Династия Спаркл

[Magick]

Перед прочтением этой части заметки автор настоятельно рекомендует вернуться на предыдущую страницу и начать с первой ее части. Порядок очень важен, хотя на первый взгляд так не покажется.



2.5.2 Огонь. Рауль — Океане

Дорогая моя беглянка!
Девятый день я брожу у Чаячьей скалы не в силах вас понять. Сдался вам этот Китай!.. Зная вашу порывистость, я рассматривал возможность побега, но не так стремительно и не так далеко. Вообще-то ни одна женщина не бегала от меня на марафонские дистанции. Вы удрали, как средневековый крестьянин от чумы, бросив обоз и запряженную в него скотину (не имею ввиду Флипа или вашего кота).
Намекну, что были другие варианты. Если Барнакл Бэй кажется вам тесным для нас двоих, я подниму парус и помотаюсь пару лет по морским городам. Просто дайте мне знать, и я не замедлю раствориться в тумане.

дальше

Я уже начал в нем растворяться. Пока вы прогуливаетесь по аллеям цветущих слив и стряхиваете с плеч лепестки, я извлекаю из волос сосновые иголки. Они засыпали Испуганный пляж и пляж у Люмтуро. Кроме иголок, с неба сыплется морось, гордо именуемая в прогнозах погоды «кратковременными осадками».
Отнюдь они не кратковременные! Небо всё плачет и плачет, безутешно и горько, как захворавшее дитя. Не существует портного, способного скроить для неба носовой платок. Этот дурак взял и не родился, а мы страдаем, поливаемые небесными слезами и соплями.
Вы случайно не прихватили хорошую погоду с собой? Не стали злостной солнцеукрывательницей? Загляните в чемодан. Вдруг наше солнце нелегально пересекло китайскую границу под видом вашего наряда? Они у вас такие яркие, что легко спутать. Нет? Ну ладно, я почти не надеялся.

Если вы не догадались, это было традиционное вступление о погоде. Мой крестник — истый блюститель канонов эпистолярного жанра. Дабы не ударить в грязь лицом, пришлось и мне в них поднатореть. Когда из-за карантина мой корабль на три месяца застрял в Хидден Спрингс, только письма и спасали. Этот город добродетелен до омерзения. Вы не поверите, но там даже напиться по-человечески нельзя. Одиннадцать из двенадцати членов городского совета проголосовали за сухой закон. Добровольно, осознанно, в здравом уме и даже не под дулом пистолета. Куда катится этот мир? Когда прискачут четыре всадника Апокалипсиса, для них не найдется работы. Разве можно сподвигнуть унылых святош на войны? Можно ли прикрыть все забегаловки с фаст-фудом, чтобы устроить голодный мор? Смысл изничтожать праведников, у которых из грехов разве что вожделеющий взгляд в сторону соседской жены? Вот и я говорю, что человечество распустилось. Надо срочно брать себя в руки и выполнять годовой план по грехам.

Собственно, я девятый день его выполняю. Брожу у Чаячьей скалы не один, а в компании матушкиных гостинцев. Я вам не рассказывал, что у Пателей свои виноградники на юге Франции? Когда-то наше вино славилось от Ла-Манша до северной оконечности Максисовых островов. С течением времени династия виноделов эволюционировала (или правильней сказать «выродилась»?) в династию политиков. Заводы закрылись, но виноградники остались. Матушка неплохо зарабатывает на торговле виноградом, а когда сильно расщедрится, присылает мне вина из старых семейных запасов. К примеру, моей сегодняшней бутылке гораздо больше лет, чем мне. Это не может не льстить.
Вообще-то вино мне прислали к Рождеству, но до него можно и не дожить. Меня сводит с ума беспросветная серость дней. Никогда не понимал, что Флип находит в темной половине года. Мне хочется пить, пить и еще раз пить, а протрезветь лишь к приходу светлой. Я бы так и делал, если бы не обязательства перед крестниками и остальными жутко милыми и жутко навязчивыми людьми. Флип пришел бы в ужас, обнаружив потомка легендарных райданто, основательно проспиртованного и законсервированного в таком состоянии до возвращения весны.
Прошу прощения, если мое письмо покажется вам бессвязным. Я недостаточно пьян, чтобы свалиться под стол, но достаточно пьян, чтобы путаться в мыслях и быть слишком откровенным. Не упустите шанс прочитать между строк мои секреты.

Вы не в курсе, на сколько сажают за непреднамеренное совращение несовершеннолетних? Вчера я проснулся и обнаружил в своей постели девицу сомнительного возраста. С косметикой она тянула на двадцать, без нее — даже подумать страшно. Я пытался реконструировать события прошедшей ночи, но потерпел сокрушительное фиаско. Девица не только не способствовала возвращению памяти, но, напротив, отвлекала. Обосновалась в моем кресле, зазывно покачивая ножкой. Бесстыжие они пошли, зато с планом по грехам теперь всё в порядке. Кажется, я его перевыполнил.
Поразительный парадокс: чем старше я становлюсь, тем моложе женщины на меня слетаются. Возможно, здесь замешан обман зрения? Стоит надеть джинсы и завесить морщины челкой, как какое-нибудь юное создание принимает меня за своего ровесника. Особенно в полумраке бара или под рассеянным светом уличного фонаря. Но вот ведь что странно!.. Обнаружив поутру, что кавалер постарел лет на дцать, девицы ни капли не смущаются. Спокойно пьют со мной кофе, шастают по дому в моих рубашках, разглядывают содержимое книжного шкафа, трогают сувениры на полках. Иногда они готовят мне завтрак, а самые отчаянные остаются со мной на неделю. Дольше я просто не выдерживаю. Чтобы удержать при себе юное создание, его нужно развлекать, водить в кино и кафе, дарить подарки. Мне это быстро надоедает. Я начинаю лениться и отлынивать, а создание отчаливает в поисках более перспективных спутников.
Только не подумайте, что я намеренно обманул вчерашнюю девицу, прикинувшись молодым парнишкой. За ясным утром (пока еще ясным) неминуемо следует мрачный день с моросью и порывистым ветром. Сколько ни причесывайся, на голове образуется первозданный хаос. Вот я и перестал. К чему возводить то, что всё равно будет разрушено? К вашему возвращению я постараюсь навести привычный порядок в рядах волос, но пока поживу без расчески.

Вас не насторожило, с какой легкостью вам удалось отобрать Флипа у Флоры? Она разумная женщина, но все-таки мать и, как всякая мать, ревнива до безобразия. Женщины никогда не отдают своих мужчин и мальчиков без веской на то причины. На вашем месте я бы заподозрил Флору в матримониальных мотивах. Флип терзает материнское сердце отсутствием интереса к девушкам. Пока крестник слишком ребенок, чтобы переключиться с детских игрушек на взрослые, но Флора напридумывала всяких ужасов. Я пытался объяснить, что внешне Флип растет быстрее, чем внутренне, но она уже давно перестала меня слушать. Флора Аннан современного образца слушает только себя.
Советую быть начеку, иначе очень быстро станете миссис Аннан. Флора та еще лиса, а Флип никогда не умел сопротивляться материнским мольбам. Отец в этой семье ничего не решает. Финн только кричит и ногами топает, а заправляет всем Флора. Такую наивную рыбешку, как вы, она заточит в аквариум в два счета. Захочет женить на вас сына — и вы с Флипом послушно пойдете к алтарю. Флора давно превзошла меня в искусстве манипулирования людьми. Не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Порой мне хочется, чтобы мы с вами познакомились при иных обстоятельствах. Вы бы не напали на меня с претензией по поводу солнца, я бы не ужалил вас в ответ. Скажем, мы бы встретились на крыльце, как добрые соседи. Пожали бы друг другу руки. Я был бы прилично одет и обут. Вы... Я хотел написать «тоже», но забыл, что в вашем случае это практически невозможно.
Я пригласил бы вас на чашечку крепкого утреннего кофе, а вы бы не пригрозили разбить о мою голову матушкиных уродцев. Я про те стеклянные штучки, что вы сочли не предметами искусства, но страшным оружием. Вообще-то предметами искусства их считают очень немногие. Их изваял кузен Барри, которому матушка оплачивает обучение в художественной академии. Кузеном он именуется исключительно для краткости, ибо определить истинную степень нашего родства не представляется возможным. Кажется, чей-то двоюродный дядюшка женился на чьей-то троюродной тетушке после ее развода с первым мужем. Барри знает, надо у него спросить.
Не подумайте, что «кузен» — юное дарование, пробивающее дорогу в мире искусства. Он вечно ноющий тридцатилетний бездельник, тянущий из матушки деньги и загромождающий дом своими поделками. Угадайте, как матушка от них избавляется? Правильно, посылает в подарок мне. Каждый раз я надеюсь, что стекляшки расколотят при пересылке, но увы. Если уродцев станет слишком много, обращусь за помощью к вам. Так и напишу матушке, что шедевры кузена Барри были разбиты о мою голову.

Не знаю, зачем пишу вам о каких-то кузенах. Вас вряд ли занимают мои семейные истории, но я нахожусь в том особом настроении, когда хочется говорить обо всем подряд. Стоит случайно зацепить нить, как разматывается весь клубок. Барри напоминает мне вашего кота. Он повадился навещать меня каждый вечер (к счастью, кот, а не Барри). Скребется в дверь, требуя впустить и накормить его и сотоварищей. Раньше доброжелатели считали моих женщин, теперь начнут считать моих кошек. Ваш полосатый Казанова то дам приводит, то приятелей с дамами. И те, и другие прожорливы, как табун кузенов Барри.

Флип тоже заглядывает и доедает то, что не доела шайка Шалуна. В начале письма я сравнивал вас со средневековым крестьянином, бегущим от чумы. Теперь мне пришло в голову, что в этой шутке очень мало шутки. Вы на самом деле бросили свой обоз, а скотина разбрелась по ближайшим соседям в поисках еды и компании (опять же без намека на конкретных лиц).
Океана, я настаиваю на вашем скорейшем возвращении. Если я продолжу изображать самаритянина и давать кров скитальцам, то перечеркну свои успехи на поприще грехов. Вы делаете из меня практически святого! Вчера я обнаружил у вашего кота блох. Пришлось перемыть всю шайку с помощью крестника и девицы, о которой я писал чуть выше. После чего девица сбежала, а Флип начал смотреть на крестного, как на будду. Имидж грешника и развратника мне как-то милее, поэтому, прошу, возвращайтесь.
В этом городе не так много людей, которых я хочу видеть. Вы незаметно прокрались в их число. Я хочу видеть ваши разноцветные волосы, ваши пестрые одежки и вас саму (можно и без одежек). Можно издалека, можно вблизи — мне все равно. Главное просто видеть, понимаете, моя дорогая беглянка?
Сердитый на вас,
Р.Р.

 

[Magick]

Мне снится сон. Передо мной лежат два письма. То, что слева, написано на молескиновской страничке, аккуратно вырванной из чьего-то ежедневника. Несмотря на отсутствие линеек, строчки расположены строго параллельно горизонтальному срезу страницы. Ни единого градуса отклонения. Почерк мелкий, но четкий и разборчивый. Буквы идеально правильные. Не искаженные. Без завитушек или следов личности автора.
В этом почерке все кажется умеренным, взвешенным и механистичным. Не почерк, но ловушка для графолога. По нажиму ничего нельзя понять — не слабый и не сильный. Наклон стандартный правый, но не покидает ощущение, что он не родной, а приобретенный. Хочется наклонить буквы назад, чтобы почерк смотрелся более естественно.
Я могу представить, как над этим письмом склоняется длинное, породистое и очень английское лицо. Но кто-то несогласный шепчет на ушко: автор левого письма выглядит не так. По крайней мере, не внешне.
В правом письме почерк кажется знакомым. Я уже видела эти острые навершия и хвостики букв, вгрызающиеся в бумагу и практически ее раздирающие. Видела стремительные росчерки перьевой ручки, подгоняющие друг друга буквы. Видела, но не могу вспомнить, где и у кого. Строчки неровные. Их штормит. Не от избытка чувств, а то от выпитого вина. Почему-то я сразу догадалась, что рядом стояла бутылка. Автор периодически обращался к ней за советом, утешением или поддержкой. Я почти вижу, как он трет покрасневшие веки, разгоняя скопившийся в глазах туман. Тянется к бутылке и делает несколько судорожных глотков. На лоб свешивается прядь волос. Мужчина раздраженно ее отбрасывает, ругаясь сквозь зубы на забытом языке.
Мне нужно выбрать только одно письмо, но я протягиваю обе руки и ловлю пустоту. Молексиновская страничка сворачивается в бумажного журавлика, ловко огибает расставленные пальцы и уплывает. Правое письмо загорается. Я отдергиваю обожженную руку. Писем больше нет. Кто-то издевательски смеется над моей жадностью.

дальше

Я проснулась в странной позе. Левая рука выпласталась из спального мешка, вцепившись в траву — наверное, журавлика сбежавшего ловила. Правая была прижата к груди, будто я в самом деле ее обожгла. Во рту чувствовалась горечь разочарования. Или я просто зубы почистить забыла? За стенами палатки двигались какие-то тени. Одна была маленькой и щуплой, вторая — тоже маленькой, но широкой.
- Сюрпри-и-и-из! - Ослепительная улыбка Лиу ворвалась в палатку раньше самой Лиу. - Почему ты до сих пор спишь? Солнце встало, пора и людям!
За спиной Лиу маячила щекастая физиономия Вэя и тоже улыбалась. Часы показывали пять утра. Хотелось спрятать голову в спальный мешок, сделав вид, что я не знакома с этими жаворонками. Количество ранних птах в Шан-Симле зашкаливает за все мыслимые и немыслимые показатели. В четыре утра на смотровой площадке тренируются малыши в одинаковых белых костюмчиках. Мастера степенно прохаживаются между рядами учеников, раздавая скупые похвалы и щедрые замечания. В совсем безнадежных случаях — подзатыльники. Малыши не ревут. Стискивают зубы и возвращаются к тренировке.
Детей сменяют серьезные юноши с повадками тигров, драконов, змей и прочих представителей животного мира — у каждого бойца своя неповторимая техника. Чуть позже подтягиваются взрослые, решившие размяться перед работой. Я привыкла просыпаться и засыпать под звуки ударов и отрывистые боевые кличи. Поток с холма и на холм не прекращается, тропинки на изумрудном холме не зарастают.
- Ну вставай же! - С подозрительной горячностью подгоняла меня Лиу. - С нами пришел Ванг. Он хочет поговорить.
Я застонала и явила миру свою помятую физиономию.

Он просто мечтал поговорить. Усевшись на нагретой солнцем скамье и вперив взгляд в книгу. Еще никто и никогда не демонстрировал столь явной и столь недвусмысленной склонности к беседам. Разве что монах-отшельник, давший обет молчания. И ради этой надменной физиономии я покинула палатку в пять утра? Наверное, Ванг имел ввиду «я не желаю ни с кем говорить», а Лиу помножила минус на минус и получила плюс. Наверное, брат и сестра говорили на симлише и запутались в двойных отрицаниях. Наверное.
Уходить было глупо. Я сделала вид, что пришла не ради примирения с Вангом, а по своим делам. Когда живешь в Академии сим-фу, сложно держаться в стороне от деревянных манекенов и подставок с досками. И от мастеров, которых так и распирает от национальной гордости. Их хлебом не корми дай кого-нибудь понаставлять. Пока мои успехи скромны, но я уже знаю, как сделать больно потенциальным обидчикам.
- Вы неправильно исполняете этот удар, - Каменная статуя на скамейке ожила в тот самый момент, когда я подошла к манекену и занесла ногу для первого удара.
- Но я только начала его исполнять. Как вы поняли, что он выйдет неправильным? - Удар и правда не получился, но признавать правоту Ванга не хотелось. - И вообще не говорите мне под руку... то есть под ногу. Лучше бы отклеились от скамейки и показали, как правильно.
- Я не могу. - Пальцы в белой перчатке перелистнули страницу, глаза сосредоточенно бегали по строчкам.
- Не можете отклеиться или показать? - Не без ехидства уточнила я.

- Показать. - Прозрачные глаза, спокойные и безмятежные, как озера, оторвались от книги и уставились на меня. - Я больше не участвую в поединках.
- И зря, - вмешался один из мастеров, наблюдавший за нашими словесными маневрами, - Ванг родился победителем. Путь великого воина был предначертан ему судьбой.
- Благодарю, мастер Хонг, - холодно отозвался «победитель», - но Ванг родился Вангом, а великие воины вымерли вместе с последними великими императорами.
Блеснув остроумием, Ванг погрузился в чтение. Мастеру оставалось сокрушенно покачать головой и вернуться к своим ученикам. Слова Хонга о величии были глупыми и напыщенными. Ванг тысячу раз был прав, но вставать на его сторону не хотелось. Мне пришло в голову, что быть Вангом непросто. Когда ты прав, твой голос звучит один в мертвой неодобрительной тишине. Его никто не рискнет поддержать. Еще мне пришло в голову, что Ванг прав почти всегда. И всегда говорит в мертвой неодобрительной тишине. Я чувствовала, что приближаюсь к грандиозной разгадке.
- Это больно, все время слышать правду. - Ванг думал о чем-то своем, но его слова звучали в унисон с моими мыслями. - Возвращайтесь, если готовы ее принимать. Я не стану проявлять к вам снисхождения.

Я вернулась. Правда Ванга была не настолько ужасна, чтобы и дальше отказываться от постели в пользу спального мешка. Да и сам Ванг перестал вызывать приступы омерзения. Периодически мне хотелось его убить, но я держала себя в руках. Молчала, когда правдоруб высказывался по поводу подгоревших оладий, зная, что удачные он бы похвалил. Вернее не похвалил бы, а констатировал факт их удачности.
- Завтрак тебе удался. - Меланхолично замечал Ванг, ковыряясь без особого аппетита в почти полной тарелке.
Ел он ужасно медленно, сортируя пищу по какому-то неведомому принципу. Сперва окидывал тарелку долгим оценивающим взглядом. Затем разделял ее содержимое на три равные кучки и поочередно уничтожал каждую. Я боялась даже спросить, что стоит за этим ритуалом. Ванг жил слишком особенным способом, чтобы пытаться найти в нем логику. Она определенно была, но не обычная человеческая, а марсианская.
Самое забавное, что общаться с ним стало легче. Немногословность Ванга не раздражала. Напротив, вызывала невольное уважение. Ванг никогда не бросал слов на ветер. Он выдавал только тщательно обдуманные и тщательно сформулированные мысли. Но по большей части просто слушал. Действительно слушал, а не имитировал внимание, чтобы не обидеть собеседника. Обидеть Ванг не боялся вообще и пообижал таким образом подавляющую часть горожан. Ну, по крайней мере, он не был лицемером. И на том спасибо.

Несмотря на примирение с Вангом, на душе было неспокойно. Сложно сказать, что явилось тому виной. Проклятый сон, тоска по покинутому дому или встрепенувшееся и поднявшее голову одиночество. Ванг был необременительным компаньоном — в общем-то просто идеальным, — но от его холодности по спине бежали мурашки. Я никогда не прикасалась к коже Ванга, но готова была поклясться, что она такая же ледяная, как его натура. Мне по-прежнему хотелось держаться от него подальше.
Я все чаще вспоминала Рауля с его изысканными остротами и теплыми руками. В голову лезли совсем уж крамольные мысли. Появись Рауль здесь и сейчас, за моей спиной, и я бы позволила ему всё, чего бы он ни пожелал. Другое дело, что он бы не пожелал ничего. Ни моего общества, ни разговоров со мной, ни меня. Для него Флора была светом в окошке, а теперь вообще никто. Рауля больше не притягивает свет. Мечтать не о чем.

В моем распоряжении был только принц-лягушка, холодный, склизкий, с пупырчатой кожей и тяжелым характером. Вообще-то Ванг был симпатичным, если отбросить предрассудки по поводу глаз. Для китайца он был высоким, при этом хорошо сложенным и с правильной осанкой. Выше и крупней Рауля, но Флипу уступал. У Аннанов по мужской линии одни медвежата, да и девочки немногим им уступают.
Если ориентироваться на Лиу, кружащую головы местным мальчишкам, Ванг мог бы проделывать то же с девчонками. При правильном подходе. Я попыталась донести до него эту мысль, но натолкнулась на непонимающий взгляд.
- Зачем они мне? - Ванг презрительно дернул уголком губ. - Они глупы и невежественны.
- А ты оригинальный. Я еще не встречала мужчин, которые бы просили сдать тест на АйКью, прежде чем затащить женщину в постель. - Не сдержавшись, я выдала замечание в лучших традициях Анжелы Спаркл. - Теперь я понимаю, почему ты такой неудо... недовольный. Сделай лицо попроще и заведи подружку. Сколько тебе? Девятнадцать? Двадцать? Моя мама говорила, что мужская озлобленность происходит от недостатка...
- Я понял, что имела ввиду твоя мама. - Оборвал меня Ванг. - Она заблуждалась.

Мне стало одновременно и стыдно, и смешно. В разговоре с Вангом не стоило поднимать такие темы. То, что спокойно обсуждалось в семье Спаркл-Стил, в этой было под негласным запретом. Боюсь, что полная цитата моей раскрепощенной мамы нанесла бы непоправимый урон психике и моральности Ванга. Интересно, он подозревает, откуда дети берутся? Или потом случайно выяснит в процессе экспериментов?
Посетовав на закрытость Шан-Симлы от всяких полезных революций, я отправилась готовить себя ко сну. Подразнив Ванга, я чуточку подняла себе настроение, но после оно продолжило скатываться к нулевой отметке. В окна недобрым глазом косила полная луна. На полу и на стенах танцевали зловещие аспидно-желтые отблески. Я помнила то первое полнолуние, проведенное в доме Рауля. Тогда мне тоже было не по себе, но сейчас хотелось завыть. На полную луну, но не волком, а одинокой, никому не нужной женщиной. Этот вой пострашнее волчьего будет.

Я хотела достать из стаканчика зубную щетку, но так и замерла с протянутой рукой. В зеркале позади меня отразился еще один силуэт. Я резко обернулась, столкнувшись нос к носу с Лиу. Это точно была она, но какая-то... изменившаяся. Фарфорово-кукольная кожа превратилась в бледно-зеленую, ясные и живые глаза — в бессмысленные тусклые провалы. Сквозь почерневшие и потрескавшиеся губы Лиу издавала свистяще-шипящие звуки. От этих звуков у меня душа уходила в пятки. А в памяти всплывали фильмы о мутировавших и зараженных, апокалипсисах и биогенных катастрофах, подземных бункерах и героях с монтировками.
- Кадавроманжуло! - Прошептала я, припомнив загадочное словечко Рауля.
Я отпрянула назад, нашарив на столике то, что могло сойти за средство самозащиты. Им оказался фотоаппарат, который я повсюду таскала за собой и забывала в самых неожиданных местах. Он был тяжелый. Но бить им Лиу по голове? Хозяйку дома в ее собственном доме? Я, конечно, до чертиков испугалась, но не забыла о правилах приличия.
Лиу тем временем приближалась, приволакивая ногу и загребая скрюченными пальцами воздух. С уголка губ свисала ниточка зеленой слюны. Не хочу травмировать ничью психику, но, кажется, Лиу тянулась к моей шее. Я прикрылась фотоаппаратом, как щитом, и надавила на кнопку. Яркая вспышка ударила девочку по глазам. Взвыв, та метнулась в темный угол. Я выскочила за дверь и понеслась по коридору к своей комнате.

Там я зажгла свечи и постаралась вернуть свой заблудший рассудок. Хорошо, я не закричала и не понеслась будить Ванга или чету Лу. Представляю, что бы они подумали, увидев гостью с фотоаппаратом, безумными глазами и историей о том, как малышка Лиу пыталась ее сожрать. Это все луна. Она наводит морок и странные видения. И все же... Я видела Лиу так же ясно, как вижу эту свечу. У нее была зеленая кожа, черные губы и погасшие глаза. И она хотела меня сожрать.
Я упрямо тряхнула головой, отгоняя абсурдные мысли. Я не ребенок, чтобы верить бабушкиным сказкам. Не свихнувшийся фанат ужастиков, чтобы видеть под кроватью горящие глаза монстров. И точно не дурочка, чтобы об этом рассказывать. Дрожа, я заползла под одеяло. Свечи на всякий случай оставила. Говорят, нечисть боится огня.

На этом ночные приключения не закончилось. Заснуть я не могла. Тряслась под тонким одеялом, вздрагивая от каждого шороха. Когда под моей дверью раздались шаги и медленно начала поворачиваться ручка, я была готова практически ко всему — к монстрам и маньякам, к пришельцам и гонявшемуся за ними агенту Малдеру. Взгляд затравленным зверьком бегал по комнате в поисках орудий защиты. Свеча, каминная кочерга, семейное фото Лу, какой-то диплом в рамке, все тот же фотоаппарат... Жаль, не было ничего увесистого и стеклянного, как в доме Рауля.
- Извини за поздний визит, но ты мою сестру не видела? - Из темноты вынырнуло хмурое лицо Ванга, заставив заорать от неожиданности.
- Которую твою сестру?! Ту, которая милая молоденькая девчушка с ямочками на щеках? Или кровожадного зеленого монстра? - Нервы у меня окончательно расшалились, я была как никогда близка к позорной женской истерике. - Только не говори, что она принцесса Фиона из «Шрека», которая по ночам превращается из красавицы в чудовище!
- Значит, видела. - Он был совершенно спокоен и о чем-то сосредоточенно размышлял, наморщив лоб. - Если скажешь, где, я поймаю ее и запру. Она в общем-то безобидная, но раз ты боишься...

- Боюсь ли я?! Ты соображаешь, что за создание держишь у себя в доме? - Я все-таки сорвалась на крик, беспомощный и истеричный. - Вы... вы заманили меня к себе, чтобы скормить этому чудовищу?!
- Ш-ш-ш, - Ванг приложил палец к губам, - не кричи. Не нужно будить весь дом. Я все тебе объясню, только успокойся. Ты и сама должна понимать, как глупо звучат твои обвинения. Зачем нам приглашать иностранцев, когда можно кормить «чудовище» местными?
- Н-не знаю... М-может, мы вкуснее? - Неуверенно предположила я. - М-может, твоя сестра гурман?

​

- Какая же ты глупенькая! - В голосе Ванга прозвучало нечто подозрительно напомнившее нежность.
Он притянул меня к себе. Одна рука — теплая рука! — забралась мне под кофту, поглаживая в том месте, где заканчивалась спина и росли нежные редкие волоски. Вторая — тоже теплая! — нашла не менее чувствительное к ласкам место, у основания шеи. У меня перехватило дыхание, но уже не от страха, а от внезапно нахлынувших и давно позабытых желаний.
- Ты что делаешь, Ванг? - Оторопело спросила я, даже не подумав вырваться или стряхнуть его руки. - Ты же ненавидишь меня!.. Вернее уже не ненавидишь, но все равно не любишь...
- Ненависть — это любовь, повернувшаяся спиной. - Меланхолично процитировал Ванг.

Я прикусила щеку, чтобы не разразиться истеричным смехом. Поистине это была ночь потрясений! Мой бедный маленький мозг захлебывался в поступающей от органов чувств информации. Слух просил не ударить в грязь лицом и опознать прозвучавшую цитату. Зрение напоминало, что недавно видело нечто зеленое и кусачее, требующее немедленной идентификации и отнесения к классу-виду-подвиду. От зрения поступила дополнительная сводка: Ванг поразительно хорош собой и чертовски соблазнителен, не знаю, хозяйка, куда я смотрело раньше. Давай разденем его и посмотрим, что там еще есть? Но громче всех вопили тактильные рецепторы. Хотели потрогать и пощупать. И чтобы их тоже трогали и щупали. Я почувствовала, как к лицу приливает краска. Если Ванг сейчас же от меня не уйдет, то не уйдет до утра. Или даже тогда не уйдет. Потому что чертовски соблазнительный, сам виноват.
- Пратчетт. - Ванг по-своему трактовал мое замешательство, избавив мозг от одной из задач. - «Маскарад».
- Ты читаешь фэнтази? - Я вежливо поддержала разговор, прекрасно при этом понимая, что книги — последняя тема, которую следует обсуждать в наших обстоятельствах.
- Как раз читал, когда ты свой удар отрабатывала. - Живо отозвался Ванг. - Весьма увлекательно.
- А я-то думала, у тебя там древнекитайское сказание... Ты слишком серьезный парень для фэнтази. Постой, о чем мы вообще говорим?
Он внезапно улыбнулся — лукаво и совсем по-мальчишечки. От этой улыбки пали последние запреты и сомнения. Я протянула руку. Провела по его щеке — совершенно гладкой, без единого признака щетины, которой так любил щеголять утренний Рауль. Очертила контуры носа, губ, скул и подбородка, коснулась закрытых век. Я привыкала к новым для меня ощущениям. Ванг терпеливо сносил досмотр. Его лицо было очень спокойным, почти отрешенным. В тишине что-то ритмично стучало — не то часы, не то кровь в висках, не то наши сердца.

- Может, ты меня уже поцелуешь? - Предложила я, покончив с досмотром. - Не пойми неправильно, но меня несколько напрягает твое спартанское спокойствие... Ты того и гляди в дзен впадешь, а я не в курсе, как из него выводить... По голове бить не хочется, по лицу тоже...
Смотрящий, какие глупости я несу от волнения! Хорошо, что Ванг такой невозмутимый. Проглотит любую несуразицу и не подавится. И послушный такой вдруг стал... Взял и неуклюже ткнулся своими губами в мои. Как и просила, поцеловал. Пожалуй, этой ночью дальше поцелуев и невинных ласк мы не продвинемся. Я уже давно, вернее никогда, не видела таких незамутненных современными пороками юношей. Я не просто первая женщина Ванга, я первая женщина, которую он поцеловал. За исключением матери и сестры разумеется.
- Ванг, ты меня пугаешь, - честно призналась я.
- Я быстро учусь, - все так же невозмутимо заверил он.
Мне оставалось ничего иного, как стать его учителем.

 

[Magick]

...Вот и оно, творение вечно пьяного, депрессивного демиурга! Я бы назвала Барнакл Бэй домом, но не хочу пополнять ряды подопечных этого неумехи. Ему даже погоду не настроить, не говоря о людских судьбах. Древние верили, что у каждого города имеется свой покровитель. Я верю, что у каждого города имеется свой злобный, ленивый и мстительный божок. Который отсыпался на лекциях по мироустройству, погодостроению и всеобщему счастью, а диплом получил благодаря папе-громовержцу, поджарившему пару высокопоставленных академических... поп. Прошу прощения у блюстителей чистоты языка, которые могут прочесть мой дневник.
Что хорошо выходит у «нашего» демиуржонка, так это погодные сюрпризы. Вот возвращаюсь я спустя три месяца и что вижу? Чудесное солнечное утро, которое к вечеру — а, вернее, уже к полудню — перерастет в подлинный кошмар. Уважаемый демиург, открой уже свои конспекты и посмотри, на какие кнопки нужно нажимать!..



Я прижималась носом к стеклу, рассматривая проносящиеся за окном пейзажи. Такие знакомые и одновременно такие чужие. Барнакл Бэй встречал меня солнцем и хорошей погодой, но его гостеприимство было так же обманчиво, как песни сирен. Как раскрытые объятия лжеца и преступника. Как обещание, про которое никто не вспомнит. Я не сомневалась, что на вечер у города запланирован сюрприз. Нужно поискать свечи на случай грозы. Да, это определенно будет гроза. Поглядите, мемуары, какая темень скопилась у самой кромки неба. И прикрыта сверху солнышком, как гнойный нарыв лейкопластырем.
С чемоданом я стояла на обочине дороги. Впереди виднелся спуск к Испуганному пляжу и силуэты двух домов, оба безжизненные и по-странному тихие. Спокойно, Океана. Дома просто спят. Ты пересекла несколько часовых поясов и попала в раннее утро. Здесь еще ничего не проснулось, за исключением таксистов и самого города. Да и те отчаянно зевают.
Я поднималась на крыльцо, скрипя половицами в сонной тишине. Дремавший Шалун разлепил один глаз, но продолжил спать. Изливать восторги по поводу прибытия хозяйки? Нет, покорно благодарю. Я лучше сон досмотрю.

дальше

Я сбросила рюкзак и сняла сапоги. Смыла с себя следы дороги. Бесцельно побродила по дому, цепляясь взглядом то за одну деталь, то за другую. Почему-то было чисто. Я рассчитывала обнаружить холмики пыли, кучи грязных носков и двух одичалых мужчин. Пыли не было совсем. Носки были, но чистые, аккуратно разложенные по ящикам и даже парные. Состояние мужчин — Флипа и кота — было бесконечно далеким от дикости. Оставалось гадать, кто из них перевоплотился в Золушку и убрался в доме. Я ставила на кота.
Если серьезно, я ставила на то, что у Флипа завелась подружка. Однако, он спал один. Если девушка была, то почему не осталась с ним на ночь? Существовала небольшая вероятность, что порядок навела Флора или кто-то из сестер. Но представить женщин Аннан, собирающих по дому носки Флипа, было практически невозможно. Горничная? Тоже маловероятно. Нам едва хватало денег, чтобы выплачивать аренду за дом. Флип соблюдал правила игры, не залезая на свои банковские счета и не клянча деньги у родителей. Он бы не стал проматывать наши скромные сбережения ради уборки в доме. Меня бы подождал. Он всегда так делал, собирая кучки из разнопарных носков. Что случилось в этот раз?

Глубоко задумавшись, я вернулась на кухню. И здесь успела похозяйничать таинственная Золушка. Все миски-плошки-сковородки сияли чистотой, но лежали не на своих местах. К готовке Флип точно бы не притронулся. Для него это процесс, сопоставимый по сложности со средневековым алхимическим действом. Искать нужно было женщину и только ее.
- Оке... ана, - крайне недоверчивым, хриплым со сна голосом окликнул Флип, - это правда ты?
На всякий случай Флип потер глаза кулаками, сделав их красными, как у кролика. Он уже оделся, в нечто по-флиповски мрачное и наверняка колючее. Сколько ни стирай свитера Флипа в смягчающих порошках, они все равно колются.
- Это правда я, - эхом отозвалась я. - А как ее зовут?
Флип порывисто приблизился и сжал мою руку. Кажется, с момента нашего расставания он вырос еще больше. У него была широкая большая ладонь, в которой могло уместиться сразу обе моих. Я понимала, почему он ищет физического контакта. Мне это тоже необходимо, убедиться в реальности происходящего. Потрогать стены дома, пройтись босыми ногами по полу, восстановить старые новые ощущения. Заново привыкнуть ко всему этому.

- Как ее зовут? - настойчиво повторила я.
- Алиса ее зовут! - Флип раздраженно отбросил мою руку. - А чего ты хотела? Тебя три месяца не было!
- Ты чего дергаешься? - изумилась я. - Это нормально, что у тебя девушка завелась. Буду рада познакомиться с твоей Алисой.
- Она не будет. - Буркнул Флип, запустив пятерню в волосы и основательно их взлохматив. - Алиса из-за тебя уехала, она ревновала. Я все говорил и говорил о тебе и не мог остановиться, а Алису это достало. Послала меня на... Максисовы острова, собрала вещи и уехала. И Рауль тоже уехал. Я вообще думал, что ты не вернешься! Едва не рехнулся от тоски!
Я присвистнула. Какое я, оказывается, вселенское зло. Разлучила юных влюбленных — влюбленных ли? — находясь за тридевять земель от них. И Рауля вроде как прогнала. Этому-то я чем не угодила? Слишком часто вспоминала или, наоборот, слишком редко?
- Куда Рауль уехал? - проще начать с приземленных вещей, с разбитым сердцем мы разберемся чуть позже.
- Понятия не имею, - Флип пожал плечами, в одночасье успокоившись и напомнив прежнего себя, - он никогда не говорит, куда уезжает. Потому что сам не знает. Потом присылает открытку из какого-нибудь Савиньяно-суль-Рубиконе. И все гадают, как его туда занесло. С Раулем все в порядке, ты не переживай, пожалуйста.
- Я не переживаю! Только вот ты обвиняешь меня в его отъезде!..

- Разве? - Флип удивленно вскинул брови. - Прости, я допускаю, что свалил все факты в одну кучу. Рауль сам по себе уехал.
- Спасибо, мне полегчало! - Теперь и я раздувала ноздри, испытывая непреодолимое желание поскандалить. - Садись уже и рассказывай про свою Алису.
Флип послушно пристроился на краешке кровати, по-школьному сложив руки на коленях. Я разрывалась между желанием пожалеть и залепить подзатыльник. Какой фантастический шалопай! Девушку и ту удержать не сумел. Мне казалось, любой мужчина знает об этом табу: при женщине нельзя говорить о других женщинах, даже сестрах и матерях, и полусестрах в том числе. Как выяснилось, не любой.
- Рауль где-то подцепил подругу Алисы... Забыл, как ее зовут... Кажется, Ким... У нее еще ноги такие длинные... Может, видела? В смысле Ким, а не ее ноги... - Сбивчиво начал Флип, озвучивая новые интригующие подробности. - Я как-то зашел, а они с Алисой кофе пьют... Рауль куда-то запропастился... Я хотел уйти, но Ким настояла... Чуть ли не силой всучила мне кружку... Она такая наглая!.. Не кружка, а Ким... Алиса совсем другая. Мы потом вместе ушли, когда Рауль вернулся. Алиса предложила погулять... У ее предков небольшое ранчо рядом с Западным пляжем. Они собирались его продавать. Я подумал, мы можем купить. Ты же говорила, нам нужен настоящий дом, а не съемная конура. Алисины родители согласились на рассрочку платежей... Алиса захотела помочь с ремонтом и всем прочим... Она на дизайнера учится, ей это интересно...

Флип дернул кадыком, сглатывая несуществующую слюну, готовясь к кульминационной части рассказа. Я уже знала, что меня ждет — большой пустой дом, наэлектризованный воздух и двое подростков с бушующими гормонами. Флип считал свою историю уникальной. Увы, она была традиционной, как и все истории подросткового притяжения. Стоило молодым людям оказаться на ограниченном участке пространства, как между ними начали проскакивать искры. Об этом кто только ни писал и фильмы ни снимал. Какая тут оригинальность?
- В тот день мы закончили красить стены и повесили завески. - Продолжал Флип, настороженно косясь на меня. Опасался, что я закачу ему ревнивую сестринскую истерику? Начну читать мораль? - Я расстегнул рубашку потому, что было жарко. Клянусь, я не имел ввиду ничего такого. Алиса стащила с себя футболку и сказала: «А я все гадала, когда ты до этого додумаешься!» Странно получилось... Я ведь вообще об этом не думал!
- Не сомневаюсь, - не усомнилась я, поверив с самой первой попытки. - Только зачем ты рассказывал Алисе обо мне?
- Я скучал. - Флип выдал веское оправдание. - Алисы приходят и уходят, а ты такая единственная. Я могу без Алисы, но не могу без тебя.

Да, я такая единственная. Девушка с комплексом сбежавшей невесты, которая бегает то от одного парня, то от другого. Вряд ли кто-то, включая меня саму, сомневался, что рано или поздно я сбегу от Ванга. Подло и предательски, пока тот спит.
Вместе мы проводили почти каждую ночь. Сначала по крыше лазал только Ванг, но со временем научил и меня. В темноте он видел не хуже кошки. Я проделывала свой путь с фонариком в зубах. Каждый раз боялась соскользнуть или забраться не в то окно, но все равно лазала, набивая синяки и обдирая руки. Ютится вдвоем на узкой кровати было невыносимо. Кровать Ванга была немногим лучше — жесткая и скрипучая, — но хотя бы двуспальная.
Ванг меня не жалел, но держал наготове аптечку. С садистским наслаждением лил перекись на свежесодранные болячки и даже не дул. Перейдя в статус любовника, он ни капельки не смягчился. Я отчаялась выяснить, любит он или нет. Когда Ванг рассеянно смотрел сквозь меня за завтраком, было очень похоже на «нет». Когда прижимал к себе во время ночных сумасшествий, было очень похоже на «да». Когда морщился при виде очередного синяка или сетовал на мою неуклюжесть, «да» снова становилось «нет». Когда мы лежали нагишом на залитой лунным светом крыше, «да» было самым настоящим «да». А за завтраком он снова меня игнорировал и знать не знал. Иногда мне казалось, что утренний и ночной Ванг — два разных человека.
Я не понимала, как ему это удается. Невозмутимо раскладывать еду на три кучки, зная, что ночь мы провели вместе. Когда я смотрела на Ванга, память подкидывала отчет о событиях ночи. Топ самых ярких моментов, так сказать. Я смущалась и отворачивалась, а Ванг продолжал завтракать. Спокойный, безразличный и непробиваемо толстокожий. Как будто не его руки накануне исследовали каждый миллиметр моей кожи, а сейчас резали оладьи.
Любимым развлечением Ванга было невзначай касаться под столом моей ноги. Я прикусывала щеку, чтобы не хихикнуть и не пнуть его в ответ, а он восседал с каменным лицом. Опять же не при делах.

О нас с Вангом знала только Лиу. Во время той первой ночи он забыл упомянуть о незначительной детали. Оказалось, не только у Лиу был жених, но и у Ванга невеста. «Отец их отца», то есть их дед, обстряпал династические браки поколений на дцать вперед. В Шанг-Симле это было в порядке вещей, покоряться воле почивших предков. Которые даже из могилы дирижируют личной жизнью потомков. Хотя какая тут личная жизнь? Я сомневалась, что Ванг будет счастлив со своей пухленькой застенчивой невестой. И уж точно не рискнет заниматься с ней всякими непотребствами на залитой лунным светом крыше.
К слову о луне. Она была во всем виновата. В том, что происходило с Лиу, в том, что происходило со мной и Вангом. Не превратись Лиу в то зеленое нечто, Ванг не оказался бы в моей комнате поздно ночью. Не окажись он в моей комнате, мы бы не занялись мысле- и рукоблудием. Не займись мы мысле- и рукоблудием, не вошли бы во вкус и не стали повторять каждую ночь. Такая вот логическая цепочка.
И ладно бы за этим ничего не стояло, в смысле никаких чувств... Увы, мы не просто хорошо проводили время. Я привязалась к этому странному юноше. Привязалась, а теперь сбежала.

