В сознании мелькали постепенно угасающие ноты чарующей мелодии и образ мужа, склонившегося над органом и извлекающего на свет те волшебные звуки, которые были недоступны пониманию ни единого живого существа или даже божества. Я никогда не сомневалась, что он был гением, способным своей игрой поднять мертвого из-под земли и заставить если не заплакать, то глубоко задуматься о тщетности прожигания собственной жизни, о серьезных нравственных проблемах и устыдиться в себе самом; но сегодня он играл так пронзительно, так глубоко и интимно, будто бы на самом деле не было ни той комнаты, в которой замерли мы оба, ни моего затихшего дома, ни даже самого мира вокруг. Пела одна лишь его душа: она металась, кричала от отчаяния и задыхалась в муках тьмы, пытавшейся задушить единственный тоненький лучик надежды и света, который, несмотря ни на что, продолжал борьбу. Его душа хваталась за нечто такое теплое, но не обжигающе-горячие или же равнодушно-прохладное, нечто близкое каждому, но одновременно и столь далекое, что едва ли поддается опознанию или описанию. Внутри меня против воли с любопытством выглядывало из-за туч солнышко, а на губах, словно цветы по весне, расцветала улыбка, которую не удавалось прогнать прочь с лица. Этот короткий миг счастья был настолько отчетливым и прекрасным, что я уже готова была усомниться во всем, что знаю. Вместе с тянущимся послевкусием совершенных нот я уловила частичку души Влада. Не мог человек с безобразной черной сущностью родить такую пронзительную мелодию! Не мог тот, кто так часто мелькал в видениях других «я», быть исключительным злодеем, которому наплевать на судьбы других вампиров.
Но вмешались противные демоны.
«Давай же, еще в любви ему признайся! Мы внимательно слушаем».
Я вспыхнула. Все очарование разом схлынуло, вернув меня в реальный мир, где больше не было слышно музыки.
- Да пошли вы!
«Дорогая, мы обязательно пойдем, но к тебе новое дело. Как думаешь, будет ли твой ненаглядный рад, если ты, скажем так, через пару месяцев снова окажешься в интереснейшем положении? Забеременев не от него, естественно. Мы уже давно нашли тебе мужчину, от которого ты родишь нам Тристана, а теперь время пришло».
Внутри все похолодело. Дальше я потеряла над собой контроль, но, будто издеваясь надо мной, демоны позволили мне сохранить возможность осознавать происходящее и чувствовать.
Стук в дверь оказался чем-то неожиданным и неправильным. Я никого не ждала и не хотела проверять, кого нелегкая занесла на порог моего дома, но демоны сами перенесли меня к выходу, чтобы отворить дверь и впустить незваного гостя.
Увидев наглую рожу мужчины, которого обратила под принуждением, мысленно поморщилась, поскольку физически не могла сделать даже этого. Его похабный взгляд прошелся по моему телу, изучая все мое изящное отсутствие изгибов, особое внимание задержав на груди, но, не найдя оную, пришел в немалое разочарование. Тогда он посмотрел ниже, на бедра, но результат его тоже не впечатлил, судя по несколько брезгливому выражению лица.
Хам! Без слов оскорбил. Ему даже говорить ничего не нужно было, за него все сделали жесты.
Сам урод с козлиной рожей!
– Вы ведь впустите меня, прекрасная Лавиния? – сладостно запел он, а сам чуть ли не кривился. – Я ослеплен. Я это, поражен! Вы восхитительны.
– Я только вас и ждала, любимый мой, – это сказала я? Да они издеваются надо мной? Какой еще к черту любимый?!
Но сделать ничего не могла. Я была обездвижена и обессилена, оставлена на произвол судьбы сгорать в собственной ярости и злости, прерываемой ставшими давно привычными воспоминаниями прошлого множества других Лав. Они уже даже перестали полностью отрывать меня от реальности, а проигрывались параллельно со всем происходящим.
– Я вас люблю, – без тени смущения и сомнения заявил молодой черноволосый мужчина с обаятельной улыбкой и взглядом, полным грусти и тихой нежности. Он замер напротив меня, будто бы не веря, что его мечта, его наваждение последних лет вдруг обрело форму и стало реальностью.
