На днях я вынужден был снова столкнуться с некоторыми членами Совета. Не могу сказать, что разговор был приятным. Скорее наоборот. Я прогуливался по улице в вечерних сгущающихся сумерках, отходя от недавнего дневного сна. Еще ни одной вампирской души не было на улицах, поскольку большинству, как мне самому, пока неведома защита от солнца. Я лишь слышал, что некоторые способны длительное время пребывать под прожигающими кожу солнечными лучами, и даже видел живые примеры, но не знал, как они развили в себе эту способность и была ли она у них врожденной.
Я шел, глубоко задумавшись над смыслом бытия и таинственной Л., как вдруг мне преградил путь вампир в простой неброской одежде, идущий рука об руку со своей без лишних слов шикарной дамой. Не сдержался и взглядом остановился в области ее немаленькой груди, которой явно было тесно в этом платье.
– Владислаус, – поприветствовали они меня.
– Корнелиус, – сдержанный кивок был ему ответом. Я помнил этого мужчину еще по ранним детским воспоминаниям: он был сперва наследником одних из наших соседей, Углецветов, а с недавних пор сменил на посту своего безвременно почившего в дуэли с Горецветом отца. – Что вы делаете на
моих землях?
Его ничуть не смутила угроза, промелькнувшая в моих словах. Он лишь усмехнулся.
– Эти земли еще не ваши, и границы волен свободно пересекать каждый. А если вы не поторопитесь и не вступите в права, они станут уже
моими.
Упыри!
Мне пришлось срочно менять план моих дальнейших действий, и вместо поисков моей Л., которые могли затянуться на долгие годы, которых у меня больше не было в запасе, я начал рассматривать иные варианты претенденток на роль моей жены. Мне нужны были симпатичные на лицо, с приятным голосом, не очень высокого положения в обществе, иначе могут возникнуть проблемы с их отцами, приверженцами моего погибшего отца, которые хотят меня скорее сжечь и опустить до самого низу, чем возвести на трон, хотя и рядом со своей дочерью; но и не прямо-таки отбросы общества, которые даже не обучены грамоте, чтобы мне впоследствии не было стыдно показывать их обществу. Еще желательно, чтобы за ними наблюдались хоть какие-нибудь проблески ума и способность приходить к элементарным умозаключениям, имея перед своим носом все необходимые суждения.
Я должен был получить власть. Я должен изменить это прогнившее изнутри общество, показать всем, что они могут жить иначе, не так, как им говорит Совет с заплесневевшими разумами. И мне нужно было жениться, один раз подчиниться правилам и традициям, чтобы меня короновали. Как оказалось, сделать это нужно как можно быстрее, пока соседи не отобрали мои земли. Одна девушка не стоит стольких потерь, а значит, мне придется отбросить личную мечту во имя общественной.
В тот же день я наведался к Совету, чтобы уточнить конкретные сроки. Мне был назван год. Ни днем больше.
По пути назад я встретил вполне себе симпатичную девушку, с которой не преминул познакомиться лично. Это порицалось обществом, тем более, ее сопровождал странной наружности мужчина, одаривший меня хмурым взглядом. Я предпочел не обращаться на него внимания.
Незнакомку звали Элиза.
Мысленно усмехнулся: похоже, до глубины души меня цепляют лишь те, кто не спешит назвать свое имя. Я не почувствовал ровным счетом ничего: не было того трепета, волнительного ожидания и охватившей сущность легкости, которую я испытал, едва увидел несколько лет назад на пороге своего жилища промокшую до нитки тонкую фигурку.
Элиза оказалась сиротой, живущей у избивавшего ее дядьки. Мне очень хотелось помочь ей, но я не знал, как. На прощанье улыбнулся ей, на несколько мгновений задержав ее тонкие пальчики в своих руках, и пошел дальше.
Следующей была Нэнси.
Вдова. Будущая.
Она бродила совершенно одна около главной площади Лощины и не могла не привлечь мое внимание. Я подошел, чтобы познакомиться и предложить свою помощь, если что-то не так, и встретился глазами с бездной отчаяния, непролитых слез и всего того, что навалилось на столь хрупкую особу.
Она, увидев во мне долгожданного собеседника, едва ли не расплакалась и шепотом призналась, что хочет убить собственного мужа, который, как она выразилась, был редкостной тварью, но все не находила в себе смелости и решительности подсыпать приготовленный старой знахаркой яд.
– Я такая трусиха. Не могу изменить собственную жизнь к лучшему, – подытожила она, тяжело вздохнув.
