TS3 Опоясанные радугой

[Британка]

Глава пятая. «От поля – до болота…».

- Как здесь красиво… - начала Бэрри. Поле и вправду завораживало – не столько красотой, сколько особой атмосферой – спокойно-умиротворенное, но пугающее своим спокойствием. Казалось, стоило остаться здесь на секунду – и станешь вечным узником этого странного места. Аромат незнакомых цветов кружил голову, заставляя остановиться, вдохнуть их запах, полюбоваться странными, почти гипнотическими узорами на их лепестках…
- Да, неплохо, - согласился Дельмар. – Но как-то тихо… слишком тихо, ты понимаешь, о чем я говорю?
- Да… - тихо произнесла девочка, наклоняясь к цветку. – Я понимаю. Яд тоже может быть сладким, а это поле – как яд.


- Черт возьми, ты что, трусишь? Я не уйду отсюда только потому, что испугался цветочков! – вскричал Дельмар, забегая вперед, но, не договорив, споткнулся о камень и упал. Хоровод цветов окружил его, словно шепча свои сказки, и мальчик невольно вслушивался в их слова… Слова? Или лишь иллюзии, игра воображения глупого ребенка, случайно зашедшего сюда?


- Конечно, всего лишь иллюзия, сон, сладкий сон.… Сейчас ты заснешь, Дельмар, а после проснешься, проснешься в своей комнате... Или не хочешь просыпаться? Хочешь отдыхать здесь вечность? Ведь вечность так коротка, а все, что было – лишь сон…


- Все, что было – лишь сон… Бэребэл Стрэндж, как наивно ты верила в свою красивую сказку! Сказка, греза.… Стоит ли идти дальше, когда здесь так тепло и приятно? Ведь все равно Дорога, этот сон, когда-нибудь закончится, и ты проснешься у себя дома…


- Дорога закончится… - послушно повторяла девочка, - я проснусь у себя дома… проснусь… проснусь… проснусь? Да, я проснусь… я должна проснуться… и… идти дальше?
- Идти? Зачем? Зачем идти куда-то, ведь здесь так хорошо… Ты же не хочешь уходить отсюда, Бэрри, побудь здесь еще немного…
- Но… я должна…
- Должна? – пропели цветы – или само поле? – Ах, должна, должна, должна… Что ж, если ты должна – иди, уходи своей Дорогой, забудь про любой покой… тепло… свет…
- Что за чушь, Бэрри, - пробормотал Дельмар. – Зачем уходить отсюда?
«Забудь про любой покой… тепло… свет…»
- Свет – не есть любовь… - тихо прошептала девочка. Знакомая фраза… откуда она ее знает? Кажется, бабушка любила ее повторять…
- Дельмар, нужно уйти отсюда… - сонно проговорила Бэрри. – Я… не знаю… зачем… но мы должны…
- Хорошо… уйдем… только попозже, позже…
- Ну… хорошо… - мальчик с неохотой встал. Голова гудела, ноги не слушались, в глазах расплывалось поле. - Куда идти?
- Туда… где Дорога… - Бэрри была не лучше Дельмара.
- Только где выход?.. – пробормотал он. – До дороги так далеко… куда мы идем?
- Не знаю, Дельмар… - печально покачала головой девочка. – Но мы все равно выберемся, разве нет?
- Хотелось бы верить… - произнес мальчик. – О, стой, не здесь ли знакомая тропинка? – начал он, но «знакомая тропинка» растаяла, не успел он и договорить.
- Нет, это морок, - вздохнула Бэребэл. – А не эта ли дорожка – верная?


- Да… хотя нет, это еще одна ложная тропка.
- А не эта ли? Нет…
Поле затягивало в сети сна, а тропинки змеились под ногами, легкими тенями теряясь вдали.
Но радуга не могла так просто отпустить своих путников.[

 

[Британка]

- До Дороги уже недалеко, - произнес Дельмар. Дети наконец-то нашли путь и теперь возвращались к Радуге.
- Как ты думаешь, что бы с нами случилось, если бы мы остались на том поле? – спросила Бэрри.
- Наверное, проснулись бы дома, и никогда бы больше не смогли вернуться на Дорогу, - ответил мальчик. – Подумать только – стоило тебе не вспомнить о Радуге…
- Стоило тебе не найти выход…
- И мы бы потеряли все! А все-таки, - продолжал Дельмар, - это было неплохое приключение!
- Ну, конечно же! – засмеялась Бэрри. – О, вот и Дорога!
Дети, смеясь, побежали вперед, к радуге, которая уже рассыпала перед ними свои лучи; и к музыке, из усыпляющей превратившейся снова в веселую.
***
- О, вот и они! – вскричал Соэрли, заметив этих двоих.
- Где вы были? – спросил Эрнст.
- Мы вас уже обыскались, - заметила я. – Где приключались?
- На поле… там цветы… они усыпляют… - сбивчиво рассказывали дети, - В общем, ничего так приключение было, - подвел итог Дельмар.
- Надеюсь, ничего опасного вам не встретилось? – испуганно спросил Обри.
- Э-э-э… сэр Обри, вам лучше не знать! – засмеялся мальчик.
«Ах, значит, тайны», - подумала я, идя за радугой. – «Ну ничего, я еще разузнаю у юных балбесов, что там было за поле. Может, и стоит туда сбежать. Тягу к приключениям еще никто не отменял…»
***
- Уже темно… - тревожно начал Вильтон.
- Ну и что? – поинтересовалась я. – Уж не думаете ли вы, что Дорога на ночь ложится спать?
- Ночью просыпаются призраки, злые духи и прочая нечисть, - саркастично заметил писатель. – Ночью на этой Дороге можно ожидать абсолютно всего. Я не опасаюсь темноты, но, - он бросил презрительный взгляд на Обри, - не все столь бесстрашны.
- Вы… вы, правда, думаете, что здесь могут быть п-призраки? – нервно оглянувшись, спросил Уоттон.
- Конечно же, эта часть Дороги просто кишит страшными призраками, духами, демонами, а еще здесь жуткое-жуткое открытое пространство! Да вот же, призрак прямо за твоей спиной! – не выдержала я.


