Вскоре после смерти Уилла к нам переехала Лукреция, не знаю почему, но она сразу мне не понравилось, было в ней что-то темное и отталкивающее. Но она всегда была добра ко всем, и ко мне тоже относилась с улыбкой и все время пыталась помочь, поэтому я устыдилась своих ощущений к ней, ведь она же хороший человек, и почему она мне так не нравится? Решив, что мои ощущения изменятся, надо только больше с ней общаться, я и занялась этим, тем более, что она знала столько всего, и жизнь становится намного радостней и светлее, когда ты видишь в людях хорошее, а не веришь всяким необъяснимым ощущениям.
- А человека можно оживить? – спросила я, подходя к Лу, когда та рисовала.
- С чего такая мысль пришла к тебе в голову? – удивилась она.
- Мне кажется, что я уже когда-то видела такое, - ответила я, а потом задумалась. – Но я не уверена, что это и вправду было, возможно я читала об этом, и теперь мне кажется, что это было в моем прошлом.
- Твои воспоминания окутаны мраком, их больше нет, и они не вернуться. А то, что ты пытаешься из них получить, совсем не всегда является правдой. Поэтому не верь им, ведь тебе может показаться, что что-то было, когда этого не было, и ты сделаешь не правильные выводы.
- А Вилли? Был такой человек в моей жизни? – спросила я, вспомнив, что через неделю после смерти Уилла нашла записи Коди. Там было написано: Вилли, Уилл, Льюис, Белль, Коди. И первые два были зачеркнуты. Муж сказал, что это его друзья, но сама я никогда с Вилли близко не общалась, поэтому мне не стоит забивать им себе голову. Но в моей голове, напротив, этот умерший человек прочно поселился и не давал покоя. Во мне росло ощущение, что он был очень важен для меня, что именно за ним последовали самые главные события в моей жизни, он привел меня к ним, он мой ключ к разгадке прошлого. И если я вспомню его, я вспомню и все остальное.
- Вилли? Какое дурацкое имя, к счастью, так редко называют детей. У нас на Островах он только один – Вилли Бишоп, - ответила Лу, указывая на человека у реки, но в первую секунду, когда я ее спрашивала, на лице ведьмы отразился ужас, что сильно меня насторожило. – Вы никогда близко не общались, можешь сама у него спросить. А то, почему это имя появилось в твоей голове, скорее всего книга или фильм. Но ты не знала такого человека, так что не думай о нем, иначе поверишь в несуществующие фантазии, которые могу окраситься в не самые приятные цвета, ведь мы не знаем природу появления Вилли в твоей голове. Не верь тому, что кажется реальным, когда рядом есть те, кто могут точно сказать, что этого не было.
Если Коди говорит, что был еще один Вилли, просто мы не общались близко, а Лу утверждает, что его не существовало вовсе, значит, кто-то из них врет, и я должна найти правду и настоящего Вилли. Ведь зачем врать, если он ничего для меня не значил? И словам мужа я доверяла намного больше, он был хорошим человеком и желал мне только счастья, жаль, что я смогла это увидеть только после смерти Уилла, а вот Лукреция меня пугала. Но точно было то, что они все скрывают от меня Вилли, и неважно по каким причинам, но, чтобы там ни было, я узнаю, пусть даже это будут плохие и травмирующие воспоминания, но они будут правдой.
Хоть траур уже и закончился, мы с Лу продолжали носить черное, чтобы поддержать Эмму, вернее, я, потому что черный просто был привычным цветом для ведьмы. Удивительно, но с тем как рос мой живот, сама я таяла, и похудела еще больше. Но я списывала это на мороженное и ягоды – единственное, от чего меня не выворачивало на изнанку. Моя семья тоже поддерживала меня и ела только это, но я успокаивала себя тем, что знала, что тайком они едят и нормальную пищу. Правда, это не мешало Эмме постоянно возмущаться, по ее мнению, мороженное вечно было приготовлено не так: то слишком густое, то слишком холодное.
- Можно? – вдруг спросила Лу, когда мы обедали, и приблизилась к моему животу. Мне не хотелось, чтобы она ко мне прикасалась, но это было бы не вежливо.
- Какой крепкий малыш, вы с сестрой еще и родите в одно время, - восхитилась женщина, сияя улыбкой.
- Это невозможно, - засмеялась Эмма, - сестра забеременела позже меня, если только. Оу.
