Утром шестого мая - Боб хорошо запомнил дату, потому что на следующий день "Ламы" с треском продули "Быкам", не создав за весь матч ни одного опасного момента, и потеряли последнюю надежду на выход в плей-офф - Калеб, как обычно, отправился на пробежку в парк, Элиза - в редакцию, а Бобу строго-настрого было велено оставаться дома и ждать доставку из мебельного.
Не то чтобы Боб очень горел желанием куда-то тащиться в семь тридцать утра.
Едва только ужасный финансовый кризис разомкнул свои ледяные когтистые лапы на горле их семейного бюджета, Элиза с удвоенным фанатизмом ринулась переделывать гостиную. Первым в жертву был принесен любимый белый диван Боба - практически новый, практически без пятен на обивке, а яма в самом центре сиденья вообще придавала ему особый, неповторимый шарм. Вместо него ("по такой скидке грех не взять! и это же Монте Виста: сто лет прослужит, и ни одна пружина не вылезет") еще в конце апреля в интернет-магазине заказали две оттоманки, кресло-мешок и три детских стула (последние почему-то проходили в каталоге тоже как кресла, но, помилуй Смотрящий, у Боба ведь имелись глаза - это были именно "три детских стула" и точка).
Накануне пришло оповещение, что обновки, наконец, доставили со склада, и теперь Боб мучительно прощался с телевизором.
Как прикажете стоя его смотреть? Да если б не белый диван, на котором Боб очень удобно лежал, пока "Лам" раскатывали по их собственному газону, все закончилось бы или обмороком, или гибелью любимого фарфорового сервиза Элизы. Диван хранил их семью от бед долгие годы - "а теперь, пожалуйста, просим вас переехать на помойку"?
Чертовски нечестно. Распроклятый камин этого определенно не стоил.
В общем, с утра пораньше Боб готовил дома яблочные оладьи, Элиза в своей колонке на пятой странице советовала домохозяйкам правильно выбирать пылесосы, Калеб бегал по набережной. Потом состоялся мирный завтрак - ну, то есть, завтракал только Боб, а Калеб со своей диетой (больше напоминавшей, на самом деле, лечебное голодание) просто сидел рядом и мониторил сайты с вакансиями. Портил Бобу аппетит - вы пробовали есть что-то вкусное перед лицом человека, которому нельзя? Боб пробовал, и ему не нравилось, разбухшая совесть уж очень давила на желудок - и терпеливо повторял, что нет, ничего страшного, и ему совсем не хочется, и вид завтракающего человека никак его не ущемляет.
Потом, наконец, до Панкейков добрались курьеры: сборку они осуществляли сами, потому что за тот раз, когда Боб пытался собрать по инструкции посудный шкаф на кухне, Элиза пилила его до сих пор - но надо было выносить мусор. Боб бегал с мешками во двор, Калеб бегал с мешками во двор, они оба бегали с мешками во двор - словом, великая мужская дружба крепла как на дрожжах. Особенно, потому что Калеб бегал с мешками вдвое быстрее, выносил за один заход больше и не жаловался.
К полудню Бобу тоже надо было на смену, и отгул накануне ему не дали. Калеб безропотно согласился закончить уборку самостоятельно (идея назвать в честь него первенца стала выглядеть очень, очень разумной). Боб наскоро принял душ, переоделся и поспешил в кафе.
И совесть грызла его как ребенок игрушки, как чокнутая псина Льюисов стойку почтового ящика, как Трэвис Скотт свои письменные принадлежности. Да, такова была главная трагедия жизни Боба Панкейка: при всей невероятной лени совесть у него тоже имелась.
Пришлось идти на крайние меры, снова звонить Элис Льюис и почти слезно умолять ее поменять график. Десять минут уговоров, и вот Элис, находившаяся днем шестого мая в гораздо лучшем расположении духа, чем вечером пятого, согласилась доработать за Боба остаток смены.
А дальше события развивались уже как в древнем комедийном номере, где мужчина возвращается из командировки раньше срока и застает жену в постели с любовником. Хотя, даже если бы все шло четко по сценарию, Боб, наверное, удивился бы меньше.
- Эй, а тут что, уже ничего не осталось? Как ты управился, меня же не было всего...
