Глава 20. О разоблачениях и открытиях
А в понедельник утром в больнице откуда-то уже все знали, что Джейми гемозависимая.
Ошеломляющую новость сообщил мне «по секрету» Бадди. Он поймал меня ещё по дороге в кабинет Морганы, перегородил путь оранжевой ручкой швабры и, забыв поздороваться и сделав страшные глаза, громко прошептал мне прямо в ухо:
- Рин, а ты уже знаешь, что доктор Жолина — наркоманка?!
Вот так вот и началось моё рабочее утро. Новость стала темой дня, и можно было не сомневаться в ответе на вопрос, о чём шушукаются по углам молоденькие сестрички и санитарки, что обсуждают в пол-голоса вышедшие во двор после операции глотнуть свежего воздуха хирурги и их ассистенты, а также на кого отправились поглазеть в травматологическом отделении, выгрузившись в полдень из своего фургончика, вернувшиеся в больницу с вызова парамедики.
Однако увидеть Джейми им не удалось, так же как, впрочем, и мне.
Я не сразу понял, что Джейми меня избегает. Тем утром я отправился на работу с радостным нетерпением от того, что скоро смогу снова увидеть её. Окончание нашей последней встречи вышло неудачным и скомканным, и мне ещё и очень хотелось ответить на все эти нерешённые вопросы, которые стаей лениво парящих мыльных пузырей клубились между нами, и избавиться, наконец, от образовавшейся неопределённости. А после встречи с Бадди я уже подозревал, что ей нелегко переносить всю эту шумиху, и считал, что моя поддержка ей не помешает.
Джейми обычно приезжала на работу позже меня, поэтому с утра я не сразу приступил к её поискам. Однако чуть-чуть разобравшись с тонной скопившихся за выходные дел, я воспользовался первой же освободившейся минутой, чтобы навестить Джейми в её кабинете. Но доктор Жолина была занята: табличка на двери мерцающими фиолетовыми буквами сообщала мне, что идёт приём.
Я надеялся увидеть её во время обеда, но в условленный час (обычно мы с Джейми встречались и обедали вместе) она также не появилась. Я напрасно прождал её весь свой перерыв, сидя за столиком, и опоздал в итоге вовремя вернуться на работу.
Я всерьёз беспокоился за Джейми: открывшаяся новость сулила ей немалые неприятности. Вряд ли руководство больницы отнесётся с пониманием к сотруднику-наркоману. Очень мало кому из гемозависимых удаётся жить обычной человеческой жизнью — рано или поздно большинство из них теряют свою работу, разрывают отношения с родными и друзьями, переходят на ночной образ жизни и объединяются с себе подобными в клубы. Зарабатывают деньги они способами, разнящимися по степени своей законности, а точнее, незаконности. Но так или иначе, практически вся организованная преступность страны в наше время завязана на клубы гемозависимых.
Получается такой вот порочный круг: общество отвергает наркоманов, зависимых от натуральной человеческой крови, и ставит условием возвращения в социум полный отказ от зависимости. Наркоманы не желают отказываться от тех иллюзорных благ, которые приносит им геморин: чувства всемогущества, избранности и вечной молодости (последнее также ложно, как и всё остальное, — жутковато видеть сморщенных седых старух, мнящих себя всё ещё юными красавицами. В университете на лекциях нам рассказывали про смену восприятия, когда страдающий гемозависимостью индивидуум перестаёт адекватно оценивать реальность и себя в ней. Именно поэтому им невероятно сложно решиться на лечение — совершенно невозможно вновь вернуться к осознанию себя совершенно обычным, но уже потерявшим здоровье, а иногда и молодость человеком.).