– Я вас не знаю.
Я врала. Конечно, я врала. Я уже тогда знала, что это не кончится ничем хорошим.
– Пройдемте же это, ну это, скорее к делу, совокупляться! Я ослеплен, – повторил он, вызывая у меня сильнейшие сомнения в его умственных способностях. Демоны выбрали какого-то кретина: честно, если бы вопрос стоял в любом ребенке, я бы сама согласилась родить еще одного мужу. Ему и только ему. Он хотя бы не идиот, да и всегда считал меня красивой, несмотря на мою весьма нескладную худощавую фигуру, и нисколько не юлил и не приукрашивал действительность. Уверена, если бы у него и были претензии к моей внешности, он бы не постеснялся их высказать. Он ведь высказывал мне как-то, что считает мой наряд нелепым!
Я только сейчас, стоя под чужим изучающим взглядом, поняла, что Влад в сотни раз лучше большинства других мужчин. Может, он поступил со мной некрасиво, отобрав на долгое время волю, но вместе с ней он забрал и воспоминания, не позволив мне чувствовать себя безвольной куклой, ведомой опытным мастером, которую вознамерились использовать как инкубатор. Мне не было противно, скорее просто возмущало, особенно в первое время, пока воспоминания не притупились за давностью лет. И он... и я поступала с ним гораздо хуже. Может, я не могу сравниться с ним масштабами создаваемых неприятностей, но я всю жизнь прожила, чтобы досадить ему, доказать, что он - чудовище, растоптать всю его внутреннюю сущность, пошатнуть устои и идеалы, заставить усомниться в себе самом и своих действиях, а в итоге оказалось, что в этой бессмысленной гонке за иллюзорным правосудием сама едва не потеряла душу. Добра же я видела от него больше, чем он от меня. И...
Да о чем я таком думаю? Стоило отдать мне обеих девочек на воспитание, минутку поиграть на органе и прислушаться к странным видениям, как в голове начали рождаться столь безумные мысли?! Это все демоны, они виноваты!
– Пройдемте, – мурлыкнули за меня демоны, и моя рука схватила мужчину за локоть и потащила в сторону бывшей спальни Саммер.
А дом будто бы не замечал странностей в моем поведении и появившегося мужчину. Лилит как ни в чем не бывало кормила девочек, а Фиона в это время занималась своим любимым компьютером, за которым могла проводить целые сутки, то играя, то зарабатывая приятные бонусы в свой карман.
Пока мы проходили мимо, она даже не повернула головы в нашу сторону и не шелохнулась, будто бы меня и моего горе-насильника не существовало и в помине. Она даже позволила себе вставить крепкое словечко, чего старалась не делать в присутствии старших, проклиная неблагодарных заказчиков.
Я окончательно убедилась, что по сравнению с тем, что делали со мной демоны, Влад поступил очень гуманно. Тогда я ничего не помнила, да и имею все основания полагать, что он не лгал, когда говорил, что обращался со мной предельно ласково и бережно. Зачем ему вводить меня в заблуждение, когда он и так имел право получить от меня все, что хотел?
Теперь же мне стало по-настоящему противно. Я принимала активнейшее участие во всем этом непотребстве, будто бы испытывала от этого небывалое наслаждение, хотя вся моя сущность искренне сопротивлялось этому. Я готова была едва ли не плакать и рыдать, умоляя, чтобы оно прекратилось, чтобы мои руки подчинялись только мне одной и никому другому больше, а я позабыла этот кошмар. Я не могла даже кричать, чтобы звать на помощь, да и губы мои были заняты несколько другим. Против моей воли!
– Влад! – кричала я, захлебываясь собственными же слезами, бурными потоками сбегающим вниз по щекам. Пальцы хватались за дверцу уносящей меня прочь кареты, теребили ручку, но все тщетно: тот, кто увозил меня прочь, позаботился о том, чтобы я не сбежала. - Влад! Пустите! Выпустите меня!