- Как тебе эти Ли? - напомнил о себе Флип.
- Лу. Знаешь ли, в Китае не все носят фамилию Ли. - Поправила я. - Они очень милые, а Лиу еще и очень красивая. Тебе бы понравилась.
- Международное брачное агентство мисс Берег? - Флип скривился. - Не выйдет, я завязал с девушками. С ними вечно какая-то ерунда происходит.
Я фыркнула. Слышал бы крестника Рауль! Как рядом с экземпляром чистейшего самца вырос экземпляр чистейшего тюфяка? Наверное, так же, как у моей мамы родился Стивен. То есть случайно. Как я соскучилась по моему нелепому Сти! По Сти с грустными телячьими глазами. По Сти, обутому в голубые тапочки с кроличьими ушами. По Сти с неизменной книжкой и стремительно портящимся зрением. По Сти, которому я без зазрения совести раздавала подзатыльники. Вовсе не со зла. Я лишь хотела его расшевелить. Мне хотелось, чтобы у меня был нормальный брат. Брат, который пьет, курит, гуляет по девочкам. У всех одноклассниц были именно такие братья, а меня с гулянок встречали голубые тапочки и укоризненный взгляд. Теперь мне снова хочется иметь нормального... брата. Наверное, я снова неправа.
- Что ты там вообще делала? - не отставал Флип. - Мне кажется, все интересное мы посмотрели в прошлый раз.
- Сим-фу.

Это было правдой. С Вангом мы делили только ночи. Утром, днем и вечером мне приходилось самостоятельно искать для себя занятия. Нет, мы, конечно, могли поболтать, но в пределах нашей легенды. По взаимной договоренности мы продолжили соблюдать вежливый нейтралитет. Любое потепление в отношениях могло насторожить родителей Ванга, чего нам хотелось в последнюю очередь. Так что все интересные разговоры приходилось откладывать на ночь. Я называла их «пододеяльными», а те, предназначенные для чужих ушей, — «надодеяльными».
Заметив мой интерес к сим-фу, сяньшэн Лу вызвался давать уроки. Когда-то он натаскивал Ванга к чемпионатам, а теперь скучал, тренирую одну только Лиу. Девочка старалась, но звезд с неба не хватала. Сяньшэн тосковал по былому величию. Почему бы не взяться за болтающуюся без дела иностранку? Вроде не пыльно, а почетно. Вон журналисты как оживились. Может, даже денег отвалят. Довольно быстро я обнаружила, что сяньшэн Лу не так простодушен, как показалось при первом знакомстве. Никогда не упустит шанса нажиться или прославиться.

Я не возражала. Делать мне действительно было нечего. Близлежащие окрестности были исхожены вдоль и поперек, а соваться в «гробницы» без Флипа было чревато. Обида была бы пожизненной.
Поэтому я не сопротивлялась, когда меня наряжали в национальные костюмчики и просили продемонстрировать успехи на камеру. Это было бесконечно далеко от настоящего спорта, которым занимался Ванг. Он отказывался говорить о сим-фу, но я подозревала, что там были свои кровь-пот-слезы. Как и в любом профессиональном спорте.
Мое сим-фу было похоже на бразильский карнавал. Я надевала яркую форму, красила ресницы и губы, нацепляла улыбку. И прыгала среди изумрудной листвы с такими же беззаботными девочками и мальчиками. Сверкала вспышка, подбегали ребятишки в белом, вручали «победительнице» букетики. Я целовала их в пухлые щеки. Сверкала вспышка.
По ночам мне было стыдно перед Вангом. Он лежал в темноте с абсолютно бесстрастным лицом и смотрел в потолок. Я пыталась поймать его взгляд, но он отворачивался. Я прекрасно понимала, что карнавал следует прекратить, но продолжала день за днем истязать себя и Ванга. Я была ему плохой девушкой. Не заботилась, а только мучила. А теперь вообще сбежала. Зачем Смотрящий создает Вероник и Океан? От них одни неприятности.

баллы

0.25 за друга
=2.75

вырезано именем цензуры

 

[Magick]

Порой мне кажется, что я стою на месте, а время бегает вокруг меня. Я все та же, а вокруг другие лица, другие декорации, другие голоса. Ванг-луна-крыша превратилось в Рауль-туман-гитара-вино. Другое лицо, другие декорации, другой голос. Только я прежняя. Подхваченная вихрем времени и перенесенная на новую сцену.
Точно не скажу, сколько это тянется. Возможно, мы с Раулем встретили с десяток рассветов, а, возможно, целую тысячу. Каждая ночь и каждый рассвет похожи между собой, как братья-близнецы. Когда в небе открывается прореха и из нее начинает сочиться свет, я мышью шмыгаю из дома. Спускаюсь к Испуганному пляжу, едва различая собственные ноги в густом кисельном тумане. Рауль уже там, на скамейке. Всегда там, с гитарой и вином. Не знаю, спит ли он вообще или сидит вот так ночи напролет.

дальше

Я пристраиваюсь на противоположном конце скамейки. Говорю «подвиньтесь» или «подвинься». Кажется, тому, с кем пьешь из одной бутылки, можно говорить «ты». Я то пользуюсь этой привилегией, то предпочитаю забыть. Рауль предпочитает не вспоминать — «вы», «вам», «вас», «ваш»... Предпочитает оставаться незнакомцем с другого конца скамейки. Проклятая дистанция!.. Проклятые синие глаза, прикованные к гитаре!.. Несчастная гитара!.. Ее заставляют стенать и плакать. И мне тоже хочется плакать, спрятав голову на плече Рауля. Еще больше хочется оборвать мучителю руки, чтобы никогда не извлекал из гитары таких звуков. Плач гитары настолько красив, что просто отвратителен.
Я прикидываю, какая по счету бутылка стоит на песке. Степень опьянения Рауля варьируется от «сделал пару глотков» до «вижу звезды в беззвездном небе». После «пары глотков» он кажется безнадежно пьяным. Когда безнадежно пьян, кажется почти трезвым. Столкнувшись с этим парадоксом впервые, я была поражена до глубины души. Помню, мы о чем-то спорили. Рауль был по-раулевски остроумен, сыпал цитатами и изящными каламбурами. А потом встал со скамейки и перепутал небо с землей. Лежал на спине, раскинув руки и ноги, пялился в небо и просил отнести его домой. И смех у него был странный, какой-то... шальной.
Сегодня он не притрагивался к вину. Бутылка стоит в стороне, укутанная туманом. Им же укатаны море и ножки скамейки. Болезненный рассвет едва-едва занимается. Я занимаю свое место в зрительном зале. Рауль отрешенно щиплет струны. Хочется ущипнуть его самого, чтобы проснулся и изобразил приветствие. Вместо этого я задираю голову к небу, мрачно-лиловому, как любимый сюртук Ванга.
- Что вы надеетесь там узреть? - голос Рауля звучит глухо, словно доносится издалека. Однако же он совсем близко, могу протянуть руку и потрогать. - Небо перестало давать ответы. На линию поддержки дозваниваются лишь счастливчики, да и тех не могут переключить на нужного оператора. Здравствуйте! «Горячая линия Смотрящего», консультант Гавриил. - Бодрым речитативом выдает Рауль. - Хотите знать, повезет ли вам сегодня в картах? Ожидайте, сейчас соединю с отделом азартных игр. Бип-бип-бип. Соединение разорвано. Попробуйте перезвонить позже.

- Потому что спрашивают всякую ерунду.
- Для вас — ерунда, а другие проигрывают состояния, фамильные драгоценности и любовниц. Вы не представляете, что может поставить доведенный по отчаяния игрок. Как-то раз я выиграл чужую жену.
- И что вы с ней сделали?
- Снова поставил на кон и постарался проиграть. Муж старался не меньше, но ему не повезло. - До боли знакомая усмешка трогает губы. - Больше с этим человеком я за карты не садился.
- Вы безнравственны, знаете об этом? - я спрашиваю, он кивает. - Спойте что-нибудь. Вы ведь можете не только играть, но и петь?
- Теоретически. - Рауль щурится, размышляя над моей просьбой.
Смуглые пальцы взлетают, замирают и вновь ударяют по струнам. Хвала Смотрящему, это не та заунывная мелодия, которую он играет каждую ночь. Темп быстрее. Струны не хандрят, а пляшут. Рауль начинает негромко напевать:

Обглодали серп луны,
Сыплют с неба крошки.
Тянут сквозь чужие сны
Грязные ладошки.

- Что это за... песня? - недоумеваю я, воспользовавшись паузой между куплетами. - Кто ее сочинил?
- Она зовется «Песенкой обглоданной луны» или, если угодно, «Песенкой небесных грызунов». - Слова Рауля сопровождает неизменная усмешка. - Ее сочинил один молодой человек для одной девушки, а спел один старый... по просьбе другой девушки. Столько лет прошло, а я по-прежнему не способен отказать хорошеньким девушкам.

Кем обглодан серп луны?
Кто изгрыз светило?
Нет ответа у струны,
Что луну сгубила.

Став небесным грызуном,
Ты луне в бок гладкий
Зуб вонзи и чей-то сон
Подсмотри украдкой.

- Черт возьми, Рауль!.. - Я почти кричу. - Вы поете свою странную песню мне, но так и не спели Флоре! Почему? Зачем? Как вы могли отдать ее Финну?! Вы ее любите, теперь я точно знаю!
- Я же сказал, что постарался проиграть, - с достойной Ванга невозмутимостью отвечает Рауль.
- Это метафора? Я думала, речь идет о карточной игре...
- О ней. - Рауль улыбается, он идеально владеет собой. - На Рождество я гостил у Аннанов. Мы выпили какой-то флориной дряни. От ее фруктовых настоек вечно трещала голова. Я не хотел садиться с Финном за карты, но Флора подначивала. Мы все в тот вечер потеряли рассудок, рехнулись, точно безумные шляпники... Финн проиграл поочередно дом, свою долю в семейном бизнесе, деньги на банковских счетах. Я был ненасытен. Финн нервно хихикал. Мы уже не понимали, шутка это или нет. Финн хотел реванша, но ставить ему было нечего. Тогда я потребовал его жену. Так я выиграл Флору. - Рауль облизал пересохшие губы. - Потом увидел ее глаза, откровенно довольные. Флоре нравилось быть трофеем, яблоком раздора, любой мифической чушью, ради которой мужчины грызут друг другу глотки. Сразу после этого я посмотрел в глаза Финну. Вы не поверите, но там было нечто, подозрительно напомнившее облегчение. Представляете, каким идиотом я себя почувствовал? Еле всучил Флору обратно мужу. Женщины, которые не знают, кого хотят, крайне опасны. Те, что хотят обоих, опасны вдвойне. Флора всю жизнь пытается усидеть на двух стульях. Так что вы ошибаетесь. Я не люблю Флору. Раньше любил, но теперь все чаще боюсь.

Молоком запей луну,
Чтобы не горчила.
И заставь рыдать струну
В память о светиле.

***​

Без Рауля жизнь была простой, понятной и до одурения... пресной. Я выливала на холсты целые тюбики краски, но цвета оставались тусклыми. Заказчики в один голос утверждали, что картины яркие. Мне они казались безжизненными.
В тот период мне мало что нравилось. Я постоянно ворчала, жаловалась и искала повод с кем-нибудь сцепиться. Флип и кот ходили по стеночке, опасаясь вызвать мое раздражение. Я могла вспыхнуть из-за пустяка — грязной тарелки или игрушки, о которую споткнулась. Работала не покладая кисточек, исступленно покрывая холсты мазками. Смотрела на измазанные краской руки и не понимала, ради чего это делаю. Чтобы отремонтировать ранчо, нам требовались деньги, но я никогда не рисовала ради них. Вернее, не рисовала исключительно ради денег. Я рисовала для себя и в память о маме, чтобы занять руки и оживить часть своих снов. С каких пор я начала ходить к мольберту, как на работу?

Отсутствие крестного и темная половина года не произвели на Флипа столь драматического эффекта. С недавнего времени он начал выступать в парке, собирая в футляр от гитары мелкие монетки. Горожане были на них щедры, особенно женщины и приятели Аннана-старшего.
Домой обормот притаскивал полные карманы мелочи. Складывал в стаканчики из-под йогурта, строил пирамидки, замки и прочие конструкции. Юному Крёзу в голову не приходило, что это деньги, которые можно потратить или обменять на бумажные. Пришлось намекнуть. Под страхом отселения к родителям Флип был отправлен на свидание с продавщицей книжного. Зря я его кормлю что ли? Пусть налаживает связи с общественностью и меняет свои медяки.

Так мы и жили, не плохо и не хорошо, пока не вернулся Рауль. И не застукал меня в объятиях Флипа. Той ночью развлекалась полная луна. Развлекалась на полную катушку, сводя с ума людей и зверей. Шалун носился кругами, вздыбив шерсть на загривке и противно скрежеща когтями по полу. К моему ужасу, Флип провалился в лунные сны. Бродил с бессмысленным лицом, обнимался с холодильником и деревянными подпорками крыши.
Меня пообнимать решил за компанию. Пока была возможность, я отступала и уворачивалась, но быстро загнала себя в угол. Тут меня и настиг любвеобильный лунатик. Сгреб в охапку, до боли стиснул ребра. Я старалась не паниковать. Легонько шлепнула Флипа по лицу. Уже не так легонько наступила на ногу. Потом начала дергать за волосы и уши. Мне не хотелось делать ему больно, но я не представляла, как иначе вырваться из медвежьих объятий. Со стороны наша борьба могла сойти за нечто крайне пакостное. Вроде страстных объятий с рычанием и выдиранием волос. Как это описывают в любовных романах.
Одному Смотрящему известно, что подумал Рауль. Кажется, он довольно долго простоял на крыльце, наслаждаясь зрелищем. Потом обозначил свое присутствие ироничным хмыканьем.
- Океана, вы подлинная Сейлор Мун! То сами чудите под луной, то других склоняете к непотребствам. - В темноте сверкнули зубы. Раулю, как всегда, было весело. - Кнабо, отправляйся спать. Не знаю, кто отдал тебе приказ тискать девушек, но я его отменяю.
Крестник послушно разжал руки. Я захлопала глазами, продолжая хвататься за пряди флиповых волос. Подозреваю, вид у меня был дурацкий. Рауль чего-то ждал. Проблесков разума с моей стороны — не иначе. Мне показалось, что с момента нашей последней встречи рубашка стала сидеть на нем свободней. Худоба Рауля настораживала и казалась нездоровой, но спрашивать об этом было бестактно. И, помимо всего прочего, бесполезно.

За ужином — или уже за завтраком — Рауль с любопытством выслушал рассказ о лунных похождениях крестника. К мясу он едва притронулся, с извинениями отодвинув полную тарелку. Мне почудилось, что вид еды вызывает у Рауля если не отвращение, то стойкое отторжение. Он казался необычно напряженным и по-странному держал голову. Точно она была сделана из стекла, а не из кости.
- Последствия невоздержанных возлияний. Проще говоря, похмелье. - Отмахнулся Рауль, поймав мой обеспокоенный взгляд. - У вас аспирин в холодильнике не завалялся?
- Точно похмелье, а не эта лунная дрянь? - подозрительно осведомилась я. - Не полезете купаться в одежде, как Флип, или меня обнимать?
- Предпочитаю искупаться без одежды, но с вами. - Хмыкнул Рауль и тут же схватился за виски. - Ооох, вселенская заррраза!.. Я и правда готов сунуть голову под холодную воду.

Сжалившись, я отыскала аспирин. Таблетка бодро шипела в стакане воды, Рауль наблюдал за булькающими пузырьками. Если его трепало жестокое похмелье, то за какой ламой он выполз посреди ночи из дома? И где успел так надраться? Я озвучила оба вопроса.
- Вы невежливы. - Укорил Рауль, стискивая многострадальную голову в ладонях. - Спасенные не спрашивают у спасателей, по какой причине те пришли им на помощь. Считайте, что у меня случилось обострение интуиции.
- У вас обострение пьянства случилось, - не поддалась я, - и, видимо, аспирин закончился.
Рауль беззвучно рассмеялся, запрокинув голову к потолку. Тут меня посетило озарение: мне очень не хватало этого смеха. Именно этого. Так искренне не смеялся ни один из известных мне людей. Наверное, мог бы Ванг, но я ни разу не видела его смеющимся.
Когда Рауль рядом, мне не нужно думать о тварях, скрывающихся в ночи. Я могу забыть о лунатиках и Кадавроманжуло, зловещей луне и приступах беспричинного страха.
- Не ищите корыстных помыслов там, где их нет. Я способен обеспечить аспирином небольшую армию, - Рауль залпом осушил стакан, - а пришел потому, что должен был. Предпочитаю знать, что у моего крестника все в порядке.
- Вы ведь очень любите Флипа. Любите, но пытаетесь скрыть. - Вслух рассуждала я. - Причем, любите не как крестника, а как... Рауль, неужели Флип ваш сын?!

Он спрятал лицо в ладонях. Худые плечи затряслись от смеха. Я пихнула Рауля в бок, требуя прекратить истерику и объясниться. Он убрал ладони. По заросшим щетиной щекам катились самые настоящие слезы. Я впервые видела, чтобы мужчина рыдал от смеха.
- Знаете выражение «доходит, как до жирафа?» Вы, моя милая, самый закоренелый жираф из всех, что я видел. - Рауль вытирал слезы со щек, но в уголках глаз скапливались новые. - Вас осеняет в тот момент, когда всех остальных давным-давно осенило. Я даже не знаю, что сказать.
- Скажите, как есть, - буркнула я, обидевшись на жирафа.
- Подстригите Флипа и посмотрите на его уши. Это подлинные аннановские уши. Ко мне они не имеют никакого отношения. - В голосе Рауля звучала усталость человека, замучившегося объяснять прописные истины. - На всякий случай: я не участвовал в изготовлении остальных моих крестников. Я никогда не был близок с Флорой в том значении, которое требуется для производства детей.
Я ведь это знала. Знала, что у Флипа оттопыренные уши. Знала, что он ни капли не похож на Рауля. Но, как и мои предшественники, поддалась соблазну состряпать сенсационную сплетню. А Рауль... Рауль идеально подходил на роль любовника Флоры, готового утешить несчастливую молодую жену. Стоит ли описывать, до какого цвета покраснели мои щеки?
- Не расстраивайтесь, - утешил Рауль, - Флипа так часто записывают в мои сыновья, что я скоро перестану это отрицать. Осталось уговорить его сделать пластику ушей.

Рауль ушел после полудня, удостоверившись, что крестника отпустила лунная горячка и мне не грозит быть раздавленной в мишкиных объятиях. Флип умиротворенно посапывал на диване под любимым клетчатым пледом. Хвала Смотрящему, он перестал изображать медведя-шатуна! Я со спокойной совестью отправилась провожать Рауля.
Мне очень не хотелось его отпускать. Едва не предложила проспаться на нашем диване, но там уже дрых Флип. Не на пол же Рауля укладывать! А на кровать как-то... неподобающе что ли. Это слишком личная территория, чтобы пускать на нее мужчин неясного статуса. Не любовников, не друзей и не родственников. Вернее, чужих любовников, друзей и родственников.
- О чем вы задумались? - Рауль остановился на пригорке, добавив к своему росту с десяток дюймов. - Такое сосредоточенное и одухотворенное лицо, что мне становится стыдно за собственные праздные мысли.
- Вовсе нет, - смутилась я, - обычные мысли женщины, которая боится остаться одна в доме.
- Давайте я подарю вам часть своей коллекции? Я про тех стеклянных уродцев, которыми удобно бить по голове. - Предложение было в стиле Рауля, насмешливое, но при этом очаровательное. - Они и сами с полок неплохо падают. Расставите над входной дверью и будет вам защита. На особо ретивых грабителей-маньков-зомби можно натравить Флипа. Вы на себе испытали сокрушительную силу его объятий.
Синие глаза насмешливо сощурились. Налетел ветер и принялся играть с прядями черных волос. Исхудавший похмельный Рауль был по-прежнему прекрасен. Я сделала шаг ему навстречу, одновременно протягивая руки.

Там, где стоял Рауль, обнаружилась пустота. Он отстранился. И меня отодвинул, бережно, но весьма решительно. От досады мне захотелось заплакать. Какая фантастическая дурочка! Решила, что ему со мной так же хорошо, как мне с ним. А он просто терпел и не прогонял. Из вежливости или из каких-то иных побуждений. Мимолетное касание горячих пальцев — и все. Он снова на своем холме, а я в низинке.
- Не претендую я на ваш холм! - Выкрикнула я ему в лицо. - И на вас тем более!
- Претендуете, иначе бы не дулись, - спокойно возразил Рауль, - холм я вам готов уступить. Себя тоже не жалко, забирайте и пользуйтесь. Могу лечь в коробку, перевязанную ленточкой, и презентовать трофей на Рождество. Раз вам так необходим пресловутый Рауль Рамбаска... Но если вы прекратите изображать капризного ребенка, то поймете: вы не готовы к таким подаркам. Вы понятия не имеете, что со мной делать. А я, как ни странно, не хочу быть ненужной игрушкой, пылящейся на дальней полке.
- Это я ваша игрушка, а не вы моя, - не согласилась я.
- Мы все приходимся друг другу игрушками. - Рауль равнодушно пожал плечами. - Смысл в том, чтобы стать любимой игрушкой, а не одноразовой. Меня не греет мысль оказаться в шкуре того мишки, которому оторвали лапу и оставили мокнуть под дождем. Хотя по части мишек у нас Флип... Я, наверное, зайчик.
- Вы годзилла!

 

[Magick]

Все чаще я забываю о том, что веду дневник, а не сочиняю роман. Все чаще мне хочется опустить подробности бытовой жизни, притворившись, что я фея, которая не кушает, не спит и не моется в силу того, что чиста от природы. Дорогие мемуары, не беспокойтесь! Я исправно кушаю, моюсь и сплю, просто не пишу об этом. Когда в моей жизни были только вафли, я слагала им оды и пела дифирамбы. Сейчас в моей жизни столько всего и столько всех, что писать о вафлях неприлично.
Мне даже о переезде писать не хочется. Нет, вру. Сперва он был значимым событием в моей жизни, которому я намеревалась уделить страницы три. Хотела написать, как у нас в одночасье обнаружилось имущество — много имущества, — которое нужно складывать в коробки и зашвыривать в дряхлый грузовичок. И следить, чтобы доставили к нужному дому, а не увезли на Максисовы острова. Вы, мемуары, смеетесь, а мне пришлось вызволять гитару из соседского плена! Остолопы из службы перевозки грузов перепутали адрес, оставив ее не под нашей дверью, а под соседской. Флип был безутешен, как Голлум, потерявший то-самое-кольцо. К счастью, соседи согласились вернуть ребенку его игрушку.
Потом мы потеряли Шалуна. Пока упаковывали имущество, кот крутился у ног. Когда пришло время окончательно покинуть старый дом, пропал. Флип намекнул, что не станет горевать об утрате полосатого недруга. Я напомнила, что мы в ответе за тех, кого приручили. В общем, искали кота до вечера. Бегали по дому, выкрикивая названия его любимых блюд: «Паштет! Курочка! Бифштекс!» На имя, как вы помните, Шалун не откликался.
Не нашли, решили уехать без кота и продолжить поиски на следующий день. А он, хитрец, все это время ждал нас на крыльце нового дома. Затрудняюсь сказать, кто из нас после этого дурак.

дальше

Точно не скажу, в какой момент моя жизнь превратилась в сценку из викторианского романа. Помню, как очнулась в своей комнате, наряженная в платье с высокой талией и наивными белыми цветочками по краю корсажа. За неимением батистового платочка пальцы комкали край подола. Голову украшал парик, реквизированный в историческом фонде Барнакл Бэй. Музейный куратор и по совместительству однокашник Флипа, «одолжил» все необходимое — шпаги, платье, костюм райданто.
Я боялась, что нас посадят за кражу изъеденных молью тряпок, но у Флипа с приятелем все было схвачено. Обормоты отыскали платье, в котором Флора ходила на выпускной, и посчитали его достаточно древним, чтобы заметить «одолженное». Парик утащили у бабушки горе-куратора. Я надеялась, что это не пергидролевые кудри родом из шестидесятых. Чем заменили костюм райданто страшно подумать. Дедушкиными панталонами? Прабабушкиной ночкой сорочкой? В любом случае посетителей выставки ждал большой сюрприз, а нас — крупный штраф или общественные работы.
- Рауль!.. - Позвала я. В ответ он промычал нечто неразборчивое. - Скажите, что я творю? Что вы творите?
- Вы — не знаю, мне не видно. Я осматриваю оружие, которым мне предстоит пронзить соперника на дуэли. - Не отрывая взгляда от клинка, отвечал потомок райданто. - Вы не находите, что эта шпага разбалансирована?
- Если вы о том, что она кривая, я не удивлюсь. У моего платья бок молью источен. Это же музейные экспонаты, Рауль! Имейте уважение. - Укоризненный взгляд достался спине, остальные части Рауля продолжали баловаться со шпагой. - Насчет пронзить вы, надеюсь, пошутили?
- Этим можно пронзить разве что перезрелый помидор. Видите, крови нет?- Рауль потрогал кончик шпаги, проверяя его остроту, вернее, тупость. - Вы так решительно настроены против дуэли, что я начинаю думать об обратном. Признайтесь, втайне вы мечтаете, чтобы я убил Ванга, избавив вас от мук выбора? Раньше дуэли ради этого и затевались, не так ли? Чтобы женщина не металась между двумя мужчинами, а отдала свое сердце тому, кто не умрет. Очень простой и эффективный способ отбора. Уверен, что дуэли придумали женщины.
- До чего вы циник! - Я покачала головой. - Я против, потому что не желаю смотреть, как двое мужчин тыкают друг в друга древними железками. Это варварство и ребячество. Мной вы с Вангом просто прикрываетесь. Захотели сыграть в джентльменов со шпагами и быстренько нашли предлог. Не так ли?

С чего все началось? Кто стронул тот первый камень на вершине горы? Обвалы не происходят просто так, камни не решают внезапно покинуть свое место. Их толкают, двигают с помощью рычагов. Потом они катятся уже сами, вызывая череду беспорядочных и на первый взгляд случайных событий.
Отчасти мы сами виноваты. В маленьких домах негде развернуться полноценным драмам, в больших — простора сколько угодно. На нашей лужайке достаточно места для посадки НЛО. Стол в гостиной вмещает шестерых едоков. Пустующая гостевая комната приманивает гостей.
Когда в доме один стул, кроме хозяйского зада на него никто не претендует. Когда стульев с десяток, у хозяйского зада обнаруживаются родственные и дружественные... зады. Таков закон пустого пространства. Оно должно быть занято во имя равновесия, гармонии и всеобщего благоденствия. Стоит начать готовить для «своих» и переборщить с порциями, как прибегают «чужие». Стоит оставить в сердце незанятый уголок, как на него тут же находятся желающие.

Может, все началось с фотографий? Флип заныл, что стены у нас голые и скучные, как в муниципальном учреждении. Я проявила привезенные из Шанг-Симлы пленки. Развесила фото в гостиной и ужаснулась. Соотношение между Вангом и всеми остальными оказалось не в пользу всех остальных. За прошедшие недели я успела забыть, как часто любовалась Вангом в видоискатель. Снимки носили не случайный характер, а самый что ни на есть умышленный. Такими хвастаются девушки на страничках социальных сетей. Размещают на туалетных столиках, чтобы ни на минуту не расставаться с предметом обожания. Демонстрируют родителям в преддверии помолвки. Во всех остальных случаях они становятся компроматом.
До появления Флипа я успела сдернуть парочку Вангов. Не помогло. Оставшиеся вызывали не меньше подозрений.
- Это что за перец китайский? - Флип встал за моей спиной и свирепо засопел в затылок. - Ты говорила, что сим-фу занималась. Выходит, теперь это так называется? Сим-фу?
Я проигнорировала замечание. Ванги из чувства противоречия остались висеть на стене. А Флип завел привычку распевать перед фотографиями неприличные песенки. Уже тогда я поняла, что Флипу категорически нельзя встречаться с Вангом.

Возможно, все началось с Юны? Память ужасно неточный инструмент. Я помнила Юну малышкой с перекинутой через плечо почтальонской сумкой. И не могла соотнести с поднявшейся на крыльцо молодой женщиной. Видела смутно знакомое лицо, улыбку, которой улыбаются, желая быть узнанными. Испытывала необъяснимую симпатию. Изо всех сил напрягала зрение и память, но не могла подобрать нужную комбинацию имени и фамилии.
- Юна Ниу. Я вам газеты и письма приносила. - Подсказала знакомая незнакомка. - Меня теперь даже родня не узнает. Я всегда была маленькой, как китайская куколка. В пятнадцать выглядела на десять. А потом взяла и вымахала за одно лето. Теперь такая вот... дылда!
Я посмеялась над дылдой. Юна превратились в рослую и величавую красавицу под стать сестрам Флипа. Девочки Аннан были настоящими валькириями, только мечей с доспехами не хватало. Я знала, что Фаун, старшая, наводит ужас на брата и его приятелей. Младшенькая немногим ей уступала, демонстрируя неуступчивый и независимый характер. Ну а Юна, Юна такой была только с виду. Под внешностью гривастой львицы скрывалась если не трепетная лань, то какая-нибудь капибара.
- И где ты жить собралась? - обреченно спросила я, узнав, что у Юны в Барнакл Бэй совсем не осталось знакомых. Кроме меня. - Ты вообще подумала, прежде чем в свой колледж поступать? Знаешь же, что в Барнакл Бэй нет студенческих общежитий.
Юна собралась учиться на ландшафтного дизайнера, за этим и вернулась в Барнакл Бэй. Я спросила, чем ей не угодили столичный Бриджпорт и далекий северный Симтрополис с их бурлящей студенческой жизнью. Вспыхнув, Юна попыталась сбежать. Была отловлена и водворена в гостевую комнату. Моя доброта не знает границ.

Флип и Юна с самой первой встречи не взлюбили друг друга. Она готовилась к экзаменам, засев за учебники по ботанике. Он посреди ночи вернулся с корпоративной попойки и принялся петь непристойности фотографиям Ванга. Юна поперхнулась кофе, выронила карандаш, пошла проверять, что за странный грабитель вломился в дом. Вмешиваться я не стала. Юне полезно отрастить зубы, а Флипу получить по голове «Ботаникой от А до Я». Так они познакомились и с тех пор твердо стоят на тропе войны.
Я все жду, когда непримиримая вражда перейдет в стадию жарких поцелуев в каморке со швабрами. Однажды я и правда застукала там Юну с Флипом, но по другому поводу. Юна прятала гитару, а Флип ее искал. По части музыки у них самые принципиальные разногласия.
- Мои помидоры вянут от твоей музыки! - Регулярно жалуется Юна, разбившая у нас во дворе небольшой садик.
- Это моя музыка вянет от твоих помидоров! - Не остается в долгу Флип. - Тебе сколько лет — семнадцать или пятьдесят? Моя бабушка, черт возьми, бабушка растит помидоры! В семнадцать ты максимум цветочки можешь выращивать.
От их бесконечных споров скоро завянут мои уши.

Может, Юна тут ни при чем и все началось с Ванга? Помню, как увидела его лицо, рассеченное на четыре части решеткой входной двери. Чуть пониже плеча брата чернела макушка Лиу. В тот момент я прокляла адресные справочники и добрых людей, сообщающих, где живут другие люди. Недобрые.
- Сюрприз удался, - в обычной бесстрастной манере констатировал Ванг.
Устыдившись, я постаралась придать лицу нормальное выражение. Обняла Лиу, ткнулась в плечо Вангу. Он рассеянно сомкнул объятия, всматриваясь во что-то поверх моего плеча. Там был Флип, очень решительный Флип. С таким видом сидят за штурвалом истребителя, намереваясь разом сбросить весь запас бомб. Ванг нехорошо сощурился и попытался задвинуть меня себе за спину.
- Ванг, это Флип, мой друг, - сориентировалась я, выворачиваясь и бросаясь между мальчишками. - Флип, это Ванг.
- Я знаю, - буркнул Флип.
- Я знаю, - повторил за ним Ванг.
Рука в белой перчатке медленно раскрылась. Рука цвета какао подалась ей навстречу. Стремительное пожатие, и мальчишки отдернули руки. Я вздохнула с облегчением.

Я готовилась к худшему. К тому, что Ванга изгнали из отчего дома, или к тому, что он сам удрал. Разница небольшая. Прикидывала, как разместить под одной крышей петуха, капибару, зайчонка и королевскую кобру. Зайчонка, в смысле Лиу, — к капибаре. Понятно, что пушистики не поссорятся. А с петухом и коброй как быть? Змеюк, положим, свернется клубочком на моей кровати. Но как заставить петуха не петушиться?
- ...мы убедили отца, что в вашей стране считается страшным оскорблением не нанести ответный визит. - Краем уха я зацепила монолог Ванга. Кажется, он что-то объяснял. - Лиу одна ехать не могла. После долгих уговоров я сдался и согласился сопровождать сестру. Прости, что подделал твое приглашение. Вот, возьми.
Я бестолково таращилась на вложенное в руку письмо. Письмо, в котором заверяла Лиу в своей дружбе и обещала смертельно обидеться, если та не приедет в Барнакл Бэй. Письмо, которого я никогда не писала. О, это было умно! Бедный наивный Дзинг! Его провели собственные дети.
- Я не люблю нападать из-за угла, но готов это сделать, когда вынуждают, - твердо сказал Ванг.
Я смутно догадывалась, что ради меня он поскупился принципами и нарушил с десяток личных табу. Ванг не спрашивал, почему я сбежала, не требовал объяснений, не вымогал похвалу собственной изобретательности. Он скупо изложил факты и ждал моего решения. Спокойный, собранный, беспристрастный. Я могла его принять, а могла и прогнать. Полная свобода выбора... Страшный человек... Стальные нервы... Об этом я подумала уже в объятиях Ванга, целуя его в приподнятый уголок губы. Я поступила в соответствии с его ожиданиями, иначе бы не улыбался. Значит, все-таки манипулятор?

 

[Magick]

Или все началось со смуглого синеглазого мужчины, с которым мы встречали то закат, то зарю? Пуркуа бы не па? Рауля легко представить на вершине горы. Наблюдающим, как внизу резвится стронутый им камень. Одетым в нелепую бардовскую сорочку с оборками, с ветром в волосах, с ухмылкой на губах.

дальше

Я не присутствовала при встрече Рауля и Ванга. Разговор передал Флип, попросив присесть и не волноваться. Когда мужчинам не хватает слов, они хватаются за оружие — это я знаю. Но представить, что слов не хватило Раулю? Представить, что Ванг потерял самообладание? Помню, я рассмеялась.
- Это нормально, когда мужчины дерутся из-за женщины, - заверил меня торжественно-серьезный Флип, взявший на себя роль церемониймейстера. - Все будет хорошо. Рауль проучит выскочку Лу, и тот уберется в свой Китай.
Не представляю, зачем для выяснения отношений потребовались шпаги и старинные тряпки. Мужчины самозабвенно играли в позапрошлый век, я пожимала плечами. Юна и Лиу были в восторге. Особенно от Рауля с его театральными ужимками и подметающей пол шляпой. Адмиральской шляпой с пером, по легенде принадлежавшей первому Рамбаске. Рауль кидал на имущество предка вожделенные и одновременно нежные взгляды, и я сообразила: музей навсегда лишился своего экспоната. Неужели Рауль собрался расхаживать по городу в оборках и перьях?

Как ярко загорелись глаза Рауля, когда в его руках оказалась шпага! Оружие пробуждает в мужчинах то, что не под силу пробудить ни одной женщине. Я не ошиблась, дело было не во мне. Ванг и Рауль решили скрестить шпаги ради собственного удовольствия. Оставалось верить, что никто не пострадает.
- Вам обоим на меня наплевать, - едва слышно сообщила я о своих выводах.
- Заблуждаетесь, - почему-то ответил Рауль. Я рассчитывала, что он меня даже не услышит. - Мне настолько не наплевать, что я едва сдерживаюсь, чтобы не пасть к вашим ногам с байроническими стихами на устах. Не провоцируйте лишний раз.
- У вас жестокое чувство юмора. - В платье с цветочками позволительно жеманничать, что я и сделала. - Вы на меня даже не смотрите.
- Ох, Океана!.. - Рауль возвел глаза к потолку. - Если мужчина не смотрит, не значит, что он не хочет. Может, он не смотрит потому, что очень хочет? Вы не представляете, насколько обольстительны в этом образе. Мое бедное сердце сбилось с ритма от неразделенной страсти.
- У вас с железкой этой страсть, причем вполне разделенная, - я старательно изобразила ревность к шпаге. - Получается, что мой обычный образ вам не по вкусу?
- Океана, я катастрофически старомоден. Мне нравится, когда женщины носят платья, позволяют целовать себе руки и не несут чушь про независимость и равноправие с мужчинами. Мне нравится, когда в женщине со спины можно узнать женщину. Мне не нравится, когда хрупкое белокурое создание представляется Джеймсом, а брутальный «парень» с ирокезом и татуировками отзывается на Мэри. - Во вкусах Рауля я и до этого не сомневалась, но выслушать признание из первых уст было занятно. - В вашем обычном образе меня смущает его... неестественность. Говоря начистоту, нынешний образ подходит вам куда больше. Подходит и эта комната, пусть она не совсем ваша. Я не могу отделаться от чувства, что увидел частичку настоящей вас... Это открытие встревожило и смутило меня. Я на взводе, хоть и кажусь спокойным. Поэтому, умоляю, воздержитесь от провокаций.
Жаль, я не видела его лица. В актерствовании Рауля мне почудился сигнал тревоги. Почудился ли? За патетическим и высокопарным тоном скрывался вполне реальный намек: Рауль не уверен в правдивости моего образа. Не этого клоунского, а обычного. Я внутренне сжалась. Намекнул так намекнул... Рауль слишком умен, чтобы повестись на мою обычную легенду. Если решит расспрашивать о прошлом, я окажусь в крайне щекотливом положении.
- Что будет, если я продолжу провоцировать? - спросила я, кокетливо поправляя цветочек на корсаже. Надо же чем-то отвлечь Рауля от нежелательных мыслей.

Отвлекла я капитально. Сама не поняла, как оказалась в темнице горячих рук. Оборки бардовской сорочки смешно защекотали обнаженную кожу. Губы Рауля замерли в считанных миллиметрах от моей ключицы. Страшно! Он, конечно, дурачился, но все равно страшно. И Ванг где-то внизу бродил. Ванг, которому я вроде как верность должна хранить...
- Я же предупреждал, дважды, - укоризненным шепотом сообщил Рауль моей шее. - Вы сами виноваты... Красивая вазочка там слева. Китайская?
Я наступила ему на ногу. Он рассмеялся и беззастенчиво придвинул меня еще ближе к себе. Я едва не свалилась, руками и ногами вцепившись в единственную опору — Рауля. Опора хмыкнула, по-собственнически переместив руки туда, где им быть ну никак не положено. Игра становилась опасной. Я начала вырываться. Он не позволил. Нежности в руках Рауля было не больше, чем в лапах придавившего добычу льва. Интересно, он со всеми своими женщинами так груб? Он вообще умеет быть ласковым?
- Тише, я сейчас отпущу... Вы мешаете мне насладиться моментом. Кстати, сделайте соответствующее лицо. Испуг так же мало красит любовную сцену, как скромность пирата. Хочу видеть на вашем лице страсть. - Рауль скосил глаза, наблюдая за «сценой» в зеркало. Нет, он точно рехнулся! И меня тянет за собой в пучину безумия. - Ну, нет... Это выражение «у меня ноет зуб». Уберите его, иначе я усомнюсь в своем статусе героя-любовника и переквалифицируюсь в зубного... Закройте глаза, запрокиньте голову, чуть приоткройте рот... Всему-то вас учить надо... Вот, отлично. Замрите.

- Вы лучше скажите, что такое холодное упирается мне в... спину.
- Вам не-в-спину-а-пониже упирается шпага. Я не успел ее положить. - Кто, кроме Рауля, мог с такой непосредственностью признаться в том, что за моей спиной маячит клинок? Пусть тупой, но все же клинок. - У меня все под контролем, не переживайте.
И правда, чего мне переживать? Внизу меня ждет вроде-как-мой-парень, а я обжимаюсь наверху с другим. Слепо исполняю прихоть этого странного Рамбаски. Или Пателя. Как ни назови, суть менее пакостной не становится. Рауль все-таки сумасшедший и вконец повернут на своих играх, скверных и опасных. Сумасбродный, аморальный, непредсказуемый тип! Сумасшедший, одним словом.
В итоге он меня отпустил. Рауль всегда выполняет свои обещания — единственное хорошее, что в нем есть. Он отстранился с почти скучающим видом, поправил сбившийся ворот рубашки, покачался на каблуках, посмотрел в потолок. Опять чего-то ждал. Стыдно признаться, но мне захотелось оправдать и его ожидания. Захотелось схватить за красный кушак, опоясывающий брюки, и притянуть к себе. Почему-то эта деталь костюма занимала больше всего. Даже пресловутые рюши не так сильно волновали мое воображение.
- Если кушак развязать, брюки свалятся? - деловито осведомилась я и тут же прикусила язык, сравнявшись по цвету с кушаком.
- Не знаю... Наверное, нет... Может, и да... Не проверял... - На меня уставились совершенно ошарашенные глаза недавнего соблазнителя.
Рауль был не просто удивлен, он был шокирован. Точнее, он пребывал в шокированном восторге. Умник привык предугадывать мои шаги, а тут взял и не угадал. Еще немного и Рауль бы запрыгал от радости. А я, я никогда еще не смывалась с места преступления так стремительно.

