5 поколение Династия Гарсия Мендес Эспиноса

[Byakko]

Читать

Я тянусь за пачкой печенья в кухонном шкафу, но Доминик оказывается проворнее и быстрее. Я в изумлении смотрю на сына, задеваю случайно вазочку, та падает и разбивается о тумбу. Еще недавно Нику нужен был табурет, чтобы дотянуться до этой полки, а сейчас он даже на носочки не встал.


“Все нормально, ма?” – кажется, сын испугался, что мне дурно. Я качаю головой, он помогает собрать осколки и после уносит печенье младшим детям. На шум прибегает Элиот, застает меня, рассматривающую отражение в металлической лопатке. “Давай, поедем куда-нибудь?” – прошу я мужа. Я хочу гулять под звездами в далекой стране, слушать уличных музыкантов, ходить по лужам босиком. Я вдруг понимаю, что боюсь чего-то не успеть. Я вижу все это в отражении кухонной лопатки.

Элиот отнимает у меня лопатку, говорит, что мы обязательно об этом подумаем. Пока мы думаем, проходит пару недель. Поездка сама плывет мне навстречу – путевка от научного института, путешествие на теплоходе для сотрудников.

Доминик принял новость об отъезде родителей с огромным энтузиазмом. Я даже заподозрила неладное, но в конце концов, я же доверяю сыну. Тем более он предупредил, что пригласит друзей из своего школьного клуба. Младших я планировала отвезти к Ребекке, но Элизабет надулась, как воздушный шарик и заявила, что уже взрослая девица, ей, между прочим, в школу скоро.


Я даже ехать расхотела, но Доминик заверил, что не спустит с Лиззи глаз. Иногда он бывал очень строгим старшим братом, наблюдаю за ними и не нарадуюсь. Правда, вслед за сестрой, Рики тоже наотрез отказался гостить у своей тети.

Огромный теплоход, умещающий в себе небольшой городок, отплывает от причала. Я начинаю волноваться, хоть и делаю вид, что наслаждаюсь свежим морским воздухом. За коктейлями я думаю: “Что же дети едят на ужин?”. Скорее всего, закажут пиццу, подростки любят пиццу.


Когда приносят ужин, я думаю, как там Элизабет? Не устроят ли дети опасных игр? Не будут ли играть с огнем? Не обидит ли кто в этом дискуссионном клубе маленькую девочку? (Лизи несдержанная, совсем как я: умеет преподнести правду в неожиданное место). Не сунет ли Рики пальцы в розетку?


Во время прогулки по палубе, я кутаюсь в куртку Элиота, думаю о Доминике, как он справляется с ролью хозяина. Все ли у них хорошо? Не беспокоят ли они соседей? Не прознает ли кто, что дети в доме одни и не придут обижать?


Я представляю руины вместо дома, осколки посуды и останки раскуроченной мебели. Я говорю Элиоту, что хочу вернуться. Утром, как теплоход причаливает к берегу, мы покупаем билеты на самолет и вылетаем домой.

К моему облегчению, дом стоит на месте, в нем царит тишина. Доминик встречает нас крайне удивленный, а я крепко обнимаю старшего сына. В доме царит чистота и порядок. Даже младшие уложены в свои кроватки. Нет, из дома я больше ни ногой, натерпелась.


Элиот и не думает меня обвинять в непостоянстве, но я обязательно попрошу у него прощения. А вот и он, вернулся из душа. Пожалуй, пора выключать свет.

 

[Byakko]

Читать

Стою в жемчужном платье под вспышками камер. Журналисты протягивают мне микрофоны. Сегодня мой звездный час? Я так мечтала об этом в шестнадцать. Теперь я все время нащупываю телефон в моей сумочке, размером с чехол для того самого телефона, и останавливаю себя, чтобы не позвонить домой Доминику. Элиот, держащий меня за руку, то и дело напоминает мне, что я пришла сюда как удавшийся писатель, а не как мать троих детей. Может, в школьную программу мое имя еще не вписано, но приглашение на ежегодную конференцию писателей мне доставили под личную подпись. В золотом конверте, на тонкой бумаге: “Уважаемая сеньора Гарсия Мендес Эспиноса Сент-Джеймс, ассоциация писателей Сансет-Велли имеет честь…” Да, мои гонорары прорвали ту алую ленту за которой находится вожделенная алая дорожка.



Мои книги высятся на отдельной стойке, и когда я отвечу на пару-тройку вопросов, меня пригласят подписать мои книги. Мне уже подсунули визитки несколько издательств и литературных агентов. Мне хочется подпрыгивать на месте и не верить случившемуся. Моя последняя книга пусть не серьезная, но поучительная. Уже сейчас я могу услышать о ней отзывы. Судя по улыбкам со стороны критиков, разгрома не будет.



Лиззи так воодушевилась моими успехами и решила тоже заработать громкое имя в обществе. Подумав, что не хочет составлять мне конкуренцию на писательском поприще, она выбрала классический балет. В день, когда мое лицо заглядывало во все дома города из телевизора, она стойко решила оказаться в числе звезд. “Я больше не ем сладкого”, – торжественно заявила она черничному маффину и с видом героя отложила кекс в сторону. Пришлось весь вечер уговаривать всей семьей, что диета в ее возрасте просто не имеет смысла. Благо приходит новый день и любовь к маффинам пересиливает.



Доминик каждый день мне подсовывает какую-нибудь из моих книг для автографа. “Теперь я сижу в окружении девчонок и они дают мне списывать”, – заявляет мне сын, даже не краснея. “Можно подумать, ты не списывала никогда”, – доверительно сообщает Доминик и уносится на улицу. Боже, дай мне выжить. Я строю из себя демократичную маму и стараюсь не звонить каждые полчаса. Однако, соседка рассказывала, как видела его в закусочной с компанией.



После того, как Доминик приходит с прогулок, я пытаюсь унюхать от него запах сигарет или алкоголя. Но пока, тьфу-тьфу-тьфу, он пахнет только жаренными сосисками из закусочной. Я говорю: “Мы с папой раздумываем подарить тебе автомобиль к поступлению в колледж”. Он говорит, что можно с этим не медлить. А потом добавляет, что я лучшая. Я, конечно, таю и предлагаю прокатиться прямо сейчас.

 

[Byakko]

Читать

Мои дети большие выдумщики, больший потенциал был, разве что, у моего папы.

Разговариваю со своим агентом по телефону, мы как раз обсуждаем последние главы книг, высланные мной. У меня очень хорошее настроение и я не готова к сюрпризам. Но кто меня спрашивает? Пред моим взором предстает с ног до головы чумазая Элизабет. Конечно мне сразу не до моих литературных фантазий и я отключаю звонок. “Леди, будьте добры объяснить причины вашего неопрятного вида?” – спрашиваю я, не зная то ли смеяться, то ли сердиться. “Мы ходили в сгоревший дом”, – говорит моя дочурка и телефон выпадает у меня из рук. Потому что я представляю себе обвалившиеся балки, обгоревшие гвозди в золе и прочие жуткие видения. “Мы искали собачку Дженни”, – добавляет тихо дочь, чувствуя, как над ней нависает буря. “Немедленно в ванную, а потом учить стихотворение в наказание”. “Ну, маааам” – тянет Лиззи, но обе мы понимаем, что наказания не избежать. “Я все постираю”, – исчезая в ванной, сообщает моя девочка, поняв, что легко отделалась. “А мистера кряка можно?” – просит Лиззи, когда я достаю свои волшебные зелья: шампунь, мыло и пену для ванны.

Не давая мне антракта, чтобы я могла передохнуть и сходить в буфет за киселем, в действие вступает Доминик. Он крадется поздней ночью с рюкзаком за спиной. “Ты в поход”, – интересуюсь я. Сын моего присутствия явно не ожидал, поэтому вздрагивает и начинает сбивчиво говорить. “Ты собираешься сбежать из дома?” – я хватаюсь за сердце, не понимая, что мы за изверги, что довели сына до такого. “Не я”, – отмахивается Доминик. Я едва не плачу от радости, значит не изверги.



“А куда такой огромный запас?” – киваю на рюкзак. “Ну, это для Дэнвера. Он разбил отцовский автомобиль, поэтому пока скрывается от родителей, а мы с парнями его подкармливаем”. Геройство в стиле четырнадцатилетних. “Родители, конечно, не знают, где он?” – спрашиваю я, а потом мы едем с сыном за мальчиком. Вечером я звоню его родителям и сообщаю, что он жив, здоров, помыт и накормлен. Его обещают ругать, но не сильно. Утром сдаю Денвера на руки родителям.

Рикардо растет очень славным, но порой он меня пугает. Еще в раннем детстве он бывало смотрел в пустоту и с кем-то разговаривал, но это же дети, чего они только не придумывают. У них с Лиззи есть своя игра, в которую они играют много лет. Говорят, что в нашем мире живут человечки, которых мы не видим. У них вышиты улыбки на лицах и мягкие руки, которыми они обнимают. Они ходят за нами повсюду и оберегают. В час грусти пытаются утешить, в час веселья смеются вместе с нами. Я так привыкла к этим разговорам. Одно меня удивляет, почему им эта игра не надоедает.



