The Sims Creative Club
This is a sample guest message. Register a free account today to become a member! Once signed in, you'll be able to participate on this site by adding your own topics and posts, as well as connect with other members through your own private inbox!
TS3 Кантаты Севера
- Автор темы Aurora
- Дата начала
- Статус
Глава первая
Даже сейчас, когда прошло столько лет, я до мельчайших подробностей могу вспомнить ту поляну. Это была весна 1809 года, деревня Чоутен, графство Хэмпшир… Тогда впервые за несколько дней перестал идти сильный дождь, размывший дорогу от старых ферм до самого Гербуртского аббатства. Теплый апрельский ветер покачивал тощие, совсем легкие колосья дикой травы. На голубом небосводе словно застыли продолговатые облака; здесь, между высокими холмами-стражами, они казались ближе, чем в долине. Настолько, что кажется: протяни руку и сможешь коснуться их.
Ветер проносился над поляной, теребя подол муслинового платья, терялся между высокими буграми и уходил в рощу. Мы поднялись выше, на самую вершину и, наконец, остановились.
И вот что странно – находясь на том месте, я совсем не обращала внимания на пейзаж, окружавший нас. А теперь отчетливо помню треск кузнечиков в траве и неповторимый запах полевых цветов, чей аромат прозрачной дымкой гулял по всей долине.
А сейчас… сейчас я сижу перед камином в холодной гостиной и перечитываю томик Шекспира, доставшийся мне от работника льняной фабрики. Тепло огня уже вряд ли согреет умирающее тело, а вот треск сухих поленьев убаюкивает, позволяя насладиться этой короткой и тягучей дремой.
Взглянув на огонь, я улыбнулась. В прозрачных голубовато-красных волокнах, метавшихся из одной стороны в другую, плясала, фыркая и выплевывая огненные струи, саламандра. Потом в камине громко треснуло полено, от жара расколовшись на две части; вспыхнули яркие искры поднявшейся сажи, и волшебное существо исчезло. И вместе с ним остатки сна.
Дверь в гостиную тихонько скрипнула и отворилась.
-Мама?
Шани, в ночной сорочке и совершенно босая, метнулась к камину и взяла меня за руку.
-Мама, девочки так и не легли спать…. После того, как Генри уехал, они совершенно отбились от рук. – Шепотом пожаловалась дочь. – Иногда мне кажется, что Несс ненавидит меня. Сейчас, когда я зашла к ним, она так на меня посмотрела, что у меня мурашки по коже побежали!.. А малышка Бон-Бон… она… я никудышная мать!
-Не говори глупостей, моя дорогая. – Улыбнулась я, закрыв книгу. – Дай мне только поговорить с девочками, и все будет в порядке.
-Мама, детские сказки здесь не помогут! – Вздохнула Шани, закладывая прядь темных волос за ухо.
-Сказки? – Возмутилась я. – О каких сказках идет речь?
-О чудовище из Кэлшот-Касл…
-Чудовище было из Нетли-Касл, что в бухте Саутгемптон-Уотер. – Поправила я.
-Тем более! – Воскликнула Шани. – Если малютка Бон-Бон и готова слушать истории, которые придумала ты сама, то Несс...
-Помоги мне встать, Шани. Колени совсем не гнутся.
Шани виновато глянула на меня и подала руку.
-Прости меня. Ради Бога, прости. – Зашептала она, тихонько всхлипывая. – Просто с тех пор как уехал Генри, я сама не своя…
Погасив огонь остатками песка из ржавого ведра, мы направились в детскую, в одну из самых светлых комнат, что находились в западном крыле дома. Шани вела меня под руку, и я чувствовала, как часто бьется её сердце. Бедная, бедная девочка! Я навсегда запомню этот наполненный болью взгляд. Эти маленькие ручки с тонкими, холодными пальцами.
-Несс, Бонита, часы уже давно пробили полночь! – Строгим голосом произнесла Шани, едва открыв дверь детской.
Малютка Бон-Бон сидела напротив кукольного домика, подаренного отцом, и искоса поглядывала на сестру. Её темные волосики были завязаны в два хвостика, а на хрупкое тельце Шани все-таки умудрилась натянуть крохотную ночную сорочку. Несс стояла возле окна и делала руками странные движения. Присмотревшись, я увидела мольберт и буквально израненный мазками холст.
-Несс… рисует? – Удивленно спросила я, проходя в комнату.
-Она готова делать все, лишь бы не слушаться. – Сердито произнесла Шани. - Не слушаться меня. Да, Несс?
Девушка ничего не сказала и продолжила рисовать, делая мазки с ещё большим нажимом.
-Мама, сделай что-нибудь… - Прошептала Шани, чуть не плача и снова обратилась к старшей дочери. – Я не такой тебя воспитывала, Несс. Нет, не такой.
Дверь хлопнула, и я осталась наедине со своими внучками.
-Я догадываюсь, почему ты винишь свою мать… считаешь, что именно она виновата в том, что Генри покинул эту семью. Знаю, как ты любишь его. Только с ним ты перестаешь быть такой холодной и надменной, какой постоянно видят тебя окружающие.
Плечи Несс задрожали.
-Взгляни на сестру, Несс. – Я указала на малютку Бон-бон, которая гляди, вот-вот расплачется.
-Да она просто ребенок! –Раздраженно воскликнула девушка и повернулась ко мне. Темноволосая и черноглазая, как её сбежавший отец. На бледном лице брызгами рассыпаны веснушки, нос чуть-чуть заострен, и всю эту прекрасную картину дополняют пухлые, чуть бледноватые губы. Пожалуй, от обоих родителей она взяла только лучшее.
-Ребенок! – Снова повторила Несс, всплеснув руками, как часто делала её мать. – Это для неё игра, она ничего не понимает!
-А ты, Несс? Ты взрослая? Ты понимаешь в этой ситуации абсолютно все? Считаешь себя умнее своей родной матери? – Рассерженно спросила я.
-Снег!
Мы повернулись на детский возглас малютки Бон-бон. Её маленький указательный пальчик тыкал в окно, а лучезарная улыбка не сходила с лица.
Действительно.
За окном белыми хлопьями падал снег. Огромные белоснежные снежинки кружились в воздухе, и плавно оседали на землю, ещё недавно казавшуюся пестрым ковром из-за красных листьев опавшего клена. Пройдет час – и все деревья в саду будут клониться вниз из-за непомерной тяжести белых шапок на ветвях. Пройдет ночь – на утро можно будет увидеть заледенелые дорожки парка и пару сугробов у крыльца. Девочки обязательно захотят поиграть в снежки и сделать парочку ангелов...
Появление снега всегда вызывало в моей душе бурю эмоций. Даже сейчас, когда прошло столько лет…
-Несс, Бон-бон, - с улыбкой произнесла я, водя пальцем по запотевшему стеклу. – Я хочу рассказать вам одну историю.
Старшая фыркнула, а малютка, отложив куклы, внимательно посмотрела на мое покрытое морщинами лицо и спросила:
-Это сказка про чудовище из замка?
Узоры на стекле сложились в слово «Север».
-И про него тоже, моя конфетка. Пожалуйста, ложитесь в постель. Рассказ будет очень интересным.
Бон-бон отложила любимых кукол и послушно вскарабкалась на заправленную кровать подобно обезьянке. Несс все ещё стояла в стороне и не решалась подойти.
-Считаешь себя слишком взрослой для историй, моя дорогая?
-Я не намерена слушать сказки, которые ты придумала, пока пекла свой любимый черничный пирог. – С досадой произнесла девушка, косясь на младшую сестренку. – Какие у тебя могут быть истории? Мама говорила, что ты с самого детства из Лондона ни ногой!
Я не могла не улыбнуться. Несс, заметив это, вздохнула, вытерла запачканные краской руки и все же улеглась на кровать.
-Ладно, ладно… мама этого не говорила. – Призналась старшая. – Но я перестану тебя слушать, как только пойму, что ты начинаешь сочинять.
-Конечно, Несс. – Я поудобнее уселась в кресле, положив за спину пуховую подушку.
-Чувствую, что в этой истории все-таки будут и огненные саламандры, и добрые духи озера Каленхад. – Сварливо прошептала Несс, глядя на малютку Бон-бон.
-Нет, дорогая. История самая, что ни на есть правдивая. Это была весна 1809 года, деревня Чоутен, графство Хэмпшир. Все началось с того, что…
Глава вторая
В ту ночь я долго не могла заснуть – ворочалась с боку на бок, щупала горевший от жара лоб, наблюдала за тем, как безликие силуэты теней блуждают по стенам моей спальни.
Старые часы у лестницы пробили два раза. Гулкий звон пронесся по длинному коридору, не потревожив ни единого обитателя поместья, и растворился в темноте.
Поднявшись на локтях, я взглянула в окно, завешенное тонкой полупрозрачной тканью – бледные звезды освещали восточную часть нашего дома, где находился кабинет и уцелевшая от пожара комната для гостей. В ней ночевали редко, разве только наплыв родственником из Милтона не вынуждал мою матушку вспомнить о ней.
Так же вдали можно было различить кроны могучих деревьев – вековых дубов, которые росли здесь с самого основания долины. Лунный свет падал на узорчатые листья, отчего они сияли, словно начищенное до блеска серебро. Сами дубы слегка покачивались из-за сильного ветра, пришедшего с высоких гор. Гибкие ветки молодых деревья гнулись под его напором, и только древние и старые стояли как исполины, для которых не было ничего, что могло бы их потревожить. Они словно поддерживали это черное, искрящееся звездами небо, подняв вверх обнаженные руки.
Вдруг откуда-то снизу донеслось еле слышное бормотание.
Может, показалось?
Созерцая белую постель и тонувшие в сумраки стены, а так же бросая время от времени тревожный взгляд в тускло блестевшее зеркало, я попыталась прислушаться к голосу, чтобы понять хоть что-то, но стоило мне так сделать, как все утихло так же быстро, как и началось.
Охваченная любопытством, я скинула с себя тяжелое одеяло и, даже не захватив с собой свечу, вышла из спальни.
Голые, темные стены тянулись по обеим сторонам коридора; задев одну из них кончиками пальцев, я почувствовала, что они обтянуты грубой, шероховатой материей, на ощупь напоминавшей мешковину. В коридоре было очень холодно, а мрак все сгущался по мере продвижения вперед. Минув старинные часы, я стала спускать вниз по лестнице – мое приближение выдавало лишь поскрипывание ступенек, число которых казалось бесконечным.
Спустившись, я заметила слабое мерцание в одной из комнат, двери которой были распахнуты настежь. Столовая!
В этой просторной комнате с камином, широкими низкими окнами и зеркалами в бронзовых рамах всегда было тепло – слуги усердно топили помещение, будь то утро или ночь. В обед дубовый стол ломился под тяжестью блюд со всевозможными фруктами и сластями и графинов с портвейном и мадерой, а позже, под самый вечер, служил подставкой под вязанье, книги и прочих женских вещей. Сейчас же на столе не было ничего кроме рассыпанных карт, а центральное место занимал большой подсвечник из позеленевшей латуни, увитого фестонами застывшего воска.
Теперь, когда голоса были отчетливо слышны, а силуэты двух людей вполне узнаваемыми, я без страха зашла в комнату.
Но присутствующие меня словно не замечали. Их взгляды были устремлены на колоду карт, разложенную в особом порядке. Помимо карт, на обеденном столе были зажжены свечи. Их огонь ярко мерцал, бросая тени в полумрак. Создавалось впечатление, будто люди в этой комнате готовились к какому-то магическому ритуалу.
-Что вы делаете?
Услышав голос, моя сестра Ребекка с визгом подпрыгнула и опрокинула стул, на котором сидела.
-Боже, как ты меня напугала! – Испуганно пролепетала она, впившись взглядом в дверной проход. – У меня чуть душа в пятки не ушла!
-Тише, мисс Уотсон, - взмолилась Джейн, сидевшая напротив сестры, - если матушка вас услышит…
-Да, да, я помню. Эмбер, мы не слишком шумели?
-Ничуть. – Призналась я, приближаясь к столу. – Я просто никак не могу уснуть… Так чем вы здесь занимаетесь?
-Гадаем. – Улыбнулась Ребекка, пододвигая ко мне стул. – Присоединяйся. Наша гувернантка научилась этому от своей матери, а та от своей. Верно, Джейн?
-Верно, мисс Уотсон. Моя бабушка была цыганкой. Она пела песни под луной, варила лечебные отвары из полевых цветов, а так же умела читать будущее по линиям на руке и на обычных игральных картах.
- Это намного интересней, чем учить латынь или уметь играть на скрипке. Да, Бекка?
-Эмбер, не будь такой занудой! – Прошипела сестра. – Всего один раз. Пусть Джейн погадает тебе, и ты убедишься, что это не вовсе не глупые предрассудки!
Я вздохнула. Действительно, почему нет? Тем более Бекка так настаивает, а ещё никогда не могла отказать ей в чем-то.
-Ладно. – Согласилась я, и Ребекка от радости захлопала в ладоши. – Но только один раз, Джейн.
-Конечно, мисс Уотсон. – Хитро улыбнулась гувернантка, тасуя колоду.
Уже через несколько секунд передо мной лежал расклад карт рубашкой кверху, и Джейн попросила выбрать несколько. А именно четыре.
Я послушно взяла одну и перевернула.
-Червовая десятка. Следующая, мисс Уотсон.
Все последующие карты оказались десятками. Какое-то время я переводила взгляд с одной на другую, но потом решилась взглянуть на Джейн. Вид у неё был очень изумленный.
-Свадьба… - еле слышно проговорила она, прижимая ладонь ко рту.
Мы с Ребеккой переглянулась.
-Свадьба?! – Переспросила Бекка, удивленная не меньше меня. – Ты уверена, Джейн?
-Да. Ошибки быть не может. Четыре десятки – свадьба. Я все эти значения наизусть помню!
-А ведь завтра Патрик прибывает в поместье… - медленно произнесла младшая сестра, озвучивая мои мысли вслух. – Неужели… Эмбер, а вдруг он сделает тебе предложение?!
-Какая ерунда! – Отмахнулась я, хотя в тайне надеялась на такой поворот событий.
-Джейн, а можно узнать… ну… как будет выглядеть будущий избранник?
-Возможно… - протянула гувернантка и снова перетасовала карты, выбрав из них лишь валетов и королей. Разложив их, Джейн снова попросила выбрать одну из них.
«Какая глупость!», - думалось мне, но стоило поднести руку к столу – она начинала предательски дрожать. А вдруг это все не какое-то глупое развлечение, не игра, и я сейчас действительно приоткрою темную завесу будущего, увижу человека, предназначенного мне самой судьбой!
-Чего же ты ждешь, ну? – Сгорая от нетерпения, произнесла Ребекка.
Глубоко вздохнув, я всё-таки выбрала одну и перевернула её. Так…
На потертой картинке был изображен темноволосый мужчина с грубыми, даже уродливыми чертами лица, традиционно обнаженный и с дьявольской улыбкой на лице. Его голову украшала золотая корона, а в руках со скрюченными пальцами он держал символ власти и первенства – скипетр.
Нет, на Патрика этот незнакомец совершенно не похож!
-Пиковый Король - последняя карта колоды, а значит - самая мудрая и могущественная. – Объяснила Джейн, разглядывая карту, и тут её лицо изменилось, будто она вспомнила что-то ужасное.
Мы с Ребеккой снова переглянулись. На её лице читался страх, а в серых глазах растерянность.
-Джейн, - С трудом улыбнувшись, Бекка взяла гувернантку за руку и ласково посмотрела на неё, - что это за человек? Что означает эта карта?
-Это очень опасный человек, мисс Ребекка. Демон! Душегубец! Мне жаль, Эмбер, мне так жаль…
Да, моя история началась весной 1809 года, но Его начало было гораздо раньше…
Январь 1809 года, Лондон.
http://www.youtube.com/watch?v=HRBBjRnlPRg&feature=related
***
-Ох, граф Дэрвуд! – Воскликнул нотариус Чарльз Бэгшот, испуганно вглядываясь в силуэт, возникший буквально из ниоткуда. – Не ждал вас так поздно…Я был уверен – ваш экипаж прибудет лишь после полудня завтрашнего дня!
-Как видите, планы изменились. – Холодно заметил Натаниэль, стряхнув растаявшие снежинки с воротника. На секунду возникло неловкое молчание – хозяин дома растеряно бросал взгляд то на кочергу (отчего-то он держал её крепко в руках, будто это меч или щит), то на гостя, мерившим его, самого нотариуса Бэгшота, проживающего в одном из престижных районах Лондона, презрительным взглядом. Как только они встретились глазами, в груди у нотариуса тут же что-то ухнуло.