Сама дуэль прошла практически незаметно. Я витала в своих мыслях. Шпаги звякали, мужчины делали выпады, парировали и финтили. Наверное, это было красиво. У меня над ухом то и дело раздавалось восторженное «о-ооох!» и «а-ааах!» Старалась группа поддержки Рауля в лице Юны и Флипа, ставших подозрительно единодушными. Лиу тоже болела за Рауля, но тихо и тайно.
Выяснилось, что оба умели фехтовать. Где со шпагой познакомился Рауль, я примерно подозревала. Ходили слухи, что в Ривервью настолько силен дух почившего аристократизма, что младенцы рождаются в камзольчиках и с ножнами на боку. Насчет Ванга испытывала сильные сомнения. Поверить, что в Шанг-Симле открылась секция фехтования было сродни вере в инопланетян. Возможно, шпагой любил помахать американский профессор, о котором Ванг поведал как-то ночью.
Дуэль проходила с переменным успехом. Вначале уступал Рауль. Было заметно, что он целую вечность — лет двадцать — не держал шпаги в руке. Потом пальцы вспомнили, и дела райданто пошли на лад. Вангу, наоборот, изменила удача. Какое-то время ловкость и хладнокровие компенсировали отсутствие мастерства, но для победы этого оказалось мало. Шпага Рауля замелькала быстрей, пару раз он «пощекотал» Ванга, а на третий срезал с сюртука пуговицу.

Я всерьез опасалась за душевное равновесие пушистиков. Стихийное синеглазое бедствие вышло из запоя и разбушевалось не на шутку, распространяя на сотни миль вокруг лучи обаяния. В последнее время Рауль светился чересчур ярко, чтобы не привлечь на свой огонь мотыльков. Китайский мотылек проявлял осторожность, кружа на безопасном расстоянии и присматриваясь. Местный намеревался очертя голову ринуться в пламя, вылетев из него головешкой. Я чувствовала себя практически дуэньей, удерживая Юну от контактов с Раулем. Его самого уговаривать было бесполезно. Почти то же самое, что заставлять солнце не светить из-за того, что дураки могут забыть про панамку и заработать удар. Я знала, что Рауль не заинтересован в легких победах, но подставлять ведра под литры девичьих слез тоже не хотелось. Пусть Юна лучше Флипом займется. Обормот, хоть и петух, но абсолютно домашний и приручаемый. Рауль... Рауль, тот дикий.
- Предлагаю сделать ставки, - выдвинула предложение Юна, чья судьба решалась в моей голове.
- Десять симолеонов на мастера Рауля! - Лиу несомненно придерживалась принципа «кто первый, того и тапки».
- Эй, так нечестно! - Юна едва не задохнулась от подобной наглости. - Ванг тебе брат? Брат. Вот и ставь на него, а на Рауля я поставлю.
- Девочки, не ссорьтесь. - Мне выпала незавидная честь их разнимать. А ведь думала, что пушистик пушистику друг. Оказалось, что даже зайчонок капибаре волк, когда дело доходит до дележки парней. - На Ванга поставлю я, а вы обе можете ставить на Рауля. Только предупреждаю: ему все равно, он малоблагодарный...
- Я так не могу, - обрела совесть пристыженная Лиу. - Я поставлю на брата.
Юна гордо вскинула голову, став единоличной владелицей ставки на Рауля.

Исход поединка был предсказуем. Шпага Рауля зависла в миллиметре от шеи Ванга, как получасом ранее его губы зависли у моей ключицы. Райданто хорошо умели оценивать расстояние. Так, чтобы не убить, но при этом продемонстрировать, кто в доме хозяин. Ванг, к его чести, не дрогнул. Очень спокойно сложил шпагу к ногам Рауля.
Позже они стояли на залитой солнцем террасе, молча переводя дыхание. Вооруженный Рауль и обезоруженный Ванг. Рауль казался почти умиротворенным, Ванг — разочарованным. Юна порывалась повиснуть на шее у победителя, Лиу — утешить проигравшего. Я не пустила ни ту, ни другую. Если я правильно поняла, это был еще не конец.
- Сэр, вы бы не могли убрать шпагу от моей головы? - попросил Ванг, на головой которого и правда маячил клинок. - Я получил свой урок. Считаю дальнейшее устрашение бессмысленным.
- А я разве не убрал? - Рауль будто очнулся от спячки. - Прошу прощения, дурная привычка. Мой учитель фехтования любил повторять, что шпага — естественное продолжение руки. Порой я с трудом вспоминаю, что это не так.
- Ваше преимущество оказалось существенней, чем я предполагал, - признался Ванг.
- Вы проявили себя лучше, чем предполагал я. - Рауль вернул вежливость. - Что вы пьете, молодой человек?
- В каком смысле?
- В прямом. Ответ «молоко» не принимается, с младенцами я не вожусь. - Рауль насмешливо прищурился. - У меня завалялось несколько бутылок Glace Blanche, Белого Льда. Это вино такое.
- Я знаю. Его пьют с ледяной крошкой. - Блеснул невесть откуда почерпнутыми знаниями Ванг. - Всегда хотел попробовать.
- Тогда идем пробовать, - подвел итог Рауль. - Кнабо, ты с нами. Дамы, прошу нас извинить.

Так вот ради чего все затевалось. Проклятый эгоист Рауль! Не выносит, когда мир вращается не вокруг него, а по другой орбите. Мало ему Флипа, Юны и Лиу, так еще и Ванга решить заманить в свои сети. Лишить меня последнего преданного спутника это так по-раулевски. Дракон проклятый! Гребет и гребет сокровища в свою пещеру, причем все подряд — принцесс, витязей, золото и безделушки. Ванг ведь даже не обернулся. Пошел вслед за Раулем, будто тот был крысоловом с волшебной дудочкой. Крысолов... Какое неудачное сравнение. Кажется, я только что назвала Ванга крысой.
Мне захотелось спрятаться от мира и оплакать лингвистические казусы, да и Ванга заодно с ними. Где спрятаться? Да хоть под бильярдным столом, благо он огромный. Плакать в буквальном смысле я не собиралась, но полежать в позе убитой горем девицы тянуло со страшной силой. Легла. Легла и не заметила, как уснула.

 

[Magick]

Автор приносит извинения за подавляющее количество постановочных скринов и за то, что нагло эксплуатирует Рауля в качестве рассказчика. Увы, непостановочные скрины окончательно закончились, а с Океаны не стрясти тех принципиальных и очень важных подробностей, которые нужны для дальнейшего развития сюжета.



Она не приходит в первый раз, и ты не придаешь этому значения. Она не приходит во второй, и ты чувствуешь необъяснимую досаду. Она не приходит в третий, и ты свирепеешь. Выбрасываешь бутылку тридцатилетнего красного в море, проводя остаток ночи трезвым и злым. В ее окнах не горит свет. Вернее, он перекочевал в другие окна.
Для нее переезд был вступлением в новую фазу, очищением от пережитков прошлого. Забавно, но в список пережитков занесли и тебя. Ты, конечно, тот еще реликт, но невежливо указывать человеку на то, что он безнадежно устарел. И вообще не ты ее звал, она сама пришла. До недавнего времени тебе было безразлично, с кем напиваться — с людьми или со звездами, хоть морскими, хоть небесными. Можно даже с теми, что на погонах, бессовестно опорочив честь вице-адмиральского кителя. Случалось в твоей жизни и такое.

дальше

Но пришла она, и, как сказал бы пророк, миру не быть прежним. Зачем вообще приходила? Заставила поверить, что ей не противно любоваться на твою щетинистую физиономию, слушать бред воспаленного рассудка и пить из одной с тобой бутылки. Вы говорили одновременно обо всем и ни о чем. Иногда сидели молча в той особой жутковатой тишине, где слышно, как мысли бьются о череп.
Это не было похоже на прозрение. Катарсисом тут тоже не пахло. Ты просто почувствовал, что вещи находятся на своих местах. Будь твоя воля, ты приковал бы ее к скамейке и оставил так до скончания времен. Тебе была нужна не столько эта женщина, сколько эта атмосфера. Тебя устроил бы даже истлевший скелет Океаны, в который она неизбежно бы превратилась, прикуй ты ее к скамейке. Ты и сам был не прочь стать скелетом-с-гитарой. Люди ходили бы мимо и тыкали в вас пальцами, пытаясь понять по обрывкам одежды, к какой эпохе вы принадлежите. Вас заносило бы песком, поливало дождем, обдавало морскими брызгами во время штормов. Вам было бы все равно. И это было бы прекрасно.
Будь Океана менее впечатлительной, ты поделился бы с ней чудесными видениями вашего совместного будущего. Попросил бы нарисовать скелетов на скамейке, рисует же она всякий сюрреалистический вздор. Увы, подобные просьбы чреваты серьезными осложнениями. Ты лишь укрепишь ее веру в то, что с головой у брошенного собутыльника непорядок.

Твоего терпения хватает дня на два. Бессонница по-прежнему не отпускает, а из приличной выпивки остался один Белый Лед, к которому нужен, собственно, лед и изысканное общество. Ни то, ни другое в два часа ночи искать не тянет. Да и белое ты не жалуешь. Пускай его кузен Барри цедит со своими богемными дружками. С видом знатока обсуждая артхаусное кино, современное искусство и прочие вещи, в которых ты ни ламы не смыслишь и смыслить не желаешь.
Промучившись две бессонные и безвинные ночи, ты, как та гора, идешь к человеку, который не идет к тебе. Медяное солнце светит и даже немного греет. Правая щека нагревается, левая остается холодной — забавно. Ты едва не проходишь мимо нужного дома, настолько тот изменился. При Алисиной бабушке он был горчичным и незамысловато звался «Горчичкой». Теперь он голубой и, хочется верить, что не зовется «Голубичкой». Подозрительная Флора может усмотреть в цвете дома отсылку к нетрадиционной мужской романтике, как усмотрела ее в узких штанах и сережке в ухе. Если так рассуждать, то ты давно и беспросветно голубой. И штаны узкие носил, и кольца в уши вдевал на пиратский манер. Наверное, непросто быть матерью в этом жестоком толерантном мире. Инквизиция ушла в прошлое, и некому сжигать на кострах опасных извращенцев, вводящих моду на мужские украшения и штаны в обтяжку.

Задумавшись о временах и нравах, ты едва не налетаешь на девицу с лейкой, трепетно склонившуюся над примятым стебельком. По ее покрасневшему и расхлюпавшемуся носу можно судить о том, что растение завершило свой жизненный путь. Ты бы снял шляпу в знак сочувствия к чужому горю, но снимать, увы, нечего. Остается многозначительно склонить непокрытую голову.
- И да обрушится кара небесная на ботинок, примявший сей юный побег. И да переродится он великим баобабом в следующей жизни. - Голосом воскресного проповедника возвещаешь ты. - Кстати, это чего такое было? Помидорка?
Девица, естественно, ойкает, натягивает короткий свитерок на полноватые ножки. На свитерке, естественно, изображена зверушка. На ногах, естественно, тапочки с умильными мордами. Можно даже не проверять свои догадки. Ты достаточно повидал таких милашек, чтобы ошибиться. Как ни прискорбно, элемент сюрприза в них не предусмотрен. Впрочем, девица ничего такая. Если Океана не раскается в своем вероломстве, можно и эту к скамейке приковать. В качестве кратковременной замены сгодиться. Дракон ты или не дракон? Хватай, взлетай и властвуй. Раскаиваться после будешь.
- Доброе утро, адмирал Рамбаска! - Девица приходит в себя и оказывается вполне адекватной. - Вы меня, наверное, не помните. - Наверное, не помнишь, раз не узнал с первой попытки. - Я вам газеты пару раз приносила, меня Юна зовут. Уверена, это ваш крестник мои посадки растоптал. Он меня ненавидит!
- М-м, досада какая. Сегодня я не надел ремня. Нечем пороть провинившихся мальчишек. - Ты криво усмехаешься, надеясь, что она смекнет: тебя раздражают ябеды. - Я сочувствую вашей утрате, но не в настроении заниматься поисками истины. Попробуйте поговорить с Флипом, он обычно не отпирается. Если не получится, я вернусь завтра с ремнем и буду вершить справедливый суд. Во имя погибших помидорок.
- Я не то имела ввиду. - Юна заливается краской, но отважно выдерживает твой взгляд. - Я сама разберусь.
Ты подмигиваешь, благословляя тем самым на поиски истины, и устремляешься к дому. С Юной ты закончил. На очереди вероломная собутыльница и убийца помидорок.

На первом этаже следов вероломной собутыльницы не обнаруживается. Зато ты натыкаешься на азиатскую девчушку, следящую оленячьими глазами за твоими перемещениями. Начинаешь подозревать, что Океана нелегально укрывает китайских иммигрантов, приумножая свое благосостояние за счет дешевой рабочей силы.
Ты поднимаешься на второй этаж. Оленячья девушка не отваживается проследовать за тобой. Жаль. Хоть бы кого расспросить, о том, что тут происходит. Можно вернуться к Юне, но тогда ты потеряешь накопленные очки авторитета. Ушел гордым орлом, а вернешься общипанной вороной? Сделал вид, что знаешь, куда идти, а на деле тыкаешься наугад. И, кажется, заблудился.
Наконец, ты улавливаешь какой-то шум. Из-за неплотно прикрытой двери доносятся голоса. Первый принадлежит крестнику, накинувшемуся на собеседника с типично отцовскими интонациями. Старина Финн считает шумовое превосходство залогом победы. Как объяснить Флипу, что отец заблуждается, не уронив при этом его авторитета? Который ронял сотню раз до этого. Бедный родительский авторитет Финна в какой только грязи не повалялся. По твоей милости.
В споре выигрывает не тот, кто громче, а тот, кто дольше сохраняет хладнокровие и мозги. Оппонент Флипа это знает. Крестник бушует, второго почти не слышно. Кажется, он раз за разом повторяет одну и ту же фразу, будто лошадь разгоряченную успокаивает. Заинтересовавшись, ты беззвучно открываешь дверь и встаешь в проеме. Флип в любом случае не заметит, а второй стоит спиной.
- Филип Аннан, нам нечего с тобой делить. Я не стою на твоем пути и ты уйди с моего. - Вот она, эта фраза. Занятно. - Я готов повторять еще и еще, пока ты не поймешь очевидного.
- Скажи что-нибудь новое, пластинка ты заезженная! - Фыркает крестник, морща нос и экспрессивно размахивая руками. В роли вентилятора он весьма убедителен. - Ты запудрил мозги Океане, но я не поддамся!
- Ты безнадежен.
Собеседник Флипа досадливо морщится и трет переносицу. Его вторая рука сжата в кулак. Бить он никого не собирается, это такой механизм самоконтроля. Ты сам сжимаешь кулаки, когда люди начинают испытывать твое терпение. Проще думать о напряженных мышцах и впившихся в кожу ногтях, чем о людях, играющих соло на твоих нервах. Гитаристы чертовы. Неужели Флип не чувствует? Струна напряглась до предела и вот-вот порвется. Не чувствует, ага. Что же, самое время вмешаться.

- Джентльмены?
Ты окликаешь едва ли не шепотом, но головы поворачиваются на звук твоего голоса. На лице Флипа знакомое выражение нашкодившего ребенка, застигнутого с поличным и обреченного на взбучку. Этот ребенок и правда безнадежен. В его возрасте пора бы разучиться трепетать перед грозным дядей в дверях. Тем более что дядя не грозный, а просто не в меру любопытный.
С Флипом все понятно, на его пристыженные мордахи ты еще десять лет назад насмотрелся. Ничего нового. Второй юноша куда занятней. Опять китаец, но китаец затейливый. Высокий, светлоглазый и степенный, как двухсотлетний мудрец. Ты с трудом веришь, что перед тобой ровесник Флипа, но глаза не обманывают: китайскому феномену от силы лет двадцать.
- Он сам нарывался. - Флип решает, что неумелая атака лучше умело выстроенной обороны.
- Филип Натаниэль Аннан, вы мужчина или ребенок? - Зря он искал в тебе грозного дядю. Когда в Рауле видят пожирателя младенцев, он повязывает салфетку и приступает к трапезе. - Позвать Флору, чтобы принесла вам соску?
- Из предложенных вариантов он ребенок. А вообще осёл. - Оппонент Флипа считает своим священным долгом ответить на вопрос за него.
Ты с трудом сохраняешь невозмутимость. Человек, способный назвать осла ослом, далеко пойдет, если не даст себя затоптать этим самым ослам. Надо предупредить юношу, что некоторых ослов опасно информировать об их принадлежности к этим чудесным животным. Могут обрадоваться, что у них есть копыта, сбиться в стадо и напасть.

На чью сторону встать — умного, но незнакомого или глупого, но родного? Сложный выбор. Если бы Флип перестал быть таким непроходимым... ослом! Видит же, что за человек перед ним. Стоп, или не видит? Вполне возможно, только ты почувствовал в светлоглазом ту внутреннюю силу, что отличает честных врагов от подлых забияк. Флип получил самого что на есть честного, последовательного и умного врага, просто замечательного врага. Хоть спиной к нему повернись, хоть боком — ножа не всадит. Какая жалость, что крестник не способен оценить своего счастья. Хорошие враги так же редки, как хорошие друзья.
- Кто вы, юноша? - Спрашиваешь ты, глядя в необычные светлые глаза. Глаза смотрят немного искоса, но открыто. Читать себя не дают. - Я про имя, а не про ваш тотем в животном мире.
- Ванг Лу, сэр, - немногословен, однако.
- Он Океанин бойфренд, - вклинивается Флип.
- Личная жизнь мисс Берег заботит меня так же мало, как ваши склоки. - И то, и другое преуменьшение, но не влезать же к ним третьим спорщиком. Свой авторитет ты оберегаешь. - Вы, как я понимаю, из-за дамы и сцепились?
- Не хочу, чтобы рядом с Оки ошивались всякие непонятные типы. С этим парнем что-то не в порядке. - Флипа можно понять. Ванг ни капельки не похож на безалаберных приятелей крестника. Он вообще ни на кого в этом городе не похож. - Вы обязаны драться за Океану, крестный Ра!
- Флип, я наизусть помню список своих обязательств. Из женщин в нем только моя мать и твоя. Моей я обещал беречь себя, твоей — беречь ее детей. Мисс Берег я никому беречь не обещал. К тому же, я не вижу угрозы ее жизни, чести и всему прочему.
- Сэр, у меня есть предложение. - Пока ты воспитывал Флипа, Ванг решил не упустить свой шанс. Молодец, соображает. - Если Филип Аннан согласится взять свои слова назад, я готов развлечь его дуэлью с вами. Филип Аннан может выбрать оружие на свой вкус.

Таким было начало. Продолжение обернулось сплошной эйфорией, очень неподобающей для твоего возраста. Вдвойне неприлично, что ты целую вечность не чувствовал себя настолько живым. Степенные сорокалетние дядьки черпают вдохновение в классической музыке и умных книгах, полезных созерцаниях и прослушиваниях. Ты черпал вдохновение в музейных кражах, мальчишеских забавах и режиссировании любовных сцен с тобой в главной роли. Океана, наверное, не скоро оправится от подобной наглости.
Ты не нашел слов объяснить ей, что несешься в бешеной пляске и не можешь остановиться. Если затормозишь, чувство эйфории уйдет навсегда. Возможно, это была последняя в твоей жизни пляска. Последний шанс почувствовать себя хорошо, а не сносно, как это у тебя обычно бывает. Ты часто смеешься, но мы-то знаем, что у неулыбчивого Ванга дела идут лучше: дамочка с косой на пятки не наступает. Смех — лучшая из имеющихся у тебя альтернатив. Лучше раздражать смехом, чем нытьем.
И все-таки ты останавливаешься. Что бы ни говорили о твоей безудержности пожилые леди Барнакл Бэй, с края обрыва ты не сиганешь. Успеешь затормозить и повернуть в сторону скучных обывательских будней. Вот и сейчас ты спокойно стоишь у стены, любуясь на заходящее солнце, а не носишься, к примеру, нагишом по пляжу. Немного грустно, немного пусто, немного жаль, но в целом терпимо. Конфликт погашен. Овцы целы, волки сыты и пьяны. Флип внес свой вклад — несколько бутылок недурного красного, которым ты и занялся, оставив Белый Лед на откуп молодости.
- Почему ты все время молчишь? - не выдерживает Флип, для которого сидеть в тишине смерти подобно.
Ты почти собираешься ответить, когда осознаешь, что вопрос предназначался другому молчаливому субъекту.
- Я говорю, когда мне есть, что сказать, и молчу, когда сказать нечего, - пожимает плечами Ванг.

- Человеку всегда есть, что сказать, - не соглашается Флип, всерьез вознамерившийся расшевелить молчуна Ванга. - Истории есть у всех, у кого есть прошлое. Ты не можешь быть чистым листом бумаги, это несерьезно.
- Я очень мало жил и очень мало видел, - китаец терпелив, но непреклонен.
- Это не аргумент, - настаивает пиявка крестник. - Давай хотя бы в моральные дилеммы поиграем. Знаешь, что это такое?
- Я читал Колберга. - Ванг отвечает с таким видом будто его попросили назвать столицу Китая. - Выбери любую дилемму, я помню их все.
Разумеется, он читал Колберга, спрашиваешь тоже. Колберга разве что грудные младенцы не читали. Тебе остается слиться со стенкой и сделать вид, что Колберг — твой лучший друг. Да что там, ты спишь на трудах Колберга.
Не щеголять же перед двадцатилетним мальчишкой пробелами в образовании. Ванг ведь не в курсе, что твое систематическое образование завершилось в пятнадцать. Ты даже школу не закончил. Последующие двадцать с лишним лет беспорядочно хватал знания то тут, то там. Не гнушался подворовывать книги из местной библиотеки, слушал и запоминал умные цитаты, припадал к любому подвернувшемуся источнику знаний. Ты очень старался, но, выходит, так и не преуспел. Играючи обставлен двадцатилетним парнем из китайской глубинки. Жестокая ирония.
- Давай ту про братьев.* - Флип, похоже, сам не рад, что потыкал палочкой в спящее чудовище и разбудил. - Кого из них ты осуждаешь в большей степени? По-моему, Боб поступил омерзительно, воспользовавшись доверчивостью старика.
- Ты всегда хватаешься за тот вариант, который тебе подсовывают? - Оживившийся было Ванг с обреченным видом подпирает рукой подбородок. Рассуждения Флипа вгоняют его в смертную тоску. - Колберг тобой манипулирует, а ты не замечаешь. Надавил на жалость, ткнув носом в этого старика. Ты не подумал, что обезличенный владелец магазина мог пострадать от кражи в большей степени?
- Там такого не написано! - Флип хмурится, не понимая, к чему его подталкивают.
- Ты безнадежен, - в очередной раз убеждается Ванг.
*Два молодых человека, братья, попали в трудное положение. Они тайно покинули город и нуждались в деньгах. Карл, старший, взломал магазин и похитил тысячу долларов. Боб, младший, пошел к старому человеку в отставке – было известно, что он помогает людям в городе. Этому человеку он сказал, что он очень болен и ему необходима тысяча долларов, чтобы заплатить за операцию. Боб попросил этого человека дать ему деньги и обещал, что вернет их обратно, когда поправится. В действительности, Боб вообще не был болен и не намеревался возвращать деньги. Хотя старик и не знал хорошо Боба, он дал ему деньги. Так Боб и Карл удрали из города, каждый с тысячью долларов.

- Кнабо, заклинаю, прекрати к нему лезть, - ты зовешь Флипа проветриться и заодно потолковать. - Мне надоело наблюдать, как Ванг раз за разом готовит из тебя фрикасе. Если не можешь придумать ответного хода, не затевай игры. Впечатление ты, если честно, производишь удручающее и жалкое.
- Я понять не могу, что он такое! - Флип раздраженно дергает плечом. И когда научится скрывать свои эмоции? - Он любую вещь поворачивает под таким углом, что я перестаю ее узнавать. Я ведь не дурак, а выгляжу дураком...
- Меня он тоже в тупик ставит, - признаешь ты, - своеобразный юноша. Первым нападать не станет, но цапнет, если ты на него наступишь. Держи это в уме, и не будешь выглядеть дураком. Уяснил?
- Уяснил.
- Еще мне интересно, что там за история с помидорами. - Ты решаешь включить все претензии в один воспитательный сеанс. - Говорят, ты их потоптал.
- Очень мне нужны юнины помидоры! - Флип возмущается вполне искренне, и ты веришь. - Она чокнутая, эта Юна. Какая девушка в ее возрасте станет выращивать помидоры и грибы?
- Так и знал, что в этом доме кто-то грибы выращивает. - Хмыкаешь ты. Флип не понимает, и хорошо. - Океана, надеюсь, ничего не выращивает?
- Цветочки всякие... Виноград как-то пробовала вырастить. В песке на пляже.
- М-м, как символично, - восхищаешься ты. - Сразу видно художественную натуру.

Учитывая обстоятельства, все складывается неплохо. Но тебя не оставляет чувство — параноидальное, возможно, — что тебе подсовывают некий вариант, а ты за него хватаешься. Ты весь такой молодец: всех победил, один остался. По праву победителя тебе принадлежит полкоролевства и принцесса в придачу. Или?..
- Ванг, если я задам прямой вопрос, я получу на него прямой ответ? - непонятный юноша сидит на берегу и как будто тебя поджидает.
- Разумеется, сэр. - Ванг щурится на солнце. - Я ждал, что вы его зададите.
- Я ведь не победил, а все испортил, да? - Ты вертишь между пальцами невесть откуда взявшуюся карту. Джокера, что примечательно. - Я так привык быть самым умным, что не заметил на горизонте еще одного умника. Ты изучил Океану и нашел способ сделать так, что она больше не посмотрит в мою сторону. Будет сострадать проигравшему тебе, как Флип сострадает тому старику. Я стал бы раздражать ее своим самодовольством и окончательно оттолкнул бы от себя. Хорошенькую же победу ты мне подсунул!
- Вы ошиблись в двух принципиальных моментах, - спокойно поправляет Ванг. - Первое: я вам ничего не подсовывал, у вас был выбор. Второе: я по-прежнему ничего вам не подсовываю, у вас есть выбор.
- Потрясающе! - Совершенно искренне восхищаешься ты. - Это ты меня так проверял. Окажись я самодовольным дураком, и ты со спокойной совестью забрал бы Океану. Только я в последнюю минуту сообразил. Что теперь?
- Сэр, вы себя должны об этом спросить. - Ванг пожимает плечами, как будто не имеет к собственным козням никакого отношения. - Я знаю, что буду делать я. Я уйду. - Он видит твое недоумение и едва заметно улыбается. - Не обольщайтесь, не навсегда. У вас есть пара лет, пока я не встану на ноги и не смогу дать Океане то, чего она заслуживает. Потом я вернусь и заберу то, что мне принадлежит. Снисхождения больше не будет.
- Ты так прекрасен в своей откровенности. Давно не встречал в людях столь дивного сочетания изобретательности и честности. Верю, что вернешься и заберешь, буду бояться. - Ты улыбаешься в ответ. Почему бы не улыбнуться новому славному врагу? - Будь ты девушкой, я бы на тебе женился. Ну почему ты не девушка?
- Возможно, вам повезет в следующей жизни, - утешает Ванг. - Если я появлюсь на свет девочкой, то обязательно буду вас ждать.
- Боюсь, если ты родишься девочкой, то и я ей буду. Боги любят иронизировать.
Сперва ты не понимаешь, что за странные звуки издает Ванг. Потом с изумлением обнаруживаешь, что он смеется. Смеется, надо же...

лишняя картинка

 

[Magick]

От злости джентльмен грозится съесть собственную шляпу. А леди что кушать? В нашем арсенале нет цилиндров, наполеоновских треуголок и котелков, которые не стыдно попробовать на зуб. Если пообещать слопать чепец или, скажем, шляпку с вуалью, окружающие поднимут на смех. Наверное, поэтому леди так нелепы в своей ярости. Ругаются, кричат, а весомый аргумент в виде шляпы отсутствует. Налицо самая подлейшая из дискриминаций.
Вот и я бурлю, как забытый на плите суп. Уже через край переливаюсь, но никому не страшно. А все почему? Потому что шляпы достойной на голове нет.

Простите меня, мемуары, за такое невразумительное начало. Не знаю, как иначе поведать о своих чувствах. Шляпа, суп... Странные образы приходят на ум. А все почему? Потому что Рауль в очередной раз поступил, как Рауль. Пропал, оставив меня расхлебывать заваренную им — нет, не кашу, — не поддающуюся определению субстанцию. Он никогда не делал мою жизнь проще. Напротив, лишь запутывал. Из чужих жизней Рауль вяжет морские узлы, а что со своей творит — ведомо одному Смотрящему.
Точно не скажу, сном это было или явью. Рауль мне не привиделся. Он был на самом деле, разговаривал со мной, пах вином и, в общем, мало смахивал на галлюцинацию. Нафантазировала я в другом. Не поверите, мемуары! В моих воспоминаниях Рауль ведет себя совсем не по-раулевски. Находит меня под бильярдным столом, относит в спальню, укладывает на кровать. Шепчет что-то на эсперанто, гасит ночник. Уходит, беззвучно претворив за собой дверь. Не верю я, что подобный человек способен на подобные нежности. С нежностью Рауль смотрит на старинные адмиральские шляпы, а женщин ценностью не считает. Память-предательница пытается спорить, но я держу наготове кляп. Впрочем, на страницах дневника мне нечего стесняться. Напишу так, как запомнилось. Отделять вымысел от реальности после буду.

дальше

Не представляю, как Раулю удалось меня отыскать. Хочется верить, он увидел мои ноги, а не услышал, скажем, мой храп. Хочется верить, что, просыпаясь, я не выболтала секретов. Находясь на границе яви и сна, люди не способны держать язык за зубами.
Давно я так не спала. Будто плавала или парила в эфире — не знаю, какой из глаголов опишет мое состояние точней. Когда Рауль без спроса вторгся в мой ну-допустим-эфир, я вряд ли отдавала себе отчет в том, где и с кем нахожусь. Теплое дыхание на щеке, терпкий запах старого вина, шершавые мозолистые ладони... Я будто в прошлое попала. У нас с Кристофером был своего рода ритуал. Далеко за полночь отчим возвращался из «Рыболова», бара, ставшего его третьим ребенком. Не всегда трезвым, вернее, очень редко трезвым. Находил меня, сморенную сном в самых экзотических местах — на каминном коврике, на подоконнике, под обеденным столом. Подхватывал на руки и относил туда, где «дети нормальные спят». Я была уже взрослой и вообще бунтаркой, но не могла и не хотела прерывать эту традицию. Она прервалась сама собой. Со смертью мамы.
Кажется, я позвала Криса вслух. Рауль откликнулся невнятным бормотанием. Встряхнул меня за плечи, не больно, но чувствительно. Его лицо нависало прямо над моим. Я попыталась отстраниться. Рауль в этот момент совершал какой-то свой маневр. Неудивительно, что наши головы столкнулись, а затылок Рауля еще и со столом встретился. Что-то затрещало, кто-то выругался. Стало тихо.
- Не хочу показаться невежливым, но у вас тут скелеты из шкафов повылезали, - запах вина усилился, когда Рауль заговорил, - а я, увы, не та обезьянка, которая ничего не слышит.
- Ч-черт бы вас побрал, Рауль Рамбаска! Ч-что вы тут забыли? - Голос у меня был хриплый и недовольный, а во рту чувствовался привкус крови. Язык себе прикусила во время столкновения. - Еще и пьяны, как последний... последний...
- Боцман, ландскнехт, лорд, сапожник, свинья, тамплиер, - нараспев перечислил Рауль, - выбирайте вариант на свой вкус. Только я не пьян. Ничего вы в этой жизни не понимаете, миа суно кай луно.
- С каких пор я для вас солнце и луна? - Эсперанто можно и не знать, но все языки друг другу братья. Даже искусственные. - И где Флип с Вангом?
- Флип собирался заскочить к Лаю за аккордами. Они вместе песню сочиняют. - По-военному коротко отрапортовал Рауль. - Ванг, по моим расчетам, пролетает над Симиземным морем.

Потребовалось время, чтобы осознать. Обида кошкой зацарапалась в горле, вынуждая если не взреветь, то беспомощно зарычать. Потерять Ванга было больнее, чем я думала. Искать, чтобы бросить? Найти, чтобы отречься? Это похоже на Рауля, но не на Ванга. Неужели правду говорят: с кем поведешься, от того и наберешься?
Я не сопротивлялась, когда Рауль извлекал меня из-под стола, отрывал от земли и уносил, бормоча на своем проклятом эсперанто: «Чио эстас боне, миа кара...» Все будет хорошо? Нашел дурочку, чтобы поверить! И если кара — это дорогая, то никакая я ему не дорогая!
- Оставьте меня в покое, - попросила я. - Боне не будет никогда, и в этом вы виноваты.
- Да, во всем виноват я, - с привычной усмешкой согласился Рауль. - Не иначе как в момент моего рождения по небу прошла кровавая комета. Мне было суждено изрыгать из пасти пламя и сжигать все живое.
- Не льстите себе, никакой вы не дракон. Просто мужчина, который приносит женщинам несчастья. Такие не под кровавыми кометами рождаются, а под лунными огрызками. Как в той вашей песне... - Я устало привалилась к плечу Рауля, не в силах дольше спорить. - Ванг просил что-нибудь передать?
- Вам — нет, но у меня есть послание для Юны. - Поймав мой недоверчивый взгляд, Рауль закатил глаза. - Вы не ослышались. Кроме вас на этой планете существуют другие люди и другие адресаты для прощальных посланий. Не волнуйтесь, речь в нем идет не о любви, а о потоптанных помидорах.

Надеюсь, что на этот раз Рауль уехал далеко и надолго. Настолько далеко и надолго, что со временем о нем перестанут вспоминать. Даже яд вымывается из организма с годами. Почему бы Раулю не вымыться из моей памяти? Заодно и из Юниной. Иногда мне хочется ее ударить. Ходит по дому с затуманенными глазами, протяжно вздыхает, калякает на тетрадных полях до боли знакомый профиль. Нос ей, правда, не удается. Это я как художник говорю, а не как влюбленная женщина.
На днях застукала Юну за странным занятием. Капибара намеревалась разграбить оставшийся от Алисиной бабушки комод. До монументальных сооружений из органзы, шалей с кистями и шерстяных юбок мои руки пока не дошли. Думаю, я бы их просто выкинула, будь ящики посговорчивей. Старое дерево рассохлось и не желало подпускать посторонних к бабушкиным сокровищам. Собственно, с ящиками и сражалась наша доблестная капибара, когда в комнату вошла я.
- Юна, если ты хочешь позаимствовать у меня одежду, то искать нужно не здесь. - Я не поклонница девчоночьих ритуалов, но ради Юны готова смягчиться. Ее гардероб выглядит столь жалко, что может быть пожертвован в фонд «Прощай, молодость!» - В комоде одно старинное барахло.
- Оно мне и нужно, - пропыхтела Юна, с упорством мула вцепившаяся в ручку ящика. - Адмиралу нравятся старомодные девушки.
- Вице-адмиралу в отставке нравится на них смотреть, - поправила я. - Подобный тип мужчин ценит две вещи — ненавязчивость и способность исчезать, когда женщина надоедает и становится ненужной. Ни одна старомодная одежка не удержит Рауля при тебе.

По-моему, Юна на меня обиделась. Я и сама не ожидала, что заговорю, как мама. Анжела Спаркл знала толк в мужском коварстве. Смысл ее нравоучений сводился к следующему: «Все мужчины суть лжецы. Ни одному мужчине верить нельзя». Я верила Вангу и осталась без Ванга. Почти верила Раулю, когда тот рассуждал о любимых игрушках и дразнил призраками долгосрочных отношений. Долгосрочных? Ха! Поигрался, потаскал на руках и сбежал в неизвестном направлении. И после этого наивная Юна надеется приманить его бабушкиными сарафанами? Что же, удачи ей на этом поприще.
Что касается Океаны, она умывает руки. Возвращается к разноцветным волосам, ярким одежкам, заляпанным краской пальцам. К ламе оборочки, цветочки и парики! К ламе длинноволосых мужчин со шпагами и красными кушаками! Вива ла революсьон и все в таком духе.

В заварившейся каше — то есть в не поддающейся определению субстанции — я не обращала внимание на Флипа. Обормот болтался сам по себе. Без дела не маялся, но я перестала быть в курсе, что у него за дела. Куда-то уходил, кому-то звонил, с кем-то проводил время. Я даже не знала, есть ли у него девушка. Какое там!.. Флип мог привести домой целый батальон девиц, я бы не заметила. Батальона вроде не было, но вдруг я проморгала нечто важное? Стоило выяснить.
Дверей в нашем старом доме не было. В новом они были в достатке, но стучать я так и не приучилась. Самое страшное, что могло предстать моему взору, — неодетый Флип. Но это разве страшно? К Сти я даже в ванную заявлялась, когда братец сидел там чересчур долго, а мне нужно было готовиться к очередной гулянке. Флип не совсем Сти, но в крайнем случае найдет, чем прикрыться.
Оказалось не так просто. Мое появление застигло Флипа врасплох. Обормот переполошился, спешно загородил собой монитор. Пальцы заметались по клавиатуре, открывая сайт с прогнозом погоды. Маневр был неплохим, но недостаточно быстрым.
- Можешь не щадить мои глаза и девичью скромность. - Я подошла и потрепала конспиратора по длинной челке. - Я в курсе, по каким сайтам любят лазать мальчики. И на что поглазеть.
- Ты не так поняла, это всего лишь Симбук. - Флип свернул сайт с погодой, показав второе окно. И правда Симбук. - Я страничку Юны нашел.
- Ты бы лучше в реальной жизни ее «зафрендил». Зачем любоваться на Юну в сети, когда можно поскрестись в дверь ее комнаты? Пустит, я думаю. Там и поговорите, и насмотритесь друг на друга...

Флип протестующе замотал головой. Значит, дело не в тайной страсти, снедающей юного шпиона. Тогда в чем? Я не могла придумать, зачем еще обормоту понадобилась страничка Юны.
- Ну и? Колись давай! - Не зря я тренировала на брате испытующий взгляд, пригодился.
- Все-то ты знать хочешь. - Флип не обрадовался моей настойчивости, но и сопротивляться не стал. - Мы с Ионой думаем, что Юна — ведьма.
Я едва не лишилась дара речи. Привычно, когда муж зовет ведьмой сварливую жену, подростки — вредную бабульку, подчиненный — начальницу. Но называть ведьмой симпатичную молодую девушку? Непостижимо. Я собиралась возмутиться и возмутилась бы, не спохватись Флип и не пустись в дальнейшие объяснения.
- Не смотри так, я не обзываюсь! - Быстро проговорил обормот, заметив в моих глазах опасный огонек. - Она натуральная ведьма, колдунья в смысле. Из тех, что в Средневековье сжигали на кострах.
- Вижу, ты школьный курс истории наверстать решил. Где костер сооружать будем? - Деловито осведомилась я. По-прежнему не понимала, что к чему, но это становилось забавным. - Еще в море кинуть можем. Если потонет, то точно ведьма. Или наоборот? Я никогда не понимала логики инквизиторов.
- Не издевайся! Я серьезно. Ты слышала, какие из ее комнаты звуки доносятся? Еще она обереги плетет. Помидорам своим что-то шепчет. Непонятные символы на пороге рисует.
Вот что бывает, когда парню нечем заняться. Начинает искать ведьм в собственном доме. Я-то знаю, что за звуки доносятся из комнаты Юны, но Флипу лучше не знать. Даже у меня не нашлось слов при виде кособокой скульптуры Рауля. С кособоким кубком в руке и тряпочкой — прошу прощения, изящной драпировкой — вокруг неприличных мест.

- Если ты заметил, твой крестный носит на шее анкх, - я старательно уводила разговор от скульптурных опытов Юны, - но ты не спешишь записывать его в готы и чернокнижники. Хотя деталь, мягко говоря, странная.
- Я знаю, почему крестный Ра носит анкх, - Флип явно гордился своей осведомленностью, - но я не представляю, что на уме у Юны. Может, она порчу на нас наводит? Иона говорит, Юна водит знакомство с владельцем цыганского фургончика. И часто заходит в его магазин. В детстве мы туда бегали, чтобы поглазеть на банки с заспиртованными жабами. Потом ма узнала и запретила.
Все-таки Барнакл Бэй — глубинка. Суеверная, наивная и богатая на выдумки. Стоит посадить в банки пластмассовых жаб, расставить по полкам черные свечи, развесить под потолком корешки мандрагоры — и твой магазинчик прославится на всю округу. Как рассадник ведьмовской заразы. Неплохая такая реклама.
- Что там продают? Приворотное зелье?
- Ага, - с готовностью подтвердил Флип. - В девятом классе моя сестра напоила им Барта Инкбирда. Он потом весь год за ней таскался и записки на уроках передавал.
Я не выдержала и хихикнула. В моей школе были свои ворожеи, которые надеялись привлечь мальчиков с помощью нетрадиционных методов. Помню, как визжали мы с мамой, обнаружив в рюкзаке Сти засушенную крысиную лапку. Мой белокурый и зеленоглазый братец тревожил сон какой-то юной ведьмы. Хочется верить, что не ведуна.
- Ты поаккуратней ешь и пей, раз у нас в доме ведьма завелась, - не без ехидства посоветовала я. - Вдруг и тебя одурманить хотят.
Флип крепко задумался.

Чтобы отвлечь Флипа от игр в святую инквизицию, я затеяла вылазку к «Вороньему гнезду». Название для Барнакл Бэй, прямо скажем, нетипичное. Вороны не связаны ни с кораблями, ни с маяками, ни с легендами о райданто — всем тем, чему поклоняются истинные барнаклбэйцы. Ворон в парке я не видела, как и гнезд. Откуда тогда название?
- Зачем назвать «Вороньим гнездом» парк, в котором нет ворон? - спросила я у Флипа, пока мы сидели на скамейке и шнуровали ролики.
- На этом месте стоял дом Корво Рамбаски. В переводе с эсперанто «корво» означает ворон. - С мечтательным видом пояснил Флип, оседлавший любимого конька. Ох уж эта страсть к легендам! - Рауль говорил, что его второе имя — Корво?
- Вот оно что... - протянула я, приняв не менее мечтательный вид.
Всем срочно умереть от зависти! Меня носил на руках парень, которого зовут Рауль Корво Рамбаска. Сочинительницы любовных романов могут добровольно принять яд. Ничего более пафосного им уже не придумать.
- Корво адмиралом был? - обреченно спросила я, сообразив, что на меня готовятся излить волну восторгов.
- Корво был пиратом, самым свирепым в южных водах. - На мордашке Флипа было написано благоговение. Можно подумать, речь шла о святом или о рок-звезде. - Я играл Корво в школьной постановке.
- Прелестно!
Не знаю, почему меня взяла злость. Флип превозносил какого-то головореза. Головореза, числившегося в предках Рауля. У меня, к примеру, никаких легендарных личностей в предках не значилось, а у этого... Куда ни плюнь, наткнешься на легенду об очередном Рамбаске. Отвратительно! Как всякий порядочный пират, Корво жег, грабил, насиловал и вешал. Зато теперь герой и молодец. И вообще кумир молодежи. Где справедливость?