– Милая, – я взял ее под локоток и потянул в сторону от основной дороги. – Вы не правы. Убийство есть ловкость рук, гибкость ума и холодность сердца. Это не выход, оно ляжет в первую очередь на ваши плечи, и вы уже никогда не сможете стать свободной, поскольку ваше сердце не леденеет, а горит ярким пламенем отчаяния. Если вам нужна помощь, я готов ее оказать, но не допущу, чтобы кто-либо марал руки чужой кровью. Это не дело.
Мимо нас прошел все тот же мужчина, окатив подозрительным взглядом.
Третья дева была куда более пышных форм, но зато и душой обладала безграничной. Ее несколько озорной незатухающий взгляд волшебной силой притянул меня к ней.
– Вы здесь одна?
– А ваше сердце болит? – лукаво улыбнулась она мне, но без всякой романтической подоплеки. Лицо ее было спокойным и дружелюбным.
Внезапно пришло узнавание. Это же Мойра! Когда я мальчиком бегал по округе, в одной из деревень ползли слухи о старой деве, которая позорно сидит в собственной семье и пользуется добротой собственного брата, тем не менее, помогая ему возиться с хозяйством и садом и воспитывать подрастающих детей, оставшихся у него после смерти жены.
– Отчаянно и страстно, – согласился с ней, не став спорить, ведь иначе я бы соврал. Ни дня не проходит, когда бы я не думал о Л.
– По вам видно, господин Страстоцвет. Глаза не лгут.
Я немало удивился. Я не был публичной персоной: скорее напротив, меня мало кто знал в лицо, тем более из народа, никогда не представлялся никому Страстоцветом, все больше Штраудом, фамилией матери.
– И о чем же вам говорят мои?
– О несбывшихся мечтах.
Мы еще несколько минут потолковали с ней. Эта женщина оказалась на удивление приятным мудрым собеседником, но здесь сказывался ее жизненный опыт, ведь она была старше меня. Уточнить, на сколько конкретно, я не решился. Нетактично.
Мне кажется, или за мной постоянно следят? То один мужчина, то другой.
А теперь еще этот енот замышляет что-то недоброе.
Была еще Нинэль, которую все почему-то звали Ниной. Я решил не отставать от всех.
Она была простой работящей девушкой, не обремененной узами брака, но и не сдерживаемая серьезными семейными ценностями. Жила она с матерью и отчимом, которые за ней особо не следили, а девушка ради заработка, позволившего ей удовлетворять собственные женские нужды, устроилась в таверну, где подавала напитки прихожанам.
Она была на удивление живой, огненной, страстной: это было видно в каждом ее резком, но в то же время невероятно грациозном движении, в недовольно поджатых пухлых губах, как только ей говорили что-то, с чем она не была согласна, в мечтательном остром взгляде, ищущем возможную выгоду.
Мне она понравилась, наверное, потому, что я считал себя ее противоположностью: конечно, я испытывал сильные эмоции, но держал их всегда при себе, внешне оставаясь собранным и предельно внимательным. Хотя многие говорили, что у меня всегда излишне грустное лицо. Это всегда раздражало: не грустное, а задумчивое!
В ближайшее время мы собрались вместе со всеми, с кем я успел познакомиться за эти дни, да еще и Нина привела свою лучшую подругу, Дину, которая была чем-то неуловимо похожа на нее. Понятия не имею, что и зачем я делал и насколько это аморально, но мне нужно было выбрать среди них жену, которая устраивала бы меня, была хотя бы в меру красивой, не докучала, когда не надо, но и могла поддержать разговор в любой момент, как я к ней обращусь.
Внутренние сомнения продолжали терзать мою душу. Правильно ли я поступаю? Или, может, стоит закрыть глаза, крутануться на месте и схватить первую попавшуюся девушку за руку, чтобы завтра же повести под венец?
Увы, я рискую выбрать призрака и даже не женщину. В древнем заброшенном поместье их хватает, шагу не ступишь – наткнешься на кого-нибудь.
– Дамы, мне нужна жена, – начал я без лишних предисловий, выложив все на духу. – И выбирать я намерен из вас: ею станет та, кто приглянется и мне, и Совету. Кто из вас еще не знает, меня зовут Владислаус Страстоцвет, и я будущий глава клана. Сразу предупреждаю, что все вы имеете право отказаться, не собираюсь никого насильно держать возле себя, но, как я понимаю, никому из вас нечего терять. И я буду рад, если вы потянетесь мне навстречу, я всех щедро отблагодарю, вне зависимости от конечного итога.
Я говорил, а все волнительно зашушукались, переговариваясь меж собой и кидая на меня осторожные взгляды. Я понимал их волнение, но не мог ничего с собой поделать: голова пухла от пустых женских разговоров и сомнений.