В последующие несколько дней Джейми продолжала избегать встречи со мной. Я предполагал, что она переживает из-за укуса и теперь боится моей реакции, моих упрёков и возможных злых слов. Всё, чего мне хотелось — это успокоить её, помочь ей и, разумеется, попробовать убедить её начать решать свою проблему, пока не поздно. Но сколько раз я не приходил к её кабинету, каждый раз наталкивался либо на пустую комнату, либо на запрещающий сигнал и запертую дверь. Связаться с ней иным способом мне также не удавалось: Джейми не отвечала на мои вызовы по внутренней связи больницы. Увы, я был лишён возможности делать анонимные вызовы: для меня специально была настроена персональная панель связи на моём рабочем месте, которой можно было пользоваться без чипа, а просить кого-либо другого связаться за меня с Джейми я не хотел, во избежание новой волны сплетен.
Устроить круглосуточное дежурство под её дверью я тоже не мог, так как каждый вечер в шесть часов вечера я должен был уже сидеть в машине Хенка и ехать в ЗИО. Но я продолжал каждый выпадающий мне небольшой перерыв использовать с одной единственной целью — вновь и вновь приходил туда, где, как я считал, шанс застать Джейми был выше.
В эти дни мне было непросто сосредоточиться на работе, я постоянно находился в состоянии напряжения, готовый в любую минуту вскочить и бежать куда-то в поисках Джейми, или снова пытаться связаться с ней. Я не обсуждал с Морганой мои проблемы с Джейми, но думаю, она была в курсе или просто о чём-то догадывалась, поэтому относилась к моим участившимся промахам довольно снисходительно: каждый раз, когда она просила что-то исправить или переделать, её тон оставался совершенно спокойным, и только взгляд выдывал лёгкое беспокойство.
Проще было, когда я вечером возвращался в ЗИО. Наложенные там ограничения на связь с внешним миром стали благом для меня, и я мог заниматься своими делами, не отвлекаясь на любовные переживания. В результате мне удалось довести до конца работу над неизвестным зельем, начатую мною ещё в выходные. Правда, тут я столкнулся с другой неожиданной проблемой.
Как я уже рассказывал, для Дня Рождения Ханны Стефан и Ванесса приготовили в субботу запас зелья улучшения настроения. Но времени до праздника ещё оставалось порядочно, а мысли о зелье в шкафчике не давали покоя многим. В итоге теперь редкий вечер проходил без коллективного распития бутылки-другой зелья, после чего основательно повеселевшая компания отправлялась в лабораторию, дабы коллективными усилиями восполнить изрядно оскудевший его запас. Эти самые коллективные усилия приводили к повышенному расходу ингредиентов, а также к постоянной недоступности лаборатории, против чего я решительно возражал. К тому же постоянное неумеренное употребление отклонёнными этого зелья не могло меня не беспокоить.
- Да, ладно тебе, Рин, какой вред, - отмахивался от меня Стефан, - это же совершенно безобидно, ты сам говорил. К тому же, его почти во все продукты добавляют, у нас к нему уже с детства выработалась устойчивость.
- Так сколько его в еде, а сколько вы пьёте? Тут никакая устойчивость не спасёт!
- Расслабься, Рин, вон, даже Ковбою нравится. Он в последний раз назвал меня гениальным зельеваром, - гордо заявил мне Стеф. Ковбой всегда для Стефа был авторитетом, поэтому тот теперь был донельзя горд его похвалой.
Ковбой, действительно, в последнее время всё чаще предпочитал проводить время с молодёжью и нередко участвовал в питейных посиделках.
Не охваченными сетями порока осталось только три человека: Элд, который теперь вовсю злоупотреблял сонным зельем, счастливый от того, что снова может спать по ночам, Ханна, которой пока не полагалось ничего знать о зелье, и я, большинством голосов признанный главным занудой месяца, которые мешает нормальным людям получать от жизни доступные им удовольствия.
Впрочем, Ханна, конечно, что-то уже начала подозревать. Сложно объяснить ежевечернее странное поведение пяти жителей ЗИО, которые по вечерам сбивались в тесный кружок в подвале за верстаком и тихонько хихикали, время от времени чокаясь друг с другом чайными чашками. Периодически тёплая компания взрывалась оглушительным хохотом, и Ханна бросала все дела и прибегала посмотреть, что случилось.
На её вопросы Стефан невинно округлял глаза и объяснял веселье только что рассказанным невозможно забавным анекдотом, Ванесса, всхлипывая от смеха, прятала лицо на плече у блаженно улыбающегося этому обстоятельству Ковбоя,
а Сео заводил долгий и бессвязный рассказ о прозрачных желеобразных монстрах, которые оккупировали бассейн и размножаются там теперь со страшной скоростью, призывая в свидетели Фриду.
Фрида же ничего не говорила, а только бросала неприязненные взгляды на Ванессу.
Но несмотря на то, что производство зелья улучшения настроения в эти дни в ЗИО было, практически, поставлено на поток, мне, всё-таки, удавалось иногда получить доступ в лабораторию, где я и работал почти каждый вечер над таинственным составом. В итоге, наконец, настал тот вечер, когда я достал из холодильника предварительно охлаждённые для последующего финального смешивания составы в помеченных цветными индикаторами пробирках (Ханна постоянно ругала меня за то, что я использую холодильник не по назначению, поэтому я старался делать заметными свои смеси и реактивы, чтобы их по ошибке никто не выпил).
Последние штрихи, финальный аккорд, и вот передо мной результат моих многочасовых трудов — густая, немного тягучая жидкость светло-серого цвета, несильно пахнущая серой и почему-то яблоками. И на ком бы мне это испытать?
Первая мысль была об Изюме, но я подозревал, что в случае чего Стефан не простит мне собаки. На себе я испытывать зелье также не решился, как, впрочем, и на других людях. Мыши Герберта в эти дни оставались для меня вне досягаемости — времени на походы в его лабораторию в рабочее время я пока найти не мог. Оставались весёлые макароны.
Я бросил взгляд на банку с шевелящимися мучными изделиями, прикидывая, насколько достоверными можно будет считать результаты эксперимента, поставленного над едой, пусть и живой. Но с другой стороны, зелье ужаса же на них подействовало? В любом случае я ничего не теряю.
Прежде чем экспериментировать с макаронами, я спустился вниз и убедился, что остальные отклонённые заняты друг другом, и в ближайшие минуты никто не ворвётся в лабораторию, требуя новую порцию зелья.
Похоже, веселье было в самом разгаре, поэтому риск, что кто-нибудь невероятно любопытный и обладающий способностью появляться в ненужное время в ненужном месте, застукает меня за экспериментами над нашими съедобными питомцами, был минимален.
Отлично! Я вернулся в лабараторию и прикрыл за собой дверь, подперев её для надёжности стулом: не запрёт, но о неожиданном вторжении предупредит. Поставил на середину стола банку с макаронами, предварительно её открыв. Поразмыслил над тем, сколько зелья стоит использовать, и решил для начала накапать совсем чуть-чуть. Накрутил на пробирку дозатор, накапал с десяток капель на верхний слой макарон и уставился на них, ожидая хоть каких-нибудь изменений.
Первые секунды ничего не происходило. Плотные серые капли сначала просто перекатывались чуть поблескивающими серыми шариками между шевелящимися макаронами. Но в какой-то момент я заметил, как они начинают понемногу всасываться в рожки, придавая тем сероватый оттенок. Меньше, чем за две минуты штук двадцать макаронин окрасились в серый цвет. Хм, и это всё? Я подождал ещё немного, но больше ничего не происходило. Поведение макарон никак не изменилось, поэтому зафиксированным эффектом можно было считать только изменение окраски. Да, мне жизненно необходима хотя бы пара лабораторных мышей.
