Очень не хотелось признавать это вслух, но мрачная, подавляющая атмосфера особняка Готов действовала не только на Томакса.
Осторожно спускаясь по узкой темной лестнице на цокольный этаж, Грэйс уже была морально готова увидеть там что угодно. Например, оживший скелет в костюме-тройке — она где-то читала, что до введения ограничений на некромантию среди чародеев высокого ранга было модно держать дома садовника-зомби или зачарованный скелет горничной. Которые прилежно рыхлили грядки на заднем дворе, подавали чай, вытирали пыль с книжных полок, а потом тихонько уходили отдыхать в свой гроб и никогда-никогда не требовали прибавки к зарплате и не пытались украдкой присвоить столовое серебро.
Но дворецкий Альфред оказался вполне себе заурядным, чуть полноватым мужчиной средних лет с жесткой щеточкой усов под носом и тонкими нитями седины в тщательно уложенных темно-русых волосах, в накрахмаленной белой рубашке и безумно старомодном сюртуке.
И, видимо, дедуля Виктор или тетушка Агнес (или оба сразу, Грэйс рассматривала и такой вариант) успели за последний месяц доставить ему изрядно хлопот и потрепать нервишки, потому что в ответ на простое обращение он сперва тихонько охнул и подпрыгнул на месте. Затем резко развернулся на каблуках и тут же вытащил из внутреннего кармана сюртука платок, чтобы cтереть пот со лба.
— Прошу прощения, юная леди. Вы застали меня врасплох.
— Ну, вообще-то духи обычно не появляются в светлое время суток. Только в исключительных случаях. Правда, очень редко. Так что пока вы в любом случае можете не беспокоиться, — она заколебалась, протянуть или нет руку для приветствия, но в конце концов просто энергично помахала ладонью перед круглым лицом Альфреда. — Кстати, я Грэйс. Грэйс Ананси. Меня как раз пригласили разобраться с вашим призраком.
Альфред, скорее всего, не возражал бы и против слова «изгнание», но она уже по привычке выбрала более нейтральную формулировку.
— Да, да, меня предупредили...
— А что именно вы делаете? — уточнила Грэйс, старательно вытягивая шею, чтобы рассмотреть массивную трубу за его спиной.
— Мадам Белла с утра жаловалась на слабый напор воды в душевой на втором этаже. Но краны наверху, кажется, в полном порядке, и снова забита общедомовая вертикаль.
Прежде Мортимер уже говорил им что-то про трубы и порчу сантехники. Грэйс припомнила один фолиант из школьной библиотеки, где подробно и на примерах описывалась взаимосвязь между поведенческим паттерном призрака и объектом-причиной его гибели.
Это могло стать неплохой зацепкой.
— Давно здесь служите?
— Несколько лет, — слегка поддернув на коленях добротно отутюженные брюки, Альфред присел на корточки и на пробу постучал разводным ключом по изгибу трубы. — Чуть больше семи, если быть точным.
— Не знаете, кто-нибудь из Готов — я имею в виду, из тех, кто жил в этом доме — случайно не закончил свои дни в местной реке? — Альфред выпрямился, нахмурился, низкий широкий лоб его весь собрался в складки, как у мопса. — Самоубийство, несчастный случай, происки врагов? Нет? Ничего подобного?
— Вам лучше уточнить у хозяев, мэм. Все Готы о которых мне доводилось слышать, умерли от естественных причин. Но я, признаться, никогда и не задавался такими вопросами.
Мистер и миссис Гот уже примерно полчаса как пересекали на самолете океан. Оставалась Кассандра, которую в гостиной пытал расспросами Томакс — и он вполне мог прийти к тем же выводам.
— А дедушка Виктор Гот и тетушка Агнес Крамплботтом? О них вы что-нибудь можете сказать?
— Оба были почтенные люди и ушли из жизни в глубокой старости, задолго до того, как гильдия дворецких Винденбурга рекомендовала меня в этот дом.
Грэйс все еще не была готова окончательно расстаться с удобной теорией, но решила пока отложить ее в сторону. До сих пор Альфред отвечал строго на поставленные вопросы, не пытался сам поделиться какими-либо сведениями. Но выглядел при этом так, словно эти сведения буквально распирали его изнутри. Как видно, излагать свои мысли без прямого на то указания он был вообще не приучен.
— Нам намекнули, что вы несколько раз лично сталкивались с призраком. Это так?