И тут я увидел ее, призрачную леди с очаровательной теплой улыбкой, которая приблизилась к нашей небольшой компании, но замерла в нескольких метрах, смотря исключительно на меня. Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но ее останавливало присутствие остальных девушек, которые, похоже, ее даже не видели.
Недовольно поджал губы. Это значит, что выбранные мною дамы – слабые вампирши, которым трудно соприкоснуться с иным измерением. Ладно, с этим что-нибудь придумаю.
Искусство спасет мир. Никогда не устану это утверждать.
Есть в этих изящных мазках художника, впоследствии превратившихся в прекрасную картину, нечто, заставляющее душу спокойно плыть по водной глади, прерываемой лишь редкими небольшими волнами, боязливо показывающимися на ее поверхности, но почти сразу исчезающими, растворяющимися в небытие вместе со всеми тревогами.
Возле музея-галереи, недавно открывшегося в одном из моих любимых селений клана, находящемся на берегу северного бурного моря, своей необузданной мощью дарующего внутреннюю тишину и покой, я встретил интересную девушку. Она была из той категории людей, которые сразу западают в душу, но при этом приходится ломать голову над разгадкой причин этой внезапной симпатии. Вот просто смотришь на человека – и понимаешь, что вот он, тот, чье общество будет тебе приятно. Это понятно даже не по чертам лица, а по мимике, позе, жестам и особенно взгляду: несколько отрешенного, задумчивого, светлого.
Я вышел из уютного помещения, несмотря на прожигающие кожу даже сквозь плотный кафтан солнечные лучи, потому что я не мог упустить ее из виду. Нет, это не была симпатия сродни Л., которая сразу затронула не столько мой разум, сколько душу, всю внутреннюю суть, я скорее почувствовал, чем понял, что мы с ней оказались связанными воедино прочными магическими нитями, несмотря на возникшие трудности. Эта же девушка вызвала у меня лишь приятельский интерес: в конце концов, она была гораздо менее прекрасна, чем моя Л. Было в ней нечто, чуждое этому миру и принятым в нем законам, но я не мог сказать наверняка, почему у меня возникло такое ощущение.
– Вам нужна помощь? – я уже собирался открыть рот и заговорить с ней, как она обратилась ко мне первой, разом стряхнув с себя рассеянный вид. Она сразу подобралась и приветливо улыбнулась мне, прожигая ясными черными очами, глядящими в самую мою суть. Мне показалось, что за несколько секунд она узнала обо мне больше, чем я знал о себе всю свою жизнь.
Было в этом нечто дикое, первозданное, будто бы со мной говорила сама тьма. Я быстро откинул эти мысли в сторону, посчитав их небылицей. Передо мной стоит всего лишь женщина. Вампирша. Известное существо.
Но все-таки что-то толкнуло ответить предельно честно:
– Да.
– Пройдемте внутрь. Вы горите, – улыбка снова озарила ее лицо, и день разом стал светлее и ярче.
И я улыбался, как дурак, поскольку ее настроение оказалось невероятно заразительным. Но все-таки, найдя в себе проблески былого сознания, смог выдать не то вопрос, не то утверждение:
– А вы нет.
– Меня зовут Элис, и я из другого мира.
Девушка рассмеялась, и я вместе с ней, сочтя эту шутку если не остроумной, то хотя бы забавной. Никогда раньше не замечал за собой, чтобы мне нравились чьи-либо шутки.
– Меня зовут Влад.
Впервые представился сокращенным именем. Хотя нет, первый раз был с Л.: тогда простое звучное имя тоже само собой сорвалось с губ, будто бы так и должно было быть.
– И вы будущий алкоголик?
Ее слова привели меня в некое смятение. Я сразу потупился, не зная, что можно сказать, пока не выдал тихое:
– Что?
Элис звонко рассмеялась.
– То! Вы очень похожи на героя одной из моих картин. Он заснул в рыбацком порту в обнимку с тремя пустыми и одной недопитой бутылками, а вокруг него собралась толпа очаровательных котиков.
– Так вы хорошо рисуете? – меня несколько уязвило ее сравнение с крайне недостойным членом общества, но обижаться на женщину глупо.
Задал вопрос и чуть не хлопнул себя по лбу. Ничего более оригинального спросить не мог?
– Да. Все картины, что вы видите здесь сейчас, мои. Недавно была организована выставка, и здесь собрались мои лучшие работы. Хотя знаете, среди них у меня только одна любимая, которой я по-настоящему горжусь.
– Но они же подписаны мужским именем.
– Вы думаете, что женщине так легко заявить о себе в обществе? Не смешите. Мне никто бы даже не поверил, что автором всех полотен была я, а мне хотелось поделиться своим творчеством с миром ничуть не меньше, чем мужчинам, считающим себя властителями этого мира. И мне пришлось соврать, воспользовавшись помощью хорошего знакомого.