-Д-да.. позвольте проводить в вас в гостиную! – Заикающимся голосом предложил мистер Бэгшот, - вы наверняка устали с дороги, сейчас я прикажу миссис Лерой подать чай… или вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
-Оставьте это, мистер Бэгшот. – Раздраженно произнес граф Дэрвуд и подошел к камину, чтобы согреть руки. – Я прибыл в Лондон чтобы уладить дела, не хочу здесь надолго задерживаться.
-Я п-понимаю… но может все-таки…
-Завещание, Чарльз! Черт побери, когда же я наконец увижу его?!
Нотариус вздрогнул. Его редко называли по имени, и уж точно никогда не разговаривали в таком тоне. Он попытался разозлиться на гостя, даже легонько сжал кулаки, но, будучи человеком в почтенном возрасте и со слабым здоровьем, решил не искушать судьбу и успокоился.
«Даже самый храбрый кролик не пойдет против удава. Да и смелости во мне как золота на Аляске », - подумал нотариус и быстренько метнулся к письменному столу.
Здесь царил ужасный беспорядок – книги о юриспруденции со всевозможными закладками лежали поверх любовного романа, оставленного горничной, и небольшого томика «уроки по вязанию»; в углу уместилось фарфоровое блюдце с чайничком и оловянной кружкой, чуть правее от чашки с давно остывшим чаем лежали вскрытые конверты с письмами – рабочие обвиняли нотариуса в получении взяток.
-Чертовы плебеи… – Пробурчал себе под нос Чарльз Бэгшот, скользнув взглядом по первой строчке присланного письма. – Может, это? Нет… счета, счета, счета…
Поправив шарф, который сильно сдавливал горло, граф Дэрвуд стал передвигаться по комнате, изучая предметы, которые с трудом можно было различить при таком освещении – по пути ему попадались китайские вазы, несколько парчовых кресел с вытертой обивкой, напольные часы без стрелок…
Заскучав, гость стал разглядывать картины молодых экспрессионистов, трогая пальцем неровные, шероховатые мазки. Полотна в золотых рамках напоминали детскую мазню, не более, однако палитра цветов вызывала восхищение – белокурые волосы изображенной девушки включали в себя оранжевый, хром, бледно-лимонный цвета. За светлыми мазками следовал темно-синий фон – эта нехитрая комбинация позволяла создать точно такой же эффект таинственности, будь то ослепительная звезда на темной лазури неба.
-Нашел! – Воскликнул Чарльз Бэгшот, размахивая листом бумаги. – Я все-таки нашел завещание вашего покойного дядюшки!
-Давайте его сюда! – Раздраженно произнес Натаниэль и выхватил бумагу. Потом сделал несколько шагов к камину и принялся внимательно изучать написанное. Пропустив целый абзац вначале, граф тут же перешел к самому главному - к части распределения наследства.
Будучи не единственным наследником, Натаниэль потерял Нетли-Касл, что в бухте Саутгемптон-Уотер, - он достался достопочтенному мистеру Уилноту (граф понятие не имел что это за человек, но предполагал, что вышеупомянутый является близким родственником его покойного дядюшки), так же ему не достался Роузхолл – большое поместье к югу от Лондона – оно перешло к жене покойного.
«Ничего, - подумал Натаниэль, ещё крепче сжимая завещание, - ей тоже недолго осталось».
«… а имение Нессфильд, включая все имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю моему племяннику, графу Натаниэлю … Дэрвуд…»
Нессфильд было одним из самых знаменитых и больших имений близ Хэзерсейджа, в нем можно было принимать гостей и устраивать балы хоть круглый год. Лучшего поместья и представить было нельзя!
Но стоило графу вернуться к чтению, как у него невольно вырвалось:
-Что б тебя, старый дурак!..
«завещаю моему, племяннику графу Натаниэлю … Дэрвуд, если таковой вступит в священные узы со старшей дочерью миссис Уотсон, проживающей в поместье близ деревни Чоутен, графства Хэмпшир…»
Натаниэль Дэрвуд гневно скомкал листок и швырнул его куда подальше, не обращая внимания на вопли мистера Бэгшота. Через несколько секунд он покинул дом нотариуса проклиная все, на чем свет стоит и твердой походкой направился в ближайший паб – паб «Осиное гнездо».
Глава третья.
Первые утренние лучи скользнули через распахнутое окно в маленькую спальню, вырисовывая вязь узоров на деревянном полу, с богатым теневым орнаментом по краям. Золотистые блики радугой рассыпались на мраморном камине и высоких керамических вазах, укрывая своим переливающимся покрывалом буквально все в этой комнате.
Забыв о тревогах, мучивших нас прошлой ночью, мы с Ребеккой вертелись у зеркала, пытаясь понять какое платье лучше – белое муслиновое с голубыми лентами или нежно-розовое, с бахромой и кружевами.
-Плечи слишком открыты.
-Так даже лучше!
-И я не могу дышать. Ты слишком туго зашнуровала корсет…
-Если я ослаблю, то платье будет топорщиться.
-Тогда позови Хейзел, уж она-то точно сделает так, как надо!
-Я и сама могу прекрасно справиться.
-Что-то я в этом не уверена…
-Боже, ты невыносима! – Воскликнула Ребекка, всплеснув руками. Она хотела было выйти из комнаты, уже сделала несколько решительных шагов в двери, но я вовремя схватила её за локоть и притянула к себе.
-Прости меня, пожалуйста. Просто сегодня у меня какие-то нехорошие предчувствия…
Это было правдой, тем более что день не заладился с самого пробуждения. Сначала разбилось потерянное мною зеркальце в золотой оправе – оно оказалось под кипой простыней в моем шкафу. А на завтрак наша кухарка приготовила рулеты, по забывчивости добавив туда несколько лепестков мяты. Если бы я не почувствовала запах, едва преподнеся вилку ко рту, то уже к обеду к нам прибыл бы экипаж мистера Флетчера, семейного доктора. Сколько себя помню, у меня всегда была аллергия на это душистое растение – стоило сделать несколько глотков чая с добавлением мяты, как распухали губы, а тело покрывалось красными пятнами. Один раз увидев мои мучения, матушка тут же избавилась от запасов этого растения и велела кухарке добавлять в блюда как можно меньше пряностей и трав, в особенности купленных у путешествующих торговцев.
-Тебе не стоит так волноваться. – Уверенным голосом произнесла Бекка, повернувшись. Она прощала так же быстро, как и обижалась. – Если Патрик не влюблен и не сделает в ближайшем будущем тебе предложение, то я совсем не разбираюсь в мужчинах!
Я с удивлением взглянула на сестру, но она продолжала:
-Ах, вспомни этот милый румянец, заливающий его щёки всякий раз, когда он тебя видит, - уж я-то знаю, что он означает! На прошлом вечере у семьи Коргон он даже пролил бокал вина на какого-то достопочтенного господина из Лондона, когда тебя пригласил на танец один из братьев Уисли.
-Этим достопочтенным господином из Лондона был нотариус, к тому же Патрик опрокинул бокал вовсе не из-за смущения, а из-за недомогания, как я слышала.
-Ты невыносима! – Снова повторила Ребекка, топнув ножкой. Я могла выслушивать громкие возгласы сестры ещё долгое время, но неожиданно дверь в спальню отворилась и на пороге возникла матушка. Из-за её спины выглядывали наши горничные – вид у них был очень счастливый.
-Эмбер, Патрик ожидает тебя в гостиной. Прошу тебя, не заставляй его ждать.
Это означало только одно. По крайней мере, мне так казалось. Подобные мысли посетили и Ребекку – она тихо охнула и мы с ней одновременно переглянулись.
Не прошло и секунды, как сестра, не сдержав эмоций, кинулась мне на шею с криками:
-Он сделает тебе предложение! Патрик сделает тебе предложение!
-Ребекка! – Воскликнула матушка, быстро прикрыв дверь. – Как ты можешь…
Но младшая дочь её совершенно не слушала. Казалось, Ребекка гораздо больше взволнована этим событием, чем я.
-Видишь, все-таки предсказание сбылось! Джейн была права!
-Гадание? – С ужасом переспросила миссис Уотсон, хватаясь за сердце. – Ты ведь шутишь, Ребекка? Я бы никогда не позволила держать карты у себя в доме, особенно после того случая с вашим дядей!
-Мама́, это были карточные долги, кто же виноват, что наш дядя настолько азартный человек? – Вздохнула я, направляясь к двери.
-Конечно, конечно, - нехотя согласилась матушка. - Эмбер, иди за мной. Я тоже хочу поприветствовать мистера Уолша.
Спускаясь по лестнице, я не думала о том, как пройдет наша встреча – лишь удивлялась, что не услышала звуки приближающегося экипажа.
Юноша стоял у окна, обхватив себя руками.
Тихий вздох. Пальцы касаются холодного стекла, оставляя на нем невидимый след теплых рук.
Такой одинокий и усталый, он казался привидением среди невесомых, огромных занавесей, запутавшимся в море бесконечных складок полупрозрачной ткани.
Прошла всего неделя, а её лицо стало постепенно стираться из его памяти. Как он этого боялся! Чтобы вот так вот представить её образ, требовалось время, и чем дальше – тем больше. После их последней встречи и его приезда в Лондон, ему хватало пяти секунд, потом они превратились в десять, тридцать… секунды обернулись в минуты, а порой ему приходилась часами рисовать её лицо в своем воображении. И каждый раз она была новой, совершенно не похожей на себя.
«Патрик…»
Её голос. Почти счастливая улыбка. Несмотря ни на что, он мог назвать себя счастливым, ведь он имел возможность заботиться о том, кого любил. Ненавязчиво, издалека, но все же. Это было лучше, чем ничего, и не ему было жаловаться. Он повел плечами, пытаясь стряхнуть ни с того, ни с сего нахлынувшую тоску.
Все будет хорошо. Ведь он увидит её совсем скоро. Все будет хорошо…
***
Неслышно и медленно, словно кошка на мягких лапах, я пересекла коридор и, подойдя к дубовой двери, осторожно повернула ручку.
Высокий юноша в парадной одежде стоял у окна, и, прижимаясь лбом к холодному стеклу, смотрел вдаль. Его рыжие волосы шевелил ветер, пробивавшийся в щелястые оконные рамы; Патрик обвил себя руками и время от времени шумно вздыхал.
Хотелось стоять вот так вот целую вечность, смотреть на его спину, любоваться пышной копной волос, просто ощущать его присутствие.
Мне часто снился один сон: я стою посреди большой комнаты и с грустью смотрю в разбитое витражное окно, сквозь которое сияет солнце. За окном ничего нет, лишь старый сад с поломанной калиткой. Повернувшись, словно услышав что-то, я вдруг замечаю кровать – большую, с засаленными простынями, а на ней – спящего Патрика. Он похож на маленького, беззащитного ребенка. Я сажусь на кровать и начинаю трогать его волосы, проводить руками по его губам, щеке, шее. Они тёплые, они приятны на ощупь..я испытываю счастье лишь оттого, что смотрю на него. Мне безумно хочется его поцеловать…Вкусить весь райский вкус его губ, услышать горячее дыхание и ощутить всю теплоту его тела. Я понимаю, что не могу сделать этого. Есть какая-то причина, какая-то веская причина. Но освободившись от объятий Морфея, я никак не могу её вспомнить.
-Надеюсь, ты ждал не слишком долго. – Мой голос дрожал, несмотря на все усилия.
Патрик медленно повернулся, и, обратив на меня взгляд, радостно улыбнулся.
-А вот и ты… - протянул он, глядя мне в глаза.
Мы так и стояли, наслаждаясь обществом друг друга. Казалось, даже воздух в этой комнате был пропитан теплом и бесконечной нежностью, и только сердце своим бешеным ритмом напоминало о том, что это все реальность, не очередной прекрасный и сладкий сон.
-Я хочу поговорить с тобой. – Произнес Патрик, убирая со лба челку.
Сердце должно было вот-вот выпрыгнуть из груди. Я закивала. Внутри было так тепло, словно я залпом выпила кружку терпкого глинтвейна, приготовленного по всем правилам.
-Не здесь. – Хитро улыбнулся юноша и указал на дверь. – В коридорах слышен шепот твоей матери. Я знаю одно прекрасное место…
Ветер проносился над поляной, теребя подол длинного платья, терялся между высокими буграми и уходил в рощу. Мы поднялись выше, на самую вершину, и, наконец, остановились.
Через несколько секунд Патрик снова сделал несколько шагов и окинул взором всю долину. Внизу открывался восхитительный вид: квадраты полей, прямоугольники ферм и лужи небольших голубых озер.
-Я…я не знаю с чего начать, Эмбер. – Признался юноша, стряхивая с брюк семена цветов. - Когда я был в Лондоне, намеревался объясниться письменно – подумаешь, казалось мне, черкну пару строк, и она сумеет меня понять. Листок бумаги, над которым я сидел дождливыми вечерами, так и остался пустым. Тогда я решил поговорить лично. Но даже сейчас, когда я готов поделиться с тобой своими эмоциями, чувствами, мыслями…
Звуки мира исчезли.
-Я не могу так жить… - продолжал Патрик. Он перестал стоять на месте и принялся расхаживать по помятым колосьям пшеницы. – Я влюблен. Влюблен до такой степени, что не могу ни есть, ни спать. Я стал равнодушен ко всем красоткам на балах его Высочества, мне даже больно дышать, зная, что любимая так далеко от меня…
«Я испытываю тоже самое!», - хотелось воскликнуть мне.
-Я люблю…
«Неужели он скажет это?»
-…Ребекку.
Сердце громко хрустнуло, и его осколки стали медленно падать вниз, в бесконечность.
-Эмбер, ты мне как сестра! Только тебе я могу сказать подобное, зная, что ты не засмеешься, а поймешь, одобришь…
«Что… ты… говоришь?»
Невыносимая боль сковала все тело, точно тысячи осколков вонзились в каждую клеточку кожи.
-Она помолвлена. Ребекка помолвлена. – Совершенно чужим голосом ответила я, с трудом сдерживая комок в горле.
-К чему все это? – Горько спросил Патрик, все ещё не оборачиваясь. – Я думал, ты поймешь мои чувства… Зачем ты говоришь такое?..
Все краски мира неожиданно исчезли, оставив вместо себя бездонную пустоту. И ещё эта тупая боль. Она нарастала как снежный ком, душила, раз за разом уничтожала все те мечты и надежды, которые так и не оправдались.
-Вспомни наше детство…
Я не видела лица Патрика, но знала, что он улыбается.
-Ты, я и Ребекка. Совсем ещё маленькие, не обремененные думами о будущем. Все наше детство прошло на этом холме, поросшим пшеницей. Здесь мы шутили, играли, ссорились и влюблялись… я и не подозревал, что чувства могли зародиться уже тогда... Эмбер? Эмбер! – юноша обернулся и с удивлением проводил взглядом стремительно удаляющийся силуэт.
Пустые колосья хлестали по ногам, но я не обращала никакого внимания. Лишь сглатывала соленые слезы, струйкой катившиеся по горячим щекам.
Глава четвертая
Кинжал из блестящего металла лежал в открытом сундуке и ловил солнечный свет, отражая его на стенах маленькой спальни. Внезапно лучик озарил бледное лицо мужчины, который после мучительных кошмаров все-таки сумел уснуть. Мужчину звали Натаниэль Дэрвуд, он снял эту комнату в таверне «Разбитая кружка» в деревне Чоутен, где ему предстояло уладить несколько дел.
Прежде чем отправиться сюда, граф задержался в Лондоне, в придорожном трактире в Поттерс Бар, разговаривая с торговцами лошадьми, прибывшими сюда со всех концов страны на ярмарку, и к тому моменту, когда Натаниэль заканчивали свою трапезу, отдельный кабинет, обещанный хозяином одой из таверн, вдруг оказался занят. Разгневавшись, граф тут же отпустил слуг и сам отправился на поиски места, где можно было бы переночевать. Оказавшись перед «Разбитой кружкой» он подумал, что худшего места и представить нельзя, но поднявшись в оплаченную комнату на чердаке, тут изменил свое мнение.
Прежде чем заснуть, Натаниэль долго ворочался на засаленных простынях и все думал о предстоящей помолвке. Он боялся даже представить будущую жену, не говоря уже об их совместной жизни. Но больше всего графа беспокоило сама просьба его покойного дядюшки. И он поклялся, что разгадает эту тайну, которую его достопочтенный родственник предпочел унести с собой в могилу.
