31 августа 2009 ок. 3-55 Уленшпигель
Они жили вместе чуть более года: он и она. Для него факт совместного проживания с ней ровным счетом ничего не значил. Её переезд к нему на квартиру не был для него событием: этот факт прошел мимо него стороной. Ее присутствие в квартире означало для него только лишнюю пару глаз, ушей и не всегда довольный голос. Он ушел в работу с головой, этому не нужно было искать доказательств.
До переезда к нему она по сути дела была никем. Как ни странно, ни один живой человек не замечал ранее ее потрясающие внешние данные. А он заметил. Заметил, и этим ограничился. Она сама приехала, он ее не звал. В его квартире она редко занималась домашними делами: она либо следила за его работой, сидя у него за спиной на старом диване, либо проводила время в свое удовольствие. На удовольствии как раз и сошелся, как говорят, свет клином.
Она с самых первых дней возненавидела его. Хотя подождите, не его, а его состояние. Что он из себя, собственно, представлял в ее глазах. Это был мужчина 20 с лишком лет с длинным немытыми волосами, местами побитыми сединой. У него были серые глаза, которым смотрели невидящим взглядом. У него было омерзительное, на ее взгляд, тело. Он передвигался на длинных ногах совершенно дурацкой шаркающей походкой. У него начинало уже отвисать брюхо, а грудь была как будто бы сильнейшим ударом вмята во внутрь. Руки у него были чудовищно сильные с грубейшей кожей на ладонях. Ими он никогда не касался ее, что ее в глубине души раздражало, но прикосновение такими руками окончательно вывело бы ее из себя. Лицо его было изрыто грустью и иногда непониманием происходящего.
Таким не должен был быть мужчина, думала она. Но на чорта он был нужен ей тогда? За каким дьяволом она оставалась в его квартире? Почему она при всей замкнутости его неласковых манер продолжала слушать шарканье тяжелых сапог, шорох длинного черного легкого халата, грустное насвистывание одной и той же песни?
Ответов - нет.