Калеб Ваторе, сложив ноги по-турецки и слегка запрокинув голову, парил в трех футах над полом кухни.
- Боб, - медленно, с расстановкой, сконфуженно, но твердо начал он. - Только, пожалуйста, не кричи. Я тебе сейчас. Все. Объясню.
Ага, ну конечно.
У Боба Панкейка, слава Смотрящему, имелись не только глаза, но еще и мозги!
***
Первая мысль Элизы Панкейк, увидевшей по возвращении из редакции крыльцо собственного дома, была о том, что налоговые службы их все-таки выселяют.
Глядя на груду коробок, мешков, чемоданов и плетеных корзин, выставленных перед парадной дверью, она лихорадочно пыталась вспомнить, какого числа в прошлом месяце оплачивала электричество. Бланки счетов и чеки хранились в доме (куда теперь еще надо было как-то умудриться попасть, дверь оказалась надежно забаррикадирована), от потрясения Элизе начали вспоминаться какие-то строчки с космическими долгами, которые она в момент оплаты пропустила - и вот настало время пожинать результаты. Но такого ведь не могло произойти, правильно? Она всегда была очень аккуратна с финансами, вела ежедневник, отмечая все более-менее значительные расходы.
Или могло?
А что если дело вообще не в долгах, а в жалобе от соседей? Да, они с Бобом недавно сделали крупный ремонт, который, конечно, не мог пройти абсолютно бесшумно. А слева-то Флоренс Лайтман с ее непроходящей мигренью, а справа-то Дастин Брок - тихий, вроде бы, мужчина, сидит себе целыми днями с ноутбуком, но репутация у него, говорят, та еще, Кайла однажды вскользь упомянула какой-то скандал в Дель-Соль-Вэлли, из за которого они в конце концов и вынуждены были переехать. Ах, почему Элиза тогда не расспросила ее подробнее!..
Но работы ведь шли только в светлое время суток, они с Бобом ничего не нарушали, и никто не жаловался, не требовал прекратить...
А что если Боб влез в какую-то темную историю? Элиза (на свое счастье) смотрела в жизни не очень много криминальных боевиков, но все когда-либо увиденное тут же пронеслось перед глазами. Боб не производил впечатление авантюрной личности, но мало ли? Вот так живешь-живешь с человеком, а потом вдруг выясняется, что он на самом деле международный преступник, годами скрывавшийся под видом повара в сельском кафетерии от сальвадорадской разведки...
- Боб! - в отчаянии закричала, наконец, Элиза. - Боб, что происходит?!
Молчание было ей ответом.
Пришлось лезть через кусты живой изгороди на заднем дворе.
***
Она мельком обратила на это внимание еще у крыльца, но потом отвлеклась на мысли о счетах и гипотетической двойной жизни Боба: чеснок.
Над парадной дверью висела целая гирлянда из головок чеснока. И еще несколько плетеных косичек украшали стены.
Но это были просто цветочки по сравнению с тем, что творилось в доме.
На первом этаже запах стоял такой, что хоть ножом разрезай. Обходя комнаты в поисках мужа и жильца (или каких-нибудь следов, записок, или, помилуй Смотрящий, каких-нибудь останков), Элиза начинала потихоньку прозревать. Но окончательный приговор всем ее рассуждениям вывел непосредственно Боб Панкейк, целый и невредимый, задумчиво подпиравший лоб рукой посреди разоренной столовой.
- Боб, ты что тут устроил?
- В нашем доме поселилось зло, дорогая, - замогильным голосом сообщил супруг. - И я сейчас даже не про твоего кузена из Риверсайда.
- Зачем ты натащил сюда столько чеснока? Откуда ты вообще его взял?
- Купил в супермаркете. Лиз, тебе лучше присесть. Новости правда не из приятных.
Здесь хрупкое, тонкое и очень ранимое терпение Элизы Панкейк лопнуло с треском, и, оглушенная этим самым треском, она сразу перешла на крик.
- Что значит "присесть"?! Я тебя спрашиваю, какого черта наша гостиная выглядит так, словно целый факультет ГСУ отмечал там конец семестра?! Я, конечно, понимаю, что твое обоняние всю жизнь как-то мирилось с ароматом твоих же носков, но тут же дышать не возможно! Где новая мебель?!