- А-ах!
В полумраке окраин пути промелькнула человеческая фигура – высокий худой мужчина в белом плаще и белом же цилиндре.
- Что ты дрожишь?
Странным было его лицо – казалось, оно не выражало ровно ничего.
- Уоттон!


Незнакомец казался восковой куклой.
- Сэр Обри!
Безжизненной восковой куклой. Морок? Или?..


- А-ах! – это было до странности быстро. Словно кукла-марионетка, пианист пошатнулся, споткнулся о край Дороги и исчез – упал в полутьму за пределами пути.
Его спутники проводили Обри шокированными взглядами.
- Дьявол!!! – первой опомнилась я. – Я должна была его остановить!
Из-за моих насмешек он сейчас, быть может, уже мертв, или покинул Дорогу, вернувшись обратно «к своей комнате и к роялю»… Черт, почему я ржу даже сейчас?! Джино, детка, это уже чересчур! Уоттон если не мертв, то смертельно испуган – хм, а когда он не испуган? Смеюсь, а надо бы рыдать. Дождавшись, когда все успокоятся, я подошла к краю Дороги и, недолго думая, сошла с нее, «взяв курс» в самую гущу темноты. Из-за меня Обри теперь неизвестно где и я, черт возьми, обязана его найти – или я не Джино!

 

[Британка]

***
-Где же ты? – мой голос слабым отзвуком тепла разорвался во влажной тишине болота. – Где ты?.. Отзовись, прошу тебя…
Ответом мне была тишина. Пошатываясь от слабости, я сделала несколько шагов вперед и тут же увязла в трясине. Мои ботинки были полны воды, майка отсырела и висела на мне тяжелым мешком. Холод пронизывал насквозь, тысячи мелких ледяных иголок вонзались в тело, и я чувствовала себя уже наполовину трупом. В горле стоял комок, слезы подступали к глазам, а сердце терзало отвратительно жгучее чувство вины. Зачем, Джино, зачем ты так поступила?..


Я брела по трясине, чертыхаясь сквозь зубы, что стучали от холода. Горькая, как дым, фраза, застыла на моих губах. «Где ты?» - это был вопрос без ответа. Я смотрела в уныло-серое небо, что сыпало дождем; я вглядывалась, до боли в глазах, в сизые клочья тумана, но не могла рассмотреть ничего. Очертания настоящего потерялись во мглистом сумраке будущего. А будущее было, судя по всему, дико печальным, и я знать его не хотела.
«Джино, детка, ты сама виновата. Сначала упустила Обри, потом ушла с дороги сама… ушла ли? Или сбежала, позорно струсила… да чем ты сама лучше беспомощного Уоттона?»
Ничем.
Ничем.
Ничем. Трусливая, жалкая, отвратительно с л а б а я кукла. Ничтожество. «Ты не нашла Уоттона, и заплутала сама. Так и пропадешь здесь, сгинешь, истлеешь, станешь пустой оболочкой. Подвела всех, позволила так просто уйти и закончить свой путь в этих болотах Обри, теперь еще и заблудилась сама…»
«Ты сбилась с пути».
Я сбилась с пути.
«Тебе не найти дороги».
Мне не найти дороги. Да и кто я такая, чтобы идти по ней? Мой удел теперь – серый-серый лес. И все. Да и существует ли эта самая Дорога? Не придумала ли я ее?
Конечно, Джино, ты просто выдумала красивую сказку о дорожке из (ха, спасибо, что не из желтого кирпича) радуги. Вот и все. Но нельзя вечно убегать от реальности, тебе ли не знать! Нельзя…
- Ты не сможешь убежать, - прозвучал голос у меня впереди. Кто это? А есть ли мне разница – теперь? Просто брести по болоту, отдавшись воле судьбы. Лес окружал это мрачное пространство высокой глухой стеной. Не спрашивайте, как болото оказалось среди леса, я сама не знаю. Зато знаю, как оказалась здесь я. И знаю, что мне не выйти. Допрыгалась, авантюристка.… Доигралась в «рыцаря»…


Шаг. Еще шаг. И еще один. Трясина, зеленая и липкая, колыхалась в паре сантиметров от моих ботинок, но я умудрялась как-то балансировать на кочках и не оступаться. Цепляясь за ветки деревьев, те, что нависали над болотом, я шла вперед, то и дело, соскальзывая с кочек, но все же не падая. А если бы и упала – что с того?
Нет смысла идти дальше, верно?
-Джино, твой путь окончен, - снова этот голос. Болотные голоса, хм.… Вроде болотных огоньков, наверно. Сбивают с пути глупых людей. Вроде меня. Вроде Обри.
-Обри… - прошептала я в туман, уже не надеясь на ответ. Боль вывернула наизнанку душу, и из глаз против воли хлынули слезы. Не ревела я уже черт знает сколько лет, и никогда не была пессимисткой. Но это болото высосало из меня смех и любовь к жизни. Мой блеск глаз утонул в трясине, а мою душу заволокло туманом.


Я, размазывая по лицу слезы, составлявшие одно целое с дождем, плелась вперед, абсолютно наплевав на так досаждавшую мне прежде сырость. Хотя было до жути холодно, и дождь не прекращался, мерзко морося над моей головой. Ко всему прочему, от влажности заболели старые шрамы на лице. Но я не обращала внимания на боль – какая это была мелочь, по сравнению с разрухой и пепелищем в моем сердце…
Голос – а точнее, голоса, теперь их было больше – шли за мной, пытаясь столкнуть с пути. Однако я упрямо двигалась вперед, не желая сдаваться. То есть, умом я понимала – крошка Джино заплутала вконец, да и Обри, судя по всему, тоже; но вот душа, а точнее, какая-то уцелевшая ее частичка, пыталась сопротивляться.
-Ты его не найдешь, - новый голос (да сколько же их в этом треклятом болоте? Видно, без счета) стрелой вонзился в промозглую тишь. От неожиданности я споткнулась об узловатый корень дерева, выступавший из земли, словно рука мертвеца. Сидя на земле, я не прекращала рыдать, хотя и всеми силами пыталась перестать. Глупо, Джино, очень глупо надеяться! Ты теперь часть этих болот, часть туманов…


Или все же нет? О, как же быстро менялась в моем сердце надежда! То затухала совсем, то вновь разгоралась ярким огоньком свечи на ветру. Может, не все потеряно? Или все? Или нет… да, черт побери, какого дьявола я сомневаюсь!!! Вдруг, пока я здесь предаюсь скорби, Обри в беде? Ох, я ведь, наверно, еще могу все исправить… или нет? Тут столько путаных дорожек….

