- Это какой-то чёртов бред!
Щурясь в тусклом звёздном свете, Талея вчитывалась в объявление на доске монастыря. Горло стискивало дурное предчувствие.
- "задел на будущее...во имя безопасных границ...во владение графа Богатонского отходят... Земли монастыря Сегизмунда сто тринадцатого"... Не было никогда такого монастыря! Клянусь Смотрящим, чёртова аббатиса создала его вчера, - читала она вслух сдавленным голосом.
- Талия, земли-то у причала, - тихо обронил стоящий позади Ролан, который и позвал её.
- Монастырь на причале! Не иначе, монастырь водки.
Аббатиса обнаглела. Аббатиса хочет лишить Сильву половины доходов. Пристань - самое прибыльное место в государстве. Ушлые торговцы обирают моряков, пассажиров судов и пиратов. Они все заключают между собой выгодные сделки. Но развлечения не минуют карман короля: торгашей душат налогами, с каждой прибыли тридцать процентов идёт в казну Сильвы. Низшее купечество не раз пыталось восставать против налогов - последний раз пять лет назад - но ничего не добилось.
А теперь всё это в руках Богатонского графа... Как Сегизмунд согласился отдать важнейшие земли, важнее самых плодородных?! С ним что-то случилось. Может быть, аббатиса пленила его или... убила.
Её уже не волновала дуэль с Матильдой, спасибо Ролану, который, вместо того, чтобы принести Матильде меч, рассказал о новом объявлении. Вот только... Никто из знакомых Талеи не обладал её прозорливостью. Сегодня, весь день ожидая меча, она вела долгие разговоры с прелюбодейками. Они потешались над преданностью яковитки королю. Разве они способны понять! Даже Безанер, покойный брат, только посмеялся бы. А её команды больше нет. Поэтому Талея под покровом ночи скользнула в трущобы, к тому, кто знал пристань лучше всего и болел за неё душой. К главе гильдии, прожённому Лукашу. Этот человек мог позволить себе жильё на холме, но предпочитал общество торгашей-бродяг и ветхий дом. Причиной этому, зло думала Талея, петляя знакомыми улочками, была безумная жадность.
Перед домом Лукаша высились груды коробок с товарами. Жиденький свет лился из окна второго этажа. Все богатства торгаша были сколочены из худшего дерева и наполовину сгнили. Талея нерешительно забросила руки на большую коробку, а когда та не развалилась под ней, подтянулась и запрыгнула. Ухватилась за карниз одной рукой, распахнула ставни и втащила себя в комнату.
Талея дёрнула Лукаша за плечо. Торгаш мгновенно сел в постели. Смуглая рука дёрнулась к ножу с кривым лезвием, но тут же расслабилась. Его глаза быстро приобретали осмысленное выражение. Торговец умеет постоять за себя, тем более такой богатый. Мягкий и болтливый глава гильдии умел обращаться с ножом: того, кто пришёл грабить его спящего или пьяного, ждал бы сюрприз. Слушая пылающую гневом Талею, Лукаш натягивал расшитую золотом куртку - единственное, что выдавало его положение.
- Тальея, да мьне всё равно, ты понимаешь? Ушли одни, пришли другьие. Дубьоломы в другой амуницьии прийдут и скажут: "Лукашь, отдавай тридцать процентов!"? Какая мьне разница, что король, что граф. Не ждьи от меня помощи, Лукаш не пойдёт ни на какое восстание. Нас и так ободрали, как только можньо! Ещё с людьми графа схватимься - этого низьшее купечество не переживёт. Злишься, да? Злись как хочешь. Хочешь, убивай менья! Мьне дела нет до королей и их дрязг.
- Ты думаешь, король сдурел и сдался аббатисе?! Да?!
Талея выхватила сияющий меч, и свет озарил лицо Лукаша. В сонных глазах появился испуг. Жалкий ножик болтуна ничего не стоил против великолепного меча и уменья обращаться с ним. Если торгаш успеет достать ножик...
