



— Мама, мама, а почему этот дядя такой странный?
Я вздрогнул и натянул капюшон практически на нос.
— Не показывай пальцем, это неприлично, — мамаша дёрнула сына за руку, недоверчиво покосившись в мою сторону.
"Терпи, скоро это закончится. Скоро ты будешь там, где живут такие, как ты, и даже чуднее, и где дети не будут тыкать в твои шрамы на лице и светящиеся глаза," — я медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. Безумно хотелось завыть, но пугать такое скопление народа — себе дороже. Вокзал заполнен, поезд вот-вот должен подойти — и здравствуй, новая жизнь. Прочь от семьи, что повесила на меня клеймо позора, прочь от людей, для которых я теперь навсегда останусь "чудовищем".
Я был единственным ребёнком в семье О'Коннелов — в переводе с ирландского это переводится как "обладающий силой волка". Иронично, не правда ли? Мои родители были состоятельными людьми, и мечтали о большой семье, которая бы вполне уместилась в нашем большом доме, но... Родился я. И за этот рыжий свёрток, названный Брайаном, матери пришлось заплатить слишком высокую цену: больше детей она иметь не могла. Отец злился из-за этого, и практически постоянно давал всем понять, что считает виноватым во всём именно меня, а когда я подрос, и вовсе начал утверждать, будто бы мать меня "нагуляла". Ведь в нашей семье не было настолько ярких рыжих волос, а о зелёных глазах и подавно не слыхали. Странно, что он не выгнал маму из дома вместе со мной, ведь она защищала меня, как могла — наверное, он всё же любил её, хоть и не показывал этого при всех. Но тогда мне ещё было хорошо.
До тех пор, пока мне не исполнилось 15.
Я слишком хорошо помню этот день. После шумного празднования моего пятнадцатилетия все разошлись по комнатам, но я долго не мог заснуть: почему-то мне было неспокойно, я ворочался на кровати, вздрагивая от каждого шороха. И вот, когда я наконец начал засыпать, окно моей комнаты с грохотом распахнулось. Я испуганно подскочил на месте и встретился лицом к лицу с НИМ. Лицо, покрытое грязной чёрной шерстью, острые звериные клыки и взгляд — дикий и голодный. Я в ужасе закричал, но прежде, чем кто-то успел прийти ко мне на помощь, случилось необратимое. Злобный рык, боль, кровь на лице, на руках и простыне, затем распахнутая дверь и выстрел отцовского ружья.
Мне так и не довелось, как звали нападавшего, но одно было ясно точно: он был оборотнем, получеловеком-полуволком, жестоким и кровожадным существом. Осталось неразгаданным, что двигало им в ту ночь, но теперь я был обречён. Шрамы по всему телу, по словам врачей, будут очень долго затягиваться, но самое ужасное заключалось не в этом. Уже в первое полнолуние я метался по комнате, воя от боли и страха — моё тело стремительно покрывалось рыжей шерстью, клыки вонзались в губы, а меня самого словно бы выворачивало наизнанку, и единственным моим желанием было сорвать с себя кожу, чтобы не чувствовать этого кошмара.
С тех пор моя жизнь превратилась в настоящий ад. Члены семьи меня ненавидели и презирали, бывшие друзья избегали, дети на улицах показывали пальцами, а соседи шептались за спиной, называя чудовищем. И только моя мама, мой самый родной человек в этом мире, приняла меня таким, каким я стал. Она сама обучала меня, проводила со мной свободное время, обучая моделированию из бумаги и резьбе по дереву, а в часы превращений, когда я чуть не сходил с ума от боли, рискуя своей безопасностью, успокаивала меня. Я лежал у неё на коленях, тихо поскуливая, словно побитый пёс, и думал о том, что люблю её больше всего на свете...
Так продолжалось 4 года, и могло бы продолжаться дальше, но последней каплей стал отец. В очередной раз затеяв ссору на пустом месте, он в порыве ярости дал мне пощёчину и назвал "собачьим отродьем". Ситуация накалилась до предела, и в этот миг зверь, что просыпался лишь в полнолуние, вырвался наружу. Отец еле успел отшатнуться, и мои когти полоснули воздух буквально в сантиметре от его лица . Взвыв от боли и обиды, я стремглав умчался в свою комнату, и в ту же ночь решил бежать. На моём стола давно пылилась газета с заголовком "Мунлайт Фолз — пристанище сверхъестественного"; терять мне было нечего, кроме одного — мамы. Но терпеть я больше не мог, и когда она зашла ко мне узнать, что случилось, я рассказал ей всё. Она долго сидела, закрыв лицо руками, затем резко встала, вышла и вернулась с конвертом в руках. "Вот, на дорогу и первое время должно хватить, — сказала она, вручив мне деньги, и, порывисто обняв, прошептала: — Будь осторожен, щеночек. Я люблю тебя."
И вот сейчас я стою на перроне, сжимая ремень сумки, и надеюсь на то, что мой новый дом принесёт мне гораздо больше счастья в этой жизни.
"До свидания, мамочка. Не скучай, родная. Я буду писать.
Твой щеночек"

Ожидается
Последнее редактирование: