Правда, на небе мраморном
в розово-серой мгле
падает птица раненная,
об одном крыле…
Что же ей делать птице
и на Земле?
Моя дорогая — Офелия
За две недели тетя Оливия не сказала ей ни слова. Не собиралась первой идти на мировую. Знала, наверное, что капитуляцию теперь не примут просто так, без перемен и твердых обещаний.
А потом, однажды во вторник, когда солнце уже висело совсем низко над горизонтом, она как ни в чем не бывало уточнила:
— Что ты хочешь на ужин?
— Вау. Мое мнение снова имеет вес в этом доме. Может, в следующий раз меня даже спросят, хочу ли я снова переезжать.
— Нет, — просто и безмятежно отозвалась тетя Оливия. — Тебя не спросят.
И Офелия швырнула ей в спину, что лучше поужинает шаурмой с крысиным хвостом из ларька возле библиотеки.
Глупо. У Офелии никогда не водилось карманных денег, и тетушка, само собой, была в курсе. Нет, Оливия Спектр не отличалась жадностью: ее племянница получала абсолютно все, чего хотела, будь это новые джинсы, билеты на кинопремьеру или пирсинг брови. Порой Офелия всерьез верила, что ей дали бы денег и на проститутку, собственный танк, операцию по смене пола или наемного убийцу.
Всегда
ровно то, чего ей хотелось.
Оливию Спектр невозможно было обмануть, завысив цену и сохранив излишки на будущее.
Громко хлопнув дверью, Офелия осталась без ужина.
Конечно, рано или поздно она должна была вернуться к тетушкиному порогу — на это делался очень тонкий расчет. Можешь творить все, что хочешь, Офелия, можешь говорить все, что хочешь, обещать, угрожать и требовать — есть собака, а есть тот, кто держит в руке поводок.
И бессильная злость грызла изнутри, искала и не могла найти выход. За неимением лучшего Офелия действительно отправилась в городскую библиотеку: там, по крайней мере, были стены, способные защитить от сухого пыльного ветра с каньона, и по-прежнему не требовали плату за книги и мягкие скрипучие кресла.
Еще в библиотеке почти каждый вечер торчал Рип Грант. Примерно из тех же соображений.
— Есть сорок центов, чувак? — рухнув на софу напротив, в самом дальнем углу читального зала, поинтересовалась у него Офелия. — Отдать не отдам, сам знаешь, но буду очень благодарна.
— Извини, сам на мели до пятницы, — Рип резко вскинул голову и тут же охнул, едва не выронив учебник и схватившись одной рукой за шею. — Ч-черт. И ведь было не так плохо пару часов назад.
Офелия могла бы прожить на свете еще двадцать, тридцать, сорок лет — и никогда этого не понять. Весь город знал, что Рипа систематически и безжалостно избивает старший брат. Каждый божий день, безо всякого повода, просто потому, что не получает сдачи. Тэнк не особо таился. Их отец, генерал Грант, знал об этом. В школе знали об этом. Да что там, даже брехливая псина Розвеллов, Марта — и она наверняка знала.
И никто ничего не делал.
Никто в Стрейндженвиле ничего не делал без отмашки генерала Гранта.
— Хочешь, пойдем ко... — с губ едва не сорвалось «ко мне». — К Смитам. У Джонни сегодня нет тренировки, можем зависнуть у него.
Да-да. Состояние Спектров, их движимое и недвижимое имущество, оценивалось в полтора миллиона, и у единственной наследницы всего этого богатства не было ни своего угла, ни личных денег.
В каждом городе, где они задерживались дольше недели, Офелия искала подработку. Тетя не запрещала (тетя вообще
ничего не запрещала). Но в Стрейнджервиле с подработками было как-то совсем скверно, хотя Офелия согласилась бы на что угодно: сидеть с детьми, разносить напитки в баре, драить унитазы, рыхлить грядки. Беда в том, что наравне с ней на детей, унитазы и грядки соглашались еще человек тридцать — бывшие сотрудники научной лаборатории.
В паре миль от города, за военной базой, с незапамятных времен был метеоритный кратер. А прямо на дне кратера находилась эта самая лаборатория. С полгода назад, как рассказала тете Оливии соседка, миссис Розвелл, на нижних этажах рванул газовый баллон, почти целиком уничтожил один из корпусов.
Теперь лаборанты составляли Офелии внушительную конкуренцию на рынке труда.