Слегка разочарованный, я отставил банку с посеревшими макаронами в сторону, спрятал новое зелье в один из дальних ящичков и принялся наводить порядок на столе. Выходя на кухню с испачканными пробирками в руках, я столкнулся со Стефаном и Сео. Вовремя же я закончил свои эксперименты. Буду надеяться, что Стефан не обратит внимания на то, что внешний вид его любимцев слегка изменился. Но я просчитался.
Я как раз мыл пробирки, когда за дверью раздался дружный изумлённый возглас. Бросив всё, как есть, я рванул туда, посмотреть, что произошло. Сео и Стефан с раскрытыми ртами наблюдали воистину сюрреалистическую картину, которая теперь открылась и моим глазам.
Из оставленной мною по забывчивости открытой банки, тихо-тихо паря, вылетали окрашенные в серый цвет макаронины, источая при этом едва заметные струйки серого дыма. Остальные, которые не подверглись действию зелья, только невысоко подпрыгивали, хотя парочка из них уже успела перевалить за бортики банки. Я быстро их поймал и вернул в импровизированный аквариум, а потом занялся отловом их левитирующих собратьев. Сео и Стефан даже и не подумали мне помочь, а только наблюдали за мной остекленевшими глазами.
- Ты видишь то же, что и я? - произнёс Сео замогильным голосом.
- Не уверен. У меня Рин ловит летающие макароны. А у тебя?
- Аналогично. Я думаю, сегодня нам не стоит больше делать зелье улучшения настроения. Не стоит сердить Рина сейчас, когда он поселился у нас в мозгах.
- Я согласен с тобой, собрат по глюку. Предлагаю медленно и с достоинством отступить с его территории, - с этими словами Стефан обнял Сео за плечи, и они, пошатываясь в унисон и пятясь, покинули лабораторию.
Я же без труда поймал все улетевшие макаронины (к счастью, летали они гораздо медленнее, чем прыгали) и плотно закрыл банку крышкой. Немного поразмыслив, я и её убрал в ящик, подальше от трезвых глаз, которые всё ещё иногда заглядывали в это помещение.
А в понедельник утром в больнице откуда-то уже все знали, что Джейми гемозависимая.
Ошеломляющую новость сообщил мне «по секрету» Бадди. Он поймал меня ещё по дороге в кабинет Морганы, перегородил путь оранжевой ручкой швабры и, забыв поздороваться и сделав страшные глаза, громко прошептал мне прямо в ухо:
- Рин, а ты уже знаешь, что доктор Жолина — наркоманка?!
Вот так вот и началось моё рабочее утро. Новость стала темой дня, и можно было не сомневаться в ответе на вопрос, о чём шушукаются по углам молоденькие сестрички и санитарки, что обсуждают в пол-голоса вышедшие во двор после операции глотнуть свежего воздуха хирурги и их ассистенты, а также на кого отправились поглазеть в травматологическом отделении, выгрузившись в полдень из своего фургончика, вернувшиеся в больницу с вызова парамедики.
Однако увидеть Джейми им не удалось, так же как, впрочем, и мне.
Я не сразу понял, что Джейми меня избегает. Тем утром я отправился на работу с радостным нетерпением от того, что скоро смогу снова увидеть её. Окончание нашей последней встречи вышло неудачным и скомканным, и мне ещё и очень хотелось ответить на все эти нерешённые вопросы, которые стаей лениво парящих мыльных пузырей клубились между нами, и избавиться, наконец, от образовавшейся неопределённости. А после встречи с Бадди я уже подозревал, что ей нелегко переносить всю эту шумиху, и считал, что моя поддержка ей не помешает.
Джейми обычно приезжала на работу позже меня, поэтому с утра я не сразу приступил к её поискам. Однако чуть-чуть разобравшись с тонной скопившихся за выходные дел, я воспользовался первой же освободившейся минутой, чтобы навестить Джейми в её кабинете. Но доктор Жолина была занята: табличка на двери мерцающими фиолетовыми буквами сообщала мне, что идёт приём.