- Милая, дело в том, что Калеб не...
Элиза застыла как вкопанная.
- Точно! Калеб! Где Калеб?!
- Заперт в своем логове наверху, - Боб потихоньку тоже начинал злиться. - Обычная дверь вряд ли, конечно, его удержит, но я развесил в коридоре и по всему первому этажу чеснок - сюда он не сунется... Кстати, а как ты вошла? Я, вроде, укреплял периметр - ну, на всякий случай, чтоб какие-нибудь клыкастые дружки не могли прилететь на помощь...
Тут у Элизы просто кончились слова, и, резко размахивая руками, она быстрым шагом устремилась к лестнице.
- Эй, подожди, ты... ты же не дослушала! Лиз, куда!..
Но пока он, споткнувшись о ведро и запутавшись в старой шторе, пытался догнать жену, Элиза уже выпускала из плена своего многострадального жильца.
О, Калебу точно было нехорошо. Скрючившись у стены, в маленьком пространстве между столом и кроватью, босой, сменивший "благородную аристократическую" бледность кожи на бледность уже откровенно трупную, он с явным трудом поднял голову на шум. Высохшие, шелушащиеся губы медленно разомкнулись, обнажив длинные, заостренные клыки, и в комнате раздался такой жалобный стон, что сердце Элизы едва не пропустило удар.
- Смотрящий милостивый, какой ужас... Боб, я... я просто не могу в это поверить...
- Но все так и есть. Именно так, как ты думаешь, - запыхавшийся мистер Панкейк, наконец, нагнал ее. - Наш жилец - летучая мышь-переросток. Кропопийца. Ходячий труп с клыками. Монстр из детских сказок. Мы с тобой, Элиза, пригрели змею на груди. А я, между прочим, предупреждал. Ну, не насчет упырей, конечно - в общем смысле. И сейчас мы даже не можем оформить жалобу, потому что договаривались с ним лично, а не через какое-нибудь агентство.
- То есть, ты, зная об особенностях Калеба, о его слабостях - просто взял и развесил эти смердящие косицы по всему дому? Боб Панкейк, ответь мне, пожалуйста: я что, вышла замуж за садиста?
***
- Пожалуйста... Я прошу вас, Боб, Элиза: не ругайтесь. Только не из-за...
Какое там.
У упыря наверняка был коварный план и на этот счет, потому что добился он прямо противоположного своим словам результата.
Боба как снежной лавиной накрывало осознанием: Элиза все знала. Он один в собственном доме жил как деревянный болванчик, как консервированный тунец в масле, оставленный в холодильнике до ближайшего праздника, как рождественский хряк, который жрет себе из кормушки три раза в день, набирает массу, и понятие не имеет, что яблочки для фаршировки уже закуплены.
Элиза откуда-то совершенно точно знала, что Калеб Ваторе - вампир. И ничего, ровным счетом ничего не сказала своему законному мужу. Ни единого намека. И явно собиралась теперь защищать кровососа от справедливого возмездия.
Вот кроме шуток, если бы Боб по возвращении застал их вдвоем в одной постели - он бы и тогда меньше удивился.
- Ты хоть сама слышишь, о чем говоришь? - тщетно Боб взывал к разуму Элизы: там все уже кипело от гнева, как лава в кратере пробудившегося вулкана.
- Да, Боб, я прекрасно себя слышу! И более того, логика, память, какое-то представление о приличиях и моральных нормах - все это у меня тоже работает! Боб, это же Калеб! Он живет с нами уже больше месяца! Здоровается с нами каждое утро на кухне, помогает мне в саду, слушает твои дурацкие комментарии у телевизора и смеется над еще более дурацкими анекдотами - при том что уже слышал каждый по три раза! Как можно было...
- Ты все знала.
- Да, Боб, я все знала! И сейчас поверить не могу, что ты...
- Ты все знала и ничего не сказала мне, - правда, такие новости просто в голове не укладывались. - И покрывала этого упыря. Зачем, Элиза? Ты хоть понимаешь, что он съест нас обоих и не поморщится?