— Нет, извини. Я должен вернуться домой до темноты. Как раз собирался, когда ты заглянула.
— Ты под домашним арестом или что? — прямо спросила Офелия.
— Не совсем. Просто обещал прийти пораньше, сегодня же годовщина... Ну, три года со смерти мамы. Отец, наверное, уже закончил ужин.
Последнюю фразу Рип произнес, понизив голос, робко, будто извиняясь — хотя извиняться тут в действительности полагалось никак не ему. Рип говорил про маму утром, в школе, а потом отпросился с биологии, чтобы поехать с отцом и старшим братом на кладбище за окраиной города.
А пойти к Смитам в одиночку, без Рипа, Офелия не могла. Просто не могла, это был вариант еще хуже, чем униженно приползти на брюхе, виляя хвостом, обратно к тетушке.
Она просидела на скамейке через дорогу от библиотеки до первых звезд, и палатка торговца хот-догами была прямо за ее спиной, оттуда остро, пряно пахло специями, копченым мясом и жаренным луком. В десять вечера заканчивалась программа светских новостей, тетя Оливия принимала снотворное и ложилась в постель. Была ли Офелия в этот момент дома, или бродила по улицам в золотистом сиянии фонарей — свой распорядок дня тетя соблюдала как библейскую заповедь, неукоснительно.
Службы социальной защиты почему-то не цеплялись к Оливии Спектр ни в одном городе.
***
Ваза с фруктами стояла в центре обеденного стола. С краю лежали крупные красные яблоки, слишком яркие, гладкие и блестящие для местных садовых яблонь с чахлыми, редкими кронами. Офелии было плевать, хоть бы даже под кожурой скрывались ртуть, нитраты и опасные мутагены.
Бананы на порядок лучше утолили бы голод, но незаметно отделить парочку от грозди никак бы не получилось. А яблок на блюде лежало слишком много, едва ли тетя Оливия их считала.
«Запомни — есть два вида боев: чтобы сохранить жизнь и чтобы сохранить гордость,»* — всплыло из глубин подсознания подслушанное неизвестно где.
Жадно вгрызаясь в сочную мякоть, Офелия проигрывала дважды.
Нестерпимая боль волной поднялась от желудка — и перед глазами вдруг потемнело.
***
— Зачем праздничные салфетки?
— Потому что сегодня особый день, — нараспев произнесла тетя Оливия, не поднимая головы.
Она размешивала тесто для шоколадного пудинга.
— Рождество было месяц назад.
— Сегодня Уиллоу, твоей маме, исполнилось бы ровно пятьдесят.
— Я
помню, как звали мою маму, спасибо. Нам обязательно праздновать?
Кто, если не тетя Оливия, умел так же непринужденно игнорировать неудобные вопросы?
— Ты знакома уже с близнецами Бикерами. Атомом и... Церерой? Да, вроде бы, девочку зовут Церера.
Офелия замерла, как осторожное дикое животное, услышавшее треск сухой ветки поблизости, на полпути из кухни. Она торопилась на пробежку. Снаружи капал мелкий холодный дождь, дул влажный, промозглый ветер — но даже так снаружи было лучше, чем здесь, в компании тети и черно-белой маминой фотографии.
— Видела пару раз в школе. А что?
— Тебе стоит с ними подружиться.
— Зачем это еще?
После некоторых усилий в памяти мелькнули светлые, почти белесые макушки, яркие голубые глаза. Близнецы Бикеры были много младше, еще учились в начальных классах, и только лишь непривычная, чуждая среди загорелых обветренных лиц стрейнджервильских подростков внешность когда-то привлекла к ним внимание Офелии.
— Разве не ты жаловалась, что постоянные переезды мешают тебе заводить друзей? Так почему бы не начать заново с младшими Бикерами?
— А почему бы мне самой не выбрать, с кем начать заново? — огрызнулась Офелия. — Нет, тут что-то другое. Ты что-то мне не договариваешь. Что не так с этими Бикерами?
Поинтересуйся кто-нибудь, любит ли она в действительности свою тетю, единственного опекуна, единственное стабильное звено в цепочке постоянных перемен, Офелия затруднилась бы ответить. Но одно она могла утверждать определенно: тете Оливии не стоило доверять. Ни на йоту.
— Почему именно Бикеры? — предприняла Офелия еще попытку, когда молчание начало затягиваться. — Раньше тебя вообще не интересовало, с кем и как я общаюсь.