- Что значит твое «оу»? – насторожилась я.
- Я, конечно, свечку не держала, но, когда ты потеряла память, ты была такой потерянной, да и тут ты сама можешь вспомнить. Думаю, между вами с Коди тогда ничего не было, - протянула она, бегая глазами, видимо, рассуждая как уйти от неприятного разговора. – Лу может ошибаться, она не врач.
- Я ведьма, вернее, инопланетянка, и могу видеть намного больше. Много вам ваши врачи рассказали об этом ребенке? В отличии от аппаратов я его вижу, - возразила Лу.
- Я могла забеременеть до того, как потеряла память, - примирительно сказала я.
- Ты потеряла память в день своей свадьбы, а до этого между вами ничего не могло быть, Коди не пошел бы на такое, а твой отец свернул бы ему шею случись подобное, но как мы видим, твой муж еще жив, - победно заявила Лукреция.
- Оу, кажется, мне нехорошо, - вздохнула Эмма, обмахиваясь салфеткой, и пулей вылетела из комнаты.
- Эмма! – закричала я, понимая, что она что-то знает, но скрывает от меня, а голове крутился вопрос, - «Если Коди не отец моего ребенка, тогда кто?»
Но до нашего отъезда в Какти Касу, сестра и правда чувствовала себя плохо, поэтому я решила пока не доставать ее с расспросами. А когда мы приехали туда, я с грустью посмотрела, как Эмма пытается вернуть Уилла.
Мне хотелось надеяться, что любимое занятие ее мужа, поможет хоть немного легче пережить его утрату.
Самой же мне пришлось одеть другое платье, чтобы соблюсти приличия, и успешно изображать мебель на собрании советников. Я не понимала зачем мне нужно здесь быть, если я ничего не решаю, а учитывая мои проблемы с памятью, толку от себя я не видела совсем. Отец говорил, что самый главный человек назначил меня королевой, так как я отличалась от других, и он надеялся, что мои решения будут более правильными, а не попытками получить личную выгоду, так как видел во мне, что я действительно хотела в моем пролом процветания и справедливости для жителей, что могло бы поспособствовать процветания Островов. Но, по словам отца, я никогда не испытывала тяги к управлению и надежд не оправдала, потому отдала корону ему, чему остальные жители были только рады, считая все мои предложения абсурдными и смешными.
В первое время после потери памяти я пыталась что-то предложить, но на все мои идеи я получала порцию «комплиментов». Вот и в этот раз, я предложила серьезней озаботиться проблемам новоприбывших на Островах, на что получила такой взгляд от отца и едкие комментарии Льюиса, что захотелось закрыться в чулане и никогда из него не выходить. Меня и правда заботили их проблемы, я считала, что была в какой-то степени в похожей ситуации. Ведь и мне пришлось объяснять, как ту все устроено, ведь я ничего не помнила, а какого тем людям, которые помнят другую жизнь, но вынуждены теперь привыкнуть к новой, и даже не знают, как и почему здесь оказались? Но кроме меня и других волонтёров, которых было очень мало, никого эти проблемы не волновали, каждый сам за себя. А я окончательно убилась в том, что в своем прошлым приняла самое верное решение - отдать корону отцу, которого поддерживали люди и именно его считали своим правителем, да и никому кроме меня все мои идеи были не нужны, но хоть я ничего и не решала, но формально все еще оставалась королевой и была вынуждена сидеть здесь.. Видимо, тот человек, что сделал меня королевой, поставил не на ту лошадь.
Наконец в моем присутствии больше не было необходимости, и я могла покинуть собрание. Когда я проходила мимо сестры, она резко схватилась за живот.
- Сок, пожалуйста, - попросила я знакомого бармена, который даже не посмотрел в мою сторону, от чего мне стало еще грустнее. Все, абсолютно все от меня что-то скрывают, но никого не заботит, какого мне, никого не забочу я и мой малыш. Даже этому хаму на меня плевать, не удивлюсь, если он сейчас на зло мне вино нальет.
- Поздравляю вас с Коди, - вдруг сказал Калеб, когда все же взглянул на меня, и в его глазах читалось удивление, но его быстро вновь сменила равнодушная маска. А мне стало совсем паршиво от всего этого: от его поздравления, от того, что Эмма что-то знает, от того, что я не могу полюбить Коди, от того, что я присутствую на собраниях в качестве мебели, а на мое мнение плевать.