- Вдруг они повысят налоги, вот тогда приходи, - тише и напряжённей заговорил торговец. - Тальея, ты вправду можешь меня убить... Но вызов я графу не брошу, это значит - разорить всё, лишиться всего. Могу помочь с едой, но не больше. И... - он взглянул прямо в глаза женщине с отчаянной решимостью. - и если тебе того мало, так убей меня.
Это - предел смелости торгаша, это - всё, чего от него можно добиться. Талея кивнула и вышла как и зашла - в окно - не утруждая Лукаша отпиранием двери.
Яковитка вернулась в разрушенную церковь: Матильда и ведьма уже пропали, вот и хорошо. Зато отец Секст был на месте. Талея вдруг увидела, как он молод: в свете алтарных свечей сидел почти мальчик. Щетина на его заострённом лице выглядела пятнами сажи. Он ведь только закончил семинарию! Разве этот юноша сможет ей помочь? Тем не менее Талея рассказала ему всё, что увидела и додумала. Священник молчал, большие глаза расширялись. Как только кончила говорить Талея, начал он:
- «По выбору их и судите их». Слово Якова, глава седьмая...
Всё государство поклонено Петеру. Петер был колдуном, практиковавшим самое мерзкое колдовство: он извращал личность, лишал человека души, ока, вытеснял одну личность другой. В любом петренианском монастыре практикуется колдовство - в дань уважения Петеру. Большинство людей не обладают склонностями к колдовству и не могут преуспеть в этом. Но обладающие способностями не видят границ. Обычные колдуны и колдуньи - как Эхтэле - занимаются ведовством, ворожбой, умеют направлять силу... Однако никогда не трогают личность. Душа для самого отвратительного колдуна - такая же ценность, как и для нас, - Талея открыла рот, чтобы нетерпеливо прервать его, но священник как раз подошёл к сути.
- Я думаю, ваша аббатиса что-то сделала с королём. Что-то... этого сорта. Она или её подручные.
Талее очень понравилась эта мысль. Аббатиса заколдовала Сегизмунда. Король не сошёл с ума и не сдался петренианцам. Она вышла из круга страшных мыслей, но упёрлась в глухую стену: распознать колдовство может только колдун. Или колдунья. Она обратится к Эхтэле, охочей до денег. Раздобудет деньги. Где-нибудь... Когда-нибудь. И даст колдунье нужную сумму. Но что сделает колдунья - неизвестно. Прелюбодейка запросто обманет её, Талею, которая колдует не лучше мёртвой ламы. Яковитка терпеть не могла всё, что нельзя проконтролировать и понять. Лучше быть покойницей, чем слепой!
Она шла к башне несколько ночей, и с каждой ночью мысли сильнее путались. Волшебный меч рвался из ножен: по желобу на лезвии так давно не стекала кровь... Однако когда кулак Талеи коснулся двери, в голове внезапно прояснилось. Теперь яковитка знала, что сказать. Колдунья не оборачивалась к вошедшей, колдовала над какой-то вонью.
- Я убью твою Матильду, - начала с главного Талея, зажимая от вони нос.
- Ты же знаешь - победа на дуэли будет за мной. - теперь колдунья смотрела на неё и внимала.
- А вот если ты сделаешь для меня кое-что...
***
Талее надоело скрываться: они шли к замку и ночью, и днём, прерываясь на короткий дневной сон. Ей не терпелось схватиться с воинами аббатисы, и даже единственная мера безопасности - держаться поближе к длинной расселине - была в тягость. К тому же ведьма была отвратительным попутчиком. Талея привыкла к не в меру болтливым спутникам, а молчание Эхтэле наводило на дурные мысли. Что ей стоит зашибить яковитку молнией? Соврёт что-нибудь своей гордой партнёрше, да и всё. Каждый раз перед сном Талея молилась Смотрящему, чтобы колдунья почаще думала о подруге... гордой подруге, которая ни за что бы не согласилась так расправиться с Талеей, не сбежала с дуэли... о душе, которую загубит убийство... о чести обещания, которое она дала Талее... обо всём, что не позволит ей убить яковитку.
Неизвестно, какие мысли блуждали в голове колдуньи, но они обе добрались до замка в целости. Возле ворот толклись два стражника - зевающая ночная смена.