***
— И что она ответила? — потеряв терпение, поинтересовался Рип.
За летящим в кольцо мячом он старался следить только глазами, не крутить головой лишний раз, но периодически забывался. Замирал на несколько мгновений, прикусив нижнюю губу, потом усилием воли принуждал себя расслабиться.
— Она никогда не отвечает на вопрос «почему».
— Ну, твоя тетя — женщина со странностями, — мягко подметил Рип — и машинально подался всем корпусом вперед, ловя отскочивший от щитка баскетбольный мяч. — Разве для тебя это новость?
Вокруг тети Оливии всегда были
слухи. В Стренджтауне, Риверсайде, Роарин Хайтс и Аврора Скайз. Даже давным-давно, в Миднайт Холлоу. Трижды она выходила замуж, трижды вдовела. Когда-то, в далекой молодости на ее руках умер любимый жених, а семь лет назад — младшая сестра. И в каждом новом городе личное кладбище тети Оливии бесцеремонно раскапывали местные сплетницы.
Может, поэтому они и переезжали так часто.
— Нет. Но раньше такого не было, — Офелия перехватила поудобнее брошенный ей мяч, снова прицелилась в кольцо. — Я правда привыкла, что ей плевать. И не только на меня — на всех вокруг. А тут внезапно такой интерес к этим Бикерам... да как она узнала про них вообще? Дальше садовой ограды не вышла ни разу за последние две недели.
— Возможно они были знакомы раньше. Ты не спрашивала?
Офелия фыркнула. Потом помотала головой, фыркнула еще раз и снова промахнулась по корзине. На этот раз мяч пролетел слишком низко, прокатился по лужайке, отмерил двадцать футов идеально подстриженного газона и замер только у забора.
— Что ты знаешь про Бикеров?
— Про младших — почти ничего, — лаконично отозвался Рип. — Напоминают мне жутких близняшек из «Сияния». А вот про мистера и миссис Бикер одно время говорили тут... всякое. Они, вроде, оба из ученых, работали вместе над каким-то проектом в нашей лаборатории. Не знаю даже, почему застряли тут после взрыва. Твоя тетя вообще интересуется наукой?
Офелия неопределенно пожала плечами.
— Еще что-нибудь?
— Кроме близнецов, у них есть старший ребенок, приемный. Больной с рождения. Вообще из дома не выходит, и я не в курсе ни как его зовут, ни сколько ему лет, ни чем конкретно он болен, — Рип задумчиво пожевал губами, потом явно без особой охоты продолжил: — У миссис Бикер был роман на стороне. С кем-то из братьев Кьюриос. А, может, и есть до сих пор, на этот счет я тоже без понятия. Миссис Розвел однажды приспичило обсудить это прямо на кассе в супермаркете.
— Не подходит. Еще?
— Отец Бикеров-старших на дух не переносит, Как по мне, очко в их пользу, — Рип снова поднял и перебросил ей мяч: вдобавок ко всему, при ходьбе он странно, неловко прихрамывал на левую ногу. — И все, Ли. Больше я ничего не знаю. Бикеры редко появляются в городе, ни с кем толком не общаются. Совсем как твоя тетя.
Упрямо сжав губы, Офелия готовилась к третьей попытке. Кольцо и щиток уже казались ей недостижимыми, как мираж в пустыне, а мяч — слишком тяжелым, слишком большим, прикованным к земле длинной цепью.
— Должно быть что-то. И я хочу разобраться, — Рип сдвинул к переносице темные брови, и Офелия великодушно пояснила: — Тете Оливии настолько важно сблизиться с Бикерами, что она даже попыталась сделать это через меня. Понимаешь, она годами держала в руках все козыри, и вот мой шанс получить хотя бы один.
Через час, переступая порог дома, Офелия услышала из гостиной два голоса: первый, певучий и вкрадчивый, определенно принадлежал тете Оливии, второй, низкий и хрипловатый — незнакомому старику в потрепанной летной куртке.
Рип как-то рассказывал ей про чудаковатого типа, отставного военного летчика — или вроде того — который с месяц назад потерпел крушение на пустыре у трейлерного парка. Да так и поселился в обломках своего самолета, не пожелал уезжать, хотя мэру Розвеллу и прочим добропорядочным гражданам Стрейндженвиля это вот нисколечко не нравилось.
Интересно, подумала Офелия, есть ли у отставного летчика хоть что-то за душой, кроме обломков самолета?
Достаточно ли он богат, чтобы тетя Оливия захотела овдоветь в четвертый раз?
***
— Прости, Офелия, но я — пас. Это вторжение в частную собственность. Это невежливо, в конце концов: заявляться в гости без приглашения.
Офелия неодобрительно скосила на него глаза на пару мгновений, затем снова уставилась на высокую зеленую изгородь вокруг особняка Бикеров.
— Ли.
— Чепуха. Сокращать такое имя, как у тебя — кощунство. О-фе-ли-я. «Не верь дневному свету, Не верь звезде ночей, Не верь, что правда где-то, Но верь любви моей».
— Будь ты Гамлетом или, на худой конец, Полонием, твое мнение еще имело бы для меня какой-то вес в этом вопросе.
Джонни Смит только улыбнулся ей широким тонкогубым ртом и подмигнул, лукаво и вызывающе.
У него была очень хорошая память. Ничего феноменального, ни одной тысячи знаков после запятой у числа «пи» и никаких вызубренных наизусть с одного прочтения томов научной литературы. Просто хорошая память обыкновенного человека, особенно на стихи. Он так часто цитировал Офелии «Гамлета», что почти приучил воспринимать эту пьесу без неприязни.
— Я придумала для нас обоих достойный повод. Двойняшки числятся в школьной общине скаутов. Вот, посмотри, на сайте их имена даже в почетном списке, — и Офелия протянула приятелю свой смартфон с открытой в браузере нужной вкладкой. — Мы заявимся как организаторы следующей волонтерской поездки в дом престарелых. Она намечена на субботу, я слышала утром от Рипа: его младший брат регулярно в них участвует. Скажем, что хотели бы подписать на это благое дело Атома и Цереру.
— А если они уже сами вызвались?
— Сделаем удивленные лица и сообщим, что в списках волонтеров произошла какая-то путаница.
— Если кто-то из старших Бикеров позвонит в школу, обман сразу вскроется.
— Да зачем бы им это делать? Серьезно, чувак, не будь таким перестраховщиком.
Они продолжали спорить, уже обогнув дом вдоль изгороди и свернув на тропинку в сад. И Джонни по-прежнему упирался, когда Офелия поднялась по гудящим, из металлической сетки, ступеням на крыльцо. Джонни стоял внизу, пока она снова и снова нажимала на кнопку звонка. Сквозь матовое стекло дверных створок можно было разглядеть какое-то движение внутри, но никто не спешил открывать.
— Кажется, никого нет дома.
Офелия молча потянула за ручку — и дверь неожиданно поддалась.
— О, нет, детка. Нет. Это уже чересчур.
— Перестань, — резко оборвала Офелия нудный речитатив причитаний. — Я же не собираюсь выносить из этого дома все ценности, хочу просто взглянуть разок на хозяев. Понять для себя, что они за люди. В городе их не поймаешь.
В комнате работал телевизор. Высокий худой мужчина в худи с капюшоном смотрел фигурное катание.
С порога Офелия могла разглядеть только кончик длинного бледного носа, расслабленно лежащие на коленях бледные кисти — до того светлые, словно в латексных перчатках.
— Эй! Здравствуйте. Можно я зайду?
Мужчина продолжал сидеть перед телевизором неподвижно и молча, а молчание, как учила известная присказка, могло считаться за знак согласия. Офелия без малейшего страха шагнула вперед, прикрыв дверь за своей спиной и оставив Джонни снаружи (ей было самую капельку интересно, рискнет он войти следом или так и продолжит топтаться на крыльце).
И только когда она присела рядом на диван, мужчина повернул к ней голову и произнес безо всякого выражения:
— Вы не должны быть здесь.
Почему-то заготовленная ложь мигом вылетела из головы, стоило Офелии встретиться взглядом с его пустыми, как у огромной куклы, черными глазами. Мужчина — вернее, парень: навскидку, всего на два-три года старше Офелии — был бледен, болезненно худ, острые скулы сильно натягивали кожу, а застиранный худи на острых плечах висел как пыльный мешок.
— Все-таки привет, во-первых. Ты старший брат Атома и Цереры, правильно? Как тебя зовут?
— Я Нервный Предмет.
Офелия неуверенно, просто из вежливости хихикнула, хотя представился парень без тени улыбки.
— Ничего себе имечко.
— Эрин зовет меня Джеком. Из-за нее все зовут меня Джеком. Но когда Эрин нет, можно не притворяться. Я Нервный Предмет. Вы не должны быть здесь.