Рикардо играет в нее все время, а Элизабет лишь когда рядом с ним. Я заметила эту особенность. Однажды, когда мы с Лиззи навещали ее маму, я спросила ее про их игру, она пожала плечами и сказала, что просто притворяется, это же весело. Однако, когда я дурачилась с Рикки, и спросила, где же его друзья, он очень укоризненно спросил, правда ли я их не вижу. Я даже могу смириться с тем, что он везунчик: всегда выбирает выигрышные коробочки с сюрпризами, даже предсказывает дождь.



Но когда за завтраком он заявляет сестренке, что если та не будет смотреть под ноги, то обязательно запнется о торчащий штырь в парке, а потом Лиззи приходит в слезах и со сбитыми коленками, мне становится не по себе. А когда я укладываю его спать, он желает кому-то спокойной ночи.



Наверное, я забыла, что такое детство, забыла как играть с несуществующими друзьями.

 

[Byakko]

Читать

Меня вызывают в школу. Лиззи подралась с какой-то девочкой. Когда я захожу в класс, учительница мне сладко улыбается. О да, кажется, здесь помнят мою маму, и кем она была. Моя дочь испуганно жмется в углу, неуверенно на меня поглядывая. “Что произошло?” – интересуюсь я у преподавателя, Лиззи сроду меня не боялась. “Она набросилась на свою одноклассницу Анну”, – учительница предлагает мне присесть. Я протягиваю руку дочери, чтобы она подошла ко мне. Та некоторое время, словно, сомневается, но все же кидается ко мне и прижимается, прячась от учительницы. Кажется, это совсем не понравилось нашей классной руководительнице. “Просто набросилась и побила”, – произнесла она победным тоном. “Позвольте спросить мою дочку, почему она это сделала”, – остановила я ее и повернулась к Элизабет. “Она меня дразнила”, – моя девочка говорит тихо и виновато. “Она сказала, что моя мама дурная женщина, если бросила меня. И что ты мне совсем не настоящая!”

Мы никогда не скрывали от Лиззи историю ее рождения. Я знаю, что все равно найдутся злые языки, которые рано или поздно расскажут ей правду, нет, не хотела я, чтобы она узнала все от какой-нибудь сплетницы из двора. Я всегда говорила ей, что две мамы – это гораздо лучше, чем ни одной, к тому же рядом всегда была Ребекка, у которой было вдвое больше родителей, чем у среднестатистического ребенка, и она ничуть о том не жалеет. А каждого первого мая, а еще в день рождения Лиззи мы ходили на кладбище навещать Элизабет старшую. Лиззи носит в дневнике нашу студенческую фотографию. Мы сидим на окне и машем фотографу, весело смеясь. Лиззи всегда называет нас мамы.

“Я надеюсь, вы как следует накажите Вашу дочь!” – говорит учительница. “При условии, что такое же наказание понесет Анна”, – отвечаю я. “Но ведь, это нечестно, она жертва!” – кричит она. “Нечестно было бы, если бы ударила девочку я. А так, у них были равные шансы”, – я поднимаюсь и беру за руку Лиззи. “Значит так дочь Бебе воспитывает своих детей? Выяснять спорные вопросы кулаками?” – говорит она так, словно я перед ней проглотила гусеницу. “Значит так воспитывают в этой школе? Полное право насмехаться над женщиной, которая пожертвовала жизнью ради ребенка? И чувствовать при этом свое превосходство?” “Анна вырастет и поймет, что была не права”, – возражает она. А я отвечаю, что Лиззи понимает это уже сейчас. Я говорю: “Боюсь, я не могу оставить свою дочь в этом классе. Мне кажется, на нее здесь дурно будут влиять”. Мы уходим. Я разъярена, как тысяча кошек.

Элиот лишь качает головой, но не пытается отговорить. Не представляю, как Лиззи может быть мне не родной, ведь взрывной характер у нее от меня. “Утром поедешь и напишешь заявление на имя директора”, – утешает меня муж. “Ох, чтобы сказал папа. Он не любил, когда я лезла в драку”, – говорю я. Из детской доносится веселый смех. Я заглядываю к детям. Лиззи рисует на плакате цифры, а Рики стоит к ней спиной и отгадывает. “9”, – выводит дочка. “Девять”, – отвечает сын. “Откуда ты знаешь?” – не выдерживаю я и вмешиваюсь в их игру. “Мне подсказывает Геспер!” – отвечает Рикардо. И у меня холодок по коже. Это один из выдуманных друзей детей. “Лиззи, ты же просто ему подсказываешь, да?” – пытаюсь разгадать этот фокус, но Лиззи не отвечает. Она рисует “7”.


За завтраком мы обсуждаем предстоящий день. Лиззи сидит тихо, как мышка. “Мам, да ну, я помирюсь с Анной. Давай, ты не будешь переводить меня?” – Наконец, просит она. Должно быть ей очень нелегко было признаться в этом, после моего вчерашнего гнева. “И дедушка на тебя вовсе не сердится”, – говорит вдруг Рикардо. Я, кажется, даже дышать перестаю, просто таращусь на младшего сына. “Мы с ним много говорим. Часто”, – говорит он мне. Я сипло отвечаю, что позвоню в школу и все улажу, а сейчас дети опаздывают на автобус. “Он мне пел песни про вафли”, – сообщает мне Рики на прощание.


Вечером я слышу, как Доминик пристает к брату: “Какой мне билет достанется? Ну скажи, скажи”. Тот показывает язык и говорит: “Отстань”. Я предупредительно кашляю. “Мам, а ты веришь, что он у нас уникальный?” – Спрашивает Доминик. Я улыбаюсь и киваю: “Конечно, вы все у меня уникальные. А теперь марш в свою комнату готовиться к контрольной”.

 

[Byakko]

Читать

Скоро летние каникулы. Младшие дети в восторге, три месяца головокружительного счастья. Когда ты по-детски так легок, что бежишь не касаясь ногами земли, взмахиваешь руками и кажется, вот-вот взлетишь. Три месяца, когда тебе подчиняются все стихии. И только Доминику не повезло. Он почти выпускник, этим летом у них практика. Всю весну они определялись с профилем, и вот теперь им дали возможность испробовать себя в деле, понять, стоит ли посвящать свою жизнь, выбранному предмету. “Что ты решил?” – спрашиваю я, рассматривая его анкеты. “Не знаю, наши в медицинский собираются, я тоже думаю, пойду”. “В медицину? За компанию?” – неподдельно удивляюсь я. Он говорит: “Ну а что. Медицина – это перспективно. Ты против?” Я, конечно, не против. Это и правда перспективно и уважаемо, но я все равно в растерянности. “Но ведь во врачи идут, потому что хотят спасать людей, или вылечить неизлечимую болезнь, или… спасать людей”. Он обнимает меня за плечи. Он говорит: “Все нормально. Не понравится, стану механиком. А пока меня ждет поездка в Египет с друзьями”. В этом году медиков везут в Египет, помогать малообеспеченным. В лечебных соц. городках всегда нужны помощники. “Не забудь сделать прививки”, – поддерживаю я сына в его выборе. И он бежит звонить друзьям. “Йее, ребята едем вместе”.



И уехал, вернее улетел. “Ты хоть звони, пиши”, – говорю ему на прощание. Он не звонит, но присылает фотокарточки с куцыми заметками.
“Наш лагерь. Как видите условия у нас шикарные – дышим свежим воздухом круглые сутки. Если приглядитесь, то заметите, что электричество здесь проведено. Интернет есть, но медленный и дорогой. Запись на сеанс на две недели вперед, это письмо придет раньше. Зато у нас есть личный автотранспорт. Одна веспа на весь лагерь. Сегодня моя очередь была на ней ездить, так что не буду тратить драгоценное время. Адьос, ваш Доминик”.



Я вклеиваю его письма в отдельный альбом, когда-нибудь подарю ему на память.

“Нам дали целый день для того, чтобы мы осмотрелись и обжились. Уже на следующий день нас разбудили рано утром. Повезли знакомить с врачами-волонтерами. Руководитель нашей группы оказалась приезжая египтянка. Родилась здесь, отучилась в Америке. Зовут Тахия. С первого взгляда располагает к себе. Она пожала мне руку, пожелала удачи, а потом сказала, чтобы я помыл руки, она только что туберкулезных больных осматривала.



Зачем только я это пишу? Но переписывать лень, так что не беспокойтесь, она так просто шутит. Она нас многому учит, всем азам. С каждым работает индивидуально, распределяет работу по способностям. Вначале она поручила мне работать в лаборатории, смешивать микстуры, но я все время отвлекался, и она заподозрила меня в рассеянности, поэтому поручила мне важную работу – найти пропавшие документы в старой клинике. Старая клиника на ремонте, но в складских помещениях остались архивы. Мне кажется, что это веселее, чем взвешивать порошки на мизерных весах”.



“Старая клиника была окружена проволочной сеткой. В округе никого не было, пришлось искать прореху. Расцарапал всю спину, хорошо, что я заранее сделал сто одну прививку, но по возвращению в лагерь все равно придется делать прививку от столбняка.



В каменном помещении царила приятная прохлада, особенно ценная после жгучего солнца. Египтяне не зря считаются мистическим народом, внутри мне здание показалось гораздо больше, чем снаружи. Повсюду висели опознавательные знаки, но я ни слова не понимаю на местном наречии.



Ориентировался по интуиции: смотрел, где складируются бумаги. Многие помещения были закрыты, так что часто выхода у меня не было. Хотя мне хотелось биться головой о стену.”



“Ма, ты вот спрашивала, действительно ли медицина мой профиль. И я могу ответить – да. Попав в эти старые стены, где вокруг летает дух исцеления, мне было о чем подумать. Я так радовался, когда натыкался на какие-нибудь забытые вещи. Например, забытый макет скелета. Я такие видел только на уроке биологии. Но у нашего не хватало берцовой кости”.



“Очень мне понравились их ростомеры. Правда, сейчас они похоже были сломаны и выше ребер не поднимались.



Но выглядели солидно и внушительно. Бумаги я все-так нашел. Узнал по эмблеме Морку-Корпс. Это организация “Мирового корпуса здоровья” Египетский язык все-таки странный.”



“Тахия очень обрадовалась, что я успешно справился с заданием и сказала, что я могу ехать в лагерь отдыхать, только вначале научусь накладывать повязки. Вернулся я на ночлег к одиннадцати, хорошо, что так быстро нашел документы. Адьос, Доминик.”

 

[Byakko]

Читать

В летние длинные вечера детей не загнать домой. Мои маленькие маугли постигают все радости беззаботной жизни. Сегодня они прибегают еще засветло, немало удивив меня этим фактом. “Мы хотим читать письмо от Доминика!” – кричат дети, топая грязными пятками по полу. “Сначала мыть руки, потом ужинать”, – напоминаю им я. Лиззи первая выбегает из ванной, мокрая с ног до головы. Хватает мороженное из холодильника и забирается на стул. “Нормально ужинать”, – уточняю я. “Не хочу нормально”, – вредничает Элизабет. Я продолжаю: “А котлету?” Она: “Без ничего?” И приходится соглашаться на условия без ничего. Когда дети садятся вокруг тарелки с котлетами, я достаю из конверта письмо Доминика. Лизи хватает еду прямо руками. Я не могу сдержать улыбки, не верю, что она не мой родной ребенок. “Была бы тут бабушка, ох и высказала она нам”, – с улыбкой заявляю и тоже подхватываю котлету пальцами. При этом почему-то смотрю на Рикардо, но он не говорит, что думает по этому поводу бабушка. И я читаю письмо старшего сына.

“Привет, домоседы!
Когда мы записывались на эту программу, мы почему-то думали, что нам придется сразу же оперировать безнадежно больных. Что пред нами предстанут множество испытаний, которые мы с честью выдержим. Однако, оказалось, что больных лечат квалифицированные врачи, а мы в основном работаем курьерами, кладовщиками и “передай доктору Смиту…”
С медикаментами в Египте так себе, то есть в фешенебельных районах очень хорошо, а вот в районах для бедных, где мы трудимся, часто случается дефицит. Вот и в этот раз ко мне выбежала Тахия, вытирая пот со лба, и сказала, что им не достает инъекций какой-то бирюзы. Что надо побегать по окрестным аптекам и купить сколько получится, но четыре обязательно, на кону жизнь маленьких детей, причем, даже не в нашей больнице”.



“Четыре часа я плутал по городку с картой, выискивая значки аптек. Обошел государственные и частные, даже был в подвалах очень странного вида, владельцы за прилавком мне подмигивали и подсовывали какой-то порошок, но мне то нужны были ампулы с бирюзовой жидкостью. Благо под вечер удача мне улыбнулась. В одной из аптек чудесная девушка продала мне целых две упаковки, а еще за двумя согласилась сходить в дом отца. Правда, обошлось мне это вдвое дороже, чем я ожидал. Так что на магнитиках для вас придется сэкономить. В лечебном лагере, куда я приехал уже под вечер, мне очень обрадовались и познакомили с теми самыми детьми, которых должно было спасти лекарство.”



Пока я читаю, дети перестают жевать, раскрыв рты меня слушают. Позвонил Элиот, сказал, что задержится на работе. Я предложила ему послушать письмо Доминика.

“Вы не думайте, здесь есть время и для отдыха. У нас есть выходные, когда мы можем гулять по округе и фотографировать достопримечательности. В свой свободный день я купил экскурсию на спортивном самолете. Египет с высоты птичьего полета. Дух захватывает. И немного укачивает.





Но самое захватывающие – посиделки у костра с ребятами. Мы жарим овощи и сосиски, рассказываем истории, сочиняем страшилки и поем песни.



Нам утром рано вставать, но никто не хочет расходиться по палатками. Хотя в последнюю неделю нашего прибывания здесь, нас все меньше выдергивают в больничный городок, все больше просят написать отчеты, наши впечатления. Вопреки моим ожиданиям, ни одной оторванной руки пришить мне не удалось. Так что последнее время я все больше пристаю к людям на улице с вопросом, что они думают о мировом корпусе здоровья. Осталось подвести итог и собираться до дома”.

 

[Byakko]

Читать

Наконец мой сына дома, вместе с джакузи. Это два несвязанных факта, на самом деле. Элиот возжелал побыть буржуем и договорился об установке. Говорит, что шум льющейся воды и бурление стимулируют мыслительные процессы, которые ему, как работнику научного института жизненно необходимы. “Ты ведь только поэтому на мне женился, да? Чтобы через тринадцать лет установить в саду джакузи?” – спрашиваю у него с грустным видом. Он отвечает: “Мне так не жаль”. Он роняет меня в воду и включает подсветку, я всегда подозревала его в меркантильности, а еще в романтизме.

В день приезда Доминика, мы не даем ему ужинать, мы заставляем его рассказывать о его поездке. Нам все равно, что он писал нам письма, мы готовы переслушивать несколько раз. К тому же, лично у меня скопилось к нему несколько вопросов.



“В конце путешествия у нас был целый праздник, нам устроили обряд посвящения. И это не когда тебя в лагере намазывают зубной пастой или ставят ведро с холодной водой на двери. Нас посвящали, как древних египтян: в пирамиде. Запускали по-одному. Когда на нее смотришь, реально думаешь, что там духи какие-то живут. Такая атмосфера, что мурашки по коже”



Пока сын говорит, никто не смеет шевельнуться, вилки и ножи позабытые лежат на столе, некоторые зависли где-то у раскрытого рта.

“Идешь там, а под ногами песок, и он в кеды засыпается, засыпается, ощущения, что он там навсегда вообще. А провожатых нет, там же только жрецы, которые посвящают, ориентироваться приходится на звук барабанов.

В залах стоят саркофаги, каждому надо поклониться, потому что в них священные духи. А там темно, и не всегда рассчитать можно, насколько близко ты приблизился к духу.



Но это ладно, там еще колодцы есть, в которых надо совершить омовение. Это мне потом сказали, что можно было просто умыться. А вода, скажу я вам, там ледяная. В общем, свят с ног до головы я теперь.



Особенно поразительны колодцы со святым огнем, которые держат Анибусы.



Там вообще с пиротехникой будь здоров. Так каждый из нас проходил огонь и воду. В конце мы приносили дары великим египетским божествам. И все было там замечательно, только спать в палатке устал.



Сегодня я сплю на кровати!” – закричал сын, завершив историю. Вскочил и убежал в комнату.

 

[Byakko]

Читать

Элиот поощряет увлечение Доминика медицинской наукой. Муж закопался в своих работах, так что перед сном я целую его в доклады. Элиот говорит Доминику: “Давай я запишу тебя на конференцию, там будут профессора от медицины, тебе понадобятся связи”.



Доминику некуда отступать, он итак в углу, попробуй откажи увлеченному отцу. Элиот радостно выбегает на работу, я так счастлива, что мой мужчина любит свою работу. Еще бы проводить с ним чуть больше времени.
Правда, время это скорее роскошь, а не средство передвижения. Я работаю над большим проектом: делаю иллюстрированную книгу.



К тому же, мне приходится поддерживать свою популярность: принимать участие в проектах, давать интервью журналам, выступать на радио. Порой я останавливаю автомобиль на обочине и сижу с закрытыми глазами, глубоко дышу, пока голова не начинает кружиться.

Надо о многом помнить: встретиться с издателем, отвезти Лиззи на кружок балета, побывать на собрании акционеров ресторанного бизнеса вместе с Хо-Сунгом, убедиться, что кроссовки не жмут Рикардо и купить ему новые, забрать Лиззи с занятий. Это замкнутый круг, который порой хочется нарезать на маленькие кусочки.

Я выхожу из дома. Я иду по улочкам на которых выросла. Я сажусь на лавочки, на которых мы играли с папой в сыщиков. Я нахожу под одним из деревьев наш закопанный секрет: пластиковое кольцо, которое прилагалось к конфетам. Я покупаю шоколадку и сворачиваю из обертку кораблик, пускаю в пруд в парке.



Когда я прихожу домой, Элиот колдует у плиты. Мы берем одеяло, идем в сад. Мы ужинаем под шум поливальных машин. Смотрим на звездное небо и ждем, когда какая-нибудь неосторожная звезда сорвется и, сверкая, скроется за горизонтом.
Позже, Элиот уносит на руках уснувшую Лиззи в дом, мальчики сонные расходятся по спальням. Я собираю наш импровизированный пикник. Я как та не сорвавшаяся звезда. Я боюсь расплескать эти чувства. Я рисую до самого утра.

Баллы

1 - исполнение МВЖ Абегэйл
14,25+1=15,25

 

[Byakko]

Читать

Наше утро началось ночью. Вой сигнализации прорезал сонную тишину.



До сих пор у нас не было причин слышать, как срабатывает сигнализация. Да я до сего дня и не верила, что воры проявят такое трудолюбие и доберутся до нас, но всякая вера в один прекрасный день может пошатнуться. Конечно, в первую очередь я бегу в детскую, думая, что предложить похитителям в качестве выкупа. Элиот же смеется надо мной и говорит, что это неосторожный енот. Вор хоть и в маске, но без хвоста. Поэтому версию с енотом приходится отвергнуть. Преступника ловят мгновенно, прямо на месте преступления. Оказывается полиция следила за ним всю ночь, и только и ждала, когда вор залезет на частную территорию. Я обещаю, что поучаствую в рекламе охранных систем Сансет Велли, если нам подскажут, как выключить эту шайтан-машину.



День выдается непростой. Доминик выпускается из школы. Я все утро тайно плачу в полотенце в ванной. Лиззи крутится вокруг наряженного брата, а ведь еще надо ехать в ресторан, приготовить все к торжественному вечеру. Не каждый день твой старший сын выпускается из школы. Я достаю свое выпускное платье, зачем я его до сих пор храню? У Лиззи загораются глаза и я отдаю платье на растерзание дочери. Я уже вижу, как она предвкушает свой выпускной вечер. Но слава всем святым, это еще за горами. Я же тороплюсь в ресторан. Никогда не была на ресторанной кухне, но сегодня любопытно заглядываю. Шеф-повар радостно приветствует меня и предлагает принять участие в приготовлении пирога.




Пока я раскладываю яблоки ровными кольцами, Доминик не скучает на школьном празднике. Я спрашивала его, кого он решил пригласить на вечер, он с улыбкой ответил, что не стоит менять разнообразие на что-то одно. Мой сын предпочитает покорять женские сердца оптом. И он прекрасно знает, сколь падки девицы на красивые жесты. Не я ли рассказывала ему бесконечные истории своей романтичной юности? Я выкладываю яблоки и не знаю, что он забирается в лабораторию кабинета биологии. Я взбиваю тесто под одобрительную улыбку шеф-повара, я не знаю, что он выпускает на волю сотни лягушек.

Я ставлю пирог в духовой шкаф и не подозреваю, что Доминик становится королем бала.

Я не знаю, но это временно. Мы поднимаем бокалы за выпускника, а в это время полчища лягушек наполняет школьную территорию и разбегаются в город.


Когда мне звонит директор школы, мне хочется быть выдуманным другом Рикардо, все равно у меня ватные руки и мягкое сердце, но никто бы не видел, как мне приходится краснеть.

Пришлось пообещать щедрый взнос в пользу школы, чтобы дело восприняли, как шалость. И ведь не накажешь сорванца, у него вступительные экзамены в медицинский колледж. Сказали, что с машиной ему придется подождать, пока он не осознает всю глубину проступка. Элиот накручивает на палец мои волосы. Мы стоим на моем рабочем балконе. Здесь мы впервые поцеловались. Он спрашивает: “Ты сердишься?” А я не сержусь, я, наверное, жалею, что это не я выпустила лягушек на своем выпускном, что мне приходится вместо этого придумывать наказание для Доминика.

 

[Byakko]

Читать

Лиззи бегает от зеркала к зеркалу, тянется вверх в попытках увидеть себя сверкающую. Сегодня количество блесток на квадратный сантиметр ее маленького роста пределен – она прима. Она выступает в роли королевского цветка, как не трудно догадаться, розы. “Мама ну посмотри, как я буду танцевать”, – говорит она, прыгая вокруг меня. Мама уже сама готова танцевать, но желание столь блестящей особы – закон. И я смотрю, снова и еще раз. Я говорю: “Доминик, не смей никуда сбежать!” Я говорю: “Доминик, сестра ждет, что ты будешь сидеть в первом ряду.” И сын не смеет отказать, хотя по его виду можно считать, что сорвалось какое-то свидание. “Она поймет и простит”, – утешаю я.



Я, затаив дыхание, наблюдаю, как дочь прыгает по сцене, по-детски неловкая, но очень искренняя. Я жалею, что Элиот вынужден в это время быть на работе, я снимаю для него ролик на камеру. Но я знаю, Лиззи хотела бы видеть восхищение в его взгляде. Доминику приходится стараться за двоих. Он выносит ей на сцену огромный букет и дарит, садясь на колено.



После выступления я, как торжественное завершение волшебного бала, собираюсь отвести Лиззи в кафе мороженное. Доминика я отпускаю, и он нахально сообщает, что задержится. Я отвечаю, что не имею ничего против, но выложу ролик в интернет. Он говорит, что у него коварная мать. Лиззи показывает моменты, которые, по ее мнению, ей не удались на показе.



Мы стоим, купаясь в вечерней прохладе, наэлектризованные ощущением праздника. Я хочу поцеловать Доминика на прощание, но меня останавливает телефонный звонок. Я отвечаю. Слышу голос Хо-Сунга. Дети смотрят на меня, ожидая по моей реакции понять, кто же звонит, интересна ли для них эта информация. Я улыбаюсь. Я улыбаюсь, а по щекам катятся слезы. Я ничего не понимаю, я улыбаюсь, а дети испуганно окружают меня, подходят все ближе. А в трубке голос Хо-Сунга, спокойный, словно его просеяли через сито. “Ребекка, сердце, полчаса назад.” И я понимаю, это не улыбка, это гримаса.



Отправляю детей домой с Домиником и мчусь к дому Ребекки.

Хо-Сунг проявляет удивительное спокойствие, и я понимаю, что еще слишком рано для того, чтобы он осознал. Каждый переживает горе по-своему, каждый раз иначе.

Я прошу их поехать домой к нам, когда Ребекку увозят, соглашается только Диего. Я обнимаю на прощание Хо-Сунга, глажу его волосы. Когда-то я была свято уверена, что люблю его. Странно, как наши когда-то сильные чувство теряет вкус, цвет и запах со временем.
Диего притихший, и нет той обычной вальяжности, он в доме, словно гость.



И я прижимаю его к себе, я говорю, что это очень больно. И мы сидим с ним на полу, как когда-то давным давно, он не выдает мне своих секретов, он не плачет, он просто сидит и дышит, а я роняю слезы в его волосы. Ребекка была моей луной, и я не понимаю, как луны может не стать в моей жизни.

 

[Byakko]

Читать

Мы пережили нелегкое лето. Знаете, есть такие, которые говорят тебе: “Вы переходите на другой уровень”. Доминик сдал экзамен в медицинский университет. Я захожу в его комнату, ставлю перед ним витаминный коктейль, открываю окно. Я говорю: “Знаешь, лучше лечь пораньше, чтобы зав…” Доминик перебивает меня: “Я уже большой, я сам знаю”. Сажусь на кровать и печально вздыхаю. “Нет, ты еще маленький и глупый. Если бы был большой, то понял бы, что мы с твоим отцом давно знаем, что ты взрослый и умный, просто нам не хочется в это верить, и тогда бы ты нам подыграл”. Я говорю: “Может, я тоже хочу быть маленькой и несмышленой”. Доминик смотрит на меня и бубнит: “Ну извини, тогда я как маленький буду вредничать и сделаю по-своему”. Я улыбаюсь и говорю: “Ну, естественно”.

Первый курс моего сына начался с практики, он отправился в Египет в Мировой Корпус Здоровья. Теперь я сижу, проверяю домашнее задание младших и жду письма из жаркой Африки, не забывая, что в “Африке акулы, в Африке злодеи, в Африке большие, злые Бармалеи”. А мой сын еще маленький и глупый.



Читаю его послания и стряхиваю песок, что насыпался из конверта, с колен.

“Дорогие мама и папа, живу я хорошо, просто замечательно… Вначале я думал, что как приеду, мне все обрадуются, повесят на шею венок из цветов и я познаю просветление. На деле оказалось все немного иначе. Так как мы больше не являлись добровольцами, а были подневольными первокурсниками, нас отправили на строящийся объект. Корпус Здоровья реконструирует помещение старой заброшенной больницы, со времен язычества, под новое и современное. Вместо шприцев и капельниц нам вручили кирки и тачки. Мы разгребали строительный мусор и убирали территорию.



Для антуража Корпус решил сохранить старинные скульптуры, причем никак не мог определиться с их местоположением. Не знаю как с ними справлялись древние египтяне, но у меня ощущение было, что не я двигаю статую, а статуя двигает меня. “Раз, два, взяли!” – бодро крикнул я, и статуя начала смеяться. А может это были галлюцинации от звона в ушах.



Некоторые изваяния были очень впечатляющими, мне даже захотелось выучить пару древних молитв во имя здоровья и принести жертву в виде томатного сока.



Конечно, не обошлось без натирания полов мастикой. Если так дело пойдет и дальше, к пятому курсу я стану неплохим нейрохирургом, столько я узнал о медицине за эти три недели.



Хотя, однажды я столкнулся с настоящим больным. Мест в больничном лагере не хватает, поэтому некоторых тяжелобольных привозят в недостроенное здание. Я тогда чистил специальные холодильные установки для лекарств, когда на меня наткнулся перебинтованный пациент. Но вначале то я принял его за мумию. Оказалось, что он просто был контужен и перепутал корпуса.

Надеюсь, вторая контузия от моего крика не слишком навредила его здоровью. Но я ж сам запнулся и упал и даже заработал небольшое сотрясение. Целых три дня лежал рядом с перебинтованным. Чтобы он не скучал рассказывал на память твои, мама, книжки. Жаль, что он был глухой. А потом я подхватил инфекцию, и у меня начался жар.


Чтобы сбить температуру, меня помещали в специальные ледяные ванны. Увы, но я тогда был в полубреду, иначе я бы запомнил курс лечения, мне это обязательно может пригодиться в моей последующей практике.



Зато девчонки с курса ходят меня навещать и приносят что-нибудь вкусное. Единственное, что печалит, из-за инфекции я вижу их через толстое стекло. Ну вот, мне несут таблетки и успокоительное, я сейчас усну. Не переживайте там.

Доминик”.

Элиот наливает мне воды и дает успокоительное.

 

[Byakko]

Читать

Пока мой сын горит на практике,


я изгоняю из себя гнев, дабы не стать пленницей его. Китайские мудрости вряд ли призывают пинать то, что тебе не может ответить, но так притягательно стоит этот тренажер для ближнего боя. Его еще Ребекка привозила из Китая. Хорошее было время. Но сколько бы я ни билась об это полено, сестры оно мне не вернет и сына раньше времени из Египта не привезет и сломанный о него же каблук не прибьет обратно, как ни странно.



Элиот смеется, скидывает с себя одежду и предлагает отвести душу, как это делают настоящие французы – в кадке с виноградом. “Давай, присоединяйся!” – кричит он. Практически ванна с шампанским, но я отказываюсь. Лучше за чашечкой кофе понаблюдаю из окна.



Элиот старается, прыгает, ведет себя весьма несерьезно и, конечно, не отходит от жанра – виртуозно машет руками, теряет равновесие и оседает в корыто в фонтане из виноградного сока. Я показываю на пальцах пять за исполнение и пять за артистизм.



Элизабет весь вечер показывает отцу, как надо падать. Просто так она падать не умеет, предпочитает в танце. “Знаешь что?” – наконец, спрашивает она. “Ты ведь не видел моего выступления. И дедушка не видел. И бабушка не видела. Давайте, я сейчас всем покажу”, – щедрость Лиззи не знает границ. А раз дочь обещала, то, конечно же, показывает. Я дарю цветы ей, а она уже бабушке и дедушке, оставляя возле памятников.



Лиззи понимает, что присутствие отца надо использовать на все сто процентов, поэтому решает эксплуатировать его по полной, несет книжку целенаправленно Элиоту в руки.

Я же, пользуясь случаем, заканчиваю картину, иногда я рисую на заказ, так я чувствую себя востребованной.



Лиззи, как всякая умная девочка, быстренько засыпает в нашей кровати. А я вновь не сплю до утра. Ночью приходит столько мыслей, мне жаль их проспать, да еще Диего в сети. “Привет бессовестным, когда навестишь семью?” – пишу я.

 

[Byakko]

Читать

Утром я слышу будильник Элиота. Успеваю схватить его за руку, когда он выбирается из постели. “Я думал у нас в кровати змея. У меня мог быть инфаркт, и ты бы осталась без мужа”, – говорит он мне. “Может, ты придешь пораньше, я куплю какой-нибудь фильм, – уговариваю его я. “Ты же знаешь, у меня работа”, – отвечает он. Называет меня Аби. “Знаю, ты проводишь на ней столько времени, что я скоро забуду, что замужем. А потом, выйду замуж второй раз. А у нас это законом запрещено, и меня посадят в тюрьму. А у меня трое детей. Из-за тебя они останутся сиротами!” – прячусь под подушку, чтобы не слышать смех Элиота. Мой муж не всегда сидит допоздна на работе. Порой, он приносит работу домой.
“Сегодня у меня торжественный вечер в институте, ты помнишь?” – спрашивает у меня Элиот. Я лежу с закрытыми глазами, слушаю, как он одевается и, конечно, помню.



Самое сложное на торжественные мероприятия собрать детей. Один не может найти нарядные носки, другой нашел новый фонарик у отца и теперь не может наиграться. “Доминик, ты идешь?” – в сотый раз спрашиваю сына. Элизабет в машине требовательно нажимает на клаксон.

Из замечательного – вечер проводится на берегу моря, долой душные рестораны, хотя нашему бизнесу не повредил бы заказ другой. Дети немедленно замочили свои вечерние костюмы в воде, побросали туфли на песок, где чьи уже и не разберешь, их там пар двадцать. Элиот уводит меня в сторонку и мы любуемся на маяк. Долго-долго стоим.



Потом я говорю, что схожу за напитками. Когда прихожу, Элиот спит.



Я снимаю обувь и захожу в воду. Когда я была молодой, я никогда за себя не боялась, знала, что все будет хорошо. А будет ли хорошо у них ,у моих детей? Не будут ли обижать в школе Элизабет? Не жениться ли слишком рано Доминик? Правильный ли путь изберет Рикардо? Когда будет пора их отпустить? Но когда волны накатывают на меня, я, конечно, об этом не думаю. Ко мне бегут дети и я радостно их ловлю.

 

[Byakko]

Читать

Все эти морщинки на моем лице
Рассказывают тебе историю о том, кто я,
Множество историй о том, где я бывала,
И как я оказалась здесь.
Но эти истории ничего не значат,
Когда их некому рассказать.
Это так... я создана для тебя.(с)

Ночь. Хожу по дому, выключаю свет. Элиот заснул, устает он. Страшное слово – возраст.



Я варю себе крепкий кофе, жду. Наконец, слышу, как к дому подъезжает машина. Доминик возвращается домой под конвоем. Благодарю офицера полиции.



Мы с сыном смотрим вслед удаляющемуся автомобилю. “Ну,” – говорю я. “Мы просто праздновали с ребятами окончание сессии”, – отвернувшись от меня, бубнит Доминик. “И как?” – интересуюсь я. Мы заходим в дом. “Ничего так, весело”, – все также отвечает сын. “Да нет, как там внутри полицейской машины? Решетки, рация, все как показывают по телевизору?” – любопытничаю я. Доминик расплывается в улыбке и кивает. Даю ему подзатыльник: “Ты хоть представляешь, как я волновалась? Позвонить мог? Живо в кровать”. Доминик уже не чувствует себя виноватым, он спрашивает: “Может, вначале поесть?” Какая же мать оставить сына голодным на ночь глядя.



Хожу по дому, выключаю свет. Мне кажется, что сбылось мое старое желание заглянуть вперед. Я глазами юной себя смотрю на свою руки, не узнавая. У меня не будет шанса шагнуть назад, но на всякий случай я улыбаюсь себе той. На моих глазах меняется целый мир, мы становимся больше, а места нам в нем (мире) все меньше.

Спойлер

Утром обнимаю Элиота. Крепко обнимаю. Он удивлен, улыбается. Я шепчу: “А вдруг я проснусь, когда еще с тобой незнакома”. А он улыбается. Он говорит: “Пойдем, я сделаю тосты по-французски”.



Я уверена, он волшебник. На его тосты собирается вся семья, каждый ждет своей порции. Рикардо успевает съесть свою на весу и попросить еще.



Доминик не теряет зря времени и спешит к сестре, утянуть у нее пару кусочков. Я вытираю только что вымытые тарелки, пытаюсь представить этот дом через пятьдесят лет.



Днем вытаскиваю Диего на выставку картин. “Поддержи мои, целых две”, – уговариваю я его. После выставки, на которой я выслушала много лестных отзывов, что, конечно, приятно, подло заманиваю его домой.



Доминик весело болтает с какой-то девочкой. Диего подмигивает племяннику и показывает большой палец. Я смеюсь и замечаю, что скоро перестану узнавать сына вне общества новой дамы. Девочка несколько странно реагирует, а я понимаю, что сболтнула лишнее. С высоко поднятой головой, под руку с Диего, захожу в дом, где слушаю много саркастических замечаний от племянника. И я радуюсь, что в моей жизни остается нечто неизменное.



Например, Доминик, донимающий брата по мелкому поводу. “Не сделаешь, не сделаешь, не сделаешь”, – кривляется он, трубя в самодельный рупор. Рикардо сует в рупор, поднятое с земли, яблоко и гордо удаляется.



Я думаю, что у меня еще найдется тысяча и одна история. Но моих детей ждет куда больше открытий. Пора предать слово им…

 

[Byakko]

Не потерянная мысль 0

Мама однажды сказала: “Мысли потерять проще простого. Завтрашние, они, отличаются от вчерашних, а мы про это и не помним.” С тех пор я пытаюсь записывать свои мысли, правда, записываю я их на чем придется, а что придется легко теряется. И не стоит думать, что мама мне нарочно говорила подобное. Нет, с кем-то по телефону она сказала: “Я говорила тебе это вчера? Думаешь, я помню такие мелочи?”

Во мне есть некоторое высокомерие, я считаю себя необычным, да тут, кто угодно считал бы, нелегко быть не таким, как все. Приходится сталкиваться с трудностями. О, эти взгляды преподавателей:

– Рикардо, ты же сын Абегэйл Эспиносы, как ты мог не выполнить домашнее задание, и не стыдно?