- Надеюсь, его в конечном итоге вздернули на рее! - мстительно пожелала я, рассекая по катку на роликах с розовыми колесиками. Воплощенная Немезида.
- Хуже! - Просиял Флип. - Корво сожгли в собственном доме. Родовом гнезде, ставшем погребальным костром. Факельное шествие начиналось от «Парка Основателей» и заканчивалось здесь. Каждый горожанин добавлял свой факел, заставляя пламя гореть еще ярче. Корво годами собирал дань со всего города, забирал самых красивых девушек, грабил лавочников... Говорят, он пережил сотню покушений.
Помпезная смерть, ничего не скажешь. Но как же нелепо! Сейчас на месте пожарища лотки со сладостями, ярморочные шатры, каток. Что сказал бы Корво? Что говорит Рауль? Возможно, тень его предка до сих пор бродит по земле. Неприкаянная, неотмщенная, сердито потрясающая абордажной саблей. Внезапно проснувшаяся жалость притупила рефлексы. Жалея Корво, я на приличной скорости врезалась во Флипа.
- Так и знал, что женщинам нельзя рассказывать всякие ужасы! - С чувством заявил обормот, растянувшийся на катке во весь свой немалый рост.

История Корво нашла во мне странный отклик. Рука сама взялась за кисть. Без всякого сожаления свела с холста незаконченную картину и начала новую. Я рисовала, как одержимая. Сон, еда и люди перестали для меня существовать.
Был вечер, когда я прекратила лихорадочно класть мазки и отошла, чтобы посмотреть. Передо мной предстали двое. Он вышел бледным и светловолосым, практически альбиносом. Надменным, но не лишенным привлекательности. Она серьезной и немного грустной. В темно-русых волосах белел венок из искусственных цветов — невеста или ее подружка.
Откуда пришли эти двое? Если не из моего воображения, то из чьего? И при чем тут Корво Рамбаска? Предок Рауля должен быть смуглым, черноволосым и синеглазым, а у меня пепельный блондин.
- Как ты догадалась?! - в голосе стоящего за спиной Флипа сквозил суеверный ужас. - Все рисуют Корво с Рауля, и зря рисуют. Корво был вороной, но не черной, а...
- ...белой! - закончила я. - Не знаю, Флип, как я догадалась. В вашей картинной галерее нет портрета Корво? Может, я увидела и случайно запомнила.
Портрет был, и я в очередной раз убедилась: самые сложные вещи имеют самое простое объяснение. Мой провидческий дар оказался никаким не провидческим, а просто хорошей памятью.
- Допустим, у меня вышел Корво, - вслух рассуждала я, - а девушка тогда кто?
- Как кто? - изумился Флип. - Его последняя любовь, конечно же! Вероника Борацца-Рамбаска. Корво звал ее своей белой лилией. Бланка лилио, если на эсперанто. Яковитская церковь так и не признала их брак, но потомки Вероники все равно носят фамилию Корво. Вообще-то это прапрабабка Рауля.

Если моя голова не закипела от обилия информации и случайных совпадений, то только благодаря маминой школе. Пару раз глубоко вздохнуть, мысленно досчитать до десяти, улыбнуться и идти по жизни дальше. Тем более, что было, куда идти. Владелец книжного намеревался организовать для меня автограф-сессию. Сперва я отказывалась, но подкрепление в виде трех тысяч симолеонов сломило мое сопротивление.
Просто поразительно: посмотреть на художницу Берег собрался едва ли не весь город. Я отвечала на вопросы о творческих планах, раздавала календарики с принтами моих работ, ставила подпись бесчисленное количество раз. После трех часов спина ныла, горло саднило, а все люди стали на одно лицо. Наконец, я осталась одна в опустевшем книжном. Воровато покосилась на секцию с исторической литературой...
- Вам помочь? - услужливая продавщица бесшумно выросла за моей спиной.
- Нет... То есть да, то есть... - Отругав себя за нерешительность, я мило улыбнулась подоспевшей помощнице. - Найдите мне что-нибудь про Корво Рамбаску и его Ве... Веронику.

баллы

0.5 за за достижение вершины карьеры частного предпринимателя (тут было, проморгала)
0.5 за партнерство (Цыганский вагончик)
=3.75

лишние картинки

 

[Magick]

Третью неделю я засыпаю под «Историю Барнакл Бэй в лицах» и третью неделю вижу кошмары. То Корво с вороньей головой, то Веронику Борацца с моим лицом, то Гарри, убивающего Веронику-меня. Воронья голова каркает, одуряюще пахнет кровью и лилиями. Я просыпаюсь в холодном поту и зажимаю руками рот. Кричать бесполезно. Ночные кошмары криков не боятся, они им питаются.
В начале недели приснилась совсем уж дикость: Корво и Гарри играли в футбол отрубленной головой Вероники. Разумеется, у нее было мое лицо, а ворота украшали белые лилии. В воздухе витал запах крови и цветов — все детали были на своих местах. Бог ночных кошмаров бюрократически последователен и по-женски сентиментален. Цветочки любит, милашка этакий.
*
Футбольное сновидение приключилось со мной неслучайно. Сны — искаженное отражение реальности, а в реальности мы установили за домом ворота. Обормот и приятели успешно ко мне подлизались. Женское сердце непрочно: тает при виде просящих мужских глаз. Которые того и гляди пустят скупую мужскую слезу, если не получат желаемого.
Зачем обормоту ворота — история умалчивает. При мне он не сходил с ума по футболу и даже за «Лам» не болел. Теперь активно сходит в компании пары-тройки приятелей. Взмыленные и обливающиеся потом парни то и дело залетают в дом за стаканчиком холодного лимонада. Футболки либо в руке, либо обвязаны вокруг головы. В общем не там, где им положено находиться. Не скажу, что меня это смущает. Мальчики симпатичные, но и без футболок продолжают оставаться мальчиками, а не коварными соблазнителями.
Всем бы мою безмятежность! Юна безнадежна. До слез смущается при виде гостей. Мальчики вежливы и дружелюбны, и Юна им явно нравится. Пытаются поймать ее взгляд, пытаются познакомиться. Думаю, за лимонадом они не просто так приходят. Когда я предложила налить его в бутылку, застеснялись и не взяли. Они такие милые, эти мальчики. Жаль, Юна не замечает. Смотрит в пол и видит только пол.

дальше

Тем утром за домом тоже играли. Накинув халат, я на подгибающихся ногах потащилась вниз. Футбольный кошмар прочно обосновался на вершине личного хит-парада. Хотелось посмотреть, кому я этим обязана. Может, я поругаюсь на мальчиков и почувствую себя лучше? Затеяли игру, когда не все еще проснулись. Чудовищ, спящих под кроватью, разбудили...
Спасибо интуиции, не подвела. Подвох я почувствовала еще издалека и успела юркнуть в тень. В следующее мгновение вратарь обернулся, раздраженно откидывая липнущие ко лбу волосы. Синие глаза сощурились на солнце и обшарили угол дома, где, не дыша и не шевелясь, стояла я.
Вот пакость! Сердце решило, что оно барабан, и забилось в ритме приветственного марша. В общем, дела мои были плохи. Я была до безумия счастлива видеть предателя и дезертира.
- Ахой, адмирало! - окликнул Флип, спасая меня от неминуемого обнаружения. - Что вы там увидели?
- Скорее услышал и почувствовал. - Рауль, сам того не ведая, подтвердил мою догадку о зверином чутье. - Зрение, кнабо, последним вступает в игру. И последним предупреждает об опасности.
- Вам легко говорить. Я вообще ничего не слышал...
- Не причитай, ты же не девица, - безжалостно оборвал Рауль. - Будешь слушать — услышишь. В детстве у тебя хорошо получалось. Когда Финн искал тебя, чтобы наказать, ты заблаговременно сбегал под юбку к Флоре. Эта чертова материнская любовь столько парней испортила. Как славно, что моя мать не утруждала себя проявлениями заботы и нежности.
Флип вложил в удар всю свою злость. Мяч взвился в воздух, сопровождаемый ошметками земли и травы. Рауль метнулся к углу ворот. Подпрыгнул, дотянулся кончиками пальцев и приземлился уже с мячом. Реакция у него была отменная. Движения — ловкими и чуть ли не танцевальными. Никогда не видела, чтобы люди падали с таким изяществом.
Поднявшись на ноги, Рауль неторопливо собрал с рукава травинки. Проследил траекторию полета мяча, присвистнул и показал Флипу большой палец. Провокация удалась на славу.
- Молодец, кнабо. Правильно приложенная злость застает врасплох и заставляет вспомнить о старых вывихах. Будем считать, ты поставил меня на место.
Рауль потер запястье. Наверное, ему было больно, но по лицу блуждала рассеянная улыбка, а не гримаса боли. Странные воспитательные методы. Странный человек.

Они поменялись местами. Теперь на воротах стоял Флип, а Рауль задумчиво перекатывал мяч под голой пяткой. Обуви на нем не было. Видимо, предпочитал резать ноги травой и бодриться освежающе холодной росой.
- Может, вы расскажете, где пропадали? - потребовал скучающий без дела Флип.
- Может, расскажу, - «адмирало» продолжал витать в неведомых облаках. - Слышал, что Джонни Лай вернулся?
- Об этом только Океана не слышала, - фыркнул Флип, сделав меня героиней новой идиомы. Стоило обидеться, но я и правда не слышала ни о каком Джонни. - Весь город стоит на ушах. Когда Иона сказал, что братец поступает в семинарию, я посмотрел на календарь. Думал, первое апреля!.. Теперь Джонни вернулся и стал приходским священником. Шутка явно затянулась. Какой он к ламе священник? Петерианцы совсем чокнулись, раз доверили ему наш приход. И не говорите мне, что люди меняются.
- Не меняются. Мой второй крестник по-прежнему курит, пьет и посылает неугодных в и на... различные части тела. Петерианский Смотрящий весьма оригинальный и либеральный тип. Даже с женщинами знаться не запрещает. Бедняжки яковиты, должно быть, завидуют.

- Петерианство — чокнутая религия, - буркнул Флип. - Священник должен быть священником, а не коллекцией всевозможных грехов. Он должен пример подавать.
- Ты не поверишь, но подростки в восторге от Джонни. Говорят, что святой отец «отжигает». Я сам едва не обратился в петерианство, побывав на воскресной проповеди.
Рауль не скрывал, что гордится своим «вторым крестником». О, он был коварен! Первый крестник скрежетал зубами. И наверняка не подозревал, что пал жертвой очередного воспитательного эксперимента. Думаю, он назывался «Научись слушать о чужих успехах».
- Ты по-прежнему не рассказал, где пропадал, - напомнил закипающий Флип.
- Плотничал под открытым небом и солнцем, кнабо. Дико романтично! Пилил, гвозди забивал, пальцы все себе занозил. - Белоснежные зубы сверкнули на загорелой пиратской физиономии. - Мы с Джонни мастерили сцену для воскресных душеспасительных концертов. Признаюсь, я насторожился, услышав в трубке его голос. Думал, прозвучит стандартное: «Рауль, меня тут копы загребли...» Чуть в обморок не упал, увидев Джонни в сутане и без наручников. Каких-то три года прошло...
О чем бы Рауль ни говорил, хотелось развесить уши и внимать. Неведомый Джонни сразу стал ближе, чуть ли не родственником. Я бы и дальше слушала о его похождениях, но со стороны дома подкрадывалась Юна. Рауль замолчал и напрягся. «Адмирало» явно не радовало, когда люди покушались на его спину. Неужели кто-то из друзей умудрился вонзить нож между лопаток?

- А-а, мисс Ниу... - Протянул несколько разочарованный Рауль. Кого он там рассчитывал увидеть, за своей спиной? - Вы вроде садовод, а не фотограф. Или у меня настолько фотогеничный затылок, что вы решили изменить помидоркам и взяться за АйФон? Камера там не очень. Я беспокоюсь, что ей не удалось передать красоту моих волос.
Флип хрюкнул. Юна сравнялась по цвету с помидорками. Рауль был величественно спокоен. Приподняв бровь, взирал на Юну и ждал ответа. В этот момент он походил на хищную птицу. Я в очередной раз убедилась, что смех Рауля может быть жестоким, а шутки едкими, как кайенский перец. Таким Рауль представал в глазах недругов. Но зачем отыгрываться на несчастной Юне, которая всего лишь хотела его сфотографировать? Не потому ли, что ее крадущиеся шаги застигли Рауля врасплох и напомнили о чем-то мерзком?
- Простите меня, - неожиданно попросил Рауль, вернув бровь на место и придав лицу нормальное выражение, - я не хотел вас обижать. Вообще-то мне нужно с вами поговорить. Ванг Лу видел того, кто потоптал ваши помидорки. Хотите изловлю соседского мальчишку и привью элементарные понятия о частной собственности? Хотя... Лучше вы прививайте, вы ведь садовод.

Не дожидаясь окончания трогательной сцены, я тихонько прошмыгнула в дом. На вечер был назначен первый концерт Флипа. Не хотелось появиться на нем растрепанной и осунувшейся. Волосам требовался гребень, а лицу — косметика. Бог ночных кошмаров усердно рисовал под моими глазами круги. Домашних попугать нестрашно, но городские сочинят о кругах тысячу и одну легенду. К чему давать лишний повод для сплетен? Все знают: плохо спит тот, кому есть, что скрывать.
В тот день я вспомнила о своей в общем-то женской природе. Целую вечность выбирала наряд, маскировала пресловутые круги, готовилась непонятно к чему. Нетипичное для меня поведение, прямо скажем. К чему бы это? О Рауле я старалась не думать. Он вел себя странно да и вообще... Сначала напал на Юну, потом пожалел, потом помощь предложил. Кризис самоидентификации? Не может определиться, кто он — хищный орел или домашний, с подрезанными крыльями и колечком с цепью на лапе?
Снизу донесся голос Флипа, призывающий поторопиться, если я не хочу пропустить минуты его славы. Я не хотела, но в дверь вошло это, и необходимость торопиться отпала.
Это было Раулем, зеленым и рычащим. Кадавроманжуло, надо же... Снова вспомнилось словечко на эсперанто. Я всегда его вспоминала при виде зеленых красавцев. Угасающий разум отметил, что Рауль по-прежнему хорош. Даже с позеленевшей кожей и запавшими глазами.
С тоской покосившись на лунный календарь, я начала оседать на пол. Сознание помахало ручкой, решив что девица в обмороке может сойти за неживую. Кажется, кадавроманжуло не интересуются неживыми... Где-то внизу голос Флипа объявил, что не может больше ждать и уходит. Потом меня поглотила темнота.

- Оки, очнитесь!.. Согласен, я дурак, но обморок — это чересчур. Я же поговорить хотел. Как с вами такой говорить? Оки, вы меня слышите?
Слышала и хотела убить. Увы, сложно убить того, на ком практически лежишь. Того, кто гладит по лицу дрожащими пальцами и упрашивает очнуться. Кто смотрит умоляющими глазами, ставшими вдруг огромными и невыносимо синими. И это сорокалетний мужчина, которого жизнь протащила через все мыслимые и немыслимые передряги? Напуганный мальчишка, вот он кто. Внезапно мне стало смешно.
- Еще раз так пошутите — не очнусь, - пообещала я, отстраняя его руку, уже не столь зеленую. Часть грима, видимо, осталась у меня на лице. - Я отвернусь и подожду, пока вы не приведете лицо в порядок. Мы не настолько близки, чтобы я видела ваш... испуг.
- Не нужно отворачиваться. Зрелище, конечно, паршивое, но как-нибудь переживете. - Рауль дернул уголком губ. Под слоем грима он был по-прежнему бледен. - Жаль вас разочаровывать, но иногда я боюсь. Иногда не знаю, что делать. Иногда ищу плечи, на которые можно переложить свою ношу. Иногда мне бывает больно, иногда одиноко, иногда хочется пустить пулю в висок. Да много всякого бывает. Я не слишком вас шокирую?
- Слишком! - Я ужом вывернулась из его рук, которые стали нестерпимо ласковыми. - Если бы вы сейчас взяли и разделись, я была бы шокирована в меньшей степени. Душевный стриптиз всегда ставил меня в тупик. Рауль, это... это слишком! Просто слишком! Прекратите, умоляю вас! Иначе я не знаю, что сделаю. Давайте вы наденете обратно свою броню, и мы поговорим о глупостях? Где вы, к примеру, раздобыли грим?
- Нечестно менять тему разговора, когда прозвучало слово «стриптиз», а позади нас расположена кровать. - Рауль, как обычно, искал утешение в шутках. При этом озадаченно смотрел на свои руки, будто выронил нечто важное.

- Режим флирта у вас автоматически включается или требуются кодовые слова? - Забавно, но прежняя скованность исчезла. Теперь и я могла потыкать в Рауля словесной шпагой, не только он в меня. - Ванг говорил, я плохо разбираюсь в людях, но в вас, кажется, разобралась. Когда вы чего-то хотите, вы это делаете. Когда просто болтаете, просто хотите поболтать.
- Туше! - Рауль картинно склонил голову. Вроде как поражение свое признал. - Я заковался в броню, давайте говорить о глупостях. С гримом помогла одна из сестер Флипа. Она в театре подрабатывает.
Я одобрительно кивнула. Ноги тряслись, руки тряслись, голова шла кругом. Было немного обидно, что Рауль вернул «броню» без лишних возражений. Теперь мне остаток вечера наблюдать ироничного мерзавца? Чем он лучше того странного типа, у которого от моего обморока крышу снесло? Тип был трогателен до безобразия. Такой умеет и любить, и заботиться, и доверять. Флору следовало предать анафеме за то, что превратила трогательного типа в ироничного мерзавца. Раньше я думала, что Рауль сломал Флору. Оказывается, это она его сломала.
- Океана, стоп. Теперь мы оказались в зоне моего «слишком». - На лице Рауля проступило плохо скрываемое раздражение. - Мне не нравится выражение вашего лица и направление мыслей. Даже знаю, о чем вы подумали. Стоит мне разоткровенничаться, как у женщин включается жалелка. Это очень мерзкий прибор. Живо выключайте и давайте, наконец, говорить о глупостях. Или сфотографируйте меня для вашей коллекции кадавроманжуло. Сделайте хоть что-нибудь! Меня уже на изнанку выворачивает от всей этой откровенности!

Теперь я его узнавала. Если у Ванга был остров-утопия, то у Рауля — трон, причем узурпированный. Его Императорское Величество мог на время снять корону и притвориться простым смертным. В такие минуты он походил на человека. Настолько походил, что можно было перепутать. Увы, собственная божественная сущность не давала императору покоя. Игры в простого смертного привносили в жизнь Величества остроту, но без короны она — собственно, жизнь — была немила.
Я подождала, пока Рауль не усядется на свой трон. У меня трона не было, разве что диван. Над которым висел портрет Корво Рамбаски. Такого же самопровозглашенного королька, видимо. Бедная Вероника!.. То есть Вероники. Рауль сидел на троне и корчил рожи. Король может быть шутом, шут королем — никогда. Думал, я соберусь фотографировать его зеленую физиономию? Это он зря. Пусть в одиночку наслаждается собственной неотразимостью.
- У вас расстроенный вид. Вы примерили на меня образ профессионального страдальца, и он в очередной раз не подошел? Мне жаль, я не страдалец. Я пытался донести до вас кое-что другое. - Рауль переводил взгляд с меня на своих предков и обратно. - Океана, я не говорил, что со мной будет просто. Не говорил, что стану понятным. Не говорил, что разрешу себя жалеть. Где вы такое услышали и почему теперь обижаетесь?
- Потому что вы меня дразните. Потому что у вас тысяча лиц. Потому что я не знаю, какое из них настоящее.

 

[Magick]

Жизнь наша жестянка, но человечество придумало болота, в которые ее можно бросить. Болот этих с каждым годом все больше. Туристам нужно спускать свои денежки. Туристам нужно танцевать, цеплять девочек и расслабляться. Туристам нужно развивать местную экономику и кормить прожорливый бюджет. Туристам нужны бары, рестораны и ночные клубы. У них ведь отдых, а какой отдых без выпивки и легкомысленных нимфеток а-ля «дядя, мне скоро восемнадцать»?
Испокон веков Аннаны, Голдбирды и Инкбирды правили сферой развлечений. Семья Флипа строит гостиницы, Голдбирды владеют кофейнями и закусочными, Инкбирдам принадлежит «Артерия» и пара клубов поменьше. Чем занимаются Лаи никто сказать не может. Даже наследник империи и по совместительству лучший друг Флипа.
Во время «лимонадных визитов» Барт Инкбирд хвастался перед Юной семейным бизнесом. Иона Лай все больше молчал. То ли не знал, то ли секретничал — кто этих Лаев разберет. Только раз обмолвился, что отец открывает ночной клуб — «Бетономешалку». В этом болоте мы и решили утопить жизнь-жестянку.

дальше

Когда я пишу «мы», то имею ввиду нас с Флипом и приблудившуюся Юну. Поступок с ее стороны неожиданный и отважный. Даже бармен скис, увидев на пороге девицу в кринолинах. После двух дней упорного сопротивления бабушкин комод сдался и подпустил капибару к древним сокровищам.
Флип не растерялся: объяснил, что Юна из ролевиков, только-только вернулась со сходки. Не успела переодеться и окончательно выйти из роли. Все еще мыслит себя баронессой Лай, холодной и неприступной. Просветлев лицом, бармен налил обормоту «за счет заведения». Флип сложил колечком указательный и большой пальцы, я изобразила овации. Жесты бывают красноречивее слов.

«Бетономешалка» оправдывала свое название индустриальным дизайном и разгулом неотштукатуренных стен. По ногам полз искусственный туман, над головой мельтешили неоновые огни, ди-джей скрипел своими пластинками. Мы с Флипом вовсю импровизировали, захватив первенство на танцполе. Барабанные перепонки вибрировали в такт музыке. Вибрировало все вокруг — пол, стены, стаканы на барной стойке. Казалось, что даже стулья со столами подскакивают. Или это я подскакивала от удовольствия? Мир ухал, содрогался и тренькал сотней стаканов.
В «Бетономешалке» мешались руки, ноги и тела. Танец опьянял не хуже того, что тут наливали. Было очень жарко и очень хорошо. Почти как в мои шестнадцать, когда «клёво оторваться» было единственной заботой вечера. Давно это было, сотню жизней назад.
- Кто такая баронесса Лай? - чтобы быть услышанной, приходилось кричать в самое ухо.
- Без понятия! Только что ее придумал!
Флип рассмеялся, и музыка тут же впитала его смех. Вобрала без остатка, как огромное прожорливое чудовище. Темп музыки заметно возрос. Флип энергично тряхнул челкой и тоже ускорился. Я за ними не успевала.
- Срочно на меня подуй, иначе взорвусь от перегрева! - давясь смехом, потребовала я.
Флип подул. Струйка воздуха забавно защекотала щеку, приятная и прохладная. От удовольствия я зажмурилась. Так мы и танцевали: я с закрытыми глазами, а он — с вытянутыми трубочкой губами.

- Вы что, обкурились?!
Разум и здравый смысл заговорили голосом Юны. Причем, так громко, что распугали половину парочек на танцполе. Веселью и беззаботности наступили на горло. Старинным бабушкиным башмаком.
Музыка в одночасье стала тише, стены перестали вибрировать, а стаканы тренькать. Я вытирала с верхней губы капельки пота. Флип печально смотрел в сторону бара, и я прекрасно его понимала. Тоже хотелось напиться. Напиться и не думать, как хорошо было без Юны. Шла бы она к... своим помидоркам! Зачем с нами потащилась? То, что она веселиться не умеет, у капибары на лбу написано.
- Простите, у меня случайно вырвалось. - Теперь Юна занялась самобичеванием, что было ничуть не лучше родительского тона. Какое же нелепое создание! - Но вы дергались под эту глупую музыку, как одержимые! Я за вас испугалась.
- Ладно, забудем, - я сдалась, придавленная весомыми аргументами и заискивающим взглядом, - давайте лучше выпьем. Флип, сможешь развести бармена на бесплатные напитки?
Он кивнул, но с каким-то безрадостным видом.

- Когда пьешь, бокал кажется продолжением твоего носа, - подвыпившая Юна была по-философски наблюдательна. - Ты знаешь, Оки... Я совсем не умею отдыхать... У нас в семье это было не принято...
Вечер превратился в безвкусную жвачку Которую пожевал кто-то один, а затем передал другому. От разговоров по душам меня коробило. Я догадываюсь, что жизнь Юны не сахар, но не хотела об этом слушать. Вот прямо сейчас. Скопом обо всех проблемах.
Чужие проблемы, они ведь как вши. Перекочуют на тебя, и станут уже твоими. Придется сочувствовать, сопереживать, объединяться и бороться. Оголенные души пугают не меньше, чем оголенные провода. Наверное, поэтому меня тянет к закрытым людям. Таким, как Ванг. Помню, я жаловалась на его замкнутость, но каким же благом она была! Ванг не жаловался, не зудел, не боялся и не сбрасывал свою стальную маску, обнажая тонкую душу... Или что у них там под масками?
У Рауля сплошная и незаживающая рана. Такая, что страшно промывать, прижигать и бинтовать. Да и как это сделать? Я не умею ухаживать за ранеными. Мне проще с такими, как Ванг. У которых нет ран или есть, но очень-очень глубоко.

Около четырех мы ушли. Всю дорогу до дома Юна гудела, как здоровенный надоедливый шмель. За рулем нашей неказистой машинки — ржавого динозавра, доставшегося в качестве довеска к дому, — восседал насупившийся Флип. Лето сражалось с осенью и терпело сокрушительное поражение. Градус уныния зашкаливал.
Я мечтала юркнуть в спальню и спрятаться под одеялом, но не тут-то было. Юна подхватила под руку, увлекая в колдовские чертоги. Хотела похвастаться, как обустроилась. Завалив экзамены в колледж, капибара пообещала не висеть на шее мертвым грузом и найти работу. Видимо, нашла. В комнате появилась мебель, хоть и не новая, но вполне приличная. Голые окна стыдливо прикрылись занавесками. Пришло ощущение обжитости и уюта.
Комната носила отпечаток Юниного хобби. Очень явный отпечаток в виде раскиданных по столу корешков, цветных ниточек и засушенных букашек. Книг на непонятном языке, карт таро, охранных талисманов и прочей потусторонщины. Бегло осмотрев шаманскую красоту, я пожала плечами. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось... лишь бы Флипу это не показывало.
- Подруга, да ты ведьма! - развеселилась я.
- Немножечко. Вот моя ба, та настоящая сорчистино. Я только учусь. - Серьезный тон Юны вводил в заблуждение. - Когда я уезжала, ба сделала для меня особую куколку. Если в дом придет злой человек, в куколку нужно воткнуть иголку. Боль прогонит злого человека.
- С ума сойти можно!
Не то чтобы я поверила, но засомневалась. По спине прошел холодок. Я глубоко вздохнула. В ноздри забился назойливый и резкий запах каких-то трав. Поспешно пожелав Юне спокойной ночи, я выбежала на свежий воздух. На небе танцевали звезды, под ногами расстилался ковер из росы. В предрассветных сумерках краснел поднятый флажок почтового ящика.
Этот почерк я узнала бы и через пятьдесят лет. Буквы, которые раздирают бумагу хищными клювами и когтями. Точки, которые припечатывают. Вопросительные знаки, которые требуют ответа, приставив нож к горлу. Ох, Рауль, ну только тебя мне этой ночью не хватало...

***

29-ое сентября 20** года
Дом без адреса
Испуганный пляж у Проклятой скалы​

Приветствую, о дева бегущая!
Надоело ловить вас на пару с судьбой. Я не пьян, не тронулся рассудком и не снюсь вам в дурном сне. Можете смело читать это письмо. Я посадил его на цепь и надел намордник, так что не кусается. В переводе с метафорического это означает: Рауль отправил в мусорную корзину добрый десяток исчёрканных и искалеченных листов. Сделайте комплимент моему терпению. Я прилежно чистил эти строки от колкостей и упреков. И не смейте говорить, что не получилось.
Океана, неужели я стал вам омерзителен? Вы ловко обходите мои капканы, избегаете случайных — клянусь, случайных — встреч и порождаете сомнения в моем захиревающем мозгу. По осени я становлюсь глупым, но настырным. Раз за разом стучусь в закрытую дверь, и вы раз за разом меня наказываете. Лишаете последней радости в жизни — откровенной беседы за бутылочкой красного исцеления. Вы хоть представляете, сколько несказанных слов во мне скопилось? Сколько наблюдений, свежесочиненных каламбуров и книжных цитат? Осознайте же и устыдитесь.

Ужасно глупо, но в моей памяти образовалась прореха. Я не помню, чем закончился тот вечер. Абсурдный лунный вечер, в который мы перешли границы дозволенного и переплыли моря откровенности. Я опомнился утром на шоссе. Где я провел ночь? Сам я ушел или вы меня выгнали? Не уподобился ли я предку, портрет которого вы опрометчиво нарисовали? К счастью, у вас нет барнаклбэйской бабули, которая вырвет кисточку и скажет: «Деточка, Корво нельзя рисовать, иначе диабло затащит в инферо. Посадит к Рамбаске на колени и заставит распевать неприличные пиратские песни.»
В юности я рисовал Корво на заборах. Крестник выцарапывал его на парте. Второй крестник — на дверях полицейского участка в отместку за комендантский час и облавы на подпольные казино. Недавно я увидел Корво на стволе дерева, но это были уже не мы с крестниками.
Теперь предок оказался у вас в спальне. Забавно, что художница Берег приобщилась к бунтарской Корво-культуре. Как смотрите на то, чтобы украсить «грозой южных морей» ратушу? Там все такие серьезные, что буквально нарываются на акт вандализма. Виву ла революцио, миа кара. И да хранят вас Корво, Гай Фокс и Бешеная Гиена, раз уж вы предпочитаете революционеров.
Как видите, я тоскую и по вам, и в самом общем смысле. Чем кормить стремительно хиреющий мозг, как ни знаниями? Мозг без знаний — что пианино без клавиш. Каркас есть, а играть не на чем.
Возможно, вам покажется странной сфера моих изысканий. Я и сам озадачен. Слуги Смотрящего никогда меня не занимали, а тут вдруг вызвали живейший интерес. Мой второй крестник — хитрая бестия в сутане. Я, как вы понимаете, атеист яковитского толка. В прошлом убежденный, ныне колеблющийся и колеблемый бестией в сутане. Таковы исходные данные. Далее я поведаю вам о результатах изысканий.

Обители Смотрящего разнятся не меньше, чем его слуги. В каменных чертогах яковитов царит вечная стужа. Физиономии священников до нелепости похожи на морды горгулий. Я не понял, кто где и с позором ретировался. Зато одежки у яковитов шикарные, с золотым шитьем и камешками. Корейские поп-звезды обзавидовались бы.
Петерианцы ближе к людям. Осенью топят камины и варят глинтвейн. Предшественник моего Джонни был добродушным старым пьяницей. Штопал на крылечке сутану, подкармливал бездомных кошек и не давал умереть от голода молодому Раулю Рамбаске. Бранился отец Томас так, что моряки почтительно замолкали. С Джонни они бы спелись, вернее, спились. Жаль, старик не дожил до приезда преемника.
Религия меняет людей до неузнаваемости. Малыша я опознал исключительно по дурной привычке: в Барнакл Бэй курят очень немногие. У известного мне Джонни были синие волосы, проколотая бровь и рюкзак, полный баллончиков с краской. У неизвестного — наглухо застегнутая сутана, таинственный прищур Моны Лизы и паучьи клерикальные лапки. Вы замечали, какие у священников руки? Я не про белых и святых, а про тех, которые собратья Ришелье по разуму. Пальцы неприлично длинные и тонкие, ладони узкие. Такими лапками удобно сплетать паутину.
Когда Джонни появился на свет, врачи развели руками и объявили, что он не жилец. Среди друзей Лаев не нашлось сумасшедшего, который бы согласился стать крестным обреченного заморыша. Только я. Джонни и правда выглядел жутко. Флип родился пухлым и крикливым, а у этого сквозь кожу просвечивали вены. Я держал на руках тщедушное тельце, боясь прижать к себе слишком сильно и поломать хрупкие косточки. Флора зудела в ухо, что младенец, кажется, перестал дышать. Яковит тарабанил свою патерностер. А по моей спине стекал пот. В общем, крестины проходили в стрессовой обстановке.
Думаю, Джонни выжил исключительно из чувства противоречия. Когда его припирают к стенке — судьба, люди или обстоятельства, — Малыш начинает остервенело сопротивляться, пуская в ход когти, зубы и кулаки. Все его выходки — способ напомнить людям, что он по-прежнему жив. Джонни залезал в дома и расписывал лица спящих неприличными словами; менял местами соседские машины; взламывал странички на Симбуке; правил на свой вкус меню в ресторанах, включая в него «обезьяньи мозги мэра» и прочие деликатесы. В полицейском участке скопилась гора отчетов, посвященных неуемной фантазии моего крестника. Я настолько привык видеть его в «браслетах», что едва не поинтересовался, кто внес залог.

Когда под ногами чавкает осень, небо льет крокодильи слезы, а желанный собеседник не пускает на порог, остается вступить на тернистый путь самопознания. В переводе с метафорического: расспросить сведущих людей, что со мной не так. Джонни я нашел не сразу. Кто бы мог подумать, что его Святейшество вознесется над миром, аки мокрый воробей.
«Выходит, мы не навес над сценой стоили, а насест для тебя, - оказавшись над миром, я поделился с крестником своим озарением. - Чего нахохлившийся такой?»
«Дождь, мать его туча. Осень, отец ее Смотрящий. Сигарета намокла. Прихожане злые, как собаки. Я злой, как собака. Отец Айзек обозвал прелюбодеем, а побить его за это нельзя. Послал яковита на старосимлийском, но тот даже не понял. А ведь хвалился, что знает в совершенстве, гнусный обманщик. - Джонни шутил не просто с серьезным лицом, а с траурным. Высший пилотаж, моя школа. - Чуть язык не стер, объясняя симпатичной девчонке разницу между яковитом и петерианцем, а она оказалась замужем. Могла бы и сразу предупредить. Думала, я ей просто так уровень образованности поднимаю? Подростки нарисовали на углу часовни граффити. Офицер Мёрфи чуть не арестовал меня, по старой памяти. Когда играл в «Варкрафт», согильдийцы спросили, кем я работаю. Ответил, что священником. Спросили, какой у меня левел и даю ли я блесс... А тебе чего нужно, сын мой?»
«Сейчас довыпендриваешься. Незнание старосимлийского меня не остановит. Я и на современном симлише объясню, кто тут сын. - Я сдвинул брови. Джонни в ответ показал язык, на секунду мне померещилось, что он раздвоенный. - Скажи, что петерианцы думают о дожде? Способствует он духовному очищению или чему-то в этом духе?»

«Петерианцы считают дождь... - Джонни одарил меня ухмылкой Моны Лизы. - ...мокрым. В период ливней мой наставник швырялся резиновыми сапогами и орал: «Послушник, тащи рычаг! Будем небо с землей переворачивать, чтобы херувимов тоже затопило!» Мракобес отец Айзек считают дождь происками диабло. Ибо облачко с облачком совокупляется, а в результате образуется тучка. У яковитов все еще глубокое Средневековье... В общем, Рауль, очищение тебе не грозит. Разве что простуда.»
«Печально, но вообще-то я не за этим пришел. Сможешь понять, в чем моя проблема? Почему люди от меня бегут?»
«Запросто. Ты требуешь от них слишком много. Умные сбегают до того, как увидят в твоих глазах неизбежное разочарование. Открыл я твой ларчик?»
«Ты с умным видом поковырялся в замке отмычкой. Универсальной отмычкой, которая ко мне не подходит. - Рауль излучал скепсис на сто миль вокруг. Вы же знаете, как я умею это делать. - От людей я требую не быть дураками и ханжами. И хоть изредка преподносить мне сюрпризы. Это много?»

Умей печенька с предсказаниями улыбаться, она улыбалась бы, как мой крестник, — коварно и многообещающе. На моих глазах Джонни скинул намокшую сутану и устроил под дождем дикарскую пляску. Крестник ловко перепрыгивал с балки на балку и ловил на язык дождевые капли. Я не стал говорить, что он может свалиться и свернуть себе шею, но втайне этого опасался. Все-таки я потратил на Джонни не самые худшие годы своей жизни. Было бы обидно спустить их псу под хвост.
«Судя по твоим бровям, мне удалось преподнести сюрприз. - Джонни осмотрел мою физиономию и остался доволен. - Но я — это я. Мне хотелось что-нибудь вытворить, и я вытворил бы в любом случае. От твоего появления ничего не зависело. Я сам по себе клоун, ты же знаешь. Теперь представь, каково приходится нормальным людям. От которых ты ждешь сюрпризов, а они по природе своей на них не способны. Сбежишь тут от тебя такого...»
«Тебе в семинарии риторику преподавали или сам такой умный? - Я начал подозревать, что за три года мой крестник превратился в разговорчивую версию Ванга Лу. Это пугало. - Флип чтит мои седины, а ты скачешь ламой и споришь. Джонни, я в два раза старше, а говорим мы, как сверстники... В общем, я тобой доволен.»
На этом разговор не закончился, но перетек в стадию беспорядочных воспоминаний. Бесполезных как для меня, так и для вас.
Не стану утверждать, что записал всё слово в слово. Не стану утверждать, что выбрал правильные глаза, чтобы взглянуть на себя со стороны. Ничего не стану утверждать. Мне интересно ваше мнение, и я надеюсь о нем прочесть.
В терпеливом ожидании ответа и чуда
Р.Р.

 

[Magick]

30-ое сентября 20** года
Коттедж «Бусый» (не «Голубой»!)
Улица Соленой пучины, 10​

Здравствуйте, о велеречивый!
Пишет вам дева бегущая, которая вовсе не бегущая, а вдомесидящая. От ваших словесных экивоков у меня мозг скрутился в рогалик. Попытаюсь ответить в том же стиле, но до ваших высот мне далеко. Сделайте скидку на неопытность. В моей семье писем не писали, предпочитая старые добрые слова. Кроме того, у меня нет крестников, с которыми можно попрактиковаться в скручивании булочных изделий. Из чужих мозгов.
Утро, проведенное с вами и отцом Джоном (Джонатаном?), было интригующим. Я развесила уши, вернее, глаза. Почти поверила, что с помощью Джонни вы осуществляли в себе поиск недостатков. Ваш второй крестник представлялся мне эдаким зондом. Беспристрастным и по-врачебному безжалостным.
Потом перечитала письмо и осознала, что меня дурачат. Вы с крестником заранее распределили роли. Молодой человек изображал хирурга, а вы — учебного больного, который советует, где и как надо резать, чтобы добраться до грыжи. Простите, Рауль, но это несерьезно. Раз уж вы сами направляли скальпель, вам было не больно. И вырезал ваш Джонни не грыжу, а какую-нибудь бородавку. Под видом грыжи. Под аккомпанемент драматической музыки и стук дождя. Я давно уразумела, что вы сам себе режиссер.
Вы поступили нечестно, попытавшись меня обмануть, но я прощаю. Вы прекрасны в том виде, в котором существуете, и очень мне нравитесь. Оставьте в покое свои бородавки. Я все равно приплыву к вам руки, не стоит звать на помощь ветер. Просто наберитесь терпения. Оно было и остается лучшим спутником горячих голов.

дальше

Джонни ваш — душка. Я побывала в комиссионке и приобрела книгу с замечательным названием «Артист и политик». Теперь не знаю, кому ее подарить — вам или крестнику под номером два. Номер один в последнее время артист, но совсем не политик. Впрочем, о проделках Флипа я поведаю вам чуть позже.
Вначале проясню ситуацию с «девой бегущей». Я поняла, что вы сетуете не на мою физическую недоступность, а на метафорическую. (В последнюю фразу вкралась проклятая двусмысленность, постарайтесь ее игнорировать.)
Так вот. Моя метафорическая недоступность связана с окончанием лунного вечера. Я помню не больше вашего, но умудрилась проснуться раньше. Что же я увидела, распахнув глаза навстречу новому дню? Ваш профиль на соседней подушке, глубоко спящий и трогательно подрагивающий ресницами.
Не подумайте, что я кинулась вызывать полицию, группу захвата и национальную гвардию. Или названивать на линию психологической поддержки с вопросом: «Я обнаружила в своей постели мужчину. Что мне теперь делать?» Ситуация была абсурдной, но вполне невинной. Вы просто спали, и я просто спала. Эту нехитрую операцию мы могли проделать порознь, но почему-то решили совместно. Думаю, во всем виновата полная луна.

Как вы оказались на шоссе, я объяснить не смогу. Дожидаться вашего пробуждения было выше моих сил. Будете смеяться, но я пошла жарить блинчики: в процессе приготовления пищи есть нечто успокаивающее. Когда вернулась, вас уже след простыл. Даже волоска на память не оставили. Сочинительницы любовных романов вас бы осудили. «Два темных волоска на подушке» — классика жанра, без них никак нельзя.
Рауль, я не в обиде, но мне требуется время, чтобы прийти в себя. В отличие от вас, я не люблю сюрпризы. И, как всякий антифанат, постоянно на них нарываюсь. Мне нравится упорядоченность, но вместо нее я получаю хаос. Нравится самой принимать решения, но окружающие, включая вас, держат меня за марионетку. Опять же никаких обид, просто дайте отдышаться. Я устала быть одеялом, которое каждый перетягивает на себя.
Обещаю, мы скоро поговорим, и вы перестанете страдать. Мне приятно, что лучший рассказчик Барнакл Бэй высоко ценит мои уши, но что в них особенного? Почему вам нужны именно мои уши, а все остальные не годятся? Прямого ответа я не жду, но хотя бы намек. Возможно, мне следует завещать себя антропологическому кружку? С такими-то особенными ушами.