Я надеялся увидеть её во время обеда, но в условленный час (обычно мы с Джейми встречались и обедали вместе) она также не появилась. Я напрасно прождал её весь свой перерыв, сидя за столиком, и опоздал в итоге вовремя вернуться на работу.
Я всерьёз беспокоился за Джейми: открывшаяся новость сулила ей немалые неприятности. Вряд ли руководство больницы отнесётся с пониманием к сотруднику-наркоману. Очень мало кому из гемозависимых удаётся жить обычной человеческой жизнью — рано или поздно большинство из них теряют свою работу, разрывают отношения с родными и друзьями, переходят на ночной образ жизни и объединяются с себе подобными в клубы. Зарабатывают деньги они способами, разнящимися по степени своей законности, а точнее, незаконности. Но так или иначе, практически вся организованная преступность страны в наше время завязана на клубы гемозависимых.
Получается такой вот порочный круг: общество отвергает наркоманов, зависимых от натуральной человеческой крови, и ставит условием возвращения в социум полный отказ от зависимости. Наркоманы не желают отказываться от тех иллюзорных благ, которые приносит им геморин: чувства всемогущества, избранности и вечной молодости (последнее также ложно, как и всё остальное, — жутковато видеть сморщенных седых старух, мнящих себя всё ещё юными красавицами. В университете на лекциях нам рассказывали про смену восприятия, когда страдающий гемозависимостью индивидуум перестаёт адекватно оценивать реальность и себя в ней. Именно поэтому им невероятно сложно решиться на лечение — совершенно невозможно вновь вернуться к осознанию себя совершенно обычным, но уже потерявшим здоровье, а иногда и молодость человеком.).
В последующие несколько дней Джейми продолжала избегать встречи со мной. Я предполагал, что она переживает из-за укуса и теперь боится моей реакции, моих упрёков и возможных злых слов. Всё, чего мне хотелось — это успокоить её, помочь ей и, разумеется, попробовать убедить её начать решать свою проблему, пока не поздно. Но сколько раз я не приходил к её кабинету, каждый раз наталкивался либо на пустую комнату, либо на запрещающий сигнал и запертую дверь. Связаться с ней иным способом мне также не удавалось: Джейми не отвечала на мои вызовы по внутренней связи больницы. Увы, я был лишён возможности делать анонимные вызовы: для меня специально была настроена персональная панель связи на моём рабочем месте, которой можно было пользоваться без чипа, а просить кого-либо другого связаться за меня с Джейми я не хотел, во избежание новой волны сплетен.
Устроить круглосуточное дежурство под её дверью я тоже не мог, так как каждый вечер в шесть часов вечера я должен был уже сидеть в машине Хенка и ехать в ЗИО. Но я продолжал каждый выпадающий мне небольшой перерыв использовать с одной единственной целью — вновь и вновь приходил туда, где, как я считал, шанс застать Джейми был выше.
В эти дни мне было непросто сосредоточиться на работе, я постоянно находился в состоянии напряжения, готовый в любую минуту вскочить и бежать куда-то в поисках Джейми, или снова пытаться связаться с ней. Я не обсуждал с Морганой мои проблемы с Джейми, но думаю, она была в курсе или просто о чём-то догадывалась, поэтому относилась к моим участившимся промахам довольно снисходительно: каждый раз, когда она просила что-то исправить или переделать, её тон оставался совершенно спокойным, и только взгляд выдывал лёгкое беспокойство.
Проще было, когда я вечером возвращался в ЗИО. Наложенные там ограничения на связь с внешним миром стали благом для меня, и я мог заниматься своими делами, не отвлекаясь на любовные переживания. В результате мне удалось довести до конца работу над неизвестным зельем, начатую мною ещё в выходные. Правда, тут я столкнулся с другой неожиданной проблемой.