Не то, чтобы я злоупотреблял не сделанной домашней работой, но ведь всякое бывает.

Очередная потерянная (почти) мысль. Написал ее в тетрадке сестры. Разозлится и побьет, в шутку, конечно. Лиззи боевая у нас. Когда мы были маленькими, мама как-то сказала: “Рикки, ты верный рыцарь Элизабет, защищай сестренку.” Но на деле защищает меня она, так выглядит по крайне мере. Мне лень проявлять агрессивное поведение, а она его с удовольствием выставляет напоказ. Вообще, ребята у нас нормальные, но особо со мной дружить не спешат, как и ссориться: думают, что наведу порчу какую. Мне же лениво объяснять всем, что все это бабкины сказки, и что видеть умерших, или знать, что случится в будущем – это не проявление высших сил. Скорее это способность. Я вижу и помню больше и сильнее.

Я не прорицатель, да меня никто не считает таким, даже в семье. Особенно в семье. Меня ни разу не пытались отвезти к специальному доктору, когда я общаюсь с теми, кого не видно, но и не проявляли к этому повышенного внимания. Видеть будущее по мне – это искаженное свойство памяти. Человек обычно помнит по вектору от настоящего в прошлое, а у меня точка ноль стоит не сегодня, а где-то впереди, поэтому я порой помню то, чего еще не было. Но какой билет мне достанется на экзамене я не знаю, я просто по счастливой случайности вытягиваю тот, который выучил лучше всего. Я молчу о том, боясь спугнуть удачу.

Мама подарила всем по блокноту, она поощряет тягу к рисованию. Но я не очень люблю рисовать. Больше люблю чертить схемы механизмов. Вот бы сконструировать робота. Это Лиззи у нас подражает маме, старается стать художницей. Сестра использует альбом по назначению, я – нет. Я решил записывать в него свои мысли. Эти листочки вырву из тетрадки Лиззи и вклею, или сверну и вложу в кармашек. У блокнота обложка с кармашком, удобно.

Не потерянная мысль 1.

Ночью приходила бабушка, ее дух. Умершие не всегда здесь, в нашем мире. Умирая мы образуем собой чистую энергию, наделенную нашей памятью. И эта энергия представляет собой отдельную материю, где души воссоздают свой “мир после жизни”. Он существует и не существует. Сложная схема, да и не должен я ее пояснять, иначе пропадет сама загадка жизни. Пока мы держим память умерших людей здесь, они к нам возвращаются. Нас частенько навещают родители мамы.



– Чего не спишь? – шикает на меня бабушка. Она любит брать мамины книжки и читать их, включив ночник. Обычно Доминик не просыпается, мы теперь в одной комнате живем. Но если свет его будит, приходится притворятся, что это моих рук дело.

– Сплю, – громко шепчу я.

– У тебя ошибка в тексте, – замечает бабушка с памятью педагога.

– Спасибо, исправлю, – отвечаю я. Но на утро обо всем забываю, моя чудесная память обладает этим заурядным свойством.

К тому же, утро прошло в споре с Геспером. Геспер – это существо, чьи силы обычно приписывают ангелам-хранителям. Если взять в расчет, что у каждого человека есть ангел, то он не с крыльями и длинными волосами в белых просторных одеждах, а с мягкими руками, неуклюжей походкой и весьма сварливым нравом. Нрав обычно никому не мешает, ведь мало кто с ними общается – с хранителями, но мне посчастливилось знать своего лично. Не люблю, когда он берет на себя функции совести, а он любит поучать.



Иногда они ссорятся между собой, мой Геспер и хранители моей семьи. Я люблю тишину и уединение, потому что в нашем доме слишком много жителей, больше, чем об этом знают мама и папа.

Лиззи с детства мне подыгрывает, делает вид, что общается со своим хранителем или играет с ним.



Она не считает меня сумасшедшим, но ведь и доказательств у нее в обратном не было. Но мы привыкли все делать сообща, поэтому она просто верит, или делает вид, что верит. Ее хранителю это нравится, пусть с ним дружат понарошку, но у других и этого нет.



Где найти уединение в этом доме? Даже в ванной его не отыщешь. Стоило зайти и включить холодную воду, чтобы еще и гул голосов заглушить, как ванная понадобилась брату. У него очередное свидание, и он пытается выломать двери.

– Выходи! – настойчиво кричит Доминик, – Уши откручу!

– Иди ты! – огрызаюсь я. Я же первый здесь оказался. Не то, чтобы я не ладил с братом, но ему всегда хочется, чтобы было все по его. В конце концов у нас две ванные.



А когда я выхожу, насмотревшись на воду, Доминик на меня угрожающе косится. Но пока рядом мама, мои уши точно в безопасности. И мы оба это понимаем.

Спойлер

Баллы:0,5 - третье поколение
15,25+0,5 = 15,75

 

[Byakko]

Не потерянная мысль 2.

Урок географии. Скучно. Как хорошо, что можно прикрывшись атласом водить карандашом по бумаге, или записывать бесценные мысли. Когда вещь никому не нужна, у нее также нет цены, как и у вещи, которой назначать цену кощунственно. Дорогая редакция, каким-то странным выводам приводит меня математика.

О жизни: Лиззи, как ни странно пренебрегает моим мнением, зато ревниво следит за Домиником, особенно, если тот в окружении девчонок. Меня в те моменты словно и не существует в ее мире, она занята перетягиванием внимания брата на себя.



Совет себе: Если хочешь посмотреть, как будет продолжаться жизнь без тебя: подай Доминику идею пригласить друзей в гости.

Когда сестра вынуждена вернуться в мое общество, потому что брат считает нас мелочью пузатой и предпочитает коротать время со своими сверстниками, я ее, конечно, дразню. По-моему, выделиться в глазах брата мысль нереально глупая. Доминик позер и всячески меня раздражает, а она дурочка как есть.

Скорее бы эта география закончилась. На кой она мне, нудный предмет, не в пример химии и биологии. Я бы хотел получить работу в научном институте, как отец. Но чем дальше, тем меньше он склонен говорить о работе. Раньше увлекательно рассказывал, как они сотрудничали с медицинским университетом, разрабатывали антивирусные препараты, как новые растения выводили. А теперь у него секреты государственного масштаба.



Стоит его спросить что-либо о работе, он тот час отшучивается.



С другой стороны, мы всегда узнаем, если городу грозит экологическая катастрофа, уж он нам не позволит пить зараженную воду. Звонок, ура и наконец-то.

Не потерянная мысль 3.

Вчера ночью специально не спал. Призрачные предпочитают приходить пока светит луна. Я вылез из окна во двор и ждал пока появится дед. Если я хотел нашей встречи, он всегда приходил. Он никогда не просит о разговоре с мамой, или еще что-то такое, но когда смотрит на нее, или ее картины, мне неловко.



Я с дедушкой больше связан генетическим знанием, нежели эмоциональной привязанностью, но я знаю, как мама любила его. Не то, чтобы я опирался на мнение не нашего мира о выборе моей дальнейшей судьбы, но я все равно спросил у деда стоит ли мне выбрать стезю науки. “Почему ты не спросишь у отца?” – спрашивает у меня. “Меня мало понимают живые”, – чтобы я мог с этим поделать. “Да, чтобы общаться с живыми, нужна сноровка и нечеловеческие усилия”, – ответил дедушка и рассмеялся. Если бы кто-то мог услышать смех духа, он бы был впечатлен. Это скорее ощущение, чем слышимый хохот, но от него мурашки по спине, не то, чтобы неприятно, но волнительно.



Так что я не отношусь к тем простакам, которые устраивают спиритические сеансы, чтобы узнать ответы на животрепещущие вопросы, призрачные не спешат открыть потусторонние тайны, хотя, чаще всего, они их сами не знают. Но людям было бы скучно так думать. Не собираюсь их разубеждать.

 

[Byakko]

Не потерянная мысль 4.

Ночью вновь навещал дед. Подмигнул мне и всячески пытался рассмешить. Но я привык оставаться бесстрастным и прятался за книгой. Дедушка в какой-то миг замер и показал на картину. “Я помню, как твоя мама рисовала ее, твоего возраста была, примерно”.
– Да, она говорила, – не сдержался я.
– Что ты сказал? – ко мне повернулся Доминик, где не надо, так он все слышит.
– Ничего, тебе показалось, – буркнул я.
– Ты проверяться не пробовал? – поинтересовался брат, надо сказать, не в первые. И это только за день.
– А ты только и ждешь, чтобы оттяпать мою половину комнаты, – парировал я, и вновь начал увлеченно читать книгу.



Не потерянная мысль 5.

Мы обычно ужинаем и завтракаем всей семьей. Мама, подавая кексы к чаю, спросила у Доминика:
– Ты вообще когда учишься? Дома с конспектами тебя ни разу не видела, зато постоянно где-то пропадаешь.
– И такие люди хотят меня лечить, – подхватил я разговор, хотя обычно отмалчиваюсь.
– Смирись с тем, что я гений, – показал язык Доминик и что-то наплел успокаивающее маме. Она и рада ему верить
– И у девчонок я популярнее, чудила, – добавляет брат и мне захотелось немедля пнуть его под столом. Лизи, принявшая в той истории мою сторону, в этот раз смеялась с Домиником. Предательница.

