Редьярд Моретти

[Alevix]

Автор и фотограф: Alevix
Жанр: Приключения, криминал, драма, философия, психология
Возрастные ограничения: 16+ (будут присутствовать сцены эротического характера и насилия)
Все персонажи вымышлены, любые совпадения случайны​

Благодарю NiSeVl и AlexLexy за помощь и поддержку в создании сериала.​

 

[Alevix]

ГЛАВА 1. Рожденный ползать - летать не может ​

Штат Орегон, город Портленд, 6 сентября 2012 года



Безоблачное голубое небо, пылающий белым пламенем горизонт и золотистые ленты лучей...
Портленд - город, вечно терзаемый неистовым солнцем, возвышался на Плио-Плейстоценовой вулканической области, известной как Область Скучной Лавы.

На центральных улицах, окутанных зноем и духотой, было безлюдно. Раскаленный воздух дрожал маревом, плавился асфальт. Жизнь кипела лишь в общественных зданиях, оснащенных кондиционерами: музеях, барах, торгово-развлекательных центрах и в школе, которая одиноко красовалась на небольшой площади. Рядом пустовала многоместная парковка, недавно покрытая свежим асфальтом с мелкими камушками. На нее заехал старенький кабриолет и занял уютное место в прохладной тени. Раритетная машина совершенно не вписывалась в окружение современных автомобилей, несущихся по главному шоссе. Казалось, ей самое место в музее. И только грозно рычащий мотор заявлял о том, что старичок еще повоюет.

Издав еще несколько низких глухих звуков, двигатель кабриолета заглох. Передняя дверь автомобиля была натерта до блеска и даже отражала противоположную сторону улицы – и вот она с резким щелчком открылась. На асфальт ступили черные лакированные мужские туфли со звонкими каблуками.

Это был Стивен Браун – сорокатрехлетний, но уже седой сотрудник Криминального Следственного отдела. Его суровое лицо было исчерчено аккуратными морщинками, а тонкие тараканьи усики, свисающие до нижней части челюсти, всегда быстро шевелились при разговоре. В толпе Стивен никогда особо не выделялся: средний рост, любовь к серой одежде. Все в нем было просто и пасмурно: ничего броского. Разве что только туфли насыщенного черного цвета глянцево переливались.
Перед тем как покинуть салон автомобиля, Браун прихватил с собой архив с нераскрытым уголовным делом и пачку сигарет. Тихо захлопнув дверь, он неторопливо направился к передней части автомобиля, задумчиво почесывая длинные усики. Нет, вникать в тексты бумаг сотый раз Стивен не планировал, это было бессмысленно: и так понятно, что ничего не понятно:
«3 марта 1997 года супруги Айола и Вальдемар Моретти обратились в полицию с заявлением о том, что их сын Редьярд Моретти вышел из дома и пропал. Было возбуждено уголовное дело. Розыск длился год и не принес результатов. Горе сильно пошатнуло отношения между супругами. 22 января 1999 года, после очередной семейной ссоры, Айола заподозрила мужа в измене и стала шпионить за ним. Оказалось, что муж был безработным, и каждый день приезжал на Маршал стрит к недостроенному выставочному центру, где обитала сомнительная компания людей, удерживающая в плену ее сына и девочку дошкольного возраста. Супруга заявила на Вальдемара в полицию. Когда прибыла следовательская группа, в подвале нашли мертвое тело Айолы. Редьярд лежал рядом с матерью, в коме. Отец-убийца раскаялся и добровольно сдался полиции, а остальные члены преступной группировки сбежали с пленной девочкой до того, как приехали сотрудники спецслужбы. При обыске подвального помещения следователи обнаружили, что в шкафах и стеллажах уголовники скрывали краденые медикаменты и магнитную пропускную карточку в клиническую больницу на Олд-стрит. Судебно-медицинская экспертиза выявила, что причиной смерти женщины было удушение, а кома ее сына вызвана передозировкой золпидема с этанолом. Кома продлилась не долго. Спустя два дня мальчик очнулся с полной потерей памяти».
Стивен был уверен – беглецы организовали новое преступное сообщество. Но для каких целей они похищали детей и чем занимались – одному только богу известно…
Поморщив лоб, Браун вытянул ртом сигарету из строгой черной упаковки и, только несколько раз щелкнув зажигалкой Zippo, смог прикурить: как всегда, помешал ветер. Мерцающие угольки табака наполнили воздух тонким вьющимся дымком с едким кофейным ароматом. Стивен глубоко задумался. Все его внимание сфокусировалось на архиве, но в голове, одурманенной жарой, еще гуляли отвлеченные мысли. До возвращения сына из школы времени предостаточно, но углубляться в криминальное чтиво он не хотел. Это ненавистное уголовное дело волочилось за ним, как осознание неизбежности смерти. Оно выматывало и иссушало, изгоняло спокойствие из разума подобно венику, вздымающему свежую пыль. Браун не сиял моложавостью и жизнерадостностью: он устал, настолько сильно устал, что даже стоять в ожидании сына из школы было непросто. Архив послужил отличной подстилкой, дабы с удобством присесть на раскаленный капот автомобиля.

Нервно стряхнув пепел с кончика сигареты, Стивен сильно потер потный от жары лоб, так, что кожа скомкалась в десятки складочек. Голова болела и была тяжелой, как гиря. Мысли разрывали мозг на части. Браун не отступал и пытался поверить в себя, подкармливая больное самолюбие любыми вкусно пахнущими яствами – мыслями.
С какой стати сотрудник Криминального Следственного отдела должен унывать? Он одаренный и смекалистый человек, даже сомневаться нет смысла. Браун изо всех сил пытался в это поверить.

Все хорошо. Но нужно скорее замолить старые грешки перед начальником. Стивен боялся, что следующий отчет может стать последним. Его давно посетила одна грандиозная идея, возможно, не очень порядочная... Но это – единственный шанс начать завоевывать положительную репутацию. Если он сумеет превзойти все ожидания и не попасться, то карьерный рост ему обеспечен. И неважно, как Браун добьется своей цели: хочешь жить – умей вертеться.

«А вот и Каспер!»
В распахнутых дверях школы появился сын, и это вмиг очистило мозг Стивена от наболевших проблем иллюзорным звоном хрустального колокольчика. Он скороспешно докурил оставшуюся часть сигареты и подобно маневрирующему в небе аэроплану, обогнул бампер, ловко оказавшись у передней двери автомобиля. Перед тем как занять почетное место водителя, Браун задал один-единственный вопрос, который за целых два года стал традицией:
– Как дела в школе?

– Нормально.
Мальчик с белокурыми кудряшками с омерзением сморщил нос и снял с плеч тяжелый рюкзак. Так и не поднимая глаз на отца, он юрко запрыгнул в салон кабриолета и резко хлопнул дверью.
– Что нормально? Я же тебя учил, что на вопросы надо давать полные ответы, а не отбрыкиваться односложными фразами. – Стивену ничего не оставалось, как читать уже до дыр протертые нравоучения командирским тоном.
– Ладно, ладно, – буркнул под нос Каспер, расстегивая молнию пузатого рюкзака, который едва помещался на худощавых коленях. Гладкое белое личико мальчика выглядело бледным на фоне ярких оттенков ранней осени.
Браун шумно выдохнул всей грудью и с нездоровой торопливостью повернул ключ в замке зажигания. Щелкнуло, и мотор с перебоями зарычал. Завести с первого раза не удалось: двигатель заглох. Нервная обстановка накалялась в жаркой и без того среде.
– Так ты мне не ответил, как обстоят дела в школе? – резко бросил Стивен.
– Пап, ну я же сказал – нормально, что еще надо? – оправдывался Каспер, а затем принялся внимательно рассматривать что-то на дне школьного ранца. Отец это сразу заметил, но волновало его сейчас совсем другое:
– Ну заводись же ты, старая колымага! Иначе выручу с твоей раритетности деньги и распрощаюсь с тобой!
Каждая новая попытка привести глохнущий двигатель в жизнь медленно, но верно подводила Стивена с его расшатанными нервами к точке кипения. Да еще и Каспер со своими бестолковыми ответами... Того и гляди сорвешься. Почему его сын тугодум, почему двух слов связать не может? От этой мысли становилось обидно. Растил же парня, уйму средств и нервов вкладывал – а все впустую. Страшнее участи пожизненно нести такой крест Браун и не мог вообразить. Он изо всех сил пытался прогнать горькие, отравляющие душу мысли, но они не уходили, а будто распылялись по ветру крупицами соли и попадали на открытые раны.

– Я ненавижу эту колымагу! – рассекая жаркий воздух, Стивен с грохотом ударил по передней панели кулаком и дернулся так мощно, что казалось, кабриолет мог с легкостью перевернуться. Каспера подбросило на пружинном сиденье вверх, словно перышко потоком воздуха.
Мужчина был на пределе. Если еще одна отчаянная попытка завести автомобиль не увенчается успехом, то новому припадку не миновать. Но боги – случилось чудо. Неужто грубая сила помогла – или просто случайность?

– Прости, сынок, психанул твой папа. Когда доживешь до моих лет, поймешь меня.
Родной рык мотора моментально переключил Стивена на другую волну. Осталось лишь колкая наэлектризованность вокруг, как в грозовом облаке с сотней ветвящихся разрядов. Она ощущалась всей кожей. Чуть пощипывала ее, намагничивая волоски, а потом пронизывала насквозь, отчего сердце часто колотилось.
Браун вырулил со стоянки на главное шоссе. Старенький кабриолет наполнил округу чередой вспышек яростного рева и плавно перешел на тихий режим, как только поехал быстрее. Каспер снова закопошился в рюкзаке. Громко шуршал. Но Стивен был настолько поглощен привычным шумом дороги и музыкой рассекаемого ветра, что не замечал этого.

Отец плавно повернул на дорогу, ведущую к сосновому бору. Сын неожиданно нарушил затяжное молчание:
– А куда мы едем, пап? Разве не домой?
Чуть покосившись на него, Стивен душевно улыбнулся:
– Мне надо заехать в исправительную колонию Портленд и допросить заключенного по одному нераскрытому дельцу. Ты посидишь у охраны, пока я буду выяснять кое-что. Остался час до конца приема.
– А с тобой можно пойти? – Каспер сделал умное лицо и наклонился вперед.
– Нет-нет, исключено, это тебе не экскурсия в музее, – Браун внезапно сменил дружелюбный тон на грубый командирский. Он умело пользовался им, зная, что мальчик этого боится.
Прикуривая очередную сигарету, мужчина бросил скользкий взгляд на толстый школьный рюкзак, молча докапываясь до истины, которая таилась в нем. Спустя несколько мгновений ему в голову пришла забавная идея.

Но не успел он раскрыть рта, чтобы ее огласить, как…
– Пап, машина впереди!!!
Серебристый джип, обгоняющий впереди идущий грузовик, вылетел на встречную полосу и оказался буквально в нескольких метрах от старенького кабриолета.
Стивен, парализованный всплеском адреналина, оцепенел и не смог совладать с собственным телом. Им овладел непреодолимый панический страх. Каждая клеточка окаменела, словно под быстродействующим наркозом. Миг превратился в вечность.
И только вспомнив о сыне, Браун каким-то чудом вывернул руль вправо. Кабриолет молниеносно увильнул от лобовой атаки джипа и, разрезав себе путь в плотном ряду машин, оставил на асфальте черные полосы от дымящихся колес.

Резкий запах паленой резины отрезвил Стивена. Руки его сами собой притянулись к напряженным вискам и нерешительно помассировали их кругами, снимая следы оцепенения из-за всплеска адреналина. Первое, на что мужчина обратил внимание, придя в себя, – его брюки и сиденье. Они были странно мокрыми...
«Не может быть!» – тысяча разных голосов в голове Брауна хором бурно запротестовали.
Немыслимо опуститься до такого уровня. Лучше застрелиться, чем поверить, что это случилось на самом деле.

– Каспер, кинь-ка салфетку. Меня тут работники на газоне водой умудрились окатить. Меткие парни, ничего не скажешь. А, да, как ты? – бегая глазами по улице и ища, где там может быть вода, мужчина невзначай вспомнил о сыне.
Мальчик, растрепанный и растерянный, напрягся и молча вынул из толстого рюкзака салфетку.
– О, спасибо. Слушай, Каспер, слазай в багажник, там должен быть спортивный костюм.
Тонкая ирония в голосе. Будто ничего и не произошло. Браун кинул сыну связку ключей.
– Лови!
Мальчик ловко поймал их, но так и не поддался на псевдовеселое настроение отца:
– Мочишься от страха в штаны, папочка? Даже я не могу вспомнить, когда делал это в последний раз.

Зря сын высказался, не стоило. Стивен сжал губы в тонкую белую ниточку, сморщил подбородок и яростно задышал. Гнев и стыд сковали его в толстую колкую клетку, пошевелиться и издать голос, в которой казалось невообразимо трудно. Никогда ему еще не было настолько гадко и тошно. Крупные беглые глаза Брауна сузились до щелочек, а тонкие тараканьи усики над припухлыми губами взъерошились, как шерсть шипящего кота:
– Заткнись! Заткнись и забудь это! Ты понял меня? Если еще раз подобное услышу, то…
– Правда глаза колет? – съязвил Каспер.
– Ты плохо слышишь или как? Ремня хочешь? – отец вскипел, словно вода в чайнике. – Ах да, что ты там прячешь от меня в рюкзаке? А ну покажи!
– Покажу, если позволишь пойти с тобой в тюрьму и взглянуть на преступника, которого будешь допрашивать. – Мальчик не отступал, глаза его вновь загорелись, а мягкие волосы цвета сена беспорядочно растрепались на ветру.
Браун шумно выдохнул.
– Дурачок совсем? Кто тебя в блок с заключенными пустит? – Он указал пальцем на багажник. – Одежду вперед, потом расскажу кое-что.
Стивен остановил кабриолет у въезда в сосновый бор, подальше от людных мест. Хвойные деревья накрыли гостей широкой прохладной тенью: самое место для уединения. Каспер завертелся как юла и полез в багажник за старым темно-синим спортивным костюмом с белыми полосками на боковых швах.
Мужчина стянул с себя вымокшие в промежности серебристо-серые брюки, дорогие фирменные трусы, пиджак, рубашку и с омерзением закинул все в салон. Солидная одежда превратилась в жеваную тряпку. Вряд ли он теперь к ней притронется: вещи с плохим прошлым обязательно полетят в первый встречный мусорный бак.

Надев потертый в изгибах спортивный костюм, Браун уселся в салоне кабриолета, сверкая улыбкой с нотками откровенной фальши. Ему было тошно от самого себя и от ненавистного потрепанного архива, который он вынул из бокового кармана двери и раздраженно швырнул Касперу:
– Понимаешь, в твоем возрасте просто не дано вникнуть в тонкости этого уголовного дела, которое даже для меня темный лес. Если я тебе скажу, что это даст? Пойдешь выделываться перед одноклассниками?
– Неправда! Когда я вырасту, то стану работать в Криминально Следственном отделе, как и ты! Мне любопытно увидеть заключенного и узнать про него все! – мальчик пытался разнести сомнения отца в пух и прах, буквально вынуждал его говорить правду.
– Придержи свою детскую фантазию. Я за все время службы так и не смог раскрыть это дело. Не нужно строить из себя сейчас особо даровитого. Глупо выглядит, поверь, – с презрением ответил Браун. Он несколько раз до упора нажал на газ, а затем резко вырулил из соснового бора.
– Папа, ты обещал рассказать! Так нечестно! – стуча ногами по передней панели, Каспер перешел на крик.
Стивен нервно прикурил сигарету и махнул рукой в сторону сына так, словно рядом кругами вилась назойливая муха.
– Хорошо, хорошо, введу тебя в курс дела, – закатив глаза, он сделал первый снисходительный шаг и понизил голос. – Что натворил этот уголовник, пусть останется тайной. Не надо тебе об этом знать. Спать плохо будешь. Заключенный называет себя Вальдемаром. Редкое имя, да? Слушай. Он очень странный человек. Живет одним и тем же кошмаром, который видит во сне все тринадцать лет, проведенных за решеткой. Когда просыпается, в глазах его всегда царит кромешный ужас. Знаю это из материалов дела. Допрос проводил один из наших следователей, суд разрешил ввести «сыворотку правды», но ничего толкового выяснить не удалось. Сила воли заключенного потрясает. Это сила воли на грани фантастики. Я сегодня впервые увижу Вальдемара. А пока мы с тобой в пути, стараюсь морально подготовиться к встрече с ним. В конце концов, он необычный и не вполне адекватный человек, Каспер. Но надеюсь, мой план… да, мой план однозначно сработает.
Мальчик, потрясенный краткой, но внушительной историей, засиял ясным солнцем. На белом детском личике, как на фотографии, запечатлелась всего одна эмоция – восторг. Азарт захватил Каспера рекой и понес по течению в самую пропасть:
– Ух ты! Вот это сногсшибательная личность! Сила воли на грани фантастики? А что за кошмар его беспокоит так долго?
– Дурак ты. Это неважно. Таких гадов, как Вальдемар, расстреливать надо на месте и без разговоров. Вопрос исчерпан, все! – Браун настолько слепо увлекся игрой в главенство, что не заметил, как на автопилоте добрался до Лонели роад, где меж полузасохших деревьев вырисовывалось удручающее здание исправительной колонии.

 

[Alevix]

Стивен в спешке припарковал кабриолет и поднял крышу. Мальчик бормотал что-то под нос, брыкался и возмущался, даже соизволил раскрыть тайну главного отделения рюкзака. Там были спрятаны высокого сорта масляные краски, купленные на деньги, которые мать дала ему на недельное питание в школе. Но Стивен только усмехнулся: ему сейчас было не до брани и нотаций, которые, по сути, не приносили никакого толку.
Когда светило спряталось за маленькую пушистую тучку и окру́га погрузилась в сумрак, вздорное настроение Брауна плавно перетекло в апатично-отрешенное. Небо налилось глубоким темно-синим цветом, безмятежным и непознанным, как тот необычный человек, ожидающий Брауна за стальной решеткой.
Исправительная колония предстала перед гостем во всей красе. На широкой, выстланной сухой почвой прерии возвышалось массивное, состоящее из трех камерных блоков величественное здание с узкими окнами, забранными толстыми металлическими прутьями. Распахнутая дверь центрального входа со скрипом покачивалась от сквозняка, будто радушно обещала теплый прием. В этом незнакомом месте, холодном и подавляющем, все мысли Стивена затмило только одно: тревога.

Заранее приготовив удостоверение, Браун уверенно вошел в приемную. Внутри витала мерзкая промозглость. В пахнущем плесенью холле с невероятно высоким потолком и глубокими трещинами на грязно-зеленых стенах было темно, приглушенно мерцала одинокая лампа. Мальчик плелся за отцом, оглядываясь по сторонам и удивляясь запущенной обстановке.
Путь Стивену перегородили два вооруженных охранника.
– Вы куда? – Конечно, простой спортивный костюм посетителя не мог не вызвать у охраны подозрение.
– Я сотрудник Криминального Следственного отдела. Как пройти в комнату надзирателей первого блока?
Увидев протянутое удостоверение, сотрудники тюрьмы вмиг сменили напыщенный тон на уважительный.
– Поднимитесь на четвертый этаж, пройдите по коридору и поверните налево. Дойдите до конца, а потом направо. Белая дверь с глазком.
Проходя через турникет, Браун неуверенно кивнул в ответ охраннику.

– Каспер, посиди пока здесь, почитай учебники, я через полчасика вернусь, – вспомнив о сыне, он указал пальцем на ряд гостевых стульев.
– Ну па-а-ап, может, дядя охранник все-таки пропустит меня? – пробурчал под нос недовольный мальчик.
В ответ из будки охраны послышался низкий глухой смех.

Стивен расправил плечи, одернул одежду и принялся покорять темную длинную лестницу, ведущую, как ему показалось на первый взгляд, в никуда. Второй этаж, третий и... нет, не четвертый. Тяжелая одышка вынудила остановиться. Браун в очередной раз озлобился на суровую жизнь. Все сегодня шло кувырком. Еще и мочевой пузырь так неожиданно подвел в предаварийной ситуации. Если сейчас все так худо – то как будет дальше? Но Стивен не собирался сдаваться. Он только стер ладонью со лба пот, ухватил ртом побольше воздуха и направился к цели.

Кое-как доковылял до четвертого этажа, прошел через темный тоннель и с разочарованием обнаружил, что проход в первый блок перегорожен металлической сетчатой решеткой. Дверь была закрыта. Повсюду красовались горы вскрытых картонных коробок, а на потолке надрывалась мерцающая одинокая лампочка. Вокруг нее вились мухи. Браун нервно потеребил замок и, к своему счастью, заметил, что тот не заперт.

За дверью нарисовался коридор, чуть светлее, чистенький, на стенах – новые панели, пахнущие дешевым пластиком. Шаг, а потом еще два – и, наконец, та самая белая дверь, куда Стивен должен постучаться.
Широкой кулак с мелкими шрамами несколько раз глухо ударил по поверхности. Дверь отворил прыщавый молодой надзиратель лет девятнадцати. Мелодичным бархатным голосом он спросил:
– Да?
Стивен сунул удостоверение под нос парню и осторожно подвинул его рукой, освобождая себе проход. Он гордился своим статусом и властью, которая дозволяла ему разные вольности. Юноша податливо отступил и вежливо поинтересовался:
– Извините, вы по какому вопросу?

Браун не счел нужным сразу же отвечать и сосредоточил внимание на двух мужчинах постарше, сидящих без дела у рабочего стола. Он поднял свой волшебный документ и, расставив ноги на ширине плеч, заявил железным тоном:
– Добрый вечер. Я Стивен Браун, сотрудник Криминального Следственного отдела. Есть дело по Вальдемару.
Если в приемной над головой нависала сумрачная, обращенная вверх дном пропасть, то тут было немного уютнее. Конечно, если не брать в расчет ядовитый свет люминесцентных ламп, мерцание которых раздражало глаза. Тюрьма есть тюрьма – не санаторий же.

– Приветствую, Браун. Чем мы можем вам помочь? – откликнулся бритоголовый надзиратель, который сидел в центре у рабочего стола, заставленного едой. Его гладкая макушка, покрытая тонким слоем жирного пота, ярко сверкала. А взгляд блуждал между гигантской тушкой поджаренной курицы, возвышающейся над остальной едой, и сотрудником Криминального Следственного отдела. Ноздри Стивена расширились от аппетитного запаха, под ложечкой сильно засосало.
Как трудно воевать с желаниями своего желудка... Однако мужчина нашел в себе силы воспротивиться искушению:
– Ребят, мне нужно провести допрос Вальдемара. Вы знаете, что суд приговорил его к двадцати пяти годам заключения, но дело так и не раскрыто.
Лысый парень глумливо усмехнулся, потер ладони о колени и задумчиво переглянулся с коллегами.
– Уважаемый Стивен Браун. Вы в курсе, что следователи и психологи уже не раз проводили с ним сеансы? Вальдемар вам ничего не скажет, он молчит как рыба. Ваша затея – гиблое дело, зря только время потратите. Кстати, в последние дни заключенный не вылезает из депрессии. Если все так будет продолжаться, думаю, он долго не протянет.
Бритоголовый надзиратель зыркнул на полного светловолосого коллегу, сидящего напротив, и продолжил:
– Джон даже есть его заставляет с ложечки. За маму да за папу. Что уж говорить про попытки завести с ним диалог.
– Завтра сам будешь его кормить! А я за другими заключенными послежу. С ними куда меньше проблем, – выкрутился из неловкой ситуации блондин и развязно закинул ногу на ногу.
– Твоя же затея с кормежкой-то! Я тут не при чем! – не отступал бритоголовый.
– Ладно, мужики, проехали. У нас тут гость все-таки, – вразумил заведенных коллег юноша.
– Понесло нас, как всегда. – Бритоголовый шутливо ткнул молодого кулаком в живот и взглянул на Стивена. – Так. Значит, допрос хотите провести. Хорошо, сейчас организуем вам комнату. Только я не уверен, что вы чего-то добьетесь.
Браун пошарил рукой в кармане, почесал затылок и, сияя непоколебимой надеждой, улыбнулся всем присутствующим:
– Добьюсь. Но, ребят, есть одна просьба. Я вам хорошо заплачу, а вы – ни слова об этом, идет?

– Это что еще? – лысенький парень с ужасом вытаращил крупные глаза и поднял вопросительные дуги бровей. Остальные коллеги томительно ожидали продолжения.
– Парни, разрешите мне допросить его с помощью «сыворотки правды», – лаконично и невозмутимо закончил Браун, ощущая, как тело дрожит все сильнее, а на мыски наступает страшный момент преступной махинации. Пульс его участился, по коже пробежали мелкие мурашки.
– Упс... – потерял дар речи Джон. А бритоголовый надзиратель разъярился:
– Да вы сумасшедший! Я понимаю, как важно раскрыть это мутное дело, но методы, которые вы предлагаете, – безумие. Такое допустимо исключительно с разрешения суда. Где оно? У каждой ампулы «сыворотки правды» есть регистрационный номер, а незаконное использование породит массу проблем. Вальдемар может сообщить своему адвокату, что вы его пытали. Да с нас шкуру сдерут, обвинят в соучастии и кинут сюда же, за решетку. Даже слушать не желаю!
– Нет-нет, я все продумал! Обещаю, вы останетесь непричастны. Сделаю чисто, комар носа не подточит. Слушайте. Суд Портленда на этой неделе должен направить в вашу тюрьму обвиняемого Роберта Тейлора и разрешение допросить его с помощью «сыворотки правды». Я лично займусь Тейлором, а регистрационный номер ампулы, которую сегодня использую на Вальдемаре, спишу на новичка. Повода для беспокойства нет. Как видите, все тщательно продумано. А вам достанется по тысяче долларов. Каждому. При вашем мизерном доходе это неплохая подработка. Ну же, парни, соглашайтесь! Это дело давно пора раскрыть! – Стивен, увлеченный, тараторил так быстро, что от движения губ корни длинных тараканьих усов противно зачесались. Однако он не шевельнулся, дабы случайно не взъерошить усы: внешний вид, пусть даже в невзрачном спортивном костюме, был немаловажен.
– Хм... неплохо... – лысенький парень невольно сделал встречный шаг, поддавшись интересу.
– Во время допроса, один из наших следователей ввел Вальдемару разрешенную дозу «сыворотки правды» – два миллиграмма. Сила воли заключенного была поразительна. Можете не верить - но это правда. Подумайте: а что если два с половиной миллиграмма заставят его говорить? М-м-м? Боевому духу и силе воли тоже есть предел – собственно, как и всему, – обнадежил надзирателя Стивен и помахал кошельком, внутри которого виднелась толстая ровная стопка стодолларовых купюр.
– Усилием воли? Как такое возможно? Браун, черт бы вас побрал! – засуетился бритоголовый, стреляя глазами в сторону коллег. – Считайте, что я ничего не слышал и ни о чем не говорил. Как и все мы. Никто не шептался тут в углах, ясно? Сотрудник Криминального Следственного отдела пришел на обычный допрос.
– Уверяю, все будет в порядке! – подмигнув правым глазом, Браун раздал парням по тысяче долларов.

Лысенький надзиратель распорядился проводить гостя до камер заключения первого блока. Джон, белокурый мужчина в очках, преуспевающий сотрудник тюрьмы, ловко перехватил Брауна и велел следовать за ним.
Стивен, как пес на поводке, покорно повторял за Джоном все повороты и терпеливо преодолевал ненавистные долгие подъемы по лестнице, с трудом сдерживая шумную одышку. Нужно было взойти на пятый этаж и добраться до первого спуска. Далее перед Брауном открылась прямая дорога к камерам заключения. Только шагая по ней, он смог немного передохнуть и восстановить дыхание. Но ненадолго. Дорога плавно перетекала в умопомрачительно узкий коридор, который упирался в тупик. Стены будто сжимались, не давали разглядеть, есть ли там, в конце, дверь.
На Стивена накинулось странное чувство. Он задыхался. Казалось, что пространство вокруг сужается и норовит раздавить его, как жалкое насекомое. Скорее бы это закончилось! Сколько еще идти?