Подол моего белоснежного платья был безнадежно испачкан придорожной грязью, куда я свалилась, пока пыталась отбиться и сбежать от ненавистных преследователей, посланных семьей, которая была категорически против моего выбора. Как будто бы для меня имело какое-либо значение их мнение, но, черт возьми, сила всегда на их стороне! А он… он ведь все не так понял!
Боги! Это катастрофа!
Еще отчаяннее замолотила кулаками по двери, будто бы от этого зависела сейчас вся моя дальнейшая жизнь. Все не так, боги, не так!
В какой-то момент мне показалось, что мне удалось вырваться на свободу и очутиться в желанных объятиях, но я быстро поняла, что это был лишь сон. Подействовали препараты, которые меня насильно заставили проглотить.
Он все не так понял!
Едва я только отмылась от груза пережитого, сразу побежала к мужу. Я... мне нужно было рассказать ему все, как есть, больше ничего от него не скрывая. К черту гордость, к черту все принципы, которые только мешали мне нормально жить. Я тяну себя ко дну, и только Влад может мне помочь. Он обязательно что-нибудь придумает, найдет простое и очевидное решение ситуации, которое я почему-то не видела, зациклившись на том, что все плохо. Он все исправит. Спасет меня. И демонов изгонит и уничтожит, сохранив мир на нашей земле, и найдет объяснение моим странным видениям, и снова коснется пальцами клавиш музыкального инструмента, восстанавливая из руин мелодию моей души и даря мне долгожданное спокойствие и смирение. Влад все это может. Я уверена! Ведь иначе я уже не знаю, что мне делать.
Главное, чтобы не было слишком поздно. Чтобы была возможность. Мне нужен последний чертов шанс! Я о большем не прошу. Я поняла, как надо жить, осознала все свои ошибки, которые больше ни за что не повторю, и я готова идти дальше! Мне лишь нужно время, мне нужен тот шанс! Я сумею все исправить. Я смогу. Мне нужно, нужно! Ради себя самой. Ради памяти прошлого. Семейства Ваторе. Сына. Моих девочек. Ради Влада.
– Влад! – закричала я уже на подходе в поместье, распугав повисших вниз головой у входа летучих мышей, которые не рады были раннему подъему, ночь ведь только начиналась. Из-за спешки я и забыла, что вполне успешно могла бы залететь к нему на собственных крыльях внутрь дома, а не останавливаться у порога. – Влад!
Он тут же возник рядом, будто бы уже давно ждал меня. Вид его был невероятно измученным, но он продолжал уверенно держаться на ногах и даже едва заметно улыбнулся мне. Грудная клетка готова была разорваться от боли, которую причиняло гулко бьющееся сердце.
– Что не так, Лави?
– Я… – мысленно из меня уже давно полились признания во всем, что я раньше умалчивала, но на деле я ни слова не смогла выдавить из себя. Каждый раз, когда я пыталась все ему рассказать, я начинала задыхаться и кашлять, а вскоре вслед за этим полились злые отчаянные слезы. Я проклинала чертовых созданий мира мертвых, которые медленно, но верно уничтожали мою жизнь. – Я… Я! Я не могу!
Муж лишь смиренно вздохнул, отнесшись философски к моему странному поведению. Ему не привыкать терпеть всякие мои выходки, а это он, видимо, посчитал одной из них, раз не мог дать никакого иного логичного объяснения. Я видела, что он хотел понять, что происходит не так, несмотря на усталость и чрезмерно бледное даже для него лицо, на котором залегли глубокие тени, дающие ему несколько дополнительных веков в возраст, хотя куда ему больше-то.
– Успокойся и объясни. Давай, давай, дыши, – Влад приобнял меня за талию и повел внутрь дома. От его близости все внутри замерло, а в голове снова пронеслась та самая мелодия. По щеке скатилась одинокая слезинка, которая тут же соскользнула вниз и затерялась где-то в складках черного платья.
Я смогла выдавить из себя только одно:
– Я умру.
Он ни на секунду не сбился с пути, не повернул головы и не напрягся, в то время как я была близка к истерике после всего, что случилось в этот невыносимо долгий день. И я была ему за это благодарна, ведь мне нужно было чувствовать кого-то уверенного рядом, кто не поддается панике.