Покончив с неловкостями, вернемся к будничному. Мы зря не пошли на концерт Флипа. Ваша зеленая физиономия никого бы там не смутила. Юна видела в толпе девушку с ирокезом и парня, покрытого татуировками с ног до головы. На рок-концертах подобная публика не редкость: экстравагантность не осуждается, но приветствуется. В следующий раз не отвертитесь.
Подозреваю, что интересней вам со вторым крестником, но первому вы нужней. Джонни, как я поняла, самодостаточен, чего нельзя сказать о Флипе. Джонни из тех цветов, что сами ползут к воде. Над Флипом нужно стоять с лейкой. Вы от этого отлыниваете и черпаете удовольствие в беседах с вашей уменьшенной копией. Это весьма эгоистично, Рауль.
Не станете же вы отрицать, что Джонни на вас похож. Юноша прямолинеен, умышленно груб и любит шокировать, но в остальном вылитый Рауль Рамбаска. Я слышала, Флип зовет Джонни «средоточием пороков». Не считаете, что они из-за вас враждуют? И каждый по-своему привлекает ваше внимание.

Что вообще вы знаете о Лаях? Флип целую вечность дружит с Ионой, но мне перепадали лишь жалкие крупицы информации. Знаю, что Лаи богаты, влиятельны и предпочитают вести затворнический образ жизни. Знаю, что старшего Лая в городе прозвали Китом. Как это будет на эсперанто? Мне говорили, но я плохо расслышала: вряд ли «Полено» (послышалось именно так) подходящее прозвище для большого человека.
Я немного беспокоюсь за Флипа. Городские сплетницы подтверждают: семья Лай всегда была закрытой и тщательно оберегала свои секреты. Это мне сообщили зловещим шепотом и озвучили пару самых ходовых сплетен. Рауль, я и не подозревала, что у вас так много сыновей! Заметьте, что в этот раз я не жираф. До меня все прекрасно дошло.
Про Джонни вы рассказали, а что из себя представляет его брат? Поверьте, я не просто так спрашиваю. Флип прилично заработал на своих концертах, но отнес деньги не в банк, а Ионе Лаю. Утверждает, что у них совместный бизнес. Даже Юна решила, что это не бизнес, а садовая плодожорка: только ест, а прибыли не приносит.

Раз уж речь зашла о Юне, расскажу вам занятную историю. Но сперва поделюсь мнением: я считаю, что Флип и Юна подходят друг другу. Она наивная и романтичная. Он местами вредный, но в целом добродушный. Простите мне столь упрощенное видение вашего крестника. Я верю, что он глубокий и сложный, но суть не в этом.
Суть в том, что у Юны во время концерта открылся третий глаз: ей показалось, что Флип поет для нее одной, а толпы вокруг не существует. Держу пари, такие мысли посещали каждую девочку. Во Флипе спрятана изрядная доля харизмы и залежи обаяния, но раскрывается он нечасто. То ли ленится, то ли приберегает для особого случая.
Тем вечером Флип не ленился и не жадничал. Толпа была зачарована, загипнотизирована и полностью подчинена своему поющему повелителю. Не устояла и Юна. Представляю ее личико, отрешенное, одухотворенное и мечтательное. В тот момент для нее не существовало ничего, кроме музыки. Музыки и Флипа.

Дальше начинается самое интересное. Я расспросила обоих и услышала две похожие версии. За точность цитирования не отвечаю, но и вы не гонялись за Джонни с диктофоном. Назовем это пересказом.
Флип: «Концерт закончился. Я спустился со сцены и попал в окружение фанатично горящих глаз и жадных рук. Жутковато стало. Меня щупали, тянули за одежду и норовили оторвать кусочек. Потом кто-то нашел мою руку и вывел из толпы. Я помню мелькающие лица, сливающиеся голоса и людское месиво, сквозь которое мы продирались. Рука проводника была сильной и надежной. Когда мы оказались позади толпы, я увидел того, кто меня вел. Это была Юна, но какая-то странная. Она стиснула мою голову между ладоней и заставила смотреть себе в глаза. Что-то нашептывала, и я постепенно успокаивался. Потом в ней будто щелкнул переключатель. Юна стала прежней Юной, то есть глупой девчонкой с помидорами. Не знаю, как ей удавалось быть храброй и отчаянной на протяжении целых пяти минут. Но это было круто!»

Юна: «Я хотела поблагодарить Флипа за концерт, но нигде не находила. Потом среди толпы мелькнула красная макушка. Я стала пробираться туда. Меня толкали и хватали за волосы. Люди казались злобными и одержимыми, я не ожидала, что так на них рассержусь... Злость придала сил и прогнала страх. Ненадолго, но этого хватило. Мне не приходилось так себя чувствовать... Всесильной, отважной, способной сражаться и побеждать... Потрясающее, окрыляющее, опьяняющее чувство!.. Жаль, что оно так быстро прошло. Когда я вытащила Флипа из толпы, огонь во мне погас. Я почувствовала себя опустошенной и... очень обычной. Мы не знали, что друг другу сказать, и просто молчали.»
Не это ли самоотверженность? Не то ли это, о чем пишут в книгах? Не доказательство ли для нас, скептиков? Доказательство того, что ради дорого человека можно свернуть горы и перейти реки. Я не верила, что слабый в одночасье может стать сильным, а трусливый храбрым. Ради кого-то, а не ради спасения собственной шкуры. Вы знаете, я умилилась до самой глубины своей черствой души.

А дальше Флип все испортил. У вас, мужчин, есть дурацкая особенность. Завидев робкий лучик света, тут же на него бросаетесь. Через джунгли напролом, с мачете наперевес, исторгая воинственные кличи и угрозы в адрес соперников. Естественно, лучик напрягается и прячется. Или бьет захватчика по глазам — вариант для лучиков посмелее.
Не знаю, какая муха укусила вашего крестника, но он возомнил себя горячим мексиканцем. С сомбреро на голове и всеми вытекающими. В выражениях, достойных Джонни, предложил Юне «пообщаться» в постели. Природная скромность не позволяет привести дословную цитату. Сами сообразите.
Флип рассказывает, у Юны разве что пар из ушей не повалил. Нам с вами смешно, а ей каково? Это мы знаем, что Флип приличный парень, а не извращенец. Наверное, наслушался по друзьям, что «цыпочки млеют от плохих парней». Постарайтесь его разубедить, не мне же с Флипом мужские разговоры разговаривать. Финн — невразумительный отец, и пользы от него никакой. Флора слишком жестокая.
Юну я откачала, но на Флипа она с тех пор смотрит подозрительно. Боюсь, что вашему крестнику ничего не светит. Может, чего смекнете насчет них? Вы же умный, а я отчаялась их примирить.

Знаете, мне вас не хватает. Вы умеете гасить конфликты и разводить боксеров по разным углам ринга. С невозмутимым лицом беретесь за самые гнусные проблемы. Я понимаю, что опыт приходят с годами, но нельзя ли ускорить процесс? Неприятно, когда на тебя смотрят с надеждой, а ты не в курсе, чем им помочь. Хочется спрятаться в домик, как это делает нашкодивший Шалун.
Недавно я присмотрелась к коту и обнаружила, что он не серый, а практически седой. Старичок совсем. Резвость и шкодливость бывают обманчивы. Прямо как у вас...
Рауль, простите! Я вижу, каким ехидным и мерзким выходит мое письмо. Вы свое призвали к порядку, а мне не обойтись без шпилек. Я не такая сильная, как вы, и очень боюсь признаться в собственной слабости. Читайте все хорошее между строк, ладно? Если продеретесь через шипы и колючки, конечно.
С дружеским приветом от особенных ушей
Оки

баллы

1 за исполнение МВЖ (Океана)
=4.75

лишняя картинка

 

[Magick]

Никто не знал, что экскурсия по неизведанным уголкам так плохо закончится. Только Барнакл Бэй, чьи барсучьи норки, складочки и таинственные ложбинки дразнили мое воображение. Неустанно, настойчиво и сладко-сладко. Почти непристойно.
В районе Рыбьего Хвоста я не была ни разу. Осторожные там не селились. Считалось, что место непростое и с характером: не оно должно понравиться жильцу, а жилец ему. Понравишься — строй дом и живи, пока живется. Нет — уматывай, дружок, в большой город.
Легенда прилагалась. Гордый и алчный построил на Хвосте постоялый двор. Трижды ветра срывали с него крышу. Трижды волны вздымались выше скал и обрушивались с небес водопадом. Трижды в бухте между «плавниками» высаживались пираты. На десятый раз строение ушло под воду вместе с куском «плавника», хозяином и постояльцами. История не нова и сомнительна, но Хвост щербат. С этим не поспоришь.

дальше

До знаменитой щербины Рыбьего Хвоста я не добралась. Считается, что в Барнакл Бэй невозможно заблудиться. Дилетанты! Когда за дело берется настоящий профессионал, чистое поле становится лабиринтом. Сейчас мне смешно, но тогда было горько.
Зарядил дождь, смешав стороны света в одно большое нигде. Север ничем не отличался от юга, а запад от востока. На горизонте не было крыш, на дороге людей и машин. Съежившись, я брела вперед, надеясь рано или поздно выйти к обитаемым землям.

Как это водится, я нашла не то, что искала. Не уютный домик, где старый фермер поит чаем и рассказывает о своих внуках. Не гостиницу с горячей водой по четвергам. Даже не забегаловку с липкими столами, дефицитом салфеток и отвратительным кофе. Из мутной дождевой пелены вырос готический великан. Огромный, как грифон. Царственный, как лев. О, злая ирония! Моим спасением стала местная обитель зла — священное логовище яковитов.
Поразительная вещь: в яковитских соборах нет дверей, но гостеприимства это не добавляет. Все такое огромное и подавляющее, что коленки трясутся Требуется огромное мужество, чтобы прийти к яковитам за помощью.
Я бы не пришла, если бы не взгляд, который преследовал всю дорогу. Несколько раз я останавливалась и озиралась по сторонам. За спиной никого не было, но ощущение слежки не проходило. В яковитском саду стало совсем жутко. Повсюду скалились горгульи и щерились голыми ветвями деревья. Страх ошейником сдавил горло, кандалами повис на запястьях. Я зацепилась за ветку, выдрав клок волос. Беспомощно вскрикнула и сдалась. Собрав остатки мужества в кулак, потащилась к яковитам.

Меня хватило на то, чтобы доковылять до середины центрального прохода. Потом ноги подкосились. Я сидела на полу, скрючившись и часто дыша, как загнанный кролик. Все вокруг было чужим, холодным и осуждающим. Таким строгим и правильным, что собственное несовершенство становилось невыносимым. Особенно лужа, натекшая с сапог. Казалось, что единственный глаз Смотрящего смотрит прямиком на нее.
...Я едва его услышала. В книгах пишут про шуршащие одежды. Про гулкие шаги по каменным плитам. Про степенную походку. Литературные яковиты не ходят, но плывут, рассекая грудью волны, как какие-нибудь каравеллы. Все ложь. В реальности шаги приглушает ковер. Одежда мягкая и совсем не шуршит. Яковиту ничто не мешает приблизиться стремительно. И так же стремительно опуститься на одно колено, презрев закон запутывающегося подола.
- Поднимитесь с пола, дитя. - Хорошо поставленным голосом распорядился яковит, одновременно протягивая руку. Перед носом возник перстень с нескромным таким камешком — эквивалентом моих многолетних заработков. - Пол забирает тепло, а вам нужно согреться. Я распоряжусь принести вина.
- М-мне н-не холодно! - Огрызнулась я, стараясь поменьше стучать зубами. - По крайней м-мере н-не так, чтобы принимать помощь от М-мазарини в з-золотых побрякушках!
- Мазарини никуда не уйдет, - яковит улыбнулся одними губами. - Мой долг помогать тем, кто оказался под этими сводами.
- Вы случайно не отец Айзек? - уж не тот ли «мракобес» из письма Рауля?
- Случайно нет.
- В таком случае вы его... - лама разберет этих яковитов, как у них называются старший и младший. - ...подчиненный?
- Я его... - мне показалось, что мужчина спрятал улыбку. - ...начальник.
Переговоры зашли в тупик. Пиявка в бархате твердо стоял на своем: раз я очутилась под его потолком, то мне нужно помогать. Сомневаться в решимости яковита не приходилось. Он говорил, как человек, которого слушают и слушаются. Тихо и вкрадчиво. До меня начал доходить смысл выражения «как с яковитом спорить».
Проигнорировав руку с перстнем, я самостоятельно поднялась на ноги.

Картинка за окном не поменялась — дождь, туман, беспросветное нигде. Вот и все, что ждало меня снаружи. Внутри — белый мрамор, горящие свечи и человек в пурпурном бархате. Я украдкой покосилась на яковита, и мысли тут же загрязнились: как мужчина он был абсолютно совершенен. И совершенно бесполезен. Ни одной женщине не доведется погладить красавчика по мягким кудрям, шутливо поцеловать в чуть вздернутый нос, провести пальцами по божественным скулам и высокому бледному лбу. Как говорила мама, при виде таких мужчин нужно вытереть с подбородка слюни и больше их не пускать.
К огромному счастью всех женщин, яковит не злоупотреблял своей красотой. А источаемого им вселенского холода хватало на заморозку девяноста процентов нескромных мыслей. Оставшиеся десять добивал знак Смотрящего, красующийся по центру груди грозным предупреждением.
У яковита не было возраста. Ему могло быть и тридцать, и тридцать пять и все сорок. Кожа была гладкой, руки холеными, в волосах — ни единого седого волоска. Время — желанный союзник многих, но служит лишь тем, кто способен его обуздать. Этот, по всей видимости, отыскал способ.
- Я все еще не знаю, как к вам обращаться, - я впервые в жизни видела яковита и затруднялась определить его сан.
- Зовите меня отец Энцо. Этого будет достаточно. - Уголки губ приподнялись на пару миллиметров, голова едва заметно склонилась, пальцы сцепились в замок. Кажется, по скупости жестов и мимики Ванг больше не чемпион. - У вас ко мне просьба?
- Отец Энцо, здесь есть телефон?

Через полчаса на пороге возник другой совершенный мужчина. От дождя его волосы превратились из черных в обсидиановые. До неестественности синие глаза зло сверкали. В этом месте южная красота Рауля казалась вызывающей и неуместной. Как лужа от моих сапог. Он буквально влетел во владения отца Энцо, нисколько не скрывая собственного раздражения. У меня упало сердце.
Телефонные переговоры вел яковит. Где-то во внутренних помещениях и очень тихо. Я ни ламы не разобрала и вся испереживалась. Прокляла все на свете, начиная с забытого дома мобильника и заканчивая предательским языком. Который в последнюю минуту сболтнул не то, что было на уме, а то, что на сердце. Я думала позвать Флипа, а позвала Рауля. И вот результат: он пришел, но он злится. Проклятый яковит! Что обо мне наговорил?
- Я тебе сейчас голову оторву!.. - С порога пообещал Рауль. - ...после того, как поговорим. Я потерял твой след годы назад, и тут ты вдруг звонишь... И так ненавязчиво: «Рауль, это Энцо. Ты меня еще помнишь?» Рехнуться можно! Нет, стервец, не надейся, что меня маразм разбил! Я помню всех, кто задолжал мне выпивку... Миа амико, да ты совсем как абажур, весь бархатный и с бахромой! Пурпур и золото, цвета большого яковита... Верно, монсеньор прелат? Или не прелат? Ло, помоги. Мой мозг не считает, что я должен помнить вашу иерархию.
- Ты правильно помнишь, Рауль. Здравствуй, старый друг.
Мемуары, вы уже догадались, что я была ни при чем? Как ярость, так и пришедшая ей на смену неистовая радость предназначались отцу Энцо. На лице «Ло» отразилось нечто схожее и вполне человеческое. Я ждала, что они обнимутся, как это принято у старых друзей, но мужчины просто смотрели друг на друга.
Рауль пристроился на спинке скамьи. Энцо вперил в него прекрасные голубые очи. Синие отвечали не менее въедливым взглядом. Про меня, естественно, забыли. От того, что я подглядывала, стало не по себе. Сцена была очень личной и какой-то... горькой.
- Рауль, я снова видел виноградники Борацци*, - судя по лицу яковита, он был не здесь, а где-то далеко. - Мне поручили приход в Монте Виста, но я не справился. Близость Борацци сводила с ума. Видеть ее наяву еще тяжелее, чем во сне.
*Борацца — родовые владения семьи Борацца близ Монте Виста.

- Не трави душу, Энцо, - попросил Рауль. - Одно время я думал, что свихнусь на почве твоей Борацци. Ты так часто говорил о своих снах и своем чертовом винограде... У меня, знаешь ли, тоже есть свой виноград, и фамильные руины, и сны о том, что я потерял и никогда не верну! Так что тонем мы в одной ло-о... Оооо?
Он хотел сказать «лодке», но я повисла у него на шее, не дав закончить мысль. Рауль не только не высвободился, но обнял так сильно, что лишил возможности дышать. Это было и прекрасно, и безумно. Кажется, мы еще ни разу так отчаянно не обнимались. На глазах у яковитского священника. Даже проверить захотелось, не умер ли отец Энцо от возмущения. Или от зависти.
- Представь нас друг другу, пожалуйста, - яковит не только не умер, но и не потерял дара речи.
- Ууу, закончилась лирика и началась стратегия. Как умно! Подождать меня, чтобы не объяснять самому. - Укорил Рауль. - Ладно, цыплятки, пришел церемониймейстер всея курятника и будет вас знакомить. Ло, это Океана Берег. Океана, это монсеньор Лоренцо — не падайте в обморок — Рамбаска-Борацца. Сбежавший друг, потерянный родич, заложник собственных идеалов, заложник собственной семьи, ну и, гм, просто душевный парень.

- По-моему, он зловещий, этот монсеньор Не-Падайте-В-Обморок. На Корво похож.
Пока я переодевалась в сухое и приходила в себя, Рауль нашел занятие по интересам. Флип самозабвенно скупал мужские игрушки, к которым прилипали мальчишки всех возрастов. Девочки спокойно проходили мимо дартса, а у этих руки чесались что-нибудь куда-нибудь покидать.
- М-м, зловещий? Мы точно наблюдали одного и того же Энцо? - Дротик замер в пальцах, так и не долетев до цели. - Я видел человека, облеченного властью, которая его тяготит, служащего вере, которая его не греет, и мечтающего лишь о том, чтобы его оставили в покое.
- Мы в неравных условиях, - напомнила я, - вы этого человека знаете, я — нет.
- Десять лет не видел. Я знаю, каким он был, знаю его историю. Сегодня я такой же сторонний наблюдатель, как вы. Могу лишь догадываться, что творилось с Энцо в эти годы. - Рауль не был яковитом, но спорить с ним было так же бесполезно. - Интересно, за какие заслуги на Ло свалилась южная прелатура? Я бы взвыл, получив в подчинение три прихода с отцами айзеками.
- То-то он, бедняжечка, тяготится. Перстни золотые носит и мучается...
- Ох, Океана! - Рауль усмехнулся. - Будь вы судьей в загробном мире, все бы жарились на адских углях в одной большой сковородке. Борацца — ювелиры, моя дорогая. Перстень, который носит Энцо, был среди приданого Вероники. Она прибыла в Барнакл Бэй с сундучком, полным лучших творений мастеров Борацца. Потомки растащили большую часть, но кое-что сохранилось в тайнике моего отца. Я решил, что перстень должен вернуться к законному владельцу.

- Законному? Вы говорили, что вас не осталось родственников, кроме матушки и автора стеклянных чудищ — как его? — Гарри что ли...
- Барри, но это со стороны Пателей. - Рауль брезгливо поморщился. - С Рамбасками совсем ерунда. Энцо — сын моей тетки. Адриана Рамбаска гостила в Борацце, где встретила молодого наследника Марко. Вы же понимаете, что шестнадцатилетним дурачкам за каждым столбом мерещится судьба. А Рамбаска-Борацца звучит почти так же круто, как обратное сочетание. А умереть молодыми при загадочных обстоятельствах — вообще классика жанра в наших семьях. Главное не забыть оставить сиротку, которого любящий дядюшка сошлет в семинарию.
- Естественно, яковитскую, чтобы не женился и не озаботился продолжением рода. Естественно, далеко от дома, чтобы не мозолил глаза и не будил сладко спящую совесть. Естественно, ради его же блага. К чему ему Борацца? Борацца достанется собственным детям. А сиротке будут по ночам сниться ее виноградники, о чем он расскажет другому полусиротке. Которого встретит на руинах очередного фамильного гнезда... А спустя годы женщина осудит сиротку за то, что тот носит золотые перстни.
- Рауль, я же не знала, не сердитесь... - в глазах противно защипало, и я поспешила отвернуться.
Он отбросил дротик, подошел и развернул меня к себе. Боялась, жалиться начнет или — еще хуже — сделает то, чему я не смогу сопротивляться. Что-нибудь ласковое. Нет, он просто смотрел, спокойно и внимательно.
- Кто вам внушает эти мысли? Что я сержусь? Я никогда не говорю о личном с теми, на кого сержусь. На вас я вообще ни разу не сердился, так чтобы серьезно и по-настоящему... Поймите, я не умею быть таким, как Ванг или Энцо. Меня выводит из себя любой пустяк. Со временем я научился сдерживаться, но в обществе друзей позволяю себе расслабиться.

В этом он был прав. Нам обоим нужно было расслабиться. Когда Рауль вернулся к своим дротикам, я выскользнула за дверь и отыскала заветную баночку.
Сестра Флипа снабжала гримом всех желающих. Спектакль про зомби не имел успеха, и очень быстро сошел со сцены. Гримеры потихоньку раздавали сгнившие зубы, желтые ногти и успевший снискать популярность зеленый грим. Администрация театра предпочитала не замечать.
Фаун Аннан была не промах. Выслушав рассказ о проделках загримированного крестного, предложила отплатить ему той же монетой. На особый успех я не рассчитывала. Любая идея при вторичном использовании теряет свою свежесть. Но посмеяться можно дважды. Так и вышло. Мои кривляния вкупе с грозным рычанием вернули к жизни кислого и задумчивого Рауля.
- Очаровательно! - Похвалил он. - Стоит вам пройтись по улице, и мода на зеленую кожу не замедлит распространиться. Школьницы уже вас копируют.
- Копируют? Вы серьезно? - Я как-то даже растерялась. - Ах да, вы же специалист по школьницам... Сколько лет было подруге Алисы, той длинноногой?

- Да меня никак предали?! - Рауль сделал страшные глаза. - Скажите, кому нужно укоротить язык, и я это сделаю. Постойте, Оки, вы куда?
Я обернулась и показала ему язык. Зеленый. Подкрашенный хитрой театральной карамелькой. Рауль сделал еще более страшные глаза. Пошел следом, фонтанируя типично раулевскими каламбурами. По поводу моего языка и всего, что попадалось ему на глаза. С ним все было в порядке, я могла не переживать. Сейчас примется болтать о школьницах, своей неадекватной родне и периодически вспоминать о том, какой он коварный соблазнитель. Не знаю, почему, но на душе становилось спокойно и тепло-тепло.
- Что с вами такой зеленой делать? - спросил он, закрывая за нами дверь. - Вы в курсе, что эта дрянь плохо отмывается? Я с неделю ходил пятнистым, как дурная пародия на жирафа.
- И поделом вам. В каких местах у вас обнаружилось больше всего пятен? Мне нужно знать, к чему готовиться.
- Не в тех, про которые вы подумали, - хохотнул Рауль. - Я же не с ног до головы загримировался. А вы?
- Предпочитаю сохранить интригу, - я выдала самую соблазнительную из арсенала своих улыбок. - А что со мной делать... Вы когда-нибудь целовали зеленых женщин?
- М-м, зеленых? - он сделал вид, что задумался. - Нет, не припоминаю.
- Тогда вперед. Вы же любите сюрпризы и новые впечатления.

Шутка стоила мне нервов. Легким ведь не объяснишь, что дышать нужно в обычном режиме, а не в режиме выброшенной на берег рыбы. Сердцу, что победный «там-там-там» неуместен. Губам, что не нужно вытягиваться в трубочку. Потому что целовать будут не их, а зеленую щеку. В общем, я всеми силами старалась стоять спокойно и не хихикать... как школьница.
Рауль, как последний изувер, тянул резину. Выглядел ну очень настороженно для столь невинной шутки. Кажется, до последнего не верил. Ждал подвоха. Думал, я его отпихну и убегу, выкрикивая детскую дразнилку? Вот что значит переблудить со школьницами!.. Серьезные люди отвечают за свои слова. Раз Океана сказала «вперед!», то не сбежит. Хоть и очень хочет.
Прошло сколько-то времени. Наверное, очень мало, но казалось, что очень много. Рауль зашевелился, и я возблагодарила Смотрящего. Глаза он раз десять успел закатить. Не Смотрящий, разумеется, а Рауль. Похмыкать, подвигать бровями и всячески повыказывать свои сомнения. Да не сбегу я, не сбегу!
На всякий случай он сжал мою руку повыше локтя. Забавно. Это был первый и единственный раз, когда Рауль не избегал прямых прикосновений. Тех, что кожа к коже. Глаза закатились в одиннадцатый раз, и, наконец, свершилось. Намеренно или нет, но он промахнулся на пару сантиметров. Поцеловал не в щеку, а в самый краешек губ. Мерзавец.

- Ой какое лицо! - Из туманных далей приплыло до боли знакомое хмыканье. - Если вы с таким покажетесь на людях, все решат, что тут творился сущий разврат, и обяжут меня жениться. Мы ведь этого не хотим?
- Нечего было глаза закатывать! - мне хотелось его убить.
- При чем тут мои глаза?
- При том, что вы их закатили одиннадцать раз. И вот, вот снова... Двенадцатый уже!
Злиться на Рауля было невозможно, а не злиться означало признать, что я от него в восторге. Я выбрала третий вариант — вытолкала за дверь. Не подумайте, мемуары: не я такая сильная, просто он не сопротивлялся. Когда нас разделил порог, Рауль обернулся и окинул меня насмешливым взглядом. На губах у него осталось крошечное пятнышко грима. Эта деталь переполнила чашу моего терпения. Не могла я больше на него смотреть!
Дверь с грохотом захлопнулась, а из-за двери раздался смех. Мерзавец.

баллы

0.25*18 за, кхм, восемнадцать забытых друзей (всего 26)

1 за исполнение МВЖ (Флип)
=10

просто он

 

[Magick]

Есть в этом мире такая штука, как неизбежность. Раньше я в нее не верила. Казалось, стоит сильнее забить крылышками, забарахтать лапками или просто побежать, и ты вырвешься из сужающейся воронки. Потом умерла мама, и началась неизбежность в чистом виде. Даже в том, как мы познакомились с Флипом, было что-то навязчивое.
Она, эта внешняя сила, не хорошая и не плохая. Нейтральная, сказал бы Ванг. Неизбежность просто существует, периодически заряжая нас, как магниты. У тебя, скажем, S, а где-то там существует N. Тебя к нему тянет, сначала слабо, а потом все сильней и сильней. Ваши магнитные поля начинают общаться еще издали. Тут хоть барахтай лапками, хоть не барахтай.
К чему это я? К тому, что в отношениях есть своя неизбежность. Я не про физическое притяжение. В современном мире даже дети знают, какие части тела к каким притягиваются — никаких откровений. Я про то, как весь человек с внешним и внутренним содержимым притягивается к другому человеку.

дальше

Наши с Раулем магнитные поля вовсю общались. Думаю, справедливо отдать ему юг. Нет, я конечно же в курсе, что у магнита есть и то, и другое... Но эта ваша физика разрушает мою стройную теорию. Я никогда не была поклонницей естественных наук и честно сдувала контрольные с Бена. Если помните, мемуары, так звали моего парня. Я и сама едва помню.
Итак, наши поля вовсю общались. Я привыкла бывать с ним на людях. Вернее, не только с ним, а с Флипом и Юной в качестве довеска. Вчетвером мы регулярно ходили в «Бетономешалку». Не смейтесь, мемуары. Рауль лишь поначалу смотрелся там экзотично, как райская птица или диковинный зверь. Освоился он быстро. Сдружился с симпатягой барменом, у которого через день завелось красное вино. В ночном клубе. В очень ночном ночном клубе. Вива Рауль!
Не он подстраивался под «Бетономешалку», а она под него. «Бетономешалке» оставалось смириться с тем, что в ней будут пить вино, а не «Смутную муть». Не «колбаситься под музон», а танцевать. Редко, правда, и не со мной.
Первый раз удача улыбнулась Юне. Та, как обычно, была не в духе и зудела. Мы с Флипом сохраняли безмятежность, как слоны, чью толстую шкуру осаждает мошкара. Но мы — это мы, а Рауль — это Рауль. Не церемонясь, зажал Юне рот и утащил на танцпол, где безжалостно гонял в течение часа.
С тех пор Рауля облюбовали малолетки. Стоило мне уйти танцевать, как к нему подсаживалась какая-нибудь девица, а то и целая компания девиц. Рауль не прогонял. Вальяжно развалившись и потягивая вино, что-то им вещал. Грохот музыки не позволял разобрать ни слова, а когда я возвращалась... Когда возвращалась я, он снимал с себя руки и ноги и чуть ли не пинками выставлял их обладательниц прочь.
Как я поняла, свисающие с шеи гроздья девиц были для Рауля чем-то вроде декораций. Хотелось ли его за это убить? Несомненно.

Зато со мной он пел. В одной из тех приватных караоке-кабинок, где поют либо скромники, либо те, кто пришел не петь. Я до последнего думала, что мы пришли не петь. Даже когда он стал проверять микрофоны. Когда принялся листать список композиций, глубоко и основательно в нем завязнув. Когда предложил подключиться мне. А я все ждала и ждала, что мы будем не петь.
- Чего только нет! - Рауль восхищенно присвистнул. - Даже «Динозаврик жил в пещере...», которая едва не довела меня до детоубийства. Маленький Флип любил «Динозаврика» так сильно, что заставлял петь по сотне раз на дню. Едва я замолкал, как он начинал истошно верещать. Прибегала Флора и задавала мне трепку. В те годы я не питал к крестнику светлых чувств. Особенно когда сипел его песенку из последних сил.
- Привет, меня зовут Рауль. Люблю вешать себе на шею девиц и попутно рассказывать милые детские истории. Я такой один, если вы еще не поняли. - пробормотала я себе под нос.
- Оки, что вы там бормочете? Лучше песню помогите выбрать.

Примерно так и проходили наши вечера. Он сбрасывал с себя девиц, как надоевшие побрякушки. Шел петь со мной караоке. По дороге я клокотала от гнева, желая ему сгинуть в произведениях Кафки. А что, страшная месть, по-моему.
Потом он припоминал какую-нибудь нелепую и одуряюще милую историю. Пел со мной про крокодильчиков и динозавриков. Подражал глупым кривляниям поп-звезд. Выходило изящно и совсем не глупо. Делал вид, что может спеть невпопад, засмотревшись на мои... ну да, глаза. Пропускал свои куплеты, дожидаясь тычка под ребра, от которого никогда не уворачивался. Скалился в полутьме улыбкой. И смеялся, смеялся, смеялся.

Но неизбежность на то и неизбежность, чтобы ее нельзя было избежать. Невозможно до бесконечности петь о динозавриках с человеком, к которому тянет. От которого плющит и размазывает тонким слоем но тарелочке, простите мой французский. Я видела, что и Рауль сопротивляется из последних сил.
Так я думала, когда он предложил уйти из раздела детских песен. Попробовать взрослые. Я сморщила нос, решив, что меня заставят петь о томлениях сердца и корчах разума. Это казалось неудачным решением. Слишком неизобретательной капитуляцией перед лицом неизбежного.
- Споем «Под морем»? - Это был один из тех безальтернативных вопросов, когда Рауль уже все решил, а спрашивает чисто из вежливости. - Слова знаете? Хотя откуда?.. Вы же с севера, а там не поют про море. Ладно, я начну, а вы подхватывайте. Вам должно понравиться.

Под морем лежит его сердце стальное.
Ржавеет и плачет и просит покоя.
Под морем лежат его губы. Безмолвны,
Как ветер и пламя, как горы и волны.

- Рауль, я не понимаю... Мы о каком-то стальном парне поем... Утонувшем терминаторе что ли?..
Знаю, что глупость сказала. Но что мне было думать, когда по монитору поползли эти строчки?
- Океана, мы поем о... - посмотрел, как на жирафа. - ...корабле. Для песен характерно олицетворение.
А то я не знаю! Он бы еще лекцию по литературе прочитал.

Под морем лежат его песни. Не спеты
Устами стальными из пара куплеты.
Под морем лежат его кости. Из тины
Плетут ожерелье в костях тех ундины.

- Чудная песня, - я сделала ударение на «а».
- Мне казалось, она красивая, в смысле чудная, - он торопливо обиделся, переставив ударение на «у».
Торопливо потому, что на экране возник следующий куплет, а петь с обиженным лицом неудобно. По себе знаю.

Под морем лежат его сны. Беспробудны
Глаза, утонувшие в веках латунных.
Под морем лежит его грусть. Им забыты
И солнечный свет, и безумие битвы...

- Ну все, хватит! Хватит меня пытать!..
Я вырвала из его рук микрофон. Он пожал плечами и отключил музыку. Тогда и только тогда я осознала свою ошибку. В обрушившейся на нас тишине я слышала его мысленные «и-и?», «м-м?» и «ну-ка, ну-ка?» Это мешало сосредоточиться. Он смотрел на меня. Я смотрела на стену. Неизбежность засела в суфлерской будке и подстрекала надрывным шепотом: «Целуйцелуйцелуй!»
- Хочу кое-что сделать, - неуверенно начала я, - но вы, пожалуйста, верните бровь на место и не думайте так громко. И, заклинаю, следите за глазами.
- Ох, кара, вы просите о невозможном. Моя мимика чересчур своевольна, чтобы ей повелевать. Приказывать глазам не закатываться, бровям не удивляться, губам не...

Не ухмыляться. Не болтать. Не выпускать на волю скалящиеся зубы.
Я уверенно обозначила свою позицию. Привела аргументы в пользу рационального использования губ. Не обошла стороной и язык. Излагала складно. Мыслила четко, емко и образно. Действовала напористо... Первые десять секунд. Потом Рауль восстановил контроль над ситуацией. Напомнил, кто из нас профессор, а кто лаборант. Кто с кафедры вещает, а кто пробирки моет да за крысами убирает.
Мои тезисы перекочевали в его докторскую диссертацию, став его тезисами. Мои идеи переродились в его идеи. Он претендовал и на исследовательскую новизну, и на самобытность концепции. И на смежные области знания, в которых намеревался открыть пару астероидов, изобрести вечный двигатель и развить теорию интервенции.
В общем, мы целовались. И жадно, и нагло, и безрассудно, и совершенно бесстыже. С Раулем разве можно по-другому? С Раулем разве хочется по-другому? Бесстыжая и бесстыжий, а вместе — бесстыжие... И все равно он отстранился.
- Оки?.. Оки?.. - Рауль даже не сказал, а выдохнул с вопросительной интонацией. Прямо дыхательный виртуоз. - Стоп, Оки. Иначе мне станет очень стыдно перед владельцами этого заведения.
- Лаями, - зачем-то уточнила я.
- Да, Лаями, - он рассеянно согласился, как будто это имело значение, - и всеми замечательными людьми внизу, и Флипом, и Юной, и самим собой. Потому что это невозможно скрыть, как ни пытайся. Когда последние нормальные мысли вытесняются из головы проклятыми желаниями... Ты не можешь думать ни о чем другом. Пытаешься вспомнить, когда в последний раз проводил ночь не один... Это было тьму столетий назад, и теперь каждый нерв как будто оголен. Мне почти больно, когда вы ко мне прикасаетесь... И все так горит, будто я не человек, а чертов фитиль, по которому ползет искра. Почти тошнит от грязных мыслей, которые я заталкиваю обратно в себя, а они все вываливаются... И я, я просто рад, что со мной вы... Что мне не придется извиваться в жаркой постели клятую ночь подряд... Одному или с девицей, от которой мне ничего не нужно, кроме... Черт, Оки, поедем ко мне прямо сейчас?

Он говорил все быстрей, все отрывистей, все сбивчивей. Мимо меня проносился беспорядочный поток его мыслей. Мои мысли были заняты другим — тем, что все пропало. Наверное, в нас с Раулем есть нечто катастрофически несовместимое. Когда я думаю о телах, он думает о душах. Когда тела занимают его, на души переключаюсь я. В тот самый миг мне хотелось всего — и душу, и тело, и чтобы моя теория работала. Ему — только одного из трех. Разочарование было невыносимым. Почувствовала себя изобретателем, чей прибор проработал в течение пяти минут, а потом взорвался, опалив бедолаге волосы и брови.
- Зря я Юну не послушалась! - В такие минуты на ум приходят глупости, и язык с радостью ими делится. - Луна сегодня в козероге, говорила она, а это не сулит ничего хорошего.
- Кто, простите, в ком?
- Ну великолепно! Вас только это и заботит — кто в ком!
- Вы по какому поводу на меня вскидываетесь? Смею вас заверить, что грязные делишки луны и козерога меня не волнуют. Просто поддерживаю беседу. - Он поморщился, бросая нетерпеливый и выразительный взгляд на дверь. - Что вообще происходит? Я тут немного... отвлекся и перестал вас понимать. Вижу, злитесь, но не вижу повода. Мне в какую сторону посмотреть, чтобы его обнаружить? Мне извиниться? Но я не был груб, ведь нет? Что мне вообще сделать?
- Уйти, просто уйти.
- Что-о, опять? - Какой озадаченный у него был вид! И повсюду эти удивленные «о» — в глазах, в голосе, в словах. - Океана, я столько раз уходил, что и не вспомнишь. Может, переименуем День сурка в День Рауля? Или, быть может, мне не стоит уходить, чтобы потом не возвращаться?.. Это, знаете ли, утомительно начинать все сначала.

- На этот раз не придется. - Я была мрачнее тучи. И, как туча, грозила разреветься прямо у него на глазах. Гроза, она ведь сопровождается дождем. - У нас с вами не получается. И никогда не получалось. Ничего похожего на л... Неважно! Только игры. Вы не умеете по-настоящему, да и я не умею с вами. Не существует никакого особого притяжения. Зачем притворяться и мучить друг друга? Я больше не хочу ни во что верить, Ни в вас, ни в нас, ни в себя... Уходите.
- Вот ведь жалость! Я не соответствую вашим скромным требованиям на десяти страницах мелким шрифтом! И вообще ни черта не умею и не чувствую! Это ваша прерогатива быть разочарованной, а моя — разочаровывать. Что же, я к вашим услугам, прекрасная леди. - Он отвесил издевательский поклон. - Приходите, когда люди начнут казаться милыми, а мир прекрасным. Приходите в мой зоопарк посмотреть на зверя в клетке. «Бездушная скотина, развратник и просто чудовище. Кормить сердцами юных дев.» - такую табличку мне нужно повесить.
- Рауль...
- Прощайте!
Он стремительно развернулся. Настолько стремительно, что взметнулись полы рубашки, а волосы хлестнули меня по щеке. Таким я его не видела. Потемневшие от ярости глаза и раздувающиеся ноздри. Напряженно изломанные брови. Совсем как у трагического клоуна. Агонически бьющаяся жилка на виске. Слова, которые хуже пощечин. Так неистово их выплевывают лишь тот, кому очень больно и очень плохо. А больно и плохо ему сделала я. Вот черт!
- Рауль! Рауль!
Не было никакого Рауля.

Помню, я бежала по ступенькам вниз, выкрикивая его имя. Предвкушая, как брошусь на шею и попрошу прощения, но не словами. Рауль бы обязательно его принял и тоже не словами. И я бы еще долго извинялась, а он принимал извинения. Не словами.
Моего появления никто не ждал. Юна и Флип в ужасе отскочили друг от друга. Синхронно покраснели. Синхронно попрятали глаза. Ну прямо олимпийский дуэт по стеснению!
- А... О... Оки, ты так неожиданно... - Пробормотал Флип, рассматривая не то свои шнурки, не то прелести Юны, маячившие в вырезе платья. - Мы тут... мы тут...
- Вижу, что вы тут, - нетерпеливо оборвала я. - Рауль где?
- Только что ушел с Джей... - Юна запнулась. Держу пари, ей наступил на ногу Флип. - ...ком и Баззом.
- У «Джейка» и «Базза» были короткие юбки?
- Д-да... Ой, то есть нет! Я оговорилась! Они были мужчинами и в брюках! - Бедная Юна совсем не умела врать. - Ты только не подумай плохого. Вдруг у них, ну, дела были? Адмирал влетел сюда, как ураган. Может, ему плохо стало? Джейн и Бет его... поддерживали.
В общем, Рауль ушел из «Бетономешалки» в обнимку с двумя девицами.

Дальше была осень. Ну, знаете, такая с опавшими листьями и без единого синеглазого мужчины на горизонте. С дождями от утра до утра. С зябнущими конечностями, которые никак не хотят согреваться. С выстывшей постелью, забираться в которую равносильно пытке: простынь — как сотни холодных рук. С жалостливым и оттого ненавистным: «Мне без тебя так холодно!»
По утрам Флип и Юна сгребали опавшие листья. Зевая и вяло переругиваясь между собой. Флип сердился на неискушенную во лжи Юну. Как будто она могла спасти наши с Раулем даже не отношения.
Нужно вмешаться, пока они не пошли друг на друга с граблями. Но где взять силы? У меня все такое тяжелое — свинцовые руки и ноги.

Неужели мне одной так холодно? Юна выскакивает на улицу в одном свитерке. У нее столько дел. Подоспел первый урожай яблок. Молодою яблоньку атакуют сорняки. На шляпках грибов непонятные пятна — нужно разобраться. О сливу кто-то бессовестно точит когти.
У меня, впрочем, дел не меньше — понаблюдать за мухой на стекле, вырастить в забытой кружке плесень, пересчитать трещинки на потолке. Как видите, я очень занята.

Самая долгая и изнуряющая осень в моей жизни. Не представляю, почему некоторым нравится. Для Флипа чем мрачнее, тем лучше. В жаркие дни он не очень-то счастлив, зато в пасмурные неподобающе оживлен. Будто всеобщее уныние придает ему сил.
Телебашню едва видно за сивыми клоками тумана? Великолепно. Ветер, улюлюкая, гоняется за вчерашним днем? Прекрасно. Газон мечтает заболотиться и обзавестись квакушками? Еще лучше. Потолок набух сразу в нескольких местах? Оки-тащи-тазик, сейчас начнется самое веселье!
Хоть бы постеснялся. Приличные люди хандрят и впадают в спячку, а этот по лужам скачет. Наверное, в прошлой жизни он был щенком. Мне навязчиво мерещится виляющий хвостик.