Он ускорил шаг и за считанные секунды пронесся через чудовищный тоннель. В его конце неожиданно наткнулся на узкую железную дверь, холодную и пыльную, словно крышка гроба, простоявшего тут сотни лет. Хватаясь за нее, как за единственную опору, Стивен прижался к двери всем телом и попытался скрыть нарастающую паническую атаку под видом сердечного приступа. Все из-за этой мерзкой тесноты! Зачем создавать кротовые норы? Мы ведь все-таки люди...
Надзиратель с изумлением сдвинул в одну непрерывную полоску тонкие брови:
– Вам плохо?
– Да-да, можно побыстрее? Кхм, – нервозно буркнул Браун, борясь с бушующим страхом. Чтобы ни случилось, он должен выполнить задуманное, иначе начальник отправит всю его карьеру коту под хвост.
– Вызвать скорую? – испугался Джон.
– Какую еще скорую? Откройте уже дверь! – дрожа как осиновый лист, заорал Стивен. Подобные панические атаки случались с ним и раньше, болезнь обычно проявляла себя в известных ситуациях, которые мужчина старался избегать. Но сейчас – кто же мог знать, что коридор окажется настолько узким?
– О ужас, да вы бледны как смерть!

Джон торопливо вставил толстый ключ в замочную скважину и два раза повернул его с громким щелчком, отперев мощные засовы по центру, сверху и снизу. Браун с облегчением выдохнул, пришел в себя и порозовел. Как неловко-то... Затрясся, побежал... Но ничего: важно, что все обошлось без обморока. В крайнем случае – помогут басни о том, что иногда прихватывает сердце. У него жена, дети, да еще и тайный договор с надзирателями. Так что серьезный повод пошалить у моторчика есть.
Железная дверь с мерзким лязгом распахнулась, и взору Стивена предстал просторный зал, наполненный по периметру рядом камер, утопших во мраке. Царила мертвая тишина, а воздух, пропитанный затхлым запахом плесени, так и навевал сомнения: точно ли это тюрьма? Может, Браун ошибся адресом и попал в склеп? Но нет – конечно, он не ошибся.

– Принести вам холодной воды? – поинтересовался надзиратель с тонкой иронией.
Оставалось только помотать головой и с отвращением скривить рот. Противно...
– У вас вид такой ошарашенный. – Посмеиваясь, Джон указал на лицо гостя. – Проходите, крысы давно уже померли в этой гнилой конуре. Вальдемар в камере номер четыре. Левый ряд. Вы уже знаете, он редко отвечает на вопросы.
В пустынном тусклом помещении раздалось зловещее приглушенное завывание. Браун оцепенел: «Чертов ветер!»
Сделать первый шаг в этот зал было равносильно встрече лицом к лицу с приключением, полным неизвестности, страха и вечной борьбы с сомнениями. Он сделал этот шаг – и закрепил его вторым. Повернув голову налево, Стивен начал внимательно оглядывать камеры, охватывая их все. Он знал, что Вальдемар очень странный и диковинный, и от этой мысли ему становилось дурно. Но нельзя упускать последний шанс: придется переступить через себя ради карьеры. Стивен собрал волю в кулак и сконцентрировался на камере номер один. Ничего особенного: какой-то малый отлеживался на кровати, провожал глазами посетителей и чуть вздрагивал от стука звонких каблуков.

Во второй камере дожевывал остатки сухарей дряхлый дедуля с озлобленным сморщенным лицом и круглой кучерявой бородой. От мысли, сколько живности обитает в его обильных зарослях, Браун откровенно усмехнулся.

А вот третья камера, на удивление, была свободна. Пустующие железные кровати и стопки постельного белья дожидались новых жильцов.

Четвертая...
Стивена окутал волнительный трепет, когда через узкие щели стальной решетки он увидел мужчину крупного телосложения лет сорока восьми. Голова его была слегка опущена, а лицо – частично скрыто ниспадающими засаленными седыми волосами.
Донельзя удрученный вид уголовника побудил Брауна приблизиться к камере заключения на два шага, чтобы внимательнее рассмотреть того, с кем предстоит иметь дело. Но стоило ему увидеть страшный перекошенный рот Вальдемара, как ужас охватил Стивена, подобно горячке. Устремленные вниз уголки грубых губ, четко высеченные на лице, усеянном густой щетиной, казались неестественными, словно их нарисовал безумный художник. От них исходила тяжелая, подавляющая энергетика, невыносимая для долгого созерцания и попыток понять причину боли, изогнувшей их краями вниз, в самый ад.
Колкие мурашки пробежали по спине Стивена и, собравшись воедино, резко ударили отравленной стрелой прямо в мозг. Слава богу, что он пока не встретился с глазами этого человека. Но ведь еще придется... О нет, с ним придется разговаривать!

Когда ржавая решетка отворилась, и в камеру вошли два вооруженных надзирателя, Браун словно очнулся от кошмарного сна – и попал в не менее жуткую реальность. Мужчины схватили Вальдемара под руки и, с усилием приподняв с шаткого стула, вывели наружу. Сложно было сказать, почему заключенный сам не шевелился: казалось, он всецело погряз в болоте депрессии. Не поднимал глаз, будто знал, насколько сильно боялся близкой встречи гость. Сильные, рельефные руки Вальдемара, закованные в наручники, были расслаблены и болтались, словно плети.
Приглядевшись, Стивен заметил на правом запястье уголовника клеймо из двух латинских букв – NS. Он читал об этом знаке отличия в материалах дела. Выглядел он весьма внушительно; жаль только, его значение следователи так и не расшифровали.

 

[Alevix]

Тяжелые кольца толстой цепи наручников звенели стальным холодом в такт каждого шага заключенного. Он шел вперед по залу с камерными блоками, как лошадь, взятая в кольцо вооруженными хозяевами, – опустив голову, расслабленный, сутулый. Длинные седые волосы слегка колыхались, свисая на широкие плечи сосульками. Казалось, в порочной душе заключенного – если она вообще у него была – окончательно пропала вера в себя и в милость жизни.

Следуя за охранниками, Стивен пронесся через длинный замысловатый путь, который так и не отложился в памяти. Спустившись по лестнице на цокольный этаж, мужчина оказался в пустом помещении, освещенном ослепительно яркой лампочкой. Никакой мебели там не было, ни стола, ни стула – ничего. Просто куб с полым нутром, наполненный человеческими телами. Едкий запах строительных материалов и железная дверь, покрытая пылью. Стивен даже на секунду взгрустнул. Одиночество накинулось на него и так же быстро испарилось, когда позади, по лестнице, торопливо застучали тяжелые каблуки. Это был весельчак Джон, самый безотказный сотрудник тюрьмы.
– Вальдемар, ты как? – ободряюще поинтересовался парень.
Заключенный, плотно стиснутый между двумя охранниками, не оборачиваясь, один раз кивнул и снова опустил голову, коснувшись подбородком груди. Брауна не покидала мысль, что это преступное отродье чуяло страх, как пес, и специально избегало взгляда в глаза. Может быть, не так уж он и страшен?
– Вальдемар, мы идем в комнату допроса. Там следователь Стивен Браун введет тебе небольшую дозу успокоительного и задаст несколько вопросов. Прими это как должное и отвечай честно. Надзиратели Роберт и Кларк снимут наручники, чтобы ты чувствовал себя уверенно. Но учти, вставать с места запрещено в целях безопасности. Я буду держаться рядом и следить за тобой. – Джон стукнул двумя пальцами по пистолету, пристегнутому на поясе, и поделился чудесной улыбкой с Брауном. Тяжелая атмосфера вновь налилась жизнью, а железная дверь с мучительным скрипом отворилась после двух поворотов ключа.

Охранники провели Вальдемара в комнату допроса и посадили на стул. Здесь оказалось намного просторнее и свежее, но мрачнее, нежели в предыдущем помещении. Грубый металлический стол, три стула, металлическая кушетка в углу. Вентиляционная труба на потолке была закрыта толстой решеткой. С нее свисали вековые нити паутины, которые волнообразно колыхались от потока воздуха.
Заключенный сидел слишком расслабленно, выглядел измотанным, покачивался в разные стороны и едва удерживал равновесие, чтобы не упасть на пол. Стивен недоумевал. От камерного блока до комнаты допроса идти всего ничего: почему Вальдемар устал так быстро?
– Список вопросов и дело у вас с собой? – надзиратель Джон положил на стол шариковую ручку и чистый лист бумаги.
Стивен гордо сел напротив заключенного, кашлянул, усмехнулся и твердо заявил:
– Вопросы придут сами собой, а дело Вальдемара за пять лет я заучил, как школьные стихи.
– Надо же. Хорошая у вас память, я бы так не смог. – Джон придвинулся чуть ближе к столу и подмигнул охранникам. – Ребят, вы пока последите за заключенным, нам нужно перекинуться парой слов.
Мужчины скрылись за дверью комнаты допроса, оставив Вальдемара под надежным присмотром.

– Стивен Браун. Подумайте еще раз, что вы делаете. Скополомин – это мощный алкалоид с седативным действием. Он вызывает помутнение сознания, понижает артериальное давление, угнетает дыхательную деятельность и сокращает частоту сердечных ударов. Не отрицаю, возможно, заключенный – редкий крепыш, а два миллиграмма для него – всё равно, что детская дозировка для обычного мужчины. Подействует скополомин в любом случае, какая бы фантастическая сила воли у Вальдемара ни была. Помните это, и будьте осторожны с повышением дозировки. Я видел копию отчета о допросе, который провел ваш лучший сотрудник. Там действительно указано, что заключенный не проронил ни слова. Но препарат подействовал, как обычно.

– Разумеется, действовал как обычно! Я имел ввиду совсем другое – парадоксальный самоконтроль! – подтвердил Стивен, впиваясь глазами в лицо Джона. Но заинтересованности не уловил: тот никак не отреагировал.
Браун быстро осмотрелся по сторонам, но взгляду было не за что зацепиться: голые стены, давящее пустотой пространство... Волей-неволей пришлось снова обратиться к надзирателю:
– Кстати, вы заметили, как Вальдемара шатало, когда мы привели его в комнату допроса?

– Джон, сюда, скорее!.. – раздался пронзительный голос охранника.
В комнате допроса Стивен увидел неожиданное зрелище. Заключенный растянулся на полу, опираясь на полусогнутые руки, его мощное тело обмякло, стало вялым и неподвижным, а голова безжизненно болталась, словно силы в первую очередь покинули ее. Охранники безмолвствовали.
– Вальдемар!!! – Джон в панике подбежал и схватил его руку. – Господи, парень, ты чего? Холодный как лед! Ну почему раньше не сказал, что тебе плохо?
– Я вызову скорую! – один из охранников обрел дар речи.
– Да, давай! Пусть кто-нибудь из вас дойдет до приемной и проводит сюда врачей. Я останусь здесь, – с дрожью в голосе велел надзиратель.
– Мы вместе, мигом! – хором откликнулись ребята.
– Вот и отлично.
Придерживая обмякшего от слабости заключенного, Джон тут же мастерски спрятал маску испуга и натянул новую, деловитую.
– Браун, вы уж извините, но допрос отменяется. Это сердечный приступ. У Вальдемара однажды случилось такое в позапрошлом году. За два года ни разу не повторилось, медицинская экспертиза не подтвердила ничего серьезного, вот мы и расслабились. Если нетрудно, помогите поднять его и уложить на кушетку.
– Конечно, – произнес Стивен, и его надежды вмиг рассыпались, как старый мост из гнилых досок. Всё посерело и потеряло сок жизни. Ему никогда не попасть на другой берег, к равнинам с плодородной землей, если заключенный не поправится. Почему жизнь Брауна необратимо катится в бездну? Будь проклят этот полудохлый Вальдемар!
Тяжелое, едва слышимое хриплое дыхание заключенного то прерывалось, то снова восстанавливалось, как у утопленника. Несколько глубоких резких вдохов – и гробовая тишина, страшная, леденящая душу. Слушать такое было отвратительно. Брауна охватывало незнакомое ощущение, будто рядом витал предвестник смерти. Но надежда, возможно, останется жива, если помочь Джону.

– Вот так, хорошо, давай-давай, дыши глубже, пожалуйста! Врачи прибудут с минуты на минуту! Потерпи немного, совсем немного, прошу тебя! – бормотал под нос Джон, затаскивая вместе со Стивеном неподъемную тушу заключенного на металлическую кушетку.
Когда тот улегся поудобнее, то стал обеспокоенно ворочать головой и мучительно стонать.
– Что такое? – настороженно спросил надзиратель.
Вальдемар напрягся и что-то просипел. Джон не разобрал его слов:
– Воды принести? Не слышу тебя, повтори! Воды? Или что? – парень навострил уши и замер. Заключенный захрипел опять.

– Всё, теперь понял. Браун, последите за ним, я сбегаю на первый этаж, принесу ему попить. Возьмите мое оружие на всякий случай! – надзиратель кинул Стивену кобуру с пистолетом и скрылся, громко хлопнув дверью.
В комнату допроса влетел сильный поток свежего воздуха, от которого заморенный мозг Брауна мгновенно заработал, как после кружки крепкого кофе. Пока светловолосый парень наворачивал круги по лестницам и бесконечным коридорам, Браун наконец-то мог на время сорвать с себя постылую маску приличия.

 

[Alevix]

– Слышь, сердечник ты наш, ну что мне с тобой делать, а? – вполголоса прошипел Стивен, неторопливо подбираясь к кушетке с Вальдемаром. Тот дышал с трудом, его грудь прерывисто содрогалась под тонкой черной майкой. Глаза были сомкнуты, рот приоткрыт, а седые волосы растрепаны.
– Хочешь, для начала освежу память? Чем занималась твоя свора тринадцать лет назад в подвале недостроенного выставочного центра? Что вы делали с детьми? Я от тебя не отстану и все равно выдавлю эту информацию, понял? Отловлю всех твоих подонков, как крыс! Рассажу за решетки…

Дальше Браун не смог произнести ни слова.
Резкая боль в руке, невыносимая до слез, словно удар тысячи кинжалов, молниеносно парализовала тело, а резкий хруст собственных костей, кажется, где-то в плече, оглушил правое ухо. Это была чудовищная мука, от которой хотелось лезть на стену и орать, но из сдавленного горла вырывалось только глухое кряхтение, и то с трудом. Стивен не мог понять, что произошло. Внутри всё затряслось в конвульсиях под действием дикого адреналина. От нехватки воздуха в ушах зазвенело, как после взрыва гранаты на поле боя. Стены, потолок, пол покрылись матрицей из мелких крупиц, которые размножались с бешеной скоростью и сливались в мертвую черную точку, в единое страшное месиво. Далее последовал резкий удар чем-то острым в ногу, но уже не такой мучительный.

Только спустя несколько секунд Стивен понял, что случилось. Попытался схватиться за горло и освободить проход для воздуха, как вдруг наткнулся на чью-то мощную руку, которая ослабила хватку. Картина потихоньку прояснялась. Пряди длинных седых волос, бездушные глаза, будто покрытые ледяной сталью, и до боли знакомый перекошенный рот...
– Ты мой свет в окошке! Я так ждал тебя, – произнес голос; приглушенный, с легкой хрипотцой, он словно принадлежал тому, кто только что очнулся от сна.
«Что еще за бред?»
Стивен решил, будто сходит с ума, хотя это была суровая реальность, которая превзошла саму себя.

Вальдемар тяжело выдохнул, крепко сжал кулаки и медленно встал с кушетки, гордо расправив сильные плечи. Бросил на Стивена печальный взгляд, а потом, приглядевшись к полу, наступил на пистолет Джона и пнул его в дальний угол.
– А ведь ты мой первый посетитель за все бесконечные годы, что я гнил здесь. – Заключенный схватил Брауна за грудки и, усадив силой на стул, как куклу, добавил: – И последний.
– Что значит последний?
Трудно было поверить ушам. Вальдемар неожиданно заговорил! Но труднее всего – в потерю чувства страха за свою жизнь. Как такое возможно?
Ответа на вопрос так и не последовало. Немного отдышавшись и придя в себя, Браун понял, что нужно немедленно защититься и остановить заключенного, пока шкура цела.
Будь проклят сегодняшний день, сама идея прийти сюда и это чудовище по имени Вальдемар! Пусть всё горит в огне, но Стивен должен, превозмогая боль, добраться до оружия! Попробовать, что ли, доползти на руках, как учили в армии?
Но тело окончательно перестало слушаться его. Мужчина с грохотом рухнул на пол и случайно прикоснулся к твердому длинному предмету, торчащему из ноги, отчего в мышце возникло острое неприятное ощущение. Оно плавно разливалось по ноге и медленно текло вверх, распространяя странное опьянение, совершенно не похожее на привычное алкогольное.

«О нет, только не это!» – закричал мысленно Стивен, но для гнева и других эмоций уже не осталось места. Шприц с «сывороткой правды»! Вальдемар ввел ему раствор в ногу – весь до последней капли. Дела плохи. «Чертов симулянт! Какой же я дурак, так наивно повелся на его предсмертные вздохи! И надзиратель дурак... А кстати, где он?»
Заключенный как ни в чем не бывало величаво присел на стул, с которого ранее Стивен свалился от приступа бессилия, отбросил с лица пакли седых волос и уставился на лежащую жертву печальными железными глазами.
– Стивен Браун. Как я рад, что ты пришел. Как я тебе благодарен. Просто слов нет. Это переломный этап в моей жизни и во всей истории. Твой провал станет моим триумфом. Я сейчас выйду отсюда и наконец-то исполню задуманное – а ты упокойся с миром.
– Убьешь меня? Да подожди, подожди ты! Это моя работа, я ни в чем не виноват! Прости, если был дерзок. Ради жены и детей моих – пощади! – оправдывался Браун, судорожно мотая головой и тряся руками.
– Не бойся, я тебя и пальцем не трону. Благоразумнее будет оставить твою жизнь на произвол необратимым обстоятельствам. А они уже не за горами, – с горестью отозвался заключенный.
– Что ты несешь? Откуда тебе знать, когда я помру? – мужчина, борясь с действием препарата, чудом выжал из себя бурную эмоцию.

– Я чувствую это.
Вальдемар нахмурил густые прямые брови и с жалостью провел грубыми пальцами по взъерошенным волосам Брауна. Резкий всплеск отвращения, словно яд, растекся по телу Стивена. Он понимал, насколько страшные вещи говорил заключенный, но проникнуться в их дремучий лес и ощутить всю полноту не мог, парализованный под действием скополомина. Возможно, преступник специально тянул время, ожидая, когда «сыворотка правды» окончательно подействует, чтобы обезопасить себя перед побегом.
– Ты что, пророк? – пробормотал заплетающимся языком Стивен.
– Нет, – коротко ответил Вальдемар и указал пальцем на клеймо из двух латинских букв «NS», выжженных на запястье.
– Знаешь такую поговорку: «Рожденный ползать - летать не может»? Так вот, вы с Джоном – земляные черви, а я сокол. Браун, далеко не каждому дано пробить головой потолок и выжить. А я смог. Мне искренне жаль, но так было задумано изначально. В природе всё закономерно, она жертвует слабыми ради господства сильных. Твои роковые ошибки, из-за которых ты плачешь по ночам в подушку, не пропали без пользы делу. Я беру все предначертанные подарки от жизни, а сегодня мне вдвойне повезло. Так что я тебе безмерно благодарен. Прости, не воспользоваться твоей беспомощностью просто не могу. Нужно завершить массу незаконченных дел и воплотить некоторые идеи. А потом... общество и твой привычный мир кардинально изменятся. Но ступить на порог нового строя ты не успеешь... Подумай перед смертью о себе и смирись. Других вариантов просто не остается. Тогда страхи немного отступят, на душе станет легче. Спасибо, что навестил меня и даровал свободу. Упокойся с миром.

– Да пошел ты! Не тебе решать, сколько мне жить! Я тебя из-под земли достану вместе с твоими сообщниками! И покончу с вашей больной идеей о перестройке! Слышишь? Из-под земли! – Браун изо всех сил старался говорить громко, яростно, но не получалось: голос пропадал в самом горле и вырывался едва понятными отрывками.
В ответ заключенный взял Стивена за грудки, слегка приподнял, поднес его бессильно болтающуюся голову к лицу и поцеловал в лоб. Мужчина скорчился от омерзения, хотел было сопротивляться, но от слабости не смог даже поднять руку. Страшные слова о скорой смерти заполнили голову Брауна от края до края, как мерзкий ком грязи, не оставив места для других мыслей. Так впору и с ума сойти. Забыть о них не получалось: «сыворотка правды» лишала всякой воли.
За дверью знакомо застучали звонкие каблуки. Они отдавались в голове Стивена эхом, искаженным и заторможенным. Это Джон спускался по лестнице. Значит, в жизни еще есть хоть капля справедливости! Всё не так уж и плохо!

– Умоляю, быстрее! Хоть бы ты был вооружен! Пожалуйста, останови это чудовище! – Браун погрузился в пустоту, но краем мозга понимал, насколько всё плохо, и мямлил что-то неразборчивое, а его язык то и дело по-собачьи вываливался изо рта.
Вальдемар аккуратно положил неуправляемое тело Стивена на пол и последний раз посмотрел на него с грустью. Рот заключенного не был перекошен, как при первой встрече. В нем тоже была грусть. Чудовище, величественное и страшное, разорвало оковы. Проиграл мягкотелый Джон, проиграл ничтожный Браун. Да, теперь Браун считал себя именно таким, и чувствовал себя до боли отвратительно. Слова о смерти будто разъедали кислотой внутренности, превращали в ничто былые мечты и надежды, некогда сиявшие в глазах, как жаркое солнце Портленда .
Стивен не мог и подумать, что чужие бредни станут для него равносильны смертному приговору. Они, как заноза, впились в самый центр мозга и распространяли заражение по здоровым тканям. Чем же таким удивительным обладало это чудовище? Прозрением? Паранормальными способностями? Трудно понять, но ясно было только одно: Вальдемар не врал. Браун всем существом чуял это: услышав о грядущей смерти, он ни на секунду не усомнился – впервые за свои сорок три года.

Препарат погрузил его в безмолвие и тоску, пропитанную отчаянием и жалостью к себе. Теперь оставалось только ждать Джона и наблюдать за заключенным, который только что взял со стола шариковую ручку, сжал ее в кулаке острием вниз и настороженно впился глазами в дверь. Притаился подобно хищнику, прислушиваясь, как по ту сторону добыча торопливо отпирала сложный замок.

 

[Alevix]

Тихий щелчок первого засова, звонкий второго и пронзительно-скрипучий третьего. Металлическая ручка с потертым позолоченным покрытием опустилась вниз, до упора, и мгновенно была перехвачена могучей рукой Вальдемара. Приняв боевую позицию, он рывком распахнул дверь с такой зверской силой, что она чуть не слетела с ржавых неразработанных петель.

Седовласое чудовище схватило Джона за грудки, замахнулось широким кулаком и подобно неистовому вихрю отбросило парня в сторону. Тот упал на спину и со всего маху ударился затылком о пол.

Заключенный уселся надзирателю на грудь и резко вонзил острый стержень в глазное яблоко, воспользовавшись тем, что жертва была безоружна и дезориентирована. Тот не успел издать и звука. Брызги крови взлетели, на секунду задержались в воздухе и понеслись вниз, обратно на его искаженное от испуга лицо.
«О нет, неужели я следующий?» – мысли Брауна метались, он понимал, что погряз в паутине абсурда и здравого рассудка. «Сыворотка правды» наделила разум такой необычайной непоколебимостью и вольностью воображения, что под ее действием можно было спокойно пройти через пекло ада и встретиться с самим дьяволом. Мужчина пытался выделить на первом плане привычный склад восприятия реальности, но всё, как назло, смешалось в единую бредовую массу. Он не мог понять, где галлюцинации, а где действительность.

Заключенный с несвойственной ему быстротой обшарил плотно набитые карманы Джона и обнаружил маленький перочинный нож. Загадочная меланхолия убийцы оттаяла подобно весеннему снегу в первый жаркий день, не оставив и следа.
Браун был настолько беспомощен и слаб, что ему оставалось только наблюдать с отвращением, как убийца грубо сдирал спецодежду с тела надзирателя, а потом торопливо надевал на себя, туго затягивая ремень широких брюк.
Но даже новый облик так и не превратил всем известного преступника в неприметного человека. «Волосы! – подумал Стивен. – По таким длинным паклям его всякий сразу узнает!»
Но заключенный будто прочел его мысли: раскрыл перочинный нож, по лезвию которого пронеслась ослепительная полоска света, опустил голову, схватил густую прядь и провел ножом у основания. Седые сосульки волос рассыпались на части и, паря в воздухе, как невесомые перья, опустились на тело мертвеца.

Перед тем как покинуть комнату допроса, заключенный на миг остановился и склонился над трупом. Лицо Вальдемара налилось серой грустью, плечи расслабились:
– Прости, Джон, у меня не было выбора.
Он хотел добавить еще что-то, но резко умолк. Опустил голову и поник. Печаль провела на его лице грубые асимметричные линии морщин. Убийца величественно поднялся, откинул назад криво отстриженные волосы и стрельнул в Брауна невозмутимыми глазами. Сложил перочинный нож, полностью спрятал в ладони, устремил ледяной взгляд вдаль, за пределы комнаты допроса. Уверенно перешагнув порог, запер за собой дверь и растворился в длинных лабиринтах тюрьмы.

Седовласое чудовище окончательно покинуло цокольный этаж. Только тогда Стивен избавился от мысли: «Я следующий... Неужели я следующий...» и изо всех сил попытался протиснуться к источнику здравого рассудка через тернии галлюцинаций. Перед глазами всё плыло, как у юнги-новичка во время качки. Чертова «сыворотка правды»! Лучше бы государство запретило ее использовать. Кто знал, что от этой мерзкой дряни мозги превращаются в мочалку? Пока не попробуешь на себе – не поймешь.
Брауну нужно было достать из кармана мобильный телефон и найти в списке номер исправительной колонии Портленд, дабы объявить тревогу. Борясь с полудремой, он чудом справился с невообразимо трудной задачей и нажал кнопку вызова.
Гудки казались не такими, как обычно: они то пропадали в пустоте, то искаженно доносились до уха. Но, к счастью, долго ждать ответа не пришлось:
– Алло! Пап?
– О черт! Каспер, ты? Промахнулся я, не тот номер набрал! Слушай меня. Срочно скажи охране, чтобы заблокировали все выходы из здания! Сбежал заключенный, переодетый в спецформу надзирателя! Он должен подняться с цокольного этажа первого блока. Скорее, каждая секунда на счету! – проговорил Браун в трубку, протяжно, словно расстроенный музыкальный инструмент.
– Как? – ужаснулся мальчик и перешел на шепот: – Вальдемар сбежал?
– Да-да! Сам Вальдемар! Нет времени болтать. Делай то, что я сказал! – велел Стивен заплетающимся языком.
– Пап, что у тебя с голосом? Ты пьян? – ахнул от удивления Каспер, но так и не дождался ответа.

 

[Alevix]

ГЛАВА 2. Если я нужен, то вся вселенная будет мне помогать​

Штат Орегон, город Портленд, 6 сентября 2012 года
«Вот это да! Просто невероятно. Вальдемар сбежал! Неужели посчастливится увидеть его?» – мысленно повторял мальчик, ерзая на холодном гостевом стуле в проходной и прижимая мобильный телефон к груди, как плюшевую игрушку. Отец столько лет отмахивался от вопросов об уголовном деле, которое так и не смог раскрыть... но сегодня, когда он решился рассказать хоть немного, всё в корне изменилось. В жизнь Каспера влилась дикая ультрамариновая краска с необычным ароматом, не сравнимым ни с чем. Мальчик хотел знать, что так долго скрывал отец в своей потрепанной папке для бумаг? Почему всегда уходил от вопросов об этом уголовном деле?
Теперь Каспер очутился в самом центре чрезвычайной ситуации! И впал в ступор, совершенно не зная, как поступить: сдать преступника или промолчать? Замешкался, утонул в воспоминаниях, прокручивая загадочные слова отца: «Сила воли заключенного потрясает. Это сила воли на грани фантастики», «живет одним и тем же кошмаром, который видит во сне все тринадцать лет», «когда просыпается, в глазах его всегда царит кромешный ужас»...
Мальчик сильнее сжал в руке мобильный телефон.
«Может быть, Вальдемар супергерой? Как в фантастических фильмах?»
Никогда ему еще не приходилось решать такие сложные дилеммы: послушаться неудачника-отца или освободить таинственного преступника, к которому Каспер тянулся тонкой неуловимой нитью, пропитанной воодушевлением. Даже от звуков имени «Вальдемар» душа ребенка упоенно дрожала. Борясь с собой, он не заметил, как невольно оказался на пороге рискованного желания столкнуться с заключенным. Наконец-то увидеть его!
Пока не поздно, мальчик должен был оповестить охрану о побеге. Обязан был! Но нет, он так и не решился. Каспер не мог, он чувствовал вину перед этим загадочным человеком.
«Разве фантастическая сила воли не достойна уважения? Отец всегда был неудачником, подлецом и трусом, что если он ошибался, считая Вальдемара исчадием ада? Вдруг всё обстоит абсолютно иначе? Я никогда не слышал о страшных убийствах от рук этого человека, о нем вообще никогда не говорили – ни в теленовостях, ни в кругу знакомых отца. Что-то здесь не так. Не бойся, Вальдемар, теперь твоя судьба в моих руках!»
Впервые за свои девять лет Каспер ощутил настолько концентрированный сумбур эмоций, пылающий в самом центре груди, что его маленькое тело и юный разум, казалось, готовы были разорваться на части, как бомба, и вспыхнуть. Непомерная сила любопытства, колкий страх, воодушевление взяли свое. Встреча с Вальдемаром – это прыжок со скалы в бездну приключений! Это нечто невероятное, чужое, но до безумия притягательное и экстремальное.
«Хоть бы краем глаза взглянуть на него! Только бы зануда-отец не явился сейчас, только бы не явился!»