- Ну наконец-то! - Талея не боялась ни их, ни затаившегося, по словам ведьмы, в замке зла. Рукоять меча пульсировала в руке. Вцепившись в запястье Эхтэле и волоча её за собой, Талея двинулась вдоль стены. Стража ничего не замечала.
- Стойте! - рука колдуньи извернулась в пальцах, и длинные ведьмовские ногти сильно впились в предплечье. - В левой башне живёт смерть. Нам нужно пробраться туда, но не прямиком, а... Достаточно будет, если я подойду к окну.
- Живёт смерть? - переспросила Талея. - Какой-то бред!
- И тем не менее вы пошли за мной. Вы потащили меня сюда. Вы сказали, что если я помогу вам, вы отвяжетесь от Матильды... И как я помогу, если вы не верите?
Талея раздражённо махнула рукой. Левая башня стояла на утёсе, под которым билась река Вирида: стены башни высились над естественным рвом. Чтобы подойти к её окнам, надо отступить на северо-запад и встать на утёсе, который торчал напротив башни. Придётся топать несколько часов. Лучше перебить всю стражу Сильвы и ворваться в башню! Но колдунья настояла на своём, и они пошли по спуску, прошли мостик, по которому только что двигались в обратную сторону, к замку, и расположились на западном утёсе. Впереди маячило окошко башни. Крошечные песочные часы Талеи подсказали, что уже четыре утра.
Колдунья взяла посох и нацелилась им на башню. Она завела тихим, монотонным голосом:
- Exorcizo te, spiritus mortis...*
Посох задрожал, гранёный наконечник вспыхнул светом. Костяшки колдуньи, вцепившейся в деревяшку, побелели. Маленькое окошко башни вдруг выплюнуло молнию. Она помчалась к утёсу, разрастаясь и бледнея. Эхтеле выбросила посох навстречу. Мощный заряд ударил точно в набалдашник, искрившийся всполохами. Слепящий свет, многократно отражённый от граней, накрыл весь мир. За секунду до того, как утёс сотряс гром, Талея поймала растерянный взгляд колдуньи. А потом он обрушился так, что у Талеи заложило уши. Тихий голос ведьмы потерялся в могучем рёве. Талея понимала только одно - безумный свет - убийца и враг. Не думая, она выхватила меч. Плашмя ударила по ярким струям. Меч подбросило вверх, свет объял его. Кисть всё ещё сжимала оружие, но больше не чувствовала его. И сама словно не принадлежала ей. Сквозь полуприкрытые веки Талея видела меч, который подрагивал в золотом огне... Но свет больше не был таким ослепительным, он радовал глаз, а гром звучал тихо и мелодично. Зато голоса в её сознании кричали громче колокола на петренианской обедне. Голоса удесятеряли её сомнения в короле и презрительное отношение к Сексту. Голоса насмехались над ней за то, что она так давно ни с кем не сражалась... Голоса сомневались, что Безанер погиб - он просто убежал от нерадивой сестрицы. Голоса раздували её голову, бились о стенки черепа, и от них нельзя было укрыться. Она не ощутила, но поняла, что на глаза навернулись слёзы. Где-то далеко Эхтэле сжала посох и возопила в небо:
- In nomine Domini nostri qui Vigilate ERADICARE!**
Голоса выпали из головы, тёплая волна прошлась по рукам, обжигая их до пузырей, и исчезла. Талею дёрнуло под колени, и она упала навзничь. Женщина услышала, как плещутся воды Вириды. Топают запоздалые путники где-то вдалеке. Орёт какой-то идиот, возомнивший себя певцом, и поняла, что всё закончилось. Колдунья до сих пор лежала ничком.
- Что там? - мягко спросила Талея, помогая Эхтэле сесть. Та прижала руку одна к другой, морщась.
- Там мертвец, лишившийся души с помощью колдовского обряда. А мне срочно нужно в лечебницу.
* - «Я заклинаю тебя, дух смерти...»(лат.)
** - «Во имя Господа нашего, Смотрящего, ИЗЫДИ!»(лат.)