- Я
хотела тебе сказать. И Калеб хотел! Чтоб ты понимал, Боб, его очень сильно огорчает необходимость врать людям. Он бы признался тебе во всем давным-давно, я с трудом отговорила.
Настала очередь Боба испытывать проблемы со словарным запасом и молча хлопать глазами.
- ...потому что я знала: ты сразу устроишь истерику - я ведь
знаю тебя. Ты ее и устроил, Боб! Я только не думала, что в тебе окажется столько жестокости.
- Жестокости? Во мне?!
- Мы хотели тебя сперва подготовить.
- Как
к такому вообще можно подготовить?!
- Элиза, послушай меня... - снова захрипел упырь, с трудом удерживаясь даже на четвереньках, но изо всех сил пытаясь сесть прямо. - Успокойся. Боб абсолютно прав в своих опасениях. Он пытался защитить тебя, защитить свой дом. Это естественно для мужчин, для людей, даже для животных - защищать самое дорогое любой ценой. Большинство вампиров - практически все вампиры на самом деле по-настоящему опасны.
- Ты слышала? Он только что прямо вслух приравнял нас с тобой, Элиза, к животным! Какие еще подтверждения тебе нужны, что он спит и видит как однажды ночью вскроет нам артерии, высосет всю нашу кровь до капли, потом распотрошит трупы и спляшет на наших костях фламенко?!
- Боб, включи, пожалуйста, мозги: тебе не кажется, что если бы Калеб хотел выпить нашу кровь и сплясать на трупах, он бы давно это сделал, а не платил нам ренту уже дважды?
- Мясную вырезку перед барбекю тоже, знаешь ли, некоторое время выдерживают в маринаде.
Ну, право слово: даже упырь отлично понимал, что он упырь и опасен, а вот Элиза Панкейк почему-то нет.
- Я никогда...
- Так, а ты вообще заткнись! - Боб обвиняюще ткнул пальцем прямо в бледный лоб, между аккуратных бровей. - Скажи спасибо, что в "Виллоу-Шоп" не было осиновых дров под колья! Только березовые.
Элиза непримиримо поджала губы и резко, порывисто опустилась на пол рядом с упырем.
- Нет, Боб, - перекинув безвольную левую руку Калеба через собственные плечи, она обхватила его за пояс и с некоторым трудом оба смогли встать. - Это ты заткнись. Мы с Калебом сейчас выйдем в сад и будем сидеть там на скамейке, пока в этом доме не станет возможно дышать. А ты, Боб, приведешь тут все в порядок. Я понятно выразилась?
- Перевешу все в нашу спальню. Нет проблем.
- Нет, не перевесишь!
- Буду есть чеснок каждый день. С утра. По четыре зубчика. И заправлять все твои салаты чесночным соусом.
- Тогда ночевать будешь на заднем дворе! - упырь изо всех сил пытался идти сам, но в коридоре ему, разумеется, стало хуже, ноги не держали, и он чудом не кувыркнулся с лестницы (а жаль, может, клыки бы обломал, и опять превратился бы в неплохого парня). - Я все сказала, Боб! И пошевеливайся, пожалуйста, не как прошлым летом на ферме моих родителей!
***
На свежем воздухе Калеб потихоньку начал приходить в себя - во всяком случае, физически. Морально он был полностью раздавлен.
- Ты не понимаешь, Боб совершенно прав, - закрыв лицо руками и покачиваясь из стороны в сторону, как заведенный повторял Калеб. - Среди нас почти никто не поддерживает идею мирного сосуществования с людьми. Только я и сестра... То есть, надеюсь, Лилит все еще верит в это, но на самом деле не знаю, может быть, я теперь остался один. Имея силу, очень просто ей злоупотребить. День за днем постепенно превращаться в настоящее чудовище - это легкий, приятный путь. Сопротивляться Голоду - трудно.
- Я знаю, - сочувственно вздохнула Элиза, поглаживая его по вздрагивающей спине. - Когда мне перед свадьбой надо было худеть для платья, думала, как-нибудь ночью руку Бобу откушу.
- Не осуждай его. Он очень напуган, и в первую очередь даже не за собственную жизнь. Боб очень тебя любит, Элиза, пусть, судя по всему, и не привык говорить об этом прямо. Он боялся, что ты в своей доверчивости можешь пострадать, если быстро не принять меры.