– Пошла седьмая минута! Любой сердечник уже давно бы помер! Роберт, не поленись, выгляни еще раз! Не едут? Я на своей машине успел бы уже дважды туда-сюда сгонять, не то что наша безответственная Портлендская скорая помощь! – бунтовал охранник возле турникета. Он нервничал и непрерывно переминался с ноги на ногу, словно туалет колонии по техническим причинам закрыли на целый день.
Его напарник, который невозмутимо курил у распахнутой настежь входной двери, сделал последнюю глубокую затяжку и крикнул в ответ:
– Скорая на перекрестке стоит, в пробке.
– Так чего молчишь? Аллилуйя же! – отозвался взволнованный коллега.
– Ага, – кивнул напарник.

Мальчик настороженно переглянулся с мужчинами и прислушался. Тревожный звук сирены становился всё ближе, пронзительнее и отчетливей. Спустя миг машина скорой прибыла. С улицы донесся монотонный гул двигателя, сумрачную проходную наполнили частые хлопки дверей и суматоха. Появились два врача, облаченные в синие спецкостюмы. Впереди сломя голову летела молодая женщина, а за ней ковылял пожилой мужчина, держа в руке оранжевый чемоданчик с красным крестом. Они стремглав пронеслись через турникет. В воздухе повис острый запах медикаментов, от которого Касперу стало не по себе. По лестничной клетке гуляло, удаляясь, эхо обеспокоенных голосов.

Стало тихо. Подозрительно тихо, отчего мальчик невольно напрягся. Правой рукой оперся о ближайший гостевой стул, а левой жадно ухватил школьный рюкзак. И замер, как каменная статуэтка с живым сердцем, будоражащим кровь в ожидании неизвестности.
Каспер всегда был без ума от экстремальных аттракционов, которые с бешеной скоростью несутся в пропасть и вращаются на триста шестьдесят градусов. Но сегодня, когда он ослушался отца и сделал всё по-своему, некогда знакомые чувства обострились до края. Предвкушение встречи с чем-то новым опьяняло и завораживало, притягивало магнитом и доводило до безрассудства.
Торопливые шаги сотрудников тюрьмы и врачей доносились из коридора первого этажа, потом призрачно переместились этажом выше. Мальчик с трепетом ждал и сверлил глазами дверь на лестничную клетку, которая порой хлопала от потоков сквозняка и пискляво поскрипывала, как пойманная в ловушку мышь.
Шаги удалялись всё глубже и глубже в беспросветные лабиринты здания тюрьмы. Каспер уже едва улавливал, как ритмично стучат каблуки по выстланному металлической решеткой полу. И как только звуки полностью пропали, хрупкая тишина вновь была нарушена. Сквозняк заметно усилился, пронесся приятной свежестью по коже и полетел дальше, к двери, резко распахнул ее. Касперу сначала показалось, что это ветер решил разыграть злую шутку, – но нет, он ошибался. Даже вообразить себе не мог, насколько сильно.

В узком темном проходе нарисовался высокий мужской силуэт в неброской спецодежде надзирателя колонии. Незнакомец нес груду картонных коробок, придерживая их руками так, что они почти полностью скрывали его лицо.
Мальчик затаил дыхание:
«Судьба Вальдемара в моих руках…»

Дежурный охранник, просиживающий дни и ночи в застекленной будке у турникета, звучно захлопнул толстую пыльную книгу и выбрался из своей каморки с начальственным видом:
– Эй, приятель! Мусорный бак битком забит. Вывезут его рано утром, так что зря вы сейчас уборку замутили! Тем более что вчера привезли только часть облицовочных панелей, а завтра остатки забросят. Могли бы завтра и прибраться, когда с ремонтом покончим. А сейчас – какой смысл?
– Мусор, кхе-кхе, выносить никогда не рано. Я рядом с баком оставлю, пропусти, – едва слышно прошептал незнакомец низким хрипловатым голосом.
– Кларк, ты, что ли? – охранник вытянул шею, пытаясь рассмотреть лицо надзирателя сквозь непроглядную толщу коробок.
– А кто же еще? – таинственный человек издал нечто вроде смеха, так принужденно, будто это была первая в его жизни шутка. Прижал к себе мусор как можно плотнее и шумно закряхтел, показывая, как тяжела его ноша.
– Ты меня так до инфаркта доведешь, в следующий раз не выпущу...
Охранник задумчиво почесал густую бородку, нехотя махнул рукой в сторону выхода и скрылся в своей душной каморке.

Каспер привстал со стула и замер, как охотник, готовый следовать за таинственным человеком, дабы удостовериться, что это именно тот, кто ему нужен. Высокий широкоплечий мужчина двигался медленно, обеими руками удерживая груду коробок. Чем ближе к выходу, тем увереннее и быстрее он шагал; сначала с опаской – а потом легко и непринужденно. Толкнул ногой входную дверь, и в сумрачную проходную ворвались золотистые солнечные лучи. Каспер невольно сощурился и через тонкие щелочки глаз увидел, как силуэт мужчины растворялся в ослепительном свечении улицы.

«Нет, только не исчезай! – затрезвонил бешеный колокол в голове мальчика. – Кто ты? Вальдемар или нет? Я должен выяснить это, иначе умру от любопытства!»
Нужно действовать. Немедленно. Каспер понял, что будет жалеть всю жизнь, если упустит этот миг. Сейчас или никогда! Забыв об отце, он рванул к выходу (встревоженный охранник из будки дважды что-то крикнул вслед).
Сердце Каспера колотилось, как у кролика. Он выбежал на улицу и чуть не наткнулся на машину скорой помощи. Быстро осмотрелся, отыскал незнакомца и последовал за ним по пятам – к высокому забору с колючей проволокой, возле которого выглядывал переполненный мусорный бак.

Мужчина ловко закинул коробки на самую верхушку горы мусора, но они не удержались и упали на землю.
Каспер, не отставая ни на шаг, подкрался на цыпочках сзади и задал свой главный вопрос:
– Извините, Вальдемар – это вы?

 

[Alevix]

Секунда молчания зависла в воздухе. Застыла грозная туча, надвигающаяся на Портленд с севера. Утих свежий северный ветер, потерял силу и больше не касался чувствительной кожи Каспера. Разом оборвались песни птиц. Ожидание неизвестности и неведомое ранее напряжение охватили разум мальчика. Ему казалось, что вокруг замерло всё, что остановилось само время.
Таинственный мужчина, стоя спиной к Касперу, слегка повернул голову влево и покосился на любопытствующего ребенка. По растрепанным седым волосам пробежали яркие серебристые переливы – мальчик невольно вспомнил, как сверкает отполированный старенький кабриолет отца.
Недолго помедлив, незнакомец повернулся к Касперу лицом. Зрачки его, словно две искусно ограненные льдинки в мистическом лунном свечении, уставились прямо в душу, и противиться их пристальному изучению мальчик не мог. Во взгляде мужчины он увидел два противоречивых чувства: апатию и благодушие. Нечто третье крепко-накрепко держало их на короткой привязи, не давая вырваться.

– Вы Вальдема-а-ар, да-а-а? – растягивая гласные, опять спросил Каспер – и настороженно попятился. Лицо незнакомца, испещренное ассиметричными морщинами, нависло над ним, как грозовая туча.
Мужчина присел на корточки, сократив свой рост до уровня девятилетнего мальчика. Крепкая рука с рельефными венами потянулась к карману брюк, немного задержалась в нем и извлекла документ, напоминающий удостоверение, которое Стивен Браун всегда носил с собой.
– Дай мне руку, – прошептал таинственный человек низким хриплым голосом, так, будто слова давались ему с огромными усилиями.
– Зачем? – Каспер напряженно сжал кулачки, спрятал их за спину и отпрянул от незнакомца еще дальше. Странный тип, на редкость странный...
– Я не кусаюсь, просто дай мне руку, – мелодично произнес седовласый мужчина, после чего изобразил нечто похожее на улыбку. – Не надо бояться, Каспер.

– Откуда вы знаете?.. – у мальчика перехватило дыхание. – Так значит, Вальдемар – это вы? Я не ошибся?
Растерянный, он видел фальшиво добродушное лицо. Упрямо уставился на уголки кривой улыбки и длинные морщинки в краях глаз.
– Ты только что сам ответил на свой вопрос, – мужчина неторопливо протянул руку ребенку и развернул ее ладонью вверх. – У меня очень мало времени, Каспер, помоги мне.
– Но как?
Стоило мальчику убедиться, что перед ним на самом деле стоит сам Вальдемар, которому нужна помощь, как внутри разума Каспера будто рухнул грузовой лифт, разорвав в шахте сознания многослойную паутину сомнения и страха. Теперь ничего не мешало ответить бывшему незнакомцу взаимностью. Каспер робко прикоснулся маленькой холодной ладошкой к грубой широкой ладони седовласого мужчины, теплой, словно весеннее солнце Портленда . От Вальдемара исходила положительная энергетика, успокаивающая, лучезарная – настоящая, в отличие от фальшивых гримас его лица.
– Мне звонил отец. Велел сообщить охране о вашем побеге. А я не послушался. Хотите узнать, почему я так сделал? – первый лучик доверия заставил мальчика душевно улыбнуться.
– Нет. Но за прикрытие спасибо.
Мужчина опустил глаза, наигранная улыбка сбежала с усталого лица, рот расслабился. Как обидно! Ему неинтересно, почему Каспер так поступил! Мог бы спросить – хотя бы из вежливости! Но нет. На душе у мальчика стало горько. За такой подвиг разве отделаться одним «спасибо»?
Вальдемар вложил Касперу в ладонь документ, который ранее достал из кармана, и заметно оживился:
– Помнишь, где находится выезд с территории тюрьмы?

Замешкавшись, мальчик почесал затылок, сжал губы, немного поразмыслил и ответил:
– Если не ошибаюсь – между двумя вышками.

– Хорошо. Теперь я кое о чем тебя попрошу. Это удостоверение надзирателя Джона Фирса. Дойди до поста охраны на выезде с территории и покажи его сотрудникам. Постарайся их уболтать. Скажи, что нашел удостоверение совершенно случайно. Если спросят, где, ответь – на парковочной стоянке. Твоя цель – отвлекающий маневр. Чтобы я мог пройти через турникет незамеченным, – сообщил Вальдемар, переводя дыхание после каждого предложения.
– Я с превеликим удовольствием сделаю это для вас. – Мальчик спрятал удостоверение в карман.
Каспер стоял на краю пропасти и смотрел вниз, в бездну, без страха. Ощущал себя одновременно героем и предателем, независимым и марионеткой. Всё вокруг беспорядочно смешалось, и лишь один человек выделялся из несуразицы, свободный от эмоций лик которого запечатлелся в памяти у мальчика нестираемым наброском.

На Вальдемара плавно легла тень от дождевой тучи. Его грубые губы чуть дрогнули и едва слышно промолвили:
– Если я нужен, то вся вселенная будет мне помогать.
Каспер замер, на миг закрыл глаза и коротко вздохнул. Почему именно он – часть вселенной, которая должна протянуть руку помощи? Просто фантастика!

– Я пойду следом за тобой, постарайся не оглядываться, – послышался сзади низкий глухой голос. Но мальчик невольно ослушался его и обернулся: он не мог этого не сделать.
Переполненный воодушевлением, Каспер, понесся вдоль второго блока, огражденного высоким забором со спиралеобразной колючей проволокой. Корпус тянулся вдаль, не было ему конца и края. Мальчик пытался идти так быстро, как только мог, но дорога была длинной...
– Не беги! – надрывая голос, выкрикнул Вальдемар, указывая взглядом на редкую вереницу видеокамер наблюдения на стене.
Каспер снова обернулся. Зачем? По привычке, из-за былых криков отца?

Озадаченный мальчик не знал. Он только лишь несколько раз моргнул и улыбнулся, когда перед его глазами нарисовался пост охраны, отделяющий Вальдемара от свободы. Слева на небосводе пылало сказочное оранжево-желтое зарево, а справа нависала низкая темно-серая грозовая туча, которая щекотала прерию и сосновый бор бесформенными дымчатыми руками.
Раскрыв удостоверение Джона Фирса, Каспер постучался в металлокаркасную охранную будку. Та громко задребезжала. Из точки, куда пришелся удар маленького кулачка, разошлись волнообразные круговые волны, как по обеспокоенной воде.

Старший охранник несколько раз дернул застрявшую в проеме дверь и распахнул ее. Каспер увидел весьма уютную комнатку: стул, рабочий стол и мягкая кровать, на которой спал с раскатистым храпом, видимо, дожидаясь своей смены, коллега охранника.
– Эй, парень, ты чего тут делаешь? Школу прогуливаешь? –поинтересовался охранник, дожевывая бутерброд с колбасой и сыром.
– Нет, не прогуливаю. Извините, что побеспокоил... – Каспер протянул удостоверение сотруднику поста и слегка замешкался. – Я нашел на парковочной стоянке вот этот документ, посмотрите. Наверно, его потерял хозяин, какой-то Джон Фирс.
– На парковке? Удостоверение Джона? Ах, да, ты же въезжал сюда с... – мужчина быстро глянул в блокнот, – со Стивеном Брауном. На Ferrari 250 GT. Что ж, зоркий глаз у тебя, парнишка, молодец!
Охранник взял утерянный документ, повертел его в руках и тщательно рассмотрел каждый уголок. Когда убедился, что всё в порядке, на него нахлынули теплые отцовские чувства. Мужчина изобразил нечто похожее на широкую клоунскую улыбку, но его довольную гримасу резко стер пронзительный звук сирены. Смех сменился страхом.

 

[Alevix]

– Брэд, подъем! Тревога!!!
Бешено затрезвонил служебный телефон, ожили хрипучие рации, затрещали: «Сбежал заключенный в спецформе надзирателя! Перекрыть въездные ворота, окружить территорию!»
Мальчик вздрогнул и закрыл уши ладонями, но спастись от неистовой сирены было невозможно: она пульсировала в истерике, мучительно пронизывая тело колебаниями. Голову болезненно кольнул страх предвестия войны.
Из охранной будки донесся сумасшедший суетливый грохот. Двое мужчин в панике заряжали автоматы, нервно передергивали затворы, а затем торопливо прикрепляли к поясу длинную обойму с патронами.
– Парень, сиди здесь и не высовывайся, понятно? – грозно велел старший охранник, крепко сжимая автомат М4.
Каспер опасливо глянул на мужчину и скрылся в будке, чтобы понаблюдать оттуда за тем, что произойдет. Истеричная сирена и суматоха разрывали сердце мальчишки на части. Он до боли сжал замерзшие кулаки и помолился за жизнь необычного седовласого человека с ледяными глазами, который – Каспер точно это знал – навсегда оставил след в его душе.

– «Северная вышка» беспокоит. Вижу его! Объект в спецформе надзирателя направляется в сторону бора! – послышался взволнованный голос из рации.
Старший охранник глубоко вдохнул:
– Стреляй, не ошибешься. Наши люди в рабочее время по лесу не гуляют.
– Вас понял.
Раздался раскатистый выстрел. Монотонное эхо рассеялось колебаниями, которые замедлялись подобно сердечному ритму, а потом перешло в объемный глухой звук, как перед кульминацией в фильмах ужасов.
Зловещий гул вскоре стих, и на смену ему пришла невыносимая тишина. Отвратительнее ее не могло быть ничего.

Только секундная стрелка часов неустанным щелканьем чудом вывела Каспера из оцепенения. Его личико скривилось от горя, и мальчик, не в силах сдержаться, расплакался, по щекам потекли две горьких слезы. Что же так зверски тянуло его к этому человеку, что?!
«Почему ты поверил в меня, Вальдемар? Твоя смерть – это моя вина, и я не знаю, как теперь ее искупить!»
Каспер ревел и задыхался от горя, не замечая, как слезы текут на отчетную тетрадь въезда-выезда машин, бил руками по мокрой бумаге, растирая чернила в бесформенные пятна.
Но какая-то внутренняя сила велела не сдаваться и идти дальше. Всё его существо отказывалось верить в происходящее. Может, Вальдемар еще жив? Может, он тяжело ранен и ему требуется помощь?

Ребенок утер нос рукавом и выскочил из охранной будки. Огляделся по сторонам и случайно заметил, что сирена на машине скорой помощи снова зажглась огнями. Не к добру. Каспер не мог не поинтересоваться, что случилось. Он обернулся и замер в потрясении: врачи в синих спецкостюмах несли на носилках чье-то тело, завернутое в черный пакет.
«Мертвец!!!» – разразилось громом в голове мальчика. Ноги стали ватными и вмиг онемели.
Издалека, с перекрестка, подъезжали полицейские машины. Куда они спешат? К исправительной колонии или к телу Вальдемара?
«Пока не поздно, я должен узнать, жив ли он. Может, еще не поздно помочь... – слезы снова навернулись на глаза Каспера.
Тяжелая тень дождевой тучи незаметно легла на территорию тюрьмы плотной черной дымкой, воздух наполнился сыростью и духотой. Ослепительно вспыхнул мощный электрический разряд. Запахло озоном, и хлынул сильный ливень.

Шлепая кроссовками по мокрой земле и пачкая джинсы брызгами грязи, мальчик помчался на всех парах по бескрайней прерии – туда, где исчез беглец. Каспер рассекал руками толстую стену нещадного дождя. Никакая стихия не способна была помешать ему. Всё меркло перед страхом потерять Вальдемара раз и навсегда.
Промокший до ниточки мальчик преодолел бесплодное поле и свернул к сосновому бору, где отец совсем недавно сделал остановку, чтобы переодеться в спортивный костюм.

Там Каспер обнаружил небольшой овраг, заросший высокой травой, и, неудачно соскользнув по сырой глине, съехал в него. Огляделся по сторонам и обомлел: в самую гущу леса тянулись размытые капли крови!

– Эй, парень! Тебе тут не место. Садись в машину, мы отвезем тебя домой.
Мальчик вздрогнул: на его плечо неожиданно опустилась чья-то рука. Обернулся и встретился с властным взглядом полицейского.
– Нет, не надо. Я дождусь отца. Он закончит свои дела в колонии и сам отвезет меня домой, – отозвался Каспер.
Надо же, как некстати! Страж порядка может помешать отыскать раненого заключенного.
– Это вряд ли. Твой отец отправлен в реанимацию, – произнес полицейский, хлопнул мальчика по плечу и кивнул в сторону автомобиля.
– Как? В реанимацию? А что случилось? – испуганный новостью Каспер стрелой влетел в салон, забыв на миг о своей безумной цели, о сильном дожде – да почти обо всём.

– Не знаю, скорая сейчас с ним разбирается. Не дрейфь! – поддержал его полицейский. – Врачи сорок шестой больницы поднимут его на ноги раньше, чем ты окажешься дома. – Мужчина открыл бардачок на передней панели, вынул чистое махровое полотенце и положил ребенку на колени.
Каспер промокнул холодные капли на коже и прислушался, как тревожный дождь ударяется о крышу и стекла машины, стекая вниз змейчатыми струйками... как кровь, что льется сейчас из раны Вальдемара. Почему его мысли заполнены исключительно этим человеком – даже сейчас, когда жизнь отца в опасности? Отец же дорог ему! Да, Каспер любил его, иначе и быть не может, но... сердце по отцу не болело. Стивен Браун всегда считал своего сына недоумком, стегал его ремнем за мелкие шалости, дерзил по пустякам и оскорблял мать, когда напивался. У мальчика разрывалась душа при одном виде ее слез. Он всегда заступался за мать и получал за это от отца. Боль накапливалась годами, а сейчас, в трудную минуту, показала острые зубы.
Очнувшись от мучительных размышлений, Каспер глянул в переднее зеркало и рассмотрел лицо водителя, который уткнулся в навороченный мобильный телефон. Потом закрыл глаза и сильно потер их ладонью. Тяжелое бремя обиды, не позволяющее ему простить отца, не отпускало, отпечаталось на душе клеймом. И мальчик сдался.
Когда он распахнул усталые веки, то невзначай заметил: чего-то не хватает. Где рюкзак? Остался в проходной колонии!
Шумно ерзая, мальчик наклонился вперед и жалобно произнес:
– Простите, можно отойти в туалет?
– Потерпеть можешь? – неохотно зыркнул на него водитель.
– Боюсь, никак, всё серьезно! – Каспер схватился за живот и согнулся пополам.

– Ладно, вылезай. – Полицейский открыл заднюю дверь и вывел ребенка. – Давай здесь, кроме меня, тут никого.
– Я стесняюсь, можно отойти куда-нибудь? – недовольно скривился мальчик, морщась от назойливых капель дождя.
– Малый, ты чего? Мы же мужчины, чего я там такого не видел? На крайний случай могу отвернуться и не смотреть на твой... – водитель разразился смехом, – да мне это и не надо. Выброси из головы всякую чушь и делай дело.
– Никак не выходит, простите! Я должен спрятаться вон за то деревце! – прикидываясь простачком, Каспер указал пальцем на самую толстую сосну. – Тогда всё получится.
Полицейский расхохотался, как пьяный студент на выпускном, глаза его засверкали:
– Иди за свое деревце, чудо!

Мальчик вприпрыжку добрался до сосны, скрылся за ней и замер. Прошла минута, вторая, третья. Дождь разбушевался, превратившись в непроглядную стену из крупных серебристых капель. Вместе с ливнем нагрянул сильный порывистый ветер. Он завывал тоскливо, как волк, метался по сосновому бору то туда, то сюда. Стихия нещадно обрывала мертвые ветви и раскидывала их в разные стороны.
Водитель заволновался. Распахнув зонт, он прикрыл рукой лицо, огляделся и быстро пошел туда, где справлял нужду маленький проказник.
– Э-э-эй! Ма-а-а-альчи-и-ик! Ты где-е-е-е?! – орал во всё горло облапошенный водитель, бродя по узким лесным тропинкам. Эхо отражалось от стволов сосен и неслось дальше, в самую глубь леса, и выше, где в свинцовом тумане тучи сливалось в однотонный звук.

А Каспер удрал. Ловко пробрался в чащобу, следуя за размытыми каплями крови. Надежда на спасение Вальдемара была жива, и ноги сами несли ребенка в гущу событий. Мальчик озяб, промок насквозь, тонкая майка стала липкой и противной, он постоянно отклеивал ее от тела и продолжал упорно шагать, пока чуть не столкнулся с отрядом полиции. Чудом успел укрыться за разросшимся ореховым кустарником. Оттуда увидел, как следователи разделились на две группы: первая переходила шаткий канатный мост над глубоким оврагом, где когда-то протекала речка, а вторая направилась в обход, четко следуя по извилистой тропе, ведущей черт знает куда.
Капли крови, видимо, оборвалась на середине моста. Полицейские потоптались, внимательно осмотрели ее, взяли мазок на экспертизу и направились дальше, на противоположную сторону. Наверно, собирались догнать вторую группу в зарослях оврага.
Когда полицейские скрылись из виду, Каспер покинул укрытие. Тихо прошел по мокрому мху и ступил на песчаную тропинку, усыпанную иголочками хвои и небольшими шишками.
На старом канатном мосту он тщательно осмотрел размытые капли крови. Они стекали в узкие прогалины меж трухлявых досок. Зрелище не для слабонервных...
Мальчик сообразил, что тут заключенный перевязал себе рану, потому крови больше и нет. А это значит, дела не так плохи. Возможно, Вальдемар жив и ему нужна помощь.
Каспер стоял твердо и бесстрашно рассматривал алые пятна, раздумывая, какой план мог посетить голову серьезно раненного беглеца.

 

[Alevix]

– Каспер, я здесь, – послышался глухой призрачный голос. Его донес северный ветер.
Мальчик вздрогнул и завертел головой, бегло осматривая округу, застланную стеной дождя. Из-за него уже на расстоянии пяти метров ничего не было видно. Маленькое сердечко часто заколотилось.
– Ва... Вальдемар, вы где?
Трухлявый канатный мост через овраг внезапно пошатнулся и пронзительно скрипнул.
– Я внизу, под твоими ногами. Помоги мне выбраться!
– Что? Вы под мостом? – поразился Каспер. – Как вы держитесь?
– Мне очень тяжело, помоги! Возьми мою руку и потяни к себе! – умоляюще потребовал тихий голос, заглушаемый неистовым ливнем.
– Разве я смогу? – мальчик присел на корточки, ухватился за перила, сопряженные тонкими прутьями, и крепко схватил окровавленную широкую ладонь, излучающую знакомое тепло. Затем сильно дернул ее на себя и, поскользнувшись на мокрых досках, больно шлепнулся на ягодицы.
– Обеими руками, Каспер! Мне нужно ухватиться за нижний канат и закинуть ногу наверх! – голос Вальдемара, тревожный и печальный, дрожал, а нещадный дождь и свист порывистого ветра разрезал слова на части, как бумагу.
– Вы очень тяжелый, я не могу! – надрываясь, закричал мальчик.
– Можешь. Обеими руками, рывком, всего один раз! Постарайся, пожалуйста, ради меня! – умоляюще просил мужчина. И Каспера сковал такой сильный страх за жизнь необычного седовласого человека, что все его сомнения испарились подобно воде на раскаленных камнях. Он желал помочь ему – всем сердцем, всей душой, сам не зная почему. Что-то тянуло мальчика к Вальдемару, что-то неуловимое и необъяснимое. Слова отца вновь ожили в воспоминаниях и пронеслись в каждой клеточке ребенка:
«Сила воли заключенного потрясает. Это сила воли на грани фантастики».
«Живет одним и тем же кошмаром, который видит во сне все тринадцать лет».
«Когда просыпается, в глазах его всегда царит кромешный ужас»...
Мальчик сжал крепче ладонь мужчины, закрыл глаза, прогнал из головы сомнения, а затем дернул изо всех сил руку Вальдемара на себя.
Мост затрясся и закачался, будто шлюпка на бушующих волнах, скрипучие доски чуть прогнулись вниз, захрустели и приняли на себя тяжелое измученное тело. Правое предплечье Вальдемара было окровавлено и туго затянуто плотным куском ткани.
«Если я нужен, то вся вселенная будет мне помогать», – неожиданно пронеслось в голове у Каспера. Ребенок несколько раз моргнул, смахнул с лица что-то похожее на тонкую паутину, выпрямился и произнес:
– Чем еще я могу помочь? О боже! Ваша рука – она вся в крови!

– Пустяки, всего лишь царапина.
Опираясь о канатные перила моста, Вальдемар, измазанный в липкой грязи, вытянулся во весь рост, растер дождевые капли по густой щетине и схватил мальчика чуть выше локтя, да так сильно, что тот невольно взвизгнул:
– Куда вы меня ведете?
– Каспер, не бойся! Я знаю, что делаю. Нам надо выбраться из бора и выйти на дорогу. Там ты поймаешь машину, – ответил мужчина, выжимая воду из волос. Лицо его окаменело, а уголки губ опустились краями вниз.
– Машину? Ладно. А где вы собираетесь скрываться от полиции? – покорно следуя за Вальдемаром, мальчик думал, что бы значила эта перемена в лице его спутника.
– Скоро узнаешь, – лаконично и холодно сообщил Вальдемар, и слова его были так же холодны, как сосновый лес в плену тени грозовой тучи.
– Вальдемар, улыбнитесь же! Всё образуется. Вы можете надеяться на мою помощь! – мальчик внезапно для самого себя решил, что стоит ободрить сурового заключенного.