Как я уже рассказывал, для Дня Рождения Ханны Стефан и Ванесса приготовили в субботу запас зелья улучшения настроения. Но времени до праздника ещё оставалось порядочно, а мысли о зелье в шкафчике не давали покоя многим. В итоге теперь редкий вечер проходил без коллективного распития бутылки-другой зелья, после чего основательно повеселевшая компания отправлялась в лабораторию, дабы коллективными усилиями восполнить изрядно оскудевший его запас. Эти самые коллективные усилия приводили к повышенному расходу ингредиентов, а также к постоянной недоступности лаборатории, против чего я решительно возражал. К тому же постоянное неумеренное употребление отклонёнными этого зелья не могло меня не беспокоить.
- Да, ладно тебе, Рин, какой вред, - отмахивался от меня Стефан, - это же совершенно безобидно, ты сам говорил. К тому же, его почти во все продукты добавляют, у нас к нему уже с детства выработалась устойчивость.
- Так сколько его в еде, а сколько вы пьёте? Тут никакая устойчивость не спасёт!
- Расслабься, Рин, вон, даже Ковбою нравится. Он в последний раз назвал меня гениальным зельеваром, - гордо заявил мне Стеф. Ковбой всегда для Стефа был авторитетом, поэтому тот теперь был донельзя горд его похвалой.
Ковбой, действительно, в последнее время всё чаще предпочитал проводить время с молодёжью и нередко участвовал в питейных посиделках.
Не охваченными сетями порока осталось только три человека: Элд, который теперь вовсю злоупотреблял сонным зельем, счастливый от того, что снова может спать по ночам, Ханна, которой пока не полагалось ничего знать о зелье, и я, большинством голосов признанный главным занудой месяца, которые мешает нормальным людям получать от жизни доступные им удовольствия.
Впрочем, Ханна, конечно, что-то уже начала подозревать. Сложно объяснить ежевечернее странное поведение пяти жителей ЗИО, которые по вечерам сбивались в тесный кружок в подвале за верстаком и тихонько хихикали, время от времени чокаясь друг с другом чайными чашками. Периодически тёплая компания взрывалась оглушительным хохотом, и Ханна бросала все дела и прибегала посмотреть, что случилось.
На её вопросы Стефан невинно округлял глаза и объяснял веселье только что рассказанным невозможно забавным анекдотом, Ванесса, всхлипывая от смеха, прятала лицо на плече у блаженно улыбающегося этому обстоятельству Ковбоя,
а Сео заводил долгий и бессвязный рассказ о прозрачных желеобразных монстрах, которые оккупировали бассейн и размножаются там теперь со страшной скоростью, призывая в свидетели Фриду.
Фрида же ничего не говорила, а только бросала неприязненные взгляды на Ванессу.
Но несмотря на то, что производство зелья улучшения настроения в эти дни в ЗИО было, практически, поставлено на поток, мне, всё-таки, удавалось иногда получить доступ в лабораторию, где я и работал почти каждый вечер над таинственным составом. В итоге, наконец, настал тот вечер, когда я достал из холодильника предварительно охлаждённые для последующего финального смешивания составы в помеченных цветными индикаторами пробирках (Ханна постоянно ругала меня за то, что я использую холодильник не по назначению, поэтому я старался делать заметными свои смеси и реактивы, чтобы их по ошибке никто не выпил).
Последние штрихи, финальный аккорд, и вот передо мной результат моих многочасовых трудов — густая, немного тягучая жидкость светло-серого цвета, несильно пахнущая серой и почему-то яблоками. И на ком бы мне это испытать?
Первая мысль была об Изюме, но я подозревал, что в случае чего Стефан не простит мне собаки. На себе я испытывать зелье также не решился, как, впрочем, и на других людях. Мыши Герберта в эти дни оставались для меня вне досягаемости — времени на походы в его лабораторию в рабочее время я пока найти не мог. Оставались весёлые макароны.