— Три недели назад, — деловито начал Альфред, зачем-то понизив голос почти до громкого шепота. — Да, ровно три недели... Как раз был вторник, а по вторником мадам и мсье посещают оперу в Сан-Мишуно. Мсье Александру на это время приглашают няню. До половины пятого мсье Александр разучивает с ней гаммы на рояле, потом — час на скрипке. Потом я накрываю к ужину. После ужина по вторникам необходимо вызвать машину для мадемуазель Кассандры: она посещает дополнительные занятия на Магнолия Променад. Еще в тот вечер мы ждали садовника. Обычно за садом и оранжереей я ухаживаю сам, но он дожен был привезти с собой редкий сорт орхидеи, который мадам Белла специально выписала из Шам ле Сим...
Грэйс поймала себя на пристальном изучении гладильной доски на стенном крючке за правым плечом Альфреда, часто-часто заморгала и мелко затрясла головой. У Готов-младших и их дворецкого был действительно очень напряженный график, но к призраку особняка все это не имело ровным счетом никакого отношения.
Ну, разве что дедушка Виктор и тетушка Агнес решили намекнуть Готам-старшим, что детям неплохо бы дать возможность немного побыть просто детьми.
— ...и я проводил няню мсье Александра до парадной двери, а мадемуазель Кассандра еще не вернулась. Поэтому женский плач из туалетной комнаты на втором этаже меня, честно говоря, изрядно удивил.
— Все-таки плач был женский? — окончательно стряхнув с себя сонное оцепенение, уточнила Грэйс.
— Возможно, детский, — поспешно поправился Альфред. — Во всяком случае, звук был очень тонкий. Не могу вообразить, мэм, чтобы подобный звук мог идти от взрослого мужчины. Нет, я сперва подумал на мсье Александра, хотя вот уж было бы происшествие из ряда вон! Ни разу за семь лет моей службы у Готов не приходилось видеть, чтобы этот ребенок плакал.
Вероятно, ему некогда, с иронией подумала Грэйс. До сих пор не удается выгадать пять минут между роялем и скрипкой, чтобы как следует распустить нюни.
— Было ровно четверть одиннадцатого: в холле на втором этаже стоят часы, я как раз посмотрел на них, когда поднимался. И вот, мэм, я был за ширмой — звук к тому времени прекратился, и я пытался понять, возможно, он вовсе шел с улицы — когда через прорези в ней увидел... не знаю, как вам это теперь даже описать... нечто белое и бесформенное, как светящийся дым или туман. Но туман этот, тем не менее, имел границы. Он просочился в холл прямо сквозь дверь туалетной комнаты, затем очень быстро скользнул по лестнице в лабораторию.
— И эта штука вас не заметила?
— Нет, мэм. Думаю, что нет. Во всяком случае, оно не проявило какого-либо интереса ко мне в тот раз, — дворецкий низко опустил голову, и даже в подвальном полумраке Грэйс смогла разглядеть багровый, пятнами румянец на его пухлых гладких щеках. — Мне... мне не хватило духу проверить, остался там кто-нибудь или нет, в туалетной комнате. Я даже толком не помню, что делал следующие несколько минут, очнулся уже у камина в гостиной на первом этаже.
— Все ясно, — Грэйс очень постаралась, чтобы ее голос выражал самое искреннее сочувствие, без капли насмешки. — И вы рассказали об этом мистеру Готу?
В ответ Альфред выдал крайне сбивчивую, сконфуженную тираду, смысл которой в целом сводился к тому, что поначалу сообщать кому-либо о своей встрече с потусторонним он не собирался вовсе, справедливо опасаясь — ну, так развивались бы события в любом
нормальном доме — что ему никто не поверит. Но потом совершенно аналогичную историю как бы между делом поведала отцу Кассандра, а потом внезапно запросила расчет та самая няня, которая разучивала с Александром гаммы по вторникам.
— А по субботам... вы знаете, по субботам мадам и мсье ужинают в Сан-Мишуно с мадам и мсье Фэнг. Так вот, по субботам оно повадилось играть по ночам на рояле! Единственный раз, когда я... словом, когда я заставил себя ступить на лестницу на второй этаж, мне удалось разглядеть там, над приподнятой крышкой рояля, тот же самый белый светящийся туман!
— Почему вы уверены, что тот же самый? — удивилась Грэйс.
Но больше Альфред ни в чем не был уверен и ничего точно и внятно не мог рассказать, только опять рассыпался в многочисленных, совершенно не интересных подробностях, бледнел, багровел и заметно трясся. Грэйс дала ему немного времени успокоиться, потом ободряюще похлопала по плечу (брови дворецкого выразительно поползли на лоб) и преувеличенно бодро пообещала:
— Это совершенно ничего, что сегодня вторник. Мы с Томаксом — это мой напарник — останемся здесь ночевать, и вы все время будете под нашей защитой.