Мужчина ослабил хватку и устремил взгляд в туманную даль. Ответ из его уст последовал неожиданный:
– Я так давно не улыбался, Каспер. Не могу вспомнить, когда делал это последний раз. Может быть, ты вернешь мне утраченную радость, когда мы наконец окажемся в безопасности?
Озадаченный мальчик широко раскрыл рот, как у доктора на приеме:
– Да-а-а! Конечно! Вальдемар, вы такой необычный! Отец говорил, что у вас фантастическая сила воли! Это правда?
Звонко шлепая по расквашенной земле, мужчина иронично приподнял брови и уголки рта. Тихо возразил:
– Потом, всё потом. Не отвлекай меня. Я должен сконцентрироваться и понять, где сейчас полицейские. Важно не столкнуться с ними по пути. Дождь совсем скоро закончится, будет легче разглядеть дорогу.
– Да ну? Туча длинная, как поезд, и, похоже, не собирается исчезать. Почему вы так уверены? – мозг Каспера кишел обилием вопросов, внутри него загорелся неугомонный огонек любопытства.
– Уверен. Магниторецепция никогда не подводит.
Вальдемар поразительно легко находил дорогу в непроглядных дебрях и уверенно шел по тропе, скрытой стеной ливня.
Каспер округлил глаза и, сгорая от желания узнать всё об этом загадочном человеке, крепко ухватился за его ладонь, с которой дождь начисто смыл остатки крови:
– Магниторецепция? Что это такое?
В ответ последовало молчание.
Мальчик продолжал донимать Вальдемара вопросами, временами забывая, в какой опасности тот находится. Любопытство сразило ребенка подобно электрическому разряду из нависающей темно-серой грозовой тучи. Оно сжало грудь и не давало вдохнуть, дабы перевести мысли на постороннюю тему.
Между соснами царил сумрак, свет солнца окончательно покинул бор, но Вальдемар, словно ведомый невидимой рукой, продолжал искать тропу к свободе. Каспер следовал за ним, перепрыгивал витиеватые корни, торчащие из земли, и отмахивался от низких когтистых ветвей. Делал это быстро и сноровисто, пока не увидел впереди высокие заросли крапивы. Обжегся и отскочил. Мальчик ненавидел крапиву, сколько себя помнил, как злейшего врага, и боялся, как ядовитую змею. Он не мог преодолеть себя и пройти через препятствие. Забегал вокруг, пытаясь найти обход.

Вальдемару вскоре надоело наблюдать за этим. Он схватил мальчика здоровой рукой и, придерживая раненой, закинул на плечи. Окрыленный Каспер подставил лицо затихающему дождю и увидел сквозь сплетенные хвойные ветви, как свинец неба постепенно рассеялся белой тягучей нугой. Сосны неслись мимо, их вереница редела и редела. Да и ливень закончился. Как и предвещал Вальдемар. Мальчик будто окунулся в чудесную сказку, где нет ничего невозможного. Еще бы! Рядом – фантастический человек, который даже готов пронести его над верхушками ужасной крапивы!
Наконец-то показалась окраина бора. Туча раскололась на части, из ее мелких трещин заструился яркий белый свет. Дорога была совсем близко.

Вальдемар опустил мальчика на землю, присел на корточки, одернул его скомканную мокрую майку и со смесью тревоги и добродушия тихо попросил:
– Каспер, послушай меня. Выйди на дорогу и поймай машину. Я скроюсь тут, неподалеку, мне высовываться нельзя. Водителю скажи, что тебе надо доехать домой и начинай называть адрес. Тут я и появлюсь. Прошу тебя, сделай это ради меня, пожалуйста.
Мальчик мило улыбнулся и приложил руку к груди, радуясь тому, как по-отцовски заботливо Вальдемар одернул его майку:
– Я всё сделаю! Можете на меня рассчитывать!

Каспер помчался со всех ног к дороге. Остановился на усыпанной песком обочине и вытянул вперед руку, ожидая, что кто-нибудь да остановится. Легковые машины проезжали очень редко, чаще мимо на всех парах проносились грузовики и бетономешалки – наверно, ехали на стройку.
Прошло десять минут. Дорога словно вымерла. Ни одной легковушки. Каспер не сдавался и упорно продолжал стоять. Не отрывал глаз от долины, через которую ровной линией тянулась дорога. Она обрывалась на холме, будто там находился край света, откуда изредка, вырастая, возникали силуэты автомобилей. Мальчика настолько пленило желание помочь своему необычному спутнику, что он не опускал руку, хотя мышцы заболели от напряжения.

И вот вдалеке появился черный джип. Видимо, водитель заметил на обочине одинокого мальчика с вытянутой рукой: джип быстро преодолел длинную дорогу, сбавил скорость и остановился. Переднее стекло опустилось, и Каспер увидел пухлую физиономию холеного молодого мужчины, одетого в официальный костюм.
«Босс», – пронеслось в голове мальчика.
– Парень, ты чего, заблудился? Куда подбросить?

Каспер не успел и рта раскрыть, как позади него пронесся Вальдемар – и встал у водительской двери. Криво подстриженные седые волосы беглеца подсохли и склеились, а некогда горящие добродушием глаза приобрели оттенок бесцветного льда.
И тут у мальчишки сердце сжалось от ужаса, а кровь в жилах застыла. Он увидел, как Вальдемар распахнул переднюю дверь автомобиля, схватил водителя за шиворот, повалил на живот и резко ударил головой об асфальт. Мужчина потерял сознание, из его носа потекла обильная струя крови.
У Каспера подкосились ноги. Вера в загадочного человека была подорвана, всё оказалось совсем не так, как он думал. Сказочный мир обрушился в пучину ада, стеклянные надежды разбились на тысячи острых осколков. Обида, страх и боль разом нахлынули на ребенка, из глаз потекли горькие слезы:
– Вы изверг!!!

Мальчик стрелою рванул к лесу. Скорее! Унести ноги от этого беспощадного чудовища! Но ему помешала мощная рука, излучающая необыкновенное лучезарное тепло, как тогда, при знакомстве:
– Перестань, Каспер! Да, я убил его. А что было делать? Меня разыскивает полиция. Зачем мне лишний свидетель? Ты пойдешь со мной. Тело я спрячу в багажник.
– Как вы могли? Убить человека?! Кто вы после этого? Я не верю вам, отпустите! Отпустите меня, я хочу домой, к родителям! – мальчик бился в истерике, отдергивал руку и визжал, как маленькая девочка, наступившая на хвост огромной зубастой крысе.
– Ты же сам погнался за мной! Ты так сильно хотел знать, кто я такой, правда? Уйдешь – и свет истины не прольется на твой молодой ум. Я тебя не отпущу, Каспер: ты обуза. Выбора у тебя нет: ты можешь только следовать за мной. Это не так уж и плохо, поверь.
Вальдемар говорил с поразительной невозмутимостью, его тихий низкий голос с легкой хрипотцой звучал так гладко и ровно, будто ничего и не произошло.
Как ни странно, Каспер перестал бояться.
– Значит, я теперь у вас в заложниках? – колеблясь, пробурчал мальчик, настороженно всматриваясь в лицо Вальдемара. Тот, не торопясь отвечать, провел здоровой рукой по растрепанным волосам мальчика и поглядел ему прямо в глаза:
– Посмотри на меня. Разве я плохо с тобой обращаюсь? Я лишь сказал, что домой тебе возвращаться не следует. Ты слишком много знаешь и можешь сболтнуть лишнее. Я не дам тебе той роскоши, которую даровал твой неудачник отец, зато в знак благодарности за мое спасение поведаю много интересных знаний.

Грозовая туча покинула Портленд. Каспер всё никак не мог прийти в себя после кровавой расправы. Неуверенно, с брезгливостью он забрался в просторный салон машины, обшитый мягкой черной кожей. На передней панели из гладкого пластика красовался продвинутый музыкальный плеер. Мощный кондиционер обдувал ноги приятной прохладой. В воздухе пронесся запах терпкого одеколона. С его обладателя Вальдемар снимал одежду и торопливо надевал на себя. Переоблачившись, он грубо запихал в багажник тучное тело водителя вместе с окровавленной спецформой надзирателя колонии.

Преображенный Вальдемар, стройный, высокий, в белой рубашке с серебристым галстуком, в идеально отглаженных черных брюках и черном пиджаке, сел за руль. Завел двигатель и тронулся с места. Джип проехал несколько метров и резко остановился; Каспер чуть не расшиб нос о переднюю панель.
«Ну и водитель...»
– Прости. Забыл, где газ, а где сцепление, – Вальдемар неловко усмехнулся. К счастью, следующая попытка сдвинуться с места увенчалась успехом. Набрав скорость пятьдесят километров в час, джип помчался по окружной дороге города Портленда.
– Куда мы едем? – дрожащими губами поинтересовался мальчик, который всё еще не оправился от шока после жуткой расправы.
Вальдемар о чем-то задумался и помедлил с ответом. Его лицо смягчилось, а взгляд ушел ввысь. В глубинах небосвода таяли размытые отголоски уходящего заката, зажигались мириады звезд и одинокий Марс, пульсирующий тусклым оранжевым огоньком.
– Я должен кое-что выяснить... – явно что-то недоговаривая, прошептал водитель, любуясь красотой небес с таким удовольствием, будто собирался взлететь и покинуть Землю на угнанном джипе.
– Вы случайно не забыли о полиции? В городе ввели чрезвычайное положение. Вам бы не мешало найти укромное местечко и скрыться!
Каспер ничего не понимал. Вот чудак! Отчего он не прячется?
– Я должен узнать, как живет мой сын, – лаконично произнес Вальдемар и рывком вырулил влево на перекрестке. Вдали выла полицейская сирена.
– Прямо сейчас? А не лучше ли отложить поездку? Я знаю из уголовного дела отца, что вас постоянно беспокоят кошмары. Вы хотите снова окунуться в них, попав в лапы полиции?
Вой сирены нарастал. Нервы мальчика были на пределе. Он не ожидал от Вальдемара такого странного поведения. Засуетился и попробовал переубедить водителя, коснувшись кончиками пальцев его грубой руки:
– Остановитесь! Не надо! Вы снова угодите в тюрьму! Пока не поздно, стойте! Сын подождет! Что случится за пару дней? Он наверняка сидит дома и с ним всё в порядке, а вас опять могут упечь за решетку!

Вальдемар резко помрачнел, будто свинцовое пятно на горизонте, застывшее в тревожном ожидании нового раската грома. Его рот перекосило, уголки грубых, иссеченных морщинами губ опустились. Каспер, увидев это холодное безразличие, готов был извиниться – но не знал, а за что? Чем он обидел своего спутника? Ведь он хотел как лучше!
– Каспер. Я знаю, что делаю, поверь! Моя способность предвидеть стала болезненным пороком, от которого не избавиться. Все тринадцать лет, пока я гнил за решеткой, единственным кошмаром был мой сын. Каждую ночь, заснув, я видел его скоропостижную смерть. Зная это, просто невозможно нормально жить, Каспер! От бессилия я так измучился, так иссох изнутри! Я места себе не находил в этой вонючей конуре! Старался не спать, истязал себя, но не мог долго продержаться и вновь погружался в тот жуткий сон, где смерть на цыпочках кралась к моему сыну. – Мужчина опустил брови, печально глянул на мальчика, потом резко отвернулся и продолжил: – Когда предвидишь беду близкого человека и не можешь ничего сделать – это хуже некуда... Но теперь всё в моих руках. Спасибо твоему отцу и тебе. Я обрел свободу и могу повлиять на будущее. Мой сын – моя последняя надежда. С его помощью я осуществлю свои планы. Наши с ним планы.
Каспер потерял дар речи. Его попутчик умеет предвидеть будущее? Вот так новость! Он и вправду необычный человек. Но нет, всё это просто бред какой-то! Мальчик ничего не понимал. В Вальдемаре будто жили два разных человека: один – фантастическая личность, а другой – жестокий убийца, и эти два человека были полностью противоположны друг другу и существовали в разных измерениях. Но, как ни странно, Каспер решил для себя, что беглец – не бездушное создание. Его искреннее признание прозвучало подобно исповеди. Обиду и страх Каспера вытеснило сочувствие. Он понял, что лично ему беда не грозит, раз мужчина снизошел до таких откровений.
Машина летела по асфальту и вздрагивала каждый раз, когда проезжала впадины и свежие заплатки. Кондиционер нещадно обдувал лица Каспера и Вальдемара, колыхал их волосы. На противоположной дороге иногда мелькал ослепительный синий свет разъяренной полицейской сирены. Автомобиль преступника и автомобиль полицейского ехали в одну и ту же сторону. Испуг не покидал мальчика, он нервно вертелся, как юла, представляя неизбежную встречу.

– Но полиция – она же совсем рядом, вон, напротив, неужели вы не боитесь? – захлебываясь волнением, Каспер ухватился за рукав водителя и скомкал его в кулаке. Но Вальдемар оставался спокоен и невозмутим. Он чуть наклонил голову набок, холодно улыбнулся и пояснил:
– Расслабься. Я уже вижу, чем всё закончится.
Каспер вновь почувствовал себя в стране чудес. Разве такое возможно? Интрига сводила его с ума, а слова спутника с трудом укладывались в голове, которую так и распирали вопросы – и они сыпались, как зерна:
– А как зовут вашего сына? И что с ним произойдет?
– Редьярд, – выдохнул Вальдемар, и его лицо вновь стало тревожным. – Если тебе интересно, могу рассказать потом, не сейчас.
– Редьярд... Редкое имя. Значит, мы едем к нему. Интересно, он на вас похож? – Каспер почесал макушку и немного призадумался. – Кстати, там, в лесу, вы говорили о какой-то магниторецепции. Что это?
Мужчина пошарил рукой в кармане на двери автомобиля и достал двухлитровую бутылку с недопитой пепси. Открутил крышку, выпустил газ и жадно проглотил всё до последней капли.
– Фу-у-у! И вам не противно? Может быть, тот водитель заразный был? – возмутился мальчик с отвращением.

Вальдемар насмешливо глянул на него и ничего не ответил. Выбросив пустую бутылку в окно, он облизнул сладкие губы и сообщил:
– Магниторецепция – способность ощущать магнитные поля Земли. Этим умением наделены все животные. Почему птицы всегда прячутся перед дождем? Видел такое? Так вот, у людей магниторецепция находится в состояния зачатка. Но ее можно развить до гиперчувствительного уровня.
– Обалдеть! Вы это сделали? Как? – на Каспера нахлынула новая волна энтузиазма. – О, чуть не забыл спросить! Отец говорил, что у вас фантастическая сила воли и что на вас не действует «сыворотка правды». Это так?
Его от макушки до пальцев ног пронизало слепое любопытство, затмившее все былые сомнения.
Вальдемар не торопился отвечать. Снова бесцеремонно зашарил в кармане на двери, выискивая что-нибудь съедобное. Исследовав кучу неаккуратно скомканных целлофановых пакетов, мужчина обнаружил недоеденный медовый пряник в пестрой обертке.
Мальчик снова скривился, но решил сдержанно промолчать.
– Как я развил магниторецепцию – это долгая история. – Вальдемар запихал в рот крупный остаток пряника, хорошенько его прожевал и показал Касперу клеймо на запястье из двух латинских букв – NS. – Есть человек, который смог открыть способ познавать мир трансцендентно и феноменально. Я учился вместе с ним и постиг эти навыки. Как ты понимаешь, они сильно отличают меня от обычных людей.
– Что значит транс-цен-дентно и феноменально? – Каспер огорчился, что так и не получил ответа на вопрос о фантастической силе воле. Может, эти слова прозвучали как-то глупо? Видимо, разумнее выждать и спросить снова, в подходящий момент.
– Трансцендентность – это то, что находится за пределами моих знаний, моих способностей, моей вселенной. Феноменальность – познание скрытых реалий мира с помощью чувственного созерцания, – отвечал Вальдемар. – Под ними подразумевается видение через Сверхсознание. Оно открыто во мне и позволяет соприкасаться с точкой небытия. В ней я становлюсь подобен прожектору, который длинным лучом света засекает вражеский объект в бесконечной тьме. Это то, что ты называешь предвидением. При свободном доступе к Сверхсознанию можно управлять всем, что происходит в твоем организме. Я научился этому благодаря уникальной теории моего друга – Энаферди. Точку небытия он назвал «нулевой этап» – null stage, или NS. Все, кто достигли ее, получили такое клеймо на запястье. Быть трансцендентным – это словно вылететь в космос и увидеть планету Земля целиком. Узнать первым, что она круглая, наблюдать, как она вращается вокруг оси, как происходит смена суток.

 

[Alevix]

Ошарашенный Каспер жадно слушал. У мальчика было бурное воображение, но он так и не смог понять, о чем говорит Вальдемар. Эмоции заполоняли голову, а дикое желание вытянуть хотя бы горсточку мудрости у Вальдемара делало разум мальчика еще более ненасытным:
– Вот это да... Когда отец рассказал о вас, меня сразу к вам потянуло, сам не знаю почему. Я сердцем чуял, что вы особенный! Почему я знал это заранее?
– А разве ты еще не догадался? – Вальдемар жадно высыпал из обертки мелкие крошки пряника себе в рот.
– На что вы намекаете? Я тоже могу... – руки Каспера покрылись холодным потом, а глаза расширились так, будто готовы были вылезти из орбит.
Перед ответом Вальдемар прибавил газу, крепче ухватился за руль и догнал впереди идущий грузовик. Затем сбавил скорость. Получилось так, что черный джип, как беззащитное дитя, спрятался за огромной тушей от врага, который мчался на противоположной стороне. Водитель с облегчением выдохнул и продолжил:
– Удивляешься? Знаешь, Каспер, зачатки феноменальности и трансцендентности, как и магниторецепции, есть в каждом из нас. Только развить их до сверхуровня могут лишь единицы. Правое полушарие у нас отвечает за образное мышление, а левое – за аналитическое. Если есть дар к сверхразвитию правого полушария – возможно достигнуть феноменальности и трансцендентности, а левого – абсолютной точности в логике и аналитике. У человека всегда есть выбор.
– А отец мне говорил, что во всём хороша золотая середина, иначе нарушается внутренний баланс. Как же так?
Каспер потер ладони о джинсы и внимательно уставился на спутника, думая, что задал каверзный вопрос.
– Золотая середина – это толпа, которая ничего путного собой не представляет. Ты ее видишь на улицах каждый день, – губы Вальдемара изобразили нечто похожее на улыбку. – Ни рыба, ни мясо – может, так понятнее?
– Получается, приходится многим жертвовать, чтобы достичь чего-то в полной мере... – Мальчик расслабился, увидев, что свет проворной сирены исчез, а за окном изредка пролетают только коричнево-желтые стволы молодых сосен, и задал новый вопрос: – А кто достиг NS, кроме вас?
– Любопытно, да? Например, некоторые гениальные ученые, которые смогли увидеть во сне конечную модель своих достижений. Так Нильс Бор создал модель атома, Дмитрий Менделеев – таблицу химических элементов, а Фридрих Август Кекуле открыл молекулярную структуру бензола. И всё во сне. Слушай дальше. Благо судьбе тридцать четыре года назад на свет появился Энаферди Нлаггис. Он настроил работу своего разума так, чтобы мозг мог мыслить прыжками, как у гениальных ученых. То есть не последовательно, логично, а внезапными озарениями. Именно поэтому сегодня в лесу я избежал встречи с отрядом полицейских. Заранее определил траекторию движения патрульной машины, которая, как тебе показалось, преследовала нас. Именно поэтому много лет назад предчувствовал появление моих освободителей – твоего отца и тебя. А когда освободитель явился ко мне, я разыграл спектакль с сердечным приступом, чтобы обвести вокруг пальца работников тюрьмы и сбежать. Если за моей спиной на расстоянии ста метров будет стоять человек, я кожей учую его присутствие. Я вижу во сне решающее звено жизни моего сына – его неизбежную смерть. – Вальдемар резко запнулся на последнем слове, тяжело выдохнул, но, собравшись с силами, продолжил: – Энаферди был моим другом, он обучил меня трансцендентности и феноменальности. Мы создали общество, казалось бы, с невинной целью – всего лишь поделиться удивительными достижениями с другими людьми. Но не смогли это сделать законно... То, что мы постигли, не обернулось без плачевных последствий. Помню, что среди учеников, достойных клейма NS, была девочка. Может быть, всего на год постарше тебя. С хмурым лицом и черными волосами. Если мне не изменяет память, ее звали Марита Вайбридж. Она смогла достичь... но и на ней всё остановилось. Тайное общество обнаружили власти. Все мечты разбились в прах. Я хочу восстановить нашу работу, подключив к ней своего сына.
– А он обладает феноменальностью и трансцендентностью? – заинтересовался Каспер.
– Нет. Он логик и аналитик, но в этих областях его потенциал по максимуму еще не раскрыт. Мне трудно будет ему помочь. Мы полные противоположности. Редьярд может стать ноуменом, если достигнет критической точки возможностей логики, то есть точностью и скоростью расчетов догонит мои временные прыжки. Но у этого вида есть один крупный недостаток. Ноумен определяет только причинно-следственные связи, но не иррациональные явления, у которых нет логического объяснения. А я способен увидеть и рациональное, и иррациональное...
Голос Вальдемара излучал радость и теплоту. Казалось, он было готов говорить о своем сыне бесконечно. Любые темы, не связанные со смертью Редьярда, возвращали отцу утраченное спокойствие.

Машина тихо мчалась по холмистой дороге, и мальчика слегка подташнивало, когда джип огибал крутые возвышенности или замирал на пике подъемов.
Каспер, внимательно выслушав спутника, напряг воображение, прокрутил смутные цветные картинки и погрузился в долгое молчание. Сегодня в его жизнь влилось нечто поразительное, ломающее всё привычное, и придало новый смысл окружающему миру.
Обилие информации ввело мальчика в приятное сонное состояние. Он откинул голову на мягкий подголовник и, слегка прикрыв глаза, смотрел на широкую степь, за которой мелькали плотные ряды обветшалых частных домов, из их окон яркий свет падал на густую траву. Небо налилось глубокой синевой, мерцали бесчисленные звезды, а полная луна, выглянув из-за проплывающей мимо маленькой тучки, окутала округу мистическим туманным свечением.

Кондиционер сбавил обороты, но всё так же приятно обдувал лицо и волосы. Вальдемар повернул в сторону участка под номером семь. Автомобиль, хрустя колесами по мелким камешкам, медленно проехал через ряды частных домов, огражденных деревянными и решетчатыми заборами. Одинокие фонари чуть покачивались на легком ветру, на живописные деревья ложился мерцающий янтарный свет. Каспер улыбнулся и вспомнил: на даче дяди Питера, куда он ездил с отцом, было так же уютно и тихо, как и здесь.
– Приехали, – тревожно сообщил Вальдемар. Припарковался у выезда из ряда номер семь, погасил фары и выключил зажигание. Перед тем как выйти из машины, он заметно напрягся и замер, обдумывая что-то.
– Ваш сын живет тут? – поинтересовался Каспер, указывая пальцем на одноэтажный дом с обветшалой белой облицовкой и уютной верандой сзади, окруженной низким деревянным забором с самодельной калиткой.
Мужчина встретился с глазами мальчика и пристально уставился в них, словно о чем-то мысленно просил:
– Да, здесь. Каспер, мой сын меня не помнит. Постарайся молчать и не говорить о том, что мы обсуждали с тобой сегодня.
Брови Вальдемара сдвинулись, и на его лбу появились две угрюмые морщинки, параллельные, как две дороги, разделяющие путь преступника и путь полицейского. Мужчина приоткрыл дверь автомобиля, намекая, что пора выходить.
– Не помнит? Почему?
– Это я так сделал. Давно, когда он был твоим ровесником. Некогда объяснять. Поверь, на то были причины.

Вальдемар вышел из машины и тихо закрыл дверь. Каспер последовал за ним, сдерживаясь и не задавая самого любопытного вопроса. Не хотел перечить, боясь, что его спутник может разгневаться, как в прошлый раз.
Свежий воздух наполнил легкие мальчика ароматом скошенного сена и далекими отголосками дыма костра, который, вероятно, горел в глубине молодого леса, примыкающего к жилому району. В траве проворно стрекотало полчище кузнечиков, а мелкий гравий на тропинке шумел под ногами и мешал идти беззвучно.
Каспер ступал за Вальдемаром, ни на шаг не отставая, и в знак дружеской поддержки сжал его грубую широкую ладонь своей маленькой холодной ладошкой.
– Что вы скажете сыну?
– Я не знаю, – быстро ответил Вальдемар, – я должен только взглянуть на него – и ничего более. По крайней мере – пока...
– Скажите ему правду! Может быть, ваш сын поверит, что вы его отец! – сверкнул глазами Каспер.
– Вряд ли. Придется ему это доказать. – Сделав упор на каждом слове, Вальдемар высказал окончательное решение. Он крепче ухватился за хрупкую ладошку мальчика и пересек вместе с ним шумную гранитную дорожку, что вела к дому шестьдесят семь.
Окно на фасаде было занавешено тонкой оранжево-желтой шторой. Сквозь нее струился яркий свет. Свет коснулся и силуэтов незваных гостей, когда они приблизились вплотную к дому, минув невысокий деревянный зубчатый забор. Вокруг было тихо, всё покоилось в безмятежности, ожидающей поздней ночи. Ни постороннего шума, ни мелькающих теней. Дом будто спал с открытыми глазами.

– Вы куда? – прошептал мальчик, пригнувшись под окном.
– На веранду. Там есть то, что принадлежит моему сыну. Я чувствую энергетику предметов.
Вальдемар отпустил ладошку мальчика. Похоже, он хотел осмотреть какие-то вещи в одиночестве. Мужчина смело вторгся в самый центр участка, ничуть не боясь встретиться лицом к лицу с недовольством сына, чья память о детстве, в том числе и о личности гостя, была по неизвестной причине стерта.

Каспер понимал, что должен остаться у дома и прятаться в тени, но не сумел совладать с непомерным любопытством и на цыпочках поплелся вслед за Вальдемаром. На веранде пригнулся: заметил приоткрытое окно, занавешенное плотными жалюзи, из щелочек которых сочился тусклый белый свет. Веранда плотно примыкала к задней части дома, в ее углу стоял ветхий потрепанный диван, а у стены красовался рабочий столик.
Мальчик приблизился к Вальдемару и выглянул из-за него, чтобы разузнать, какие именно вещи того заинтересовали. Мужчина мельком глянул на Каспера, но ничего не сказал: он крутил в руках разобранную коробочку с миниатюрными лопастями, как у вентилятора. С краю на столике лежала длинная отвертка, а рядом с ней – ящичек со сплавами. В центре под лампой стояла черная кружка с недопитым чаем.
– Это уголок электрика? – замысловатый предмет в руках Вальдемара навеял на ребенка этот странный вопрос. И еще мальчика удивило, что Вальдемар не допил чай. А пряник водителя – доел.
– Тише... Я чувствую – он рядом, – чуть не выронив коробочку из рук, мужчина настороженно огляделся.
– Кто?!
Каспера уже не удивляли чудеса феноменальности. В присутствии Вальдемара мальчику казалось, что он и сам кого-то чувствовал за спиной. Страх окутал его тело, по коже пробежала мелкая дрожь.
Ответа на вопрос так и не последовало. На ребенка нахлынул дикий адреналин. Сердце замолотило, как сумасшедшее, высекая искры в груди. Он же тайком пробрался на чужую территорию и хозяйничает тут! Обернуться назад было невозможно, глаза кололи мелкие иголочки совести, руки покрылись холодным потом. Чего теперь ждать?

На стену дома со стороны веранды нежно падал серебристый лунный свет. Каспер вглядывался в эту стену, как в чистый холст, выискивая на ее поверхности призрачные тени своего страха. Он не желал их видеть и хотел остаться незамеченным, до последнего, пока стена оставалась девственно чистой.
Но затишье было всего лишь иронией, злой иронией.
На поверхности, освещенной луной, нарастая, вырисовывалась длинная тень человека. Она приближалась тихо, словно призрак.
В спину повеял легкий ветерок. Мальчик затаил дыхание, его сердце замерло. Сейчас что-то случится...

