана. - Мне было хорошо. Да и тебе тоже, ты сам говорил.
- Доктор Стюарт, - мягко сказал Сэм, склонившись к ее лицу, - Мне кажется, что мы еще тогда все обсудили. То, что между нами было, давай назовем исключением. И оно не должно повториться.
- Правила для того и существуют, чтобы их нарушать снова и снова, - в тон ему ответила девушка, ласково глядя синим глазами.
- Нет, Дана, - он нежно коснулся ее подбородка, - Но я надеюсь, тот факт, что ты была воистину прелестным исключением из этих правил, тебя утешит.

Девушка пожала плечами, стараясь придать себе равнодушный вид, но уголки губ расстроено дрогнули.
- Если все же надумаешь стать нарушителем, позвони, - бросила через плечо она, удаляясь в сторону беговой дорожки.
Сэм ничего не ответил, взял со скамьи полотенце и направился в душ. Он тут же забыл и о встрече с Даной, и о разговоре с ней.