She's beautiful, intelligent ... it is largely better than me. I hate her, but she's my flesh and blood. She's my sister.
Холодный дождь затянул холмы графства Хэмпшир звонкой серой пеленой. Пряный аромат мокрой травы тяжелым облаком повис в густом от весенней сырости воздухе. Серебристые капли стремительно неслись, и, казалось, разбивались об порывы тоскливо воющего ветра, уносящего пестрый ворох сорванных листьев в пасмурное бескрайнее небо.
Сев в кресло, предварительно смахнув все шелковые алые и сиренево-фиолетовые подушечки с вышитыми пионами, я пододвинулась к окну и стала любоваться разыгравшимся ненастьем.
Капли дождя всегда напоминали мне бисер из маминой коробочки для шитья. Блестящие точки на сером фоне, они соединялись в струйки и стекали на подоконник, образуя причудливые узоры.
Вдруг снизу, из залов, донеслись начальные такты «Мелодии слез» Бетховена. Чьи-то пальцы коснулись клавиш пианино, сначала неуверенно, тихо, словно человек боялся дотронуться до инструмента. Потом звуки становились громче, настойчивее… Ощутив, что эта музыка удивительно гармонично сливается с происходящим, я улыбнулась. Мелодия была словно последним штрихом на картине, без которого та не могла бы быть совершенной.
Определенно, это Ребекка. Когда у неё нет возможности выйти на улицу – она начинает музицировать. Начинает с нудных гамм, после - переходит к безумно быстрым этюдам, а заканчивает всегда той или иной лиричной мелодией из ряда её любимых произведений.
Интересно…
Интересно, как долго всматривалась Ребекка в мои глаза, стоило нам случайно встретиться взглядом? Заметила ли, как в них дрожат капельки дождя, упавших на землю в тот день? Почувствовала ли боль, разгоняющую по телу кровь с въевшимся в неё страхом и привкусом дурман - травы?
Внезапно дождь прекратился, и непроницаемые с самого утра облака вдруг рассеялись. Однако сейчас всё казалось настолько бессмысленным и до смешного глупым, что хотелось просто закрыть глаза и неподвижно застыть. Может быть, заснуть, а может быть, умереть. Всё равно. Ещё вчера я готова была плакать, кричать, проклинать всё на свете и беспомощно барахтаться в осознании своего одиночества и бессилия. Сейчас на это просто не хватает сил…
Стоило мне почувствовать, как горло судорожно сжалось из-за образовавшегося комка, произошло сразу несколько событий.
Дзинь!
Громкий, отозвавшийся эхом стук – он нарушил сонную тишину, словно выстрел; женский голос внизу вскрикнул, послышался звон разбившейся посуды; ворона, сидевшая на старом клене напротив дома, спрыгнула с ветки и, пару раз хрипло каркнув, перелетела на крышу.
Звон не прекратился даже тогда, когда я сумела выглянуть на улицу. Кто-то настойчиво кидал камушки в мое окно, пытаясь привлечь внимание. Я поднялась на цыпочки, пытаясь рассмотреть кидающего, но из-за кустов сирени, разросшихся к этой весне до неузнаваемости, увидеть так никого и не смогла.
Устало вздохнув, я открыла окно и тихонечко позвала:
-Аиша, это ты?
Кусты громко затрещали и из них вывалилась молодая девушка, испачканная землей. Ее светлые волосы были растрепаны, а на щеке красовалась огромная ссадина. Завидев меня, Аиша ухмыльнулась и шепотом произнесла:
-Пришло время для сбора денег!
-С ума сошла? – Зашипела я, поглядывая на дверь – словно ожидая, что она вот-вот откроется и появится разгневанная матушка.
-Точно. – Заулыбалась сирота, стряхивая с головы веточки и листья.
-Не думаю, что сейчас подходящее… - неуверенно начала я, но чумазая девчушка меня тут же перебила:
-Эмбер, ты же обещала помогать детям из приюта! Деньги пойдут на игрушки и вкусную еду!
-Да, - рассержено проговорила я, - я согласилась носить в ваше убежище корзинки с едой, но просить милостыню…
-Да что в этом плохого?
-Это унизительно!
-Я буду ждать тебя у старого моста. – Шепотом произнесла Аиша, подмигнула и снова скрылась в кустах сирени.
Я рассеянно взглянул на часы, не зная точно - злиться мне или радоваться. Большая стрелка как раз приблизилась к отметке "три".
http://www.youtube.com/watch?v=Hy0AupDwh2Q
-Не трогайте его! Отпустите сейчас же!
От неистового крика у меня зазвенело в ушах и я испуганно отшатнулась в сторону. Оказавшись впереди, Аиша с легкостью перемахнула через забор; сравнявшись с незнакомцем, она резко остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Мужчина, до этого державший мальчишку за ворот рубахи, ослабил хватку и криво усмехнулся:
-Так-так… что у нас здесь?
Мужчина был широкоплеч, худ, с угрюмо запавшими щеками, высоким лбом
и собранными под ним в едкую улыбку чертами узкого, мускулистого лица, сжатого напряжением и сарказмом. В отличие от жителей деревни Чоутен, его кожа была ослепительно белой и светилась, подобно жемчугу; темные волосы спадали на жилет из дорогой материи, а в глазах, обрамленных длинными густыми ресницами, плясали недобрые огоньки.
Рука незнакомца дрогнула и мальчишка, секунду назад висевший в воздухе, с громким хлопком шлепнулся наземь.
-Нет, вы только поглядите – маленькая разбойница и оборванка. – Расхохотался чужеземец, не выдержав рассерженного взгляда Аиши. Та смотрела на него исподлобья, яростная и решительная, словно степной курган, охваченный бушующим, всепожирающим пламенем. – Дружок, ты знаешь, что случается с такими воришками как ты после смерти?
Чип (так звали немого мальчика), до этого прятавшийся у меня за спиной, вышел вперед и испуганно замотал головой.
-Все воры, как и другие грешники, будут ввергнуты в озеро, горящее пламенем и серой… - Сощурив глаза, произнес незнакомец.
-Как и лжецы! – Закричала Аиша. – Мой брат не вор! Это вы! Вы будете гореть в адском огне за то, что посмели поднять руку на ребенка!
Малютка Чип слегка сжал мою руку.
Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы весь этот несчастный, долгий день оказался просто дурным сном, который вот-вот обернется спасительным пробуждением. Я даже закрыла глаза, в надежде, что так все и случится, но в голове не переставали звучать возмущенные вопли Аиши.
Она кричала, яростно размахивала руками, потом что-то злобно ответила и, аккуратно прицелясь, плюнула мужчине в ноги.
-Ах ты маленькая…
Лицо незнакомца исказилось, и он вскинул руку, готовясь ударить девушку. Ахнув, я кинулась вперед, заслоняя Аишу всем телом, и еле слышно прошептала:
-Они всего лишь дети… дети! Прошу, оставьте их… накажите меня!
Я готова была упасть на колени, сделать любой отчаянный шаг, что бы хоть как-то исправить ситуацию. Это унижение, но все же я молю о милости.
Неожиданно дверь магазина со всевозможными товарами распахнулась, и из глубин пыльных комнат вышел сам продавец Гюстаф, человек, который при любой ситуации отсиживался в своей каморке, изучая приобретенные сокровища. Он с некоторым волнением оглядывал нас, а потом, вскинув брови, возмущенно произнес:
-Что это вы делаете? Ах, Натаниэль, вы пришли за свадебным ожерельем?
-Да, Гюстаф, я пришел именно за ним! – Гневно сказал Натаниэль, опустив руку. – Эти воришки попытались обокрасть меня!
-Воришки? – Удивился продавец и указал на нас кривым пальцем. – Я вижу перед собой лишь троих неразумных детей, Натаниэль. Уверен, они хотели подшутить над вами, или поиграть. Вы же помните себя в их возрасте… Нет? Не помните? Вот шалунишки! Все по домам, живо!
Мужчина сердито глянул на нас (Аиша ответила ему неприличным жестом) – кажется, он был готов сдаться. Увидев это, Гюстаф поспешно произнес:
-Натаниэль, прошу в мой магазин. Вы будете довольны результатом. Да, сюда, сюда!
Я осторожно подняла глаза и посмотрела на Гюстафа взглядом, исполненным благодарностью. Старик, уводя за собой упирающегося мужчину, лукаво подмигнул и закрыл за собой дверь.
-Давай, уходи, трус! – Крикнула им вслед Аиша, заметно похрабрев за эти несколько секунд, - в следующий раз только попадись мне на глаза!
Чип покачал головой, а я вздохнула. За что господь послал мне этот крест?
От неистового крика у меня зазвенело в ушах и я испуганно отшатнулась в сторону. Оказавшись впереди, Аиша с легкостью перемахнула через забор; сравнявшись с незнакомцем, она резко остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Мужчина, до этого державший мальчишку за ворот рубахи, ослабил хватку и криво усмехнулся:
-Так-так… что у нас здесь?
Мужчина был широкоплеч, худ, с угрюмо запавшими щеками, высоким лбом
и собранными под ним в едкую улыбку чертами узкого, мускулистого лица, сжатого напряжением и сарказмом. В отличие от жителей деревни Чоутен, его кожа была ослепительно белой и светилась, подобно жемчугу; темные волосы спадали на жилет из дорогой материи, а в глазах, обрамленных длинными густыми ресницами, плясали недобрые огоньки.
Рука незнакомца дрогнула и мальчишка, секунду назад висевший в воздухе, с громким хлопком шлепнулся наземь.
-Нет, вы только поглядите – маленькая разбойница и оборванка. – Расхохотался чужеземец, не выдержав рассерженного взгляда Аиши. Та смотрела на него исподлобья, яростная и решительная, словно степной курган, охваченный бушующим, всепожирающим пламенем. – Дружок, ты знаешь, что случается с такими воришками как ты после смерти?
Чип (так звали немого мальчика), до этого прятавшийся у меня за спиной, вышел вперед и испуганно замотал головой.
-Все воры, как и другие грешники, будут ввергнуты в озеро, горящее пламенем и серой… - Сощурив глаза, произнес незнакомец.
-Как и лжецы! – Закричала Аиша. – Мой брат не вор! Это вы! Вы будете гореть в адском огне за то, что посмели поднять руку на ребенка!
Малютка Чип слегка сжал мою руку.
Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы весь этот несчастный, долгий день оказался просто дурным сном, который вот-вот обернется спасительным пробуждением. Я даже закрыла глаза, в надежде, что так все и случится, но в голове не переставали звучать возмущенные вопли Аиши.
Она кричала, яростно размахивала руками, потом что-то злобно ответила и, аккуратно прицелясь, плюнула мужчине в ноги.
-Ах ты маленькая…
Лицо незнакомца исказилось, и он вскинул руку, готовясь ударить девушку. Ахнув, я кинулась вперед, заслоняя Аишу всем телом, и еле слышно прошептала:
-Они всего лишь дети… дети! Прошу, оставьте их… накажите меня!
Я готова была упасть на колени, сделать любой отчаянный шаг, что бы хоть как-то исправить ситуацию. Это унижение, но все же я молю о милости.
Неожиданно дверь магазина со всевозможными товарами распахнулась, и из глубин пыльных комнат вышел сам продавец Гюстаф, человек, который при любой ситуации отсиживался в своей каморке, изучая приобретенные сокровища. Он с некоторым волнением оглядывал нас, а потом, вскинув брови, возмущенно произнес:
-Что это вы делаете? Ах, Натаниэль, вы пришли за свадебным ожерельем?
-Да, Гюстаф, я пришел именно за ним! – Гневно сказал Натаниэль, опустив руку. – Эти воришки попытались обокрасть меня!
-Воришки? – Удивился продавец и указал на нас кривым пальцем. – Я вижу перед собой лишь троих неразумных детей, Натаниэль. Уверен, они хотели подшутить над вами, или поиграть. Вы же помните себя в их возрасте… Нет? Не помните? Вот шалунишки! Все по домам, живо!
Мужчина сердито глянул на нас (Аиша ответила ему неприличным жестом) – кажется, он был готов сдаться. Увидев это, Гюстаф поспешно произнес:
-Натаниэль, прошу в мой магазин. Вы будете довольны результатом. Да, сюда, сюда!
Я осторожно подняла глаза и посмотрела на Гюстафа взглядом, исполненным благодарностью. Старик, уводя за собой упирающегося мужчину, лукаво подмигнул и закрыл за собой дверь.
-Давай, уходи, трус! – Крикнула им вслед Аиша, заметно похрабрев за эти несколько секунд, - в следующий раз только попадись мне на глаза!
Чип покачал головой, а я вздохнула. За что господь послал мне этот крест?
Глава пятая
Глухим звоном, как из подполья, пробили старинные часы, и старик Гюстаф, пробормотав: «Прошу прощения, граф», проворно потрусил в полумрак комнаты. В пахнущей гнилью и сыростью глубине что-то стукнуло, разбилось, по-французски пробормотали «Diable» (черт, дьявольщина) и уже через секунду владелец лавки снова возник перед Натаниэлем – взволнованный и несколько встревоженный. -Итак, ожерелье… - Протянул Гюстаф, открывая ящик за ящичком своего стола. – Бриллиантовое ожерелье, так-так-так… Великолепное ожерелье в двести двадцать три карата украшено двенадцатью огромными бриллиантами и еще целой россыпью безупречных топазов. Этот искрящийся водопад из драгоценностей разбавляют лишь небольшие очаровательные камешки нефрита, которые добавляют ожерелью трогательный акцент… Великолепная работа, просто великолепная! Ваша семейная реликвия, граф Дэрвуд?
-Одна из. Вы сделали то, о чем я вас просил? – Спросил Натаниэль, пристально вглядываясь в лицо старика.
-Кем вы меня считаете?! Конечно! Прошу вас обратить внимания на то, что это была очень кропотливая работа, требующая высокой квалификации в ювелирном деле! – Обиженно произнес Гюстаф. – Я аккуратно убрал с золотой пластинки надпись «Моей возлюбленной Валанис» и …
-Тише вы! – Зашипел граф, оглядываясь. – Это должно остаться между нами! Вам ясно?
-Конечно, конечно, мой дорогой граф. – Успокоил его Гюстаф и хитро улыбнулся почти беззубой улыбкой, - за определенную цену, естественно. Учитывая, что эту работу я проделываю уже во второй раз!
-Ладно. – С раздражением произнес Натаниэль, выуживая из кармана мешочек с монетами. Ох уж эти сельские лавочники! Спалить бы их вместе с деревней, да и дело с концом.
-Секундочку… - сказал Гюстаф и шмыгнул к полкам, хаотично набитыми всевозможными товарами. Может кому-то и казалось, что подобный беспорядок ужасно мешает и раздражает, но сам лавочник просто обожал иногда натыкаться на те или иные предметы, которые казались когда-то потерянными.
Уже несколько минут он то и делал, что открывал шкатулки, шарил рукой в ящичках, проверял тайники, осматривал все сверху донизу, но ожерелье все никак не хотело попадаться ему на глаза!
-Бен! – Прокричал лавочник. – Где тебя носит, неотесанный чурбан?!
-Здесь и носит, старый козел! – Услышал он из глубин комнат.
-Неси свой толстый зад сюда, сейчас же! – Завопил Гюстаф, отскакивая от полок.
-Тебе надо, ты и иди! – Незамедлительно последовал ответ.
-Хочешь, чтобы я лишил тебя заработной платы? – Брызгая слюной, закричал старик, и уже было направился в дальние комнаты, как перед ним возник работник в грязной рубахе – тот самый Бен.
-Марта не обрадуется, если я снова не заработаю ни копейки, - пробубнил верзила, с особой внимательностью рассматривая пятно на старинном ковре. – Что нужно?
-Что мне нужно? – С гневом переспросил Гюстаф. – Где то ожерелье, что я оставил в ящике под номером пять?
-Вы ПОТЕРЯЛИ мою семейную реликвию? Гюстаф? – Потребовал ответа Натаниэль хриплым, срывающимся от злости голосом.
-Ну что вы, мой дорогой граф! – Заискивающе произнес старик, переводя взгляд с графа на Бена. – Просто… просто здесь вышло какое-то недоразумение!
Вся его спина взмокла, и лоб покрылся испариной; влажные дорожки поползли по вискам и Гюстаф поспешил тут же смахнуть их.
-Бен… - дрожащим голосом проговорил лавочник, - дорогой мой Бен! Где то ожерелье, что я положил в один из ящиков? Подвеска с блестящими камушками? Там ещё камушки размером с орех…
-А-а-а-а! – Протянул верзила, поняв, о чем идет речь. – Вы ещё говорили, что в третий раз граф мог бы что-нибудь новенькое подарить своей невесте, а не этот кусок дерь…
-Да, да… - тут же перебил его Гюстаф, оглядываясь на Натаниэля. – Где оно?
-Под старыми часами со сломанной кукушкой. Вы же вчера его туда засунули и заперли на ключ. А ключ положили в ящик под номером пять! – Объяснил Бен. – Можно я пойду в хранилище?
-Иди, иди, неотесанный чурбан. – Смилостивился торговец, заметно приободрившись. – Возможно, ты все-таки принесешь Марте долгожданные денежки. Вот видите, граф Дэрвуд! Всего лишь небольшое недоразумение!
Стоило Гюстафу подойти к часам и оглядеть ящичек под ними, как он тут же закричал:
-Бен, неси свой толстый зад обратно! Где ключ? Где, черт побери, ключ от этого ящика?
***
Когда наступили розово-лавандовые сумерки, и над полями задрожало последнее облако, лошади, подгоняемые кучером, уже неслись галопом по пыльной дороге. Экипаж вот-вот должен был прибыть в поместье, спрятанное за высокими холмами.
Пребывая в скверном настроении, миссис Уотсон часто просиживала долгие часы в одной из самых уютных комнат поместья – в столовой. Здесь не было ни зеркал, ни позолоты, ни даже кусочка стекла, отражающего свет, сверкающего как вода в солнечный день. Выкрашенные в цвет виридиан стены, ситцевые шторы, привезенные из самого Милтона, в тон которым была подобрана обивка стульев. Небольшой столик с секретером у окна напротив двери, на противоположной стороне − этажерка с высокой белой китайской вазой, из которой свисали ветки английского плюща, клена и медно окрашенные листья бука. Красивые корзинки для рукоделья стояли у кресел, на столе в совершенном беспорядке лежали несколько книг, как будто их только что сюда положили. К тому же в этой комнате был рояль – время от времени Ребекка садилась за инструмент и играла то быстрые этюды, то всей душой отдавалась в лирические менуэты.
Каждая третья нота звучала неотчетливо или полностью пропускалась, а в конце прозвучали громкие аккорды, половина из которых была сыграна фальшиво.
-Пф! – Фыркнула миссис Уотсон, откладывая письма. – Да как он смеет снова просить у меня в долг?
Как и ожидалось, Ребекка была слишком сильно увлечена игрой, чтобы услышать голос матери. Вздохнув, миссис Уотсон скомкала конверт и бросила в камин - к её сожалению или счастью он даже не был зажжен - , письмо так и осталось лежать в груде углей и пепла.
-Ребекка, ты разговаривала с Эмбер?
Младшая из сестер заерзала на стуле.
-Ребекка? - позвала женщина, а затем затихла, как будто утомилась от произведенного усилия.
-Нет, мама́, не разговаривала. – Еле слышно произнесла Ребекка. – И зная сестру, я не буду ни о чем её расспрашивать…
-Как же так? – Воскликнула миссис Уотсон, всплеснув руками. – Как же так?! Кто же мне объяснит, почему сэр Патрик не сделал предложение моей старшей дочери? Я так надеялась, что Эмбер выйдет замуж раньше тебя! К тому же эти слухи... моя дорогая, как же мне было неприятно случайно, совершенно случайно, услышать перешептывание нашей кухарки и одной из тех девчонок, которые моют посуду! Старая Гвен говорила такие ужасные вещи, да и потом…
-Мама́, в следующий раз просто отойдите подальше от двери. – Посоветовала Ребекка, усмехнувшись. – Вы сами говорили, что Гвен любит сочинять неправдоподобные истории.
-Но в такой ситуации я готова принять любой услышанный шепоток за правду!
-В этом вся вы, мама́.
-Я просто забочусь о репутации нашей семьи, моя дорогая. В этом нет ничего зазорного. –С гордостью произнесла миссис Уотсон, поправляя кружева на платье. – Дорогая, побереги мои нервы – перестань мучить инструмент и поговори с матушкой. Как поживает наш старый генерал? Скоро ли свадьба у моей любимой младшей дочери?
Густо покраснев, Ребекка тут же перестала играть и смущенно ответила:
-Ещё рано говорить о свадьбе, мама́! Мы… Роберту нужно уладить кое-какие дела в его родной стране…
-Милостивый господь бог и матушка природа! Он позволяет называть себя по имени? Истинно, истинно бальзам на мою душу…
Стоило хозяйке поместья произнести эти слова, как послышались звуки приближающегося экипажа (или фаэтона).
-Возможно, Эмбер не предупредила нас о гостях? – Предположила Ребекка, прислушиваясь к звукам.
Фырканье лошади, скрип колес…
Кто-то позвал слуг, миновал дворецкого и тяжелым шагом направился в дом.
Душа незнакомца была черна, как и помыслы его. А сердце было подобно куску льда или камня. Будучи дьяволом ступил он на землю и проклял её одним лишь прикосновением.
Глава шестая
-Граф Натаниэль Дэрвуд, госпожа. Только что из Лондона. – Бесцветным голосом объявил слуга, стоило ему появиться в столовой. Натаниэль решительно сделал несколько шагов вперед и поприветствовал сидящую перед ним даму коротким кивком.
-Миссис Уотсон.
Она оторвала взгляд со столешницы и подозрительно оглядела только что вошедшего гостя.
Черты ее лица были скорее решительными и крупными, чем тяжелыми. В них не было ничего особенного, но те, кто однажды посмотрел на нее, обычно навсегда запоминали эту крепкую, суровую, величественную женщину, которая никогда не уступала дорогу из вежливости и никогда не останавливалась на своем пути к цели.
Он не понял, знает ли эта женщина его родственников или его самого, встретив прямой, невозмутимый взгляд, и почувствовав, что его присутствие не произвело на нее особого впечатления, и не вызвало удивления на бледном, цвета слоновой кости лице.
-Присаживайтесь, граф Дэрвуд. Будьте как у себя дома. – Властно произнесла миссис Уотсон. - Хотя вряд ли это скромное жилище хоть чуточку напоминает одно из ваших имений вблизи Лондона. К сожалению, я не могу предложить вам отужинать с нами, так как мясо остыло, а слуги гладят белье.
Натаниэль Дэрвуд привык к ощущению собственной власти, но сейчас эта женщина, казалось, приобрела над ним какую-то власть. И хотя он был сильно раздражен бессмысленной потерей драгоценного времени, он все же сел, подчиняясь ее просьбе.
-Вам не стоит об этом беспокоиться, миссис Уотсон. – Произнес Натаниэль. – В деревне Чоутен меня приняли очень радушно.
Губы хозяйки поместья искривились в улыбке.
-Позвольте узнать, граф, чем же я обязана таким визитом? Если бы один из ваших слуг послал письмо, я бы непременно встретила вас как подобает… хотя, что мы, недалекие плебеи, знаем о торжествах?
Натаниэль был поражен дерзостью миссис Уотсон, поэтому незамедлительно спросил:
-Простите? Не думаю, что я за столь короткое время успел разозлить или нагрубить вам. Однако ваш тон и ваши манеры оскорбительны. Чем я заслужил подобное отношение?
-Кем вы приходитесь Уильяму Дэрвуд? – Спросила женщина, словно не услышав вопроса.
-Я его племянник. Во всяком случае, являлся до недавнего времени. – Холодно ответил Натаниэль.
-Являлся? – Переспросила миссис Уотсон, усмехнувшись. – Неужели он отлучил вас от семьи, достопочтенный граф?
-Он умер, миссис Уотсон.
Услышав такую весть, женщина ахнула и приложила руку к губам.
-Боже, как такое могло произойти? – Дрожащим голосом произнесла она, теряясь в догадках. – Он ведь был молод… я имею в виду… совсем не старик… о, боже!
-Миссис Уотсон, - резко прервал женские всхлипывания Натаниэль, - мой визит касается…
-Граф Дэрвуд, - гневно обратилась к нему хозяйка поместья, вставая из-за стола, - вы только что сообщили мне ужасную весть! Я не могу говорить о каких-то делах, пока не успокоюсь. Пока не осознаю всю ту информацию, которую вы любезно мне предоставили. Прошу вас остаться в этом поместье на одну ночь – а завтра утром я с удовольствием выслушаю все ваши предложения… и… и что вы там ещё намерены мне рассказать?
-На ночь? При всем моем уважении, миссис Уотсон, я не собираюсь «оставаться здесь на ночь»! – Резко ответил граф, провожая взглядом проходящую миссис Уотсон. – Куда же вы?
-Экипаж покинул поместье, граф. Как вы собираетесь добраться до ближайшей деревни?
-Как это? Как такое могло произойти? – Изумился Натаниэль, вскакивая с места. – С тех пор как я оставил Лондон, меня то и дело преследуют неприятности!
-Я попрошу слуг приготовить для вас одну из свободных комнат, граф. – Бесцветно произнесла миссис Уотсон, все ещё не пришедшая в себя после ужасных вестей.
-Хорошо. – Процедил граф Дэрвуд, раздражаясь все больше и больше.
Единственным, что грело его черную как смоль душу, было обещание того, что после всех этих ужасных испытаний он наконец-таки получит Нессфилд со всеми его озерами и лесами, кучерами и служанками, богатством и признанием высшего света.
Эта мысль успокоила его, и он даже улыбнулся, из-за чего стал схожим с Пиковым Королем.
Апрельский ночной воздух липкий, давящий и влажный. Мне казалось, что я уже целую вечность ворочаюсь на кровати в попытках заснуть.
В голове проносились мысли о давно минувших днях, рисовались силуэты людей, уходящих и приходящих в мою жизнь…Их лица было невозможно разглядеть – я словно смотрела на все происходящее через большой осколок мутного стекла.
Несколько часов я путалась во влажных простынях, убирая со лба налипшие волосы. На то, чтобы подойти к окну и распахнуть его, не хватало сил. Я попыталась приподняться на локтях – быстро поняв, что сделать мне это не удастся, бессильно упала на подушку.
Не лезли из головы и события прошедших дней…
Патрик, мой милый Патрик! Знал ли ты, что все так обернется?.. На сердце оставлены глубокие раны (во имя чего, ради чего?), которые, быть может, уже никогда не затянутся. Прошло несколько дней, а они так и не перестают кровоточить, каждый удар сердца приносит невыносимую боль и острым ледяным ножом вонзается одиночество. С каждой прожитой минутой я замечаю, как прекрасный доселе мир блекнет, а светлые, невинные мечты рушатся словно замки из песка… Что это? Кара, испытание или же злая шутка судьбы? Увы, ответить на такой вопрос я не в силах.
Мне не надо, ни радости, ни счастья, я прошу лишь душевного покоя. Я хочу жить, наслаждаться солнечным светом, голубизной безграничного неба, дышать свежим воздухом, засыпать с наступлением ночи и не слышать сумасшедшее биение сердца.
...любовь держала меня за руку и вела за собой высоко в небо, я поднималась выше и выше. Глаза были ослеплены красотой, и сердце не заметило предательства. Любовь скрылась в серебряных облаках, отпустив мою руку, и с незримой высоты я упала вниз, на грешную землю…
Мои мысли невольно были обращены к сестре. Я понимала, что ко всем моим чувствам приплеталась ревность - от нее нельзя было избавиться, она съедала меня, уничтожая то светлое, что я испытывала к Ребекке. Я не могла ни видеть, ни разговаривать с ней.
Люди говорят, что время лечит…Вопрос – сколько жить в ожидании? Выдержу ли я?
Не знаю, забылась я после этих размышлений или нет, - во всяком случае, я сразу же проснулась, услышав, как мне показалось, громкое поскрипывание половиц в комнате. Все свечи уже давно были погашены – открыв глаза, вряд ли можно было разглядеть хоть что-то. Сердце учащенно забилось, а в ушах загудело.
Подумав, что это Ребекка или кто-то из слуг, я слегка приоткрыла глаза и оглядела комнату из-под опущенных ресниц.
Никого… Конечно, никого...
Но стоило взглянуть наверх, на балдахин, как я увидела над собой мужчину в маске: два зловещих глаза, светящихся в темноте и жуткая, леденящая душу улыбка.
Моим первым побуждением было вскочить с кровати и что есть силы закричать, но крик застрял у меня в горле, а чувство страха полностью парализовало тело.
Рука незнакомца скользнула по моему лицу, после он подошел ближе и решительно оперся коленом о край ложа.
«Что он делает? Что он делает?!»
Мужчина в маске поднялся на постель, прилег рядом и снова провел холодной рукой по моему лицу.
-Ты будешь моей, Эмбер. – произнес незнакомец низким, бархатным голосом.
***
«Ты будешь моей, Эмбер, моей…»
Его фразы эхом отдавались в моей голове, и она гудела, словно колокол. Дрожа от страха, сковавшего льдом сердце, и судорожно хватая ртом воздух, я села на кровати.
За окном печальные сумерки медленно сменялись тусклым безоблачным утром; в северной части дома окна замерцали мягким светом масляных ламп, а из труб кухни и котельной повалил густой дым. Такой день предвещал лишь новые хлопоты.
Чувство страха и растерянности, державшее меня в плену, опустилось, подобно туману, опускающемуся на холодную землю. Это был сон, всего лишь дурной сон, вызванный душной апрельской ночью…
Спальня для гостей выглядела очаровательно, освещенная лучами утреннего солнца. Среднее окно в эркере было распахнуто, и внизу можно было увидеть кусты пионов и алой жимолости. Маленькая лужайка пестрела цветами вербены и герани всевозможных оттенков. Но эти яркие цвета снаружи только подчеркивали скромную обстановку комнаты. Ковер был далеко не новый, ситцевые занавески выцвели от частой стирки. Сама комната была маленькой, вовсе не под стать царственному облику Натаниэля, который собирался переодеться к завтраку, дабы обсудить некую договоренность с миссис Уотсон.
Его жилет почистили, а без того белоснежную рубашку накрахмалили – граф отказался от предложенной одежды, сославшись на то, что уже сегодня он должен покинуть поместье.
-Надеешься уже сегодня добиться соглашения у этой старой ведьмы? – Шепнуло напольное зеркало, до этого отражавшее солнечные лучи.
Натаниэль, ни сколько не удивившийся этому, повернулся на голос – теперь, вместо своего обнаженного тела он видел в отражении узкую полоску света, которая с каждой секундой становилась все больше и больше.
-Скажи спасибо, за то, что я вовремя остановил тебя. – Произнес граф, уставившись на возникшего двойника. – Могу себе представить, какой бы крик подняли слуги, увидев подобное существо…
-Не меня, а нас. Натаниэль, я не перестану быть твоей частью, даже если ты прилюдно откажешься от своего дара сноходца. – Усмехнулось отражение. – И вообще, разве ты не чувствуешь особой прилив сил? Энергию, которая спала до поры до времени, а теперь бушует внутри, словно океан во время шторма?
-Вполне возможно. – Согласился граф. – Но больше этого не повторится. Ни здесь, ни сейчас, ни когда-либо вообще.
-Помни, Натаниэль! Ты был зачат как идея, мимолетная мысль, которой пришлось в одиночку выживать в этом суровом мире. Как и мне. Хотя такая жизнь и сделала нас сильными, ловкими и чертовски привлекательными, мы созданы не для этого. – Произнес двойник, мгновенно став серьезным. – Ты просто сойдешь с ума, если будешь всячески отвергать свою сущность.
-Я уже сошел, так как разговариваю с зеркалом. – Прошипел граф, прислушиваясь к шагам на лестнице. – Исчезни!
В дубовую дверь постучали, и за ней кто-то тоненьким голоском произнес:
-Граф Дэрвуд, миссис Уотсон просила сообщить вам, что…
Натаниэль в два шага пересек комнату и рывком открыл дверь:
-Да?
-…что завтрак, - продолжила девушка, но увидев в каком виде стоит перед ней мужчина, тут же покраснела, ойкнула, отшатнулась от проема – в общем, сделала все, что сделала бы любая стыдливая девушка, увидев обнаженного графа. – Поскорее прибудьте в столовую!
-Это было не специально. – Предупредил Натаниэль, закрыв дверь, и возвратился к зеркалу.