Он сильно сжал ладонь Вальдемара и чуть приподнял голову, дабы проследить за его действиями.
Лицо седовласого мужчины озарилось жизнью, он взглянул с теплотой на взволнованного ребенка, а затем покосился назад.
«Если Вальдемар спокоен, значит, и мне можно обернуться», – подумал мальчик – и решительно сделал это.
Перед ним предстал стройный высокий парень лет двадцати – двадцати пяти, в распахнутой черной куртке и черных джинсах. Он скрестил на груди руки, расставил ноги на ширине плеч и надменно изучал незваных гостей.
Черты лица человека в черном были утонченными, а сверкающие лисьи глаза из небесного сапфира – наполненными слащавым обаянием вперемешку с сарказмом. Короткие пряди слегка растрепанных темных волос на макушке торчали, а с затылка тянулись длинными прямыми локонами, чуть касаясь плеч.
У Каспера сложилось впечатление, будто незнакомец просто молча издевался над незваными гостями, наблюдая, как они поведут себя дальше.

Он ничего не делал, просто стоял и легонечко усмехался, пока Вальдемар не сделал первый шаг навстречу, всё еще держа в руке разобранный электроприбор. Он подошел максимально близко к человеку в черном, сканируя его непроницаемыми железными зрачками. Незнакомец был явно удивлен: его правая бровь приподнялась, а губы чуть скривились набок и расплылись в кривой ироничной улыбке. О чем он думал с такой гримасой – одному черту известно.
Вальдемар держался достойно, настойчиво изучая тайну выразительных голубых лисьих глаз. Казалось, что незнакомец совершенно непринужденно видел насквозь того, кто стоял напротив. Этот человек мог молча манипулировать чужими умами. Например, как сейчас – ничего не делая, поставил незваных гостей в неловкое положение.
Луна ушла за облака, на участке заметно потемнело. Мальчик опомнился, когда Вальдемар отвернулся от незнакомца и, прикрыв рукой лицо, на котором отразился ужас, быстро зашагал к выходу. Каспер не мог понять, что же стряслось, почему невозмутимый Вальдемар потерял самообладание? Как такое могло произойти? Надо поговорить с ним и всё разузнать.
Каспер рванул следом за своим спутником и на миг обернулся. Человек в черном сошел с веранды и всё в той же позе, скрестив на груди руки, задумчиво провожал взглядом покидающих его территорию людей.
– Что случилось? Почему вы его испугались? – догоняя друга, поинтересовался Каспер, так и не сумев скрыть в голосе дрожь от волнения.

– Не своего сына я испугался – а того, что надвигается на его жизнь! – Вальдемар присел на корточки, обнял мальчика за плечи и, запинаясь, продолжил: – Каспер, я заглянул в его душу. Смерть стережет его за углом, она совсем рядом, я переживаю ее изнутри и чувствую те муки, которые он будет испытывать. Мне плохо, очень плохо!
Вальдемар склонил голову и сжал тело мальчика так сильно, словно готов был задушить его своей болью. Каспер дернулся и взвизгнул, в его глазах потемнело.
– Прости меня, – мужчина чудом покинул омут безумия и ослабил хватку. Широкие ладони налились арктическим холодом, а пальцы дрогнули. Все его переживания готовы были вырваться наружу душераздирающим воплем, но Вальдемар мужественно сдержался. Уперся здоровой рукой о землю.
– Мне паршиво, Каспер. Умоляю, найди какое-нибудь успокоительное, если повезет – лучше транквилизатор. Спроси у жильцов, они обязательно помогут. Только поторопись, прошу!
Мальчик просто не мог обидеться за причиненную ему боль. И не мог смотреть, как мучается Вальдемар:
– Почему вы так страдаете из-за страшного происшествия, которое еще не случилось?
Мужчина скорчился так, словно ему в живот воткнули что-то острое. Он с трудом смог ответить на вопрос, мучающий мальчика:
– Я могу определить ближайшие события, которые постигнут любого из нас. Аура меняется. Она, предвещая беду, становится похожа на тяжелый свинцовый кокон, постепенно обволакивающий человека. С моим сыном происходит именно так. Ему недолго осталось, я вижу это и чувствую. Я обязан спасти Редьярда от беды. Любыми путями. Чем ближе будет смерть, тем сильнее я буду ощущать ее. Со мной так всегда, Каспер. Это скоро пройдет, но лучше поищи лекарства, чтобы я мог сегодня нормально поспать, иначе...
– Иначе что?
Но ответа мальчик в который раз не получил. Ему следовало поторопиться и выполнить просьбу во что бы то ни стало.

Ребенок растерянно вертелся по сторонам, выискивая дом, где еще горел свет. Он оглянулся и был сражен вспышкой удивления, когда заметил, что человек в черном всё еще наблюдал за незваными гостями, стоя у калитки.
Что-то отталкивающее исходило от сына Вальдемара. У обычных людей гнев естественный, чистый и бурный, направленный лишь на самооборону – и не более. А в Редьярде было нечто иное: не гнев, а язвительная издевка. Каспер впервые столкнулся с такой необычной реакцией на вторжение на личную территорию: ни криков, ни угроз – ничего. Только мощное психологическое давление, как пресс, который не отключить. Лучше поискать лекарство подальше от дома шестьдесят семь, где нет колкого взгляда и едкого сарказма...

* * *​

Каспер блуждал по спящей деревне Эмеральд Форест, где обитала весьма загадочная личность по имени Редьярд. Его присутствие было вездесущим. Им пропиталось все в округе: воздух и даже земля. Мальчик что-то чувствовал, но не мог понять что именно, и без конца озираться назад, страшась снова встретиться с человеком в черном.

 

[Alevix]

ГЛАВА 3. Человек в черном​

Штат Орегон, деревня Эмеральд Форест, 7 сентября 2012 года


Когда солнце переместилось на восток и поднялось из-за горизонта, в отворенное окно старого частного дома проник ослепительный луч. Он коснулся оголенного крепкого торса молодого парня, который наслаждался сладкой дремой в мягкой теплой кровати. Воздушное белое одеяло скомкалось и под силой собственной тяжести медленно сползало вниз, всё больше обнажая стройную спину спящего. Ласковый свет скользнул игривым бликом по его темным, слегка растрепанным волосам на макушке и плавно перешел к длинным прямым локонам, тянущимся с затылка к широким плечам. Путешествуя по телу всё дальше и дальше, луч приостановился на грубой, рифленой мышцами руке, которая лежала на тумбочке рядом с кроватью. Затем едва заметно коснулся век, заставив парня шелохнуться и отвернуть лицо от назойливого света.
За окном шелестели листья, птицы, как в сказочной стране, звонко заливались чудесными песнями, так мило и так беспечно, что губы спящего бессознательно скривились набок, в одностороннюю загадочную улыбку.
Он глубоко дышал во сне, вздымалась и опускалась крепкая грудь, замедленно билось сильное сердце. Грациозные лукавые линии сомкнутых глаз иногда двигались, когда в подсознании парня вспыхивали красочные обрывки сновидений. Но те не задерживались надолго и неуловимо рассеивались, оставляя лишь глубокое наслаждение дремотой.

– У тебя совесть есть?! Ты хоть знаешь, который час, дубина? – истеричный голос пожилой женщины сотряс комнату подобно раскату грома.
Мерзкий визгливый звук отдаленным эхом проник в голову парня. Безмятежный сон сменился безумной реальностью. Сердце в груди застучало чаще, правая рука сама собой поднялась, защищая лицо. Голубые глаза резко распахнулись, зрачки болезненно сузились от яркого света.
– Редьярд! Сколько можно дрыхнуть! Я не понимаю, ты решил до смерти на моей шее сидеть? Почему работу не ищешь, дармоед? Или у тебя мозгов не хватает понять, что без нее никуда? От того, что ты сидишь до полпятого утра за своим ящиком, ума и денег не прибавится! – женщина отчаянно шлепнула внука свернутой газетой и швырнула ее на кровать. – И не вздумай уснуть снова! Трутень...
Ее пунцовое лицо с массивными очками было покрыто мелкими капельками пота. Из небрежно собранного пучка вылезли тонкие волоски. На тучном теле мешком висело деревенское платье в невзрачных цветочках, а потертый временем пестрый фартук, что источал запах свежего грибного супа, только добавлял излишнего разноцветного изобилия.

Редьярд неспешно поднялся, подобрал газету и нещадно скомкал ее в руках. Изогнутые бандитские брови нахмурились, а ровные белые зубы плотно сжались в злобном оскале:
«Чертова Вардина! Чтоб ее...»
Парень и без мудрых нравоучений старухи прекрасно знал, как ему жить. Никогда он не взрывался, не спорил, никогда не просыпалось желание возразить и доказать свою правоту. Грозные наставления Вардины о морали и общепринятых правилах никак на него не влияли. Словно незримый щит защищал Редьярда от бушующей грозы и разрушительных смерчей, хранил в целости и сохранности хрупкие покои его существа.
Эмоциональные вспышки старухи происходили по четкому расписанию, как на вокзальном табло прибытия поездов. Но парень мужественно держался, закрывал глаза на все это безумие и не никогда встревал в конфликты. Он считал так: если спорить, значит опускаться до уровня Вардины. Нет уж, увольте - это ниже его достоинства.
Вардина была ему не родная бабушка и время от времени напоминала об этом, рассказывая заученную на зубок историю:
«Тринадцать лет назад, когда умер твой отец - я, из великодушия, взяла на иждивение чужого сына».
Говоря это – старуха всегда грозно указывала пальцем на Редьярда.
«Но приютила не потому, что хотела ребенка, а из жалости».
Из жалости... Как же это мерзко!
Да, в подростковом возрасте Редьярд был на редкость упрям и непослушен: воспитание и лекции «как надо жить», вызывали у него бурное отвращение. У Вардины тогда опускались руки. Она не могла понять, как это так – ребенок не поддается воспитанию?
А ответ был до боли прост: «Предоставьте меня самому себе».

Редьярд глянул на часы. Половина третьего. Подумаешь – проспал, с кем не бывает... По крайней мере, не без причин. И немаловажных.
Обычное дело. Просто сегодня у бабки накипело, вот и прорвалось. Но от ее психозов было ни холодно, ни жарко.
Он верил в себя – и знал, какой он.

Выспаться так и не удалось. Парень неохотно потер ладонью усталые глаза, дабы хоть чуточку развеять сонную пелену, и медленно подошел к шкафчику, где аккуратной ровной стопкой была сложена одежда. Надел черную майку, благоухающую свежестью, ультрасовременностью и легкой, едва уловимой слащавостью. Потом присел на кровать и с большим трудом натянул на крепкие ноги узкие черные джинсы. Застегнул широкий кожаный ремень с угловатой металлической пряжкой.
Вардина постоянно с напряжением следила за внуком, ее губы дергались в нервном тике, готовясь излить очередную дозу яда. Парень знал, что от этого никуда не деться, и не обращал внимания на ее колкости. Но сейчас и здесь старухи нет – есть только он и компьютер, ожидающий, когда хозяин приступит к работе.

Редьярд уселся поудобнее на скрипучем стуле и нажал кнопку включения, игнорируя Вардину и притворяясь, что он крайне заинтересован загрузкой операционной системы. Бабка всё равно ни чего в этом не смыслит: она наткнется на молчание и скоро покинет комнату.
Безразличие – лучшее оружие.
– Ты хоть чуть-чуть-то адекватен? Так подними газету и посмотри свежие вакансии! Почему все нормальные молодые люди при деле, а ты проводишь свою жизнь впустую? Бестолочь пустоголовая, одумайся же! Сколько тебе годиков сейчас, а? Двадцать четыре? Знаешь, Редьярд, время быстро пролетит, и глазом не успеешь моргнуть, как тридцатка стукнет! Если сейчас за ум не возьмешься – потом будет поздно! Пропадешь! Ни достатка, ни семьи, ни детей у тебя не будет! Подумай о старости: кто стакан воды-то подаст, когда совсем немощным станешь? Кто? Ответь мне кто!? – от истеричного крика Вардины зазвенело в ушах. Отвечать на ее вопрос парень не стал. В словах старухи определенно есть истина, но она не относится к Редьярду, его истина совсем другая.
Пожилую женщину переполнял бессильный гнев. Опьяненная слепой яростью, она сжала блеклые сухие губы в ниточку, подняла тяжелую трость до уровня груди и, со свистом рассекая воздух, врезала резиновым наконечником внуку по спине. Больно. Но Редьярд даже не вздрогнул, а только чуть повернул голову набок, искоса сверкнул на старуху надменным взглядом и молча отвернулся.
«Что такое работа? Рабство! Однообразная деятельность ставит барьеры на пути умственного развития и познания, крадет драгоценное время, которое можно потратить с пользой для себя. В итоге восприятие человека сужается, он деградирует как личность.
Я не могу позволить себе так пасть.
Мне омерзительно жалкое пресмыкательство перед начальством. Омерзительно быть всего лишь инструментом.
Если опуститься до этого уровня – изменится всё. Мою жизнь разрушит вечная нехватка времени на личные дела и новые рамки, которые простому работнику, подневольному, нельзя обойти. У него нет своего выбора, своего слова, нет ничего, кроме маски ложной заинтересованности. Рутинная деятельность ломает внутреннее естество – и человек становится пластмассовым. Потому в офис я ни ногой. Никогда».

Редьярд знал, как раздобыть приличные деньги без особых усилий. Только об этом лучше не болтать... Надо всегда держать рот на замке, строго хранить тайну. А иначе того и гляди загремишь за решетку, если хоть малейшие улики всплывут на поверхность. То, чем он занимался целых четыре года, требовало предельной самоотдачи, внимательности и абсолютной точности в расчетах. Логика и аналитика с рождения были неотъемлемой частью Редьярда и главными козырями во всем.
– Молчишь? Будто я пустое место? Тогда разлагайся в своей конуре дальше! Нет в твоей жизни цели, нет стремлений, нет ничего! Ты пустышка, Редьярд, ты совершенно бесполезен! Но мне все-таки интересно, где ты берешь деньги, если не работаешь? На какие шиши умудряешься покупать себе всякую ерунду? – Вардина грозно стукнула тростью по полу и указала пальцем на два разобранных системных блока, пылящихся под столом. – Вот эту! Деньги из воздуха берешь, что ли? И вообще – зачем тебе столько техники?

Парень не считал нужным отвечать.
Он всецело углубился в просторы Интернета. Яркий, насыщенный обилием оттенков свет, струящийся из экрана монитора, мягко отражался на его невозмутимом точеном лице, которое плавно сужалось к острому подбородку. Ни ликование, ни невзгоды – ничего не запечатлело время на лице Редьярда, отчего черты его сохранились идеально четкими, выразительными, словно их высек гениальный скульптор на ледяной глыбе.
Обжигающе холодной и бесстрастной...

Скрюченная пожилая женщина нервно поправила очки и, громко шаркая ногами, поплелась в угол комнаты, где лежала дерзко отброшенная помятая газета. Подняла ее и несколько раз встряхнула, приведя в божеский вид.
Скоро всё закончится, старуха свалит, и тогда можно будет спокойно умыться, пообедать. Если не отделаться от нее сейчас – это ворчливое создание будет преследовать на каждом шагу и изливать потоки грязи.
Надо просто потерпеть, совсем чуть-чуть...
Но Вардина была на редкость настырна. Она встала в центре комнаты и принялась осматривать ее, выискивая любой подозрительный предмет, к которому можно было бы придраться.
Парень мельком понаблюдал за отражением на мониторе, как Вардина с кислым лицом буравила глазами взбаламученное одеяло, лежащее горой на кровати, журнальный столик с лампой и часами, затем изучала четыре шкафа, полных небезопасной научной литературы – о психологии, нейролингвистическом программировании и теории гипноза. Как задумчиво осматривала нижние полки, где пылились книги технического содержания, и тумбу, где красовалось компьютерное железо. Как гневно ошпарила взглядом три сдвинутых в форме квадрата стола, за которыми работал внук.
– Зачем тебе эти заумные книги? Какой смысл их читать, если мозгов не прибавляется? – вспылила Вардина.

Редьярд исподтишка покосился на старуху и невольно издал короткий смешок, привычно скривив левый уголок губ. Его изрядно позабавил нелепый вопрос, на который невозможно ответить. Сладкий сарказм разлился бальзамом по телу. Но парень никогда не выражал эмоции открыто, какими бы они ни были – положительными или отрицательными. Он предпочитал ограничиваться смутными намеками, а порой и ложными манипуляциями. Незачем показывать истинные ощущения.
«Вардина думает, я пропащий никчемный человек, псих, раз живу не как все. Не работаю – а добываю немерено денег, постоянно сижу за компьютером, как отшельник... Всё непривычное кажется ей отклонением от нормы. И не только ей, почти любому обычному человеку, чей ум загнан в узкие рамки восприятия. Однако норма всегда относительна. Если я не такой, как все, это не значит, что мои мозги разъела психическая болезнь».
Восседая на стуле в замысловатой позе, от нечего делать Редьярд перевернул мышку и дунул на нее, разогнав пыль с оптического сенсора.
– Улыбаешься? Ну давай-давай, улыбайся. Когда-нибудь тебе всё аукнется, потом локти кусать будешь! – назидательно произнесла Вардина, возвышаясь горой над внуком. – И почему ж ты уродился полным ничтожеством?
Даже оскорбительным словом она не смогла достучаться до Редьярда. Его непробиваемое хладнокровие убивало. Вардине даже стало трудно дышать.

Она закружилась, как шаровая молния в ураганную погоду, метнулась к выходу и захлопнула дверь с такой зверской силой, что казалось, дом мог легко сложиться, как картонная коробка. Но к счастью, всё обошлось осыпавшейся с потолка штукатуркой.
– Иди погуляй, бабуля. – Редьярд с облегчением выдохнул и вальяжно стряхнул с одежды белый порошок. Затем выключил компьютер и тихо подошел к окну погреться в теплых солнечных лучах.
Какое ему дело до зловредной старухи? Он свободен от привязанностей и условностей. По сути, от Вардины только одна польза – полы часто моет. Зачем утруждать себя грязной работой, если под рукой уже есть уборщица?
Редьярд вкушал тишину и свежий воздух с отголосками аромата угасающего костра, который принес шаловливый ветерок из открытой форточки. Улыбнулся всему миру, довольствуясь безмятежным одиночеством, и настроился на предстоящие сложные дела, требующие закаленной логики и предельной осторожности. Редьярд часто улыбался сам себе, когда оставался один. Потому, что всегда верил в себя и в знания, полученные из книг, покоящихся на полках четырех массивных шкафов.
Парень постиг тонкости психологии взаимоотношений, мимики и жестов, нейролингвистическое программирование и основы гипноза. Написал целый сборник вирусных программ и отточил технические навыки во владении компьютером.
С непреодолимой тягой к саморазвитию и самопознанию он упорно совершенствовал главный дар – логику. Желая превзойти себя, Редьярд замкнулся в своем мире. И выползать из него не хотел. Именно поэтому парень, никогда не раскрывался перед людьми. Его самобытность, незаурядные рассуждения и необычные взгляды на обычные вещи могли вызвать только удивление и непонимание.

Однако... держаться в плену тени не так уж и плохо.
Закрыв окно и опустив жалюзи, он подошел к широкой тумбочке возле шкафа с одеждой, открыл нижний ящик, достал черный ноутбук, две флешки и сумку.
Это всего лишь маленький подготовительный обряд для крупного опасного дела – взлома банковского счета.

 

[Alevix]

Редьярд занимался такими махинациями и раньше, только с мелкой суммой денег, дабы не вызывать шумиху среди городской полиции и не ступать на порог крайнего риска. Он не мог точно вспомнить, сколько денег со взломанных банковских счетов проглотил его ненасытный карман. Это и неважно: главное, что за целых пять лет, что Редьярд программировал, вокруг было тихо-мирно. Никаких подозрений. Дела юноши оставалось тайной для всех. Поверхностное мышление других всегда приходилось ему на руку, а знание психологии творило волшебство. Умение манипулировать людьми, когда они погружены в свои узкие мирки, наполненные стереотипами, – было одним из величайших наслаждений.
От ощущения своего превосходства Редьярд с хитринкой улыбнулся в пустоту, застегнул молнию собранной в путь сумки и мельком глянул на часы.
«Сейчас без десяти три. В час ночи начну».
Ноутбук и две флешки... так мало надо для большого дела. Ничего сложного. Если не считать времени, потраченного на написание программ для подбора паролей и разнообразных вирусов, без которых не обойтись.
Перед тем как покинуть комнату, Редьярд спрятал собранную сумку обратно в нижний ящик тумбы и бегло окинул сверкающими голубыми глазами расположение самых ценных предметов. Всё должно быть на своих местах. Помещение куда больше напоминало захламленный склад торгового предприятия, чем обитель простого человека. Но это только на первый взгляд, коим обладает любой, кто зайдет сюда и с любопытством исследует обстановку. Пускай себе фантазируют.

Парень тихо ступил легкими кожаными туфлями на изрядно потертый паркетный пол коридора. Его глаза ослепил интенсивный свет мощной стоваттной лампы. Но Редьярд сумел быстро привыкнуть к ядовитому освещению и всецело влиться в привычную обстановку. Громкое бурчание телевизионного сериала, стук швабры о плинтус, плеск воды в ведре и приторный запах свежего грибного супа, приправленного едкими специями, – всё это сливалось в особую атмосферу, наполняющую дом каждый день, с раннего утра и до позднего вечера.

Редьярд ловко проскочил на кухню, дабы не заострять на себе внимание старухи. Та намывала полы с лихорадочным упорством. Обычно такое случалось, когда Вардина ждала в гости единственную подругу – бабку Изабеллу. Парень воспользовался затишьем, чтобы спокойно приготовить себе завтрак без утомительных нравоучений за спиной.
В уголок узкой кухни, обложенной глянцевой кремовой плиткой, великолепно вписывались широкие тумбы из сосны и старенькая бытовая техника, доживающая последние дни. Над ними низко нависали тяжелые шкафчики с посудой.
Открыв холодильник, парень взял с нижней полки три яйца и ломтики сыра. У каждого члена семьи был свой отдел. Никогда их продукты не смешивались: Редьярд не хотел ни в чем зависеть от старухи.
Он любил готовить для себя и всегда делал это с особым увлечением, но его мысли постоянно витали где-то за пределами происходящего. Так было с любыми делами, где логике и техническим размышлениям не место.
Завтрак из трех яиц и ломтиков сыра, медленно, но верно обретал хрустящие поджаренные корочки с краев и аппетитный аромат.
Тук-тук-тук – раздался стук в дверь.
Губы Редьярда искривились в бесстрастной улыбке, а глаза сверкнули хищным огоньком. Вардина заметалась в панике по прихожей, торопливо домывая пол.
«Перед смертью не надышишься».
Как только в дверь постучали еще раз, она тяжко закряхтела, вылила воду в раковину со звучным всплеском и грубо швырнула швабру о стену:
– Сейчас, сейчас! Одну минуту!

Парень сбросил со сковородки яичницу на тарелку, взял вилку и с довольным видом уселся за небольшим столиком у окна с опущенными жалюзи. Погрузившись в мечты о том, сколько финансовых возможностей откроется после взлома банковского счета, он не спеша приступил к трапезе, с наслаждением поглощая каждый кусочек своего кулинарного творения.
«Сегодня я проверну крупное дельце, а там уже видно будет, когда...»
Но мысль так и не успела завершиться. Истеричный крик Вардины влетел неистовой бурей на кухню, как нож, и располосовал на сотни кусков былую безмятежность ее внука:
– Редьярд, почему уже две недели не работает звонок? Почему гости должны долбить в дверь кулаком? Что за недоразумение?! Мне перед подругой стыдно! Бездарь! Ничего даже починить не можешь! Как тебя мужиком после этого называть?
Парень закинул в рот кусочек яичницы, а затем медленно обернулся в сторону бушующей бабки и силой воображения с презрением просверлил дикими глазами в центре ее лба глубокую дыру. Уверенность старухи вмиг пошатнулась, она отвернулась от источника убийственной энергетики и, тяжело дыша, громко выругалась.
– Вардина, ты же знаешь, я не люблю повторяться. Но раз твои мозги стремительно разъедает склероз, то вынужден сказать еще раз. Завещай мне свой дом – и всё тебе будет: починенный звонок, новая бытовая техника, евроремонт... – сообщил Редьярд ровным, умиротворенным грубым голосом, насыщенным юношеской мелодичностью и хитринкой шакала.

– Ну нет уж! Даже и не рассчитывай! Ты наглый эгоист, оболтус и бездарь! И слава богу, что я вовремя одумалась и не завещала тебе дом. Мало ли какие злобные идеи взбредут в твою дурью башку! Может, убить меня вздумаешь? – обескураженная Вардина застыла в ожидании ответа.

Парень загадочно улыбнулся и, приподняв левую бровь, вылил на пожилую женщину очередной поток иронии, перемешанной с острым сарказмом:
– Хм... С твоей ничтожной пенсией у тебя нет выбора. Ты обнищаешь, вся техника в доме рано или поздно превратится в металлолом, а старый распределитель электричества сгорит от постоянных перегрузок. Я описал тебе примерное будущее, так что решай сама. Пока я тут гость – не жди от меня ничего.

– Да это просто кошмар! Редьярд, зачем ты так со мной поступаешь? Я старая больная женщина, едва свожу концы с концами! – Вардина рухнула на колени, обхватила голову руками и простонала: – Господи, ну почему мой приемный внук уродился таким черствым и бездушным? Ни понимания, ни сочувствия – ничего! Ты ужасен, Редьярд! Ты бесполезен, словно груда мусора, которая рано или поздно сгниет! Ни друзей, ни девушки! Ты вообще хоть чего-нибудь хочешь?!
Проводить доверительную беседу, чтоб втереться в доверие, Редьярд не собирался. Зачем, если можно взять Вардину за глотку? Старые огрехи уже не исправить.
– Иди лучше встречай свою подругу, – холодно произнес он, убирая тарелку со стола.

– Ох, горе луковое, что же мне с тобой делать? Изабелла! Изабелла, я уже бегу, бегу! – Вардина абы как пригладила взъерошенные волосы, собранные в пучок, и с грохотом рванулась в прихожую скорее отворять дверь долгожданной гостье.
– Здравствуй, дорогая! Как же я соскучилась! – послышался мягкий женский голос, перебиваемый оглушительно звонкими чмоками. – А что у вас со звонком?
Старуха шумно вздохнула.
– И почему калитка нараспашку? На улице ветрено, дверца бьется о забор, краска осыпается!
– Как это нараспашку? – опешила Вардина.
– А вот так! Сходи да сама посмотри, – подтвердила подруга и на секунду замолчала. После внезапно оживилась:
– А как наш мальчик поживает? У меня для него сюрприз, вот смотри какой – большой, тяжелый! Редьярд, солнышко, где ты прячешься?
– Солнышко?! Он дубина пустоголовая и недоросль! Ты погоди, за кружкой чая я тебе о нем много расскажу! – зарычала Вардина. Изабелла умолкла, удивленная.
«Как же меня достал этот зоопарк», – парень запрокинул голову и устало провел пальцами по длинным локонам.
Так уж довелось, что вокруг обитали в основном пенсионеры. Молодые люди обычно уезжали в Портленд, обзаводились семьями, и время от времени возвращались навестить престарелых родителей. Редьярд же здесь – единственный юнец среди стариков. Ему некуда уезжать. Взломщику банковских счетов лучше вовсе скрыться в глухой пещере и не высовываться в цивилизованные районы.
Бабка Изабелла, лучшая подруга Вардины, жила на соседнем участке. Эта женщина часто навещала старуху – чтобы поинтересоваться делами Редьярда. Она считала его весьма интересной и незаурядной личностью – и привлекательным мужчиной.
– Редьярд, голубчик, скорее принимай подарок! Он тяжелый, могу и уронить! – игриво прощебетала бабка Изабелла. Вардина свирепо захрипела.

«Спокойствие и сдержанность обернут агрессора против него самого», – с этой мыслью парень отправился поприветствовать гостью. Он развязно встал в центре прихожей, расправил широкие плечи и спрятал руки в карманы узких джинсов:
– Добрый день, Изабелла.