Дружки у него такие же. Краем уха я слышала слово «вечеринка». Нашли время развлекаться. Под свинцовым небом в домах, которые по самые окна барахтаются в мокряди. Осталось развесить флажки и связки разноцветных шариков. Яркое на тусклом — удачное сочетание. Когда-то и мне оно нравилось, но не теперь.
Флип сказал, они собрались отмечать День города. Хватило у райданто ума выйти из моря в такую погоду! Не могли до лета подождать?

Еще одна странность: в Барнакл Бэй не отмечают Хэллоуин, но День города изумительно на него похож. Как брат-близнец, отрицающий свою... близнецовость. Те же тыквы, те же свечи, те же жутковатые детишки на пороге. Я сразу предупредила, что дверь никому не открою и конфет не дам. Буду сидеть в пустом и темном доме, как распоследняя бука.
- Ты точно не хочешь пойти? - Флип сосредоточенно проковыривал в тыкве глаза и рот. - Еще неделя до вечеринки, успеешь передумать. Мы решили у Ионы отпраздновать, чтобы все влезли. Столько народу позвали, у-у-у! Его старик как раз из города смотается, и дом будет наш на всю ночь. Ты ни разу не была на Макуло-Инсуло, почему не хочешь посмотреть?
- Меня не вдохновляют ни Лаи, ни ваша вечеринка, - я зябко передернула плечами. - Понятия не имею, что такое Макуло-Инсуло. Зачем мне его видеть?
- Ты даже не пытаешься! Нельзя быть такой равнодушной, как будто ты — это не ты, а бессмысленная ледышка! - Флип сердито тряхнул челкой. - Макуло-Инсуло — это Пятно-Остров, и на нем живут Лаи. Его стоит, стоит посмотреть, безнадежное ты создание!
- Ладно тебе, оратор, - я примирительно потрепала обормота по волосам. - Ты лучше поведай, что слушаешь. Мне только показалось или в наушнике звучит «дебет-кредит-бухгалтерия»?

- Есть тут одна мысль...
Весь день Флип юлил и изворачивался, но к вечеру не выдержал. Мне почти не пришлось на него давить. Когда обормот хочет в чем-то сознаться, то делает это без посторонней помощи. Главное невзначай на него посматривать, напоминая, что ты тут и готов слушать.
От «мысли» настолько явно веяло Лаями, что не пришлось гадать и принюхиваться. Когда на пороге появляется Иона, я чувствую запах денег. Это не то чтобы гадко, но парни с акульей хваткой меня настораживают. Кто знает, что они выберут — людей или деньги. И еще они постоянно считают. Сколько ты тратишь, сколько они сами тратят, сколько можно заработать, где урвать подешевле и продать подороже. Бррр! Калькуляторы ходячие.
- На Хвосте есть бар, «Колючка» называется. Раньше в него ходили, но теперь «Колючка» днями стоит пустой. Разваливается, зарастает сорняками и всякое такое. Иона говорит, бар можно купить за бесценок. Влить чуточку денег, организовать хорошую рекламу, договориться с хозяином «Морских копченостей» о поставках пива... Все знают, что оно лучшее в городе. У Ионы целый бизнес-план придуман! - Вдохновенно вещал Флип. - Мы все можем делать сами. Сэмми из «Бетономешалки» показал мне, как смешивать коктейли. Плюс я почитал кое-что в интернете и послушал аудио-уроки по бухучету... Оки, это на самом деле несложно! У нас все получится! Только...
- Деньги нужны. «Бесценки» в наше время дорогие... Но неужели папа Лай не дает золотому мальчику на карманные расходы? - Съехидничала я. - Брат-священник, я так понимаю, благословит ваше предприятие? Первым посетителем будет сам Смотрящий?
- Какая же ты злая! Джонни тут вообще ни при чем. Я с ним даже не виделся! Терпеть его не могу! - Возмутился Флип. - Поговори с Ионой, если не веришь в то, что мы справимся!..
- И поговорю, - вдруг решила я, - завтра же. Заодно погляжу на твой Пятно-Остров.
- Такой ты мне нравишься гораздо больше, прямо ожива... Ай?.. - На макушку Флипа шлепнулась здоровенная капля. - Оки-тащи-тазик!

 

[Magick]

Приплыли, мемуары. Лежу с чужим человеком в чужой постели в чужом доме на чужой земле. Наблюдаю, как в его темных глазах резвятся медовые безуминки. Наблюдаю за пальцами, подносящими сигарету ко рту. Наблюдаю за ртом, выпускающим спирали дыма. И он тоже за мной наблюдает, парень с медовыми безуминками в глазах. Почему медовыми? Сама толком не знаю.
- Как насчет небольшого «inter ludus»? - спрашивает мой новый приятель. - Нужно связать то, что у нас было, с тем, что будет. Разговор сойдет. Ползи ко мне, клади голову на плечо и давай говорить.
- А с чего ты взял, что будет?
Эта его манера нисколько не раздражает. Скорее, забавляет. Он вообще забавный, поэтому я с ним. Думаю, его все находят забавным и достаточно спятившим, чтобы не воспринимать всерьез. Хотя на деле он ничуть не спятивший. Просто эксцентрик до мозга костей. Просто лицедей и просто играет на публику. Очень высокого о себе мнения. Как будто земля вертится у него на пальце. Очевидно, что на среднем.
- Святые помидоры, ну что за глупости? Мне этого хочется, тебе этого хочется. Значит будет. - Он лукаво прищуривается. - Какой смысл бороться со своими желаниями? Зачем запрещать себе то, что приносит удовольствие и не приносит вреда? Можешь назвать хоть одну причину? Я же не лезу к тебе в душу. Не прошу западать на меня на веки вечные. Так, на недельку, на месяц. Пока я не надоем тебе, а ты не надоешь мне. Уговор, Оки? Сворачиваем полемику. Это расточительство ресурсов, твоих и моих. Давай просто наслаждаться друг другом.

дальше

- Ты когда-нибудь иссякаешь или у тебя бездонные амбары красноречия? Погреба остроумия, кладовые всевозможных талантов... Ты как жвачка, приставшая к подошве моего ботинка! Я просто шла мимо. За что, спрашивается? - Я перебираю аргументы, но возразить абсолютно нечего. Сладкоголосый изворотливый паук! Надо же, а с виду такой невзрачный и совсем не опасный. - Ты же катастрофа, а не парень! Постоянно в чем-то убеждаешь, что-то доказываешь. А как же священное право на личное мнение?
- Ой ли? Наивная такая или прикидываешься? - Когда он сомневается, приподнимает не брови, а верхнюю губу. - На могиле твоего священного права пляшут политики, рекламщики и другие проворные ребята. Давно уже пляшут. Гораздо дольше, чем живем ты или я. Источник твоего мнения не расположен внутри тебя. Он за пределами тебя, смекаешь? Где-то там прошел шепоток, что нельзя спать с парнем, которого знаешь... хм-м, сколько же? - Он высвобождает руку и смотрит на запястье, где скромно болтается изделие швейцарских кудесников. - …ага, часов десять. Почему, собственно, нельзя?
- Потому что это неправильно с точки зрения...
- …старых ворчливых пней, у которых ниже пояса все поросло мхом? О, безусловно их мнение достойно того, чтобы прислушиваться. Слушай их, не слушай меня.
- Все равно это было плохо. Что мы тут вытворяли... - Бормочу я и отворачиваюсь. К опрокинутому светильнику, к раскиданной по полу одежде. - То есть, это было хорошо, даже слишком хорошо... Чересчур хорошо и потому плохо.
- Да чтоб меня канализационный трилобит сожрал, если я снова свяжусь с такой занудливой девицей! Ну же, посмотри на меня. - Его пальцы нашаривают мой подбородок и разворачивают обратно. - Хорошо было или плохо, а?
- Хорошо, мерзкий маленький зазнайка! Можно подумать тебе до меня этого не говорили. Говорили же? - Я тыкаю его пальцем в грудь и смеюсь. Он тоже смеется. - Ладно-ладно, потешу твое самолюбие, мне ведь не жалко... Ты охмуряешь девушек так же легко и непринужденно, как дышишь или ходишь. В этой жизни я не встречала таких постельных трюкачей. Годы практики и длинный список соблазненных одноклассниц?
- Ни-а, теории, - он протяжно вздыхает, словно готовится выдать свой самый страшный секрет. - Мне всегда нравилась анатомия. Хотел докопаться до того, как всё работает. Треклятое волшебство чародейских мышц, узоры из вен, лабиринты на подушечках пальцев... Я был ребенком, и у меня чесался мозг. Потом я вырос. Зачесались другие места. Тогда и совместил теорию с практикой.

Такой вот затейник. Теперь самое сложное — рассказать, как я оказалась в его постели. В его комнате в его доме и на его земле.

***​

Нет существа сентиментальнее пирата. Кто носит на шее ухо любимого врага? Кто вздыхает по нечаянно замученной пленнице? Чьи трюмы ломятся от памятных сувениров?
Корво Рамбаска был образцовым пиратом. Основательно пограбив заморские земли, убрался восвояси с полными трюмами чужого добра. Среди трофеев по недосмотру затесалась затейливая зверушка — мальчик с кожей желтой, как луна. Человеческой пищи дикарёнок чурался. Точно птица, клевал зерна, стреляя по сторонам свирепыми раскосыми глазками. Людского языка не понимал и лишь гавкал на зверином своем наречии. Таков был новый капитанский питомец, прозванный Лаем.
На укрощение пленника ушли не дни и не месяцы, а годы. Но настал день, когда мальчик, тогда уже юноша, признал хозяина. Корво велел снять цепи.
Полузверь-получеловек верно служил своему господину. Корво слыл заговоренным, однако Лай не раз вставал между ним и смертью. Противоречие? Противоречие. Легенды редко бывают логичными, вы же знаете.
Лай проявил себя преданным слугой и в награду за повиновение получил — да, мемуары, вы правильно поняли — Пятно-Остров.

Этой легенде я верю. Стоило приблизиться к мосту, как мир наводнился призраками. Нехорошее было чувство. Словно я продиралась сквозь пласты времени. Так бывает в местах, у которых много прошлого, мало настоящего и еще меньше будущего. Говорят, мост построили лишь в этом веке, а раньше хозяева плавали на лодке. Говорят, Пятно пульсирует, то сжимаясь, то увеличиваясь в размерах. Как огромный чернильный мускул.
На секунду мне показалось, что никакого моста нет. Что переднее колесо моего мотоцикла зависнет в пустоте, а потом ухнет в эту самую пустоту. Ровно четыре удара сердца, самых страшных в моей барнаклбэйской жизни. Потом мост появился.

То еще место. Оказываешься посреди кляксы, которая разлита посреди моря. Одновременно в «тогда» и «сейчас». Чувствуешь, как холод пронизывает до костей. Воображаешь, что это не ветер, а дыхание навсегда ушедших Лаев. Да, Флип, на остров стоит посмотреть. Но если смотреть слишком долго, начнешь сходить с ума.
На Макуло-Инсуло я появилась ранним утром. Надеялась застать Иону до того, как тот отбудет в город по своим таинственным делам. Флип предупредил, что днем и вечером приятель неуловим, как последнее зернышко риса. Что же, мне нетрудно встать пораньше.
Машины были на парковке, что я приняла за обнадеживающий знак: вряд ли Иона покидает остров на своих двоих. Но вот что странно — во дворе меня никто не встречал. Хоть бы занавеска на окне шелохнулась! Неужели Лаям нет дела до людей, разгуливающих по острову? Я не заметила ни камер, ни ограждения, ни сигнализации. То есть вообще никакой защиты от непрошеных гостей.
Пятиминутное терзание звонка не дало результатов. Когда я надавила на ручку, дверь наивно и по-простецки распахнулась. Мне подумалось, что Лаи могли вымереть. По-тихому так, никого не предупредив. Мамонты ведь тоже не предупреждали...

Дом производил экстравагантное впечатление. Подчеркнуто современный снаружи, внутри он походил на лавку старьевщика. Куда овдовевшие тетушки тащат аристократических деревянных инвалидов. Царство жука-древоточца во всем его величии!
Я продолжала осмотр из чистого упрямства. Раз дом не стесняется незнакомцев и не выпячивает грудь с табличкой «частная собственность», значит его можно осматривать. Так я рассуждала, заглядывая поочередно в каждую из комнат. Третья по счету на втором этаже оказалась чуть менее необитаема.
- Иона-вот-ты-где! - я с облегчением окликнула ссутулившуюся спину.
- Йон, - поправил юноша, не отрываясь от своего занятия.
- Такая существенная разница? - он меня не видел, но я все равно вздернула брови — привычка.
- Несущественная, не парься. Мы всего-то разные люди. - Будничным тоном сообщил Йон. - Фишка в том, что отец претендует на кубок худшего отца Барнакл Бэй. В год моего рождения он едва не сорвал гран-при. Продул типу, назвавшему сына в честь любимой тачки.
Нет, меня не разыгрывали. Иона занимал не так мало пространства. Его плечи не были такими узкими и сутулыми. Прическа такой небрежной. Голос таким приятно низким и хрипловатым. Да и язык у него был подвешен значительно хуже. Следовало признать, что братья Лай размножались в геометрической прогрессии.
- Надеюсь, парня не назвали Колымагой или Замарашкой, - я поняла, что ему чихать на мои извинения, поэтому сделала лучшее из того, что оставалось, — пошутила.
- Да ты прикалываешься? Кто в здравом уме назовет ребенка Колымагой? Парня зовут... - Он сделал крошечную паузу, не дав мне толком подготовиться. - ...Покой.
- Мхм...уффф... Бо-о-оги...
- ...не помогут. Даже они бессильны против идиотов.

Он так и не обернулся. Позже я узнала, что Йон не бросает одного дела ради другого. К примеру, он не бросит чтение ради обнимашек на диване. Нет, он конечно же отшвырнет книгу, когда станет слишком жарко, но до тех пор будет совмещать приятное с... приятным. Лаи берут всё, что дают. И ни от чего не отказываются. Это их жизненная позиция.
- Получается, вас трое, братьев Лай? - на всякий случай уточнила я. Вдруг нарвусь на какого-нибудь Ио и приму за Иону или Йона.
- Трое? - он отчего-то засомневался. - Кто у нас третий?
- Джонни, разве нет? Но тебе виднее...
- Точно, Джонни. Все время о нем забываю. Мы редко видимся.
В его тоне мне померещилось нечто не совсем серьезное. Будто он пошутил над тем, чего я не знала. Заинтригованная, я сделала полшажочка вперед. С нового места я могла рассмотреть не только его затылок, но и профиль. Голос, спешу заметить, был выразительнее. Лицо оказалось неприметным и почти некрасивым. Йон так сосредоточенно закусил нижнюю губу, что из нее шла кровь. В общем, внешность была не главным его козырем. И не главной заботой.
- У тебя кровь на губе, - подсказала я. - Поведай мне, чей компьютер ты пытаешься взломать. Ни за что не поверю, что это твоя комната.
- Вот я зараза! Сам себя укусил. Почти что уроборос. - Он рассеянно облизал нижнюю губу. - Я мог бы убедить тебя в обратном. Потом разубедить и снова убедить. Круга на три меня бы хватило. Да только мне это не интересно. Я взламываю компьютер горничной. Хочу знать, кому она сливает информацию о моем отце.
- Вот как. И что будешь делать, когда узнаешь?
- Разве не очевидно? Я буду знать. - Он задрал голову и наконец-таки посмотрел на меня. - Око Смотрящего, да ты хорошенькая! Напомни, что тебе нужно от моего брата? Может, я пригожусь?
Я поняла, что он пригодится, и начала рассказывать про «Колючку».

К тому времени мой интерес подогрелся до нужного градуса. Йон схватывал на лету и понимал гораздо больше, чем я хотела сказать. Мне было не по себе от того, что он понимает так много. Слушает со спокойной уверенностью человека, знающего всё на свете. Конечно, это было неправдой, но я верила. Он заставлял поверить.
Мы договорились осмотреть «Колючку». Убедиться в крепости стен и крыши, компетентности бармена, небезнадежности нашего предприятия. Меня, однако, не покидало чувство, что мы договаривались о свидании. Йон был таинственным, как — и откуда взялось это выражение? — печенька с предсказаниями. На всякий случай я захватила с собой платье.
«Колючка» располагалась на одном из «плавников» Хвоста. На закате она производила наиболее нужное впечатление. Диковатая, романтично обшарпанная, с басовитым водопадом на заднем плане. Йон верно подгадал время, и вряд ли это было совпадением. Он не только понимал больше, чем надо, но и знал больше, чем говорил.
Внутри было спокойно. Именно так и никак иначе. Пахло старым деревом, английским завтраком и немного элем. Задушевно так пахло. И барменша была правильная. Таким местом может заправлять лишь старая ворчливая медведица. Именно так и никак иначе.

Йон не спешил появляться. Я заняла столик, полюбовалась закатом, полистала прошлогоднюю газету. Соблазнилась на стаканчик домашнего сидра с палочкой ароматной корицы.
- Душа моя, тебе еще налить? - Барменша говорила густым басом. Кроме нее и меня, в «Колючке» не было ни души. - Задерживается твой мальчик, но ты не вешай носа. Посмотри-ка на себя в зеркальце. К таким мальчики приходят, не забывают.
- Верю, что он до меня дойдет, - я улыбнулась и подставила стакан. - С удовольствием выслушаю басенку о том, почему мальчик опоздал. Вы не в курсе, как у него с фантазией? Наверное, всех в этом городе знаете... Мальчика зовут Йон Лай.
- Ох девочка, выискала ты на свою голову! - женщина неодобрительно покачала головой. - В этом городе полно хороших мальчиков... Они не ловят рыбку в мутной воде, как твой. Плута этого я с пеленок знаю. Шальной он, как ветроворот!
- Да не мой он. А если станет моим, что с того? - Я пожала плечами. - У вас тут есть, где переодеться?
Ничего не ответив, она кивнула в сторону лестницы. С платьем на плече я гордо прошествовала в указанном направлении. Думаете, ее слова заставили меня притормозить? Как бы не так! О лучшей рекламе Йон мечтать не мог.

Меня разбудили голоса. Знаете, как это бывает? Закрываешь глаза на минуту, а просыпаешься через час. Все смеются над твоим осовелым видом. А ты не можешь понять, как такое произошло. Чувствуешь себя крайне неловко, вертишь головой по сторонам, мучительно шевелишь мозговыми шестеренками... Приятного мало.
- Говорят, ты сегодня герой, Джонни Лай, - своим неподражаемым басом прогудела барменша. - Ребенка посиневшего спас. Вишенкой тот, говорят, подавился. А ты ему горло разрезал и трубочку от кока-колы вставил. Правду говорят?
- Трахеотомия, Белинда Пули. У врачей это так называется. - В голосе Лая не было ни тени самодовольства. Лишь усталость и обреченность супермена, в очередной раз спасшего мир. - Ты мне лучше выпить налей. Руки до сих пор трясутся. Никто, надеюсь, не заметил. Я ведь не совсем понимал, что делаю. В книжках читал, в фильмах видел. Сам никогда не делал.
До меня дошли четыре вещи. Вещь первая — братьев Лай двое. Вещь вторая — я отправилась на свидание со священником. Вещь третья — я отправилась на свидание с крестником Рауля. Вещь четвертая — я отправилась на свидание с ровесником Флипа. Йон был Джонни. Джонни был Йоном. Бежать бы мне со всех ног, запираться на все замки и сидеть взаперти ближайшую сотню лет... Думаете, побежала? Как бы не так!
Намеков было предостаточно, теперь я это вижу. Вы, я думаю, угадали с первой же строчки. Но у меня не было строчек. Не было осмысленного впечатления об этом человеке. Не было письма Рауля под рукой. Только опьянение и переизбыток чужого обаяния в организме... Как я могла думать о его имени? А ведь так просто и изящно! Чуть изменить звучание, и уже не спутаешь с братом.

 

[Magick]

- Пить-то тебе можно, отец Йон? Смотрящий не прогневается? - Белинда продолжала болтать с Джонни, не замечая, что я проснулась.
- Ты путаешь моего Смотрящего со своим. - Возразил Джонни. - Твой любит поджаривать провинившиеся задницы. Мой прощает слугам своим малые их пороки, ибо знает, что запрет ведет к искушению, искушение к бессилию, а бессилие к злобе. Очень вредно отрекаться от своих потребностей. Ты посмотри на яковитов. Все мертвые, как один. В чем смысл их веры, Белинда? В том, чтобы убивать себя изнутри?
- В чем надо, в том и смысл! Ты мне тут не проповедуй, не у себя в церкви! - Судя по грохоту, Белинда пришла в неистовство. - А то живо без выпивки останешься и почешешь до ближайшего бара. Забиякам в «Колючке» не наливают! Приличный священник не осуждает чужую веру.
- Я не забияка, нет. Больше нет. Я так запарился быть изгоем и неудачником, ты бы знала!.. Старичьё мечтает, чтобы мне на башку свалился метеорит и пришиб. Шериф мечтает украсить кабинет моим скальпом. Все остальные мечтают, чтобы я никогда не рождался. - Что делать с большой разъяренной медведицей? Правильно, нужно ее разжалобить. - Нет, я не осуждаю, я просто не понимаю. Объясни мне, а?
- Ну хорош актерствовать, несчастненький. Тебе с отцом Энцо нужно поговорить. Видел бы ты его, Джонни. Стыдно бы стало! Не пускает слюни на женщин, как некоторые...

дальше

- Ууу, содомит проклятущий! - Джонни скопировал говор Белинды, придав шутке дополнительную пикантность. - Не смотри на меня так грозно. Я шел от противного. Ладно, сойдемся на том, что он член клуба «Помоги себе сам». - Тут я не выдержала и фыркнула. Он обернулся. - А-а, вот и моя потребность проснулась. Прости, Белинда, после доспорим.
- Ты обманул меня, - с видом оскорбленного достоинства я поднялась ему навстречу. - Редко видишься сам с собой, да? Ты осознаешь, сколько причин у меня для того, чтобы уйти?
- Скорми их корове.
- Что?..
- Я сказал, скорми их корове, свои причины. Почему ты смотришь так настороженно? Что во мне тебе непонятно? Я же просто одинокий дурак. Если ты уйдешь, здесь станет очень тихо. Что я буду делать со всей этой тишиной? - Джонни шагнул вперед, завладевая одновременно моими руками, глазами и ушами. Нет, правда, он был великолепен. Очень харизматичный парень. - Видишь, во что я одет? Я так несся к тебе, что схватил первое попавшееся. Я не обманывал, когда сказал, что редко вижу Джонни. У меня нет времени на зеркала.
- Спасаешь мир, души и застрявших на дереве котов, я понимаю. Скажи, Джонни, чего ты от меня добиваешься? В постель хочешь затащить? Может, лучше дружить будем?
- Разумеется, я хочу затащить тебя в постель, - он с энтузиазмом заглотил крючок, не сделав ни единой попытки отвертеться, - но дружить мы тоже будем. И до, и после, и во время.

- Забавный ты. Другому парню я бы глаза за такое выцарапала. - Я задумчиво переплела его пальцы со своими, оценивая сочетание. - Сойдемся на том, что ты меня повеселил. Не стану начислять штрафные баллы за игру против правил.
- Это такое «нет»? Что за правила? Чьи правила? У меня аллергия на правила. Корежит от этого слова. Будто ногтем по стеклу царапает...
- Это такое «остынь», - я скорчила рожицу. - Ты нарываешься, мальчик. Видишь ли, женщину полагается заслужить — правило такое. Можешь сходить убить дракона, отгадать загадку сфинкса, повернуть реки вспять... Прояви фантазию. Язык у тебя длинный и острый, но этого совершенно недостаточно. А наглость ведет в противоположном от постели направлении. К двери.
Цинизм — лучшая на свете броня. Когда собеседник загоняет тебя в нору, как волк кролика, приходится быть жестокой. Иначе сидеть Океане в норе и ждать, пока волк не уберется восвояси.
- Но у меня нет на это времени! - Джонни сделал отчаянные глаза. - Я едва держусь на ногах и не помню, когда последний раз ел и спал. Мой желудок пуст, мои мысли путаются, моя постель покрылась коркой льда. Я чувствую себя совсем больным и несчастным. Что такого в том, чтобы поделиться с ближним своим теплом? Ты тоже замерзаешь, я вижу. Хотя бы потанцуй со мной. Пожалуйста?
- Если это облегчит твои страдания... Э-эй, что ты делаешь? Джонни, прекрати! Прекрати же! Поставь меня на место!
- Ты разрешила, - отмахнулся Джонни, крепко прижимая меня к себе и кружа по комнате.
Ноги парили над полом. Стены танцевали. Чучело рыбы ехидно ухмылялось: наверное, догадалось, что я попала. Я чувствовала дыхание Джонни на своем плече. И знаете что? Впервые за бесконечно долгую осень мне было тепло.
Ноги коснулись пола, но Джонни не спешил меня отпускать. Он стоял позади, прижимаясь ко мне всем телом, тыкаясь носом и губами в плечо. Я поместила свои руки поверх его, но не для того, чтобы разжать. Мне хотелось еще больше тепла, еще больше близости, еще больше Джонни.
Над ухом раздался судорожный вздох облегчения.

- Спасибо тебе за это, - прерывающимся голосом шепнул Джонни. - Я сейчас разрыдаюсь от облегчения.
- Дракона не убил, принцессу получил, - констатировала я. - Джонни, почему ты стал священником? Это так с тобой не вяжется. У тебя повадки вора, а не священника. Ты дерзкий, хамоватый и бесцеремонный. Плюешь на правила, плюешь на приличия, не уважаешь старших. Я понимаю, петерианцы — народ терпимый. Можно выпивку, можно девочек, можно крепкие словечки. Но как насчет остального? Ты не овечек устроился пасти, а людей...
- Эй, я не щенок! Не тыкай меня носом! - Джонни вспыхнул, как спичка, но так же быстро погас. - Ты извини, накипело. Весь месяц меня топтали, пинали и окунали лицом в грязь. Всегда так было, но сейчас особенно паршиво. Не знаю, чего я ждал. Что меня примут и перестанут травить?
- Я слышала, ты сам нажил себе врагов, - я пожала плечами, не слишком доверяя его словам. - Вы, Лаи, проявляете к этому особый талант. Вот скажи, что за чертовщина творится у вас на острове? Почему дом без охраны, а никто не ворует?
Вместо ответа, Джонни напел вполголоса:

У Лаев не воруют. Воруют только Лаи.
Ужасное проклятье их остров охраняет.
За звонкую монету подвергнешься ты сглазу,
За звонкую монету приобретешь проказу.

У Лаев не плутуют. Плутуют только Лаи.
Их ветер пахнет солью, гроза — прокисшим чаем.
За звонкую монету расстанешься с душою,
За звонкую монету расплатишься собою.

У Лаев не шныряют. Шныряют только Лаи.
Залезь, куда не просят, и Лаи осерчают.
За звонкую монету ты задрожишь осиной.
За звонкую монету отправишься в пучину.

Хорошо, что я не героиня романа. Представляю, как бы меня осуждали и ненавидели читатели: в предыдущей главе облажалась по полной программе, а в новой продолжила совершать глупости. Помню, читала мамины записи. О том, как ее швыряло от мужчины к мужчине. Думала, это не про меня. Думала, я сильная и независимая. Думала, я смогу выжить без всяких мужчин. И без худеньких некрасивых мальчиков с отчаянными глазами.
Знаете, что хуже всего? Я всю дорогу вспоминала Рауля. Вернее, не могла его забыть. В ту ночь у него были абсолютно такие же глаза — отчаянные. Глаза человека, дошедшего до некоторого личного предела. Или как это называется?.. Могло так случиться, что Рауль перепутал одно с другим? Может, его грызло банальное одиночество?
У Джонни был старенький Рэнглер. Такой же запущенный и беспризорный, как хозяин. Только одна рука Джонни лежала на руле, вторая шарила по мне. На светофорах мы целовались, как одержимые, с трудом отрываясь друг от друга. Почти как в мои шестнадцать. Тогда я, правда, не переживала, что незадачливый Ромео собьет пешехода или угробит Джульетту, впилившись в фонарный столб. Десять лет спустя ставки возросли. Я нервно ерзала на сиденье и высматривала копов в зеркале заднего вида. Джонни сказал, что чувствует их приближение волшебным местом — в смысле, собственным задом, — но я все равно была начеку.
От машины до дома мы добирались примерно тем же способом — неразлучных сиамских близнецов. Мне пришлось обшарить карманы Джонни в поисках ключей. Потому что его собственные руки были ну очень заняты. Я наивно полагала, что в доме никого нет, но это оказалось не так.
- Эй болван, ты снова это сделал?! Ушел в моих кроссовках! Я говорил, чтобы ты не смел таскать мои вещи! И что за окровавленное тряпье свалено в прачечной?Ты кого-то прире... - Иона оперативно прервал поток братской любви, с ужасом уставившись на меня. - Океана?! Видит Смотрящий, я не хотел! Я тебя не видел! Прости, что вышло так грубо... Я даже не знал, что вы с ним встречаетесь...

Джонни увел меня наверх. Он был задумчивым и странно примолкшим. Я не стала ничего говорить. Все трое понимали, как отвратительно это выглядело и как важно поскорее забыть.
- Я не уйду, не думай, - я присела на краешек кровати, старательно игнорируя не первую свежесть простыней, - ну, иди ко мне.
- В следующий раз запру его в подвале, - прошипел сквозь зубы Джонни. - Знаешь, что самое фиговое? Мы не прикидываемся психами. Лет в семь я рассердился на отца. Долго думал, чем ему досадить... Короче, удрал из дома с узелком своих детских пожитков. Нашел пещерку на острове и жил там, как Робинзон Крузо. Ходил эдаким грязным оборвышем. Лопал что попало, не умел ни читать, ни писать. Крал потихоньку... Потом отец, конечно, спохватился и велел меня отловить. Суть в другом. Примерно в то же время стала ходить байка про призрак первого Лая. Это маленький Джонни производил такое неизгладимое впечатление. Видишь ли, я спер дедушкин арбалет, - признался он немного смущенно, - и бегал с ним по холмам... Ну, зато у нас не воруют.
- Да ты легенда, Джонни Лай.
Потом мы уронили лампу и раскидали по полу одежду. Но это уже совсем другая история.

Продолжение тут...

 

[Magick]

Ночь перед Днем города мы с Джонни провели вместе. Он разбудил меня парой настырных поцелуев, завернул в пропахшее сигаретным дымом пальто, свел по ступенькам вниз. Луч фонарика выхватил кроссовок Флипа, чей-то раскрытый зонт и дверь. Мою чёртову запертую дверь! Джонни шепнул «меллон», одновременно толкая её кончиком мизинца. Моя чёртова скрипучая дверь отворилась без единого скрипа. Я хотела назвать Джонни показушником, но он предостерегающе приложил палец к губам.
Новоявленный Гендальф придирчиво осмотрел полки с обувью. Присел передо мной на корточки. Обул в резиновые сапоги, точно малого ребенка. Поднимаясь, Джонни привычно ощупал меня взглядом — не то, что вы подумали, мемуары. Это был взгляд врача, убеждающегося в том, что пациент будет жить. Сосредоточенный, деловитый и абсолютно бесполый.
Карманов в пальто было множество — маленьких, больших, потайных, всяких-всяких, и они буквально тянули меня к земле. Джонни по-хозяйски пошарил в районе моего бедра. Там лежала пачка сигарет с неизменной спутницей — зажигалкой. Я машинально сунула руку во второй карман — флакончик с остатками масла, раскладной нож, моток лески, немного мелочи. К боку прижимался продолговатый футляр. Несомненно отмычки. У груди булькала фляга. Несомненно спиртное и несомненно зубодробительного градуса.
Джонни молча тащил меня за руку. Спотыкаясь, я гналась за огоньком его сигареты. Сначала у нас под ногами был асфальт, потом трава, потом песок и галька. Мы спускались к морю. Я тронула Джонни за плечо, привлекая к себе внимание. Мои губы сложились в беззвучное глобальное «что?!», вмещающее в себя десятки вопросов. Он издал короткий негодующий смешок. Стиснул мое лицо в ладонях, заставляя запрокинуть голову и взглянуть на небо.
- О, что?.. Что это?!
Это было другое «что». Первобытное «что». «Что» с распахнутыми глазами и дрожащими руками, с мурашками по спине и судорожными ударами сердца.
- Нокто да ла Амбасадоро, Ночь Посланника! - Джонни торжественно раскинул руки в стороны. Он был похож на конферансье, представившего публике гвоздь программы. - Мудрость предков предписывает сидеть по домам и молиться. Мудрость Джонни предписывает не глупить. Я родился в эту ночь. Я буду гулять в эту ночь. В эту ночь я буду любить женщин. Я не буду пить, но я буду пьян. Я буду счастлив в эту ночь! Тому, кто попробует меня остановить, я выбью зубы и сплету из них ожерелье... Мысленно.

дальше

Приплясывая на пронзительном ветру, он принялся стягивать одежду — ботинки, носки, свитер, рубашку, джинсы... Ничего на себе не оставил. Под этим странным небом были отчетливо видны его шрамы — короткие и длинные, старые и сравнительно свежие, тонкие и толстые. Жизнь Джонни была непродолжительной, но насыщенной: не без приключений и не без добрых людей. Управившись со своей одеждой, он без колебаний взялся за мою.
- О, нет-нет! Ты не посмеешь! - Я отшатнулась, запахивая пальто. - Я не такая смелая, как ты. Я не войду в это жуткое ледяное море!
- Ты не думай, что оно холодное. Ты верь, что оно теплое! - С заразительной беззаботностью воскликнул Джонни. - Это как прыжок веры — веришь и прыгаешь.
Для голого человека в ночи он держался неплохо. Не переступал с ноги на ногу, не пытался себя обнять, не стучал зубами. Стоял в непринужденной позе с гордо задранным подбородком. Джонни выдали мурашки. Целые полчища мурашек. Табуны мурашек, сбегающих по рукам, груди и спине. Разум, может, и верил, но тело вопило о том, как ему холодно. Вопило сотнями вздыбившихся волосков. И тут я поняла: чем дольше я буду спорить, тем дольше он будет стоять без одежды. Если мы забежим в воду, пулей выскочим на берег, быстро натянем одежду и сделаем по глотку из флаги... Возможно, я не успею ничего почувствовать?
- Ладно, но ты пойдешь со мной на вечеринку.
Джонни кивнул, я кивнула — мы дали друг другу обещания. Потом я стиснула зубы, расплавила плечи и позволила пальто упасть на песок. Джонни судорожно втянул воздух. Не то окончательно замерз, не то впечатлился.
Потом был холод. Мурашки, стучащие зубы, вздыбленные волоски. Потом большой холод. Ноги, которые перестают быть частью меня. Руки Джонни, растирающие мои руки. Побелевшая кожа с пугающе отчетливыми венами. Наконец, самый большой холод. Следом — желание оторвать Джонни его одержимую голову. Следом эйфория. Небо-галлюцинация над головой. Тело, прижавшееся к телу. Поцелуй, холодный снаружи и горячий внутри. Потом мы стояли в воде. Глаза Джонни подозрительно блестели. Он не стал отворачиваться. Так и стоял передо мной с мокрыми щеками и слегка ошалевшим взглядом.
Думаю, этот момент я буду помнить если не до самой смерти, то еще много-много лет.

***​

На следующий день мы отправились на вечеринку. Ну, как отправились... Вышли из комнаты Джонни, где согревались остаток ночи, утро и большую часть дня. Раньше меня раздражал костюм — Флип с Ионой решили, что девочки будут зебрами, — но у большого мешковатого комбинезона есть свои преимущества. Под ним можно спрятать ссадины и синяки. Когда не чувствуешь собственных рук, легко оставить отметины на чужом теле: сжать запястье сильнее, чем следует, вцепиться ногтями в спину, переусердствовать с растиранием. В общем, мы оба были красивые.

Какой была вечеринка? Она была полосатой. Как я уже сказала, девочки представляли зебр. Мальчики — грабителей. Канонических таких грабителей в облегающих полосатых бадлонах и масках. У Лаев собралась едва ли не вся молодежь Барнакл Бэй. Примерно полсотни полосатых девушек и юношей заполонили дом — огромное полосатое море с возбужденно горящими глазами, разгоряченными телами и неутоленными желаниями. Продираясь сквозь толпу, я подумала, что этой ночью часть из них передерется, часть надерется, часть натворит дел, а остальная часть наделает детей.
Мои глаза не горели, тело сохраняло нормальную температуру, а желания были утолены настолько, насколько это только возможно. Я поняла, что мне нечего делать на этой вечеринке. Дерганье под музыку с пластиковым стаканчиком в руке не сравнится с тем приключением, которое я пережила минувшей ночью.
Я посмотрела на Джонни. На его лице было написано снисхождение, близко граничившее с презрением, превосходством и раздражением. И одновременно — выпендрежная мученическая покорность. Джонни тем временем изучил мое лицо. Сделал едва заметное движение головой. В строну и вбок. Я кивнула. Мы ушли от толпы.
- Джонни, малыш, где ты профукал свое человеколюбие? - я развязно хохотнула, грубо пихнув его плечом — подсмотрела у местной публики.
- Детка, спокойно. Всё при мне. - В той же манере ответил Джонни, перекатывая во рту импровизированную жвачку. - Людей по отдельности я люблю. То, что там, — толпа. Большая, агрессивная, легковнушаемая, нездоровая фигня. Любить толпу — безумие. Примерно как любить прогулки по минному полю.
- Это говорит человек, загнавший меня осенней ночью в море! - поддела я. - Как же твое «верить и прыгать»?
- Пылающий венец Смотрящего! Ради?.. - Джонни театрально возвел глаза к потолку. - Ради выпить на халяву, полюбоваться парадом расстегнутых ширинок, пойти покурить и наступить на парочку в кустах? Ради под шумок полапать девиц на танцполе? Не знаю, что еще. А-а, ну еще бумажника с мобильником можно не досчитаться... Потанцуй же со мной, м'леди! - Тоном обиженного ребенка потребовал он, стремительно меняя стиль речи и тему разговора. - Мы будем вальсировать в самом центре гнезда разврата! Невинные и целомудренные, как рыбы-ангелы!
- Особенно целомудренным ты был пару часов назад, когда... - Я прикусила язык, заметив в дверях Юну. - Привет, полосатая сестричка! Смотрю, и тебе вечеринка не в радость... Ты заходи. Не стесняйся Джонни. У него поганый язык, но в целом он довольно сносный.

- Я знаю. - Юна застенчиво улыбнулась. - Джонни хороший. Он всегда за меня заступался перед Ионой и своим... то есть нашим отцом.
- Вот только канонизировать меня не надо! Это то, что брат должен делать для сестры. Так нужно, о'кей? А ты что, дурочка, творишь? - Ярость, смешанная с лаской, — вполне типичная для Джонни эмоция. У этого парня всё не как у людей. - Тысячу «спасибо» мне в ответ! И Нобелевскую премию мира вдогонку. Незаслуженная благодарность напрягает, огорчает и унижает. Не смей меня благодарить, не за такое!
- Хорошо, Джонни, - просияла Юна.
Продолжая двигаться в ритме ленивого вальса, я лихорадочно шевелила мозгами. Юна — сестра Джонни и Ионы? Юна — одна из Лаев? Голова от таких мыслей пошла кругом.
- Хочешь сказать, ты не знала? - Джонни изумленно присвистнул. - Уверена, что в Барнакл Бэй живешь? Ты перепроверь, а то я засомневался. У нас ведь как? Сплетня из одного конца города до другого доходит за считанные часы... В общем, отец нагулял Юну на стороне. Понятное дело, правда вскрылась и ударила по всем. Отец был в ярости. Иона тоже с катушек съехал. Братец как раз к Юне подкатывал, а тут выяснилось, что она его сестра.
- А ты?
- Свел личные счеты, - помрачнел Джонни. - Я давно догадался. Заметил сходство, сравнил детские фотки, половил городские шепотки. Плюс кое-чего соображал в генетике. Можно сказать, я стоял на берегу и наблюдал, как тонет моя семья. Ты не представляешь, как я их в те годы ненавидел! Винил отца в смерти матери и всякое такое... Слабое оправдание, да?
- Глупый, не ковыряй старые болячки! - я легонько стукнула его по пальцам. - Тебе не обязательно быть откровенным. Никто же не знает.
- Вот тут ты ошибаешься. Лучше, если ты услышишь это от меня. - Джонни горько и зло усмехнулся. Юна вскинула руку в останавливающим жесте, но тут же её уронила. Вид у нее сделался совсем несчастный. - Я похвастался Флипу. Мы тогда неплохо ладили. Флип разболтал сестрам, сестры — подругам. К концу дня знал весь город. Для меня это было катастрофой. Я содрогался от одной мысли о том, что со мной сотворит отец. Предательство — худший проступок в семейном кодексе Лаев.
- Помню, как дрожал от бешенства у дома Аннанов. Потом обнаружил себя в их гостиной. Я придавил Флипа коленом к полу, приставил к горлу свой перочинный ножик. Я был в отчаянии, казался самому себе жалким и смешным. Почти плакал. Ничего бы я ему не сделал! Флипу достаточно было меня обнять и утешить. Извиниться хотя бы. На худой конец, как следует врезать. Вместо этого он испугался. Меня, которого знал всю жизнь! Думал, я пришел его убивать. На крик Флипа прибежала миссис Аннан. Ну, ты представляешь... Материнская истерика, копы, браслеты, обвинение в вооруженном нападении. Да я своим «оружием» даже прутик не мог обстругать! Хорошо, Рауль вмешался...