-Конечно. – Усмехнулось отражение. – Прямо как в старые –добрые времена.
Глава седьмая
После завтрака графа Дэрвуда ожидали в гостиной. Надеясь поговорить с миссис Уотсон наедине, Натаниэль с неудовольствием обнаружил в комнате ещё одного гостя – мужчину в дорогом костюме, на вид ему было около сорока пяти лет, с пышными бакенбардами и опухшим лицом. Присмотревшись как следует, граф узнал в этом человеке одного из игроков клуба Уайтс, в который он сам был приглашен несколько недель назад. В подобные заведения не пускали людей с улиц, ограничиваясь небольшим собранием лиц с доходом от восьмисот фунтов в год. 
-Присаживайтесь, граф. – Произнесла миссис Уотсон, сложив руки на коленях. – Полагаю, вы не против, если при нашей беседе будет присутствовать брат моего покойного мужа, Марк Уотсон?
Мужчина в дорогом костюме заискивающе улыбнулся.
-А я и не надеялся увидеть вас снова, Натаниэль Дэрвуд! Мы познакомились в Олмаке, помните? А потом…
-…потом вы проиграли около трехсот фунтов и, будучи должником, были исключены из Уайтса. – Добавил Натаниэль. – Не могу не сказать – решение о вашем отстранении от клуба было единогласным, что, по мнению собрания, случилось впервые за всю их историю.
Мужчина с бакенбардами стыдливо съежился на стуле и испуганно взглянул на хозяйку дома. Не найдя поддержки с её стороны, он вздохнул и замолк.
-Итак, о чем же вы хотели поговорить со мной, граф? – Спросила миссис Уотсон.
-Я имею честь просить руки вашей дочери. – Громко объявил граф Дэрвуд. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он произносил это.
В комнате воцарилась тишина, которую не желал прервать ни один из членов семьи, поскольку оба были так удивлены, что могли лишь изумленно переглядываться - Натаниэль был доволен впечатлением, которое произвела его фраза.
-Я не ослышалась? – Шепотом поинтересовалась хозяйка дома. – Вы действительно хотите взять в жены одну из моих дочерей?
-Да, все верно.
-И какую же из них?
-Старшую.
-Эмбер? – Удивленно спросил Марк.
-Эмбер редко выходит в свет, а уж в Лондоне появлялась всего два раза… - Начала миссис Уотсон, рассеяно поправляя оборки платья.
-… в отличие от её сестры, Ребекки. – Продолжил Марк и тут же поспешил добавить: – К сожалению, младшая мисс Уотсон уже обручена с генералом Робертом Крофт. Вы должны были слышать о нем.
-Конечно, для нас это большая честь… - неуверенно произнесла хозяйка дома и, взглянув на графа, спросила: - Извините меня за бестактность, достопочтенный граф Дэрвуд, но когда же вы успели увидеться с ней? Моя девочка – не частый гость Олмака!
-Какая разница, моя дорогая Кэтрин? – Отмахнулся от родственницы Марк и обратился к Натаниэлю. – Вы даже не представляете, какая это честь для нас! Боже, какая радость! Джейн! Джейн!
-Это наша старая гувернантка, граф Дэрвуд. – Пояснила миссис Уотсон, встретив непонимающий взгляд Натаниэля.
Скрипнув дверью, в светлую гостиную вошла пожилая женщина в выцветшем платье. Седые волосы были собраны в пучок, местами торчали дыбом. Её губы то и дело саркастично кривились, а в уголках глаз шевелились мелкие морщинки.
-Джейн, приведите сюда Эмбер. И скажите, что это очень важно. – Властно произнесла Кэтрин Уотсон, не оборачиваясь на гувернантку.
-Боюсь это не возможно, миссис Уотсон. – Выдохнула старушка. – Мисс Уотсон себя плохо чувствует – бедняжку снова мучили кошмары. К тому же у неё жар. Я послала за доктором, но он прибудет только вечером.
-Какая жалость. – Расстроился Марк.
-Но ведь это не помешает нам заключить брачный договор? – Поинтересовался граф бесцветным голосом. Ситуация усложнялась.
-Простите? – Возмутилась Катрин Уотсон, вскакивая с места. – Вы действительно думаете, что я вот так просто отдам дочь…
-Да, я действительно так думаю, миссис Уотсон – перебил её граф Дэрвуд. – Хочу напомнить вам, что со смертью моего дядюшки, вы перестаете получать деньги, которые он высылал вам каждый месяц.
Хозяйка дома заметно побледнела.
-Откуда вы узнали… об этом?
-Право, это не важно. – С раздражением произнес Натаниэль. Он встал с места и стал ходить по комнате. – Пятьсот фунтов в год – не малая сумма, не правда ли, миссис Уотсон? Больше половины вашего дохода. Теперь вы вряд ли можете позволить себе такое поместье... А что станет с вашей репутацией, когда собрание узнает о том, что вы разорены? Представляете, сколько грязи выльется на вашу семью? Вас растопчут. – Пояснил граф, злорадно наблюдая, как хозяйка дома испуганно вслушивается в каждое его слово. - И да, неужели вы думаете, что полковник Крофт не разорвет помолвку, узнав состояние будущей жены?
Женщина тихонько всхлипнула и посмотрела на Марка – он закивал головой.
-Вот и отлично, миссис Уотсон. – Не смог сдержать улыбку граф Натаниэль Дэрвуд. – Мои поверенные вскоре пребудут для подготовки брачного договора – сам я в это время буду в …ширском аббатстве...Май - плохой месяц для свадьбы. Думаю, подойдет июль или август. Место венчания можете выбрать вы сами...
Миссис Уотсон долго выслушивала наставления графа Дэрвуда, пока её родственник не покинул гостиную, сославшись на то, что все его дела здесь закончены. Как только дверь захлопнулась, женщина подошла к окну и, выглянув в сад, со злобой произнесла:
-Граф Дэрвуд, а вы хорошо подготовились к этому разговору. Даже как следует покопались в бумагах дядюшки… Но если я узнаю, что ваше прошлое не дает моей дочери покоя, я…
-Прошлое? – Удивленно переспросил граф, собираясь уходить.
-Именно. – Сухо произнесла хозяйка поместья и принялась перечислять: – Резня на Беркли – Сквер. Дебош в пабе Осиное гнездо. Мне продолжать? В то время вас и ваших последователей проклинал весь Лондон. Я уже не говорю о том, насколько частым гостем вы были в борделях, и сколько раз вас замечали в кулачных боях за деньги! Граф Дэрвуд, вы …. вы как гнилой отросток на семейном древе вашей семьи. Отросток, который нужно уничтожить. И поверьте – если с Эмбер произойдет тоже самое, что и с вашими предыдущими женами, я…
-Поверенные прибудут через неделю. – Холодно объявил граф, не обращая внимания на слова хозяйки поместья. - И не смейте мне угрожать, миссис Уотсон. Я уже не тот мальчишка, который забавлялся драками и тратил деньги отца на шлюх и выпивку. Я стал гораздо, гораздо опаснее. И не приведи Господь, чтобы вы ощутили мой гнев на себе!
С этими словами он прошел сквозь дверной проем и исчез в коридоре.
***
Из залов Девоншир-хаус доносился веселый шум; высокие голоса женщин и бархатные – мужчин сливались в единое целое, и все покрывал громкий и властный голос полковника Крофта, приветствовавшего своих изысканных и знатных гостей. В холле был слышен шепот дам в пышных платьях, тихий и оживленный смех их кавалеров над удачной шуткой по поводу нынешнего правительства, как вдруг среди всей этой толпы возникла невеста полковника, и присутствующие тут же поспешили затихнуть.
Она была невысока и божественно сложена. Её лицо обрамляли пышные светлые волосы, собранные сзади изящной заколкой с каменьями, серые глаза выражали ледяное спокойствие, а поза - осознание полного контроля над ситуацией. Это была самая красивая и изящная девушка, которую когда-либо доводилось видеть высшему обществу Лондона, притом одетая в такое платье, какое не снилось даже жене принца Уэльского.
Мода, появившаяся во Франции с установлением Директории, достигла Лондона и произвела настоящий революционный переворот.
Платье было с глубоким треугольным вырезом, туго зашнурованным корсетом вида "песочные часы" и с высокой талией, подчеркивающей округлую линию груди. Пышные, объемные кринолины уступили место струящемуся облегающему крою. Трудившиеся портные создали настоящий шедевр, отдав предпочтение тончайшему муслину и шелку.
Уроженка туманного Альбиона, Ребекка была той самой английской розой, ангелоподобной девушкой, благоухала и цвела в провинции, пока не встретила Роберта – пусть не такого молодого и красивого, но зато такого обаятельного и богатого. Он изменил её мнение об английских мужчинах и браке, а она, в свою очередь, изменила всю его жизнь.
Убранство залов поражало своим великолепием: росписи, резьба, мрамор, зеркала, сверкающие позолотой люстры, дорогие шелка, изящная мебель…и, что самое главное, сами залы были огромными, но все равно казалось, что в них не удастся разместить всю толпу, которая поднималась по парадной лестнице.
Повсюду были зажжены сотни свечей, шум голосов заглушал струнный оркестр (музыканты прибыли из Версаля, что вблизи Парижа), тут и там сновали одноликие официанты, разнося на сверкающих подносах фужеры с искристым шампанским - и над всем этим царила атмосфера торжественности, веселья и некоторого снобизма.
Когда несколько мужчин с их дамами окружили полковника и его невесту, то тут же принялись делать комплименты Ребекке, но не так, как привыкла девушка. Бекка словно была породистой лошадью на скачках – гости восхищались станом, говорили что-то про длинную шею, про большие, как у ребенка, глаза, замечали изящество рук и так далее…
Девушка знала, что должна быть благодарна, но особой радости все эти наблюдения напыщенных снобов ей не доставляли. Она вежливо слушала комментарии подошедшего сэра Роджера, низкого и толстощекого джентльмена, о книге с потрясающими гравюрами, лишь растерянно улыбалась, но увидев в толпе новоприбывших знакомые лица, тут же поспешила поприветствовать их. Когда Бекка направилась к двери, то случайно наткнулась на стайку танцовщиц, спешивших оказаться в центре зала, и понеслось…
Девушка была слишком воспитана, чтобы просто локтями расталкивать людей, оказавшихся на пути, поэтому вежливо ждала, когда тот или иной гость перейдет из одного конца комнаты в другой.
-Простите, я подойду к вам позже. – Через силу улыбнулась Бекка, когда несколько дам в платьях кремового цвета поманили её рукой.
Оказавшись в холле, где было слишком шумно и душно, девушка сразу направилась к группе тихо щебечущих девушек у окна, стоявших к ней спиной. Это были сестры Джорджиа и Кэти, дочери лорда Лина, очень влиятельного и консервативного джентльмена с козлиной бородкой. Они часто виделись в Опере, так как их места в ложе были совсем рядом.
-… помнится, как-то раз она заставила меня околачиваться там битый час, да еще лошадей пришлось удерживать, они совсем потеряли терпение. Это заведение мадам Бертен на Юстан-Роуд. Вот противная обезьянка! – Прошипела Джорджиа, не замечая Бекку. – Да как она могла стать невестой полковника Крофта, эта деревенщина?
-Большинство мужчин в этом зале находят её очень привлекательной и элегантной. – Произнесла Кэти, перестав смотреть в окно. Коляски все ещё съезжались к Дэвоншир-хаус, сидящие в них дамы демонстрировали свои модные шляпки и крохотные кружевные зонтики, которыми они прикрывались от солнца этим утром.
-Да они же как хищники на свежее мясо!
-К сожалению, это так. – Вздохнула сестра Джорджии и с грустью добавила: - Даже сэр Патрик, который так понравился мне в прошлом году, отдает предпочтение этой «английской розе» из …кхм…навоза.
-Откуда ты знаешь? – Изумилась старшая из сестер Лин. – Откуда?
-В последнее время он только об этом и говорит. В доме КарМайклов, на приеме у Джейкобса, в Олмаке… Ребекка прекрасна, Ребекка изумительна… как жаль, что я не сделал стал её мужем до того, как ей сделал предложение этот старый увалень…
-Да ты что?!
Ребекка стояла на месте, словно громом пораженная. Она все поняла. Все.
Сестры ещё несколько минут пошептались, а потом покинули «насиженное место» у окна, направившись в коридор и все так же не замечая Бекку. Найдя в себе силы, чтобы сделать несколько шагов, девушка направилась к жениху, полковнику Крофту.
Так вот почему Эмбер постоянно пряталась в своей спальне, не желая отвечать на вопросы матушки по поводу приезда Патрика! Неужели он сам во всем признался её сестре? Господи, а она-то постоянно уверяла Эмбер, что рыжеволосый ирландец безумно влюблен в неё и никак не сделает ей предложение, так как ужасно застенчив и не уверен в обоюдности чувств!
-Быстрее! – Сказала девушка сама себе. Перед глазами всё плыло, звуки отдавались эхом в голове, речь гостей невозможно было распознать.
-Что-то случилось? – С беспокойством спросил Роберт, увидев подошедшую невесту.
-Наверное, мне стоит взять коляску и отправиться домой. – Устало произнесла «английская роза».
-Но ты и так дома, Ребекка! – Воскликнул полковник и обвел взглядом весь зал. – Здесь твой дом, твои друзья…
-Дом там, где сердце, мой дорогой Роберт. А мое сердце пока все ещё с сестрой.
***
Экипаж доктора Флетчера покинул поместье ранним утром, и уже к обеду я чувствовала себя гораздо лучше – не было той мучительной слабости, растекающейся по телу холодной волной, прошла и головная боль…
Ребекка в доме отсутствовала, а матушка, едва распрощавшись с мистером Флетчером, тут же заперлась у себя в кабинете и засела за секретер.
Кухарки, готовя луковый суп по старым рецептам, шептались, что дядюшка Марк снова прислал письмо с просьбой занять на неопределенный срок несколько сотен фунтов; горничные были уверены, причина угрюмого выражения лица миссис Уотсон – совершенно невыгодная сделка насчет продажи породистых лошадей в Сент-Бартс и покупка других, ещё более чистокровных, в Шеллифай. Но эти догадки, пусть даже самые верные (на мой взгляд), были далеки от истины.
В один из самых жарких дней мая я спряталась в библиотеке, прихватив с собой кувшин, доверху наполненный сахарной водой, и блюдце с куском сладкого пирога. В комнате, где основное место занимали шкафы со сплошными рядами книг от пола до потолка, было тихо и, что самое главное, прохладно – дневной зной не сумел проникнуть через тяжелые портьеры, расшитые золотой нитью.
Как принято у большинства семей, книги (а они считались ценным имущество), годами передавались от отца к сыну, от старшего поколения младшему, поэтому здесь нередко можно было найти трактаты известных философов, потрепанные карты Ледяных пустошей и заброшенных аббатств или пропахшие рыбой судовые журналы. Больше всего я любила читать дневники моего дедушки, Родерика Вивальди, удачливого авантюриста и большого любителя приключений. Буквально на каждой странице можно было увидеть небрежные наброски, которые таили в себе целую повесть, подчас трудную для моих смутных восприятий и неискушенного ума, но полную глубокого интереса, - такого же, как сказки, которые рассказывала Джейн нам с Беккой длинными зимними вечерами, когда матушка отбывала в Лондон.
Родерик красочно описывал страны Востока, где по ветру развиваются роскошные шелка, а в воздухе стоит аромат розовых лепестков и турецких сладостей, искрящиеся побережья Гренландии – родины морозов и снегов, угрюмых пустынь и безлюдных пустошей, где ледяные поля намерзают друг на друга, подобно обледенелым горам; не оставил без внимания Венский лес - большой зелёный массив, покрытый густыми лесами, с красочными долинами и в окружении скалистых гор.
Воспоминания владельца дневника дразнили, я понимала, что жутко ему завидую – всю жизнь я мечтала поскорее покинуть родной дом, чтобы увидеть мир, скрытый за высокими холмами графства Хэмпшир. Какой он? Может, ещё прекраснее и удивительнее, чем описывает его пройдоха Вивальди? К своему стыду должна признаться: последние пятнадцать лет я провела в заточении, но, как постоянно говорит моя матушка, «мне нечему стыдиться и я не смею жаловаться».
-Мисс Уотсон, я была уверена, что вы все ещё в постели!
Укоризненное восклицание заставило меня вырваться из плена сладостных и всепоглощающих мыслей, и я с удивлением посмотрела на Джейн поверх страниц дневника. Можно было не поднимать взгляд, я узнала бы этот голос везде – во сне и наяву.