 

[Британка]

Должно быть, я еще век думала бы, если бы не ветер, неожиданно прилетевший откуда-то с севера. Дождь внезапно прекратился, а ветер… ветер был не один. Он принес с собой… нет, не голоса, к счастью. А всего один голос, весьма мне знакомый. А точнее, тихий плач, переходящий в надрывный вздох. Но я узнала его. Обри был жив, а остальное не имело значения!
Со всей возможной скоростью я понеслась, неуклюже перепрыгивая с кочки на кочку, в направлении ветра. Я знала, ветра – не обманут.
Бежать мне пришлось недолго – оказывается, все это время я ходила кругами, а Обри был неподалеку… Наконец, пробравшись к небольшому клочку суши, мне удалось увидеть его.
Острая жалость проколола мне сердце насквозь. Уоттон лежал на земле, съежившись, и едва слышно плача. Похоже, у него была истерика. Я понятия не имела, что делают в таких ситуациях, но все же решила подойти и попытаться его успокоить.


-Обри, - я тихонько коснулась его вздрагивающего плеча. – Обри, посмотри на меня.
Он кое-как поднялся с земли, и с испугом уставился на мою так некстати возникшую здесь фигуру. Его бледное лицо было залито слезами, а в ясных серо-синих глазах плескалось отчаяние и ужас.


Неловкая пауза затянулась слишком долго. Кто-то должен был ее прервать.
-Обри, все нормально, - неуклюже пробормотала я, делая шаг вперед. – Это я, Джино. Я искала тебя. Мы выберемся. Мы точно выберемся, обещаю. Верь мне…
Несколько секунд он просто стоял, весь дрожа, на одной из скользких кочек, и глядел невидящим взором куда-то вдаль.
-Ты п-призрак, д-да? – прошептал он, не подходя ближе. – Ты… м-мое видение?


-Нет, Обри, не бойся, я не призрак, я Джино, живая, - терпеливо проговорила я, взяв его за руку. – Ты что, забыл, как я выгляжу? Не бойся ничего, пока ты со мной, ничего не случится. Эти голоса пытались и мне затуманить башку, но я не поддавалась! Не поддамся и сейчас. Мы найдем выход, я точно знаю!


-Джино.… Это п-правда т-ты?..
-Ох, нет, черт возьми, это тень моя! – не выдержала я.
-Тень?..
Он задрожал еще сильнее, а я мысленно обругала себя идиоткой.
-Да нет, конечно, не тень, ну не дрожи ты так! Просто брякнула, не подумав.
-Ах, Джино, - всхлипнул он, откидывая со лба мокрую челку, - эти г-голоса… они гнались за мной, они н-не отпускали меня! Я заплутал в этих болотах, я… Джино, Джино, к-как хорошо, ч-что ты п-пришла!..
-Ну, я же не могла бросить тебя одного, мистер Невезучий, - захихикала я.
-Я д-думал, ты меня ненавидишь…
-Да с какой стати? Я сама была виновата, мне не с чего тебя ненавидеть.
-Но ты г-говорила, что ненавидишь меня, - пролепетал Обри, и в его глазах снова показались слезы.
В тот момент мне больше всего хотелось его треснуть. Эта плаксивость начинала меня раздражать, о ч е н ь раздражать! Хм, и куда только пропало хваленое Джинино милосердие?
-Эй, только не вздумай опять реветь! Все в порядке, слышишь? Мы живы и все такое. И я ничего подобного не говорила. А даже и если… - я помедлила, собираясь с мыслями, - то это было давно и неправда!
-Спасибо, что не оставила меня, - тихо сказал он, и я поняла, что донкихотство иногда все-таки приносит пользу.

 

[Британка]

Глава шестая. «От болота – в бесконечность».

Блуждали по болоту мы здорово долго, причем каждый винил в этом кого угодно, только не себя. Уоттон то и дело спотыкался, оскальзываясь на кочках; а поскольку он все еще держался за мою руку, то падать поневоле приходилось и мне. Один раз мы чуть не свалились к черту в это болото; ох, и разозлилась же я тогда!.. Наверное, за всю мою бесценную жизнь столько не ругалась…
Болото все затянули сизые туманы, и заблудиться тут было проще простого. Но я твердо знала, что дорогу мы отыщем, не зря же я столько времени здесь торчала! Дорога не могла нас оставить. Я просто знала это – как то, что меня зовут Джино, мне семнадцать, вместо волос у меня дикий белобрысый ежик; зимой холодно, а летом жарко…
Уоттон же явно пытался поверить в «счастливый эпилог», но получалось у него плоховато. Он начинал паниковать, стоило грому прогрохотать вдалеке; вскрикивал, услышав за спиной малейший шорох; дрожал, когда я хоть на секунду выпускала его руку; и ужасно боялся сорваться вниз. Я старалась успокоить его, но я, черт подери, не Лэверн, и эффекта было ноль – пока Уоттон не увидел дорогу сам.
-Ну, наконец-то! – обрадовалась я, заметив просвет между деревьями. – Мы нашли выход, ура!