- Оки, давай уедем домой! - взмолилась Юна, когда он замолчал. - Заберем Джонни с собой и уедем. Не могу здесь больше находиться!
- Вот молодец! Зачем ты её расстроил? - Я взглядом пригвоздила Джонни к полу. - Обязательно было выуживать скелетов из шкафов? Вот прямо сейчас?
- Я не по этому поводу, Оки. Та история давно случилась, я почти ничего не помню. - Юна смотрела на меня с легким удивлением. - Просто Джонни упомянул Флипа, а он меня сегодня расстроил. Флиртовал с какой-то девушкой прямо у меня на глазах!
Джонни согнулся в три погибели и закашлялся. Подозреваю, что он внаглую, извиняюсь, ржал. Себя я чувствовала немало обескураженной. Мне подумалось, что женская мысль ходит по причудливым траекториям. Ей поведали леденящую душу историю о том, как два мальчика не поняли друг друга и стали врагами, а у нее все мысли о... Интересно, я становлюсь такой же эгоцентричной, когда влюблена? Тем не менее, Юне удалось разрядить обстановку. Без финального штриха история смотрелась ой как скверно. Я вспомнила про шрамы на спине Джонни и содрогнулась. Каким чудовищем нужно быть, чтобы так исполосовать собственного сына!
- Излагай! - Джонни жизнерадостно ухмыльнулся. Чудесный фокус, который я мечтаю освоить: встать, отряхнуться и непринужденно идти по жизни дальше. - Хочу перещеголять старуху Голдбирд по части осведомленности.

Я бы его одернула, но мне и самой стало любопытно. Не подумайте, что я разочаровалась во Флипе и собирала на него компромат, чтобы выгнать к маме. Мне хотелось понять, что стоит за «Джонни — плохой парень» и остальными ошибочными суждениями моего обормота. Банальное «мы такие разные, уйди из моей песочницы»?
Понимаете, есть два типа детей. Получив малейшую царапину, первые отступают под надежное родительское крыло. По-своему они правы. Зачем страдать в одиночку, когда можно разжиться утешением, пониманием и прочими прекрасными вещами? Вторые надевают «храброе лицо» и вступают в самые безнадежные схватки. Их победят, изобьют и унизят, но так и не добьются от них покорности. Первые считают вторых бешеными, вторые первых — трусливыми. Флип и Джонни представляют собой взрывоопасную смесь, это любому понятно. Но что не так с Флипом и Юной? Что в этих детях такого несовместимого? Почему сидят по разным песочницам?
Не считая Джонни, все на вечеринке носили полосатое. Ясно как день, что человек в другом костюме обратит на себя внимание. Человек в отвязном костюме обратит много внимания. Человек в костюме смерти... Ну, не знаю. Шокирует? Повергнет в ужас? Вызовет острейший приступ любопытства? Не знаю, как бы я отреагировала.

Юна преувеличивала. «Флиртовать у нее на глазах» на деле оказалось «флиртовать, пока она не видит». Флип понятия не имел, что Юна стоит в нескольких метрах позади него.
- Уверена, что «флиртовал» — правильное слово? - я подумала, что тернистый путь преувеличения мог завести в болото. - Я бы тоже подошла к ней и спросила, откуда такой костюм. Джонни, ты бы подошел?
- Спросила тоже, - фыркнул тот. - Похож я на того, кто проходит мимо?
- Вы пока не всё знаете. - Юна покачала головой. - Флип подарил ей диск со своими песнями, а я их даже не слышала.
Личность девушки интриговала всё больше. Я мысленно перебрала всех, кто подходил под описание «миниатюрная и хрупкая». Больше зацепиться было не что. Лицо? Полностью скрывал капюшон. Голос? Говорила очень тихо. Руки? Ну, костлявые, как у смерти. В хитрых таких перчатках. Приметное колечко на пальце? Выбившаяся прядь волос? Характерные жесты? Нет, ничего такого. Я едва не взвыла от разочарования.
- Могла это быть сестра Флипа? - вслух рассуждала я. - Она в театре работает. Запросто достанет любой костюм.
- Фаун вот такая. - Джонни поднял руку над головой на добрый десяток дюймов. - Это, простите, кинг-конг, а не хрупкая эльфийка. Мы вместе ходили в школу танцев. Фаун волочила меня вслед за собой, как мишку тедди. У меня месяц ушел на то, чтобы переломить ситуацию. По-моему, для Фаун стало открытием, что вести должен мальчик, а не девочка. Потом мы даже пару раз... В постели разница не столь заметна, но всё равно стрёмно. И ты правда думаешь, что брат не в состоянии признать сестру? Я Иону и в костюме Губки Боба признаю.
- Ты ходил в школу танцев?! - изумилась Юна.
- Ты спал с Фаун Аннан?! - присоединилась я.
- Говорят, людьми движет любопытство, - Джонни ничуть не смутился, - но его нужно растормошить. Это долго. Фаун применила более действенный метод — горного тролля. Огрела меня дубиной и утащила к себе в пещеру. Когда очухался, был уже без штанов. Я в общем-то не в обиде.

- Это метафора, Юна. Джонни хотел сказать, что Фаун — раскрепощенная девушка, а он — легкодоступный юноша. - С изрядной долей злорадства пояснила я. - Иллюстрация на тему того, как делать не нужно. Если хочешь растянуть отношения дольше, чем на одну ночь. И еще я бы не стала трепаться о столь сомнительных достижениях.
- Так все же знают, Оки! - Моя маленькая лекция ничуть не проняла Юну. - Фаун написала об этом в своем блоге. Она про всех мальчиков там пишет, очень откровенно. И фотографии размещает. Джонни молодец, что смеется над собой. Он смелый, а другие обижаются. Фаун потом локти кусала.
- Я просто не понял, на что обижаться. Фото моего голого зада снискало славу. Девчонки ходили за мной толпой. - Тут меня осенило: Джонни — реинкарнация моей мамы. Своими непристойными байками она смешила меня до слез. - Я даже цветы Фаун отправил в благодарность. В ответ она обозвала меня грязным шовинистом. Клевета! Я целиком и полностью за права женщин. Пусть добывают уголь в шахтах, таскают ящики в порту, клеят бороды и играют гамлетов. Какие мои проблемы?..
- Кстати, о цветах. - Юна вернула нас к теме, от которой мы ушли. - Флип куда-то сбегал и принес ей букет красных роз. Вы бы его видели! Вернулся весь такой расфуфыренный, в своем сценическом костюме. Встал перед ней на колено и запел.

- Вот артист! Умеет же, когда захочет. - Я была скорее поражена, чем сердита. Я-то считала Флипа безнадежным валенком, а тут он целую девушку завоевал. Ну, почти. - Она взяла букет?
- Взяла, но лица так и не открыла. Как Флип ни упрашивал. Всё прыгал вокруг нее на задних лапках. - Юна поджала губы. - А она вся такая неприступная, жеманная, высокомерная. Фу!
- Может, Алиса вернулась? - предположила я. - Они с Флипом встречались, пока я была в Китае. Алиса рыженькая, маленькая, бойкая. Я видела фото. Подходит под твое описание.
- Ты совсем его за дурака держишь, - не одобрил Джонни. - Флип бы узнал девушку, с которой встречался. Тем более Алису Коннелли. У нее запоминающийся голос — очень низкий и грубый для такой крохи. Она, м-м, как огонь. Непредсказуемая и злющая. Не стала бы прятаться под капюшоном, а наваляла бы Флипу по полной программе. И мне заодно.
- Только не говори, что ты и с ней... - я закатила глаза, совсем как Рауль. - Джонни, как так можно? Признайся, в этом городе все девушки жаждут твоей крови?
- Да я у её бабули яблоки из сада воровал! Меня тогда отец выгнал из дома, жрать было нечего... Она за мной гналась до самого Макуло-Инсуло, босая и в пижаме. Пришлось сигануть с моста.
- Там же скалы! - хором ужаснулись мы с Юной.
- Я в курсе, - Джонни машинально потер плечо, - но гораздо хуже было привести её к отцу. Он бы меня закопал.

- Я знаю, что нужно делать! - Упоминание Лая-страшего натолкнуло меня на мысль. - Давайте я отыщу Иону и как следует потрясу? Он должен знать, кто пришел на вечеринку и в каких костюмах.
- Флип пытался, - оживившаяся было Юна окончательно сникла. - Я шла следом за ними и слышала весь разговор. Иона ничего не знает.
- Не похоже на него, - Джонни в сомнении вздернул верхнюю губу. - Что конкретно сказал Иона?
- Он сказал: «Приятель, ты с какой луны свалился? Девчонки пришли сюда зебрами. Никаких смертей.» Флип вспылил. Какое-то время они разговаривали на повышенных тонах. Потом расстались и пошли в разные стороны.
- Иона бы не соврал Флипу, - я покачала головой. - Как ни странно, он дорожит их дружбой. Я тоже подозревала Иону в корыстных мотивах, но... Знаете, кто тайно спонсирует концерты Флипа? Мой источник сказал, что «щедрый молодой человек» был подозрительно похож на Иону Лая. Получается, что он заботится о друге. Джонни?..

Я рассчитывала, что он подтвердит мои слова. Вместо этого Джонни задумался. Я впервые наблюдала на его лице такую сосредоточенную работу мысли. Все предыдущие вопросы Джонни щелкал, как орешки. Отвечал, почти не задумываясь. Будто у него были заготовлены ответы на все случаи жизни.
- Я пас, - объявил Джонни, блуждая по мне расфокусированным взглядом. - Не пришел к однозначному выводу.
- Прекрати быть таким серьезным! - я дернула его за ухо, возвращая из астрала на землю. - Мы просто развлекаемся. Играем в детективов, ищем девушку в костюме смерти, допрашиваем свидетелей... свидетеля. Итак, Юна, чем закончился разговор Ионы и Флипа?
- Иона решил, что Флип его разыгрывает. Он был раздражен. Несколько раз повторил, что не видел той девушки. Сказал, что она существует исключительно в воображении Флипа.
- Значит, она переоделась, - я озвучила единственную правдоподобную версию. - Пришла зеброй, спряталась в ванной и вышла оттуда уже смертью. Когда сбежала от нашего Казановы, проделала всё в обратном порядке. Поэтому Флип и не смог её найти. Он искал смерть, а искать нужно зебру.

Искать зебру среди зебр все равно, что искать иголку в стоге сена. Ловить хрупких эльфиек и предъявлять Флипу для сличения голоса? Но таких девушек наберется добрая половина, а то и больше. Насколько она должна быть маленькой? В компании Флипа любая нормальная девушка смотрится изящной и миниатюрной.
Поиски зашли в тупик. Азарт схлынул. Виски наливались тяжестью, которая расползалась ко лбу и затылку. Я выразительно зевнула. Юна догадалась, что за этим последует. Тактично отвернулась, чтобы дать нам с Джонни попрощаться.
- Не останешься, - это был не вопрос. - Где я накосячил?
- Везде, но это неважно. Это то, что делает тебя тобой. Забавно, но когда ты сам от себя балдеешь, я тоже начинаю от тебя балдеть. - Мне казалось, я несу сущий бред. - Просто я устала. Спать хочу, Джонни. Твоими стараниями я не спала половину прошлой ночи. И в эту не засну, если останусь с тобой.
- Преувеличенный комплимент. Я сам сейчас отрублюсь. - Джонни безвольно уронил руки. - Но раз ты решила, не стану препятствовать.
Будь я в тот момент более восприимчива, точно бы осталась. Джонни не повезло. Его прекрасная тонкая уловка прошла незамеченной. Я быстро коснулась его губ, подхватила Юну по под руку и поспешила покинуть дом Лаев.
Кажется, Джонни опешил от моего бессердечия.

- Он был такой печальный, когда ты уходила. У меня бы сердце оборвалось, если бы Флип так на меня смотрел. Как у тебя получилось уйти?
- А? Чего?
Я клевала носом над тарелкой. Не было сил снять костюм и смыть с лица дурацкий грим. Не было сил донести ложку до рта. Это была хорошая усталость, но все же усталость.
- Я спросила, как у тебя получается быть такой... - Юна отправила в рот очередную ложку. - ...твердой. Ба говорит, с мужчинами так и нужно, чтобы на шею не садились. Но я их жалею, ничего не могу с собой поделать.
- Мне мама примерно то же говорила, - я впервые заговорила с Юной об Анжеле. - Она была потрясающей. Мама была фейерверком все триста шестьдесят пять дней в году. Яркой, смелой, ни на кого не похожей. Мой отчим её боготворил. Мужчины оборачивались ей вслед, когда она шла по улице. А я так, её бледная тень...
- Джонни считает тебя фейерверком, - Юна протянула руку и ласково погладила меня по щеке. - Рауль тоже.
- Джонни — граната, которую и в руке-то опасно держать. Без пальцев останешься. Рауль... О, я даже не берусь сказать, что он такое!
- Они оба хорошие, - зачем-то сказала Юна.
Мне захотелось её убить.

Через пару часов я услышала Флипа. Он деловито возился на кухне, гремел стаканами, творил нечто подозрительное и напевал. Я продрала глаза, нехотя встала с дивана и пошла смотреть. Обормот смешивал коктейли.
- У тебя получается всё лучше, - я одобрительно кивнула на стаканы с чем-то вкусно пахнущим и лимонным, - но, Флип, в четвертом часу ночи после бурной вечеринки? Ты недостаточно насмотрелся на выпивку?
- Не подлизывайся ко мне, предательница! К утру я мог и забыть рецепт. - Обормот злобно сдул со лба челку. - Оки, ну почему я должен обо всем узнавать от других людей?
- Могу задать тебе тот же вопрос, - я проигнорировала его выпад. - Хочешь сказать, ты у нас эталон откровенности?
- Мне было стыдно, - теперь Флип прятался за челкой. - Я не хотел, чтобы ты плохо обо мне думала. Я не хотел подставлять Джонни! Так получилось. Я бы давно перед ним извинился, не будь он такой за... занозой!
- Ох, Флип!.. Он бы тоже давно перед тобой извинился, не будь ты такой «за».
- Что ты хочешь этим сказать? - Флип подозрительно нахмурился.
- Хочу сказать, что нам всем пора перестать быть «за».

 

[Magick]

Автору стыдно и это все, что он может сказать в свое оправдание.

Бывало у вас ощущение, что всё подходит к концу? Последнее моргание, последняя складочка в уголке губ, последнее шмыганье носом. Любое крошечное, незначительное и глупое действие может стать последним. Впечататься в память на долгие годы. Не обязательно, что после этого вы перестанете видеться. Просто видеться вы будете в новом качестве. Это будет всё тот же человек, но для тебя уже не тот. От прежнего тебе останется лишь малость. Бесценная, сокровенная, глупая малость! Вроде щербинки между зубами, которую выхватит твой взгляд при расставании.
- Ты только не кисни, - попросил Джонни, флегматично поглаживая меня по голове. - Душераздирающие сцены такие стрёмные. А я даже носовой платок не прихватил. Думал, у нас пока всё хорошо... Но это нормально, что всё хорошее заканчивается. Ему так и положено.
- Какой ты жестокий, Джонни! - Я смотрела на него почти с ненавистью. - Неужели не видишь, как больно ранит твое снисхождение? Ты лучше позлись, если тебе хочется.
- Умная такая? Пророком на полставки устроилась? - Он играючи погасил мою злобу. - Ты уйди, пожалуйста, из моей головы. Слишком много людей думали за меня в прошлом. И никому не позволено делать это теперь.
- Чудесно, что у тебя своя голова на плечах. Это мне всегда в тебе нравилось. Ты вообще отличный парень, но конкретно сейчас ты меня убиваешь.

дальше

- Так я же не нарочно! Я не помню, что должен делать. У меня давно такого не было. - Чуть ли не извиняющимся тоном объяснил Джонни. - Моя последняя девчонка вышвырнула на улицу мои шмотки. Она была рада и счастлива от меня избавиться. Потом у меня не было времени на девчонок. Потом у девчонок не было времени на меня... Я забыл все ритуалы, ты прости.
- Нет, ты точно смерти моей хочешь! - Я пыталась отыскать в его взгляде намек на хорошо разыгранное представление. И не находила. - Что-то типа мужской гордости у тебя есть? Или тебя совсем ничего не задевает?
- Расщепите меня на атомы, это так смешно! Моя девчонка смотрит на меня, как крестоносец на сарацина! - Ни с того ни с сего развеселился Джонни. - Ты еще пистолет святой водой заряди и устрой охоту на нечестивцев. Оки, что за глупый шаблон засел у тебя в голове? Почему я должен расставаться с тобой по-плохому? Как твой парень, я ничего такого тебе не должен.
- Чёрт бы тебя побрал, Джонни! Ты просто невыносимо милый тип! - Я уткнулась носом в его колючую перчатку. - То есть не милый. Парням ведь нельзя такое говорить, да? Это вас... как это сказать?.. уравнивает по статусу с плюшевыми мишками, вот.
- Всяко, - подтвердил Джонни, - только что в этом плохого? Мишки спят со своими хозяйками. Гордые немишки гордо бродят в гордом одиночестве. Где я и где великолепный Рауль.
- Очевидно, спит с кем-то другим, - предположила я.
- С большей вероятностью пьет, шатается по друзьям и баюкает в колыбельке свое потрепанное величие. Оно у него заместо ребенка. Хотя женщин я тоже не исключаю.
- Ты смотри, какой у нас крупный специалист по Раулю завелся! - Поддела я. - Слушай, а это нормально, что мы его за глаза обсуждаем?
- Абсолютно, - заверил Джонни. - В Барнакл Бэй всего три темы для разговора — море, погода и Рамбаски. Доблестно булькнувшего Ману, в смысле Мануэля, тоже склоняли на все лады. И садюгу Росарио до него. И Северо-Танкредо, хотя этого я бы пожалел. Парню и так с именем не повезло. Такие имена неприлично трепать на каждом углу. Ну, а самый...

- …самый затрёпанный, конечно, Корво. Да, Флип? Ты же спец по Корво. - Идея пригласить Джонни и перевести в статус друзей начала казаться удачной. - Эй, ты чего мне налил?
- Сироп от кашля, - я поняла, что погорячилась с выводами. - Хотел посмотреть на твою физиономию и навеки запечатлеть в своей памяти. Мы хоть и помирились, ты по-прежнему мне не нравишься. Ни как человек, ни как священник. Держу пари, ты и о Корво ничего не знаешь. Знаешь, к примеру, что он мог одним словом покорить женщину?
- И слово то было на-колени-предо-мной-или-голову-долой? - Встряла я, разбавляя концентрацию мужского самодовольства. - Я бы тоже не смогла отказать столь обходительному джентльмену.
- А зачем вставать перед ним на колени? - недопоняла Юна, высунувшая из гостиной любопытный нос.
- Зачем-зачем! Чтобы помидорки у его ног посадить! - С видом многоопытного мужчины съязвил Флип. - Ты чего такая недотёпа, Юна?
- Сказал последний девственник Барнакл Бэй и прилегающих островов, - не остался в долгу Джонни. - Ой, Флип, что это у тебя на лице? Никак выражение оскорбленного достоинства? Хочешь сказать моя информация устарела? А почему в газетах об этом не написали?
- Ах ты гад! - Флип употребил другое слово, но здесь я его приводить не стану. - Да ты...! Да я...!
- Джонни! Флип! - Я кинулась их разнимать. - Прекратите свои щенячьи разборки! Если пооткусываете друг другу хвостики, нечем будет перед дамами вилять. И даже волшебное слово Корво не поможет.
Кажется, аргумент произвел должное впечатление. Кулаки Флипа разжались. Джонни распрямился из положения низкого старта. Он не собирался вступать в прямое противоборство, и это было правильно.
- Она моя сестра, - веско обронил Джонни, извлекая из рукава стопроцентный козырь, - не смей её задирать!
- О том, что Юна твоя сестра, ты вспоминаешь по большим праздникам, - неожиданно успешно парировал Флип. - Что я тебя не знаю? Ты вспоминаешь о людях, когда тебе это выгодно.
На всякий случай я подсунула им лаймовый пирог. Жаль было прерывать столь интригующий спор, но жертв мне не хотелось. Джонни слишком легко выводил Флипа из себя. А Флип не видел разницы между дружескими подтруниваниями и настоящими оскорблениями.

Ох и странно я себя чувствовала в обществе этих троих! Джонни счел нужным «отбросить понты» и подстроиться под уровень менее зрелых ровесников. Я осталась в меньшинстве. Самая старшая, самая ворчливая и самая занудливая. Мерзко, ой как мерзко.
- Я поняла шутку про Корво и женщин, - обрадовала нас Юна пару часов спустя.
К тому времени мальчики разделались с пирогом, а мы с Юной подобрали приличную музыку. Идея была простой и незамутненной, как Юнины мысли, и незамысловатой, как представления Флипа о женщинах. Если я буду танцевать в паре с Джонни, то вторая пара образуется из...
- Ну аллилуйя! - Возглас Джонни прервал плавное течение моих коварных мыслей. - Теперь ты настоящая раскрепощенная женщина, сестренка.
- Ага, скоро саму Оки за пояс заткнешь, - в порыве мужского единодушия поддакнул Флип.
- Мне показалось или меня обвинили в чем-то непристойном? - Проворчала я. Должен же в нашей компании кто-то ворчать. - Вообще, умники, давайте танцевать.

Не поверите, мемуары, но мне стало стыдно. Флип посадил маленькое зернышко стыда, а выросло оно в огромное дерево. Почва была благодатная. Я не обладала ни нахальной толстокожестью Джонни, ни аристократической утонченностью Рауля. Джонни мог говорить о чем угодно и не краснеть. В устах Рауля любая пошлость звучала божественной симфонией.
Ну а мне, мне вообще не стоило шутить на щекотливые темы. Может, и мама моя была не права, когда вместо сказок рассказывала на ночь неприличные анекдоты. Вон Юне как хорошо! Завести себе что ли щит из наивности? Ни один мужчина не пройдет.
- Юна, - Джонни заговорщически мне подмигнул. - Ты так и не сказала, где его взяла.
- Кого, Джонни?
- Костюм смерти, конечно! Хватит уже секретничать. Все догадались, что это была ты.
- Любой дурак бы догадался, - припечатала я.
Джонни установил капкан. Я добавила приманку. Вместе мы были отличной командой. А вот Флипу не повезло.
- Что вы такое говорите? - Растерялась Юна. - Вы же знаете, что это была не я. Я только...
- А я сразу догадался, что это была ты! - Радостно засунул лапку в капкан Флип.

- Чисто сработано, уло! Как ты до такого додумался?
Вечер продолжился в «Бетономешалке». Меня не то чтобы манили места былой славы, но выбора не было. «Артерия» закрылась на ремонт, а клубы поменьше привлекали сомнительную публику. Барнакл Бэй хоть и считался спокойным городком, но имел собственное стадо паршивых овец.
- Уло? Я тебе не уло. А ты не идеологически подкованная подружка райданто. - Отрезал Джонни, таинственным образом умудряясь оставаться слышимым. А ведь он даже голоса не повышал. - Ты пока еще моя подружка. Технически у райданто вообще не должно быть подружек.
- Да что ты говоришь! - Скептически проорала я. - Как же они тогда размножались?
- Согласно легендам, у райданто не было пола, - эту подробность Джонни явно смаковал, - но они не парились. Клятым оно кругом повезло. Кроме пола, райданто не имели еще и возраста. Когда ты вечен, необходимость в размножении отпадает. И плевать тогда на пол.
- Вечная жизнь в обмен на пол и связанные с ним радости-горести? Как сюрреалистично! Дали бы слюной захлебнулся от зависти. - Мой голос вел неравную борьбу с подлецом диджеем, ставившим одну бухающую песню за другой. - Слушай, а откуда ты столько знаешь про райданто?
- Тут поблизости болтался уло с красной челкой. Откликается на Флипа. Возможно, ты о нем слышала или видела где-то в городе.
- Не знала, что вы с Флипом такие закадычные приятели. Были. - Я окончательно сорвала голос и перешла на сиплое рычание. - Джонни, мы можем поговорить где-нибудь, где не так громко?
- Ага, я мигом, - заверил Джонни, направляясь к барной стойке. - Сэмми, подкинь ключи от крыши.
- Есть, босс! - Бравый бармен вовсю проявлял служебное рвение. - Ты только много не пей и не сигай на спор с крыши, как в прошлый раз. Лады, босс? У тебя, я понимаю, паркур и ассасины, а у меня зарплата.
Что-то звякнуло, взмыло в воздух и приземлилось на ладонь Джонни.

- Босс? Чёрт возьми, босс? Ты бы еще казино или бордель содержал! - Возмущенно сипела я, пока мы карабкались по шаткой лестнице. - Днем слуга Смотрящего а ночью, стало быть, владелец клуба? Янус двуликий обыкновенный.
- У всех свои недостатки, Оки, - философски заметил Джонни. - Благотворительность она не бесплатная. Приходской бюджет молитвами не полнится. Крыша за бесплатно не чинится. Обеды для бездомных не материализуются из воздуха. Лекарства не приносят херувимы. Любое священное древо произрастает из грязи... Мне плевать, на чем зарабатывать. Потребуется — открою казино. Бордель, пожалуй, что нет. Не одобряю продажной любви.
- Прости. Прости, ладно? Я не хотела заниматься дешевым морализаторством. - Едва не плача, я вцепилась в руку Джонни. - Совсем я сегодня стерва, да? И как ты меня выносишь...
- Привык я. Вас много таких, невыносимых. Ходячее биологическое оружие без дураков. С вами можно завоевать мир. - Джонни издевательски и зло фыркнул. - Но мне ничего, мне нравится. Я люблю пихать пальцы в розетку.
- Как получилось, что в вашей семье вся желчь скопилась в одном человеке?
- Ты отца моего не видела. Я — цветочки... цветочек. Пришли, руку давай.
- Я разве её забирала?
- Ты её забирала!
- Не заметила.
- Угу. Руку!

- Джонни, ты в порядке?
- Нет, я так не думаю. Дай мне минутку. Сейчас пройдет.
- Могу я что-то для тебя сделать?
- А что ты можешь?
- Я не знаю, что я могу.
- Тогда просто дай мне минутку.
Была глубокая ночь. Мы стояли на крыше и играли в словесный пинг-понг. Играли, пока мячик не вылетел за пределы крыши и не превратился в падающую звезду. Никогда не понимала, что хорошего в падающих звездах. Они ведь падают. Падать — плохо. Падать — больно. Они умирают, а мы желания загадываем. Получается, мы связываем свою надежду с чужой гибелью?
- Ну, я всё. Оки, ты чего... плачешь?
- Пытаюсь не.
- Вот сейчас уже плачешь.
- Имею право. Не плакала с тринадцати лет. Ты тут ни при чем. Мне звезду жалко.
- Конечно, имеешь. Я не отбираю. Я тут ни причем.
- Ты виноват.
- Я виноват.
Мы снова играли. Мне никогда не нравились мячики для пинг-понга. И звук, с которым они ударялись о стол. Легковесный такой и пустой. Будто кто-то выел эти мячики изнутри.
- Я знаю, что нам нужно, Оки.
- То, что нам нужно, находится не там, где ты ищешь.
- Моря соленые. Океаны тоже соленые. Я поплаваю?
- Дурак, это слезы. Штиль или шторм?
- Мне шторм и побольше.

- Если у нас родится девочка, - вжикнула молния, звякнула пряжка, капля пота скатилась по виску Джонни, - назовем её Стеллой.
- Да чтоб тебе лама язык откусила! Не смей так шутить! Я вляпалась, вляпалась и повелась... - Я в сотый раз одернула платье и сглотнула подступившую к горлу волну паники. - Ну почему, почему ты такой беспечный? Почему сразу не сказал? Уважающие себя парни не уповают на теорию вероятности. Приучись носить в своих дурацких карманах не только набор юного взломщика!
- Я потерял голову. - Джонни облизал губы, заметно нервничая. Но в глазах по-прежнему был шальной блеск. - Честное слово, не помню, что у меня в карманах. Тут одно, там другое. Там есть, тут нету... Ты как, в порядке?
- Жить буду, - отмахнулась я, - но учти, что последствия сегодняшней ночи я вышлю тебе бандеролью. И можешь называть их как хочешь.
- Я слишком молод, чтобы в одиночку растить цветы жизни! - запротестовал Джонни.
- Ладно, хватит об этом, - я провела по его лбу, разглаживая морщинки. - Теперь попробуем сделать нашу личную жизнь чуть менее очевидной... Джонни, ну не тормози! Заправь рубашку в штаны и убери из глаз треклятый блеск! Это то, что я имела в виду.

- Посидим еще немного, - попросил Джонни, - пожалуйста.
- Если ты надеешься на повторение...
- Съешь конфетку, выпей чаю, ты потрясающая женщина! Я об этом даже не подумал. А ведь зама-а-анчиво... Эй, горячая штучка, за что ты меня бьешь? Это твои мысли шалят, а не мои. Просто посидим, обещаю. - Он похлопал по месту рядом с собой, откуда я предусмотрительно слиняла. - Ты меня сегодня запутала. То ты со мной, то не со мной. Ты с кем вообще? В принципе я не ревнив, но делить тебя с Раулем... Это, ну, чересчур.
- Любишь ты вгрызаться в суть вещей... Я... я просто не знаю. - Я залилась нервным румянцем и поспешила отвернуться. - Нам обязательно сейчас это обсуждать?
- А как ты хотела? Сбегать от меня к Раулю и, возможно, обратно? - Джонни был раздражающе всепонимающим и догадливым. - Только не спрашивай, откуда я знаю. У тебя на лбу написано, что ты инфицирована Раулем. Не скажу, что это любовь, но точно взаимная одержимость. Наверняка он перебрал кучу женщин, пытаясь от тебя излечиться.
- Неправда. Не может быть. Странное у тебя к нему отношение.
- Просто я не закапываю глаза слепой сыновней любовью, как Флип, - он неодобрительно скривился. - Я вижу, что у моего крестного проблемы и довольно серьезные.
- Рауль сказал, у него нет проблем...
- А ты взяла и поверила? Сама посуди. Есть проблемы у мужчины, который не может быть счастлив с женщиной, которую любит? Он никогда не бывает с ними счастлив. Даже когда его любят в ответ... Ладно, пойдем уже. Ты позвони мне, если понадоблюсь.

 

[Magick]

Я не позвонила ни на следующий день, ни через день. Вообще никогда. На следующий день я сидела у Рауля на коленях, а его пальцы вырисовывали замысловатые узоры на моей ноге. Подушечки пальцев были шершавыми, руки горячими, моя голова пустой и гулкой, реальность нереальной, Рауль — красивым.
- Что-то я вас сегодня не узнаю. - У меня вызывали опасения его закрытые глаза, расслабленная поза и ленивая размеренность движений. Спокойная ипостась Рауля сбивала с толку не меньше её буйного собрата. - Вы распрощались с амплуа горячего парня и записались в школу спартанцев?
- М-м, горячий парень? Седьмой день как повешен за длинный язык. М-м, школа спартанцев?.. О, ну я и правда могу заниматься этим бесконечно долго. - Безмятежным мурлыкающим тоном заверил Рауль. - Это почти как гладить кошку или играть на гитаре. Перебор гитарных струн умиротворяет. Я беру в руки гитару, когда хочу успокоиться.
Нет, вы слышали мерзавца? Сижу я, значит, в его рубашке у него на коленях и умиротворяю. Мне что, совсем раздеться, чтобы он в астральные кущи тропинку отыскал?
- То есть вы не делаете различия между женщиной из плоти и крови и гитарой из дерева? - Я возмущенно сбросила его руку. - Между струнами и моим бедром? Вот и шли бы забавлялись со своей гитарой!
- Ш-ш-ш, не делайте резких движений, я вас прошу. Это не ко времени и не к месту. Знаете, что дипломаты называют «модус вивенди»? Отлично, что знаете. Держите это в уме. И, положим, бедро не здесь, - смуглая рука скользнула под край рубашки, - а вот здесь. Ну, я так думаю... а что думает анатомия — мне глубоко безразлично.
Мое мнение было ему в равной степени до лампочки. А я так по нему соскучилась, что млела не только от прикосновений, но и от фирменного наплевательства. Понятное дело, хозяином ситуации был Рауль. А я... что я? Просто девчонка, которую он посадил к себе на колени. Не первая, не особенная, не последняя. Не имеющая на него никаких прав. И рук у меня стало слишком много. Много больше, чем у Шивы. Мешались они страшно. Лезли повсюду, под одежду и в волосы Рауля. Ему это дико не нравилось — предостерегающе шипел, косился недобрым синим глазом и поминал рогатого.
Чашу его терпения я осушила до предпоследней капли. Потом каким-то чудом поняла: Рауль очертил границы дозволенного. Блюдет этот свой «модус вивенди». Намекает, чтобы я не своевольничала и не лезла на запретную территорию. Пожалуй, что и стремилась я туда из чистого упрямства и противоречия... Мне уже было хорошо и большего пока не требовалось.
В общем, да, он был прав. Стоило мне это понять, как дело пошло на лад.

дальше

- Ну всё, слезайте с меня, - неожиданно объявил Рауль. - На сегодня урок окончен.
- Урок? - растерянно переспросила я, глядя на осиротевшую ногу.
- Конечно, урок. Я решил удовлетворить вашу, м-м, просьбу и научить, как со мной обращаться. Столько жалоб на мою замысловатость и необыкновенность я не слышал еще ни от одной женщины. - Он поморщился в знак своего вящего неодобрения. - Необыкновенность в значении нестандартности, разумеется. Хотя... вы знаете, я вас обманул. Я необыкновенен во всех значениях.
- Ну, главное, что скромны, - фыркнула я. - Опять вы за старое — меня дразнить?
- Не могу отказать себе в невинном маленьком удовольствии, - беззлобно усмехнулся Рауль. - Мне так этого не хватало. Знали бы вы, как скучно среди людей, не способных поведать мне, какой я скверный. Они не понимают, с какой радости я до них докапываюсь. Знают, когда я шучу и смеются вместе со мной. Возмутительно! А мне для счастья всего-то и нужно, что упиться собственной гнусностью.
- Забудьте. Со мной это больше не прокатит. Я... я тоже стала скучной, вот!
- Ууу, да тут у нас новорожденная лицемерка... По поводу гитары, видимо, чайник мой возмущался? Не иначе у них с гитарой вражда за мое внимание. Понимаю. Сопереживаю. Приму меры. Организую мирные переговоры. - Рауль сладко потянулся и приоткрыл глаза. - Океана, я совершенно серьезно насчет урока. Боюсь спросить, но вы что-нибудь для себя вынесли?
- Н-ну, вы умеете приглушать свою несносность, когда захотите, - наугад предположила я, - а под настроение способны на одну странную штуку. Вроде как нежностью зовется... А может, вам стало со мной скучно и вы задремали. Откуда мне знать.
- За что вы так со мной, Океана? - Простонал Рауль, со страдальческим видом откидываясь на подушки. - Нежность мужчине не к лицу, а в отдельных случаях оскорбительна. Я никогда не любил сладкого. С вами я был ласков и не более того. Остальное — излишества и барахтанье в сливочной помадке среди марципановых розанчиков... Чёрт, мы же не об этом сейчас! - Он досадливо поморщился, намекая, что это я сбила его с правильной мысли. - Мне хотелось, чтобы вы поняли нечто важное. Прекратите призывно пялиться на мои руки и послушайте!
- Я только и делаю, что слушаю, - буркнула я, - и нечего меня подлавливать на всяких там слабостях! Если вам нужна женщина из камня, отправляйтесь к той, что с веслом...
- Прелесть моя, конкретно сейчас мне нужна женщина из мозгов. Изобразите, пожалуйста. - Сказал он, конечно, гадость, но при этом тыльной стороной ладони погладил по щеке. Вроде как загладил. - Есть отличный способ не ставить меня в дурацкое положение. Откусывайте кусок, который вам по зубам. Не больше и не меньше. Хотите невинных ласк — будет вам невинные ласки. Хотите постельных утех — будут вам утехи. Я выполню любой ваш заказ, но упаси вас Смотрящий заказывать одно и втайне желать другого. Клянусь, что ни одно общество защиты потребителей вам не поможет.

***​

Теперь, когда самое невероятное записано, я могу перевести дух. Могу вытереть взмокший лоб и рассказать, как всё было. А было оно так...

Был вечер и была осень. Был дождь и был город. Была девушка и был мотоцикл. Девушке, то бишь мне, ни в какую не сиделось дома. Флип загулял у друзей. Юна замкнулась в своем мирке. Джонни не давал о себе знать. Приличные люди торчали у окон, подпирая кулачками щеки, и размышляли о суетности бытия.
Мне приспичило оказаться за окном. В гараже поджидал принарядившийся любимец — умница-мотоцикл в новенькой одёжке от местного кутюрье. Я погладила его железный бок и не удержалась. Соблазн прокатится был чересчур велик. Думала, сделаю круг по городу и вернусь к ужину. При условии, что кто-нибудь догадается его приготовить.
Затея была так себе, в основном из-за дождя. Он усердно поливал и меня, и моего коня. Из-под колес летели брызги, окатывая редких прохожих. Замша покрылась неэстетичными мокрыми пятнами. По лицу, щекоча, стекали дождевые капли. И всё равно это было лучше, чем сидеть у окна и размышлять о суетности бытия.

Не умею описывать сюрпризы. Все «внезапно» и «вдруг» следует отдать на откуп мультфильмам. Таким, знаете, про утенка с надувным молотком, который выскакивает из кустов и вопит дурным голосом. У меня рука не поднимется написать: «Внезапно я увидела Рауля». В конце концов он не утенок и ниоткуда не выпрыгивал. Он просто там стоял. Под дождем. В месте, где жили и умерли его предки — в «Вороньем гнезде».
Рауль был весь в белом, как и в день нашего знакомства. Я прекрасно помнила тонкую льняную рубашку, ставшую соучастницей моего нравственного растления. Белые брюки вновь были закатаны по щиколотку. И ветер по-прежнему играл с его волосами.
Слова не выразят и половины чувств. Это как идти и провалиться в яму. Как потерять память на долгие годы и в одночасье её обрести. Как забыть реплику на глазах у тысячи зрителей и не иметь под рукой суфлера. Примерно так, да только в разы хуже.
Газон чавкал, когда я по нему бежала. Мокрые ветви роняли капли, когда я их задевала. Ветер отталкивал назад, когда я рвалась вперед.
- Рауль!!! - холодный воздух ворвался в легкие, и я закашлялась
Он скорее не вздрогнул, а встрепенулся. Как человек, которого разбудили. Неловко передернул плечами, будто спал в неудобной позе и отлежал себе руку. Медленно, с неохотой обернулся. Протер глаза, с трудом фокусируя на мне взгляд. На лице Рауля отобразился некий мучительный процесс. Ничего особенного — всего лишь пытался сообразить, кто я такая.
- А-а, Океана, - мое имя сорвалось с его губ вместе с облачком пара, - в чем дело? Тонем? Горим? Вступаем в войну? Неужто апокалипсис? Если последнее, то зря вы не прихватили с собой поп-корн. Фильмы-катастрофы идут исключительно под него или под водку. Водки, полагаю, у вас тоже нет?

- Н-нету, - это вышло жалостливо.
- Весьма прискорбно, Океана, - Рауль сощурил воспаленные глаза. - У вестника апокалипсиса должна быть с собой водка. В противном случае он умрет раньше всех остальных.
- Рауль, вы рехнулись?! Не будет никакого апокалипсиса!
- Тогда зачем вы кричите? Будь на моем месте старушка, она бы окочурилась. Вам повезло, что я не старушка.
Рауль зевнул и принялся тереть кулаком правый глаз. Либо окончательно выжил из ума, либо безобразно пьян. Я чувствовала, что и у меня от него едет крыша. Как иначе объяснить, что я не развернулась и не ушла? За жалкие пять минут Рауль успел надругаться над моим здравым смыслом и моими чувствами. Свести с ума и выбить почву из-под ног. Эмоции раздирали меня на части, как свора бешеных собак. И гнев, и восхищение, и недоумение, и смятение, и л...
- Потому что я вас люблю! - под влиянием момента выпалила я.
- Так я вас тоже люблю, - он беспечно пожал плечами, словно говорил о погоде или чём-то незначительном, - но не выкрикиваю ваше имя так, будто за мной гонится чёрт с раскаленным клеймом и грозит отпечатать его на заду.
- Да вы!.. Вы!.. - Не знаю, от чего меня больше трясло — от холода и сырости или от возмущения. - Вы прикалываетесь, да?
- В той же мере, в которой прикалываетесь — отвратительное слово — вы. - Рауль скривился при мысли о том, что я загрязнила его безупречный лексикон. - Признания, сделанные под давлением, даже суд не засчитывает. Я надавил на вас, вы надавили на меня. Увы, не засчитывается. Еще раз увы: ни вы, ни я не подозреваем, о чем говорим. Попробуем как-нибудь в другой раз.

- Как вы смеете утверждать за меня?! Что вы себе позволяете? - Меня в очередной раз накрыло волной ярости и понесло по бездорожью. - Думаете, ваш жгучий имбирный голос имеет несравненное право изрекать постулаты? Я слышу не только, как вы говорите, но и что вы говорите!
- Я рассчитываю на это. В противном случае мой, гм, жгучий имбирный мог бы изрекать любую чушь.
- Да чтоб вам провалиться вместе со жгучим имбирным! - я уперлась кулаком ему в грудь. - Не такой уж вы безупречный и позарез нужный. И целуетесь вы весьма посредственно!
- Ну, это не новость, - он подавил зевок. - Мне говорили, что всё остальное у меня получается гораздо лучше.
Толстый намек в голосе. Усмешка. Нокдаун. Поблефуешь с таким, как же... Нормального мужчину заденут мои слова. Этот небрежно поправит съехавшую набок корону и сведет на нет все мои усилия. Вы же догадались, что насчет поцелуев я приврала?
- Ладно, вы меня уели, - нехотя признала я. - Вы шикарно целуетесь.
- Да восторжествует справедливость. На будущее: не пытайтесь меня переблефовать. Я играю в карты почти так же долго, как живу... Вы, кстати, всё? Закончили с вымещением обид?
Он взял мою руку. Ту, что была сжата в кулак и упиралась ему в грудь. По одному разжал пальцы — это был до странности приятный и смущающий жест. Потом привлек к себе и крепко обнял. Я запрокинула голову, нарочно подставляя ему шею.
- Э, нет, - над ухом раздался знакомый смешок, - не так прытко. Предлагаю для начала где-нибудь выпить и согреться. Ваша шея безумно соблазнительна и всё такое, но — вот жалость! — не греет, а я порядком замерз.