Мои брови удивленно поползли вверх. Я не ошибся, когда посчитал, что эта девушка может оказаться крайне необычной. Мне было интересно слушать ее взгляд на обыденное положение вещей, ведь я особо не задумывался, что женщин настолько ущемляют в их правах. Мне всегда казалось, что, к примеру, моя мачеха была более чем свободна в принятии решений, да и другие дамы в Лощине выглядели относительно счастливыми и при деле.
– Что ж, не могу не отметить, что у вас замечательный стиль. А насчет картины позвольте угадать: это та, где собака сидит на берегу моря?
– Вы правы. Только это не собака, а белый северный волк, обитающий в лесах Вьюгоцветов. Встретила я однажды этого гордого неприступного зверя, да так и отдала ему свое сердце во веки веков. Они не могут никого оставить равнодушными: это настолько грациозное, изящное и мощное существо, что трудно представить, что он может существовать в природе!
Элис еще долго с увлечением говорила о своих картинах, а я слушал и наслаждался ее ходом размышлений, который показался мне на удивление разумным и одновременно лиричным: было место и строгой логике суждений, и некой поэтизации окружающего мира.
Был уже поздний вечер, когда она опомнилась:
– Ах, простите, я столько говорила о себе!
– Не о себе, а о своем творчестве, и мне было крайне интересно вас слушать и наблюдать за вашим горящим взором, – поправил ее, не желая, чтобы она чувствовала себя неудобно.
– Но помощь нужна была
вам, а не мне.
Я поманил ее пальцем и чуть подался вперед, чтобы шепнуть ей на ухо, будто бы по секрету. На самом деле в моих словах не было ничего тайного, но мне хотелось, чтобы они прозвучали значимо, лично, интимно.
– Каждому из нас необходимо тепло другого существа рядом. Не вините себя в том, что вам хотелось поделиться с другим своими мыслями и переживаниями. Вы так или иначе чувствовали себя одиноко, но исправили эту досадную оплошность. И я рад, что в какой-то степени сумел оказать вам услугу.
Девушка, с которой за вечер не сходила улыбка, вдруг резко посерьезнела.
– Я знаю, что ваше сердце горит, но вместо того чтобы сделать то, что следовало бы, я поддалась власти эмоций и отошла от изначально заданного курса.
– Вам мне не помочь, – грустно качнул головой. – Мне суждено делать лишь то, что надо, но никак не то, к чему стремится моя душа.
– Вы так уверены в этом? – в ее взгляде заискрила некая загадочная хитринка.
– Более чем.
– А если я вам скажу, что знаю, как найти Л.?
Прежде чем я успел что-либо ответить, Элис исчезла.
Она стояла на одном месте, прямо передо мной – и вдруг ее не стало. Я не почувствовал ровным счетом ничего, она не использовала ни вампирскую магию, ни черные туманы, которые помогают перемещаться мне, просто вдруг растворилась в воздухе, оставив меня дураком, который глупо пялится в пустующее пространство.
Или мне почудился этот разговор? Я ведь мог сойти с ума и не заметить этого?
Забрался на вершину маяка около музея, чтобы подышать свежим морским воздухом и насладиться особо сильными порывами ветра, которые бушевали на такой высоте.
Этот маяк был оплотом стабильности: он не поддавался жестокому течению времени и крепко стоял посреди полупустого острова, обмываемый безжалостными волнами и подверженный нападению морских птиц, указывая путь вечным странникам. И я отчаянно жаждал быть похожим на него, стать тем стержнем, на которое может опереться медленно, но верно разлагающееся общество, которое само себя ведет к погибели, стать тем, кто сможет показать народу дорогу через весь скопившийся мрак ко свету, даровав каждому клубок путеводных нитей. Если никто не видит этого или не хочет, боится что-либо менять, то я готов взять на себя эту роль.
Я хочу, чтобы Л. и наши будущие дети жили в мире, каким вижу его я, отличным от нынешнего положения вещей.
А пока приходится смотреть сверху вниз на мирно живущую округу, которая давно уже привыкла ко всему и не верит, что после долгой ночи может наступить рассвет.
Пора и мне спуститься вниз. Туда, где должны решаться все вопросы.
Впереди меня ждут магические тренировки и наращивание потенциала.
Определенная доля влияния в обществе у меня уже тоже есть, но нет предела совершенству. Мне нужно продолжать склонять к себе вампиров, чтобы они увидели во мне не то чудовище, каким меня рисуют, но правителя, способного сопротивляться деспотичному Совету, который не заинтересованы в нововведениях.
– Меня зовут Владислаус Страстоцвет. И я готов изменить этот мир.