-В спальне нестерпимо жарко и душно. Хэйзел не смогла открыть окна – что-то случилось со створками. – Произнесла я, оторвавшись от чтения.
-Надо будет попросить Джима, чтобы он все переделал. После пожара дом рушится на глазах! – Вздохнула Джейн, обмахиваясь накрахмаленной салфеткой. – И все же я советую вам вернуться в спальню – мистер Флетчер довольно ясно дал понять, что вам нужно соблюдать полный покой, дабы набраться сил. Что это у вас?
-Да так… - Я повертела дневником перед глазами старой гувернантки.
-Я не люблю читать. Предпочитаю слушать или рассказывать. – Сказала Джейн, присаживаясь рядом. – А книги… книги для умных, для этих ученых из Университета. Для таких, как ваш отец. Жаль, его труды не сохранились – огонь пожрал большую часть библиотеки, а все важные документы миссис Уотсон заперла у себя в секретере.
-Я уже не помню его лица. – С болью в голосе призналась я. – Помню его запах и пышную гриву вместо волос. Раньше я могла дотронуться до его курительной трубки, и образ тут же возникал в моей памяти, но сейчас… сейчас все изменилось.
-Вы говорили об этом с матерью? Говорили об отце?
-Я? Говорила? У нас…у нас… - Я замолчала, так как не могла найти подходящих слов.
-Сложные отношения? – Подсказала Джейн.
-Слишком сложные. Чтобы я не делала для неё – это ничего не значит. Я знаю, что мне далеко до идеала, но неужели так сложно хоть раз меня похвалить? Или сказать: «я тебя люблю»? Обнять? С тех пор как он ушел, наши отношения совсем разладились. Матушка замечает, что я во всем похожу на отца – мимикой, характером, глазами… и это её совсем не радует.
Джейн взяла меня за руку и посмотрела в глаза.
-Эмбер, она любит тебя. Любит по-своему. Ты её кровь и плоть, ребенок, родившийся от любимого человека. Просто… - голос гувернантки задрожал.
-Просто я напоминаю ей о нем. – Закончила я.
Возражения Джейн прервал короткий стук в дверь.
«Мама?», - молнией пронеслось у меня в голове, но я тут же отогнала эту глупую мысль. Кэтрин Уотсон занята более важными делами и вряд ли снизойдет до того, чтобы проведать старшую дочь.
Дверь приоткрылась – словно ангел, ступающий на грешную землю, в комнату вошла Ребекка, взволнованная, все ещё в дорожном платье и грязных сапогах. Остановившись, она заложила выбившуюся прядь за ухо и неуверенно произнесла:
-Я все знаю. Думаю, нам нужно поговорить.
Глава восьмая
-О чём поговорить? – спросила я, пытаясь придать голосу уверенности и холодности. -Идём. – Бекки схватила меня за руку и потащила куда-то. Я оглянулась на удивлённую Джейн, но через пару мгновений книжная полка отгородила её от моего испуганного взгляда. Я не понимала, куда ведёт меня сестра, а в ушах стоял только бешеный стук сердца. Мы шли по каким-то коридорам, лестницам, мимо каких-то дверей, зашторенных окон… Всё мелькало перед глазами. Казалось, мы стояли на месте, а вокруг нас кружились все эти интерьеры, вазы, картины, шторы… От волнения я потеряла всякую способность сопротивляться, поэтому мне ничего не оставалось как вцепиться в руку Ребекки, не позволяя себе упасть.
-Присядь, прошу тебя, - собираясь с мыслями, произнесла Бекка. Видно было, что она тоже волновалась.
Сестра привела меня в одну из гостевых комнат, сплошь уставленной вазами и корзинками с цветами. Стены были обиты узорчатой парчой, а камин, который никогда не топили, отделан белым мрамором.
-Эмбер… Ты злишься на меня?
Я пожала плечами, опустив взгляд.
-Я понимаю, это тяжело, но… Поверь мне, я ничего не знала! Я всегда была уверена, что Патрик любит тебя, и не меньше твоего ждала вашей свадьбы…
Бекка взяла меня за руку. Я отдёрнулась, словно она обожгла меня, и бросила на сестру недобрый взгляд. Почему-то её очертания стали размытыми.
-Ты не знаешь, что мне пришлось пережить… - мой голос звучал неожиданно тихо и сильно дрожал. – Я любила его, всегда любила. Знаешь ли ты, что такое любить?
Крупные, холодные слёзы бежали по моим щекам, катились до самого подбородка. Я нелепо взмахнула рукой, чтобы вытереть их и вскочила на ноги. Я стояла, повернувшись спиной к сестре и закрывая лицо дрожащими руками. Ребекка молчала.
-Я жила, дышала, чувствовала… - слова вырывались из меня рывками, хриплыми и неразборчивыми. Я казалась самой себе жалкой, ничтожной и проигравшей.
-Теперь всё рухнуло, Бекка, за что мне это?! – перешла я на крик. - Почему, почему ты, а не я??
-Эбмер…
Во всём теле: в висках, в запястьях, в кончиках пальцев – я ощущала пульс. Больше я не могла сдерживаться. Из моей груди вырвался отчаянный крик, переходящий в лихорадочные всхлипывания. В тот момент мне хотелось умереть, провалиться сквозь землю – что угодно, только бы Ребекка не видела меня в таком состоянии.
-Эмбер, родная… - она взяла меня за плечи и заглянула мне в лицо своими светлыми добрыми глазами, из которых тоже текли слёзы. – Мы не в силах приказать своему сердцу, любить или ненавидеть. И никто не в силах это сделать. Но часто мы не замечаем, что самый дорогой в жизни человек всё это время был рядом, часто мы не замечаем, как причиняем ему боль и отталкиваем его… Возможно, Патрик поймёт, что ты значишь для него гораздо больше, чем он полагал… Ведь ты же знаешь, что я не испытываю к нему никаких чувств, к тому же, мы уже обручены с Робертом, мы любим друг друга. Я так переживаю за тебя… Прости меня, Эмбер… Я никогда бы не позволила себе причинить тебе боль, клянусь тебе.
Мне было одновременно стыдно за свои слова перед ней, больно от слов Патрика, обидно за свою слабость… В ту секунду, когда эмоции разрывали меня, я осознала, насколько Бекка дорога мне, насколько близка. Она понимала меня как никто и всегда готова была поддержать. Я ощущала эту поддержку, и знала, что её душа болит вместе с моей.
-Прости, - прошептала я.
-Я люблю тебя, старшая сестренка, - сказала Ребекка.
-И я тебя.
***
На его пышных похоронах было много народу, начиная от близких друзей и заканчивая чванливыми представителями городской власти; все говорили о "чистоте души" покойного и его несгибаемой воле.
Вот священники и монахи просто и возвышенно пропели Реквием, вот родные утерли слезы и стали расходиться, как последний выходящий из церкви заметил что-то странное. Что-то, носящее Божественный умысел, как потом он признался.
Дальний родственник покойного был уже у самого порога, когда вдруг увидел дрожащий блик света, приближающийся к гробу умершего юноши. Мужчина, буквально застывший от страха, проводил его взглядом и отметил, что это уже не просто свечение, а серебристо-белый сгусток, увеличивающийся в размерах. Да ещё приобретающий, как показалось свидетелю, человеческие очертания.
-Душа! Боже милостивый, это определенно его душа! – Воскликнул дальний родственник и поспешил покинуть место траура, дабы поскорее присоединиться к толпе страдальцев. Зрелище не сколько завораживало, сколько пугало.
Молодое, совсем не испорченное (разве что мертвое, но это в самый раз) тело привлекло сущность из снов.
Юношу похоронили на местном кладбище. Кинули в яму, словно это был мешок картошки, и засыпали черной землей.
Сущность в мертвой оболочке проснулась темной, безлунной ночью. Тогда, когда в воздухе слились ароматы вереска и колокольчиков, когда наступила тишина и погасли огни деревень.
Открылись слепые глаза и мертвые руки, сначала жутко неподатливые, начали копать. Оно чувствовало запах сырой земли, мха и чего-то ещё. Оставалось совсем немного.
Глава девятая
Когда июньская ночь окончательно вступила в свои права, туман, окутавший город холодной пеленой, вдруг забеспокоился, заколебался, хотя было безветренно. В отдалении все ещё слышались голоса пьяных моряков, распевающих во все горло песню «в Кейптаунском порту», но стоило путнику свернуть за угол, как все прекратилось. Луна, подобно огромному небесному маяку, освещала отшлифованные ногами и колесами карет темно-серые камни улицы, придавая им серебристый отблеск. Странник миновал скрипучие ворота, пустой двор, окруженный остатками деревянных строительных лесов, и остановился лишь тогда, когда увидел перед собой цепочку покосившихся домов. Над дверью одного из жилищ была прикреплена вывеска – большая, прямоугольная, с выцветшим рисунком.
Путник постучал по дереву костяшками пальцев и прислушался.
Где-то в глубине дома заскрипели половицы, потом до ушей мужчины донесся неясный шорох, сменившийся впоследствии на звук приближающихся шагов.
Звякнула цепочка и дверь слегка приоткрылась.
-Кто там?.. Кто там в темноте? Дайте мне спокойно дожить до утра… - Прохрипел женский голос.
-Меня зовут Ксандр, милая госпожа. Я ищу доктора Кадавра. – Пояснил путник, отвесив поклон.
-Да… да, он живет здесь.
В женских руках вдруг вспыхнула свеча, и старушка поставила её на маленький столик у двери.
-Так-то лучше. Доктор Кадавр принимает лишь с восьми до шести, юноша. У вас что-то срочное? Обратитесь к доктору Шайнису, уверена, он сможет вам помочь. От Северного переулка налево.
-Смилуйтесь, добрая госпожа. У меня осталось совсем немного времени…
-Простите?
Старушечьи глаза долго вглядывались в лицо Ксандера, и через несколько секунд дверь распахнулась.
-Проходите. – Устало произнесла хозяйка дома. – Меня зовут Магда. Отдадите деньги перед уходом. Только помните, что оплата за сеанс возросла на четыре процента!
Свеча на столике не смогла разогнать всю темноту в комнате и освещала только правый угол коридора вместе со входной дверью. Прищуриваться было бесполезно.
-Стойте здесь. Кто вас знает, молодежь, ещё сопрете чего ценного. – Пробубнила старушка, шаркая тапочками по деревянному полу.
-Подождите, милая госпожа! – Воскликнул Ксандр, вспомнив что-то. – Сообщите доктору, что явился Ксандр… один из дозорных. Сноходец.
-Я передам ему ваше послание. – Пообещала Магда.
-В этом нет необходимости. – Прозвучал чей-то голос в темноте. – Ну здравствуй, сноходец… Ксандр.
Человек сделал шаг и вступил в круг света. Это был мужчина, возраст которого невозможно было определить - морщинистое лицо обрамляла выстриженная борода, на сгорбившееся тело одет грязный фартук, и ещё этот уверенный взгляд серых глаз из-под излома темных бровей.
Путник поклонился.
-Магда, не бери с него денег. – Твердым голосом произнес доктор, и старушка нехотя закивала. – Ксандр, идите за мной. Наш разговор не для чужих ушей.
Юноша не помнил, как они оказались в подвале. Повсюду стоял мерзкий запах сырости, человеческого страха и боли, с потолка по углам свешивались какие-то мелкие корешки, похожие на куриные лапки, а холодный пол был посыпан черной землей и песком.
-Говоришь, сильная боль в спине? Я вижу гематому, она рассосется через несколько недель, нагноившийся порез… ага, а это что у нас? – Доктор Кадавр легонько нажал на шишку у шестого позвонка. – Больно? Нет?..Так дело не пойдет, молодой человек.
-Что такое? – Морщась, спросил Ксандр.
-Когда вы в последний раз ели?
Юноша стыдливо опустил глаза.
-Пили?. Спали?..
Доктор схватился за виски и начал усиленно их массировать.
-Такое прекрасное тело. Молодое. Здоровое. – Принялся перечислять Кадавр, но, спохватившись, исправился. – Правда, сейчас уже не такое здоровое. Но! Это можно поправить. Все можно поправить!
-Правда? – Слегка улыбнулся гость, собираясь встать со скамьи. – Вы не представляете, каких трудов мне стоило достать эту оболочку! Только я никак не могу к ней привыкнуть…
-Я не удивлен. – Нахмурился доктор Кадавр, расхаживая по подвалу. – Сноходцы до сих пор мало что знают о людях, пусть даже они созданы по их образу и подобию. Сначала вы не ощущаете чувства голода и сна, так как тело медленно возвращается к жизни, а потом становится поздно…и да, не знаю, имею ли я право спросить, но зачем вы здесь?
-Это не секрет, добрый господин. Наша Мать просила привести с собой одну… хм.. заблудшую овечку, отбившуюся от стада. – Пояснил Ксандр и ухмыльнулся. – Мать знает, что у меня с этим сноходцем остались личные счета…
-Серьезно? – Боязливо спросил доктор, доставая из ящиков стола хирургические инструменты. – А что обычно случается после того, как сноходца возвращают к Матери? М-м-м? Хотя… хотя я не хочу этого знать. – Продолжил он с грустью.
***
-… и она не дала тебе разрешения посетить ярмарку? Но это же в пяти часах отсюда! – Негодующе воскликнула Ребекка, кинув плоский камешек в реку. Он ударился об воду и подпрыгнул …раз…два… четыре раза.
Прошел месяц, а я все ещё не могу поверить, что мы помирились.
Да, ненавидеть легко, гораздо легче, чем любить или, к примеру, прощать. Это чувство придает сил и становится единственной мыслью, засевшей в голове. Стоит только позволить, и ненависть полностью захлестнет разум, разгорится пламенем, выжжет всю твою душу и погаснет, осыпавшись серым пеплом. А ты останешься с тлеющей пустотой внутри и горьким вкусом гари на губах. Но ведь такого конца всегда можно избежать. Взбунтоваться. И тогда придет конец всей этой боли и наступит покой. Такой сладостный, умиротворяющий, но недолгий.
-Неужели я попросила так много? Она ведь прекрасно знает, как тяжело мне приходится. Я не могу сидеть в спальне целыми днями и ночами, это ведь не темница!
День клонился к вечеру, а светлое пятно в небе, которое селяне почему-то именовали солнцем, продолжало сиять и отражаться от зеркальной поверхности речушки – маленькой, с неспешным течением, заросшей камышом и прячущимися под мостом кувшинками. Тихое место, слышен лишь монотонный успокаивающий шум воды.
-Может мне попросить ещё раз? - Неуверенно спросила я, наклонившись к перекладине.
-Увы, Эмбер… я видела, как Джимми собрал повозку и тронулся по направлению к деревне. – Виновато произнесла Бекка. – Может лучше вместе отправимся в Лондон? Видела бы ты, какие мужчины бывают на балах, устраиваемых полковником Крофтом! В Дэвоншир-хаус собирается лишь высший свет общества и…
-Не ты ли недавно жаловалась на этих шакалов из дворца? – Усмехнулась я, повернувшись к сестре. – К тому же, Дэвоншир-хаус – очередная клетка, только сделана она из самого дорогого металла, за который многие отдали жизнь – из золота.
Солнце обжигало лицо, в воздухе шершаво пахло смолой и гниющими водорослями, а ветер-странник теребил шелковистые волосы, сплетая их в немыслимые косы и шепча на ушко о приближающемся лете. О лете, наполненном жарой, полуденицами, об июне в вечном заточении.
-Если ты хочешь хоть каких-то изменений, начни с малого. – Миролюбиво предложила сестра, заложив светлую прядь волос за ухо.
-Сегодня я только что попыталась это сделать.
Мы стояли на мосту; ветер, пришедший с востока, ласково обдувал наши лица своим теплым дыханием. Говорить не хотелось. И вовсе не потому, что нам нечего было сказать друг другу. Именно замолчав и прислушавшись к шуму воды, мы пришли к согласию, что случалось довольно редко.
Стоило нам вернуться в поместье и обнаружить только что прибывшие фаэтоны, как небо, словно яростный полководец, заклокотало копьями-молниями, и день, казавшийся мучительно долгим, вдруг обратился в ночь.
Слуги бегали по дому, сбивая друг друга с ног, совсем как в тот раз, когда в имении случился пожар – хлопали дверьми, размахивали накрахмаленными простынями, опрокидывали пустые подносы.