Часы тикали, вещи шли своим чередом. Уже в восемь я переступила порог «Колючки». Рауль вошел следом, мурлыкая под нос песенку — что-то о русалке, её грудях и явно озабоченном морячке. Которому повсеместно грезились русалочьи прелести.
Песенка была не из приличных. Бойко перечисляла всё то, что парнишка намеревался сделать с предметом своей страсти. Наиболее пошлые пассажи Рауль заменил неопределенным «м-м-м», что звучало едва ли не более пошло. Не знаю, зачем он это пел. Только меня смутил.
- Что, явился по мою душу, чёрт синеглазый? - Свирепо прорычала Белинда, обрушивая на стойку два стакана. - Еще и распутницу эту за собой привел. То-то от неё неприятностей мало. Нравится тебе, девочка, когда из-за тебя мужчины бодаются? А ты, Рауль Рамбаска, постыдился бы. Нельзя просто подойти к человеку и дать ему в нос! В людном месте к тому же.
- Потрясающая злопамятность! Вторая неделя пошла, а ты всё меня отчитываешь. Не пора ли сменить пластинку? - Рауль по своему обыкновению закатил глаза. - Пойми, Белинда, это меньшее из того, что я мог сделать для Тодда. По-хорошему ему следовало вырвать язык и милосердно избавить от страданий, гм, сопряженных с ошибкой природы. Такие существа должны приходить в мир безмолвными, чтобы мерзость хранилась внутри них, а не исторгалась наружу.
- Сейчас же объясните, о чем идет речь! - Потребовала я, хватая Рауля за отворот рубашки и разворачивая к себе. - Я имею право знать.
- Девочка, ты точно на луне живешь! - Загоготала Белинда. - В городе вторую неделю судачат о том, как Рауль Рамбаска сломал нос Тодду Грину.
- Но за что?!
- За что, за что... - передразнила меня барменша. - Неужели не догадываешься? Тодд назвал одну девицу нехорошим словом. Девица та меняла кавалеров, как перчатки. Жила с одним, любилась с другим, а глаз положила на третьего.
- Рауль, это правда? - мне сделалось дурно от её слов и его молчания.
- Разумеется нет. Я оказывал Тодду услуги пластической хирургии. - Рауль сверкнул зубами. - Мои постоянные клиенты разнесли молву, что доктор Рамбаска специализируется на ринопластике. Тодд проникся идеей и был крайне настойчив в своем стремлении к красоте. Я не смог отказать, хотя и отошел от дел... Пожалуй, это всё. Не понимаю, к чему столько шумихи. Тем более, что драка — интимное дело двоих, которое с приходом третьего превращается в извращение. Ко мне же не лезут в постель, когда я не один... хотя, чёрт, лезут. Проклятый город! Здесь все везде лезут и никогда не перестанут.

- Океана, - позвал Рауль, - вы решили утопиться в стакане с этой мерзостью? Неизящный и вульгарный способ расстаться с жизнью, смею заметить.
Может, то, что нам налила мстительная Белинда, и было мерзким, но я не почувствовала. Я не чувствовала вообще ничего. Вру, кое-что было — желание умереть. Рука со стаканом тряслась. Его граненый ободок подскакивал и бил меня по зубам. Жизнь была кончена.
- Что мне еще делать? - Упавшим голосом спросила я. - Я вас унизила и поставила в неловкое положение. Я... я пойму, если вы больше не захотите смотреть в мою сторону.
- Океана, я смотрю в вашу сторону весь сегодняшний вечер. Сплетни о вас — открытие только для вас. Я давно знаю. Ладно, давайте начистоту, раз уж начали. Я в курсе всех ваших похождений. Если бы меня что-то напрягало, отталкивало или возмущало, вы были бы ближайшим рейсом посланы на Максисовы острова. Я с вами, потому что хочу быть с вами. - Звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наверняка, он кривил душой или преследовал какие-то сомнительные цели. Впрочем, как и всегда. - Так, сейчас я потеряю терпение и что-нибудь с вами сделаю... Неужели вы всерьез полагаете, что меня волнуют сплетни? Меня, которому приписывают чужих детей, романы с чужими женами и сношения со всем, что подает признаки жизни?

- Слишком просто, Рауль, - я покачала головой. - Вы делаете это из прихоти. Очередного сумасбродного желания, которое стукнуло вам в голову. Это совершенно не ваше. Образ благородного и всепрощающего рыцаря, к которому не липнет грязь. Вы властный и категоричный, а не благородный. Вы меня истязаете, а не прощаете. Забыли что ли?
- Ну что за жизнь! Опять меня без меня женили. - Рауль в бессчетный раз закатил глаза. - Даже если это прихоть — а я трепетно отношусь к своим прихотям, — в ней нет ничего дурного. От названия суть не меняется. Пусть будет прихоть, сумасбродное желание или дурость влюбленного мужчины... Эм-м, что я дальше хотел сказать? Простите, слишком мало сплю в последнее время, чтобы звучать убедительно. Придется поверить мне на слово. Сделаете это для меня?
- Поклянитесь, - потребовала я, - поклянитесь тем, что для вас дорого.
- Как мало ко мне доверия, - похоже, его это не слишком удивило. - Ладно, пусть будет по-вашему. Да разбередит ветер мои раны, да заполнит море их солью, да заберут волны коня моего, да станут глаза мои из синих серыми, если нарушу я слово свое. Ми джурас, я клянусь.
- Это что такое было? - я впервые слышала, чтобы клялись такими странными вещами.
- Вы просили поклясться тем, что для меня дорого, - напомнил Рауль. - Это древняя клятва райданто. Уверяю, что мой перевод достаточно точен, чтобы клятва свершилась. Если сомневаетесь, могу повторить в оригинале.
- Опять ваши легендарные штучки... Зачем вы всё усложняете? Поклялись бы честью, как делают нормальные мужчины.
- На вашем месте я бы удостоверился в наличии у меня чести. Давненько я её не видел и, кажется, потерял. Неразумно завязывать клятвы на том, чего нет. - Слова сопровождала скорбная усмешка. - Проклятье! Я причитаю, как старая дева, проморгавшая полвека назад выгодного жениха. Придется нам сменить тему разговора. Часы пробили, вы слышали? Перевалило за полночь, а это значит... С первым днем весны, Океана! Вашу руку.

Стакан исчез из моих рук, как, впрочем, и все остальное. Стены, столы и стулья. Осуждающий лик Белинды Пули и ехидный лик рыбьего чучела. Рауль по большей части тоже исчез. Остались только его руки.

Рауль был прав, я мало ему доверяла. По законам нашей сказки он не должен был со мной танцевать. Он никогда со мной не танцевал. Он танцевал с другими. И все же он танцевал со мной.
В «Колючке» играла музыка — незамысловатое кантри, выводимое хриплоголосой певичкой, — но танцевали мы под другое. Музыка играла у Рауля в голове. О её ритме и темпе я могла судить по нашим движениям: Рауль то придерживал меня, то, наоборот, заставлял двигаться быстрее. Вы не поверите, но через какое-то время я начала слышать эту мелодию. Нет, не так. Слышал её Рауль, а я видела в рисунке нашего танца. Всё правильно — он слышит, я вижу. Он музыкант, я художник.

Я ему не доверяла, но знала, что могу закрыть глаза и ни о чем не беспокоиться. Боялась оступиться в сложном движении и верила, что Рауль этого не допустит. Ждала, что танец прервется по его инициативе, но надеялась... Наверное, я озвучила это вслух.
- Занимательная амбивалентность, - прокомментировал мой партнер, вовлекая нас в очередное замысловатое движение.
- Я слова-то такого не знаю, - пожаловалась я, - сейчас точно не знаю.
Рауль захохотал. Движение завершилось чем-то немыслимым. А я... Я и не догадывалась о присутствии в нашем танце таких элементов. Танец был выразительным и не лишенным того-самого-подтекста, но вполне приличным. Без откровенных постельных аллюзий, свойственных, скажем, танго.
- Теперь вы догадались, почему я не хотел с вами танцевать? - Укоризненно шепнул Рауль, нависая надо мной и проникновенно заглядывая в глаза. - Танец выдает всё, что вы честно пытаетесь скрыть. В общественных местах можно танцевать лишь с теми, кто вам безразличен... или приелся до такой степени, что перестал волновать. Знаете, сколько неприличного можно усмотреть в сплетенных пальцах, блаженно запрокинутой голове и выгнувшейся спине? Ничего не напоминает, нет?
В словах Рауля не было ничего грязного, но произведенный эффект оказался сокрушительнее всех пошлостей Джонни вместе взятых.
Так он заманил меня к себе домой, где, разумеется, никаких танцев не последовало. Мы сушили мокрую одежду, пили чай и обсуждали правила настольной игры. Рауль пожертвовал мне свою рубашку. Ну а дальше... Дальше вы знаете.

 

[Magick]

Хотелось бы написать, что с тех пор мы с Раулем просыпались вместе, но это не так. Я оставалась все той же трусихой. А Рауль, обжегшись на молоке, дул на воду. Нашими совместным — ладно, моими — усилиями мы не виделись в течение целого месяца.

***​

Я из тех нелепых людей, что ищут предлоги. Из тех, кто завидует чужому «просто так». Из тех, кого неизменно ловят. Мои сюжеты шиты белыми нитками по черной ткани. Конечно, все видят. Чему удивляться? Если в пять утра — ладно, в четыре двадцать — я появлюсь на пороге вашего дома и скажу, что пробегала мимо... Вы поверите? Я буду в спортивной одежде. С моей шеи будут свисать наушники. Кожа будет влажной, потому что я действительно бежала. Бежала к вам.
Что делают разбуженные посреди ночи мужчины? Первым делом пополняют ваш словарный запас. Цветистыми, ветвистыми и кустистыми фразами. Инструктируя, куда вам следует податься и что сделать. И что они сделают с вами, если тревога окажется ложной и вы просто так посягнули на их сон. Тут, кстати, предлог лишним не будет. Разбуженные мужчины соображают туго и вы, по крайней мере, успеете убежать.
Далее мужчина продемонстрирует вам то, в чем он спит. Более продвинутые продемонстрируют, как они одеваются. Рауль относился к числу последних. Сквозь стеклянные двери мне было видно, как он застегивает штаны и набрасывает на плечи рубашку. Все на ходу и с истинно военной сноровкой. Ладно, пусть спит голым. Пусть спит, как хочет. Не мое дело.
- О, ну прямо как в анекдоте. - Он застыл на пороге и сделал странное хватательное движение, будто сбрасывал пелену или морок. Я не исчезла. - Ладно, не мерещитесь. Доброе... Доброй... Точно не добрый... Сейчас что вообще?
- Правильный вариант «доброе». - Подсказала я, игнорируя туманную фразу про анекдот. И скорее расстегнутую, чем застегнутую рубашку. - Потому что сейчас утро, а у меня утренняя пробежка. Вот, решила заскочить.
- Если сейчас утро, почему меня заливает лунный свет? - Он машинально поправил сползшую с плеча рубашку. На смуглой коже мелькнуло что-то красное. Ссадина? Ожог? - Во всем виновата луна, ведь так? Она светит только над моим домом, а там, откуда вы прибежали, — солнце. Просто оно считает меня вурдалаком и боится опалить.
- Спросонья вы не очень-то остроумный. Зато безбожно соблазнительный. Такой томный вид, такой хриплый голос, такие затуманенные глаза... Что у вас, кстати, с волосами? - Я набрала в пятерню целую охапку его волос. Он изумленно дернулся, но вырываться не стал. - Смешные такие. Влажные, волнистые и мягкие. Что вы с ними делали? Мыли?

дальше

- Ох, котенок, спасибо. Склоняюсь перед вашей мудростью и вашим великодушием. - Чем я заслужила этот уважительный и восхищенный взгляд? Какой он все-таки странный, этот Рауль! - Разумеется, я вымыл волосы и лег спать. Иначе и быть не могло. Катался во сне на китах и носил венок, сплетенный из солнечных лучей и морских волн.
- Рауль, я вас не понимаю. - Хорошо, что он расслабился и перестал настороженно высматривать что-то в глубине дома. Но что я сделала? За что он меня благодарит? - Странные вы вещи говорите. И оглядываетесь странно. На плите молоко стоит и может убежать?
- Ну, это вряд ли. Некуда молоку бежать, ведь у меня нет задней двери... Ох, и проклятый я дурак! А утроночь — этот ваш личный мутант — такая странная и смешная. И мои волосы до сих у вас в кулаке. Отдайте, а? Пока беды не случилось. Взамен могу предложить несколько пальцев, ладонь, сразу всю руку или то, что вам придется по вкусу...
Я залюбовалась тем, как он наклоняется ко мне. Весь такой грациозный, завораживающий и плавно-тягучий, как ниточки сгущенки, тянущиеся вслед за ложкой. Он бы меня убил за такое сравнение. И пусть бы убил. Потому что в тот момент Рауль действительно был сгущенкой. И поцелуй получился бы сгущеночным. Почему «бы»? Потому что поцелуя не получилось. Рауль замер в дюйме от моего лица. О чем-то вспомнил, отрывисто ругнулся сквозь зубы, треснул по дверному косяку. Повторил сгущеночное движение в обратном направлении. Мерзавец.
- Учитывая обстоятельства, это невежливо и в какой-то степени неприлично. - Просто отлично объяснил! Все всё поняли. - М-м, вы погулять не хотите?
- Вот прямо сейчас и по пляжу? - не поверила я. - В обнимку и по щиколотку в море? С вами?
- Можно в обнимку. Можно держась за руки, как подростки. Могу понести вас на руках, только вам это будет дорого стоить. - Он прищурился. Совсем как оценщик из ломбарда, прикидывающий на глаз стоимость вещицы. - Знаете, есть такой коктейль... Водка, персиковый ликер, апельсиновый сок и клюквенный, лед и кружок апельсина на ободке стакана. Найдем тихую бухточку и приготовим. Согласны стать моим собарменом?
- Серьезно, Рауль? Вы только что не захотели меня целовать!.. А-а, вы так пошутили. Вот чёрт! Снова я попалась.
- Ага, шутка. Скерцо. Легкомысленное трень-брень на оголенных нервах. Удавиться можно от вашей проницательности! Похоже, что у шуток и фантазий одна судьба. Над ними либо смеются, либо не понимают. - Нет, это была не улыбка, он просто дернул уголками губ. - Да ладно вам сражаться с лицом. Все равно оно победит и покажет мне ваши истинные намерения. Бросьте, Океана, давайте вы уже откажетесь, и мы разойдемся по домам.
- О, горячий парень восстал из могилы! - я не смогла сдержать ликующей ухмылки. - Рауль, у меня были на вас планы еще до того, как у вас появились планы на меня. Поэтому выпейте теплого молока и ложитесь спать. Сейчас с вами что-то не то. Проспитесь, протрезвейте, выведите из организма чудо-траву... А вечером мы встретимся и завалимся в какой-нибудь бар. Фаун отдала мне остатки зеленого грима, так что будет весело. После мы пойдем на пляж, искупаемся и приготовим коктейль.
- Эй, эй, э-эй, полегче! - Рауль выглядел как человек, у которого произошел разрыв шаблона. Бедный. Наверное, это больно. - Это... это вы мной командуете что ли? Моя гордость только что спеклась на адских углях и покрылась хрустящей корочкой... Где? Во сколько?

Вот вам именной парадокс. Бар называется «У Мика», но никакого Мика там в помине нет. И никогда не было. Одни говорит, что «мик» — это микрофон, потому что в баре есть сцена для выступлений и караоке. Другие говорят, что МиК — это Мышки и Кошки, Музон и Коктейли, Медузы и Крабы... В общем, любые «М» и «К» на ваш выбор.
- Моряки и Корсары, - вариант Рауля был в духе Рауля. - В молодости мы с Финном и Гилом мечтали открыть бар, но не вышло.
- Почему не вышло?
- Меня усыпляла возня со счетами. Длинные колонки цифр валили с ног похлеще чрезмерных возлияний и недельной бессонницы. У Финна с математикой не клеилось. Его до сих пор обчищает собственный бухгалтер. Гил чересчур, м-м, специфичен... Заключить сделку с Лаем все равно, что продавать душу дьяволу. Подозреваю, старина Гил где-то хранит спиленные рога и отрезанный хвост, а контракты с ним надлежит подписывать кровью.
- Гил — это отец Джонни? - он кивнул. - У моего отчима был бар. Сосал жизненные соки, как хорошо натренированная пиявка.
- А чем ваш отец занимался?
- Тем же, чем все избалованные мальчики занимаются, - я равнодушно пожала плечами, преувеличенно равнодушно, - сидел на шее. Сначала у родителей, потом у подружек. Швырялся деньгами, когда они у него были. Когда не было, скулил и терся смазливой мордашкой о женские ноги. Не знаю, что с ним стало. Никогда не видела и видеть не хочу. Ему лет восемнадцать было, не больше... Какой из него отец? Один раз подловил мою маму и — оп! — ребеночек получился. Банальная история, не о чем говорить.
- Добро пожаловать в клуб случайных детей. Вы больше не одиноки. - Выражение пытливого любопытства сменилось выражением... Не знаю, понимания и поддержки? - Моя добродетельная матушка была слишком добродетельна, чтобы быть в курсе низменных и грязных вещей. Пока отец делал с ней низменные и грязные, она грызла костяшки пальцев и думала о большой и чистой. Не поверите, но после смерти отца в ее постели не побывал ни один мужчина. Старшая дочь Аннанов — переизбыток алкоголя в крови Флоры, помноженный на дурость Финна. Джонни... Гил перепутал комнату жены с комнатой горничной и случайно исполнил супружеский долг.

- Ууу, а эта фотобудка! Знали бы вы, сколько местных мальчишек и девчонок обязаны ей своим появлением на свет. Их так и называют — детьми фотобудки. Еще в Барнакл Бэй есть дети камышовых зарослей, дети списанных в утиль танков, свирепые пещерные дети... Где только не накрывает людей случайная страсть! Я, к примеру, гордое дитя доков и корабельных закутков. Наверное, поэтому я так люблю корабли. На историческую родину тянет, так сказать. А вы?
- Блудная дочь лифта! - выпалила я, давясь смешинками и смаргивая с ресниц слезы. - Черт бы вас побрал, Рауль! Вы меня до слез насмешили.
- О, ли-и-ифт. Небоскреб, значит. Фантасмагорично, прогрессивно и, гм, весьма оперативно. Сколько в доме было этажей? - Судя по лукавым огонькам в глазах, Рауль был лучшим математиком, чем Финн. - Вот видите, мы с вами подходящая пара. Осталось сделать ребенка во время параболического полета и сдать получившееся чадо яковитам. Будет замаливать перед Смотрящим наши грехи.
- Довольно, Рауль!.. По-моему, никому не нужные дети — это грустно, а не смешно.
- Вы находите? Нужные дети — вот это действительно грустно. Всем так нужны, что себе ни на минуту не принадлежат. Не встречали маминых сынков и папиных дочек? Мрак полнейший и элементарное отсутствие собственных мозгов. - Рауль скривился. - Поверьте, гораздо спокойней и полезней для нервов быть ненужным. Никому не принадлежать, не быть заложником мамы-наседки и папы-дракона, не сидеть в клетке, выкованной из стальных прутьев заботы и родительской любви.
- Хотите сказать, вы бы не любили свою маленькую принцессу?
- Конечно бы любил, до остервенения, - он беспомощно развел руками, - каждое утро взмывал бы в небо и патрулировал округу на предмет белых коней и принцев. Пойманных раздирал бы на части, запекал в своей огненной пасти или глотал целиком, не выплюнув ни косточки... Шашлык из принцев, фрикасе из белых коней... Для маленькой принцессы моя любовь стала бы темницей. По ночам она рыдала бы в подушку и думала о том, как меня ненавидит. За то, что не позволяю задирать юбку перед сказочными принцами и их конями.
- Рауль, это абсолютно нормально. Все отцы девочек — лютые сторожа их невинности. Не повод не заводить детей. Когда принцесса повзрослеет и встретит истинного принца, скажет вам спасибо и попросит прощения.
- Не попросит, - Рауль свирепо сверкнул глазами, - потому что истинного принца я тоже сожру.

Пока я переваривала услышанное, Рауль протиснулся мимо меня и скрылся за занавеской. Удивленный взгляд я послала ему в спину, так что не настиг. Пришлось удивляться словами. Вышло совсем по-жирафьи. Ну, знаете, как у Юны, когда она ойкает глазами и интересуется, что происходит. Хорошо, Рауль не видел моих глаз: в них было очень и очень глобальное «ой!»
- Носик попудрить собираюсь, - могу поспорить, он там давился от смеха. - Что еще можно делать в фотобудке? Точно не фотографироваться, фотобудки ведь не для этого.
- А ну не умничай, Ра! - Темноволосая женщина с мастерством легендарного убийцы выросла у меня за спиной. - Здравствуй! Ты же Океана? Я Патти Эйб, будем знакомы. Если телик починить надо или пошуршать в щитке, смело звони. За бесплатно расскажу, как приструнить этого упыря.
Я машинально взяла визитку и сунула в карман. Женщина одобрительно кивнула. На вид ей было лет сорок. Назвать Патти красивой не повернулся бы язык, но интересной — вполне. Лицо у нее было настолько подвижным, но ни минуты не находилось в состоянии покоя, а глаза — слишком умными, чтобы не отпугивать подавляющую часть мужчин. Она была одинока и отчаянно это скрывала. Видела я таких беспечных хохотушек, которые ревут, когда никто не видит.
- А-а, мой демон отмщения раздает свои ядовитые подарки. Скажи, Патти, почему ты всегда появляешься так вовремя? Повторно — раз в сотый — информирую, что приструнить меня ты можешь исключительно в своих мечтах. - Рауль появился из-за занавески и окатил Патти насмешливым взглядом. - И не учи мою девушку, как со мной обращаться. На этом поприще она достигла больших успехов, чем ты. Ах да, еще не зови меня «Ра», я этого не разрешал. И, ради вымирающих тропических лесов, прекрати печать свои чертовы визитки! Все, уходи, Патти. Я все сказал. Дальше буду только рычать. Мне сегодня можно, я сегодня зомби. Р-р-р!

- Это было грубо, - мне было неприятно на него смотреть. - С женщинами нельзя так разговаривать.
- Опять вы рубите сгоряча. Мне казалось, вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы предположить наличие причины.
- Причина в том, что она в вас влюблена, а вас это напрягает? Вы наигрались, а у нее сохранились к вам чувства? Вы давно ее бросили и забыли, а она не может забыть вас?
- Океана, я от нее отказался. Патти отомстила самым подлым способом, который только можно придумать. - Голос Рауля звучал глухо. - Женщины гораздо изобретательнее мужчин. Лично мне бы не пришло в голову напоить и соблазнить невинного ребенка. Никогда не смогу этого простить.
- А... О... - до меня начало доходить. - Флип? Джонни? Ох, Рауль!.. Опять я ляпнула, не подумав. При встрече я ей лично глаза выцарапаю!
- Нет, другой мальчик. Чем-то похожий на Флипа и так же отчаянно не желающий взрослеть. По возрасту он был скорее юноша или даже молодой мужчина, но в душе абсолютный ребенок. Ладно, не будем больше об этом.
- Вы злитесь на меня? - я давно обернулась, но боялась смотреть ему глаза.
- Нет, котенок, нет, - Рауль слабо улыбнулся, - я просто расстроен и устал с этим жить.
- Простите, что брыкаюсь, - я медленно двинулась ему навстречу, - вы этого не заслуживаете. Вы сегодня такой покладистый и ми... Я хотела сказать «славный».
- Да хоть милый, мне от этого не больно, - он пожал плечами. - Неужели вы никогда не наблюдали виноватых мужчин?
- Виноватых? О чем это вы?
- Как о чем? О «молоке», которое я так неудачно пил непосредственно перед вашим визитом. Вы, м-м, буквально оторвали меня от стакана.

Признание прозвучало, но я все равно сделала эту глупость — сдернула с его плеча рубашку. Разумеется, не ссадина и не ожог. Я выпустила воротничок и отступила на шаг назад.
- Пожалуй, самый прискорбный случай недопонимания в моей практике. Пожалуй, не видать мне коктейлей. Пожалуй, вам не стоило привлекать внимание к следам преступления. Пожалуй, поэтому на нас все косятся. - Рауль неловко поправлял рубашку, одновременно пытаясь поймать мой взгляд. - Нет, не так. Вы неправильно сжимаете кулак. Так вы рискуете сломать большой палец о какую-нибудь мою кость. Большой должен быть не сверху, а снизу, под всеми остальными пальцами. Показать вам, куда нужно бить, чтобы было больно и много крови? Все равно мне рубашку отстирывать от грима.
- Кровь плохо отстирывается, - зачем-то предупредила я.
- Значит, выкину, - Рауль равнодушно пожал плечами.
Если бы не его бесстрастное спокойствие. Если бы не его взгляд, который искал мой взгляд. Если бы не его покорность... Наверное, тогда бы я ударила. Вместо этого я снова взялась за воротничок. Надо было видеть глаза Рауля, когда рубашка сползла с его второго плеча.
- Ну вот. Теперь симметрично. - От содеянного я получила странное и не совсем здоровое удовлетворение. Наверное, Джонни был прав насчет природы наших чувств — не любовь, а какое-то извращение. - Да, Рауль, недопонимание. Вы верно подобрали слово, но не видите, что за ним стоит. Не ваша неверность, не моя наивность и не ваше толкование моей наивности в свою пользу. Да будет вам известно, что ни одна нормальная женщина не спустит измену на тормозах... За недопониманием стоит ваша вера в собственную исключительность. Так вот, вы больше не тиран на троне. Я начинаю диктовать свои условия. А это значит, что вы перестанете превращать свою постель в место общественного пользования. Это значит, что вы научитесь говорить «нет» женщинам всех возрастов. Это значит, что целибат — ваш новый предмет для изучения. И только попробуйте снова залезть под какую-нибудь юбку!..
- Оки, ревнивая моя, - сверху на меня смотрели веселые и бесстыжие синие глаза, которым происходящее явно пришлось по душе, - не хочу прерывать вашу пламенную речь и труды по украшению моего тела, но наша публика близка к зрительному и слуховому апофеозу. Давайте завершим чем-нибудь запоминающимся, чтобы все, кому надо, со спокойной душой попадали в обморок.
Тиран залихватски сдвинул набок корону и сгреб меня в охапку. Это был наш отложенный поцелуй. Только не было в нем никакой сгущенки. Лишь полынная горечь обиды, солоноватый вкус чужой крови и требование подчиниться.

 

[Magick]

Я распахнула дверь и оказалась в пустыне. Удушливой, знойной и нестерпимо жаркой. Дышать было нечем. На пути воздуха стояли плотно закрытые ставни и тяжелые пыльные шторы. Неподвижные лопасти вентилятора свисали с потолка ненужным декором. Вместо них работал обогреватель, который и был эпицентром пустыни. На диване под грудой одеял метался в беспамятстве человек. На его ввалившихся щеках цвел лихорадочный румянец. Темные круги обвели глаза. Губы, которые я целовала несколько часов назад, пересохли и потрескались. Волосы слиплись. На лбу и над верхней губой выступили капли пота.
Я с трудом узнавала Рауля, и это было страшно. Болезнь не делает различий между сильными и слабыми. Болезнь не знает жалости и милосердия. Болезнь не спрашивает, когда ей прийти и кого запереть в душной комнате под грудой одеял. Я это знала, знала всегда, с самого детства. Но видеть Рауля таким было невыносимо.
- Рауль...
Может, я крикнула. Может, прошептала. Может, просто пошевелила губами, обдав его его щеку своим дыханием. Не помню даже, как оказалась рядом. Мгновение — стою у двери, еще мгновение — на коленях у дивана.
Рауль медленно повернул голову и открыл глаза. Бессмысленный мутный взгляд скользнул по моему лицу, не узнавая и не пытаясь узнать. В пугающе ярких глазах оставалось очень мало Рауля. Его личность плескалась на самом донышке. И я боялась расплескать ее окончательно.

дальше

Наверное, мой рассудок помрачился. Решил поиграть со мной в прятки. Помощь? Телефон? Доктора? Лекарства? О них я даже не подумала.
Пустыня затягивала нас в свои зыбучие пески. Холодные полотенца на лбу Рауля через минуту становились горячими. Я добросовестно их меняла, выскребая из холодильника ледяную крошку. Жар не спадал, но я не могла сидеть без дела. Я давно не чувствовала пальцев, но это не казалось важным. Меня начало лихорадить. Наверное, за компанию. Я бегала, спотыкалась, обнимала, звала, гладила по волосам, заклинала, угрожала, обещала. Наверное, я просто сходила с ума.
- Не вздумай умереть у меня на руках! - пригрозила я, прижимаясь щекой ко лбу Рауля. - Ты меня понял, мерзавец?
- Ло-о... - простонал он, вцепившись в мою руку горячими сухими пальцами.
- Рауль, это я, Оки. Лоренцо здесь нет.
- Я з...наю. В кар...мане... Ло.
На это ушли его последние силы. Я почувствовала, как пальцы Рауля разжимаются и соскальзывают с моего запястья. Рука безвольно повисла. Рауль потерял сознание и больше ничем не мог мне помочь.
Но у меня появилась цель. Я должна была что-то найти. Я должна была найти карманы. Одеяла полетели на пол. Я искала карманы. Сначала на самом Рауле, потом на вешалке, потом в сваленной на полу одежде. Карманы, карманы, карманы. А Рауль без сознания. Упаковка мятных пастилок, нож, фигурка черной лошади, ключи, мелочь, клочки бумаги с телефонами и женскими именами, штопор, отвертка, стеклянные шарики... Так много всего. А Рауль без сознания. Тук-тук-тук пульс. Тик-тик-тик время. Колода карт, фишки для покера, скомканная записка, порванная серебряная цепочка... А Рауль без сознания. Мобильник. Лана, Лаура, Лиз, Лиззи, Лина, Л-девица, Л-девица, Л-девица, еще, еще, еще... Лоренцо!
- Сэр желает поглумиться? - заплетающимся языком пробормотала трубка, пытаясь общаться не со мной, а с тем, чье имя высветилось на экране - Давайте поздравим Ло с началом уикенда? Давайте пошлем к нему девочек? Давайте вспомним, что на трезвую голову Ло не нарушает обетов? Давайте пошлем ему вина? Шут, паяц, клоун! Да я из-за тебя в аду гореть буду!
- Э-э, Лоренцо... Ваш ад подождать не может? Вы мне нужны!
- Океана Берег? - он предпринял слабую попытку удивиться. - Передайте Раулю, что я взял только вино. Женщинам отпустил грехи и отправил по домам. Его самого я приду и убью. Теперь мы можем попрощаться, чтобы я спокойно умер от стыда?
- Э, нет-нет! Это вы после делать будете. Тут с Раулем беда. Чтобы убить, вам сперва придется поставить его на ноги... Энцо, кажется, он уже в этом вашем аду! Как его оттуда достать?
На смартфоне Рауля таяла ледяная крошка. Я не то плакала, не то смеялась. А один пьяный яковит мгновенно протрезвел.

***​

Двенадцать часов назад мне казалось, что хуже и быть не может. Жалкие клочки моей репутации кружили в воздухе, похожие на перышки ощипанной птицы. Не благородной, нет. Воробушка какого-нибудь.

- ...и возлежали зомби на полу. И грезили зомби о сочных мозгах. И щеки их были алы от стыда. Как отраженье закатного солнца в наливных боках яблок. - Пряжки на ботинках Рауля были в форме якорей, а сами ботинки прохаживались взад-вперед перед моим носом. - Нет, постойте, что я несу? Зомби неведомо чувство стыда, а на щеках — всего лишь трупные пятна.
- Ха-ха. Шут. - Я подтянула колени к подбородку, сворачиваясь в фигуру стыда и раскаяния.
- Я, Ваше Трупное Высочество! - Ботинки с дурацкими пряжками остановились и принялись раскачиваться с пятки на носок. - Ну-ну, Оки, пора восстать из могилы публичного порицания! В ней сплетневые черви копошатся, а вам делать нечего. На вашем месте должен быть я. Выгляжу так, будто меня не поделили десять негритят и плантатор, а не две маленькие девочки.
- Это вы заслужили, - странно смотреть на человека, когда ты лежишь, а он стоит, - но укусила я вас случайно. Простите. Болит?
- Со страшной силой, - он осторожно улыбнулся припухшими губами. - В молодости я переломал кучу костей, в меня тыкали ножами и прочими железками, скидывали с крыши, душили и били бутылками по голове... Но покусанная губа — безусловная вершина личного хит-парада боли. Что за мужчины попадались вам на пути, если вы боитесь оставить на мне лишнюю царапину? Это примерно как извиняться за то, что вы капнули чернилами, пока выводили букву.

- Но я же испортила страницу, - я терялась в его логике и чувствовала себя еще более несчастной — маленькая потерянная девочка в лабиринте с чудовищами-демагогами, - она перестала быть совершенной.
- Зато у нее появилась изюминка, которой нет у совершенных собратьев. Пойдемте отсюда, а? Довольно с нас этого места, и с этого места довольно нас.
Чтобы встать, мне не требовалась помощь. Мне вообще не хотелось, чтобы он ко мне прикасался. На лице Рауля отразилось понимание. Раскрытые ладони сжались и спрятались в карманы брюк. Потом я вставала. Не то чтобы долго, но он успел заскучать. Стоял, привалившись к стене, и насвистывал.

- Мы на пляж за коктейлями? Вы на это намекаете?
- Все, что вы скажете, может быть использовано против вас... - Пробормотал Рауль, занятый игрой со своим перстнем. Снимал-одевал, снимал-одевал — интеллектуальное занятие. - Фортуна благоволит вам, моя дорогая. По пятницам я не жгу деревни, не краду коней и не насилую женщин. У нас, злодеев, имеются свои выходные дни. Так что просто провожу до дома. Не трону вас и пальцем.
В буквальном смысле не тронул. Шел впереди, засунув руки глубоко в карманы, и насвистывал. Я плелась следом, проклиная свою гордость. Или что там во мне заговорило? А Рауль даже не оборачивался.

Дома я сбежала к единственному понимающему мужчине. Его звали Сон, и он был демократом до мозга костей. Заключил в свои объятия всклокоченное зеленое существо. Вопросов не задавал. Объяснений не требовал. В любовники не набивался. Сон был мужчиной моей мечты.
Но и его у меня отобрали. Мимо протопали тяжелые мужские ботинки. Выпластавшуюся из-под одеяла руку задела грубая шершавая ткань. Нос уловил запах сигарет...
- Да чтоб тебя, Джонни Лай! - я резко откинула одеяло и одновременно щелкнула выключателем ночника. - Ой, Флип... Ты что, тоже куришь?
- Немножечко, - на левой щеке Флипа появилась игривая ямочка. - Ты зачем такая зеленая?
- А ты зачем такой... - Я потянула носом. Ноздри защекотал запах приторного алкоголя и женских духов. - ...откровенно душистый?
- Я не пил, просто так пахну, - ямочка появилась и на второй щеке.
- Не заливай, Флип. Тут публика для этого не приспособленная. - Я не повелась ни на первую, ни на вторую ямочку. - Все наивные девочки спят в соседней комнате. Иди им сказки рассказывай.
- Честное бойскаутское, Оки, - магия ямочек неведомым образом усилилась. - Мой сингл занял верхнюю строчку хит-парада. Вот меня и облили сразу всем, что нашлось в домашнем баре. Бабуля подсуетилась и первая урвала бутылку с шампанским. Не ожидал от нее такой прыти!.. Потом меня тискали всякие родственницы и тётечки, у которых я в детстве сидел на коленях. Сейчас в душ пойду, пока весь дом не провонял... Это, слушай, а что ты подумала?
- Как это что? - от негодования я даже всплеснула руками. - Что ты нагрузился по самые уши и развлекался в обществе фанаток. Таких, знаешь, которые визжат и задирают кофточки. И просят поставить автограф на всяких интересных местах.

- Да ну-у, - со скучающим видом протянул Флип, - после первой сотни раз с фанатками уже не интересно. Приедается. Да и автографы на груди ставить неудобно. Она же у вас выпуклая, а не как у нас... Эй, Оки, ты чего напряглась? Я шучу. У меня даже девушки нет.
- Уши тебе оторву, знаток женской анатомии! Где ты тогда пропадаешь целыми днями и ночами?
- В студии, на концертах, на прослушиваниях, у разных полезных людей, которые знают других полезных людей, которые знают... В общем, замотался я, Оки! - Он сгорбился и жалобно вздохнул. - Какая тут личная жизнь? У меня даже покушать времени нет.
- Бедный популярный ребенок! Иди пожалею. - Флип плюхнулся поверх одеяла, пристроив голову мне на плечо. Пахло от обормота, конечно, изумительно. - Оно того стоит?
- Пока не понял, - Флип сложил лоб гармошкой, - но к черту уже всё хочется послать. Еще и наследство это...
- Наследство? Кто у тебя умер?
- Чудик один. Ни разу в жизни не видел. - Гармошка на лбу Флипа подвигалась вверх-вниз. - Даже отец не смог сообразить, каким боком он к нам относился и зачем оставил мне деньги. Зато теперь мы с тобой богатые. Ты хозяйка бистро и продуктового магазинчика на углу.
- Складно сочиняешь, соловушка, - я поцеловала Флипа в макушку. - Спой мне еще о моем богатстве. Быть может, поверю.

- Можешь у ма спросить, если мне не веришь. Она в курсе моих дел. На концерты даже ходит. Нет, ты представляешь? В вечернем платье и на рок-концерты! Такая у меня ма. - Флип смущенно хихикнул. - И подруг с собой приводит. Делают вид, что им нравится.
- А разве Юна не ходит на твои концерты? Ты с ней вроде как...
- Я с ней никак. Ничего к ней не чувствую. - Флип запрокинул голову и застывшим взглядом уставился в потолок. - Мне хочется делать с ней... всякие вещи, но я ее не люблю. Конец истории.
- Ох, Флип! Я понимаю, что «делать вещи» хочется по любви. - Лучше бы я ходила на концерты, а Флора вела с сыном разговоры по душам. - Но любовь не всегда шарахает грозовой молнией. Не всегда накрывает штормовыми валом. Не всегда вспарывает ножом живот. Ты даже не всегда ее чувствуешь. Она может зреть годами, может маскироваться под дружбу, может приходить и уходить. Она большая мерзавка, эта любовь. Поверь моему опыту, проще дружить и делить постель.
- По-моему, из нас двоих про любовь в книжках читала ты. - На лице Флипа появилось странное выражение. Не высокомерие, а... постижение что ли? - Любовь — это всегда спорно, всегда не слишком чисто и всегда больно. И только один час из двадцати четырех прекрасно. Но ради этого часа стоит спустить ламе под хвост оставшиеся двадцать три.
- Флип, ты меня беспокоишь. Такой славный парень и вдруг такие рассуждения. Скажи, я хоть сколько-нибудь тебя знаю?
- Прости, Оки, - в зеленых глазах промелькнуло искреннее сожаление, - но нет.

- До-о-ожили, - мне показалось, что из моего мира исчезла последняя константа. - Есть в этом городе люди, которые... ну, знаешь... то, чем кажутся?
- Ты многого от нас хочешь. Тут нет таких, мы все притворщики. - Флип ухмыльнулся совсем по-раулевски. Все-таки он его сын, хоть и не биологический. - У меня сейчас странное чувство... Будто я закладываю взрывчатку под твой уютный заблуждающийся мирок.
-Ты его взорвал, несносный ребенок! Можешь звать себя террористом или борцом за свободу. Кажется, вы приравниваете эти понятия. Только мне не нужна твоя свобода. Мне нравился старый Флип. Простоватый, добродушный и не разбирающийся ни в чем, кроме музыки, глупых старых легенд и шотландской клетки.
- Вот ведь!.. Успокойся, Оки. Я в точности такой, как ты описала. - Он сгреб меня в дружескую охапку, вытягивая из-под одеяла и перекладывая к себе на колени. - Просто не олень. В школе у меня был второй результат по АйКью.
- Хм, Флип, ты молодец, но у меня тут вообще-то кости...
Наверное, я совсем испорченная, раз покраснела. В тот момент я отчетливо осознавала, что Флип мне не брат. И что ему не стоит проделывать со мной таких вещей. Что любой случайный соглядатай замочной скважины подумает плохое.
- Так тебе удобно? - Флип прикрыл меня полой плаща и обвил руками. - Я и забыл, какая ты маленькая и хрупкая.
- Зашибись, Флип! - я уже не знала, куда мне деться от смущения. - С Юной мы что делать будем? Мне правда казалось, что ты в нее влюбился. Осенью таким счастливым вдруг стал. Но раз ты влюблен в кого-то другого...
- Не влюблен, а люблю, - поправил Флип, не испытывая угрызений совести или неловкости, - но я могу быть с Юной. Мне ее жаль. Она смешная и неуклюжая. Все ноги мне истоптала, пока мы танцевали.
- Так, Флип. Прекрати лохматить мне мозг! Ты то не можешь быть с Юной, потому что не любишь. То вдруг можешь, потому что таинственная возлюбленная ушла в глубокий отказ или что там у вас случилось... Где истина?

- Посередине, Оки, - глаза Флипа тоскливо смотрели в потолок, - моя возлюбленная не заставляет меня ей принадлежать. Не предъявляет на меня прав и не называет своим. Я могу быть с ней и могу быть с Юной.
- Что же это за девушка, которая разрешает гостить в чужих постелях?
- Самая лучшая на свете, - Флип блаженно улыбнулся, - и у нас с ней не бывает физической близости. Ну, может, разок было, но я тогда ничего не понял...
- О, зато я поняла! - будь я героиней комикса, мне над головой следовало бы пририсовать лампочку. - Ты говоришь о вымышленной девушке, как я сразу не сообразила... Ведь Лара Крофт не станет ревновать тебя к живым девушкам! Еще проще вариант: твоя возлюбленная — музыка, а свидания с ней — это концерты.
- Интересная версия, - вежливо похвалил Флип.
- Интересная и... и все? А как же «Оки, ты такая молодец, что догадалась»? Флип, ну не расстраивай меня! Живых таких девушек не бывает. Где откопал?.. Э-э, неудачный каламбур...
- Оки, ты такая молодец, что догадалась, - послушно повторил он, - а откопал в том же месте, где и ты.

баллы

1*2 за два выкупленных предприятия (бистро и супермаркет)
=12