Они решили разделиться. Томакс на порядок лучше играл в шахматы, поэтому остался в гостиной с Кассандрой Гот, которая, вяло попрощавшись с родителями и братом, бесцельно и беспорядочно передвигала фигуры по доске. Грэйс отправилась в подвал.
К ее возвращению Кассандра поставила Томаксу два быстрых мата, успела опять заскучать и поднялась на верхнюю террасу — читать на свежем воздухе. Ничего особенно полезного от нее тоже узнать не удалось.
Готы-старшие выдали полный карт-бланш на осмотр комнат — всех, кроме лаборатории на самом верхнем этаже. По словам мистера Гота, в этом попросту не было никакого смысла: лабораторию запирали достаточно надежно, чтобы туда не мог проникнуть даже тот, кто умеет проникать сквозь стены. И Грэйс почему-то сразу поверила мистеру Готу, хотя и представить себе не могла, как подобное осуществимо хотя бы в теории. Да еще, вдобавок, для не-волшебника.
— Этому Альфреду, в принципе, повезло, — заверил Томакс, когда к половине шестого пополудни, осмотревшись со всей возможно тщательностью, они устроились на отдых в одной из гостевых спален. — Приходящего сантехника наш дедушка-тетушка запугал настолько, что тот выскочил на улицу как был, чемоданчик с инструментам оставил внутри, в туалете. И наотрез отказался за ним возвращаться.
— А все-таки кто это? — лениво поинтересовалась Грэйс, развалившись на пестром атласном покрывале. — Как думаешь? По мне, лучше уж дедушка Виктор. Он, во всяком случае, никого не убивал. Хотя Альфред говорит, что перед появлением духа слышал женский плач, так что...
— Зато Кассандра — так она, во всяком случае, утверждает — слышала мужской хохот. Однозначно мужской, да. Басом, — сложив руки на груди, Томакс хмуро и как-то осуждающе смотрел на нее сверху вниз (неприятно напомнил беседу с мистером Готом накануне). — Но я бы не сказал, что дедушка Виктор «лучше», Грэйс. Почитал про него вчера в интернете. Знаешь, чем он занимался в перерывах между монументальным строительством в Виллоу Крик?
— Нет. Но ты же меня сейчас просветишь?
— Возглавлял местную организованную преступность! Крестный отец, вроде того.
— А.
Надо заметить, наличие дедушки-мафиози придавало мистеру Готу, его семейству и его фамильному особняку еще больше мрачного очарования — хотя больше, казалось, уже просто некуда.
— И периодически щедро выдавал своим конкурентам бетонную обувь, если ты понимаешь, о чем я. А еще, вроде как, был жутким расистом.
— Ладно, ладно, ты меня убедил. Понадеемся, что в «ночь басовитого хохота» тетушка Агнес просто застудила свое призрачное горло.
Помолчали. Откуда-то из глубины дома звучно тикали старинные часы. На кухне Альфред прятал в духовой шкаф курицу к ужину, на террасе Касандра подставляла косым лучам низко висящего над городом солнца свое бледное скуластое лицо, читала что-нибудь из класслита и цедила из высокого стакана домашний лимонад — но, по правде говоря, Грэйс просто
знала, что сейчас происходит с теми, другими людьми. Могла предугадать, основываясь на том, что видела несколькими минутами ранее.
Ни Альфреда, ни Кассандру из гостевой спальни не было
слышно.
И словно бы они с Томаксом одни остались в мрачном особняке Готов.
— Кстати, мы ведь посчитали дух кем-то из родственников только потому, что так в самом начале сказал мистер Гот, — внезапно осенило Грэйс. — Но ведь он, как и все остальные, ничего толком не видел. Это ведь может быть кто-то из... ну, тот ученый, которому ассистировала тетушка Агнес, или один из конкурентов в бетонных ботинках. И тогда сразу понятно, почему дух не особенно хочет разговаривать с Готами.
— В любом случае, скоро узнаем, — своим излюбленным заунывно-фаталистичным тоном пообещал Том.
И отвернулся к окну.
За окном смеркалось.
***
Грэйс успела задремать.
В гостиной у Готов не было телевизора. «Когда был, мы все равно его не смотрели,» — равнодушно пожав плечами, поделилась Кассандра. Тут Грэйс, к собственному стыду, не удержалась и пошутила насчет чрезмерной занятости и, эм,
консервативности. На что Кассандра презрительно скривила пухлые бледные губы и выдала: «Телевизор в гостиной — вот что сейчас настоящая консервативность. В интернете есть все необходимое,» — после чего весьма красноречиво уткнулась в телефон и в дальнейшем просто игнорировала любые попытки втянуть ее в разговор.
В десять, холодно пожелав «гостям» спокойной ночи, она поднялась в свою комнату. Альфред был вне пределов видимости, но где-то на этаже: кажется, проводил ревизию холодильника. Грэйс тоже немного полистала ленту новостей, посидела в чате (у нее был один милый виртуальный приятель, обитавший, вроде, как раз в Виллоу Крик: ничего серьезного, никаких планов на реальное общение, просто этому Калебу тоже нравились смешные картинки с котиками и первые пять сезонов «Клинической жизни»), поиграла в Бликблок. А к одиннадцати отчаялась настолько, чтобы составить Томаксу компанию за шахматным столом.
Но она не слишком жаловала шахматы. И ждать. И долго сидеть на одном месте. Поэтому в конце концов, как-то незаметно для самой себя, начала клевать носом на удобном алом диванчике, пригревшись от жарко растопленного камина.
Потом — должно быть, ровно в полночь, но Грэйс вообще-то забыла отметить время — на втором этаже в гулкой ночной тишине начали играть на рояле.
Едва ли не одновременно с этим и гораздо ближе раздался другой звук, громкий и резкий: хлопок двери в уборную — как если бы кто-то, забегая внутрь или выбегая наружу, сначала распахнул створку настежь, а потом одним мощным движением врезал ей о косяк. За хлопком последовал сухой щелчок закрываемого замка.
— Альфред? — Грэйс аккуратно постучала в многострадальную дверь костяшками пальцев и наудачу подергала золоченную ручку — безрезультатно. — Вы там? Что слу...
— Уходите! — яростное шипение из уборной очень, очень трудно было связать в уме с солидным дородным господином в отглаженном костюме и с ухоженными усами, которому гильдия дворецких Винденбурга предоставила при вступлении в должность самую наилучшую характеристику. — Спрячьтесь или делайте то, зачем пришли — мне все равно! Только не раскрывайте ему мое убежище!
— Но... когда вы сюда сейчас ворвались, вас же услышали во всем квартале.
— Уходите! Кыш! Прочь!
Томакс уже задумчиво осматривал нижние ступени лестницы на второй этаж.
— Гершвин, — одобрительно заметил он в пространство и взгляд его теплых карих глаз на миг мечтательно затуманился. — Хорошо играет... Эй, Альфред, а с чего вы сразу взяли, что это призрак?
Из уборной ничего ему не ответили.
Свет в холле на втором этаже зажигался автоматически, от датчика движения, но этой ночью что-то в нем, видимо, сломалось, и темнота оставалось кромешной даже когда Томакс, поднимавшийся первым, перешагнул верхнюю ступеньку. Он зажег фонарик в мобильном телефоне, бледный луч выхватил из мрака пустой табурет у рояля. Тем временем, музыка по-прежнему лилась из-под приподнятой крышки.
Пока Грэйс искала на стене выключатель, Том продолжал сыпать комплиментами.
— Слушай, правда, отличная импровизация. А какое чувство ритма! — он еще несколько раз обошел вокруг рояля, освещая себе путь фонариком. — Хэй, я только что нашел повод действительно подружиться с нашим призраком. И мне плевать, дедушка это или тетушка.
— Он польщен, — съязвила Грэйс, наконец-то хлопая по кнопке выключателя.
Что-то было не так, неправильно, нереалистично, как в дешевой театральной постановке — и в мягком, рассеянном свете настенных ламп ощущение этой нереальности, искусственности, вместо того, чтобы пропасть (вместе с музыкой), наоборот, усилилось.
В смысле, что-то было еще более «не так», чем просто призрак, играющий в полночь на рояле «Летней порой».
— Клавиши! — выдохнула Грэйс, сообразив, кажется, одновременно с Томом. — Они не двигаются. Их не нажимают. Звук идет, но это не рояль. На нем никто не играет!
А Том в эту минуту уже чуть не по пояс исчез в недрах антикварного инструмента, одной рукой придерживая крышку, другой — по-прежнему сжимая телефон-фонарик. Вскоре он выпрямился, опустил крышку и с самым торжественным выражением лица положил на ее блестящую полированную поверхность нечто маленькое, черное и прямоугольное. При ближайшем рассмотрении оказавшееся довольно компактным радиоприемником.
И снова мысли их потекли в совершенно едином направлении — настолько, что со стороны это, пожалуй, напоминало телепатию.
— Кассандра! — позвали они одновременно.
Но наследница древней и благородной фамилии очень вовремя решила проявить свой чересчур высокий интеллект. Затаилась и не спешила отзываться.
Реакция последовала с совершенно неожиданной стороны: с первого этажа вдруг донесся сперва будто сдавленный, а затем, спустя буквально несколько мгновений — резко сделавшийся оглушительным звериный вой. Волчий или собачий.