Ребекка, не получив внятного ответа на вопрос «что здесь происходит?», поднялась по лестнице и заперлась в своей спальне. Я хотела последовать её примеру, взять несколько дневников и отсидеть грозу в комнате, с упоением перечитывая те или иные описания далеких земель, но, как только я оказалась в библиотеке, меня нагнала горничная Хейзел и передала сообщение от матушки – сейчас же прибыть в столовую. Причем немедленно.
Удивленная происходящим, я не смела ослушаться и, миновав ругающихся из-за специй поварих, быстрым шагом прошла длинный коридор и оказалась в столовой.
Во главе обеденного стола (который вдруг стал переговорным) восседала матушка и вещала с видом человека, который держит судьбы мира в своих слабых и очень ухоженных руках. Справа от неё находился Томас Фэррэл, близкий друг семьи и человек, посвятивший всю свою жизнь белому парику и юриспруденции. Миловидный, бесконечно вежливый мужчина, очевидно считавший себя частью высшего света, но, благодаря хорошим манерам, скромно предоставлявший пользоваться собой обществу моей матушки и её дочерей.
-Эмбер! – Позвала матушка, подняв глаза. – Присядь сюда, пожалуйста.
Она пальцем указала на стул рядом с мистером Фэррелом и улыбнулась остальным гостям – покрасневшему толстяку, натянувшему на свой большой живот красивый бархатный пиджак и темноволосому мужчине с выступающими скулами. Да, так улыбаться могла только она – холодно, равнодушно и так фальшиво – и все ей верили.
-Позвольте вам представить мою старшую дочь, мисс Эмбер Уотсон. – Громко проговорила матушка, убрав из рук листок бумаги. – Эмбер, это мистер Бэгшот, нотариус из Лондона.
Толстяк, чье лицо покрывалось красными пятнами, противно ухмыльнулся, издав при этом странный звук, и с интересом оглядел меня с ног до головы. Тут я поняла, что, скорее всего, волосы, которые так старательно причесывала Хейзел с утра, распушились и стали похожи на птичье гнездо, а платье, именуемое матушкой дорожным, кажется замызганным из-за жутких грязевых пятен.
-Мисс Уотсон, смею доложить вам, что вы чертовски похожи на своего отца.
-Благодарю, мистер Бэгшот. – Вежливо ответила я, усаживаясь за стол.
-.. а это мистер ФростМорн. – Продолжала Кэтрин Уотсон. – Поверенный графа Дэрвуда.
Граф Дэрвуд?
Одними губами, совсем не слышно, я произнесла эту фамилию, словно пробуя её на вкус, но к сожалению, в памяти не рождались образы, неясные силуэты, словно эта мысль была давно забыта.
Граф Дэрвуд…
-Я много слышал о мисс Уотсон. – Признался мистер ФростМорн, убрав волосы с высокого лба.
-Думаю, вы имеете в виду мисс Ребекку Уотсон, мою младшую сестру. Она совсем недавно обручилась с полковником Крофтом. – Я выдавила из себя улыбку.
-Да. – Неуверенно согласился гость. – Так и есть. Английская роза.
О, Боже! Меньше всего мне сейчас хотелось сидеть здесь и вести светские беседы о том, как прекрасен Лондон в это время и когда дадут бал в Олмаке. Или пытаться произвести хорошее впечатление, осторожно пошутив про невесту принца Уэльского, и тем самым показать собственную осведомленность обо всех делах высшего общества. На моем месте должна быть Ребекка. Именно она должна смеяться, кокетничать и веселить прибывших гостей, ведь обаяния ей не занимать и…
-Думаю, мы должны начать разговор о предстоящей свадьбе, раз мисс Уотсон уже здесь.
Тут же перестав со скучающим видом разглядывать шероховатую поверхность обеденного стола, я с удивлением посмотрела на мать, а потом на мистера Томаса Фэррела.
-Простите? Если честно, то я не понимаю… свадьба Ребекки уже обговорена, и…
-Речь идет о твоей свадьбе, Эмбер. – Шепнул мне на ухо Томас, но все его услышали.
-Вы ей не сказали? – Спросил поверенный графа Дэрвуда, слегка пораженный происходящим. – Вы не сказали мисс Уотсон о предстоящей свадьбе? О визите графа Дэрвуда?
-Это какая-то шутка? – На всякий случай осведомилась я, готовясь встать из-за стола.
Все взоры, удивленные и непонимающие, теперь уже были устремлены на хозяйку дома.
-Джентльмены, - миролюбиво начала миссис Уотсон, старательно избегая моего взгляда. – Для дальнейших переговоров предлагаю переместиться в мой кабинет.
Нотариус Бэгшот и мистер ФростМорн переглянулись, но ничего не сказали.
-Томас, будьте так любезны, проводите наших гостей в мой кабинет. – С нажимом произнесла хозяйка поместья, впившись руками в столешницу.
-Конечно, миссис Уотсон…
Томас Фэррел был смущен не меньше меня. Когда он поднялся из-за стола, то на несколько мгновений легонько сжал мою правую ладонь и виновато улыбнулся.
Хлопнули двустворчатые двери, и мы с матерью остались одни.
-Что это все значит? – Воскликнула я, вскакивая со стула. Качнувшись, он с глухим звуком упал вниз, но никто не обратил на это внимания, даже не вздрогнул. – Скажи мне!
Глава десятая
Я на распутье…
На душе было невыразимо тяжко, чувство это я могла сравнить только с тем, что испытывает курильщик опиума, очнувшись от собственных грез – и вот возвратились постылые будни, спала пелена, обнажив неприкрытое уродство.
Кэтрин Уотсон молчала, стоя ко мне спиной. Молчала!
Казалось, её взор был обращен к картине, и ни что на земле не могло потревожить её сосредоточенный взгляд. Я не знала, сколько времени может пройти, прежде чем она соизволит объясниться, поэтому начала разговор первой:
-Я не Ребекка. Не твоя младшая дочь, не самая прекрасная из всех завидных невест, не образец для подражания. Пусть я не идеальна и ты не чувствуешь гордости, когда встаешь утром, выходишь из спальни и видишь мое лицо… но я не товар. А свадьба – не торговая сделка! Ты что… ты что, действительно думала, что я соглашусь? Я не Ребекка, меня нельзя одурачить сказками о красивой жизни в Лондоне и всех этих светских балах… и… и я не твоя копия!
-Именно. Ты копия отца. – Холодно произнесла матушка, поворачиваясь ко мне лицом. – Этого романтика, идеалиста, который ставил свои чувства выше фамилии, выше нашей семьи! Ты знаешь сколько сил я потратила, чтобы общество приняло его таким, какой он есть?.. Я вышла замуж по любви и чего это стоило? Когда нам пришлось заложить дом и переехать в коттедж мой тетушки, походивший больше на домик для прислуги, я поклялась вернуть все то, что имела до свадьбы.
-Ты же говорила, что безумно любила его! – Воскликнула я, сердито взглянув на мать.
-Да. Любила, когда в доме было всего две служанки. Любила, ополаскивая грязные тарелки в медном тазе. Любила даже тогда, когда приходилось довольствоваться пятью-шестью платьями! И только спустя год поняла, живя в этом свинарнике, что любовь ничего не значит. Ничего! Она не согреет тебя в морозный вечер, не накормит, не напоит…К сожалению, моего дорогого покойного мужа мало волновал этот факт. И ещё…
Глаза матери, буквально секунду назад сверкавшие праведным гневом, вдруг наполнились слезами и внутри меня как будто что-то надломилось. Она рассказала о том, что все деньги, которые, как я думала, нам завещал отец, высылал другой человек, из далекого Лондона, а именно дядюшка графа Дэрвуда, ныне покойный. Семья Уотсон потеряла ту самую золотую жилу, за которую цеплялась как за последнюю тростинку последние двадцать лет.
Матушка говорила это и в какие-то моменты становилась оживленной, но чаще - мрачной. Менялся и голос – то дрожащий и неуверенный, то твердый и решительный... то речь её становилась властной, внушительной, неторопливой и какой-то нарочитой или звучала тяжеловесно, размеренно.
-Поверенные полковника Крофта сразу дали понять, что никакого брачного контракта не будет. – С горечью произнесла Кэтрин Уотсон, держась за спинку стула. - Будучи замужем, Реббека будет получать все необходимое, но наша семья – ничего. Ни пенни! Полковник желает остаться с тем же состоянием, с которым вступил в брак. Эмбер, ты понимаешь что это значит? Если имение не будет получать дополнительную прибыль (извне, естественно), то вскоре будет разорено. Полностью!
Вот чего так сильно боялась моя мать. Боялась настолько сильно, что была готова использовать всех и вся, переступить через желания собственных дочерей…
Какая-то часть меня ещё долго сопротивлялась голосу разума, походившего на жужжание назойливой мухи, принуждая к тому, чтобы сказать «нет» и выбежать из комнаты. Мысли в голове цепенели, и напрасно громкий стук сердца пытался их подхлестнуть.
На мои плечи впервые легла ответственность…
Через какое-то время стало понятно, почему матушка сказала о свадьбе именно сейчас, в день, когда решалась судьба всей семьи. Возможно, будь у меня время для размышлений, я могла передумать, найти какой-нибудь другой выход из сложившейся ситуации, и она не смогла бы уговорить меня выйти замуж за графа Дэрвуда…
Какая чаша весов тяжелее?
А есть ли выбор?
Да, я на распутье, но путь у меня только один.
***
-Роза, чтобы на хлебе ни крошки копоти, не то он полетит в кладовую! Вместе с тобой!
Громогласный голос миссис Кроуфорд прорезал царящую в доме тишину, отскочив эхом от каждого угла недавно вычищенной кухни. Старая экономка никогда не отказывалась от своих привычек, поэтому всегда начинала новый день с четких и ясных указаний, не забывая пригрозить слугам расправой или лишить их некоторой части звонких монет за нерасторопность.
-Что значит яйца кончились? Несушки не знают, что снабжают самого графа Дэрвуда?
Субботнее утро выдалось пасмурным и прохладным, то и дело принимался идти дождь. Поднявшийся ветер грохотал скрипучими ставнями, срывал постиранное белье с веревок и гнул растущий во дворе одинокий клен, выворачивая ему ветки.
-Вот так всегда. Все приходится делать самой. – Продолжала ворчать миссис Кроуфорд, мешая угли в печи, и, услышав шаги позади, с неудовольствием обернулась. – Роза, я же сказала… о, граф Дэрвуд! Вы уже встали…
-Крыса. В моей спальне. Огромная крыса, размером с кота. – Убитым голосом произнес Натаниэль и поежился. – Какого черта, миссис Кроуфорд?
-Ах, да. Я и забыла, что вы ненавидите грызунов. – С еле заметной улыбкой сказала экономка. – Но что вы ждали от дома, где гуляют сквозняки из-за трещин в стенах? Кстати, граф Дэрвуд, картошка, которую привез Саймон, не годится даже для браги. Стоило мне взять её в руку, как она прямо вся растеклась!
-Это ваши заботы. Ваши, не мои. – С раздражением напомнил граф, приблизившись к печи.
-Но именно из-за ваших гуляний в Олмаке…- Слегка поморщилась миссис Кроуфорд.
-Вы сейчас пытаетесь учить меня как правильно жить?
Кто-то из слуг охнул и от испуга выронил тарелку. Она разбилась об пол, разлетевшись на несколько кусочков.
-Калька, можешь больше не вытирать посуду. Лучше принеси корзинку с луком. Да поживее. – Спокойным голосом произнесла экономка. – Граф Дэрвуд, я не собираюсь учить вас жить, я ведь вам не мать.
-Вот и отлично. - Ответил Натаниэль.
-Прямо сейчас пойду и поймаю эту чертову мышь. Джейкоб, возьми двух кошек и за мной! Живо!
Натаниэль остался в комнате один.
Летний дождь продолжал барабанить по стеклам. Большое окно во всю стену было покрыто причудливыми узорами, которые меняли друг друга с немыслимой скоростью, предоставляя воображению самому рисовать связную картинку. Граф любил непогоду, любил вот так стоять и наблюдать, как прозрачные капли сползают по стеклу, собираясь в более крупные, и тяжелыми гроздьями падают вниз. Ему казалось, что дождь не просто смывает налет усталости с его мыслей, позволяя им течь более плавно и последовательно, но помогаем ему управлять этими мыслями, заставляя вспоминать то хорошее, что было, и что будет.
Полосатый котяра, дремавший на нагретой от печи тумбе, вдруг приподнял круглую голову, прижал уши и громко зашипел.
«Крысы?», - мелькнуло в голове у графа, и он снова поежился.
Кот определенно видел что-то, что было скрыто от глаз Натаниэля. На загривке короткая шерсть встала дыбом, и из угла снова донеслось озлобленное шипение.
-Да что с тобой такое?
Стоило графу произнести это, как резкая, отупляющая боль пронзила все его внутренности, заставив согнуться пополам.
Боль. Жгучая, нестерпимая, словно тысяча лезвий вонзилась в тело и стали с остервенением кромсать и раздирать мягкую плоть. На какое-то мгновение Натаниэль потерял возможность дышать.
Перед глазами поплыли разноцветные круги, а комната предательски завертелась.
-Только не это… - выдохнул Натаниэль, поняв, наконец, что происходит. Грудную клетку снова резануло, и он без чувств упал на пол.
Он появился там, куда поклялся не возвращаться.
Сначала Натаниэль подумал, что таким изощренным способом его вернула Мать. Протянув вперед бесплотную руку, сноходец коснулся мокрого камня.
Он был холоден, словно стальное лезвие, и отдавался зудом в кончиках пальцев, будто электричество. А вокруг волны почти осязаемой энергии.
Мужчина открыл глаза, ожидая увидеть пугающий, неправильный мир, порожденный чьим-то нездоровым сознанием, но…
Место напоминало огромную пещеру, с поверхности стен блестели мелкие гипсовые кристаллы, из широкой трещины в своде равномерно капала вода в небольшое углубление и струйкой по нерукотворной канавке стекала к противоположной стене, теряясь в горной толще.
Впереди, среди глыб, раскинулось небольшое, но глубокое озерцо, а над его мерцающей гладью была подвешена лодка, казавшаяся серебристой из-за ярких росписей на дереве. Хозяйка этой лодки - хрупкое светловолосое создание с тоненькими ручками и большими глазами, будто досрочно появившийся из чрева матери эмбрион.
Натаниэль сделал несколько шагов вперед, и она дала ему возможность впитать часть своей энергии. Бархат театрального занавеса, горькая благость раскаяния, блеск мечей и полный отчаянной надежды взгляд в небесный простор – вот какой она была на вкус.
-Прости, что пришлось воспользоваться таким способом, Натаниэль. – Тихим голосом произнесла Хозяйка Лодки, оказавшись рядом с ним. – Мать повсюду ищет тебя… но она пока не знает, что ты здесь. Только пока.
-Я виноват перед всеми…Знаю, что пошел против её воли…
-Только ты сам ведаешь, правильным ли было твое решение. Но дело в том, что это самое решение…вернуться в людской мир… оно подтолкнуло и других сноходцев…в том числе и меня.
Существо обернулось. Увиденное заставило сердце мужчины сжаться от сочувствия - из-под маски медленно, не останавливаясь, сочилась кровь.
-Я теперь изгнанница, Натаниэль. А других она уничтожила… Навсегда.
-Она наказала тебя? – Спросил сноходец, чувствуя, что Хозяйка Лодки слабеет с каждым сказанным словом.
-Мать лишила меня имени и пыталась сорвать маску, чтобы потом… пожрать. Но что-то изменило её решение. В самый последний миг. – Её голос дрожал, будто она снова переживала те самые муки. – И вот я здесь.
-Что это за место?
-Мой Кошмар.
Мертвая тишина и много-много воды…
Да, это был её кошмар. Здесь Хозяйка Лодки умерла, когда была ещё ребенком… и человеком. А ведь она хотела лишь спрятаться от непогоды, укрывшись в гроте. Вода поднималась не очень быстро, но выплыть она из своего Убежища так и не смогла…
-Натаниэль, пообещай мне кое-что. Помоги восставшим победить Мать. И если ты снова окажешься здесь, уже по своей воле, навести меня ещё раз… Победи свой страх и закончи начатое.
Голос её постепенно стихал. Сноходец понял, что пора уходить – возвращаться туда, куда он стремился всю свою жизнь.
Он не дал ответа. Может потому, что его страх был слишком велик. А может потому, что Хозяйка Лодки его уже знала.
Существо обняло его хрупкими руками, и Натаниэль улыбнулся, вложив в объятие все доброе, что от него осталось.