Несколько недель я практически не отходила от него в его свободное время, составляя ему компанию часами, если это было возможным, но так и не сумела побороть демонов и попросить мужа о помощи. Еще я заметила, что в последние дни у него все больше и больше портилось настроение, но он молчал, не объясняя, с чем это может быть связано.
Вскоре реальность сама подкинула мне ответ.
Я ожидаемо оказалась беременна, вот только я не могла представить, чей это ребенок, и чувствовала себя из-за этого воистину ужасно. Будто бы была не приличной женщиной, а какой-то грязной и падшей дальше некуда.
Я молилась Пресветлой, чтобы один-единственный раз с тем кретином не оказался фатальным, обещая ей взамен все, чего она только пожелает, лишь бы малыш оказался сыном или дочерью Влада! Он мне не простит, я себе не прощу, что снова все испортила собственными же руками, будто бы была не вампиром, а ходячим сборником неприятностей.
На цыпочках спустилась вниз в гостиную, откуда доносилась зловещая музыка, совсем не похожая на ту, что играла в моем доме в тот вечер, когда он позволил оставить Амиру себе. Сегодня я слышала лишь сплошную тьму, страдания и боль, жажду крови и смерти, клубок всех возможных темных чувств и желаний. Мне это решительно не нравилось, так что я поежилась, ступая босыми ногами по ковру.
– Влад, у нас будет ребенок, – не нашла ничего лучше, чем сказать об этом прямо. Уж не мне юлить и изощряться в формулировках после двух родов.
– Прочь.
– Что? – опешила я, решив, что ослышалась. Это нетипичная реакция на новость о скором пополнении в семье.
– Прочь, – любезно повторил он, даже не оторвавшись от игры, будто бы я резко стало недостойной его внимания, хотя еще утром он, покидая спальню, где я осталась с ним на ночь, чмокнул меня в губы перед уходом. Может, между нами и проскакивало некоторое напряжение, но мне казалось, что все стало лучше по сравнению с тем, что было раньше.
Я попыталась стать ему ближе, разрываясь между его домом и своим, где продолжали жить девочки. Для них уже давно была обустроена комната со множеством развлечений, да и они привыкли к тому месту и к Лилит с Фионой, так что не было смысла их дергать и перевозить к отцу. Тем более, я сама не постоянно жила с мужем, а лишь приходила несколько раз в неделю, когда он был свободен и мог уделить мне время.
– Почему? Все же хорошо! – поджала губы и попыталась приблизиться, положив ему руки на плечи, но он решительно скинул их с себя.
– Какое хорошо, Лавиния? Неужели так сложно оставаться верной в браке или хотя бы найти в себе смелость признаться в измене? Или ты думала, что я слепой и не почувствую, что внутри тебя растет не мой ребенок? Ты из-за этого вдруг решила проявить ко мне неожиданное внимание и участие, стала столь ласковой и спокойной, как никогда раньше, и постоянно старалась находиться рядом? А хорошо же играла, молодец, гораздо лучше, чем много лет назад, когда пыталась устраивать мне импровизированные шоу. Я в какой-то момент поверил, пока не стал чувствовать плод, но и тогда продолжал ждать, пока ты подойдешь и во всем сознаешься. Ты же это, вижу, даже не планировала делать. Нам не о чем с тобой говорить. Прочь.
– Но я не знала, чей это ребенок! – не знаю, зачем, но я продолжала с невиданным упорством хвататься за постоянно ускользающий от меня край горизонта, словно когда-либо могла бы его догнать. Словно в этом был смысл.
– Мне противно на тебя смотреть. Ты пала ниже некуда в моих глазах. Поздравляю. Прочь.
Меня поразило, с какой холодной невозмутимостью были сказаны эти слова: в них не проскользнуло ни единой лишней эмоции, кроме омерзения и брезгливости от столкновения с комком грязи. Муж даже не повернулся ко мне.
– Вы все испортили! – зашипела на демонов, позабыв, что все еще нахожусь в одном помещении с Владом, который мог воспринять эти слова на свой счет.
Но ему было все равно.
Он с силой нажимал на клавиши, извлекая из инструмента грубые низкие звуки.
Внутри меня раздался смех тысяч безжалостных существ, в одно мгновение разрушивших жизнь, которую я попыталась отстроить заново.