- Запихни себе эти поздравления знаешь куда? Я не знаю, кто отец моего ребенка, но это не Коди, - зло сказала я, и из глаз потекли слезы. Я не понимала, зачем говорю это все незнакомому человеку, но внутри меня была боль и злоба, и мне просто было нужно выплеснуть куда-то свои чувства.
Калеб перепрыгнул через стойку и, подхватив меня, вынес на улицу. До этого момента мне никогда не приходилось иметь дело с вампирами, и я бы удивилась происходящему, но он вдруг дотронулся до моего живота, и все изменилось. Мне это казалось таким правильным в тот момент, как будто именно так все и должно быть.
А потом он посмотрел на меня и улыбнулся, и в его взгляде была любовь и тепло, которые подарили мне чувство безопасности и умиротворения, стерев все мои проблемы и обиды. В этом мгновении были только он, я и малыш.
- Калеб? – произнёс отец, разрушив мое маленькое ощущение счастья, как когда-то разлетелась на тысячу осколков моя память, оставив после себя только горькое послевкусие и вопросы, на которые мне не найти ответы, но которые будут преследовать меня вечно, не давая покоя ни на минуту.
- Нужно поговорить, - сказал ему вампир, и взгляд его уже не был тем родным, а стал прежним - холодным и равнодушным.
Я осталась стоять одна, вновь одолеваемая гневом и печалью, они что-то знают, Калеб знает что-то важное, но опять все решается за моей спиной, хотя это касается меня и моего ребенка! Рядом появился Коди и увел меня домой. Переодевшись в траурное платье, я уселась в гостиной с книгой, но долго в одиночестве мне просидеть не удалось. Послышались голоса, и хрупкая надежда поселилась в моей душе, но голоса принадлежали не тому, кто мог мне сказать нечто важное, а Лукреции с Индией и Селестой.
Они предложили немного пройтись, и я с радостью согласилась, потому что в одиночестве мои мысли становились все тяжелее, угрожая потопить мой разум в своем отчаянии. Мы гуляли по вечернему Оазису без какой-либо цели, пока я не увидела поляну с цветами, и крикнув им, что догоню, пошла осматривать свое удивительное сокровище. Я читала о них в книгах, эти цветы распускаются только вечером, а днем спят.
- Слышала чего в городе творится? С приходом вампиров все детишки рождаются со светящимися глазами, и только годам к 5 у них глаза человеческого цвета становятся, - сказала Селеста, когда я подходила к ним.
- И к чему ты ведешь? – спросила Лу.
- К тому, что нам с Селестой страшно, что за чудовище родит наша королевишна. Не просто же так у нее волосы белыми стали, да и врач недавно за рюмочкой чая рассказывал, что уж больно чудная беременность, такой у людей не бывает, - встряла в разговор Индиа, а я замерла, сжимая от злости кулаки. Никто не смеет называть моего ребенка чудовищем.
- Ничего мне не страшно, если родит это ваше чудовище, сожжем их обоих, да и все, хотя над ребёнком можно опыты сначала провести, чтобы больше таких не рождалось, может выясним чего. Не нужны нам всякие выродки, а то чего доброго, еще наших детей сожрет, - ответила ей Селеста.
Вытирая слезы, что градом сыпались из глаз, я побежала домой. Но дойдя до двери, остановилась, чтобы отдышаться, и услышала голоса.
- Это невозможно, вампирами становятся при обращении, родиться они не могут ни при каких условиях, - сказал мужчина.
- В нормальном мире дети тоже со светящимися глазами не рождаются. Дэвид, он прислал тебя сюда, чтобы ты посмотрел. Все-таки когда-то ты был врачом, а сейчас вампир, лучше тебя никто в этом не разбирается, - ответил ему отец.
- Невозможно! Еще раз вам говорю, такого не может быть, и он вам тоже самое сказал, - отвечал ему гость.
- Но для этого были предпосылки, как выяснилось сегодня, и ее состояние говорит о том, что это необычная беременность. Ты должен ей помочь, - сказал отец, и по его голосу я поняла, что он поморщился, будто вспоминая что-то неприятное.
- Да с чего вы вообще взяли, что это вампир или человек? Оно может оказаться чем угодно, хоть драконом или еще каким чудовищем, - закричал Льюис, после чего послышался его испуганный крик и звук хрустнувших костей.
