Твинбрукский особняк, которым владела наша семья, всегда был одним из моих любимейших мест для постоянного проживания. Величественный, нетронутый человеческой рукой сад, с его массивными, закрывающими небо кронами старых деревьев, защищающими от промозглых ветров маленький замок из темного камня. Проверенный временем и непогодами дом не выглядел особо гостеприимным снаружи, будто храня все тепло и уют внутри, в широких залах, в каждом узком коридорчике. Меня всегда завораживали его тронутые классикой, бархатные интерьеры и ощущение сказки, мрачной, но невероятно родной атмосферы.
Каждую осень моя семья проводила здесь, никогда не приглашая в гости немногочисленную родню, чтобы прочувствовать, насладиться яркой атмосферой уходящего лета. Этот дом никогда не наряжался к Рождеству, ведь с наступлением холодов мы всегда покидали это обособленный мир, который был вне времени, будто верный пес, сохраняя привычную атмосферу до следующего года...
Почти всю свою жизнь я прожила в Бриджпорте – городе, в котором извечно бурлила жизнь, пыльный, загазованный день сменялся яркой, неоновой ночью, а каждый местный точно знал, что значит жить одним днем.
Я дышала этой атмосферой, всегда была в курсе мельчайших изменений жизни города, я была на одной волне с Бриджпортом, настоящим охотником в этих каменных джунглях. Этот мир предоставлял мне огромную картину безоблачного будущего, такого же яркого, как и беспощадные лучи его солнца. Я была влюблена в свои перспективы, я была тщеславна - это город разгорался во мне всеми грехами, будто пламенным жаром. Но, все подобные моменты когда нибудь подходят к логическому завершению, хотя в моем случае, прошлую, полную соблазнов и искушений жизнь, просто отрубили. Отрубила смерть. Три года я прожила в застойном трансе, без надежд на будущее, живя только горьким настоящим. Похороны проходили уже здесь, в Твинбруке, на мирной и спокойной земле, в которой и нашли покой те, кем я дорожила. Неосознанно может, но очень сильно. И я осталась здесь, в доме, который до сих пор хранит атмосферу смерти, тоски, вечной осени. Но время не стоит на месте. Этот неторопливый лекарь зарубцовывает старые раны, позволяя дышать спокойнее и жить... Видимо, мне тоже пора снова жить. Ярко, с неуемной отдачей, не так, возможно, как раньше, но и не так, как сейчас.
На днях мне получилось наткнуться на коробку со старым хламом. Перебирая старые тетради, перечитывая заметки и пробные статейки для школьных газет я чувствовала, как к голове, будто живительным потоком воды к горлу, подкатывает вдохновение, и некоторая толика гордости за себя. Давняя мечта – авторство, уже не казалась такой безумной. Почему бы и нет?..
***
Мерзкая женщина! Да что, черт возьми, такое? Когда я начинаю думать об этой рыжей бестии, становлюсь идиотом. Я сидел на диване в своей гостиной, сжав подлокотник с такой силой, что костяшки пальцев заметно побелели. Толстый стеклопакет проглатывал звуки большого города, позволяя мне насладиться блаженной тишиной. Сейчас я был почти спокоен, спонтанный гнев сменялся легким недоумением, которым я сопровождал взгляд на раздолбленный об стену мобильный телефон – следствие моей несдержанности.
Она, она, ОНА! Да как она могла позвонить, говорить своим вечно равнодушным, просить меня о чем-то? Как бы я мог отказать ей?
Она возвращается. Нет, не ко мне – к своим амбициям. Я помогу ей, как может быть иначе, Чарли, она ведь твой бич лет с шести?
Она – моя троюродная, вечно перевозбужденная, рыжая Эйлин. Эй-ли-ннн... – я вслух произнес это имя, как почти три года назад, будто вновь пытаясь почувствовать его вкус.
Она была радостным и шумным ребенком, в отличие от меня. Ее любили, хвалили и баловали, но я никогда не завидовал – я был рад за нее, за каждый ее маленький успех. Когда этот странный, нездоровый интерес к кузине заметили родители, я уже был довольно взрослим для честных откровений, и просто отмахивался, говоря, что она заменяет мне младшую сестренку. Она любила меня, своего «большого, печального буку», как она выражалась. Я не обижался, мне нравилось ее внимание.
Она стала взрослой, популярной и безумно привлекательной девушкой, а я так и остался недоверчивым, хмурым парнем, хотя... Лет с шестнадцати я серьезно занялся спортом, неплохо подкачался и был, как говорили мне друзья, завистливо морщась, «вполне ничего». Многим позже я узнал, что большая половина девчонок в школе только и ждали хотя бы моего взгляда, пока мое внимание было обращено только к ней – единственной, которую я интересовал только как брат.
Чертова бестия, будто издеваясь, собрала вокруг себя огромную коллекцию отборных самцов, которые готовы были продать душу за ночь с ней. Я наблюдал, я изнывал от ревности... А потом...
Потом умер двоюродный брат моего отца с женой, что мигом подкосило мою малышку. Она будто сошла с ума, сводя тем самым с ума и меня. Она уехала в какую-то глушь, где их семья держала небольшое поместье – решила проводить похороны там. Я был рядом с ней в тот день. Она, как ни странно не проронила ни единой слезы, только молчала, как дикая кошка избегая прикосновений, не слыша слов утешения.