Он говорил это без враждебности, просто отмечая как факт. Только теперь Офелии пришло на ум, что возможно диагноз старшего сына Бикеров, не позволявший ему выходить из дома и появляться в городе был психиатрическим. Во время беседы у Нервного Предмета Джека странным образом двигалась только половина лица, и левый глаз был постоянно широко открыт, а правый — постоянно прищурен.
— На самом деле, у меня задание из школы. Для Атома и Цереры. Я представляю волонтерскую програ...
— На самом деле, это ложь. Я всегда чувствую ложь.
Слева на тонкой шее, над воротом футболки, темнели лиловые кровоподтеки, Офелия насчитала четыре, и еще один был правее, у кадыка. Словно бы кто-то совсем недавно с силой сдавливал эту шею в попытке задушить. Нервный Предмет Джек, казалось, понял, что именно она заметила, резко поднялся со своего места и повторил:
— Вы не должны быть здесь. Уходите. Если вас увидят, будут неприятности.
Он ведь не был пленником этого дома? Входная дверь была открыта.
И все же Нервный Предмет Джек не вышел за Офелией в сад, остановился у тумбы с зеркалом в прихожей.
***
Вечером они с Джонни и Рипом играли в карты на втором этаже «Восьми склянок». В кругу друзей и по будням это тоже было бесплатно. На уик-энд все столы занимала солдатня со стрейнджервильской базы — тут, само собой, даже и заглядывать не стоило.
— Звучит как сюжет бразильской мыльной оперы.
— Слушай, — Офелия в сомнениях потянула еще одну карту из колоды и тут же, застонав от досады, сбросила всю руку. — Ч-черт. Перебор... Слушай, чувак, я на гениальность не претендую, но способна сложить в уме два и два и получить в итоге четыре. У тети когда-то был ребенок. Мальчик. Очень давно, еще до Миднайт Холлоу и моего рождения. Его забрали социальные службы. У Бикеров есть приемный сын. Старше меня на пару лет.
— И он похож на твою тетю? — насмешливо изогнув брови, уточнил Джонни.
— Да не особо. Во-первых, он белый, и это сбивает с толку. Но так ведь случается, если отец тоже был белый.
Кон остался за Джонни. Рип подгреб к себе сброшенные на зеленое сукно карты, принялся заново тасовать колоду.
— Последний раз, и я, пожалуй, пойду... А кто из мужей твоей тети был отцом ребенка?
— Никто. Даже мама ничего об этом не знала. Тетя Оливия родила как раз в промежутке между вторым и третьим браками. Слишком поздно, чтобы можно было подумать на покойного дядю Хью, и слишком рано — чтобы на покойного дядю Икабода, они в то время еще даже не познакомились.
— Все равно как-то сомнительно, — снова встрял Джонни, и Офелии до покалывания в ладонях захотелось отвесить ему затрещину. — Чтобы после стольких лет на другом конце страны в одном городе случайно встретились твоя тетя и ее давно потерянный сын.
Офелия бегло осмотрела свои карты, сразу потянулась за колодой, и, уже с тремя в руке, надолго замерла в раздумьях.
— Кто говорит о случайностях? Наоборот. Теперь я думаю, что именно поэтому мы и переехали в Стрейнджервиль. Без обид, парни, но Аврора Скайз — местечко однозначно поприятнее. И тете там тоже было неплохо, я знаю. Но в какой-то момент она вдруг решила все бросить и купить дом здесь. Почему? Может быть, нашла в интернете этого парня.
— Ну хорошо, допустим. Что из этого следует лично для тебя, Офелия? — Джонни тоже взял еще карту, ухмыльнулся одним уголком рта. — В том смысле, что вся история с ребенком, правда это или нет — личное дело твоей тети. И тебя никаким образом не касается. У меня блэк-джек, кстати.
— Личное дело моей тети, — стремительно поднявшись со своего места, Офелия перегнулась к нему через стол. — Давным-давно превратило мою жизнь в сраный «День сурка». Все, что мне худо-бедно удается построить, обнуляется в один момент, без предупреждения. Снова и снова. Мне кажется, я имею право хотя бы знать, почему так происходит.
— Ну все, я пас! — Рип сбросил карты и поднял обе руки вверх в универсальном жесте капитуляции. — Увидимся завтра в школе. Могу еще проводить тебя до дома, Ли, если готова уйти прямо сейчас.