Я тоже рассмеялась, дав волю нервам, и ушла. Навсегда. Я не смогла ему объяснить, он не сумел, да и не должен был меня понять. Наши дороги разошлись.
Кажется, мне немного жаль, хотя я могу смешивать это чувство с досадой и раздражением от того, что со мной разговаривали, как с пустым местом.
Нет, мы не развелись. Клану не нужны были лишние волнения на международной арене, а развод главы Страстоцветов стал бы слишком громким делом, чтобы на это можно было закрыть глаза, ведь, несмотря на весь прогресс, вампиры продолжали держаться за старые традиции, где подобное крайне не одобрялось, хоть и уже сейчас было возможным.
Он просто прекратил интересоваться моей жизнью. Дал мне столь желанную мною полную свободу от него, вот только не знала я, когда так к этому стремилась, что эта воля может так горчить, отравляя душу и безрадостное существование. Сама не знаю, почему не испытывала в тот момент счастье, когда получила все, что желала. Я ведь должна улыбаться. Праздновать победу, что муж от меня наконец отвязался. Должна… да вот только не выходит, а глупое сердце трепещет и сжимается, стоит вспомнить его холодное «прочь». Дура. Другие «я» со мной согласны.
Зато у меня есть мои девочки, которые уже заметно подросли и стали бегать, снося все на своем пути. За ними нужен был глаз да глаз.
Выросли они какими-то перекормленными. Я укоризненно смотрела на Лилит, которая могла тайком от меня подкармливать их в младенчестве, невзирая на четкий график кормления, но та лишь улыбалась и пожимала плечами, не беря на себя ответственность за это.
Ладно, чего уж тут, все равно хорошенькие и красивые девочки, а главное, жизнерадостные, не в пример мне или своему отцу. И в кого они только пошли? Или в этом возрасте они все такие? Играют себе в куклы, смеются и выясняют, чья из абсолютно одинаковых кукол красивее, порою доводя дело до кулаков. Лилит предложила их еще одинаково обрядить, чтобы совсем не возникало никаких обид и ссор, но я сразу отказалась. Еще, чего доброго, перепутаю малышек! Пусть с детства привыкают к несправедливости этого мира, раз уж каждая считает, что у сестры одежда симпатичнее.
– А папа придет? – полюбопытствовала маленькая Амира или, как я ее привыкла называть, вычитав подобное сокращение из одной книги, Мимси, когда я подхватила ее на руки, предотвратив тем временем неизбежное столкновение со стеной. Она была шустрой девочкой, но не всегда ладила с координацией и направлением движения.
– Не сегодня, – вздохнула, проклиная все на свете.
Демоны снова затихли, но, Пресветлая свидетель, как я мечтала их всех уничтожить. Если бы они позволили мне еще тогда раскрыть рот, ничего этого не было бы. И я бы не краснела перед собственными детьми в попытке ответить на вопрос, почему к ним так редко заходит их отец. Пройдет еще немного времени, и они свяжут его появление с моим временным исчезновением, поскольку муж был абсолютно серьезен, когда говорил, что не хочет меня видеть, и поймут, что у их родителей серьезные проблемы. Я этого не хочу.
– Ты так говорила вчера. И… – она нахмурилась, вспоминая какое-то особо трудное слово: – послевчера.
– Позавчера, – мягко поправила ее, унося к кроватке, из которой она, собственно, несанкционированно выпрыгнула на поиски приключений в установленный тихий час. – Я не знаю, когда он навестит вас с Эшей.
Я взяла с полки книгу про сказочных принцесс, собираясь почитать ей, чтобы заснула слаще и быстрее, но Мимси вдруг приподнялась, потянулась ко мне и решительно захлопнула ее, потребовав:
– Почитай сказку, где приходит папа.
Я хмыкнула, припоминая, где часто слышала подобный непоколебимый командный тон, а через несколько секунд осознала, о чем именно меня просят.
В нерешительности посмотрела на экран телефона, потом снова на дочь и неуверенно предложила:
– Давай лучше ему позвоним.