Томакс вздрогнул, Грэйс, не сознавая этого, вцепилась в его правую руку, сдавив запястье с такой силой, что должны были остаться синяки. Но оцепенение владело ими обоими недолго. И десяти секунд не прошло, а «официальные представители Школы» уже, толкая друг друга локтями и пропуская ступеньки, бежали по лестнице вниз.
В холле у парадной двери белый как полотно Альфред, где-то потерявший свой галстук и превративший идеальную укладку в воронье гнездо, стоял на коленях прямо на черном мраморном полу и круглыми от ужаса глазами смотрел на приоткрытую дверь в уборную.
— Эй! Эй, Альфред! Взгляни на меня, приятель, — Томакс легонько встряхнул дворецкого за плечи, но не добился ровным счетом никакого эффекта. — Что там? Что ты увидел?
Хлоп! Оттеснив Томакса в сторону, Грэйс с размаху влепила Альфреду пощечину. Кисть тут же заныла, ладонь защипало, голова Альфреда безвольно качнулась взад-вперед, как у куклы, но с приоткрытых губ наконец сорвалось одно более-менее внятное слово.
— ...кровь.
Кровь — точнее, брызги чего-то красного, что в принципе могло бы на поверку оказаться кровью, но могло и не оказаться — подсыхала на белой кафельной плитке над эмалированной чугунной ванной. На дне ванны тоже было немного, и эта густая непрозрачная красная жидкость очень медленно (тяга в трубах особняка была все-таки и правда никудышная) утекала в водосток.
Через некоторое время от Альфреда удалось получить еще фразы «внезапно потекла из крана» и «до краев наполненная кровью». Но если у страха глаза велики, то у панического ужаса, который Альфред испытывал от малейшего намека на близость призрака, глазищи были размером с Виллоу Крик. Поэтому все, что он в этот момент говорил, стоило делить минимум на четыре.
— Два — ноль в нашу пользу, Кассандра! — насмешливо, с легчайшим намеком на злость прокричал Томакс в сторону лестницы. — Да будет тебе известно, у призраков нет крови!
И снова госпожа режиссер-постановщик не пожелала отвечать.
Грэйс тяжело вздохнула.
После полуночи события в особняке начали вдруг развиваться так стремительно, что у нее до сих пор просто не было времени как следует все обдумать, расстроиться и разочароваться. Но даже без особенных размышлений одно им с Томаксом уже стало кристально понятно: в доме вообще не было никакого призрака.
Вероятнее всего, маленьким Готам просто хотелось немного внимания.
И развлечений. То есть, более развлекательных развлечений, чем чтение класслита в перерывах между зубрежкой и поездка с родителями к дальней родственнице.
— Я пойду поищу ее.
— Ага, — машинально кивнул Том.
Он продолжал пристально наблюдать за Альфредом. Дворецкий сидел на полу, уже безо всяких церемоний вытянув ноги в брюках со стрелками и лакированных ботинках, на его лунообразное лицо постепенно, словно бы неохотно, возвращался румянец. И Грэйс тоже считала, что будет очень, очень некруто, если на фоне всех пережитых этой ночью потрясений у кого-нибудь из собравшейся в холле почтенной публики вдруг начнется сердечный приступ.
— Ему бы выпить чего покрепче, — неуверенно предложила она. — Может, в кухонном буфете есть ром? Ну, знаешь: для выпечки. В кухонном буфете такого особняка
обязательно есть ром для выпечки.
— Ага. Я посмотрю.
И уже с чуть более легким сердцем Грэйс снова начала подъем на второй этаж.
Никто из них, рванувших на призывный вопль Альфреда, не озаботился выключением света. Однако в закутке с роялем, отгороженном от остального коридора резной деревянной ширмой, снова было темно.
Мисс Бледная Поганка Гот пряталась где-то поблизости.
Серьезно, Грэйс понимала ее. То есть, еще не понимала — ей пока не пытались что-то объяснить — но готова была понять. Всего-навсего один день они с Томаксом провели в этом трехэтажном склепе с дворецким, шахматной доской, фотопортретами покойных родственников на стенах, жестким распорядком для каждого жильца, без телевизора и... яркости. Свежести. Жизни. Всего-навсего один день — и к полуночи Грэйс уже захотелось взлезть по стене на потолок и бегать по нему кругами.
Ей тоже когда-то было восемнадцать лет. Ей, положа руку на сердце, теперь было не намного больше восемнадцати лет, а в душе так и вовсе — четырнадцать с половиной.