История на память: В тот день ко мне подошла Жозефина и попросила о помощи. Она была новенькой, и ее новая компания проверяла на прочность. Задала ей задачу провести ночь на кладбище. Не знаю, чего люди боятся посещать кладбище ночью, призрачному не так просто явиться перед человеком и уж совсем сложно нанести вред. Это как параллельные линии, они не пересекаются. Но люди предпочитают бояться невозможного, наверное, чтобы не сойти с ума от реальных опасностей. Я вот на кладбищах ночью опасаюсь лишь вандалов, поэтому и решил пойти с Жозефиной, вдруг что. Родителям сказал, что ночую у приятеля. Но это вступление длинное, сама история короткая. Мы сидели с фонариками и жевали сэндвичи, когда она, то и дело оглядываясь, спросила, верю ли я в призраков. А я в ответ спросил, верит ли она в бабочек. “Но бабочки же реально существуют”, – сказала Жозефина, а я кивнул, мол, ну да. Тогда она утром друзьям рассказала, что я чокнутый и чудила. И это, надо сказать, очень их сблизило.

На следующий день, после того ужина, я не разговаривал с Лизи. Но мама нас попросила купить свечки, потому что была годовщина дедушкиной смерти. В этот день мы навещали маму Лиззи, а также бабушку и дедушку. Обычно зажигали свечки и складывали журавликов из цветной бумаги. В общем, мне пришлось идти с Лизи, хотя я совсем не желал с ней общаться. По дороге домой, она схватила меня за руку и бесцеремонно дернула. “Смотри”, – шепнула она. Мне пришлось бы смотреть, даже если бы я не хотел, сестра редко спрашивает, чего хочу я, настаивая на своих желаниях. Мы увидели Доминика на университетском крыльце, брат обложился учебниками, явно что-то зубрил. Гений, не иначе. С другой стороны, мне стало легче от мысли, что он когда-нибудь станет моим врачом.



Не потерянная мысль 6.

Мы навестили маму Лизи, и бабушку с дедушкой. Папа с очень серьезным видом обратился к гранитным камням: “Может, вам деревья посадить, тенек будет”. А потом с тем же видом обратился ко мне: “Молчаливый ты все-таки. Никогда не здороваешься с бабушкой и дедушкой”. Но я не знаю, как объяснить родителям, что не с кем мне сейчас общаться. Я не совсем еще, чтобы с памятниками разговаривать, тем более, вчера вечером я уже здоровался и с бабушкой и с дедушкой. Но чтобы не расстраивать отца, что-то невнятно сказал. Всегда чувствую себя странно в этот день, ведь я понимаю, что они общаются ни с кем. Но те, к кому они обращаются, все равно знают. Не знаю, как у них получается.



Не потерянная мысль 7.

Мама всегда в день памяти отца старается выглядеть особенно торжественно. Дедушка появился утром. Сел на край моей кровати: “Она была ослепительна, правда?”



– Тебя же там не было.
– Ты просто не понимаешь, что я всегда рядом.
– Прятался?
– Взглянул одним глазком, – сказал радостно дед и удалился, напеваю одну из своих привязчивых песенок.

Не потерянная мысль 8.
Стоило мне устроиться в саду в одиночестве, как меня немедленно нашла сестра. Когда я даю понять, что не нуждаюсь в компании, она советует устроиться в мавзолей.
- Там тебя никто не будет беспокоить.
Большей наивности не слышал.

 

[Byakko]

Не потерянная мысль 9.

Песок. Жаркий душный обжигающий зной. Палящее солнце. Здравствуй гордый континент Африка. Все, что я знал о ней: в Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы. Каждый со мной согласится – дружелюбного мало.
Я бы с большим удовольствием предпочел поехать на историческую родину деда или отца, но кто будет прислушиваться к голосу младшего?
Лиззи вдохновенно прониклась какой-то сектой просветления. “Когда надо принять важное решение в жизни, разум твой должен быть чист, а мысли легки”, – рассказывала она. “Только труд и близость с природой, только естественность поможет обратиться к истокам самопознания”. Когда я ей говорил, что это чушь и только прогресс химической индустрии помогли созданию ее любимого фиалкового шампуня, то получал взбучку. Сестренка думает, если она девушка, то ее удары подобно поцелую феи: невесомы и приятны. Но мне хочется это сравнить с небрежным прикосновением мамонта: убил и не заметил.
Однажды за семейными ужином Доминик предложил сестре съездить в Египет, раз уж он все равно туда на практику. Лиззи немедленно разузнала, что там есть группа ее “просветления” и загорелась. Меня приставили надзирателем к сестре, потому что Доминику некогда и вообще.
“Ма, ну как ты не боишься, что твоя дочь связалась с сектой?” – вопрошал я, мама же смеялась и говорила, что это исторический кружок, который живет по своим ролевым правилам. “Путешествовать здорово, ты только попробуй”, – говорила мама, – “Если бы не любовь к путешествиям, я бы не встретила твоего папу”. “Интересно,” – отвечал я, – “Где бы я тогда жил, во Франции или все равно здесь?”
Я почти уверен, что если тебе суждено родиться, ты родишься, остальное зависит от твоей удачливости.

Когда мы прибыли в Египет, Доминик проводил нас до нашего поселения и помахал ручкой. Сбежал в мед. городок. Я же обозревал пустыню, потрепанные палатки и отсутствие цивилизации. Я до конца надеялся хотя бы на трехзвездочный отель.
– Ну, – сказала эта зараза, – Оставляю тебя за старшего, береги сестру.
– Ага, только песок из обуви вытряхну, – попрощался я любезно с братом.



Не потерянная мысль 10.
– Ну, какой номер займешь? – угрюмо спросил я сестру, заглядывая в палатки на предмет их занятости. Единственное на что я надеялся, что на мои вещи никто не позарится, о сейфах здесь и говорить не приходилось. Сестра же радостно побросала сумки, заработав мой неодобрительный взгляд из-за беспечности.
– Идем на рынок, хочу посмотреть, что здесь за штуковины продают! – Лиззи схватила меня за руку и потащила в город. Спасибо, что разрешила мне ориентироваться по карте.
– Да такие же, как и в сувенирной лавке “Египетские редкости” через три квартала от дома, – буркнул я.
– Рикки, не порти мне самопознание, а? – попросила Лиззи и я послушно замолчал. У первого же лотка она нашла какую-то серебряную подвеску и немедленно нацепила цепочку на себя.



Не потерянная мысль 11.

В то время, как мы с Лиззи спали под сомнительной защитой холстины, Доминик пребывал в здании мирового корпуса здоровья в обществе недурных собою мед. сестричек. Догадаемся с трех раз, кому здесь повезло больше всех.



Свою кандидатуру даже выдвигать не буду. Песок действительно повсюду: в еде, в одежде, в волосах. Жди меня Сансет-Велли, я привезу тебе пляж!

Лиззи же не унывала, таскала меня по всяким местам сомнительного исторического значения.



– Представляешь, если мы сделаем какое-нибудь великое открытие? – воодушевленно заявляла она.
– Ну конечно, студенты-первокурсники пользуются твоим бесплатным трудом, а ты и рада стараться.
– И что, ты не видишь призраков фараонов? – тут же подкалывала меня сестра.
Какие призраки фараонов, в каком веке они жили. Если бы все призрачные оставались в тех местах, где обитали, живым бы негде было селиться.

Время от времени нам звонил Доминик и рассказывал с какими известными докторами он познакомился.
– Ты не представляешь! – кричал он в трубку, – Это же Фахад, первоклассный кардиолог, он операцию на сердце закрытыми глазами может сделать! Он обещал, что я могу наблюдать, ты только представь!



– Можно, я все-таки не буду? – поддакивая его энтузиазму, отвечал я, отмахиваясь от назойливых насекомых.

– Ты представляешь, мне доверили записи с хода операции на левом желудочке сердца! – кричал вновь в трубку брат в следующий раз, – да за этими записями студенты охотятся, как за золотым песком!



– Поздравляю, – вновь отвечал я, не представляя масштабов радости. Мне хочется домой, в ванную, в темный холодный кинозал.

Не потерянная мысль 12.

Лиззи разбудила в четыре утра, стучала половником в кастрюлю. Нам предстоял большой поход с ее чокнутыми друзьями, которые стремились столь очистить свой разум, что им грозило в какую-то минуту взлететь на воздух.
Пробежка под солнцем по сыпучему песку – это испытание. Жаль, что я не верблюд. Думал, умру.



Подождал, когда группа оторвется от меня на порядочное расстояние и отстал.



Свернул к вожделенной воде. Пусть сами разбираются со своими древностями, разумом и предназначением. Мне мои мысли не мешают.



А когда я спрятался в тени редких для этих краев растений, жизнь показалась прекрасней.

 

[Byakko]

Не потерянная мысль 13.

Не все экскурсии одинаково полезны. Надеюсь, эта мысль будет в итоге потеряна и не дойдет до тех, кому знать о ней не стоит. Я о родителях.