Я рванула вперед, наплевав на усилившийся дождь, что застилал глаза. Дорога звала меня, звала за собою, и я не замечала ничего, кроме извилистой светлой ленты бесконечного пути.
-Джино!..
Я оглянулась – Обри кое-как пытался догнать меня, хватаясь за ветки деревьев, чтобы не упасть. Оказывается я, убегая, выпустила его руку и теперь несчастный Уоттон остался почти что один на болотах.
-Не б-бросай меня…
Его жалобный голос вновь заставил меня почувствовать стыд. Джино, детка, это было малость эгоистично с твоей стороны…
-Хэй, сэр Обри, да никто не собирался тебя бросать! – крикнула я, все еще стоя у выхода из леса. – Иди же ты быстрее, Дорога не ждет!
-Я… я боюсь идти один по болоту… - едва слышно пролепетал Уоттон, опустив глаза. – Не оставляй меня одного… п-пожалуйста…
Тихо чертыхаясь сквозь зубы, я вернулась к тому месту, где оставила Обри. Вместе со мной он кое-как смог дойти до Дороги; а это приключение, наконец, получило счастливую развязку.
***
-Вы живы, - констатировала Лэверн, когда я завершила свою эпическую сагу о болотных похождениях.
-Похоже на то, - хмыкнула я. – П о к а что живы.


Обри вздрогнул, услышав мои последние слова. Не иначе, подумал, что я пророчу ему скорую и страшную смерть. И, видимо, «вампирша» заметила его реакцию…
-Джино, - произнесла она очень-очень серьёзным голосом, - прекратите его пугать. Говорю вам об этом уже не в первый, кстати, раз.
-Да никто его не пугал! – возмутилась я. – Черт, Лэверн, ну я не вы и не хочу изображать тут мать Терезу!
Кажется, это ее здорово задело. Мне показалось, еще минута – и наша мисс Сдержанность крепко заедет мне в глаз. Но тут, как всегда, некстати, вмешался Соэрли:
-Не ссорьтесь, прекрасные леди, - мечтательно протянул он, - Лэверн, разве вы не согласны, что Джино, - он восторженно взмахнул руками, - поступила, как… как настоящий герой, да? Как рыцарь!!!
Последнее слово он практически выкрикнул, еще сильнее размахивая руками, словно ветряная мельница.
-О, ну разумеется, мистер Бэйрд. Однако это не дает мисс Брасморис права пугать людей.
Выпалив сию убийственную фразу, Гринслоу с гордым видом перебросила косы за спину и пошла впереди всех по Дороге. Обри, как обычно, шел рядом с ней, остальные следом; ну а я плелась в арьергарде, размышляя о странном высказывании Соэрли (хм, Джино-рыцарь, ну кто б мог подумать…), и не менее странном поведении Лэверн. С чего бы это ей защищать Уоттона ото всего и всех?.. Из умных мыслей меня нагло выдернул голосок Бэрри:
-Джино, ты действительно рыцарь! Соэрли прав!
-Ты благородная и отважная, хотя я раньше о тебе так не думал, - с подкупающей искренностью заявил Дельмар. – Хотя, лично я б этого Уоттона спасать бы не стал!
-Это почему так? – заинтересовалась я.
-Не люблю трусов! – задрал нос мальчишка. – Пусть бы сам спасался, ха!
-О-о-о, да вы жестоки, мистер Оушен! – ухмыльнулась я.
-Вот именно! – возмутилась Бэрри.- Сэр Обри слаб и нуждается в защите… Дельмар, неужели тебе его не жаль?
-Неа, нисколько! – беззаботно мотнул кудряшками он.
-Все ты врешь, что я, не вижу? Не делай из себя вторую Джино!


«Нормально так… И ничего, что я как бы рядом и все слышу», - подумалось мне, прежде чем случилось кое-что такое, отчего всякая способность трезво мыслить оставила меня на долгие минуты…
***
- Море.
Я ошалело хлопала глазами, словно разбуженная сова, и чувствовала, как шаткое состояние моего рассудка становится еще более шатким.
Огромная водяная масса темно-синего, под цвет ночи, оттенка, колыхалась и рябила в пяти шагах от нас. При всем этом, поле оставалось полем. Просто теперь позади нас была сухая земля, а впереди – море, таинственное мерцавшее в свете звезд. Ничего подобного я раньше не видела, и восторг мой был столь велик, что все слова застряли в горле, и я так и стояла счастливым истуканом.

 

[Британка]

- Да, море, - соизволил заметить Эрнст. – Это ненормально. Весьма ненормально. Это аномалия! – изрек он с умным видом, сверкнув очками. – И вообще, не переходить же нам море вброд? Все нормальные люди, как мне кажется, повернули бы назад еще до обрыва, но нет же, вас зачем-то понесло все дальше и дальше. Теперь вы сами видите, чем все кончилось. Безумие далеко не всегда прекрасно, это я говорю как психолог. Вот сейчас, например, из-за вашего хваленого безумия, мы все тут утонем.
Мне захотелось его убить.
- Чепуха! – отрезала Лэверн, предупреждающе взглянув на меня. – Путь есть всегда. Кто считает иначе – просто слаб. И глуп, к тому же. А вы, герр Ральф, неужто не заметили лодку?


Лэверн была права – путь действительно тут имелся. Имелась и лодка, которой я вначале не заметила: здоровенная деревянная лодка, как раз на восемь человек. И почему я все замечаю в последнюю очередь?
- Внезапная лодка, - вдохновенно прокомментировал Вильтон, язвительно ухмыляясь. – Боже мой, какой штамп, какой невероятный штамп! Писатели зовут это «роялем в кустах».
- Скажите это Уоттону! – заржала я, услышав про незабвенный клавишный инструмент – боюсь, он будет преследовать нас Дорогу…
- Море… ах, какое романтичное приключение! Какое безумное! – завопил Соэрли, срываясь на восторженный визг. – И радуга здесь, и музыка… вы слышите это пение? Оно идет из моря, из моря!..
Я прислушалась – действительно, тихие нежные голоса пели грустный мотив на непонятном языке; пели так далеко (или глубоко?), что разобрать слова было почти невозможно. Однако пение меня здорово заворожило – я очнулась только от громкого голоса «вампирши»: - Джино, я к вам обращаюсь!
- А? Чего?
- Спрашиваю снова: вы, да, вы – умеете плавать?
- А вы? – брякнула я вместо ответа.
- Да, - с достоинством отвечала Гринслоу, - но вы на мой вопрос так и не ответили!
Плавала я не слишком-то хорошо, но воду любила; а Лэверн требовала ответа, и пришлось пойти по знакомому пути – соврать!