Трясущимися пальцами набираю знакомый номер. Идут гудки. Звонок сброшен. Вызов завершен.
Влад мне не отвечает.
Со злостью швырнула телефон на пол, вдребезги разбив тот, чем изрядно напугала обеих девочек. Мирно посапывающая Эша испуганно вскочила с кроватки и непонимающе оглянулась по сторонам, пока не различила в полутьме мое лицо и не успокоилась, решив, что, раз я рядом, опасности никакой быть не может. И снова уснула.
С трудом удалось уложить Мимси, пообещав ей, что завтра проведем на улице столько времени, сколько она захочет, и лично наведаемся домой к Владу. Знала бы она, каких трудов мне стоило хотя бы согласиться на это. Я уже представляла, как вхожу внутрь столь знакомых стен и снова натыкаюсь на пропасть равнодушия и отчуждения от вампира, который должен был быть мне ближе всех прочих, если бы у нас была нормальная семья. То время, которое мы провели вместе без ссор, казалось мне таким волшебным и правильным, что мне хотелось продолжения того умиротворения, того порядка, который приходил в мою душу всякий раз, как мы с мужем устраивались рядышком на диване у камина. Не помню, чтобы я когда-либо была так рада физическому контакту с другими, но пару раз я даже засыпала на плече у Влада под мерное потрескивание поленьев огня, и не было на свете ничего прекраснее этого. Я не притворялась, что бы он обо мне ни думал. Я успела привыкнуть к нему, к его продолжительным монологам, во время которых я лишь могла кивать головой и соглашаться, слушая его разинув рот, к его присутствию рядом и постоянным прикосновениям. Он не такой ужасный, как я думала раньше. Нужно было просто познакомиться с ним поближе – тогда бы я еще давно поняла, каким он может быть, когда не вынужден носить маску правителя и когда его не выводят из себя. Влад – оплот спокойствия и надежности.
Спальню дочерей покидала невероятно усталой и помятой, лишенной сил и энергии. На прощание поцеловала обеих в лоб, грустно улыбнулась, вздохнула и направилась к выходу. Постоянные упоминания об их отце выматывают всю душу, выворачивают ее наизнанку и заставляют бояться своих же эмоций и чувств, ранее спрятанных так глубоко, что едва ли я сама о них подозревала, но теперь вдруг оказавшихся на поверхности.
– Почему я все время умираю, Айо? – вздохнула, опершись спиной о деревянный бортик кровати. Я сидела на полу в ворохе распущенных волос, а за мной на кровати устроилась темноволосая бойка девушка, заплетающая мне косы. – Я устала. Не хочу больше появляться на земле, не хочу раз за разом причинять ему страдания из-за своего проклятия, которое никак не согласится снять Кьяра. Я хочу забыться и заснуть волшебным сном. Навеки.
Она больно дернула за мою прядь и демонстративно громко фыркнула.
– Она тебя ни за что не отпустит, разгроми ты хоть весь мир мертвых и устрой разрушающей силы глобальный катаклизм среди живых. Ей нравится дергать за ниточки, – она снова потянула на себя часть моих волос. Дождавшись моего обиженного «ай», продолжила: – А твои для нее особенно прекрасны. Вьюгоцвет был первым цветком, который она создала, первым и единственным совершенным. В него она вложила больше души, чем во все остальные вместе взятые.
– Но я не хочу ее внимания! Если оно означает, что я никогда не буду счастлива.
– А тебя никто не спрашивал. Сиди ровно.
Она продолжила молча меня плести, я же с пустым взглядом смотрела в пол, где расстилался замысловатый геометрический узор.
Заскучать мне не дали. Уже через час из их комнаты раздался испуганный крик на грани истерики:
– Мама! Мама! Ма-ам!
Захлебываясь рыданиями, Эша пыталась мне объяснить, что ей привиделся очень плохой сон. Мне трудно было узнать, что ее довело до такого состояния, ведь, пытаясь это произнести, она вся оказывалась в слезах и не могла сказать ничего внятного. Раза с десятого ей удалось выдавить из себя, и то потому, что я уже давно обнимала и гладила ее по светлой головке, так что она начала потихоньку успокаиваться:
– Я не хочу, чтобы ты умирала.