В то время, как я ловил аллигатора на мотыля, попутно отыскивая дешевый отель через мобильный интернет, Элизабет со своей группой глубже мыслящих забрались на заброшенные военные объекты. После четвертой мировой, которая и вызвала великую экологическую катастрофу, подобные подземные военные засекреченные базы можно было найти в каждой стране. Обычно они несколько сот лет как были зачищены до самых стен, а внутри располагались музеи памяти в назидание потомкам. Но здесь же Африка, расти у них подорожник, они бы его применяли от всякого рода болезней, но подорожник у них не растет, поэтому они вынуждены были открыть Мировой Корпус Здоровья, где и прозябает мой брат. Но речь не о нем, речь о Лиззи, которая оказалась в ловушке, которой насчитывалось почти полторы тысячи лет, подумать только.



Уж не знаю, что там произошло, но хитрый механизм сработал и сестра оказалась закрыта в маленькой комнате под толщей земли.
Я всегда знаю, когда кому-то из семьи плохо. У меня руки немеют от холода. Почувствовав, как ладони холодеют, я не на шутку перепугался. Конечно, я начал дозваниваться до Лиззи и Доминика, но тщетно, у обоих были отключены телефоны.
Я решил действовать по пути наименьшего сопротивления: бежать туда, куда точно знаю – в госпиталь к брату.



А корпус неплохо отстроили, я хорошо помнил письма брата, когда они ютились во временном лагере. Сейчас внутри было комфортно, работали кондиционеры, в общем не страшно было обращаться за помощью. Меня встретил дежурный врач. Конечно, глупо было надеяться, что он знает моего брата, или немедленно вспомнит студента-медика. Но я так отчаянно мешал ему отвязаться от меня, что он предложил пройти в хирургическое крыло, найти кого-нибудь из персонала.



Я вообще был не болезненным ребенком, это Лиззи была под регулярным присмотром врачей, я это к тому, что в больницах бывал весьма редко. От того я таращился во все глаза и не проявлял беспокойства, вдыхая запах медикаментов. Исследовать отделение мне позволили недолго, вскоре меня выловили какие-то мед. сестрички и очень строго допросили. Когда я им выложил причину своего визита, одна из них вспомнила Доминика, у меня даже подозрения появились, что тут не обошлось без его природного обаяния. “У него операция, отвлекать нельзя”, – ответила мне девушка. “С ним все в порядке?” – поинтересовался я, и, получив удивленное “да”, выбежал не попрощавшись. Руки мои были ледяные.



С трудом отыскав людей из группы Лиззи, на что у меня ушло несколько часов, я едва допытался у них где моя сестра. Эти олухи и не заметили, как она пропала. “Тут все самостоятельные, захотел пришел, захотел ушел. Никто не следит друг за другом”, – оправдывались они. Мне пришлось держать себя в руках, чтобы не ударить никого из них. Желание было очень сильным.



Когда я оказался в подземном переходе бункера, меня словно потянуло в сторону сестры, как-будто кто-то привязал к пальцу веревочку и дергал за нее. И пока я бежал к комнате-ловушке, я уже знал, как все происходило.



– Лиззи! – я колотил в двери руками и ногами, стараясь докричаться до сестры.
– Рикардо! – она откликнулась, и я понял, что она плачет.
– Успокойся, я что-нибудь придумаю, – старался успокоить ее я, обследуя стену перед собой, ничто здесь не указывало на двери.
– Мне почти нечем дышать, – произнесла сестра, - Голова кружится.
– Послушай, успокойся, старайся меньше двигаться и не дышать глубоко!
– Я умру? – спросила она, и я знал, что в этот момент она прижимается к стене, что разделяла нас.



– Нет, ты же знаешь, я такое наверняка знаю, – успокаивал я сестру. Это была правда. В тот день, когда умерла тетя Ребекка, я знал, что произойдет. Я специально не пошел на выступление к Лиззи. Я сказал, что у меня болит живот и остался дома. Я просто не знал, как смотреть маме в глаза. Я чувствовал невероятную вину за эти знания.
– Подожди, я скоро, – крикнул я сестре и побежал за помощью. Вооруженные кирками, мы проломили двери, высвободив Лиззи из западни.



К нам уже бежал Доминик, бледный после десяти часов непрерывной операции, или от испуга за нас, уж не знаю. Ему наговорили каких-то ужасов, что нас с Лиззи завалило в подземелье.



На заре, пока Лиззи обследовали в госпитале, Доминик отвез меня в лагерь за вещами. Он лично зарезервировал нам номера в отеле, а потом неожиданно… Ну, похлопал по плечу и кажется сказал “Спасибо”, но я могу ошибаться, или что-то напутать.



Главное, у нас троих был уговор – родителям ни слова. А чтобы занять их красочными рассказами об Египте, мы посетили всевозможные экскурсии и сделали тонны туристических фотографий.

туристические фото стандартные

Не ходите дети в Африку гулять. (с)

 

[Byakko]

Не потерянная мысль 14.

Мне приснился жуткий сон. Не страшный, а неприятный, оставляющий за собой липкий налет. Проснешься от такого и всю ночь заснуть не можешь, как будто к незащищенной шее должна прикоснуться гигантская паучья лапа.

Мне снилось, что из Египта мы привезли какой-то потусторонний вирус. Будто бы души фараонов не могли покинуть этот мир из-за мумифицированных тел, и, не находя покоя, заражали души живых. Такой человек терял себя, становясь пустой оболочкой, и в опустошенное тело вселялся фараонов дух.
Сплю я и вижу, как ко мне крадется фигура маленького фараона, и напевает: Спи-спи, покойся в этом теле. Закрой глаза, покинь сей бренный мир. Спи-Спи-Спи. И я, придавленный силой заклинания, не могу пошевелиться, и каждый вздох дается нелегко, а этот жуткий гном все ближе и ближе. Я приказываю себе проснуться, но у меня ничего не получается. И когда он кладет свою маленькую ладонь мне на руку, я, наконец, открываю глаза.



Часы показывали час ночи, и все, сна ни в одном глазу.
Утром я, конечно, клевал носом. Заснул в школьном автобусе, хорошо, что в нем невозможно проехать мимо, меня высадил кто-то из одноклассников и даже завел в кабинет.
К моему счастью, в этот день не было уроков, а была общешкольная экскурсия в полицейский участок. Нас потихоньку ориентировали на будущие профессии. Вообще там не так увлекательно, как показывают по телеку. По крайне мере, ни на один допрос мы не попали и фотографий с жертвами не видели. Полицейские жевали пончики под кофе и обсуждали какую-то Долли-овечку. Сколько людей пожертвовали своими жизнями, чтобы войти в историю, и как легко и непринужденно запомнилась овечка только лишь фактом своего рождения. В наши дни клона сделать раз плюнуть. Естественно плевать желательно в пробирку. Однако, люди уже давно чураются искусственных двойников, слишком уж наловчились отстаивать свои права, потом не докажешь ты это, или не ты.
Лиззи, видимо, порядком заскучав, заперла полицейского в одну из камер предварительного заключения. Нет, ну сам виноват, попасться на девчачьи охи, вздохи и поддельное удивление. Зато это оживило экскурсию.

А мое внимание привлек препарат, в который включается сыворотка правды. Я испробовал ее на своем однокласснике. Сколько правды мы услышали в тот момент, даже у бравых полицейских горели уши.

Вечером я делал вид, что учу уроки, сам же дремал, стоило найти точку опоры. Время от времени меня будил Гаспер, монотонно повторяя: “Ты спишь”. Скоро мое сознание стало игнорировать и этот будильник.


Не потерянная мысль 15.

Частенько я беру спальный мешок и иду спать в сад. Иногда приходят бабушка или дедушка и можно поговорить. Тетя Ребекка или мама Лиззи тоже приходят, но реже. Призрачных привлекает память-зов. Как только теряется связь, они должны освобождаться. Я для призрачных, словно, магнит. Я делаю их реальными, и это им очень нравится. Так же, как нашим хранителям, которые любят водить вокруг меня хороводы, лишь потому что я их слышу и вижу. В общем, у меня была ночь общения, или контакта. Я вышел в сад, устроился под деревом и тут услышал голоса, принадлежавшие живым. Я затаился, но это были папа и мама. Как мне было стыдно подслушивать, но и свое присутствие выдать я не мог. В общем, сплошная неловкость. У них была какая-то годовщина, то ли встречи, то ли знакомства. Какое-то мгновение и передо мной не папа и мама, а просто люди, прожившие много лет вместе. Они громко смеялись и шутили, что-то вспоминали, но каждый их взгляд и жест был как-будто продолжением друг друга.



Раньше я этого не замечал. Естественно, как мыть правой рукою левую, обычно об этом не думаешь. В тот момент, они жили вне нас, просто мужчина и просто женщина. И тогда мне захотелось крикнуть, чтобы они заметили меня и вернулись, чтобы вновь окунуться в то чувство, когда твои родители принадлежать целиком и полностью тебе. Но я не крикнул. В ту ночь никто из призрачных не пришел. А я думал на сколько же жизней мы поделены. Я не могу представить себя вне сестры и Доминика, вне папы и мамы, вне этого дома. И все это было так огромно и непостижимо, что я уплыл в глубокий сон. В этом мире не может быть ничего вечного, и лишь слова обладают силой бесконечности.

баллы

Баллы:
Египетский гном - 0,25
Собственность, приобретенная Домиником салон красоты Шарм - 0,5

Итого: 15,75+0,25+0,5=16,5