- Умею, конечно!
- А… а я нет, - прошептал Обри, опуская испуганные глаза. – Лэверн, я н-не умею плавать… я утону… д-да?
- Нет, нет, - успокаивающе произнесла Лэверн, прикоснувшись к плечу пианиста. – Не бойтесь, сэр Обри. Дорога не допустит вашей смерти.
***
- Лэверн, мне с-страшно… мне так страшно! Вдруг я умру… утону… а-ах…
- Не надо так дрожать, сэр Обри. Это просто гроза и большие волны – ничего тут страшного нет, поверьте.


- Я б-боюсь…
- Не надо, не надо бояться, прошу вас! Я с вами, все будет хорошо. Я вас никогда не брошу… держитесь за мою руку, если боитесь.
- Вы… вы такая добрая… и храбрая… с-спасибо вам…
- Все в порядке, сэр Обри. Нет на свете ничего страшного, кроме серости – уверяю вас.

 

[Британка]

***
Уже час мы плыли по полночному морю, так неожиданно возникшему посреди поля. И все тот же чертов час лил дождь, теперь ставший мне ненавистным; гремел гром и море сильно штормило. Волны грозили перевернуть нашу лодку, и весла (мне и Лэверн) пришлось бросить, ибо грести не было никакой возможности. Море швыряло лодку только так, а гроза лишь еще больше добивала нас. Но, черт возьми, мне нравился этот риск, эта игра!


Да и не только мне – Соэрли не прекращал твердить о «романтичности» приключения; а Бэрри с Дельмаром восторженно верещали при каждом ударе грома.
Увы, остальные не были так радужно настроены. Далинда, сидя на носу «корабля», что-то тихо напевала и равнодушно смотрела в небо. Эрнст пытался перекричать ветер, доказывая неразумной публике, что «плыть дальше совершенно безрассудно и бесполезно». Вильтон, похожий на большого черного грача, угрюмо восседал на корме, мрачный, как туча. А наша Мисс Справедливость тире Лэверн, успокаивала Обри, напуганного до смерти грозой и штормом.


Дрожа, несчастный Уоттон вцепился одной рукой в борт нашего «экипажа», а за другую руку его держала Гринслоу, бледная и спокойная, чистый вампир.
- А-ах! – вскрикнул Обри, когда очередная молния сверкнула в пасмурном и далеком небе. Широко распахнутые, будто створки окна, глаза пианиста, наполнились слезами. Его паника громовым раскатом пронеслась в небесах.
- Тише, тише; ну что же вы так… - бормотала Лэверн, осторожно отводя с лица Обри светлую прядь. – Я сумею вас защитить, правда. И не только я. Вы просто старайтесь не бояться, хорошо?


- Не м-могу, - всхлипнул Обри, вытирая слезы. – Тут глубоко… и т-так ужасно страшно…
- Дьявол, Уоттон, да перестань уже ныть!!! – рявкнула я, ударив веслом по воде. В жизни не терпела ни чужих слез, ни своих.
- Прости… - прошелестел он, опуская голову.
- Ну, все! – прогремела Лэверн, сверля меня убийственным взглядом. – Джино, пусть другие хоть молятся на вашу недостойную персону, но я обещаю вам, что вы окажетесь за бортом, если еще хоть раз напугаете сэра Обри.
- Да я его тоже спасла! – заорала я, вскакивая на ноги. Лодка накренилась, как чаша весов, но я не обратила внимания. – Эй, что плохого в том, что я запрещаю Уоттону трусить?!
- Вы только запугиваете его еще больше, - голос «вампирши», который она даже не повышала, легко перекрывал и гром, и шум моря, и мои вопли.
- Пожалуйста… Джино… не кричи так… - Обри весь трясся, а в лице его не было ни кровинки. Казалось, минута – и он торжественно лишится чувств. Лэверн все никак не удавалось его успокоить…
- А-а-а! – завизжал Уоттон, когда очередная волна ударила по лодке. – Помогите!..Это был всего лишь приступ паники, который не привел бы ни к чему плохому, если бы пианист, охваченный ужасом, не выпустил руку Лэверн. Все произошло в одно мгновение – лодка взлетела на гребень волны и дала такой сильный крен, что сорваться в воду было очень легко.

 

[Британка]

Хрупкий Обри, сущий неженка, не смог удержаться… секунда – и он оказался в воде.
Как он, не умеющий плавать, смог удержаться, да еще и схватиться за края лодки, осталось для меня тайной почище Сфинкса.
- С-спасите м-меня… - лепетал несчастный, готовый в любой миг потерять сознание. Почти вся наша дружеская шайка скульптурной группой застыла в недоумении, в том числе и я – слишком уж моментально все произошло.
- Быстрее, сэр Обри. Я помогу вам забраться в лодку.
Лэверн, бледнее бледного, но все такая же невозмутимая, протягивала руку «утопающему». Когда же тот ухватился за нее, Гринслоу втащила Уоттона в лодку; к моему удивлению, вполне живого, хоть и находящегося на грани обморока.
-Обалдеть, вы не утонули, - с прелестной непосредственностью наивного создания ляпнул Дельмар.
Перепуганный Обри не мог вымолвить ни слова – лишь истерически всхлипывал да цеплялся за борта лодки.
- Сэр Обри, скажите что-нибудь… пожалуйста. – В голосе Лэверн зазвучали нотки… тревоги? Вот уж странность! С чего б это ей беспокоиться об Уоттоне? Нашла о ком…
- Спасибо в-вам, - проговорил Обри, слабо улыбнувшись. – Спасибо.
Забавно, но он словно бы успокоился, сказав это – прекратил трястись и истерить.
- Это шок, - внес ясность психолог. – Сильнейшее шоковое состояние. Мистеру Уоттону понадобится много времени, чтобы прийти в себя… однако в такой ненормальной обстановке это, увы, маловероятно.
- С ним все будет в порядке? – спросила Лэверн, нервно теребя мокрый завиток своих волос.
- Пожалуй… если мы, все-таки, окажемся в безопасности.
- Чего, конечно, в нашей ситуации ждать не приходится, - саркастично заметил Вильтон.
- Может, и приходится… - медленно проговорила Далинда, указывая куда-то вперед. – Мы приближаемся к пещере – там, дальше. В море.


