*до событий, описываемых в "Келье"
Когда Секст Маний был учеником Валенской семинарии, не проходило ни дня, чтобы он не засмотрелся в зеркало. О нет, он не стремился обнаружить в себе неземной красоты, не страдал нарциссизмом - просто с первой же лекции в часовне семинарии вдохновился образом великого Якова. Секст подстригался, подражая своему кумиру (каким тот был на портретах) и искал в себе всяческого сходства с ним. Черты Мания, мягкие и добрые, мало походили на орлиный профиль Якова. Однако воображение Секста напрочь размывало грань между ними. Миг - и его серьёзное лицо обращается в лик зачинателя яковитства.
Наставник нудно и тоскливо пересказывал легенду о Якове и Петере, то и дело вкрапляя малознакомую юным послушникам латынь. Но Сексту это не помешало проникнуться повествованием. Его воображение живо рисовало мельчайшие подробности истории. Секст смотрел на строгие стены аудитории, а видел перед собой бескрайнюю пустыню Времён, которую пересекали Яков и Петер. Он не слышал скрежещущего голоса наставника; он будто бы сам шёл там, рядом с братьями, и в рассказчиках не нуждался вовсе.
Вот Петер, измождённый, падает, совсем рядом с Секстом, а его брат, покачиваясь, движется дальше, сбросив отяжелевший от песка плащ (которому суждено стать символом яковитства). И всё плывет перед его глазами, и вместо пустыни впереди встаёт ярмарка с яркими шатрами и весёлым людом.
- Дьявольские козни! - хрипит страшным голосом Яков: лёгкие его полны жарким воздухом и готовы разорваться. Он проходит вперед, но шатры не исчезают. Мужчина вдруг замирает, внутренне ощущая, что стоит перед важнейшим выбором в своей жизни: в какой из трёх шатров войти. Сколь бессмысленным и глупым это бы ни казалось. Он, простой наёмник, с юности доверял своему чутью, а оно отвечало тем, что никогда не подводило хозяина. Яков стоял, плотно сомкнув веки, и вскоре сквозь темноту начало отчетливо проступать сияние дьявольских огней: по левую руку от него и прямо. По правую же он узрел мягкий белый свет. Яков раскрыл глаза и понял, что дьявольские костры пылали на месте двух шатров, а слабое сияние было в третьем. Изможденный, он бессильно опустился у третьего шатра и вполз внутрь.
Измученный наёмник распластался в шатре, а над ним разливалось то самое сияние... Ему снились яркие сны, в которых он гнался за сиянием, не в силах его догнать; наконец оно привело Якова в комнату и растворилось в полотне на стене. Яков огляделся по сторонам: окружали его многочисленные фолианты, клубни диковинных растений, ракушки всевозможных форм и уж вовсе невероятной природы предметы. Он хотел молвить хоть слово, но обнаружил, что не может говорить; зато в голову ему ворвался голос, ясный и сильный.
- Яков, сын Джозефа, я вижу твоё нежелание возвращаться домой из дальнего похода; вижу твой взгляд, с грёзой глядящий за горизонт. Тебе более не придётся вернуться в родные земли. Я избрал тебя, чтобы ты нёс луч просвещения народам юга.
Обозри эту карту, Яков, сын Джозефа. На ней весь мир, который я, великий в мудрости своей, создал. Взгляни, как далёк твой край, прозванный южным, от истинного юга! Смотри, как широко простираются земли во все стороны, так, что все известные тебе города теряются, превращаясь в крохотные песчинки...
...В ту странную ночь Яков счёл тысячи книг, хотя прежде не умел читать. Страницы быстро мелькали, но он запоминал каждое слово. Он будто бы знал всё, что есть в мире. Как только он подумал, что стал всеведущ, голос с укором промолвил:
- Человек не властен объять Знание. Тебе ещё есть, куда стремиться, пусть и никто из смертных не постигнет даже того, что ты постиг, - затем в руку Якова упал клубень, и он обрел сознание, пробудившись ото сна.
- Брат мой! Ты не представляешь, что было со мной, - обратился он к Петеру, выйдя утром из шатра. Яков был свеж, как будто не прошел многих миль по бескрайней пустыне. Петер же смог пережить эту ночь лишь благодаря своему колдовству. Взор его окутала пелена, голос его терялся, не в силах добраться до слуха Якова. Поднятый сильной рукой брата, Петер тут же упал вновь, как только тот перестал его поддерживать. Яков легко взвалил бессильного брата на плечо и продолжил путь по пустыне Времён, выстилавшейся под ногами...