Низенькая упитанная пожилая женщина с короткими темными волосами, чуть прикрывающими броские кольцеобразные серьги из золота, которые совершенно не подходили к потрепанному официальному наряду, готова была подпрыгнуть от счастья. Она нежно прижимала к груди большую коробку конфет и тяжелый бочонок с молоком, словно маленькое дитя, которое должно обрести нового родителя.
– Это тебе, расти большой и сильный!
– Спасибо. – Немногословный Редьярд взвалил на плечо подарки и, игнорируя яростный взгляд Вардины, удалился из прихожей.
– Изабелла, ты умом тронулась, что ли? Куда этой безмозглой дылде расти? Он бездельник и идиот по жизни! Я не понимаю, к чему этот сюрприз? – Старуха на взводе направилась за внуком, даже не заметив, как сильно ее слова обидели подругу. – Стой! Зачем тебе столько молока? Уписаться хочешь? Проквасить? Да подожди ты, дубина! Отдай мне, я по крайней мере с пользой им распоряжусь!

Парень остановился у входа в кухню, открутил крышку бочонка с молоком, и крепко его удерживая, отхлебнул львиную долю содержимого.
– Вот скотина!
Но Редьярд проигнорировал и это, оставаясь невозмутимым, как гладь океана в штиль. Сердце не болело, душа не очернялась гневом. Он был уверен в себе настолько, что и критика, и комплименты разбивались вдребезги о невидимый щит.
– Вардина, да ты что? Кто из вас умом-то тронулся? Редьярд умничка, хоть и бездельник, но чудесный парень! Такого, как он, поискать еще на белом свете! – отчаянно воскликнула бабка Изабелла, затем перевела дыхание и продолжила: – Редьярд, солнышко мое, не огорчайся, не слушай эту... Я к тебе с маленькой просьбой пришла. Можешь мне помочь по дому? Мужская сила нужна.
– Что? Что ты сказала?! – Вардина в бешенстве швырнула трость в стену. – Никогда! – слышишь, бездельник? – никогда я не завещаю тебе дом, ясно? Никогда! Помру – будешь бомжевать, попрошайничать и ночевать с дворовыми собаками! Ты! Злобный! Жалкий! Ничтожный и недостойный добра! Да простит меня бог – но он-то знает, что я правду говорю, не покарает меня из милости своей!

«Завещаешь мне дом как миленькая. Куда тебе деваться?»
Парень достал из кармана ключ и запер замок двери своей комнаты на три оборота. Щелкнули три стальных ригеля. Никому не дозволено крутиться в его личных покоях, когда хозяина нет на месте. Там слишком много улик, можно заподозрить что-нибудь нечистое...
После грубых щелчков в воздухе зависла тягучая тишина.
Измученная Вардина до боли сжала кулаки и с душераздирающим стоном прислонилась плечом к стене. Нервные судороги охватили ее больные ноги, и бабка опустилась на колени. Ее жалкие попытки доказать свою правоту были бессильны. Это уничтожало и ломало женщину изнутри, как сухой колос в порыве ветра.
Наблюдая это, Редьярд коварно усмехнулся.
Что там с бабкой Изабеллой? Она всё ждет? До ночи времени уйма, так что помочь пожилой даме будет благородным жестом. А взамен – два килограмма шоколадных конфет и пять литров молока в придачу... М-м-м! Как просто угодить сладкоежке! Не пиво, не водка, ни кола, а именно молоко. А из еды – шоколадные сладости. Сверстники наверняка сочли бы странными такие вкусы молодого парня. Но Редьярду было наплевать.

– Я готов помочь вам, – выразительно произнес он, обуваясь в мощные рокерские казаки, натертые до блеска черным кремом.
Бабка Изабелла засияла счастьем и от всей души улыбнулась:
– Да там совсем немного – только дров нарубить для шашлыка. Сама-то я не могу, ты же знаешь. Дедов наших не допросишься, им вечно нездоровится. У Адольфа позвоночная грыжа, хронические боли в спине, а у Герберта...
– Я понял, – вежливо остановил ее парень, чтобы не слушать ненужных оправданий.

Редьярд распахнул входную дверь и вышел во двор. Слева густой лес изумрудной линией простирался вдоль горизонта. Где-то в самой сердцевине чащи в кронах высоких деревьев клубился серый дымок. Справа плотной вереницей тянулись частные дома, а перед ними пролегала дорога, усыпанная гравием. Крыши и окна искрились в ослепительных солнечных лучах, струящихся приятным теплом с небес цвета моря. Остатки сонливости покинули голову парня. Он полной грудью вдохнул горячий воздух с отголосками дыма костра и бесшумно зашагал по мягкой густой траве к калитке. Нежный ветерок слегка растрепал короткие волосы на макушке и задел длинные локоны.
Редьярд дошел до калитки. Та, открытая, свободно болталась. Странно... он же ведь запирал ее вчера ночью, когда подозрительный мужчина и трусливый мальчишка, который чуть не наделал в штаны при виде хозяина, покинули участок.
Стоило только хозяину скрыться – как чужак вновь вторгнулся на его территорию. Интересно, зачем?

Редьярд опустил глаза, и перед его взором предстало красочное воспоминание:
«Стальной взгляд. Смотрел на меня так, будто я, давний знакомый, притворялся чужим. Отличный ход. Но зачем? Я решил немного подыграть. Но дурное положение его не смутило. На редкость непробиваемый, пер со своей железной уверенностью, как танк. Сначала держался, не уступал, а потом прогнулся и попятился, словно трусливый пес. Как же я тогда обрадовался победе! Собака никогда не превзойдет льва... она сломается и отвернется. Мне не составило труда прочесть по его движениям и мимике скрытые мысли. Он чего-то ждал от меня. Но чего? Не могу припомнить, чтобы я когда-то его видел. В нем определенно есть нечто...»
– Редьярд, с тобой всё в порядке? – звонкий голос бабки Изабеллы вернул парня в реальность.
– Не беспокойтесь, я в норме, – бесстрастно произнес он и отрешенно уставился вдаль. – Я отойду на пару секунд.

Редьярд захлопнул калитку, нахмурился и подлетел к веранде, где располагались раскладной столик и мягкий удобный диван. Когда приходило время чистить от пыли компьютерное железо, он обычно устраивался здесь с баллоном сжатого воздуха и миниатюрной кисточкой. На это уходило много времени, так что кулеры и вскрытые системные блоки могли томиться на столе достаточно долго.
Вчера Редьярд оставил тут отвертку, кулер, ящичек со сплавами и кружку с чаем. Ничего не пропало, но порядок кардинально изменился. Чужак разложил всё по совершенно абсурдной системе. Диван был перевернут спинкой к столу. Вещи выстроились неустойчивой башней.
Редьярд тут же догадался, зачем незваный гость решил сыграть с ним злую шутку:
«Обычного человека это застанет врасплох... Но только не меня. Тот, кто живет эмоциями и не привык думать, обязательно вернет всё на исходные места. Чужак пытается привлечь к себе внимание. Заинтересовать меня. Однако я не лишен иронии. Проигнорирую его. Оставлю эту башню в целостности и сохранности. Любопытно, как он дальше попытается привлечь мое внимание? Пускай жертвой будет он, а не я!»

 

[Alevix]

Редьярд плавно описал рукой форму неустойчивой башни, усмехнулся и, оставив все предметы там, где им не положено было находиться, направился к бабке Изабелле. Она покорно дожидалась помощника у калитки, рассеянно осматривая окрестности:
– У тебя точно всё в порядке?
– Как видите, – чуть покачивая широкими плечами, Редьярд покинул участок и легко зашагал по проезжей дороге, тянущейся к дому старушки серой лентой. Он за считанные минуты преодолел четверть пути, оставив спутницу плестись за ним позади.

Осевшее от старости жилище Изабеллы возвышалось в соседнем ряду на просторном участке. Там, под беспощадными солнечными лучами, было пустынно – ни деревца, но необычайно вдохновенно и свежо. С участка открывался прекрасный вид на изумрудную долину, где паслись коровы, и на необъятные небеса цвета моря с белоснежными облачками.
«Мое молоко пасется...» – отметил Редьярд, ступив на выжженную до корней газонную траву, которая легко вминалась в сухую почву под его тяжелыми рокерскими ботинками. Пока пожилая женщина преодолевала последнюю сотню метров, он развалился на лавочке возле ее дома и по-хулигански закинул ногу на сиденье. Чуть прикрыв веки, парень задумчиво уставился в пустоту, вдыхая аромат безграничной свободы и беззаботности.
Мысли о взломе банковского счета вновь наполнили голову, но идиллическое единство с окружающим миром не покидало Редьярда, даже когда его планы были направлены на зло. Да, он преступник. Ему неведомы угрызения совести и сострадание. Он живет так, как ему удобно, противореча законам и нарушая стереотипы общества. Словно чужой, пришедшей на планету Земля со своим уникальным миром, взглядами и реалиями. Именно поэтому преступная деятельность не очерняет его истинную сущность, Редьярд и его поступки – не одно и то же. О его злодеяниях обязательно напишут в газетах и расскажут в новостях – но черствый ластик времени спустя долгое время обязательно пройдется по ярким воспоминаниям в умах людей. Бумаги сохранятся, а страхи сотрутся. Время всё когда-нибудь превратит в прах.
«Я подобен полому шару из гладкого стекла, по которому липкая грязь неизбежно стечет на землю».
В спокойной деревне Эмеральд Форест, наполненном стариками, проще скрыть улики и остаться незамеченным. Полиция здесь не особо напрягается, а деревенские бабушки и дедушки не могут стать свидетелями: они не бдительны и ничего не смыслят в компьютерных технологиях.
На лице Редьярда проскользнула душевная улыбка. Как же он хорошо устроился: вокруг природа, мир и тишина...

Созерцая панораму бесконечного голубого неба и размышляя о планах на сегодня, парень полностью ушел в себя, но громкий шорох приближающихся частых шагов, как назло, прервал внутреннее умиротворение.
– Ну давай, открывайся же! – жалобно простонала Изабелла. Она несколько раз повернула в скважине замка ключ, но все попытки отворить дверь оказались тщетны.
Редьярд привстал со скамьи и, с любопытством приподняв левую бровь, с ходу озарился догадкой:
– Возможно, вы перекрутили замок. Отойдите, я посмотрю.
Он внимательно изучил скважину и вставил ключ резьбой вверх. Покрутил его – три раза направо, три раза налево. Потом повторил те же действия, прислушиваясь к щелчкам. По их громкости он смог без особых усилий отрегулировать механизм замка. Три оборота по часовой – и дверь легко открылась.

– Господи! Какой же ты умничка, Редьярд! Я так испугалась, думала – всё, ночевать придется на лавочке! Солнышко мое ненаглядное! Как благодарить-то тебя за твои золотые руки! А бредни Вардины не слушай, у нее маразм! Это я тебе по секрету говорю, тс-с-с, – бабка Изабелла одарила парня довольной улыбкой и обняла так крепко, словно они виделись последний раз.
– А то я не знаю, – парень ехидно ухмыльнулся и слегка напрягся. Ему ни к чему навязчивые телячьи нежности. Редьярд не испытывал бурных эмоций и не считал нужным наигранно показывать их. – Так где у вас инструменты?

– В сарае. Ты что, сейчас собрался дрова рубить? Зайка, я же тебя еще пирожками не накормила. Погоди, не торопись, это не срочно. Шашлыки и до послезавтра подождут! – Изабелла великодушно махнула рукой. – Пока будут греться пирожки, давай посплетничаем. Как на любовном фронте дела?
Редьярд всегда избегал вопросов о личной жизни. Его самобытное мнение никогда не вписывались в рамки стереотипов других людей. Такой разговор лучше пресечь сразу. Непонимание и конфликты ни к чему. Он пришел сюда помочь, а не ради пустой болтовни. Молоко и шоколадные конфеты – хорошая плата за посильный труд.
С озабоченным видом Редьярд вырвался из цепких лап Изабеллы и опрометью направился к сараю.
– Ишь какой важный.... Но я всё равно пирожки подогрею. – Бабка почесала усеянный бородавками подбородок и понаблюдала, как помощник скрылся из виду за домом.
Редьярд открыл раздвижную дверцу сарая и спустился по лестнице вниз в маленькое узкое помещение, похожее на погреб. Здесь было темно, сыро и затхло. Старинная керосиновая лампа, висящая на железобетонной стене, со скрипом закачалась от потока ветра, проникшего с улицы. Полуразвалившаяся мебель довоенных времен и гора рабочих инструментов неразборчиво вырисовывались в темноте под толстым слоем пыли.
Парень присел на корточки и принялся копаться в груде инструментов. Спустя несколько минут едкая пыль разлетелась в воздухе и образовала мутную дымку. Редьярду пришлось задержать дыхание и максимально ускориться. К счастью, долго возиться не пришлось: в самом низу горы вскоре обнаружились огромный топор и пила.

Парень уверенно сжал грубые рукоятки и как можно скорее покинул мрачный затхлый подвал. Под открытым небом истесанное широкими шрамами лезвие топора ослепительно сверкнуло в солнечных лучах. Редьярд аккуратно провел по нему пальцем и игриво облизнул верхний ряд зубов. Туповатое: до мясного тесака далеко, конечно, но чтобы срубить дерево и покромсать его на дрова – вполне сойдет.
Сегодня ему предстояло размяться по полной программе. Обычно Редьярд редко покидал свою комнату, загроможденную научной литературой и компьютерами. Приятно выбраться на природу и помахать топором – хоть какое-то разнообразие!
Густой лес, примыкающий к окраинам жилого района, с беспокойным шелестом листвы и тревожным скрипом гибких стволов ждал незваного гостя. Дым костра, пылающего где-то в самой сердцевине чащи, проник в нос парня. В его уме невольно возникли безликие образы людей, разжигающих огонь всегда в одно время: днем и ночью.

Редьярд бросил пилу, перевернул топор лезвием вниз и поволок его за собой по протоптанной дорожке к заброшенной части леса. Именно там было больше шансов найти мертвое дерево.
Он протиснулся между стволами двух долговязых кленов, окруженных рядом хрупких молодых деревьев, разросшихся так близко друг к другу, словно тюремная решетка. Развел руками их пышные ветви и вышел в лесную глубь, налитую оттенком медового янтаря. Опавшие ветки и листья нежно хрустели под ногами. Земля была всё еще сырой после вчерашнего дождя. Пахло свежей зеленью, цветочной пыльцой и отголосками озона.

Редьярд остановился на небольшой солнечной лужайке и внимательно осмотрелся. В природе, где царствует жизнь, обязательно должны быть признаки смерти. Так и оказалось: среди цветущих молодых деревьев нелепо торчал посеревший ствол со сломанной верхушкой и острыми, как пики, ветвями.

«То что надо. Сейчас я его сровняю с землей», – кривая улыбка сверкнула на устах. Рельефные мышцы на широких плечах напряглись, а длинные волосы растрепались. Редьярд поднял топор над головой и, рассекая со свистом воздух, нанес первый сокрушительный удар – быстрый и уверенный. Ствол содрогнулся и пронзительно хрустнул, когда глубокая трещина молниеносно пронеслась от места поражения до самой сердцевины. После удачной атаки последовал второй удар, третий, четвертый и...

Могучее лезвие проскочило мимо цели и врезалось в молодое дерево поблизости. Отлично набранный для начинающего дровосека ритм неожиданно сбился. С чего бы это? Редьярд выдернул топор и грубо швырнул его на землю. В чем же причина неудачи?
Он посмотрел на свои руки. Правая ладонь настолько привыкла к форме компьютерной мышки, что держать громоздкий инструмент для нее стало не так-то просто. А пальцы, которые умели точно попадать по клавиатуре, напрочь отказывались выполнять непривычную работу. Да, он такой – компьютеризированный до мозга костей. Эта гениальная машина стала для него всем: неотъемлемой частью жизни и лучшим другом, которому можно доверить любые сокровенные тайны.

Но сильное сердце не сдавалось, оно бешено колотилось в мускулистой груди и изнемогало от желания сокрушить мертвое дерево. Редьярд обязан был довести дело до конца и доказать самому себе, что он это может. Черт с ней, с бабкой Изабеллой, главное – он.
Опьяняющий прилив зверской силы пробежался по венам приятным теплом и наделил энергией каждую клеточку. Редьярду показалось, что теперь он в силах горы свернуть. Парень вновь поднял топор. Сжал рукоятку с такой мощью, что захрустели костяшки. Чуть согнув ноги в коленях, размахнулся и с садистской ухмылкой ударил по сухому стволу. Затем еще раз и еще. Беспощадно, злобно, неистово. Глаза его горели огнем, а из горла рвался тихий рык. Редьярд вошел во вкус и набрал четкий ритм. Щепки разлетались в стороны, как дробь из ружья. Дерево дергалось, как марионетка, и громко потрескивало.
Парень наслаждался работой мышц рук и пресса, они крепли после каждого удара и становились сильнее, выносливее, каменели. Разошелся так бурно, что птицы вокруг перепугались и замолкли. Каждый взмах рождало желание превзойти себя, которое одурманивало голову и приказывало работать на износ – пока тело не откажет и не рухнет мертвым грузом. Он восхищался своими силой и выносливостью, умением быстро набирать форму и адаптироваться к новой работе. Самолюбие ослепило его лучом прожектора. Мертвое дерево было почти побеждено, осталось совсем чуть-чуть, еще несколько взмахов – и...
Сухой ствол с мучительным скрипом накренился влево и, громко треща, стал медленно падать. Когда он столкнулся с землей, раздался такой мощный грохот, будто рядом прошел великан.

С деревом покончено, но бушующее чувство так и не прошло. Неистовая энергия всё еще бурлила в венах, мышцы были напряжены.
Парень смахнул со срубленного ствола горстку колючих щепок, осторожно присел на него и склонил голову, устремив стеклянный взор голубых глаз под ноги. Рука сама собой потянулась к влажной от вчерашнего дождя траве, которая стелилась на просторной лужайке высоким шелковистым ковром. Пальцы сначала ласково погладили пышную зелень, словно это были волосы любимой девушки, а затем жадно впились вглубь до самых ее корней. Редьярд сжал пучок травы и выдернул из него травинку.
«Я еще не раскрыл свой внутренний потенциал, я знаю, что могу больше».

Задумчиво прищурившись, Редьярд выбросил травинку. Легкая, как перо, она воспарила на ветру и, плавно покачиваясь, опустилась вниз, к ногам. Но парень уже утратил интерес к травинке: присев на корточки, он взвалил на плечо срубленное дерево. Придерживая его рукой, напрягся и с шумным выдохом поднялся во весь рост. Обливаясь потом, Редьярд поволок непомерно тяжелый заказ бабки Изабеллы, чтобы расплатиться за всё хорошее, что она сделала и будет делать для него. Вот такой сложился между ними добровольный бартер.
Парень дотащил огромный ствол до просторного участка и бросил возле сарая, что одиноко возвышался поодаль от дома хозяйки. Приятная истома в мышцах и легкая усталость манили присесть на лавочке, расслабиться и выпить чаю, но упорное стремление самоутвердиться бушевало внутри и наконец-то победило: Редьярд загорелся желанием испытать себя на полную катушку. Дал волю второму дыханию, подобрал пилу и принялся за работу, не дожидаясь, когда Изабелла заметит, что ее помощник вернулся. Но громкое скрипучее вжиканье пилы о трухлявую плоть дерева тотчас выманили из избы безмерно довольную старушку с большой тарелкой румяных пирожков:
– Ах, молодчина! Любо-дорого смотреть! Какого чудесного ребенка воспитала Вардина! Жаль, что она не способна оценить своего человечка по достоинству.

Редьярда позабавило, что Изабелла до сих пор видит в нем невинное дите, которое нужно холить и лелеять. В ответ он лишь криво улыбнулся и с иронией приподнял левую бровь, но глаза, горящие хитринкой, не поднял. Довольная женщина медленно доковыляла до распиленного ствола и покрутила угощением перед носом у помощника:
– Солнышко мое ненаглядное! Оставайся сегодня у меня ночевать. Отдохни от своей бабки-тирана. Ты очень мужественный, мальчик, но я боюсь, что однажды ты сорвешься. Надо ведь когда-то отдыхать! Наверху есть свободная кровать и телевизор, а вечерком я свежее белье постелю и...
– Изабелла, – Редьярд хищно улыбнулся, опустил пилу и впился глазами в лицо собеседницы, – благодарю вас за столь великодушное гостеприимство, но я не могу остаться.
– Почему? Уже без своего компьютера скучаешь? Боже мой, Редьярд... Нельзя так жить. Забудь о нем хоть на денек, отдохни! – пухлая старушка с омерзением сморщилась. Однако она не теряла надежду устроить парню незабываемый отдых, и недовольство плавно сошло с ее лица. Изабелла подсела к Редьярду как можно ближе и шепнула ему на ухо:
– Послушай. В восемь вечера приедет Лейла, внучка моя. Студентка института бизнеса и экономики. Ты бы видел красотку мою ненаглядную! Умная, высокая, стройная, волосы шикарные, личико – как у ангела! А глаза – словами не описать! Взглянешь на Лейлу – и сердце сразу затрепещет. Она перевелась на заочное обучение, чтобы жить здесь, и ухаживать за мной. Лейла, кстати, тоже неровно дышит к своему компьютеру. Все время прыскает на экран чистящим средством и натирает его до блеска специальной тряпочкой. Так что вам будет о чем пообщаться. Но! – Изабелла неожиданно осеклась, грозно посмотрела на Редьярда и схватила его за запястье. – Девушка она скромная, запомни! Чтобы всегда были у меня на виду и не шлялись по темным углам! Я тебя, проказника, предупреждаю!

Едва сдержав смех, Редьярд тихонько фыркнул и дерзко оперся ботинком о пень. На речь бабки Изабеллы он обратил не больше внимания, чем на бредни обкурившегося марихуаной. Но предпочел придержать свое мнение и поступить дипломатично: ответить четко и убедительно, чтобы вопросов относительно его взглядов на жизнь у старушки больше не возникало:
– Еще раз благодарю. Но на общение с девушкой у меня нет времени. Остаться ночевать я не могу. Дрова почти готовы. Обязательно подсушите их на солнце, если решите сегодня готовить шашлык.
Лаконичность и неприступность Редьярда застали бабку Изабеллу врасплох. На миг она даже потеряла дар речи, когда осознала, что не сможет его переубедить. Обижено надула щеки и с такой яростью топнула ногой, что случайно выронила из рук тарелку с угощением.
– Ай, да черт с ними, с пирожками! Пускай птицы съедят! – старушка тяжело махнула рукой. – Понимаешь, всё это ерунда. Ты неправильно живешь, Редьярд. Порой кажется, будто ты намеренно обрекаешь себя на одиночество! Значит, знакомство с такой обворожительной девушкой, как Лейла, – не повод переночевать у меня дома? Печально. Ах, как печально!
Парень был доволен, что наконец-то отвязался от советов и назойливых предложений бабки Изабеллы. Найти девушку для него не проблема. Если нужно – он так и поступит. Но не сейчас, когда предстоит взломать крупный банковский счет. Лишние глаза, уши и женское любопытство ему не нужны.

Редьярд закончил пилить дрова, на скорую руку порубил их и разложил возле сарая сохнуть в жарких лучах солнца. Мышцы жалобно ныли и требовали полноценного отдыха. Это была приятная усталость, вызванная изнурительным физическим трудом и переизбытком кислорода, которым насытилась его кровь в гуще леса. От приятного опьянения хотелось прикрыть глаза и погрузиться в сладкий сон прямо здесь и сейчас – стоя. Но громкий крик стаи птиц, пролетающих где-то высоко в синеве небес, всплеском холодной воды вывел Редьярда из полудремы и заставил встряхнуть головой. Первое, что он увидел, когда очнулся, – ослепительный диск солнца, опускающийся к кровавой полосе горизонта. И первое, что ощутил, когда окончательно пришел в себя, – прохладный ветерок, приятно пробежавшийся по коже. Наступил вечер. Пора возвращаться домой, чтобы поспать до полуночи и со свежей головой приступить к опасной работе.
На участке Изабеллы всё стихло, и только шум листвы из далекого леса наполнял всё вокруг музыкой вселенского дыхания. Обиженная старушка незаметно скрылась в доме, так и не подобрав разбросанные на траве пирожки.

Редьярд осторожно перешагнул угощение для птиц и твердо зашагал домой, быстро ускоряясь.
– Всё еще можно исправить, если жену найдешь себе верную и любящую! – донеслось ему вслед.
«Да задушили вы меня своей любовью», – не оборачиваясь на выглядывающую из окна Изабеллу, он свернул с узенькой тропинки на проезжую дорогу и пронесся ураганом меж бескрайних рядов частных строений.
Когда тусклое вечернее солнце незаметно опустилось ниже и коснулось краем кровавой дымки, размазанной по горизонту, перед глазами Редьярда открылись родные края. Одноэтажный дом со старенькой белой облицовкой и окнами, из которых мягко струился теплый золотистый свет, самодельный деревянный забор с побитой краской и скрипучая калитка, запертая на щеколду. Но до боли знакомая обстановка изменилась. Что-то произошло, пока Редьярда не было, что-то изменилось. Откуда тут взялся этот черный престижный автомобиль? Вардина небогата и обычно не пользуется услугами каких-то компаний. Да и состоятельных знакомых с такими шикарными машинами у нее нет... Странно!
Парень ускорил шаг и ворвался в прихожую. По ушам ударила мертвая тишина. Пестрые тапочки бабки у входной двери. Куда-то ушла. Но почему не выключила свет? Очень на нее непохоже... И все-таки – что делает во дворе этот автомобиль?

Не разуваясь, Редьярд пролетел через коридор и с ужасом обнаружил, что дверь в его комнату отперта. А войдя внутрь, ужаснулся еще больше: привычно загроможденный рабочий стол опустел! Исчез компьютер, диски, флешки – все накопители с ценной информацией, над которой он трудился годами! Ошарашенный Редьярд тяжело сглотнул и почувствовал, как кровь резко отлила от мозга.
– Тварь...
– Точно! Это служба вскрытия замков! Решила похозяйничать в моей комнате?!
Неистовый адреналин медленно поднимался из солнечного сплетения, обжигая вены и мышцы. А когда достиг груди – разразился взрывной волной, разогнав мотор до бешеного ритма.

– Ненавижу! Чтоб ты сдохла! Ненавижу!!! – заорал во всё горло Редьярд. Разъяренный как черт, он со всей дури ударил ногой по рабочему столу, так, что тот отлетел к стене и с оглушительным грохотом врезался в нее. Дом дрогнул, с потолка посыпалась штукатурка.
Он бросал в пустоту острые, как ножи, слова, и метался по комнате, обжигая каждый предмет неистовыми глазами убийцы, которые были готовы спалить любого, кто осмелится появиться здесь.

«Я должен проверить, остался ли в тумбе ноутбук. Это моя последняя надежда», – пытаясь хотя бы чуть-чуть успокоиться и дать волю здравому смыслу, парень медленно открыл дверцу тумбы и...
– Р-р-р-р-р-р! – хриплый злобный рык вырвался из его рта. Пусто! Всё пропало, всё самое ценное! Нет, он должен остановить старуху, пока не поздно. Найти ее! Вернуть свои вещи!
Редьярд рванул по коридору, рассекая острием лютого гнева тяжелый воздух. Внутри бушевал неуправляемый торнадо, а кулаки, готовые разорвать на части ненавистную бабку, с хрустом сжимались. Спустя мгновенье он оказался во дворе.
– Где? Где? Где эта тварь?!!
Его глаза, дикие, как у голодной рептилии, с бешеной скоростью рыскали вокруг, ища добычу, что осмелилась похитить у него всё самое ценное.
И наконец-то нашли...
В конце дороги на свалку он узрел силуэт старухи в пестром халате и фартуке. Рядом с ней стояла двухколесная телега, наполненная доверху до боли знакомым оборудованием.
По телу побежали холодные мурашки.
«О нет…»
Но тут Вардина подняла железный лом – и вонзила в содержимое телеги. Тщательно растолкла его, как горошины перца на кухонной доске. Пронзительный хруст ломающихся плат и треск пластмассы отчетливо доносился до Редьярда. Это были страшные звуки гибели самого ценного и близкого сердцу оборудования, хранящего в себе творчество, над созданием которого хозяин трудился годами.
Он не верил своим глазам. А когда осознал, что это правда, – гнев протеста, словно сталь, раскалился докрасна и затмил здравый рассудок.