***
Пещера среди открытого моря – не менее странное явление, чем то, что мадам Шляпа вообще соизволила заговорить. Но, как ни странно, она оказалась права, и нашу лодку действительно прибило к пещере – небольшой, высеченной в скале и похожей больше на грот. Ко входу в нее вели ступеньки, наполовину утопленные в воде. Забраться по ним в пещеру было сложнее, чем заставить Лэверн выйти из себя; и один раз я, стоя на самом краю, чуть не повторила «подвиг» Уоттона.
В самом гроте было темно и сыро, однако мрак рассеивали свечки, заботливо растыканные неизвестной рукой по стенам. Здесь явно были люди до нас – и меня это не радовало. Какой же тогда риск на проторенной тропке?.. Я слишком безумна, и в пику нормальным, все равно буду искать приключений, и плевать с высокой башни, чем все может завершиться!
Пещера на поверку оказалась куда больше, чем я ожидала. Длинные, мрачные залы и галереи тянулись далеко вперед, уходя в бесконечность от узкого входа.
- Ой, давайте исследуем эту пещеру! – обрадовалась Бэрри, на которую, видно, вообще шторм не повлиял.


- Я согласен! – моментально отозвался Дельмар. – А…
- …Тот, кто трусит, пусть остается здесь! – захихикала я. – Знаем, Дельмар.
- Мы и так уйдем вглубь. Нам нужно хотя бы переждать здесь шторм. Только не разделяться, держаться вместе, и не упускать из вида Дорогу. – Лэверн, как всегда уверенная, и сейчас почему-то загадочно улыбающаяся, сняла со стены свечу. И мне показалось, что я вдруг поневоле стала частью этой пещеры.

***
- Осторожнее, сэр Обри; не упадите. Здесь высоко, но вы не смотрите вниз.
Первый раз я была в настоящей пещере, и нравилось мне тут чрезвычайно. Мы брели, словно призрачное шествие, по узким веревочным мостикам, что гулко скрипели под нашими шагами.
Пещера произвела на всех такое впечатление, что даже болтун Соэрли умолк и круглыми от любопытства глазами разглядывал причудливые очертания грота, освещаемые свечой Лэверн. Тишина давила на уши (и вспоминалось то жуткое болото, брр), а случайные реплики звучали не хуже разорвавшейся бомбы.
- Ах, ну з-зачем вы это с-сказали! – жалобно пробормотал Обри, схватившись за перила моста. Он уже немного отошел от шока, вызванного падением в море; а пещера, темное закрытое пространство, не пугала его, - но, конечно же, пугала высота; а мостики весьма высоко протянулись над пропастью.
- Ха-ха, но вы стоите на краю! – радостно объявил Дельмар, видимо, заскучавший и решивший развлечься шуточками над Уоттоном.
Пианист испуганно отпрянул в сторону, а я тут же включилась в «игру»:
- Хэй, Уоттон, еще шаг – и ты за бортом… тьфу, черт, за мостом!
- И никто-никто вас не спасет… - замогильным голосом провыл вредный мальчишка, игнорируя грозный окрик Гринслоу.
- Прекратите… Н-не надо… - шептал Обри, закрыв глаза, и еще сильнее вцепившись в тонкие веревки перил.

 

[Британка]