Пришлось покрепче обнять ее и пообещать, что всегда буду находиться рядом и оберегать ее.
Никогда не видела ничего интереснее игры в куклы с собственной дочерью. Не помню, чтобы раньше у меня было такое ангельское терпение, но теперь я лишь с улыбкой наблюдала за ее неловкими движениями и прислушивалась к непрекращающемуся потоку слов:
– А Мимси вчера опять легла поздно, ты ушла – и она сразу проснулась! – о том, откуда ей это известно, если она в тот момент сама должна была спать, решила не спрашивать. Ябедничать ее потом отучит Амира, причем сделает это даже лучше, чем я, если буду пытаться объяснить все на словах. Тут уж действеннее будет драка, ссора, слезы, а затем трепетное примирение враждующих сторон. – Фиона заходила и щекотала меня, а потом принесла вкусное яблочное пюре и покормила с ложечки. Я не хотела, чтобы она кормила, я сама могу! Но она все равно кормила, и мне захотелось поплакать. И я поплакала. И тоже предложила ее покормить, но она отказалась и ушла. Вместо нее пришла Лилит, она словила Мимси и посадила ее на горшок. Мимси тоже плакала, ведь она хотела сама сесть на горшок, а ее посадили. А еще она сломала свою куклу и пыталась выдать ее за мою, но я же знаю свою куклу! Моя кукла целая и красивая, а ее больше нет. Но ты ведь купишь ей новую, чтобы она не плакала?
– Конечно, куплю, – поддакнула ей, хотя малышка явно не нуждалась в собеседнике. Она любила разговаривать с самой собой, хвастаясь своими навыками построения предложений. Мимси говорила чуточку хуже, но она и носилась, как угорелая, ей некогда было болтать.
– Ты добрая, мамочка. Я хочу попробовать кровь, как ты, но Лилит злая, она не разрешает. Но вчера она была тоже доброй, она разрешила потрогать ее клыки. А у меня такие же вырастут? Я трогаю – и у меня не так остро. Но они у меня есть? Или будут? А я вампир же, да? Это круто! Мне нравится. А Мимси ничего не понимает, она не хочет попробовать кровь. Говорит, что гадость, и ест свой шоколад. Ей ничего не нужно, кроме шоколада. Она меня ра-зо-ча-ро-вы-ва-ет! Своими низменными интересами и разв-рат-ным поведением! Она – невозможная женщина! Мне так понравились эти слова. Их вчера папа сказал Лилит, когда приходил и спрашивал у нее, как у тебя дела. И я их даже запомнила. Я правильно их запомнила, мам?
Что? Влад приходил вчера, а я этого не заметила? Когда он успел и зачем, если не хочет знать обо мне? Он сам прогнал меня прочь.
– Конечно, правильно. А разве папа вчера приходил? И что ему ответила Лилит, ты помнишь?
– Только не ругай меня, я не подслушивала! Я случайно услышала.
Да я ее расцеловать готова за то, что она подслушала конкретно этот разговор!
– Не буду, – пообещала, погладив ее по пухлой щечке.