 

[Alevix]

Редьярд стрелой подлетел к телеге и принялся рыться в разломанном компьютерном железе. Бабка что-то бурчала под нос, но он не слышал ее. Руки судорожно перебирали острые осколки плат и пластмассы в надежде найти сохранившиеся магнитные носители с бесценной информацией. Живыми или мертвыми. Парень до последнего уверял себя, что можно всё восстановить и продолжить работу... Но нет, не судьба. В самом низу телеги покоились разбитые вдребезги диски и флешки. Их уже не восстановить. Всё, во что он вложил душу и драгоценное время, всё, чем он жил, было безжалостно изуродовано – до неузнаваемости, раздавлено, как кучка насекомых ударом кулака. Его мир – мир хакера – просто взяли и уничтожили.

Раскаленная лава адреналина растекалась по телу Редьярда и неистово пульсировала в венах, дыхание становилось всё чаще и глубже. Он оттолкнул телегу и посмотрел на Вардину с такой лютой ненавистью, с таким откровенным презрением, каких сам от себя не ожидал. Женщина резко вздрогнула, будто ее ошпарили с ног до головы, вскрикнула и беспомощно прижала руки к груди.
Кипящая ненависть застилала мутной пеленой взор и готова была вырваться бушующим торнадо наружу, но парень сдержался, крепко сжав кулаки. Перепуганная до смерти бабка попятилась в заросли, которые густой шевелюрой стелились на болотистой свалке. Только слепой путь ее быстро закончился: старуха наткнулась на дерево, поскользнулась в грязи и упала; отступать дальше она не могла.
– Ты... ты что задумал? – голос Вардины дрожал, отчего казался жалким и немощным. Редьярд слышал слова, но не различал их, гнев заполнил разум и овладел телом. Человек в нем умер – родился зверь.
Сильная рука грубо схватила старуху за волосы и сжала их так, что тело женщины судорожно затряслось от невыносимой боли, словно в эпилептическом припадке. Пытаясь вырваться, Вардина извивалась, как уж на сковородке, била кулаками по груди внука, кричала, но проку от этого было мало. Каждое движение причиняло только боль.
Адреналин пульсировал в висках Редьярда мощными молотками и отдалял от реальности, почти как наркотик. Сейчас ему было до тошноты омерзительно всё в этой женщине: вид, запах, голос и даже ее имя. Кто она такая, чтобы ломать ему жизнь? Никто! Так пусть получит по заслугам! Тварь! Парень поднял Вардину над землей, чтобы швырнуть в телегу с изуродованным компьютерным оборудованием, как вдруг дрожащий от ужаса звонкий крик оглушил его:
– Остановись! Умоляю! Твой отец жив, Редьярд! Он приходил вчера! И придет еще! Я все тебе расскажу…
Слова старухи были столь неожиданными для парня, что неистовое гневное опьянение, дурманящее его разум секунду назад, вмиг испарилось. Но ведомая слепой яростью рука не успела остановиться и уже совершила роковой бросок. Перепуганная бабка полетела головой в искалеченное компьютерное оборудование. Раздался отвратительный пустой звук, словно сломали пополам бедренную куриную кость. На остром углу системного блока возникло багровое пятно. Вардина скорчилась от боли, громко застонала и прижала ладонь к виску. Тусклые соломенные волосы, забранные в небрежный пучок, быстро темнели от крови.

– Отец жив?! Ты же говорила, он умер! - Правая бровь Редьрда вопросительно поднялась, небесные глаза застыли в удивлении. В голове электрическим разрядом пронеслось воспоминание о незваном госте со склеенными в сосульки седыми волосами.
Но, как назло, бабка умолкла. Грузные веки, окруженные частыми глубокими морщинами, широко распахнулись, и блеклые зрачки уставились в пустоту, словно протезы-стекляшки. Костлявая рука, закрывающая смертельно глубокую рану, обмякла и опустилась, обнажив ужасную пробоину в виске. Бурный поток крови свободно хлынул оттуда, растекся по лицу и шее широкими змейчатыми струйками, которые стремительно разделялись на более узкие ветви.
Вид крови ничуть не встревожил Редьярда. Сейчас он стоял и думал над словами Вардины, прокручивая в памяти, вчерашнюю встречу со странным человеком.

Вот так сюрприз преподнесла ему бабка! Черт побери, как не вовремя ей стало плохо. О нет... Что же он наделал?! Почему не совладал со вспышкой гнева? Редьярду стало не по себе. Он просто разгневался и толкнул ее, но не думал убивать, просто разгневался и толкнул!
Парень присел на корточки и грубо потряс бабку, чтобы та очнулась и говорила дальше, не останавливалась. Но все попытки привести в чувства раненую женщину оказались тщетны. В височной части кость черепа тонка. Удар об острый угол системного блока смертелен. Старуху не спасти, шансов заставить ее рассказать правду – нет.
«А завещание? А дом?» – здравые мысли подобно самолетам-бомбардировщикам штурмовали разум Редьярда.

Ошеломленный, он встал во весь рост и устремил взор навстречу прохладному ветру. Заходящее солнце нависло над горизонтом в багровой пелене слоистых облаков, но парень он ничего не видел перед собой. Его мозг был занят переработкой новой информации. Редьярд пытался вспомнить отрывки из детства.
Ничего не получалось. Детства не существовало. Странно. Раньше он никогда так глубоко не задумывался об этом, всегда занимался собственным развитием, весь, целиком и полностью был обращен в себя, читал днями и ночами, совершенствовался. И был слеп. Но Вардина... Что же она скрывала об отце, когда отчаянно вилась над «внуком», словно пчелка с выпущенным жалом? Умудрялась нагло лгать в глаза и держать в неведении всю жизнь!
Самолюбие Редьярда пронзили ножом в самое сердце. Гнев и отчаяние вновь захлестнули его, как девятибалльный шторм... Он изучил психологию человека от «а» до «я» и остался в дураках перед этой... как бы помягче выразиться – старой кочергой! Просто невероятно! Он не смог разоблачить ее по мимике, жестам и поведению, зная тонкости психики!
– Почему я не смог?! – крик души вырвался наружу тысячью трепещущих птиц. Как же сейчас хотелось пнуть все четыре шкафа с горой книг по психологии, что пылились на хрупких полках! Голые знания и немного практики – впустую потраченное время! Редьярд ничего толкового так и не достиг, сидя в своей уютной комнате и досконально изучая каждую строчку в страницах научной литературы. Он смог разоблачить некоторых людей – но только не ее! Старуха, как тайный агент, мастерски скрывала правду и всегда держала рот на замке. Была гораздо более подкованным психологом, нежели он! Никогда не интересовалась наукой – но смогла всю жизнь держать в неведении человека, чьи познания в области психологии многократно превосходили ее! Она верила в то, что говорила, и искусно обходила зыбкие моменты, где вопрос о правде вот-вот мог всплыть на поверхность...

«Ничего не достиг... Оболочка с тонной бесполезных знаний... Нет!!! – Редьярд закрыл лицо руками и отвернулся от кровавого заката. – Это невыносимо! Какая-то необразованная бабка превзошла меня в том, чего я достигал годами!»
Обида на себя застряла горьким комом в горле. Он ничего не достиг в психологии. Он понял это каждой клеточкой, каждым отчаянным вдохом и выдохом. Почувствовал всей кожей, всем своим существом.
Он ничего не достиг.

* * *​

Вардина не дышала. Окровавленный труп с широко расставленными ногами лежал в грязи перед Редьярдом. Да, он убил ее, случайно... но ничуть не жалел.
Прожил с бабкой тринадцать лет бок о бок и даже ничуть не привязался к ней, словно они никогда не были знакомы.
Жестоко, аль нет, а после смерти старухи даже стало легче на душе, ведь всё изменилось, завеса правды приоткрылась, и началась новая жизнь. Больше никто не будет вставлять палки в колеса, никто не ударит по спине резиновым наконечником клюшки, не осыплет бранными словами и не разбудит шлепком газеты. Невыносимо тяжкая ноша наконец-то упала с его плеч и дала им свободно расправиться.
Кто он отныне – убийца? Но Редьярд никогда не вешал на себя ярлыки. Никто узнает: никто не видел, как всё произошло. Старики, живущие в этой славной деревне, поголовно верили в примету, что чревато выносить вечером мусор: не будут водиться деньги в кошельках.
Парень ухватил старуху за руки и затащил в густые заросли на свалке, а кровавый след размазал ногой и смешал с грязью. Всё чисто. Теперь нужно дождаться темноты, когда погаснет свет в домах напротив, затем сходить за лопатой и вернуться. Сколько времени потребуется, чтобы выкопать глубокую могилу, сбросить труп, засыпать его землей и скрыть улики под горкой мусора? Час? Возможно, если не больше.

Редьярд спрятался за деревом, в которое пять минут назад врезалась до смерти испуганная старуха, глянул на часы и облегченно вздохнул. Скоро полночь.
Но время тянулось бесконечно медленно. Багровые небеса не темнели, оранжевое пятно заходящего солнца не уходило за горизонт, а рваные облака всё больше разгорались огнем, подобно раскаленным уголькам. Необычное зрелище. Казалось, мир застыл на закате человечества и превратился в руины отходов жизнедеятельности, что тянулись вдаль вереницей горных пик в тумане смрада, стелющегося зеленовато-серой дымкой по склизкой земле. В воздухе витала мерзкая промозглость, а под ногами змеился игривый ручеек зловонной жижи, стекающий из кучи мусора. Во мраке густых зарослей свалки вырисовывалось кладбище автомобилей: безнадежно разбитых в аварии и просто старых, ржавых, не подлежащих ремонту.
Редьярд старался не думать ни о чем, и уж тем более – о тошнотворных красотах свалки. Он терпеливо ждал темноты, наблюдал за движением солнца. Но время тянулось бесконечно медленно, и мучительная пустота подобно мистической стихии проникла в его разум.
«Я ничего не достиг».
Слабый победил сильного. Невозможно молча смириться. Невозможно скрыться от осознания правды. Она стала его тенью, которая отражала уродливые очертания скудных достижений. Редьярд не мог принять себя прежнего и больше не был в мире с собой. Осознание ничтожности перед старухой разрушало изнутри и иссушало до костей. Изучение психологии оказалось бесполезной тратой времени, пустыми потугами к самосовершенствованию.
Но нет, отчаянию не место в его жизни! Пускай старый уродливый мир рухнет и вновь возродится, чистый, как холст! Любой слабый может стать сильным, когда раскроет свой потенциал. Редьярд крепко сжал зубы и с силой втянул воздух сквозь них. Он превзойдет себя любой ценой, нет ничего невозможного! Все пути открыты.
Перед глазами вспыхнул образ таинственного мужчины с седыми сосульками волос. Отец? Нет прямых доказательств и нет воспоминаний. Детства будто никогда и не существовало. Если тот человек действительно имеет отношение к Редьярду и что-то хочет от него, то встреча неизбежна. А значит, шанс узнать правду о прошлом есть, главное только – быть бдительным и не упустить его. Прошлое – это ключ к разгадке себя.
Стало прохладно. Он мельком взглянул на часы и затем на небо: не стемнело. Огненные слоистые облака висели над головой, а диск хмурого солнца застрял над горизонтом в кровавой пелене. Вселенский парадокс?

Редьярд покинул укрытие за деревом, огляделся по сторонам и, когда убедился, что на свалке нет ни души, выбрался из зарослей. Вышел на проезжую часть и снова осмотрелся – никого, кроме его тени, невероятно длинной и зловещей, как мистическое чудовище из потустороннего мира. Хотелось обернуться и посмотреть, не стоит ли кто-нибудь за спиной.
«Конечно, не стоит», – парень только усмехнулся своей бурной фантазии. Надо закопать тело, выбросить все мысли из головы, поесть и наконец-то лечь спать. Время остановилось, но биологические часы – нет. Ох, как же сильно хотелось есть и спать! Одновременно! Вроде бы никто не морил голодом и бессонницей, но он буквально валился с ног, словно не спал и не ел несколько дней.
Редьярд задумчиво опустил голову и устало зашагал по грязной раскисшей дороге.
«Хронические недосыпания и работа дровосеком до седьмого пота – хорошая перспектива загнать себя, как беговую лошадь».
Он бесстрастно улыбнулся этой глупости и ускорил шаг. Натертые до блеска рокерские ботинки тонули в глубоком слое грязи, приклеивались к ней и мерзко хлюпали, отчего казалось, будто рядом чавкала огромная свинья. Отвратительный звук. Парень старался идти еще быстрее, чтобы скорее выбраться из трясины и обтереть обувь о чистую траву. Дорога от свалки до дома и обратно была самой гадкой, даже в теплые светлые сумерки здесь всегда стоял кромешный мрак. И лишь изредка проезжающие автомобили рассеивали серую тьму, если включали дальний свет. Например, как сейчас: кто-то неторопливо приближался сзади, освещая путь двумя ослепительными лучами. Тихо загудел мотор.
Парень сошел с проезжей части в заросли и освободил дорогу для проезда. Но автомобиль не ускорился, он подъехал ближе к зарослям и стал навязчиво преследовать, шумя колесами по склизкой грязи.

Редьярд обернулся.
Дальний свет фар погас, машина остановилась. В густом сером мраке отчетливо вырисовывался черный, как тропическая ночь, джип. Без номера? Парень чуть прищурился и попытался разглядеть водителя, но не получалось. Тонированное лобовое стекло будто специально забрызгали крупными каплями грязи, которые давно засохли и слегка осыпались на капот мелким песком. Редьярд нахмурился, еще раз оглядел машину, и озарение пришло само собой:
«Тот самый джип, возле которого вчера ночью крутился... отец?»
Тело словно вросло в землю. Но это был не страх, а совершенно новое, неописуемое чувство – странное и невероятно сильное. Какое? Неважно. Разум – реалист и страж порядка в голове. Парень подавил в себе сентиментальность и прислушался к напряженной тишине. Прошло больше чем полминуты, а таинственный водитель за темным стеклом так и не предпринял никаких действий.
«Игра на выдержку?» – подумал Редьярд.

Водитель продолжал чего-то ждать, и тишина в округе становилась всё более нездоровой. Невероятно тяжелой и неподвижной. Казалось, что гравитация Земли усилилась в несколько раз и молекулы воздуха превратились в мелкие стальные шарики, сдавливающие тело со всех сторон и сковывающие движения. Но это продлилось недолго: тишина вмиг раскололась, когда громко щелкнул замок, и дверь автомобиля приоткрылась.
– Подойди ко мне, – раздался из салона тихий низкий голос с легкой хрипотцой, неуверенный и совсем незнакомый.
Водитель даже и не подумал выйти, а только лишь чуть придерживал рукой дверь, чтобы она не захлопнулась.
«Хм... как всё коротко и просто», – Редьярд удивленно приподнял левую бровь и задумчиво потер подбородок. Нет, он не подойдет, он не дурак. Пусть сначала водитель хотя бы высунется и покажет лицо. Догадки сейчас неуместны, нужны прямые доказательства. Может быть, это вовсе не тот мужчина с длинными паклями, а какой-нибудь отчаянный псих с пистолетом? Кто знает? Репутация Редьярда запятнана темными делишками. Определенно есть повод получить пулю в лоб от жертвы, чья банковская карточка неожиданно опустела полгода назад.
– Подойди ко мне! – вновь раздался голос, уже не мирный и тихий, а повелительный и даже агрессивный.
«Не похоже, что это „отец“, скорее какая-то подстава».
Редьярд сжал кулаки и встал в оборонительную позу: повернулся к противнику правым боком, расставил ноги на ширине плеч. Надо держаться настороже.
Он затаил дыхание.

Ждать долго не пришлось – дверь джипа распахнулась, и водитель вышел. Редьярд был поражен. По повелительному голосу он никогда бы не подумал, что это тот самый мужчина с седыми сосульками волос, который сейчас уверенно приближался к нему. Казалось, в нем ничего не изменилось: черный официальный костюм и серый галстук, ассиметричные морщины, грубая щетина и бесстрастные стальные глаза. А вот рот стал иным: можно сказать, он принадлежал совершенно другому человеку. Он перекосился, а уголки губ опустились до самого подбородка, будто их нарисовал гример плохому клоуну. С такой гримасой только детей и пугать.

Мужчина смело подошел и остановился настолько близко, что Редьярд ощутил на лице теплое дыхание. Без малейшего смятения или неудобства незнакомец взглянул ему в глаза столь ненавязчиво и радушно, словно они знали друг друга с самого детства. Выглядело это более чем странно, но Редьярд подыграл и ответил взаимностью, настороженно наблюдая за человеком, которого покойная Вардина назвала его отцом. Сомнения и догадки терзали юношу. Верить на слово без доказательств – глупо, поэтому нужно настроиться на одну волну с незнакомцем, чтобы незаметно подкрасться к главной теме и всё разузнать.
Перекошенный рот мужчины совершенно не подходил к остальному лицу и движениям тела. Редкое сочетание, не у каждого тысячного такое увидишь. Редьярд перевел взгляд на кончик носа незнакомца, привычно поднял уголок губ и задумался:
«Искаженная линия рта, уголки губ книзу – это сильное огорчение, гнев. Холодные глаза и расслабленные черты – маска. За ней может скрываться что угодно: от простого восторга до лютой ненависти. Сочетание эмоциональной нижней половины лица и невозмутимой верхней говорит об амбивалентности чувств».
– В точку, – рот мужчины на миг выпрямился в горизонтальную линию и вновь изогнулся, будто некие пружины под кожей заставляли края губ каждый раз опускаться.
«Вот это да... Как он узнал?»
От неловкости Редьярд хотел было отвести глаза, но мужественно сдержался.

В невозмутимых стальных зрачках, которые упорно рассматривали, изучали и сканировали юношу, неожиданно пронеслась странная искра печали. Мужчина отступил на шаг и кивнул в сторону джипа:
– Пойдем, я покажу тебе кое-что.
Редьярд внимательно следил за мимикой и за каждым движением необычного человека. В них читались уверенность, естество и нечто такое, с чем парень еще не был знаком из книг о психологии. Неизвестность завораживала и притягивала невидимыми нитями, как змей-искуситель, но Редьярд оставался предельно бдительным, чтобы не попасться в скрытую ловушку.
Прежде чем пойти за незнакомцем, парень быстро огляделся по сторонам и задал вопрос, дабы развеять сомнения:
– Кто ты?
Но мужчина не спешил отвечать. Внезапный порыв ветра слегка взъерошил небрежно обстриженные седые пакли. Он грубо откинул их назад и еще раз кивнул в сторону джипа.
– Сначала скажи, – не отступал юноша.
– Нет, Редьярд. Прежде взгляни, что ты сделал, – мужчина подошел к автомобилю, вынул из кармана пиджака связку ключей и открыл крышку багажника.
– Иди посмотри, – поманил он парня рукой.
«Он знает мое имя», – заметил Редьярд. Но доверия к «отцу» у него не прибавилось. Почему тот намеренно увиливает от ответа на простой вопрос? Странная реакция, да и поведение странное. Непонятно, чего можно ожидать от этого человека, и так же неясно, отец ли он на самом деле. Зато очевидным было то, что могло находиться в багажнике.
«Я подойду посмотреть – а ты сломаешь мне хребет и отправишь в свою труповозку, в объятия покойной бабки».

Стоило только Редьярду подумать о расправе, как лицо мужчины резко изменилось. Теперь и верх его, и низ стали одинаковы: равнодушные холодные глаза налились гневом, а густые прямые брови нахмурились.

 

[Alevix]

От незнакомца исходил настолько сильный негатив, что казалось, молекулы воздуха вновь превратились в тяжелые стальные шарики, сковывающие движения и сдавливающие тело. Одним только взглядом он ломал и угнетал волю, грозил, приказывая подчиняться. Редьярд буквально кожей чувствовал на удивление мощную энергетику мужчины. Да, в психологии он мастер. Однако Редьярд знал о методах угнетения, знал, как вести себя, когда противник настойчиво пытается деморализовать жертву. Сам он не раз проделывал подобные штучки с обычными людьми. Доминировать над слабыми и непросвещенными особенно приятно. Да, превосходство и власть развращают: они сладки как мед, ими невозможно насытиться, всегда хочется больше, еще и еще...
Когда-то было именно так. Но теперь от этих мыслей тепло на душе не становилось.
Долгую мучительную минуту они молча стояли друг напротив друга в склизкой грязи дороги, словно две вражеские шахматные фигуры.
– Как же ты изменился, Редьярд, – внезапно нарушил тишину тихий бас мужчины. Брови его были нахмурены, уголки рта опущены, а седые волосы переливались алым в свете вечерней зари.
«Изменился? С каких пор? Когда заканчивается провал в памяти и начинается новая жизнь?» – подумал парень. На его лице застыло нескрываемое любопытство. Да и зачем скрывать? Пускай незнакомец поймет, что Редьярд жаждет узнать о себе, впрочем, как и о личности «отца»:
– И всё же: кто ты?
В краях глаз мужчины проскользнули тонкие ироничные морщинки:
– Тебе знакомы средства массовой информации? Радио, например? По всем каналам сейчас твердят обо мне.

Неловкость сразила парня электрическим разрядом в двести двадцать вольт. Все нормальные люди смотрят телевизор и слушают радио, они всегда следят за происшествиями в родном городе – но Редьярд не входил в их число. Ему всегда было наплевать на беспорядок в заселенной пластмассовыми индивидуумами цивилизации: кого-то убили, взорвали, взяли в плен, изнасиловали. Варварство у человека в крови, и круговорот разрушений неизбежен. Мир – большая арена. Алгоритм жизни людей цикличен и однообразен, практически всегда предсказуем.
Практически всегда, но не сегодня...
Незнакомец сел в салон джипа и нажал на панели музыкального плеера кнопку «Power». На жидкокристаллическом экране закружилась в танце две голубые пирамиды, слившиеся в звезду Соломона – логотип фирмы-производителя. Когда система аппарата загрузилась, мужчина коснулся крупной черной кнопки «Radio», повернул колесико громкости на отметку «пять» и покинул салон автомобиля. Из четырех мощных динамиков в передней и задней части салона забасил взволнованный голос диктора:
«Добрый вечер, это программа „Портленд ньюз“, в студии Питер Шелтон. Сорокавосьмилетний заключенный Вальдемар Моретти, отбывавший наказание в исправительной колонии Портленд за умышленное убийство, незаконную организацию тайных обществ, похищение детей и кражу медикаментов – 6 сентября в 17 часов 27 минут местного времени совершил побег. Его приметы: рост – 185 сантиметров, телосложение – спортивное, цвет волос – темные с проседью, цвет глаз – серый. Одет в спецформу надзирателя тюрьмы. Если вы видели этого человека или знаете его местонахождение, звоните...»

«Вот дьявол! Темные волосы... серые глаза... всё совпадает. Только, по-видимому, он успел переодеться и угнать машину. Значит, без жертв не обошлось.» - Редьярд был озадачен и смотрел на своего однофамильца так, словно перед ним стоял не человек, а призрак.
– Ты мой отец? – парень редко задавал риторические вопросы, но тут другого выбора не оставалось: нужно было окончательно убедиться, что догадка верна.
– Да, я твой отец, – протяжно прозвучал низкий хрипловатый шепот, едва слышный, будто из самой глубины души.
Теперь понятно, почему Вальдемар так долго увиливал от ответа на простой вопрос: он решил доказать его. Первым доводом были слова Вардины: под страхом смерти она раскололась, подобно ореху, чтобы привести в чувства одурманенного яростью Редьярда. Эффект неожиданности сыграл в ее пользу, но слишком поздно. Второй довод – новость по радио.
Отец всё обратил в свою пользу. Иначе парень просто не поверил бы ему.

«Значит, Вальдемар следил за мной и скрывался в забрызганном грязью джипе на кладбище автомобилей», – опасения не покидали Редьярда, несмотря на то, что рядом стоял отец, а не враг. – «С этим типом надо быть предельно осторожным».
Парень опустил глаза и вновь ощутил странное сильное чувство, неведомое ему раньше. Только в этот раз он не стал прогонять иллюзию разумом и сдался ей всецело. Очень трудно было сопротивляться ее пьянящим объятиям. Опасения не покидали Редьярда, несмотря на то, что рядом стоял отец, а не враг.
Во власти чужеродного чувства, мир наполнялся музыкой природы. В траве стрекотали кузнечики, кровавое небо наливалось антрацитовой ночной пеленой, и там, где долгие часы царило солнце, мерцала серебром крупная звезда. Огненные слоистые облака редели и окрашивались глубокой космической синевой.
Наступила ночь, вселенский парадокс отпустил Землю и дал ей свободу двигаться в привычном течении времени.
«Как связаны пространственно-временной континуум и отец?» – неожиданно подумал Редьярд.
Что за странная мысль!

Отец снова подошел к распахнутому багажнику и кивком пригласил сына взглянуть.
Редьярд ухмыльнулся:
– Ладно, так и быть, – и подошел тоже.
Зрелище было настолько омерзительное, что бурлящий голод вмиг куда-то улетучился, желудок отяжелел, будто его хозяин проглотил огромный камень. Резкое отвращение пронзило острием иглы, по спине пробежала мелкая дрожь.
В тени вместительного багажника джипа лежал скрюченный труп Вардины. Ее лицо, белое, как лист бумаги, осунулось, из головы всё еще вытекал багровый ручеек крови, мелко пузырясь. Ох, до чего же тошнотворная картина. Разлагающаяся органическая субстанция. Пересиливая себя, Редьярд смотрел на бабку, смотрел и пытался достучаться до чувств, пусть даже самых слабых, ничтожных, но они дремали крепким сном.
«Я ее убил. Убил. Убил».
И что? Твердить это бесполезно, внутри царит полный штиль: ни угрызения совести, ни жалости, ни сострадания, ничего – только отвращение.
– Знаешь, кого ты убил? – дыхание Вальдемара пронеслось теплым ветром по лицу.
– Знаю, – парень отвернулся от трупа старухи и прошептал: – Ты тоже не подарок.
Вальдемар укоризненно посмотрел на Редьярда, глаза его чуть сузились, а стальные зрачки заиграли серебром от яркого света мерцающей звезды:
– Ошибаешься, Редьярд. Ты ничего не помнишь. Я отдал тебя на воспитание этой одинокой женщине, когда моя жизнь и все мои планы потерпели крах. Ты убил ее, потому что не властен над своими эмоциями. Ты – животное.
«Надо же, он знает о моем пробеле в памяти... Что? Я животное?!»
Колкие оскорбления Вардины всегда отскакивали от щита, которым отгораживался Редьярд, и он не мог поверить, что найдется человек, способный расколоть защитную оболочку на сотни микротрещин очевидной правдой.
Возмущение одолевало парня, но он крепко держал его в кулаке, пытаясь подавить:
– Расскажи обо мне.
– Всему свое время, – резко отрезал отец.
Редьярд нахмурился и подумал:
«Ловкий ход. Фраза – всему свое время – это отличная стратегия манипулирования людьми, которые задают много вопросов».
Вальдемар надменно поднял голову и задумчиво потер двумя пальцами подбородок, заросший густой щетиной:
– Как ты понимаешь слова «ценность человеческой жизни»? И кто ее определяет?
Не похоже, чтобы он особо сильно переживал из-за смерти бабки. Скорее хотел проучить сына, ткнуть носом, как щенка, нагадившего посреди комнаты, и сказать: «Так делать нельзя!»
Только учить щенка не было смысла: Редьярд прекрасно осознавал всю нелепость ситуации, но не мог прочувствовать ее. А Вальдемар, вероятно, думал иначе.
Парень предпочитал всегда держать свое мнение при себе. И сейчас он решил ответить поверхностно, затронув лишь краешек сути проблемы:
– Вальдемар, я понимаю, что поступил нелепо. Старуха всегда была мне отвратительна, потому я ее не жалею. Нас ничто не связывало – нечего и обрывать.
– Я рад, что ты всё осознаёшь. – Вальдемар не стал докапываться, почему философский вопрос был проигнорирован. Понял без слов. – И называй меня «отец».