- Я сейчас кому-то… - начала Лэверн, угрожающе быстрым шагом подходя к нам с Дельмаром. – Еще одно слово…
- Слово! – моментально среагировал Дельмар, захихикав. – Не поймаешь, не поймаешь!
Какой черт дернул юного идиота сыграть с разъяренной Гринслоу в салочки посреди пещеры, я так и не поняла. Но все произошло так быстро, что особого времени размышлять у нас не было.
Мистер Оушен, радостно вереща, понесся, размахивая руками, по не менее радостно скрипящим веревочным мостикам. То ли от громкого звука, то ли от произведенного шума, но в одну секунду сонмища летучих мышей заполнили всю пещеру. Они летели прямо на нас, пища и неистово хлопая крыльями, словно разбуженные призраки; они словно пытались сбить нас с ног, путаясь в волосах и царапая острыми коготками лица и руки. Как бы мы не отбивались, все было бесполезно, летучих тварей становилось больше с каждой минутой.
- Надо уходить из этого коридора, они не успокоятся! – закричал Вильтон, дико крича и закрываясь руками. – Они убьют нас… это, наверное, духи пещер, теперь нам всем конец!!!
Сдержанность его дала трещину, но в тот момент все были шокированы настолько, что внезапного приступа истерики у Мастера Хорроров никто не заметил.
- Там выход! – выпалила Далинда, низко надвинув на лицо шляпу (в тот момент я, устав, отгонять мышей, позавидовала, что не имею такой эпичной панамки). – Вон там, дальше… или не выход, но мы отсюда сейчас уйдем! В другой зал! - Она указала куда-то вперед и направилась туда, Вильтон, не переставая вскрикивать, быстро пошел за ней. А вот Гринслоу пришлось чуть ли не силой тащить несчастного Уоттона, который все никак не отцеплялся от перил.
- А-а-а, помогите, помогите, спасите меня!!! – он неистово визжал, истерически плача, и Лэверн стоило больших трудов отвести его в сторону. Обри жался к ней, закрыв глаза и рыдая все сильнее, а она героически терпела его вопли и даже, кажется, пыталась успокаивать. Самым обидным потом стало то, что меня она тоже потащила в безопасное место! Как будто я боюсь этих мышей, пфф! Я не Уоттон… а вот этого ей высказывать не стоило, потому что в следующую же минуту на меня обрушился такой взрыв негодования, что Дельмар позже охарактеризовал этот эпизод как «извержение вулкана». Кстати, сам виновник происшествия, поотмахивавшись, с довольной улыбкой побежал в проход, а за ним устремилась Бэрри, такая же довольная. (Кажется, эти дети будут рады нашествию ядовитых гадюк, обвалу и метеориту. Надо запомнить.)
- А как по мне, летучие мыши – это так мило! И романтично! – восторженно заявил Соэрли, почему-то стараясь держаться ровно посередине коридора и то и дело, поглядывая на выход.
Я смерила его критическим взглядом – не издевается ли? Но нет, он был явно счастлив, и все его забавное веснушчатое лицо аж светилось улыбкой. Улыбка у Соэрли была на редкость клоунская – от уха до уха, но при этом чертовски милая и искренняя. Я тоже улыбнулась – пусть не думает, что я злая и страшная.
- Какая глупость была лезть в эту пещеру… - недовольно ворчал Эрнст, шедший где-то в хвосте. – Среди летучих мышей бывают весьма опасные особи…
- Да закройтесь вы уже! – дружелюбно хлопнув психолога по плечу, заявил Дельмар. Герр Ральф так и остался стоять с разинутым ртом, а два мелких пакостника быстро убежали куда-то вперед.
Да, отбившись от летучих мышей, мы продолжили путь, причем как-то так получилось, что я оказалась позади нашей Мисс Справедливости и пианиста. И почему-то милейший сэр Параноик решил выразить свою благодарность Лэверн именно когда я была сзади.
- Ах, леди, спасибо вам, что спасли меня, я чуть не умер от страха… - начал он, в полушаге от того, чтобы опять разрыдаться прямо здесь и устроить нам всерадужный потоп.
- Да все в порядке, все хорошо, не вспоминайте, - ответила Лэверн, взяв дрожащего Обри за руку. Интересно, эта мадам вообще когда-нибудь испытывает эмоции?
- Вы такая отважная… - продолжал пианист восхвалять несравненную вампиршу (эй, я тоже отважная и его спасала!), - вы просто… просто удивительная… я никогда не видел таких людей, как вы…
- И я, - ответила та («вампирша» способна на сарказм? Я этого не знала!). – Я не шучу, сэр Обри. Вы действительно особенный.
- Я… - казалось, Уоттон сейчас с громким визгом провалится от смущения, - что вы, вовсе нет… я совсем не храбр… и ни на что не способен… - он печально-печально опустил голову, и почему мне от этого ржать хочется?
- Нет, совсем нет, сэр Обри, - продолжала Лэверн, - не надо так говорить. Зато вы не из обывателей, и не боитесь сумасшествия, и добрый... я ещё не встречала таких поразительно добрых людей, признаться честно. Вы… словно редкий цветок, - а вот это странно уже. С чего б это наша Железная Леди с Уоттоном разоткровенничалась?
- Спасибо… спасибо вам, милая Лэверн… - тихо-тихо (и как только я услышала?) прошептал пианист. - Как же… как же я рад, что встретил вас…
- Эй, вы долго там сантименты разводить собираетесь? – завопил вдруг рыжик (нет, он точно чудо!), пианист испуганно ахнул. – Там, между прочим, навстречу нам кто-то идёт!

Глава седьмая. «Внезапные встречи».

- Кажется, вы заблудились? – прозвучал чей-то подозрительно дружелюбный голос. – Не беспокойтесь, отсюда очень легко найти выход!
- Кто беспокоится-то?! – заорала я, рванувшись вперед… и чуть не врезалась в незнакомца. А когда подняла взгляд, поняла, что уж лучше бы врезалась, и не я, а какая-нибудь особо крупная летучая мышь из того коридора.
Нет, ничего такого в нем не было. Более того, половина всего женского населения земного шара отдали б душу за один только наглый взгляд этого мистера. А вот мне неудержимо хотелось утопиться, когда я смотрела на него.


- Я что-то не так сказал? – поднял бровь «пещерный человек». – О, прошу меня извинить…
- Вы кто? – перебила я его.
- Мое имя вам знать не так уж нужно… впрочем, милая юная леди, вам я разрешаю называть меня… Реставратором. Такое вот прозвище, - он сложил в сладкой улыбке алые губы и пристально поглядел на меня одурительно синими очами. (Меня скоро стошнит от синего цвета. У одной волосы, у другого глаза…)
- Еще раз назовете меня «леди», и вам не жить.
- Ну, зачем такой прелестной девушке грубить? – он снова обворожительно оскалился. – Уж лучше давайте я покажу вам выход из этого ужасного темного места, где нет места ни свету, ни солнцу, ни небу…
- Здесь тоже неплохо! Кстати, имечко у вас то еще.


- Это прозвище… - удивительно, но он не взбесился, хотя я его уже третий раз перебила. Выдержка, похоже, будет еще покруче «вампирской». – Идите же за мной! – он развернулся и зашагал куда-то в неизвестные дебри пещеры, а мне только и оставалось, что быстро объяснить остальным, куда мы идем, и следовать за удаляющейся спиной этого Реставратора. А поскольку наш новый знакомый выглядел тем еще качком (ненавижу таких!), то спина эта загораживала мне весь обзор, и приходилось слепо полагаться на его волю. И где-то в глубине души у меня, словно заноза, саднило недоброе предчувствие.

***
- Вот мы и выбрались! – радостно возвестил Реставратор, выйдя из пещеры на какой-то пустынный песчаный берег. Было все еще сыро, и капал дождь, но такого потопа, от которого мы и запрятались в чертов грот, не было.
- Спасибо, что… что увели нас из этой ж-жуткой п-пещеры… - прошептал Обри, явно умирая от смущения (заговорил с незнакомцем! Ах! Катастрофа!).
- О, какая чепуха, мистер Уоттон, - небрежно произнес «первопроходец», остановившись у моря.