Я бросил взгляд на банку с шевелящимися мучными изделиями, прикидывая, насколько достоверными можно будет считать результаты эксперимента, поставленного над едой, пусть и живой. Но с другой стороны, зелье ужаса же на них подействовало? В любом случае я ничего не теряю.
Прежде чем экспериментировать с макаронами, я спустился вниз и убедился, что остальные отклонённые заняты друг другом, и в ближайшие минуты никто не ворвётся в лабораторию, требуя новую порцию зелья.
Похоже, веселье было в самом разгаре, поэтому риск, что кто-нибудь невероятно любопытный и обладающий способностью появляться в ненужное время в ненужном месте, застукает меня за экспериментами над нашими съедобными питомцами, был минимален.
Отлично! Я вернулся в лабараторию и прикрыл за собой дверь, подперев её для надёжности стулом: не запрёт, но о неожиданном вторжении предупредит. Поставил на середину стола банку с макаронами, предварительно её открыв. Поразмыслил над тем, сколько зелья стоит использовать, и решил для начала накапать совсем чуть-чуть. Накрутил на пробирку дозатор, накапал с десяток капель на верхний слой макарон и уставился на них, ожидая хоть каких-нибудь изменений.
Первые секунды ничего не происходило. Плотные серые капли сначала просто перекатывались чуть поблескивающими серыми шариками между шевелящимися макаронами. Но в какой-то момент я заметил, как они начинают понемногу всасываться в рожки, придавая тем сероватый оттенок. Меньше, чем за две минуты штук двадцать макаронин окрасились в серый цвет. Хм, и это всё? Я подождал ещё немного, но больше ничего не происходило. Поведение макарон никак не изменилось, поэтому зафиксированным эффектом можно было считать только изменение окраски. Да, мне жизненно необходима хотя бы пара лабораторных мышей.
Слегка разочарованный, я отставил банку с посеревшими макаронами в сторону, спрятал новое зелье в один из дальних ящичков и принялся наводить порядок на столе. Выходя на кухню с испачканными пробирками в руках, я столкнулся со Стефаном и Сео. Вовремя же я закончил свои эксперименты. Буду надеяться, что Стефан не обратит внимания на то, что внешний вид его любимцев слегка изменился. Но я просчитался.
Я как раз мыл пробирки, когда за дверью раздался дружный изумлённый возглас. Бросив всё, как есть, я рванул туда, посмотреть, что произошло. Сео и Стефан с раскрытыми ртами наблюдали воистину сюрреалистическую картину, которая теперь открылась и моим глазам.
Из оставленной мною по забывчивости открытой банки, тихо-тихо паря, вылетали окрашенные в серый цвет макаронины, источая при этом едва заметные струйки серого дыма. Остальные, которые не подверглись действию зелья, только невысоко подпрыгивали, хотя парочка из них уже успела перевалить за бортики банки. Я быстро их поймал и вернул в импровизированный аквариум, а потом занялся отловом их левитирующих собратьев. Сео и Стефан даже и не подумали мне помочь, а только наблюдали за мной остекленевшими глазами.
- Ты видишь то же, что и я? - произнёс Сео замогильным голосом.
- Не уверен. У меня Рин ловит летающие макароны. А у тебя?
- Аналогично. Я думаю, сегодня нам не стоит больше делать зелье улучшения настроения. Не стоит сердить Рина сейчас, когда он поселился у нас в мозгах.
- Я согласен с тобой, собрат по глюку. Предлагаю медленно и с достоинством отступить с его территории, - с этими словами Стефан обнял Сео за плечи, и они, пошатываясь в унисон и пятясь, покинули лабораторию.
Я же без труда поймал все улетевшие макаронины (к счастью, летали они гораздо медленнее, чем прыгали) и плотно закрыл банку крышкой. Немного поразмыслив, я и её убрал в ящик, подальше от трезвых глаз, которые всё ещё иногда заглядывали в это помещение.