После похорон, вечером, ее будто прорвало – она рыдала, уткнувшись мне в плечо, говорила что-то неразборчивое, пока я молча слушал. Я не пытался утешать, только тихонько гладил ее по голове и слушал, слушал... А потом, когда она уже без сил, еле держась в горизонтальном положении, сидела в столовой, глотая горячий чай, я пообещал ей, что она никогда не будет одна. Я буквально признался ей в любви, на что она, опустив взгляд только покачала головой. И я ушел, оставил ее в покое. Три года она даже не вспоминала обо мне. Я даже не уверен, помнила ли она мои слова, сказанные в тот день. А горечь никуда, оказывается, и не ушла.
***
Аэропорт Бриджпорта встретил меня необычной тишиной. Я опоздал, опоздал на два часа – задержали на работе. Вылетов, как и прилетов на эти часы запланировано не было. Пассажиры неуверенно кучковались в зале ожидания, когда как пункт приема багажа, где я и расположился, был непривычно пуст. Только одна фигура, неуверенно сжавшаяся на диване в углу, встречала меня пронзительным взглядом ореховых глаз. Боже, как же она похудела.
Эйлин. Несомненно, это была она. Все те же рыжие волосы, правда намного короче, чем я их помню (прошлая Эйлин гордо щеголяла косой до пояса), все те же ясные ореховые глаза. Только гораздо тоньше и бледнее, будто неудачная копия той шикарной мадемуазель. Она ровно шла ко мне, никаких манящих покачиваний бедрами, даже улыбка не скользнула по ее губам. На плече висела тощая черная сумка. Она остановилась напротив меня, будто не совсем уверенная в том, я ли это или нет и безжизненно произнесла:
- Чарли?..
Ее голос был таким же безразличным и сухим, как и тот, что я слышал в телефонной трубке. Я подавил в себе желание прижать ее слабую фигурку к себе. Она казалась хрупкой, я боялся ее повредить.
- Привет Эйлин, - я старался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее и увереннее. – Прости, что заставил себя ждать. Пойдем домой, там и поговорим.
Она доверчиво, как маленький ребенок, протянула мне ладонь, которую я постарался взять как можно аккуратнее. Несмотря на обыкновенную, бриджпортскую жару, руки у нее были на удивление холодными.
***
- Добро пожаловать в мою скромную обитель. – Произнес я, открываю входную дверь. Эйлин с интересом оглядывая помещение, в котором оказалась. Ее глаза, казалось, загорелись, когда она увидела вид, открывающийся за окном – большой, живой город, пульсирующий, как кровь в артериях.
Я с улыбкой наблюдал за ее несмелыми попытками осмотреть все и сразу, поддерживая ее непосредственное любопытство, широко открывая двери в комнаты, в которые она спешила заглянуть. Осмотрев спальню, она с удивлением обратилась ко мне.
- Но здесь же только одна кровать! Где я буду спать?
- На этой самой кровати. – Произнес я, наблюдая за медленной метаморфозой удивления на ее лице в легкий гнев. – Но, не волнуйся, - поспешил успокоить я ее. – Я буду спать на диване.
Она, смущенно улыбнувшись, подошла ко мне вплотную, закинув руки мне на плечи. Казалось, я перестал дышать.
- Ты слишком добр ко мне, Чарли, - промурлыкала она. – На диване могла бы разместиться и я. Учитывая, как будет выглядеть из окна ночной город, спать здесь непременно комфортнее...
- Не говори ерунды, - пробормотал я, отстраняясь. В ее глазах мелькнуло удивление, и она смущенно приложила палец к губам. – Этим диваном только пытки инквизиции устраивать, - пояснил я и улыбнувшись, слегка приобнял ее за плечи. – Но, если ты настаиваешь, мы можем уместиться на нем и вдвоем... – дразняще прошептал ей в ухо я, на что она весело расхохоталась.
- Пожалуй, я приму твою доброту, и оставлю сомнительное удовольствие спать на диване тебе. – Все еще хохоча, она освободилась от объятия и серьезно взглянула мне в глаза. – Надеюсь, ты достаточно соскучился по домашней стряпне, чтобы попробовать то, что готовлю я. Потому что, не спорь, готовить, пока я здесь, буду только я. А сейчас, с твоего позволения, я минут на десять займу твою ванную...
Улыбнувшись мне, она подхватила свою сумку и удалилась по направлению к ванной комнате. Я сдержался от того, чтобы ухмыльнуться. Она все так же прекрасна, чертова женщина!
***
Я вылезла из душевой кабинки, все еще ощущая прикосновение горячих струй воды к своей коже. В голове роились тысячи мыслей. Закрытие поместья, перелет, Чарли. Чарли...
Не ошиблась ли я, когда решила позволить ему вновь познакомить меня с Бриджпортом? Я отчетливо видела эмоции в его глазах, тысячи направленных на меня ощущений. Это были радость, недоверие, обида, предвкушение и как ни странно желание. Но желание чего? Он смотрел на меня, будто оценивая.
Он очень изменился, возмужал, похорошел. Нравиться ли он мне теперь больше? О, да! Нет, не так, чувствую я к нему нечто большее?..