- Ну что ж, по-крайней мере, он наконец-то вынес весь хлам из коридора. Просто фантастика. Два года все мои просьб разбивались как об стенку горох, и вот произошло чудо и...
- Эм-м. Ребят, у вас все в порядке?
Над краем живой изгороди возникло лопоухое вытянутое лицо Трэвиса Скотта. Трэвис снимал комнату у своей подруги по колледжу - через три дома вниз по реке - и был, наверное, самым близким другом Боба после дивана и телевизора.
- Привет, Трэвис.
- Привет.
- Это Калеб, наш новый жилец. Боб тебе наверняка рассказывал, но лично вы, по-моему, еще не знакомы.
- Ага.
- У нас все в порядке. Принимаем поздние солнечные ванны.
- Окей, - Трэвис сделал длинную паузу: в моменты раздумий он всегда застывал как соляной столб, даже не моргал. - Да, я так и думал. Просто, ну. Боб пришел сегодня. Утром. Нет, днем. Прибежал даже. Сказал, у вас в доме труп. Ходячий. Кровопийца. О чем это он, а?
- О комарах, - быстро нашлась с ответом Элиза. - Расплодились в подвале на горячих трубах. Ужас. Спасу от них никакого.
- ...потом выгнал меня из-за компа. У меня высадка шла. Боевая. Операция на планете Сиксим. По трехуровневому данжу фармили на кошмаре. Экспа сыпалась. Лут легендарный. Мне до ачивки пять дамага нанести кому-нибудь оставалось. А Боб в поисковик. Закрыл мне все.
Лицо Калеба, изо всех сил пытавшегося понять, на каком языке говорит собеседник, было достойно тысячи фотографий.
- У нас все в порядке, - терпеливо повторила Элиза. - Боб просто... искал один рецепт. Чесночной запеканки. Очень хотел порадовать нас сегодня.
- А, - Трэвис шумно втянул носом воздух. - Ну, да. Чувствуется. Запеканка удалась.
- Определенно.
- Я так и сказал им. Девочкам. Ну, всякое бывает у человека. Но тут Либерти говорит. Так, говорит, во второй "Смертельной резне" все и начиналось. Вот.
- Кому-то надо меньше смотреть телевизор, - проворчал Боб, выходя с бумажными коробками (Калеб рефлекторно подался назад, но, кажется, это был не чеснок) на крыльцо. - Привет, Трэв.
- Привет. Ну, я пошел тогда. Если все хорошо.
- Можешь мне помочь с уборкой, - предложил Боб. - Раз уж ты здесь.
Элиза почувствовала, что снова начинает закипать. Несмотря на все заверения Калеба, мол, Боб в душе прекрасный человек и тот еще рыцарь без страха и упрека - сейчас, глядя на мужа, она не видела в нем и капли раскаяния. А Боб должен был раскаиваться, если и правда крылось в душе его что-то прекрасное, однозначно должен был.
- Нет уж, - отрезала она. - Не пытайся теперь переложить на кого-то свою ответственность, Боб. Иди, Трэвис. Передай, пожалуйста, Саммер, что вечером я позвоню.
- Ага.
- Успехов в боевой операции, - деликатно пожелал на прощание Калеб.
Ну вот какой все-таки милый человек! Не чета некоторым.
***
Сумерки Боб встречал в одиночестве все на том же крыльце у черного хода.
Вот правда, он хотел бы злиться, негодовать до сих пор, как Лиз, и на лживого жильца, и на коварную супругу, но эмоциональный диапазон всегда имел очень маленький, быстро выдыхался и, пока супруга поносила его на чем свет стоит, впадал в глубокую апатию.
Как сейчас они уже ругались пару раз, потом благополучно мирились. Но сильно легче от этих воспоминаний почему-то не становилось.
- Я
хотел тебе сказать, - шут его знает, откуда появившись (но явно не из коридора, дверь за спиной Боб закрывал, желая побыть наедине с собой), Калеб опустился на доски рядом, вытянув левую ногу и поджав в груди правую. - С самого начала хотел, но... вы мне так понравились! Ваш дом, семья, вся ваша жизнь. Уже не помню, когда мне было где-то настолько уютно, как здесь. И я тоже испугался, Боб - мне тоже бывает страшно - что не позволят остаться. Ты бы и не позволил, верно? Я все это уже проходил и не раз.
Боб собирался молчать, принял волевое решение игнорировать упыря, пока не отстанет - но поговорить хоть с кем-нибудь очень хотелось. Боб был интровертом, правда, но даже интровертам иногда надо делиться накопленным негативом, а никакие другие способы сейчас не были ему доступны.
- И, Боб, - Калеб все пытался заглянуть в лицо, наладить зрительный контакт потом отчаялся и отвернулся, - я никогда не смотрел на вас с Элизой как на мясную вырезку к барбекю.
- Ага. Рассказывай.
- Это чистая правда, что я вегетерианец. Уже почти полвека питаюсь исключительно специальными фруктами. Ну, иногда по праздникам позволяю себе стаканчик донорской консервированной крови, как ты позволяешь себе "Происшествие с бойлером" - но и только. Такова неотъемлемая часть моих убеждений. Именно они, эти убеждения, позволяют мне спокойно находиться под солнцем, не превращаться в тыкву в дневное время, не выглядеть монстром в глазах людей...
- Притормози-ка. Сколько, говоришь, тебе лет?
- Двадцать шесть... - Калеб все еще изучал гвоздь, торчащий на три пальца из опоры деревянных перил. - ...и еще сто.
- Обалдеть можно.
Помолчали. Калеб, видимо, подбирал следующую порцию оправданий, Боб про себя тихонько обалдевал.
- Лиз меня выставила на диван в гостиной.
- Мне очень жаль. Я, разумеется, уступлю тебе свою...
твою бывшую спальню, - и, опережая вполне логичный вопрос, сразу же пояснил. - Я нашел несколько твоих вещей под кроватью. Все бросил в стирку, ничего не выкидывал.
Да ладно. Боб абсолютно точно все-все-все выгреб оттуда перед заездом жильца, Лиз бы его живьем съела иначе.
- Не надо. Меня устроит диван, - мужественно отказался Боб - и тут запоздало вспомнил, что с диваном-то образовались некоторые проблемы. - В общем, имей в виду...
- ...ты знаешь все мои слабости, и если я что-то сделаю не так, будешь наготове, - Калеб улыбнулся. - Я понимаю. Это очень правильный подход к большинству из нас, если честно.
- Как Лиз вообще догадалась насчет тебя?
Плечи Калеба опустились, он смущенно потер шею сзади, над воротом туники, и с явной неохотой признался:
- Я не отражаюсь в зеркалах. У вас их довольно много, и я... не был достаточно осторожен. Элиза быстро меня вычислила, еще в первую неделю. У тебя очень умная жена, Боб. Ты везунчик.
- Да уж.
- Потом она точно так же, как и ты сегодня, порылась в интернете - там чего только нет, правда? И я уже думал, что пора сматывать удочки. Но мы неожиданно мирно поговорили и... она просто все поняла, Боб. Никто и никогда так легко не понимал и не принимал меня. Твой вариант весьма показателен, хотя и не самый... радикальный из всех, с которыми я сталкивался.
Не то чтобы Боб был сильно рад это услышать. Все это: и про понимающую Лиз, и про недостаток радикализма.
- Я поговорю с ней насчет тебя.
- Чтобы меня вообще из дома выгнали? Нет уж, упырь. Сиди ровно, не маши крыльями.
- Ты мог бы не называть меня "упырем"? Правда, это слегка неприятно.
- Перейду на "хтоническое зло". Нет проблем.
С другой стороны, Лиз в чем-то была права: если бы Калеб хотел их сожрать, уже сожрал бы - ведь так? За целый месяц. На худой конец, зомбировал: Боб читал в интернете, что вампиры это могут тоже.
И он, ну... не чувствовал себя зомбированным.
Это вообще как-то должно изнутри ощущаться?
Как много вопросов, как мало ответов.
Ну, по крайней мере, Калеб бережно относился к его носкам. И кровь даже из Боба не пил - чем выгодно отличался от Элизы. Вампир-вегетерианец, любитель солнца.
Хоть женись, честное слово.