Эша взбодрилась, приосанилась и продолжила:
– Папа приходил. Ты тогда рассказывала Мимси, что на горшок ходить полезно, и не обратила внимания на меня, а я убежала к лестнице. А там у входа стоял папа и разговаривал! Лилит говорила, что ты не виновата. Но я ведь и так знаю, что ты не виновата! Ты хорошая и добрая. Еще говорила, что есть это вот, объяснение. Но мы его не знаем. Ты ей ничего не рассказывала. А почему ты не рассказывала? А хочешь, расскажешь мне, а я передам Лилит, если тебе страшно? Мне иногда тоже страшно подходить к ней. В этом нет ничего стыдного, мам. Она как крикнет – так сразу страшно! А еще еду приносит гадкую. Называется она «полезная». А папа ей отвечает, что устал. Он поэтому к нам редко приходит, да? Он очень занятой. А еще он сказал, что ты всего его… – она нахмурилась, – съела? Нет. Изъела. Извела! Что значит извела? Это что-то плохое? Из-за того, что ты его извела, у нас с Мимси будет братик? Я не против, а Мимси против. Она хочет, чтобы любили только ее. А Лилит отвечает ему, что ты очень несчастная и одинокая. Запутавшаяся. Ты сбилась с пути. Но с какого пути, мам? Ты ведь не серый волк, чтобы заблудиться в лесу и быть съеденным кровавой шапочкой. Но есть зверей – это фу! Вампиры должны есть людей! Это не фу. Плохая сказка, мне она не нравится. Лучше бы вместо серого волка был серый человек. Вот вырасту – и перепишу! Еще она говорит, что тебе нужна поддержка. И я готова тебя поддержать! Тебе ведь нужна поддержка? А папа говорит, что ты не маленькая девочка. И это правда, это мы с Мимси маленькие, а ты взрослая и красивая. И ты должна отвечать ему что-то. Или за что-то. И может, не ему, а просто отвечать. Он готов простить тебя, потому что он идиот. А что такое идиот? Мне тоже понравилось это слово, я его запомнила и даже Мимси рассказала, ей оно тоже понравилось. А за что папа должен простить тебя? Вы что, поссорились, как мы утром с Мимси? А кто победил? И кто вас ставит в угол, если вы взрослые, но ведете себя плохо? А можно, я вас с папой поставлю? Хотя бы разочек! И вы с ним подумаете о своем поведении, юные леди! А потом он еще говорит, что именно поэтому не хочет тебя видеть. Потому что простит. Он мужчина, мам, и я его не понимаю. У них мозги другие, что ли? Если он хочет простить, то как это сделает, если не будет видеть? Даже Мимси умнее. Тебя надо всегда прощать, даже если ставишь нас в угол, а мы обижаемся. О! – в ее крохотной головке только что родилась гениальная мысль, судя по широко раскрытым глазам и поднятому вверх указательному пальцу. – Может, ты его поставила в угол, и он обиделся? Давай я с ним поговорю и расскажу, что это совсем не страшно.
– Нет-нет, не стоит, милая. Продолжай, что там было дальше?
– Он заметил меня, обнял и ушел.
Я не сдержала разочарованного вздоха. Конечно, Эша успела рассказать мне достаточно, чтобы сделать определенные выводы, но мне хотелось узнать гораздо больше. Хотелось пойти к нему и поговорить по душам, да вот только позволят ли мне это сделать демоны?
«А ты попробуй», – тут же отозвались они.
Из завалов старых вещей я нашла деревянного коня, которого когда-то сделала под руководством претворившегося отшельником Влада. Как давно это было! А еще, помнится, я пообещала себе, что подарю эту фигурку своим детям.
Пришло время.
Амира отчаянно ревновала меня к Эше, хотя я старалась никого из них не выделять, да и любила каждую одинаково. Малышка просто не могла смириться с мыслью, что она не единственная и неповторимая в моей вселенной, а их тут бегают как минимум две. Это было главной, но не единственной причиной всех ссор и драк, которые всегда заканчивались слезами, надутыми щеками и посиделками спина к спине в общем для них угле.
Я чуть ли не каждый день с ней об этом говорила, что люблю всех в равной степени, но она почему-то в упор мне не верила. Обнимала, улыбалась, а потом снова лезла к Эше с обвинениями, что ее любят больше.
Мне одно лишь интересно: когда все в моей жизни пошло наперекосяк? Почему именно в тот момент, когда я могу сказать, что практически счастлива, я осознаю всю горечь прошедших и предстоящих потерь, а еще слышу леденящий душу замогильный смех Эака, готового проводить меня в последний путь?
Лав как будто со всеми пошла попрощаться - с Тристаном, девочками, Фионой. Особенно трогательно получилось с Калебом - он был её сыном в одной из жизней?
Кстати, папку ты ему симпатичного подыскала, должен красавчиком родиться.
Прощай, девочка! Такая была непоседа, но автору удалось сломать бедняжку. Жалко её, во-от. 
Может, в следующей жизни, если опять всё не забудет, будет поумнее, не испугается чувств, не станет своевольничать, а возьмёт и... выйдет за Влада замуж! 
А ты нам про это расскажешь. И чтобы обязательно хэппиэнд! 
).