— Ну все, Кассандра, — негромко и устало возвестила она прямо в окружившую ее живую темноту. — Достаточно. Можно выходить, — и снова никакой реакции, и Грэйс уже правда начинала терять терпение (не выше тридцатого места в топе личных достоинств, помните?) — Окей. Я не против поиграть в прятки. И Томакс на самом деле не против, хоть и любит иногда позанудствовать. Если выйдешь сама, обещаю не сдавать тебя родителям. Томакс тоже не сдаст, он вообще... надежный. То есть, на него можно положиться, что бы он вслух не говорил и как бы не ворчал.
Неловкая, неосознанная, непонятно откуда вообще взявшаяся нежность в голосе и саму Грэйс сбила с толку — как здорово, что Томакс в этот момент ее не слышал.
— В общем, можешь не париться насчет нас. Правда, можешь даже не извиняться. Но вот с Альфредом — это уже было просто по-свински. Он-то всерьез воспринимает вашу игру, знаешь, как испугался?
Щедро раздавая обещания о помиловании, Грэйс обошла вокруг рояля, заглянула за тяжелые бархатные гардины и под мягкую бордовую софу у ширмы. Но Кассандра, должно быть, заперлась в одной из комнат. Зажигать светильники или фонарик в мобильном телефоне Грэйс на этот раз не стала. Когда глаза немного привыкли, обнаружилось, что темнота в холле на втором этаже вовсе не такая уж кромешная: свет проникал снизу, от лестницы, и отчасти с улицы, через высокие стрельчатые окна.
Мягко, осторожно ступая по скрипучим доскам паркета, Грэйс прокралась к ближайшей двери, повернула ручку — но там обнаружился выход на маленький пустой балкон. За следующей дверью, кажется, как раз была комната Кассандры, но, миновав примерно половину пути до нее, Грэйс замерла и резко обернулась: ей почудился едва уловимый, на самой грани слышимости шорох со стороны рояля и ширмы.
Рассмотреть повнимательнее, что все-таки там зашуршало, она уже не успела.
Подобную прохладу — тень по-настоящему обжигающего холода — можно ощутить, если держать ладонь совсем близко от ледяной глыбы или стальной пластины. Близко-близко, но не касаться. Иногда по утрам сгустившаяся в воздухе водяная взвесь точно так остужает разгоряченную после сна кожу, оседая на ней словно бы тонкой прозрачной пленкой. Что-то очень похожее Грэйс вдруг ощутила всей спиной: прохладное прикосновение северного ветра, настолько внезапное и отчетливое, что просто не могло ей померещиться.
Из маленького закутка между бельевой кладовкой и дверью в одну из гостевых спален прямо на Грэйс медленно наплывал призрак.
О, это вне всяких сомнений был призрак. Не бесформенное облако, которое описывал Альфред, но белый, полупрозрачный человеческий силуэт. Мужской. Он мягко сиял, светился во мраке, но не освещал ничего вокруг себя. Разум Грэйс беспорядочно фиксировал какие-то отдельные мелкие детали: складки на ткани рубашки, зачесанные назад волосы, почти по-девичьи узкие запястья, широкий тонкогубый рот, раскрытый в беззвучном крике.
Каждое мгновение она помнила, что настоящий, переродившийся из остатков личности умершего человека, целиком одержимый собственными страстями и обидами призрак не способен причинить ей какой-либо физический вред. Не способен оставить у Грэйс Ананси даже самое слабое потрясение, потому что в Грэйс Ананси нет страха, которым духи могут питаться, потому что Грэйс Ананси — способная, пусть и совсем начинающая волшебница, и для облегчения переговоров даже сварила накануне Изгоняющий декокт.
Который благополучно остался в рюкзаке у парадной двери.
И все же от неожиданности Грэйс Ананси отступила. Сперва на шаг, потом еще на парочку. А потом, запнувшись буквально на ровном месте, опрокинулась на спину, пребольно ударившись при падении копчиком. И самым позорным образом завопила.
Призрак не мог причинить ей вред. Не мог сделать ей ничего, он не был по-настоящему материален. Способность ограниченно контролировать электроприборы, забивать трубы эктоплазмой и издавать жуткие звуки позволяла ему мелко пакостить живым из мести или потребности во внимании — но не более того.
Правда, он был
абсолютно безвреден. Грэйс знала наверняка.
Вот только призраку об этом, кажется, сообщить забыли.
— Эй, ты! А ну отвали от нее!
На верхней ступеньке лестницы, широко расставив ноги и вытянув вперед левую руку с красным пластиковым пульверизатором тяжело дышал, сердито раздувая ноздри, Томакс Колетт.
— Два шага назад, мистер, или, клянусь, я буду стрелять!