Будь в характере Рипа на один только грамм больше злости и упрямства, твердости и настойчивости, Офелия давно произвела бы его в свои личные Гамлеты, нарекла бы любовью и одержимостью, и цеплялась бы до последнего при следующем переезде. Но Рип всегда уступал. Всем. Был мягким и податливым, как необожженная глина.
— Какое оправдание у тебя сегодня?
— Никакого, — спокойно ответил ей Рип. — Отец попросил вернуться пораньше. Если не идешь со мной, Джонни проводит тебя. Так, приятель?
Оставаться с Джонни наедине Офелии сейчас (и никогда впредь) совершенно не хотелось.
Джонни был матерью Гамлета, королевой Гертрудой, которая слишком хорошо понимала своего запутавшегося, одержимого местью сына, но ничего не могла ему объяснить и никак не могла успокоить.
— Сама дойду. Катитесь к черту вы оба.
***
Мать Рипа, миссис Лила Грант, погибла, пропустив через свое тело разряд тока в двести двадцать вольт. Смотрела телевизор в ванной и схватилась мокрой ладонью за оголенный, перетертый у вилки провод.
Такая нелепая смерть, до сих пор приговаривали местные кумушки.
Мать Офелии, миссис Уиллоу Нигмос, утонула в бассейне. Поскользнулась на влажной плитке, неудачно ударилась затылком при падении, потеряла сознание и оказалась в воде.
Такая молодая, повторяли кумушки в Стренджтауне.
Офелия вспомнила обо всем этом на следующий вечер, потому что Рип спросил ее:
— Тебе никогда не приходило в голову, что твоей маме кто-то помог сыграть в ящик?
Они лежали вдвоем на заднем дворе дома Грантов и бесцельно разглядывали пушистые белые облака. И смерть матери числилась последней в списке тем, которые Офелия готова была обсуждать в редкие моменты душевного покоя, но ради Рипа она пошла бы и на более серьезные жертвы.
— Нет. Она ударилась головой и утонула в бассейне. Никто ничего не выигрывал от ее смерти. Состояние тети — наследство дяди Икабода, от мамы ей не досталось ни цента. Да и мне тоже. И никому.
— А мне приходило, — явно выслушав ее ответ вполуха, произнес Рип. — Ну, потому что ты знаешь моего отца. Он мог бы убить, и не в службе его дело. Просто. Он мог бы. Мама собиралась его бросить, забрать нас с Баком и уехать. Тэнк бы остался, конечно. Уже наняла адвоката и тут вдруг погибла.
— У тебя есть какие-то доказательства?
— Нет, — Рип дернул плечами: кажется, последствия встречи с железными кулаками Тэнка уже ощущались не так остро и болезненно. — Но... Это я в качестве примера, Ли. Чтобы ты поняла. Мне правда нечем сейчас подкрепить свои слова, кроме смутных подозрений и предчувствий — но то, что ты пытаешься раскопать, оно дурно пахнет.
— Ты про старшего сына Бикеров?
— Про него, — придвинувшись чуть ближе, Рип понизил голос почти до шепота. — Есть в этой семейке что-то... такое, знаешь. Как покойник под одеялом.
— Это какая-то ваша местная идиома? Я не понимаю.
— Покойник под одеялом. Ты входишь в комнату и видишь человека, который, вроде бы, спит: лежит на кровати, укрытый, поэтому трудно заметить, что он на самом деле не дышит. Тебя не смущает его неподвижность, спящие тоже нечасто двигаются, и ты довольно долго еще можешь заблуждаться, что покойник под одеялом жив.
— Что ты имеешь против выражения «скелет в шкафу»?
— Насчет скелета в шкафу ты можешь заблуждаться только в одном: что его нет. А Бикеры есть. И их жизнь, как жизнь каждого из нас тут, целиком на виду у соседей. И если у них существуют какие-то секреты, то сейчас весь город смотрит на них и просто не может понять, что это на самом деле. В общем, не ходи к ним больше. Это все, что я хотел сказать.
Но теперь уже Офелия только делала вид, что внимательно слушает.
Она не боялась.
Тетя Оливия очень постаралась, чтобы ей нечего было терять — так на чем теперь мог бы достаточно долго продержаться страх?
Мне очень приятно.
(я просто сама никогда в жизни не полезу искать упомянутый в тексте саунд, я даже тот, что видео и или медаплеером приложен никогда не открываю, честно говоря)
я люблю всякие шизоистории.