Я побежала, не разбирая дороги, а в груди бешено билось сердце. Они хотят убить моего ребенка, они будут его пытать, они считает его чудовищем.
- Куда ты делась? Мы тебя обыскались, - спросила Лу, схватив меня за руку и заставив остановиться.
- Вы… Вы… Она сказала, что нас с малышом сожгут, - выдохнула я, каждой клеточкой тела ощущая страх за моего ребенка, а перед глазами возникали картины той участи, что ему уже предопределили.
- Кто же вас сожжет? Не слушай глупые домыслы местных сплетниц, им лишь бы повод найти, чтобы пофантазировать для остроты ощущений. Своей жизни нет, так в чужую лезут. Да, и сожжение не так страшно, как кажется на первый взгляд, меня вот утопили, и ничего, - спокойно ответила Лукреция, словно, не замечая моего страха и безумия. – Самое страшное – это когда пытают и истязают твоего ребенка, а ты не можешь ничего сделать, чтобы спасти его, и остается лишь наблюдать.
Дальше она рассказывала, что у нее был сын, и как над ним издевались, считая монстром, она в подробностях рассказывала, что с ним делали, а я холодела от ужаса все больше.
Я поехала куда-то, сама не знаю куда, и очутилась на Утесах. Здесь было тихо и спокойно, а вокруг ни души. Но для меня все было иначе, мне казалось, что это место заполнено огнем и кровью, что из-за каждого куста сейчас высунется чье-то злое лицо и потребует отдать ему ребенка. И у этих людей со злыми лицами в руках были, ножи, факелы, шприцы и топоры. Все то, что причинило бы вред моему малышу, который они так жаждали причинить. В голове звенел голос Лукреции, который рассказывал, как истязали ее ребенка, а рядом возникала Селеста, которая говорила, что и моего ждет то же самое, а может даже хуже, потому что он – чудовище.
«Хватит! Хватит! Заткнитесь! Я не могу позволить, чтобы над моим ребенком издевались, я не могу этого позволить. Лучше нам обоим умереть, но я не допущу этого» - пронеслось у меня в голове, когда я подошла к обрыву скалы. Один шаг, всего лишь один, и я окажусь в пропасти, где только волны безразличные к чужим страданиям, омоют мое тело. Кто-то обхватил меня за талию, прижав к себе и не давая сделать этот шаг, и меня окутала розовая дымка. Я чувствовала его, я узнала его в этом розовом тумане, но не могла вспомнить, кто он.
- Кто ты мне? – спросила я, развернувшись лицом к тому, кто удержал меня от этого шага.
- Никто и останусь никем, - ответил Калеб, но в глазах его я увидела боль.
- Ты лжешь, лжешь, как и все они! Вы скрываете от меня мое прошлое, потому что вам оно не удобно. Вы называете моего ребенка чудовищем и желаете ему смерти, хоть он еще даже не родился. Все смотрят на меня, как на больную, но зачем убивать убогую, когда можно над ней посмеяться? Лучше мы с малышом умрем, и все это закончится, вы наконец освободитесь от нас! Отпусти!
- Нет.
- Отпусти! Ты не вправе решать, что мне делать! – закричала я, оглядываясь вниз, всего один шаг отделял меня от бездны, где нас с малышом ждало освобождение.
«Как пожелаешь» - пронеслось в моей голове, он когда-то сказал мне это, когда я точно так же просила его отпустить меня, но в этот раз он не отпустил. «Вилли, она убьет его!» - зазвенел в голове уже мой крик, а потом я почувствовала, как острые клыки в моей памяти тогда вонзились в шею, когда он меня отпустил, и я потеряла кого-то родного, я потеряла Вилли. Но я найду его, я узнаю его тайну, потому что она даст ответы на все, ведь именно его так сильно хотят от меня скрыть, с него все началось.
Какие-то нечеловеческие силы появились во мне, мне казалось, что мой ребенок дает мне их, и я со всей силы толкнула Калеба, он ненадолго разжал руки, а я начала падать.
- Ты сильная, слышишь? – произнес вампир, поймав меня раньше, чем я улетела вниз. Вокруг него вновь возникла розовая дымка, и сам он на секунду стал другим, и этот его образ был мне таким родным и важным, хоть я и не могла понять почему. – Ваш с Коди ребенок – не чудовище, и ты должна быть сильной ради него. Люди любят говорить, но дальше этого не зайдет, потому что с малышом все будет нормально, не слушай их, они только запутывают тебя. Только Коди может быть его отцом, и никто не причинит твоему ребенку зла. Ты должна жить и быть счастлива, ты заслуживаешь этого, и ты будешь. Верь в себя и не верь чужим словам.
- Не оставляй меня, - прошептала я, чувствуя, как он отпускает меня, видя, что моя истерика закончилась.
- Я должен ради твоего блага.
- Хотя бы скажи, кто ты мне?
- Тот, кого не должно быть в твоей жизни.
«Нет!» - хотела крикнуть я, но вместе с моей истерикой меня покинули и силы, я чувствовала себя такой уставшей и опустошенной, что просто обвила руками его шею, и, взяв меня на руки, он унес меня прочь от злосчастного обрыва, туда, где меня ждала моя семья. Я была благодарна ему за то, что он спас нас, потому что мой роковой шаг был вызван эмоциями и истерикой, я не должна была этого делать, и все обязательно будет хорошо с моим малышом, ведь он самое важное, что есть у меня. А люди вокруг могут болтать сколько угодно, не все их слова – правда, не все, что они говорят произойдет на самом деле, я не должна была поддаваться этому порыву. Я должна жить ради нас, и больше никогда я не проявлю этой непростительной слабости, чтобы не случилось, мы со всем справимся, ведь нет ничего ценнее жизни.
Вернувшись в наш домик, он вновь направился за насекомыми, как будто ничего и не было.
А я решила сконцентрироваться на лекарстве, лучше решать проблемы по мере их важности. И сохранение жизни людей намного важнее моих чувств. Я верила, что сама смогу найти лекарство, и что ответ где-то рядом, ведь не может же быть иначе, души всех, кого я знаю, не должны достаться Смерти.
Я уже почти отчаялась, как наконец у меня получилось создать то, о чем я читала в книгах!
Он начал пить мои зелья и вокруг него вновь возникла эта розовая дымка.
- Значит должен быть другой способ, мы что-нибудь придумаем, может дело не в растениях, а в чем-то другом? – с энтузиазмом воскликнула я.
Поседев еще немного, мы пошли к костру во дворе, где солнце уже собиралось садиться. Тихо пели свою прощальную песню птицы, бабочки игриво поблескивали своими крылышками, и мелодия скрипки заполняла собой все вокруг.
Я вспомнила о своей семье и о других жителях Островов, у меня есть свобода, которой нет у них. Они живут не так, как хотят, а как от них требует Калеб, заставляя их подчиняться правилам, иначе их ждет смерть.
- Страх удерживает? Ты думаешь ты лучше них? Когда являешься причиной этого страха, заставляя подчиниться твоей воле, иначе их ждет смерть?
Он ничего не ответил, а просто ушел к реке играть на скрипке. Почему он так жесток? Ведь есть же в нем светлое, но он упорно отказываеться это видеть в себе и других. Я точно знаю, что живи мы так, как считаем нужным, наша жизнь была бы намного лучше, и никто не делал бы ничего плохого.
Устав думать об этом я решила, что свежий воздух успокоит меня, и, разложив палатку, легла спать посреди ночного леса, где своим уханьем совы пели мне колыбельную.
Утром меня разбудила мелодия скрипки, сначала я обрадовалась, но затем вспомнила вчерашний разговор, и как же мне хотелось, чтобы Калеба сейчас здесь не было.
- Я дал им свободу, но, боюсь, тебе не понравится то, что ты увидишь. Большинство из тех, кто не был рожден на Островах уже мертвы, что же до других, то их воспитали по законам преступников, и иных они не знают, - произнес вампир, когда я вышла из палатки.
Это был столь удивительный момент, что даже очередной побег Калеба меня нисколько не расстраивал, может он сейчас и предпочитает проводить время с насекомыми, а не со мной. Но я знаю, что все обязательно изменится, если я смогла добиться свободы для людей, то я найду решение, как сделать так, чтобы мы были вместе.
- Никому не давай эти зелья, - сказал Калеб, возникнув рядом, что я даже ойкнула от неожиданности, а по земле прокатился голубой свет.
- Они дают новые силы вампирам, и попади это в руки той же Лилит, то приведет к плачевным последствиям, - продолжил он.
Я отложила свои травы и зелья в сторону, и мы направились к реке, где нас уже ждал жнец, нетерпеливо ходя из стороны в сторону в ожидании своих новых экземпляров для коллекции.