И все трое застыли как насекомые в янтаре — на минуту? на час? на сотые доли мгновения? Грэйс не смогла бы ответить. Вдруг сделалось так тихо, что гул далеких автомобилей на магистрали в четверти мили от особняка и тиканье старинных часов в холле (абсолютно в такт с ударами сердца) совершенно оглушили ее, заполнили сознание без остатка. А потом так же внезапно все вокруг пришло в торопливое, беспорядочное движение. Призрак как-то дергано, нелепо взмахнул руками, словно бы интересуясь у Грэйс: «Эй, а это еще кто такой?» И подобно тому, как последняя песчинка ломает хребет верблюду, жест его нанес выдержке Томакса сокрушительный нокаут. Из пульверизатора вырвался сноп ярких радужных искр, дух (дедушка Виктор? совсем не похоже было, чтобы прозрачный парень перед Грэйс закончил свои дни от старости) запоздало качнулся всем корпусом назад и... погас.
Призраки не могут причинить физический вред, у них нет крови, и они определенно ничего не весят. Но этот конкретный призрак, с криком и грохотом рухнувший прямо на Грэйс, весил, по ощущениям, центнер. И так заехал острым локтем под дых, что еще добрых полминуты она могла только задушено хрипеть в попытке снова позвать на помощь.
— Довольно! — раздался откуда-то сверху (кажется, от лестницы в лабораторию) властный голос Кассандры Гот. — Немедленно оставьте его в покое!
Определенно, «дедушка Виктор» и его мрачная, таинственная правнучка задолжали им очень, очень много объяснений.
***
— Ну что ж, господа, — торжественно произнес развалившийся в кресле незнакомый белобрысый парень, по виду, немного младше Грэйс и примерно одних лет с Кассандрой. — Я полностью в вашей власти. Казнить меня или помиловать, решать теперь только вам.
Он с первого взгляда производил какое-то очень двойственное впечатление. Почти правильные черты лица: высокие скулы, прямой тонкий нос, светлые миндалевидные глаза, изящный разлет бровей — и прорезь рта, похожая на щель для конвертов. Хрупкие запястья и жилистые, крепкие предплечья. Дикая смесь уважения с высокомерием в каждом слове.
— Ты кто вообще? — сурово нахмурившись, поинтересовался Томакс, на которого все предварительные любезности не произвели ровным счетом никакого эффекта.
— Не отвечай, — тут же велела парню Кассандра. — Ты не обязан.
— А почему нет? — равнодушно пожал плечами «призрак». — Малькольм Ландграаб. Да, да, из
тех самых Ландграабов. Верите или нет, очень рад знакомству.
Томакс явно не отвечал взаимностью.
Его не так-то легко было по-настоящему вывести из себя (ворчание и отдельные язвительные ремарки не в счет, ворчал Томакс постоянно, это входило в нормальную, комфортную для него самого линию поведения), но когда подобное все же случалось, еще труднее было успокоить. Сам по себе кипел он долго, от нескольких часов до нескольких недель, а нанесенную обиду не забывал годами.
— Ну и какого черта вы тут устроили?
— А что, собственно, произошло? — немного сбавив обороты, но все еще довольно прохладно уточнила Кассандра. — Никто, как мне кажется, серьезно не пострадал. Не вижу поводов для возмущения.
— Повторите это для Альфреда.
— Альфред прекрасно осведомлен, что может покинуть наш дом в любой момент. И получит при увольнении наилучшие рекомендации, которые позволяет ему быстро занять новую должность. Где-нибудь по соседству, в городе или на его родине, в Винденбурге. Это его добровольный выбор — оставаться здесь. И, поверьте, отец щедро компенсирует ему все причиненные неудобства.
— Ага. Смерть от разрыва сердца тяжеловато будет компенсировать.
Кассандра поморщилась. Судя по всему, никакой вины за собой она действительно не ощущала — насчет белобрысого Ландграаба Грэйс пока не была так же уверена. Держалась с прежним апломбом и невозмутимостью.
— Кратковременный острый стресс наоборот часто идет на пользу. Держит организм в тонусе. С точки зрения физиологии...
— В любом случае мы собирались сегодня закончить, — перебив ее, поделился Малькольм, снова дернув острыми плечами. — Шутка и правда затянулась. На самом деле, не будь Альфред и остальные такими невероятными трусами, все прекратилось бы гораздо раньше. Нам просто нужен был какой-нибудь человек — назовем его «посредник» — который озвучил бы мистеру и миссис Гот наши требования.
— Требования? — изумленно повторила Грэйс, высоко приподнимая брови.