Захлопнув крышку багажника, он подошел к передней двери автомобиля. Открыл ее и плюхнулся в мягкое кожаное сидение, завел двигатель.
– Садись, Редьярд, поедешь со мной.
Похоже, отец совершенно не беспокоился, что его поймают. Будто безумец, готовый, как танк, пойти напролом через патрули. Это настораживало, Редьярд недоумевал и пытался понять, где логика? – но логикой тут даже не пахло.
– Это плохая идея. – Слыть соучастником сбежавшего заключенного совсем не хотелось.
– В твоем понимании плохая, а в моем хорошая, – в низком хриплом голосе проскользнула тонкая ирония. – Хочешь узнать о себе?
– Разумеется. – Редьярд бегло огляделся по сторонам. – А что, обязательно куда-то ехать?
– Да. Рассказать невозможно, это надо увидеть! – Отец открыл дверь, приглашая сесть. – Расслабься, Редьярд, я выключу зажигание. Но знай, невероятное рядом, ты должен доверься мне и моей интуиции.
Машина несколько раз вздрогнула, двигатель заглох.
– Я никому ничего не должен. Послушай, мы едва знакомы! Чтобы я смог доверять тебе, слов мало. Что за сюрприз, если мы, добираясь до него, рискуем жизнью?
– Мы ничем не рискуем. – Губы отца растянулись в неуклюжей улыбке, голос стал на тон ниже, чем обычно.
«Ох, уж этот Вальдемар, хитер как сто китайцев: думает, что выключив зажигание, прибавит мне оптимизма и избавит от подозрений. Глупость какая. Как только я сяду в салон, он сразу же заблокирует замки в дверях, включит зажигание и тронется с места. Неудачная уловка».
Парень остался стоять рядом с автомобилем. Вальдемар же сделал вид, будто упорство сына сущий пустяк, на который не стоит обращать внимания. Не оборачиваясь, он открыл бардачок и вынул из него потрепанную схему Портленда вместе с початой бутылкой минеральной воды. Включил кондиционер.
Молчание зависло в воздухе, и казалось, готово было длиться бесконечно. Оно означало выбор без выбора – хочешь узнать о себе, подчиняйся. Как ни крути, а отец действительно мастер в психологии. Пусть в нем нет гибкости, он прямолинеен и не логичен, но нечто могущественное, которое читается в глазах, колеблется в голосе и проявляется в каждом движении – делает Вальдемара наинтереснейшим объектом для изучения.
Редьярд решил, что нужно развеять напряженность обстановки:
– Отец, ты когда в последний раз ел?
Бурлящее чувство голода невольно подтолкнуло задать вопрос о еде.
– В полдень, – Вальдемар продолжал внимательно изучать карту, – и я буду признателен, если ты не поленишься и нарвешь кукурузы. Сам помираю – есть хочу.
Он кивнул на север, в сторону фермы Стивена и Аманды Браунов, что виднелась меж густых зарослей.
Для заключенного, привыкшего к скудной каше на воде, плесневелому хлебу и тараканам на десерт, початок кукурузы – роскошь.
– Жди меня здесь. Я схожу приготовлю что-нибудь посытнее, – Редьярд игриво подмигнул отцу, развернулся по направлению к дому, но не успел сделать шагу, как вдруг…
– Нет! Возвращаться нельзя! – Остервенелый рык ударил по ушам. Вальдемара будто подменили. – Стоять!!! Тебя засекли! В машину! Быстро!
Дверь автомобиля с грохотом распахнулась. Мощные пальцы, словно клешни чудовища, впились в запястье и с нечеловеческой силой резко дернули в салон. Редьярда охватил страх.
«Засекли?!»

Он вырвался из мощной хватки отца и замер, чувствуя, как леденящий поток адреналина разливается по венам, активизируя резервную энергию. Мышцы напряглись, зрение обострилось. Редьярд пригнулся и осторожно огляделся. Прислушался. Странно... Вроде бы всё тихо. Дорога на свалку пустует. Ни полицейских мигалок, ни шелеста в зарослях...
– Где ты увидел опасность?
– Не увидел – почувствовал. Она затаилась возле твоего дома и скоро придет сюда, – голос Вальдемара дрожал.
– Почувствовал?! – процедил сквозь зубы Редьярд, нажимая на каждую гласную.
– Да, мой сын. Я не могу контролировать вспышки переживаний и образов. Они приходят из Сверхсознания – а это самостоятельная вселенная, – отец странно помахал руками, будто пытаясь обрисовать бесформенность этой вселенной, что выглядело крайне нелепо.
– Человек нашего времени не эволюционировал до таких возможностей. – Редьярд недоуменно посмотрел на Вальдемара и после длинной паузы решительно заявил: – Я должен убедиться, что ты прав.
Быстро ускоряясь, парень уверенно зашагал по раскисшей дороге к дому покойной Вардины.
Теперь ничто его не остановит.
– Постой! Слышишь? Не смей возвращаться, случится беда! – Вальдемар в отчаянии выбежал из машины, догнал сына и крепко сжал его в объятиях, не давая ни шагнуть, ни вдохнуть. – Редьярд, я не могу рисковать тобой! Ты единственный, кто у меня остался. Попадешь в беду ты – попаду и я!
В его голосе звучало столько боли, столько страха, искреннего, чистого.
– Сын мой, – объятия отца стали крепче, голос снова дрогнул, – я не могу описать, как скучал по тебе, как боялся за твою жизнь все те ужасные тринадцать лет, бесследно потерянных за решеткой. Просто поверь в мою любовь и интуицию. Не подвергай себя опасности – возвращайся. Позволь показать нечто такое, что изменит твою жизнь и укажет путь, пройдя который, ты сможешь превзойти себя.
Последние слова что-то перевернули вверх дном внутри Редьярда, в глубине его души вспыхнула искра предвкушения невероятного. Она металась, как испуганный зверек, кричала и рвалась наружу, но холодный рациональный разум велел не предпринимать поспешных решений.

Редьярд разжал крепкие объятия отца и неуверенно шагнул вперед:
– Я буду осторожен.

 

[Alevix]

* * *​

Двести пятьдесят шагов от автомобиля до дома.
Чтобы узнать правду, он должен пройти этот путь. Сквозь грузное облако сине-черной тьмы, застилающей раскисшую дорогу, сквозь сомнения и волнительный трепет, прорастающие в мозгу, словно зародыши из семени. Тревожные слова отца не уходили из головы: они бушевали, как пчелы в разворошенном улье, нагоняли волны беспокойства и заставляли невозмутимое сердце колотиться чаще.
Сто девяносто восемь шагов.
Нет конца и края мрачной зловещей свалке, даже ветви деревьев здесь замысловато переплелись и не пропускали яркий свет мерцающих звезд. Где-то высоко над головой протяжно завывал порывистый ветер. Когда он умолкал, округа наполнялась бесконечным эхом стучащих колес поезда и шумом несущихся по далекому шоссе машин.
Заморосил мелкий колючий дождик. Тяжелые рокерские ботинки увязали в грязи дороги и мерзко хлюпали в одном ритме с тяжелой поступью отца, который держался рядом и не отставал ни на дюйм.
Чуть замедлив шаг, Редьярд покосился на Вальдемара. Отец никак не отреагировал, но почувствовал пристальный внимательный взгляд. Это было видно по тому, как он хитро прищурился. Парень знал – думать в присутствии этого человека небезопасно, поэтому если нужно о чем-то поразмышлять – лучше отвернуться, дабы избежать встречи с проницательными стальными глазами. Редьярд так и сделал. Отец ничего не прочтет по мимике и выражению глаз. Парень был уверен в этом и дал свободу мыслям:
«Отец… В этом слове звучит что-то величественное и абсолютное. Но нельзя забывать – это всего лишь слово, грозное и повелительное. Оно – клеймо на сознании. Оно действует как гипноз, чтобы занять высшую ступень в иерархии отношений. Так испокон веков было установлено обществом, дабы чтить родную кровь и всегда закрывать глаза на недостатки кровных родственников, прощать и вечно быть в долгу. Это стереотип, глубоко въевшийся в мозг каждого человека».
Произнеся мысленно слово «долг», Редьярд ощутил острую неприязнь и нахмурился, когда за этим словом потянулась цепь, определяющая его детали и глубину: «совесть», «мораль», «вина».
«Отец – обычный мужчина, каких тысячи. Все зависит от того, какими глазами на него посмотреть: загипнотизированными, если верить, что генетическое сходство обожествляет, или осознанными, если понимать, что все это предрассудки. Только кто смотрит осознанными глазами?» Парень усмехнулся в пустоту. «Вальдемар точно не смотрит. Он видит сына, которого нужно воспитывать, учить и упрекать. О свободе тут и речи идти не может. Но уж нет, к черту все это! Мне не нужен новый надзиратель! Зачем мне новое бремя? Родственное бремя? Я никому ничего не должен и никому ничем не обязан! Я свободен! Свободен! От привязанностей, морали, стереотипов! От всего!»
Теперь Редьярд догадался, почему появление отца вызвало невероятное, странное чувство. Это стереотип, закопанный глубоко в подсознании, заставляющий относиться к родным так, как относятся все.
Восемьдесят пять шагов.
Совсем близко. Даже воздух стал чище, свежее, прохладнее. Вдоль дороги больше не теснились мрачные густые заросли. Осталось пройти крутой поворот, скрывающий из виду родные края. Перед глазами уже вспыхнул образ дома с обветшалой белой облицовкой и уютной верандой, где все еще стояли перевернутый диван и столик с хрупкой башней, выстроенной из кружки, отвертки, кулера и коробочки со сплавами. Неужели башня – это дело рук Вальдемара? Редьярд покосился на отца и вопросительно поднял левую бровь. Но Вальдемар снова никак не отреагировал, он просто шел рядом, будто привязанный… Нет, даже не привязанный, а приклеенный настолько крепко, что ни обидным словом, ни физической силой его не оторвать. Лицо отца было напряжено, а взгляд стальных глаз устремлен вдаль.

И вот крутой поворот: граница, разделяющая зловонную свалку и жилой район. Наконец-то добрался! Дождь усилился и полил как из ведра. Холодные капли с градом больно били по рукам и лицу, одежда промокла, но Редьярду было все равно. Он быстро миновал поворот и вышел на прямую дорогу, с которой открывался вид на родные края: бесконечную вереницу старых частных домов в золотистом свете фонарей и спящий во мраке ночи сосновый лес, едва виднеющийся вдали, уходящий в туманный серо-черный горизонт. В нос проник привычный запах костра, под ногами зашелестела влажная от дождя трава. Редьярд шел по ней, а она, словно щетка, очищала ботинки от грязи. Парень ускорил шаг, и даже не заметил, как оказался на проезжей части. Широкие каблуки увязли в мелком гравии, привычно захрустели камешки. Справа нарисовалось ветхое двухэтажное строение под номером шестьдесят четыре, а издали послышалось недовольное ворчание старика.
«Что случилось? Сколько времени?» Парень глянул на часы – без пятнадцати двенадцать.
Волнение застрекотало в груди, пульс участился. Редьярд опасался самого худшего. Пока только опасался. Старался не включать воображение и не строить догадок, гнал из головы мрачные мысли, как мог. Но от очевидного – не спрятаться и не скрыться. Очевидное будет преследовать по пятам и раскидывать зловещие тени по всему, за что цепляется глаз. Стало страшно и холодно, очень холодно, зубы застучали, кулаки сами собой сжались, по коже пробежали колкие мурашки. Осталось пройти три участка, это примерно шестьдесят пять шагов.

Рассекая стену ледяного дождя и града, парень понесся по усыпанной гравием дороге. Дом шестьдесят пять… ворчание старика становилось громче, шестьдесят шесть... Направо. Свернуть направо и вглубь…Тьма рассеялась. По глазам ударил ослепительный мерцающий синий свет… Свет сирены полицейского автомобиля.
«Дьявол!!!» Редьярд резко остановился. Мысли замерзли. Сердце больше не колотилось от волнения: оно забилось ровно, но в таком медленном темпе, что казалось: вот-вот, и остановится. Ни страха, ни душевных терзаний, ни боли. Ничего. Эмоции умерли. Остались только покрытые инеем окоченевшие мысли, выстроившиеся в уродливую комбинацию, которая вспыхнула перед глазами отвратительной картинкой. Парень понимал ее смысл, но не мог отважиться произнести ее название. Простое такое, легкое название… определяющее печальное будущее всей оставшейся жизни.
Дом шестьдесят семь был окружен пятью полицейскими, вооруженными внушительных размеров пистолетами. Вокруг стражей порядка, словно юла, крутился какой-то взбешенный старик. Редьярд чуть прищурился и узнал его. Это же дед Адольф, вечно страдающий от боли в спине!
Ах он черт глазастый!
– … зверство немыслимое! Как так можно? Никакой человечности, никакого сострадания! Убить слабую пожилую женщину – ровно как убить ребенка! – звучный, как у хорошего оратора, голос деда вывел Редьярда из оцепенения. Он попятился назад и скрылся за стеной у заднего фасада дома номер шестьдесят шесть.
– Будь ты трижды проклят, Редьярд Моретти! Слышишь меня? Будь ты трижды проклят! Гнить тебе в тюрьме до конца дней! – Дед поднял руку со сжатым кулаком и стал лихорадочно трясти ею, в ярости осыпая отборной бранью убийцу Вардины. Криком своим он напоминал сумасшедшего.
Полицейские суетились вокруг старика и всячески пытались успокоить. Парень не слышал, о чем они говорили, но видел резкие жесты, приказывающие наконец замолчать и дать показания. Только толку было мало. Дед оказался на редкость бесцеремонным: голосить на весь поселок для него было особым удовольствием.
– Доигрался? – раздался за спиной низкий хриплый голос. Редьярд вздрогнул и резко обернулся:
– Фух… Напугал ты меня!

Отец оперся рукой о сырую монолитную стену дома и присел на корточки. Мокрые седые волосы его склеились в сосульки и колыхались от каждого движения, а черный официальный костюм, пропитанный влагой, блестел, словно гладкая чешуя амфибии. Сцепив пальцы, Вальдемар тихо заговорил:
– Редьярд, я же тебя предупреждал: возвращаться домой крайне рискованно, ты мог бы обо всем узнать завтра, по радио. Но раз интерес победил, и ты уже знаешь…
Отец взял руку Редьярда, потянул ее к себе и накрыл ладонями.
– Что будешь делать? Куда пойдешь? Мне интересен твой выбор. Дороги домой больше нет. Нет средств, на которые ты будешь жить дальше. Ты – бомж. Ты потерял все, и виной сему – гнев. Слепой животный гнев. Говоришь, я не подарок, потому что убил водителя? Равняешь меня с собой? Нас нельзя сравнивать. Я убил осознанно, я полностью отдавал себе отчет в том, что делал. Мне не нужен свидетель. И поверь, мне больно было это делать, но другого выбора не было. Я должен оставаться в тени, до тех пор, пока…
Вальдемар резко осекся. Парень заметил это, но не придал последним словам значения. Он выдернул руку из теплых ладоней отца и тоже присел на корточки. Все тело дрожало от холода, одежда промокла, а северный ветер, как назло, непрерывно дул в спину. Только бы воспаление легких не подцепить… Зубы клацали, того и гляди язык прикусишь:
– В-в-выход есть из любой ситуации, отец. Я не с-с-сдамся и найду его, нужно просто подумать. Логика никогда меня не п-п-подводила.
Отец сочувственно наморщил лоб, его густые брови поднялись вверх, отчего взгляд стал более пронзительным:
– Думай. Решение за тобой.

Слова прозвучали твердо, как удар камня о камень. Вальдемар осторожно поднялся и выглянул из-за укрытия. Редьярд не шелохнулся. Не стал следовать за отцом, все и так было понятно: дед Адольф осыпал убийцу Вардины отборной бранью, а полицейские… что они делали? Да какая разница, что они делали? Отец, одержимый любовью к сыну, проследит за ними и даст сигнал, если вдруг стражи порядка сдвинутся с места. Редьярд огорчился, что дал обещание, которое сейчас не в состоянии был выполнить. Он не мог сосредоточиться и думать. Разум был повержен в шок и отчаяние.

– Здесь нельзя оставаться, надо уходить, скорее, – монотонный голос отца на миг вернул парня в чувства. – У тебя нет другого пути, кроме одного – следовать за мной.
Вальдемар протянул руку и помог подняться.

 

[Alevix]

ГЛАВА 5. Ложь и правда Вальдемара​

Штат Орегон, город Портленд, 8 сентября 2012 года
– Редьярд, проснись!
Чья-то горячая ладонь грубо шлепнула по щеке. Затем еще раз, но уже по другой. Еще раз и еще. Прикосновения становились все сильнее, неприятнее. Ладонь не останавливалась и настойчиво била до тех пор, пока не прорезалась первая боль на коже.
– Отвали от меня! Дай поспать! – вырвалось из пересохшего рта Редьярда. Да что за муха укусила сегодня Вардину? Вардину?! Стоп. Он же ее убил вчера. Или только ранил? Нет-нет, точно убил. Редьярд ощутил, что в полудреме он еще невменяемый, мысли путаные, все произошедшие за вчерашний день события еще не выстроились в логическую цепочку. В обрывках сна всплыло воспоминание о стационарном компьютере и ноутбуке для «темных делишек». А после приятного воспоминания вспыхнула страшная картина искореженного ломом системного блока и горки раздавленных флешек с бесценными программами, которые необходимы для взлома банковского счета. Затем ослепительный синий свет, родной дом, окруженный полицией и страшные слова Вальдемара:
«Ты бомж».
Сердце Редьярда больно сжалось. Но желание вновь перейти в глубокий сон из легкой дремы было сильнее сердечной боли. Тяжкие воспоминания позади, все позади. Он не останется без компьютера… Конечно, не останется!
«Послушай. В восемь вечера приедет Лейла, внучка моя…»
«Она, кстати, тоже неровно дышит к своему компьютеру. Все время прыскает на экран чистящим средством и натирает его до блеска специальной тряпочкой…»
«Она перевелась на заочное обучение, чтобы жить здесь и ухаживать мной…»
Голос бабки Изабеллы звучал во сне так ласково, так нежно, так обнадеживающе! О, сладкие грезы из царства Морфея! Слова ее – надежда на светлое будущее. Компьютер Лейлы будет принадлежать Редьярду, он знал, как его раздобыть, видел решение! Трехмерное, осязаемое, живое! Он видел решение!!! Если похитить компьютер и восстановить программную базу, значит будут деньги, будет все!
Переполненный счастьем, идеями и надеждой, парень прислушался к своим ощущениям и понял, что лежит на чем-то мягком, но не в постели. Нет воздушной подушки, теплого одеяла и шелковой простынки. Сквозь сон послышался шум колес и гул работающего на полную мощность кондиционера. Тело приятно покачивало.

– Редьярд, проснись!
Парень вздрогнул, сладкую пелену сна как рукой сняло. Сердце бешено заколотилось в груди, дыхание участилось, кровь, приправленная адреналином, резко прилила к мозгу.
Редьярд очнулся. Солнечный свет больно ударил в глаза.
Где он? Парень быстро огляделся: черный кожаный салон, шумный кондиционер и запах одеколона... Так это же машина Вальдемара! Редьярд приподнялся на локтях и обнаружил, что он голый! В ногах чувствовалось тепло, что-то прикрывало их. Это же отцовский пиджак!
– О, черт!
Воспоминания вчерашнего дня свалились на голову, словно тяжелый камень. Картинка из последних событий вновь предстала перед глазами. Редьярд вспомнил ту страшную пустоту, которая лишила его здравого рассудка, вспомнил сильный дождь с градом и дикий холод, отнявший последние силы. Неужели все это случилось с ним? Конечно, случилось! Пора проснуться и разложить события страшной реальности по полочкам!

Парень накинул пиджак на плечи и схватил отца за плечо:
– Где моя одежда? Сколько я спал?
Но Вальдемар был на удивление спокоен. Он сидел за рулем и мельком поглядывал на Редьярда, будто врач, оценивающий состояние пациента:
– Сейчас полпятого утра. Я дал тебе возможность отдохнуть после пережитого шока. Джинсы в багажнике. Когда подсохнут – надень их.
– В багажнике? – Редьярд с изумлением посмотрел в зеркало заднего вида и встретился с отцом глазами. – Надеюсь, ты избавился от трупа? Моя одежда сохнет не рядом с ним?
– Послушай, не заморачивайся из-за всякой ерунды. Не об этом сейчас надо думать. Труп я сбросил в заросли свалки и прикрыл сверху железобетонным каркасом. Среди гор мусора полицейские будут долго искать старуху.
– Оу… Железобетонным каркасом! Твои способности и впрямь удивительны! – Редьярд сверкнул белоснежной улыбкой, которая спустя миг исказилась и превратилась в коварную ухмылку. – Так ведь мои вещи в багажнике не высохнут. Зачем ты их туда положил?
Вопрос прозвучал грозно, очень грозно. Парень даже сам от себя не ожидал, что из-за глупости другого человека чувство собственного превосходства снова вспыхнет, как луч прожектора.
От этого надо избавляться, Редьярд понимал, осознавал, но выкорчевать из подсознания закоренелые привычки было трудно.
В зеркале заднего вида отразились хмурые брови и опущенные уголки рта.
«Зачем я это сказал? Да, виноват, виноват…»

Вальдемар тяжело выдохнул, взял початую бутылку минеральной воды и, медленно откручивая крышку, словно оттягивая момент нервного срыва, с негодованием в голосе пояснил:
– Не подумал я! Не до этого мне было, Редьярд! Я боялся, что ты подхватишь воспаление легких, поэтому и снял с тебя мокрую одежду. Куда запихал ее – это уже второстепенный вопрос. Извини, как вышло, так вышло, все делал на скорую руку.
– Крепко я спал, однако… Прости меня, отец. Не стоило заводить эту тему. Спросонья я всегда торможу. Спасибо, что позаботился, – Редьярд произнес это таким бархатным, чистым и невинным голосом, что не простить сказанную им ранее дерзость было бы просто невозможно. И, кажется, психологический трюк подействовал...

– Не спросонья ты такой, а от пережитого стресса, – Вальдемар потянулся к набитому белому пакету, который стоял на пассажирском кресле. Запустив в него руку, недолго пошуршал и бросил Редьярду три початка кукурузы.

Парень успел поймать два, а третий початок пропустил. Золотистая кукуруза скатилась по обнаженной ноге и упала на грязный резиновый коврик.
– Ешь! – приказным тоном сказал Вальдемар, завязывая ручки шуршащего пакета.
Редьярд покрутил в руках кукурузу и с хрустом впился в ее жесткую плоть зубами. Потом с грустью посмотрел на зеленый раздувшийся пакет, трещащий по швам от обилия этой невкусной и несытной еды. Ею еще долго придется питаться, пока он не осуществит идею с похищением компьютера и не напишет хакерские программы для взлома.
Редьярд вспомнил обрывок сна, обнадеживающий и вселяющий надежду на будущее. И попытался представить Лейлу. Какая она? Остается верить на слово бабке Изабелле.
«Умная, высокая, стройная, волосы шикарные, личико – как у ангела! А глаза – словами не описать! Взглянешь на Лейлу – и сердце сразу затрепещет».
Разве он сможет так поступить с красивой девушкой? Сможет отнять у красотки любимую игрушку? От этой мысли появилось острое отвращение к самому себе. Конечно, лучше прийти в гости на чай к бабке Изабелле и познакомиться с Лейлой… Но после того, что он сделал, это звучит полным бредом. Мирного пути нет. Вся деревня знает о поступке Редьярда, все его проклинают, называют убийцей и нелюдем. Оскверняют его имя. Но нужно жить дальше и сделать выбор – она или он.
Вальдемар коснулся большой круглой кнопки на передней панели, и кондиционер отключился. В салоне стало тихо.
– Кстати, мы почти приехали.
В его глазах сверкнул задорный огонек.

Редьярд впился зубами во второй початок кукурузы и посмотрел в окно. Отец подмигнул ему и резко вырулил с проселочной дороги на заасфальтированную площадь, откуда открылся вид на длинное многоэтажное блочное здание, изрисованное сатанинскими пентаграммами и заросшее снизу густым плющом. Строение было сильно порушено и перекошено так, будто подверглось сильному землетрясению. Большие окна, вытянувшиеся по фасаду здания, на всех этажах, кроме последнего, были забиты гнилыми досками.
– Славно потрудилась твоя компания, – Редьярд поднял голову и внимательно всмотрелся в окна последнего этажа, надеясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни.
– Это не моя компания, а группа подростков, всякий сброд, который занимается тут непонятно чем. Мы были обнаружены в 1999 году, но мои люди успели сбежать до приезда патруля. С тех пор прошло тринадцать лет, я потерял связь с компанией, даже не знаю, где они и живы ли вообще. Поэтому приехал сюда, чтобы проверить, остался ли в сохранности наш архив. Там есть рукописи и фотографии. По ним я смогу определить, живы или мертвы мои соратники, почувствовать расстояние, которое разделяет нас. Архив находится на минус четвертом этаже, попасть в него можно, только если вскрыть люк с замком-секреткой.
Вальдемар остановил автомобиль у центрального входа в недостроенное здание и поставил рычаг коробки передач в нейтральное положение.
– Выходи.

Но Редьярд даже не думал выходить. Он тщательно изучал движение мимических мышц отца, прислушивался к тону голоса и пытался определить – лжет ли собеседник? Казалось, что нет. Казалось! Конечно, Вальдемар же психолог. Редьярд не обнаружил на его лице признаков лжи, бесстрастная маска мастерски скрывала все эмоции. Надо постараться разоблачить отца. Он сильный противник, парень понял это еще при первой встрече, но шанс всегда есть, пусть даже небольшой.
– Почему я должен верить тебе на слово? Вы держали в плену детей и похищали медикаменты из больницы на Олд-стрит – одним словом, занимались черт знает чем! Предположим, переступлю я порог этого полуразваленного бомжатника, ты отведешь меня в архив, и что дальше?
Редьярд снял пиджак и демонстративно кинул его на заднее сиденье. Это означало «меня ничто не держит». Отец разъярился:
– Редьярд, опомнись! Пути назад больше нет! Мы в розыске, мы враги общества, поэтому должны быть вместе, всегда, плечом к плечу! Не окажись меня рядом сегодня ночью, ты бы уже сидел за решеткой и проклинал свою никчемную жизнь!
– Спасибо, что помог, но я не обязан пресмыкаться перед тобой и поступать так, как велишь ты. У меня своя голова на плечах, я хозяин своей жизни. Прости, отец, но мне с тобой не по пути, – голос Редьярда был тихим и спокойным, а движения – медленными и плавными. Этакий трюк, чтобы вывести из себя Вальдемара.
Отец безнадежно опустил голову и закрыл глаза:
– Редьярд, вот только не надо бросаться из крайности в крайность. Вспомни, как ты жаждал узнать о себе. Я сказал, что не смогу передать историю словами, и предложил увидеть ее. Понимаю, это звучит странно, но вся правда о тебе находится здесь, в архиве. Просто выброси все сомнения и следуй за мной.
– Я помню. Но здесь… – парень выглянул в окно и оценивающе осмотрел исписанное сатанинскими пентаграммами и заросшее плющом недостроенное здание, – сомневаюсь. Это убежище для бомжей, преступников и всякого сброда вроде сатанистов. Неужели в этом, мягко говоря… полуразрушенном здании есть то, что невозможно описать словами?

Не дождавшись ответа, Редьярд вышел из джипа, уверенный, что резкие противоречия обязательно расколют отца и скоро станет ясно, лжет он или нет.
Парень ступил босыми ногами на сухой колючий асфальт и вдохнул душный воздух необъятного Портленда. Нежные лучи зари цвета винно-желтого топаза, струящиеся с небес, коснулись теплом обнаженных плеч и приятно согрели спину. Голый, полный сил и обаяния, он поднялся на выстланную сухой травой вершину, с которой отрывался прекрасный вид на стеклянные небоскребы Портленда, забитые пробками дороги и бесконечные лабиринты улиц.
– Очнись, блаженный!
Сильная боль пронзила запястье, а знакомый оглушительный рык, как хлыст, ударил по ушам.

Парень резко выдернул руку, одолев мощную хватку, и толкнул со всей дури Вальдемара в грудь. Но отец крепко стоял на ногах.
– Редьярд, ну не упрямься ты, не будь бараном! – Вальдемар схватил парня за плечи и грубо встряхнул: – Редьярд, клянусь, я не стану втягивать тебя в дела своей компании, если ты сам этого не захочешь. Давай поступим так: мы спустимся в архив, я расскажу тебе историю тех прекрасных дней, когда встретил твою мать Айолу, расскажу о твоем детстве, покажу семейные фотографии. Очень надеюсь, что они сохранились в нашем архиве. Поведаю о себе. А дальше… дальше ты сам решишь, как поступить: можешь принять это, а можешь и отвергнуть. Выбор остается за тобой. Просто поверь на слово и ступай за мной. Не думай о плохом, я все-таки отец тебе, а не враг. Все, о чем ты узнаешь, сильно тебя удивит. Пойдем!