- Эй, откуда вы его фамилию знаете? – вмешалась Лэверн, недружелюбным взглядом сверля Реставратора.
- Я знаю про вас многое, - процедил он в ответ. – Очень многое, мисс Лэверн Гринслоу. Я путешествую, я иду по Дороге, так же, как и вы. Просто это другая Дорога. Ведь их множество, и они иногда пересекаются. Вы редко замечаете кого-то, кроме самих себя – а между тем я некоторое время, уж простите, шел за вами, и слышал ваши разговоры и как вы зовете друг друга по именам…
Он улыбался, сверкая белыми зубами, ерошил пышные блондинистые волосы, чуть ли не кланялся… но что-то в его гладкой, «масляной» речи бесило меня до трясучки. И откуда во мне такая подозрительность? Не иначе, заразилась от Эрнста.

 

[Британка]

- И теперь, как я поняла, снова идете с нами. – Лэверн, похоже, тоже не слишком понравился незнакомец. – Ну что ж… идите. Раз уж на то воля Дороги… надеюсь, вы оправдаете свое доверие.
- О, конечно, моя прекрасная леди, конечно, - разулыбался тот. – Нет проблем. Вы только идите за мной…
- Я не ваша прекрасная леди. И не вы нас поведете вперед, а Дорога. И прошу вас оставить этот фамильярный тон, - спокойно проговорила Лэверн, ничем не выказывая свое раздражение.


Надо было видеть лицо Реставратора! Создавалось ощущение, что простое возражение возродило в нем те же эмоции, какие испытывает человек, слопавший лимон без сахара! В жизни мне не доводилось видеть более кислой рожи.
- О… э… конечно, конечно, - выдавил он, оправившись от шока. И абсолютно безропотно пошел за Лэверн, которая всегда была впереди.
***
- Уже ночь… - завел привычную песню Вильтон, нервно оглядываясь.
- Ночь, верно, - подхватил Реставратор. – А вы не любите ночь, как я вижу?
- За что ее любить? – буркнул писатель, низко опустив голову. – Не за что. Ночь – опасное время.
- Совершенно с вами согласен, - закивал тот. – Не вижу в ней ничего хорошего. День намного лучше – только глупец или безумец может любить ночь.


- А вы не любите безумие, как я вижу? – передразнил подхалима Дельмар.
- Я не люблю, когда дети много говорят, в то время как их не спрашивают.
От такого нахальства Дельмар лишился дара речи. Его еще никто не попрекал юным возрастом, и, признаться, выглядело это довольно мерзко. Еще хуже, чем если бы этот напыщенный болван прошелся по поводу моих веснушек или цвета волос.
- Идите к черту, - обиженно пробормотал мальчишка, вмиг растеряв всю свою веселость.
- Не смейте грубить никому из моих друзей, вы…вы! – прошипела Бэрри, глядя прямо в бесстыжие глаза обидчика. Я никогда не видела, чтоб Бэрри злилась – а тут, видать, дело было и впрямь серьезное.


- Дети должны молчать, милая девочка, - осклабился Реставратор. – Или ты меня не расслышала?
- А может, это вам уши прочистить? – не вытерпела я. – Прекратите их доставать!
- О, верно, я был немного резок, прошу меня извинить, - затрещал он тут же. – Простите меня, дети, и вы, мисс Брасморис, тоже. У всех бывают ошибки, не так ли? Но каждый из нас может вовремя очистить свою душу от всякого сора и хлама, от всех недостатков, от всего лишнего, плохого, ненужного… образно выражаясь, выкрасить…
- В черный! – снова встряла я. – Такая песня есть, не знали? I see a red door, and I want it painted black… - голосом я никогда не отличалась, да и слухом тоже, но позлить Реставратора ох, как хотелось, и я запела свой любимый хит «Rolling Stones». Ах, каким же удовольствием было наблюдать за искривлением этой ухмыляющейся мины!..


- Я знаю эту песню, - неожиданно улыбнулась Лэверн. – Да, старый добрый рок-н-ролл.

- Самое негармоничное направление в музыке, - поморщился Реставратор.
- Я… так не думаю, простите… - едва слышно прошелестел Обри, на всякий случай сразу прячась за спину Лэверн. – То есть… музыка гармонична всегда… по-своему… мне так кажется, извините… что вмешиваюсь….
- Вот как? – губы «пещерного человека» изогнулись в презрительной усмешке. – А что же вы, мистер Уоттон, находите хорошего, светлого, гармоничного в том, что просто по определению таким быть не может? Это столь же глупо, как… как, например, назвать вас храбрецом.
В глазах Обри показались слезы:
- Вы… вы правы, сэр, конечно, вы правы… - прошептал он, отвернувшись.
- Нет, вы не правы! – громко возвестила Лэверн, побледнев от гнева (хотя мне всегда казалось, что дальше уже некуда бледнеть). – Вы обидели его! Извинитесь, иначе…
- Иначе – что, мисс Гринслоу? – от сладкой улыбочки Реставратора не осталось и следа. Черт, да он и Лэверн могли б испепелить «враг врага» взглядами, если бы умели!
- Иначе Дорога разгневается на вас, - невозмутимо докончила «вампирша», и обняв Обри за плечи, двинулась вперед.
***
Ночь медленно сменилась утром – синяя краска словно стекла с неба, открыв пронзительно-светлый рассвет, ясный, как весна. Потрясающий вид сводил меня с ума, и ужасно хотелось совершить что-то офигительно героическое: спихнуть Обри с ближайшего обрыва, а потом, рискуя жизнью и шеей, броситься спасать; взлететь под небеса и дико заорать, как я люблю этот мир; размахнуться и дать по носу Реставратору…
Мне так хотелось осуществить эту свою мечту, что я и думать забыла о том, что он все-таки идет с нами, и что Дорога его приняла, и Лэверн сама мне сломает все, что угодно, если я буду буянить – хотя, кажется, на этого самодура она зла не меньше; что я и не заметила, как отстала и теперь тащилась позади всех.
- Эй, рыцарь Джи, о чем мечтаешь? – окликнул меня Соэрли.
- Да так… о всяком, прочем и других радостях жизни, - отозвалась я, задумчиво поглядывая в небо и размышляя о том, что Дороге, похоже, все равно, кого она принимает.
И от этой мысли мне на миг захотелось вернуться.

 

[Касабланка]

Сериал не пополнялся более 6 месяцев.
Закрыт. Перенесен в Архив.​