-Натаниэль, как меня зовут? – Прошептала Хозяйка Лодки ему на ухо.
-Алэйн.
-Алэйн… - медленно повторило существо. – Да, я помню…
***
Глаза уже слезились от ветра, но он, как зачарованный, продолжал смотреть вперёд. 
Патрик любил море, ведь оно никогда не бывает однообразным, неинтересным; каждый день, каждый час, даже каждую минуту оно другое. Необъятное, таинственное, непостоянное – оно волнует, не оставляет равнодушным сердце. Вот сегодня, на небе ни облачка, море тихое и спокойное, будто большое зеркало с небольшой песчаной гранью. Солнечные лучи, пронизывая слишком солёную и прозрачную воду, достигают дна, кротко затрагивают золотистый песок и яркие сияющие ракушки, зеленоватые водоросли и гладкие камни, ловят маленький разноцветных рыб, которые стайками плавают возле берега. А на следующий день всё изменится. Налетит порывистый ветер и погонит пенящиеся волны к берегу. Вода станет мутно-зелёной или тёмно-синей, порой я видела даже поражающе чёрную. Не видно будет больше ни камней, не рыб, не песка: только неистовые волны, которые с силой бьются о прибрежный песок.
Я появилась в поместье семьи Уолш ранним утром, прибыв как раз к завтраку. Стоило распахнуть дверцу кареты и коснуться каблуком сухой земли, как наследник старинного рода уже шел ко мне навстречу. Он поприветствовал меня так тепло и оживленно, что его сердечность сперва показалась мне несколько преувеличенной.
Все замечали, как Патрик Уолш изменился с того самого дня, как рассказал мне о своих чувствах к Ребекке. Его глаза тускнели с каждым днем, здоровье ухудшилось, а все свободное время он предпочитал проводить в собственной спальне.
Но заглянув в его лицо, я убедилась в его искренности.
-Мне так жаль терять тебя. – Произнес Патрик.
Тогда я не совсем поняла смысл его фразы.
К слову сказать, мой приезд был спланирован матушкой и отцом моего возлюбленного. Ирония состояла в том, что свадьба должна была проходить именно на этой земле, в соборе имени святого Луи.
До события оставался месяц и с самого дня прибытия я начала проводить все свое время с наследником, будь это чтение Библии или долгие прогулки в лесу. Где-то в глубине души я осознавала, как больно мне будет в момент расставания, но чувства, вспыхнувшие с новой силой, подавили все тревоги, в том числе, и голос разума.
Мы бродили по узкой полосе между набегающей волной и отвесными скалами, разглядывая причудливого цвета камушки, которые были в изобилии разбросаны по песчаному пляжу.
-Малышка Эмбер, тебе известно что такое любовь? – Напевно спросил Патрик, всматриваясь в горизонт.
Фраза, брошенная по неосторожности, причинила мне столько боли, что я остановилась как вкопанная, не в силах идти дальше. Фраза прозвучала как насмешка - хлесткая, смертельная, острая и жалящая... Фигура возлюбленного стала расплываться, будто мои глаза смотрели на все происходящее через толщу воды.
-Не отвечай. – Прошептал Патрик и ветер унес его слова далеко-далеко. – Любовь – это прежде всего страдание. Как тебе кажется?
Почему я ничего не сказала ему тогда? Почему молчала, пытаясь сглотнуть болезненный комок, образовавшийся в горле? Неужели необратимость будущего наложило печать на мои губы?
Даже когда я была рядом, он думал только о сестре...
-Молчишь? – Произнес юноша, обернувшись.
Он не заметил моих слез - наверное, подумал, что это брызги накатившей волны.
-Любовь это то чувство, которое никто у меня не отнимет. – Дрожащим голосом ответила я, глядя ему в глаза.
http://www.youtube.com/watch?v=rn9Rvdk20cg
Глава одиннадцатая
Один из мыльных пузырей в безмятежной неспешности, словно надумав помечтать, приземлился на самый край ванны, и малютка Бон-Бон тут же приблизила к нему своё восторженное, обрамлённое влажными вьющимися волосами личико. Пузырь слегка затрепетал от её дыхания, и Бонита, хихикнув над своим забавно искажённым отражением на его круглой грани, тут же прикоснулась к нему озорным пальчиком – переливающаяся всеми цветами радуги пленка беззвучно лопнула, брызнув во все стороны. 
-…и жили они долго и счастливо?
-Ох, на этом история не заканчивается, моя дорогая.
-Что же случилось дальше? Расскажи, ну! Расскажи!
-Ладно. Только не говори об этом старшей сестре. Несс уверена, что я все это выдумала…
***
Уход осени был ознаменован появлением редких снежинок, родившихся внутри мохнатых туч, и холодного ветра с запада, от которого лужи на проселочных дорогах покрылись тонкой ледяной коркой. Снег припорошил всю долину, сжатую стерню на полях, и полностью скрыл от посторонних глаз разбитую тропинку к нашему поместью.
В день, когда последний лист одинокого клена в нашем саду оторвался от ветки и упал наземь, я впервые получила письмо от графа Дэрвуда. Мне нужно было срочно отправляться в Лондон, а оттуда, встретившись с нотариусом, прибыть на карете прямо в Нессфилд – реставрация стен, наем рабочих и покупка скота в Поттерс Бар не позволяли сделать этого раньше.
-Экипаж прибудет после полудня. – Известила матушка, появившись в моей спальне сразу после завтрака.
-Да, спасибо. – Кивнула я. Говорить в такой день не хотелось, впрочем, так же, как и слушать.
Кэтрин Уотсон ещё с минуту постояла у двери, словно размышляя, что делать дальше, после - робкими шагами направилась ко мне и, протянув небольшую коробочку, произнесла:
-Думаю, отец был бы счастлив узнать, какой красивой и взрослой ты стала.
Коробочка была украшена незатейливым рисунком – витиеватым орнаментом цвета морской волны; на крышке не хватало бумажной картинки-гравюры, а на правой стороне имелось небольшое отверстие. Вдруг меня осенило.
-Только не говори, что …
-Да, - вздохнула матушка так, словно один из её страшных секретов был раскрыт. – Музыкальная шкатулка все это время была у меня. Единственная вещь, которая уцелела после пожара…
-И ты хранила её все это время? – С удивлением, даже с восхищением спросила я, разглядывая подарок. Мой голос звенел от волнения, а в горле образовался неприятный комок.
-Да. Я думала, что спрятав все личные вещи вашего отца – портреты, бумаги, странные изобретения - смогу уберечь вас от боли и страданий.
-Но ты ошибалась. – Глядя в пол, добавила я.
-Ошибалась. – Нехотя согласилась матушка и продолжила уверенным голосом: – Но теперь намерена исправить ошибки. Ну, одну из них, хотя бы.
Достав из кармана связку ключей и, выбрав самый маленький ключик, Кэтрин Уотсон завела шкатулку. Потом поставила её на прикроватный столик и с еле заметной улыбкой на устах удалилась из спальни.
Сначала мне показалось, что шкатулка неподвижна (неужели за все эти годы никто так и не догадался починить её?), но внезапно механизм ожил: разукрашенная крышечка со сладкозвучным звоном поднялась вверх и под аккомпанемент чарующей мелодии перед взором закружилась миниатюрная балерина.
Сокровище старшей дочери семьи Уотсон.
Таким образом, мама впервые сказала, что любит и гордится мною.
-Миссис Дэрвуд, экипаж уже прибыл! – крикнула служанка Хейзел, прижавшись к перекладине.
Миссис Дэрвуд… Тогда мне казалось, что я никогда не смогу привыкнуть к подобному обращению.
-Уже иду! – Откликнулась я, приближаясь к лестнице. Ступенька за ступенькой, шаг за шагом…чем ниже я спускалась, тем крепче меня охватывало волнение, зародившееся где-то в глубине души.
Внизу меня ожидала матушка, лицо её выражало волнение, и пара слуг, однако спустившись ниже, я заметила ещё одного человека. Золотоволосая красавица повернулась ко мне лицом и широко улыбнулась белозубой улыбкой – в груди у меня сразу потеплело.
-Роберт должен уладить кое-какие дела в Брайтоне, поэтому я здесь. – Не дожидаясь вопроса, пояснила Ребекка и заложила за ухо светлую прядь, выбившуюся из тяжёлого узла на затылке.
-А я была уверена, что мы сможем встретиться только в Лондоне! – Воскликнула я, стараясь не показывать внезапно появившееся чувство радости.
-Жаль, что разочаровала тебя. – Хихикнула сестра.
Как только я поравнялась с ней – мы обнялись. От её волос пахло медвяным запахом цветущей липы, на секунду мне показалось, что я смогу утонуть в густой белокурой копне. Через несколько мгновений Ребекка тихо прошептала мне на ухо:
-Нас никто и никогда не разлучит. Пожалуйста, помни это.
http://www.youtube.com/watch?v=bXppPe3iMJ8
Мужчина в черном цилиндре смотрела на меня во все глаза – должно быть, со стороны я выглядела, по меньшей мере, как сумасшедшая.
-Вы в порядке? – Деловито поинтересовался незнакомец, перестав хмуриться. – Вид у вас такой, словно привидение увидели.
Я приложила одну руку к губам, с трудом унимая одышку, а другой поправила выбившиеся из-под шляпы мокрые волосы.
-Минутку. Здоровый цвет лица, одеты не по моде… – продолжал мужчина, ничуть не смущенный моим молчанием. – Впервые в большом городе, я угадал?
Несколько удивленная таким дружелюбием, я неуверенно кивнула. Незнакомец в цилиндре улыбнулся и смахнул несколько снежинок со своего шарфа.
Тут мне на глаза попалась залепленная снегом вывеска «Нотариальная контора» и я, моментально забыв про собеседника, ринулась подниматься вверх по лестнице.
-Чарльза Бэгшота сейчас нет в городе. – Напомнил о своем существовании мужчина, двинувшись к железным воротам.
-Как нет? – Выдохнула я. Дышалась теперь гораздо легче, хотя стук сердца всё равно отдавался в затылке ударами молота.
-Значит вы не немая? – Обрадовался незнакомец. – Дункан О’Флаерти к вашим услугам.
-Эмбер Уотсон. – По привычке представилась я, приблизившись к новому знакомому. – И когда же вернется мистер Бэгшот?
-Через день, а может через два. Мне он не докладывал. – С улыбкой произнес Дункан.
Видимо, Лондон не собирался принимать меня с распростертыми объятиями… нужно было что-то делать. Нагнав уходящего Дункана, я взволнованно произнесла:
-Мистер О’Флаерти, вы правы… я впервые в Лондоне. Я должна была навестить Чарльза Бэгшота для того, чтобы вместе с ним отправиться в Нессфилд…Экипаж вместе со всеми вещами исчез, у меня совсем не осталось денег, чтобы снять комнату в гостинице (представляю, какие там цены), и… если бы помогли мне добраться до поместья моего мужа… я готова отдать вам все что угодно… и…
Дункан, шедший рядом и, как мне казалось, внимательно слушавший мою историю, вдруг повернулся и, сузив глаза, спросил:
-Все что угодно? И даже свое тело?
Я резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену. Тело моментально покрылось холодным водянистым потом, а морозный воздух вдруг показалась физически вязким, и от этого ощущения бросало в дрожь.
-Я… вы…
Увидев испуг в моих глазах, Дункан тут же взял меня за руку и со всей серьезностью сказал:
-Не отвечай на этот вопрос. В Лондоне тебе и не с таким придется столкнуться, поверь мне.
***
Кучер нахлестнул лошадей и карета понеслась по дороге, унося нас в серебристую даль.
Редкие деревья за окном пришли в движение, волнуясь от ветра, словно прозрачная гладь маленькой речушки из-за набежавшей волны. Сильные вороные гнали карету и шумно хрипели, оставляя за собой задворки Лондона; экипаж то и дело подпрыгивал на неровной дороге, а виной тому были колдобины, которыми грешила местная земля.
-Не думал я, что Натаниэль окажется настолько жадным… - усмехнулся Дункан, сняв черный цилиндр. – Жениться в третий раз. Наглец!
Дункан О’Флаерти не был красавцем, но что-то в нем притягивало и располагало к себе. Возможно, виной тому были темные волосы, отливающие бронзой и волевой подбородок, а может, дело в его манере речи и улыбаться одними глазами?
Спустя полчаса мы разговаривали как старинные друзья, встретившиеся спустя много лет. Впервые в разговоре с малознакомым мужчиной я не чувствовала неловкости и страха, с Дунканом не приходилось придумывать темы для беседы и стараться придать своему голосу какой-то оттенок.
Тем временем лошади продолжали мчаться по каменистому холму, приближаясь к расстилающейся внизу деревне.
Деревянных домов было всего штук семь-восемь, основными постройками были большие шатры из выцветшей ткани. Горели костры, деревенские потихоньку стали разбредаться кто куда. Пара ребятишек, громко смеясь и что-то выкрикивая приближающейся карете, пасла овец на соседнем холме, который из-за обжигающих лучей солнца не был покрыт толстым слоем снега. Тоненькая ленточка ручейка, из окна он казался серебристой ниточкой, рассекала поселение на две части.
-И почему вы сразу не сказали, что являетесь лучшим другом графа Дэрвуда? – Спросила я, отвернувшись от окна.
-Не подумайте – я не был специально прислан для того, чтобы встретить вас. – Пояснил Дункан. – Наша встреча – чистой воды случайность... Миссис Дэрвуд, не будьте такой скромницей! Ну же, спросите меня о бывших женах Натаниэля!
Я рассмеялась и, кажется, покраснела.
-Не хотите? Тогда расскажите подробнее о своей жизни в поместье. Наверное, скучно было вот так, целыми днями, сидеть у себя в спальне, когда младшая сестра танцевала на всех торжествах в Лондоне.
-Вы пытаетесь задеть меня? – С улыбкой произнесла я, вглядываясь в хитрые глаза Дункана.
-Нет, ну что вы! У меня и в мыслях не было… ну, может и было. Чуть-чуть. Если быть до конца честным, меня так и не покидает любопытство, мисс Дэрвуд. Что же вас так напугало перед тем, как вы на меня налетели?
-А, это… - Я вздохнула и неприятная картина, увиденная несколько часов назад, вновь вспыхнула перед глазами. – Я искала нотариальную контору, бродила по улицам и закоулкам, и случайно наткнулась на… четверо мужчина о чем-то спорили, а потом один из них пырнул ножом другого… он упал наземь, стал хватать ртом воздух и…
-Это случается довольно часто. – Перебил меня Дункан, словно почувствовав, что я вот-вот расплачусь. – Почти каждое утро один из жителей Лондона обнаруживает у себя на задворках мертвеца. Здесь убивают, насилуют, грабят… повезло, что вы выросли вдали от большого города, Эмбер. Вам очень повезло.
Чем дальше мы отдалялись от Лондона, тем реже стали встречать роскошные экипажи, дверцы которых были богато украшены всевозможными гербами и лентами, всевозможные постройки сменились голыми деревьями и могучими соснами, охраняющими дорогу по обе стороны.
Спустя несколько часов мы оказались на месте. Дункан помог мне выйти из экипажа, и я смогла хорошенько осмотреться.
На севере, среди узкой линии высоких заостренных утесов, можно было различить протоптанную дорожку, на западе часть земли была покрыта высокими соснами, а вот на востоке располагалась лишь промерзлая пустошь пугающих размеров.
-Сюда! – Окликнул меня Дункан, вставая на дорожку. – Нам придется подниматься, старайтесь сберечь свои легкие!
Казалось, зима никогда не уходила из этих краев, это место было её вечной обителью… родиной. Мой дедушка, Родерик Вивальди, описывал что-то подобное, когда ему удалось побывать на искрящихся побережьях Гренландии - родины морозов и снегов, угрюмых пустынь и безлюдных пустошей, где ледяные поля намерзают друг на друга, подобно обледенелым горам.
Мы поднимались все выше и выше - холодный воздух разрывал легкие, мне казалось, что я вот-вот задохнусь, но Дункан даже и не думал, чтобы остановиться хоть на минуту.
Впереди замаячили шпили какого-то старого строения…или это были горы, ласкающие черное бархатное небо?
-Вот мы и добрались, - улыбнулся Дункан, удерживая меня за руку, чтобы я не поскользнулась.
То, что я увидела перед собой, невозможно было описать словами.
http://www.youtube.com/watch?v=yrCuGHU1Sbg
- Статус