— Видите ли, некоторое время назад моим родителям и родителям Кассандры пришла в головы «замечательная» идея объединить наши семьи... ну, скажем, династическим браком. Почти по-королевски, очень амбициозно.
Фильм ужасов стремительно менял жанр на приключенческую мелодраму с элементами комедии. Грэйс, всегда обожавшая ромкомы, почувствовала себя заинтригованной.
— К сожалению, мое собственное отношение к бракам по расчету не приняли во внимание, — продолжила уже Кассандра, сложив руки за спиной и расправив плечи. — Но отец, разумеется, прислушался бы к возражениям кого-нибудь из покойных предков. Так уж заведено в нашей семье: мнение мертвых имеет гораздо больший вес, чем мнение живых. Я изготовила для Малькольма особую сыворотку: «Призрачную слизь» — это не мой собственный рецепт, просто сложный и хорошо забытый — которая позволяет на некоторое время перенять облик и все способности настоящего призрака. Стать эффективным домашним полтергейстом.
Ого. Чем дальше, тем больше Грэйс впечатляли эти Готы-не-волшебники.
— Все остальное также не представляло никаких технических трудностей. Точный расчет давления в трубах, немного говяжьей крови и радиоприемник. Как видите, элементарно.
— Это, конечно, не мое дело, — начал Томакс, выразительно закатывая глаза. — Но вы, вроде... хорошо поладили.
— Мы близки по уровню интеллектуального развития, имеем много общих вкусовых предпочтений и при этом у нас достаточно разный тип мышления, чтобы нам было интересно друг с другом. Действительно.
— Мы встречаемся, — одновременно со своей как-выяснилось-девушкой заявил Малькольм.
В комнате повисло неловкое молчание. Рациональный, прагматичный, как у всех чародеев-практиков, мозг Томакса тщетно пытался переварить услышанное.
— И... вы пытаетесь сделать так, чтобы вам это все запретили.
— О, Смотрящий! Томакс, не тормози, — Грэйс легонько пихнула его локтем в бок: честное слово, иногда этот его «реалистичный взгляд на жизнь» был абсолютно невыносим. — Так же гораздо интереснее, если нельзя!
— Да, если бы нам действительно было нельзя... — серые глаза Малькольма подернулись мечтательной дымкой. — Мы могли бы встречаться
тайно.
— Тот квадрокоптер, который я собрала в прошлую субботу, — очень,
очень странным голосом (должно быть, так выглядела ее персональная версия неуверенности и мечтательности) добавила Кассандра. — Мы могли бы отправлять друг другу
шифрованные послания.
Грэйс живо вообразила себе мистера Гота, который, стоя на своем заднем дворе, расстреливает эти почтовые квадрокоптеры из большого черного ружья, пока миссис Гот в гостиной подбирает к уже сбитым трофеям ключи шифрования — и тут же закашлялась в кулак, скрывая неуместное хихиканье.
Рациональный мозг Томакса, судя по выражению его лица, все еще не справлялся.
— Послушайте, есть способ всем нам получить желаемое, — спохватившись, взяла привычный властный тон Кассандра. — Вы скажете родителям, что имели сеанс общения с духом — можете выбрать любого из семейного древа, уверяю, никто из них не обидится — и убедили его исчезнуть. Дух был категорически против нашей с Малькольмом свадьбы.
— Типа, род Ландграабов достаточно запятнал свою репутацию, — энергично добавил Малькольм Ландграаб. — И брак со мной покроет Кассандру несмываемым позором. Что-то в этом духе, так вам точно поверят!
— Словом, вы пообещали все передать, призрак пообещал больше не приходить. Мы с Альфредом полностью подтвердим эту версию, отец вам заплатит и будет очень признателен. А это, поверьте, само по себе очень дорогого стоит.
Грэйс почти услышала щелчок, с которым пружинки-шестеренки в голове Томакса, наконец, замерли по завершении мыслительного процесса. Словно забыв о Кассандре и Малькольме, приятель повернулся к ней и, уперев руки в бока, негромко, вкрадчиво уточнил:
— А напомни-ка мне, Грэйс, как я во все это ввязался?
Она действительно более "ситкомовая" и при этом очень ламповая, и за взаимодействиями персонажей наблюдать весьма занимательно. Любопытно, какие ещё будут неловкие ситуации, как наличие жильца повлияет на семейную жизнь хозяев, и как будет развиваться (и раскрываться) образ самого Калеба. Напрашивается, каэш, беременность Элизы и "допустимо ли держать в доме вампира, когда есть маленькие дети" 
Но, чувствую, в действительности будет что-то поинтереснее 
Аффтар пеши ищо
)
И только Симеон был и остался мужчиной средних лет, но и ему осталось недолго 