Настал день, когда пустыне пришел край, а Петер вновь обрел силы, выхоженный Яковом. И тогда состоялся первый в истории разговор о Смотрящем - дивном осколочке света, увиденном Яковом в судьбоносную ночь.
Пусть Петер и не восполнил ещё всех своих сил, но живой ум колдуна впитывал всё, что говорил брат. Тот раз за разом припоминал не только наставления Смотрящего, но и все его слова, приняв их как непреложные истины. Петер не поверил сперва брату, но чем же ещё можно было объяснить чудесную силу, обретённую им? Сила эта не покинула мужчину после пересечения пустыни.
Вскоре Яков решил оставить ремесло наёмника и предпринял первое свое путешествие. Его интересовал таинственный клубень, дарованный Смотрящим. В поисках разгадки Яков и сопровождавший его Петер пересекли все Южные земли, а затем и безымянный океан.
В далёких землях нашлось название клубню - ионас. На обратном пути братья варили эти дивные растения на колдовском огне Петера. Оттого океан, которой они пересекли, был назван Ионасским.
- Брат мой, это путешествие было утомительным, - сказал Петер, когда они оставили далёкие земли. - Давай - домой? И позабудь наконец о своём Смотрящем.
Однако Яков был озабочен возложенной на него миссией. Он записал все наставления и помыслы Смотрящего, которые помнил. Слова эти были так чисты и высоки, что Яков быстро снискал себе паству - людей, внимающих его речам и готовых жить по Смотрящему.
Скитался он по свету, и всюду его принимали. А раздосадованный Петер вернулся тем временем в родной город. Его встречали толпой, и каждый прежний знакомый норовил спросить что-нибудь про Святого Якова и его приключения. Отныне Петер, куда бы ни пошёл, сделался тенью своего избранного брата. Колдун, и прежде досадовавший на брата за ту ночь, в которую тот его оставил, не взяв с собой в шатёр Смотрящего, теперь окончательно на него озлобился.
Минуло много лет, прежде чем с помощью магии он смог найти Якова, чтобы отомстить. Месть Петера должна была стать страшной, но он переменил план, когда узрел бесчисленные научные труды Якова, которые тот записал с учения Смотрящего. Петерь взял все труды, которые смог отыскать, а на брата наложил заклятие сна. И пустился сам проповедовать, исковеркав все слова Смотрящего. Когда Яков снял с себя путы колдовского сна, у него осталась лишь половина трудов - та, что была надёжно спрятана.
Талантливым колдуном был Петер, а потому он обходил земли, уже посещённые Яковом, и изменял людям память, вынуждая их отречься от истинного учения и увлекая за собой. Каждая проповедь лжепророка заставляла человека слабеть духом и жиреть телом, а самого доброго человека обращала в злокозненного. Якову были даны долгие лета на земле, Петер же продлевал себе жизнь, питаясь чужими телами, убивая и уничтожая. Не одно столетие ходили они по земле, зная друг о друге и мечтая встретиться в битве. В противность своей размякшей пастве, Петер тренировался что ни день; Яков же давно не брал в руки меча, но на его стороне были и талант, и Смотрящий.
Настал день, когда они наконец сошлись. В далёком, воинственном краю - Эвантоне. Яков с первого взгляда узнал своего вероломного брата и вызвал его на поединок. Поднялись они на холм и закружили в диком танце.
- Лучше уж такой лжепророк как я, чем такой уродец как ты, брат. Смотрящий ошибся, он должен был выбрать меня! Ты хмур и омерзителен лицом, руки твои по локоть в крови, - кричал Петер. Люди же не слышали их, не видели их, лишь едва различали сквозь марево две неистово мечущиеся фигуры с мечами. Долго бились братья, сразил Петер Якова, прорезав брату горло клинком, и в тот же миг колдуна испепелил Смотрящий. И спала пелена, отделявшая воинов от мирных людей, и все узрели на холме странное изваяние.
То был сам Яков, навек запечатлённый Смотрящим в камне. С тех пор он всегда там, где принял последний бой, и печальный взгляд его устремлен ввысь...
У петренианцев же иная версия этой истории: будто бы Петер был избранным и обнаружил верный шатёр с помощью колдовства. И он возлёг статуей на памятном холме. Но Секст понимал, сколь эта версия смехотворна. Разумеется, миру нёс просвещение Яков, а не вздорный колдун, пособник диавола.
( 
