***
Оксана росла девочкой бойкой и активной, лезла ко всем детям во дворе и командовала как братом, так и тётей Беллой, которую звала не иначе, как «мама». Папу слушалась, однако и его могла уговорить на что угодно одной лишь слезинкой.
Что до Виталика, то он лишнего внимания не любил. Тихий и не по годам серьёзный, он либо шёл за сестрой и ввязывался с ней в какие-то игры, либо сидел в углу и возился с конструктором. Позже тётя Белла научила его читать, и мальчик проглотил всю домашнюю библиотеку, в том числе тридцать томов «Большой советской энциклопедии», и захотел ещё. Даже во время путешествий, пока Оксана на всё показывала пальцем и спрашивала «что это такое?», а папа с няней всё ей объясняли, Виталик плёлся следом и молча читал путеводитель.
Оксана в их семье была звёздочкой. Всё тянула на себя, все сладости, все одеяла, все подарки, говорила обо всём «моё» и с благосклонностью императрицы позволяла остальным её собственностью пользоваться. Виталик сразу разгадал, что спорить с ней бесполезно, и спокойно соглашался: да, твоё, а теперь отдай мне. Работало.
Виталик не любил ругаться.
Оксана в начальной школе подралась с тремя одноклассницами, а одному однокласснику так вообще выбила зуб. Спустя четыре года беззубый мальчик стал симпатичным юношей и начал за ней ухаживать, но едва ли Оксане было до него дело.
Именно тогда тётя Белла, к которой девочка так привязалась, без предупреждения собрала вещи и ушла.
Звёздочка погасла, звёздочка плакала целыми днями, и Владимир Ильич вертелся вокруг неё, напуганный и беспомощный; звёздочка схватила грипп и почти месяц провалялась в постели, а встала как будто другим человеком - глаза её больше не горели, ни о каких затеях и речи не шло, от одноклассников отстранилась и с подружками перестала общаться. Доверять - это страшно, поняла девочка, а любить - это больно. Папа похвалил её за сообразительность и научил выбирать людей мозгом.
Виталик принял исчезновение Изабеллы спокойнее. Она же няня, а няни не остаются с детьми навечно. Тринадцать - вполне себе взрослый возраст.
И пока Оксана болела, её брат учился курить.
Папа, когда узнал, браниться не стал:
- Ты мужчина, ты должен воспитать себя сам.
Ни рассказов о вреде алкоголя и сигарет, ни лекций о контрацепции (спасибо Ирке за сознательность), только пара уроков самообороны да равнодушное «возьми» на просьбу о карманных деньгах - вот и всё, что Виталик получал от папы.
Звёздочкой всё ещё была Оксана. Виталик значился на небесной карте белым пятном.
***
Такой жизнью, как у Виталика, живут тени. Они всюду, куда бы ты ни пошёл, но не потому, что их так много, а потому, что они идут за тобой.
Виталик слонялся с полузнакомыми компаниями, чтобы занять время, свободное от школы и ненавистной подработки, и все завидовали, что отец не запрещает ему курить. Виталик же завидовал тем, кому запрещают. Особенно сестре. Папин хрустальный цветочек, гулять не ходи, парней не води, о любви не читай - всё врут. Пусть и с перегибом, но всё-таки это была забота.
А Оксана завидовала брату. Как-то они с Виталиком смотрели фильм про близнецов, поменявшихся местами, и думали: вот бы и им хоть на денёк стать друг дружкой! Оксана прогулялась бы по городу, просто прогулялась, зная, что может идти, куда хочет, и делать всё, что в голову взбредёт. Без безумств - ей хватит и ощущения свободы. А Виталик услышал бы наконец, чего папа от него хочет. И сделал бы всё, чтобы оправдать его ожидания и услышать хотя бы слово одобрения.
Обычно папа не говорил сыну ничего.
Нет, Владимир Ильич любил сына. Конечно же, любил. И видел в нём себя: тихий, спокойный, вечно погруженный в книги, чем не Владимир Ильич в детстве? По всем признакам похоже. Не то, что Оксана, Оксана совсем другая, она доверчивая и шебутная, да ещё и девушка, за такой глаз да глаз, лишь бы ей никто ничего не сделал! А Виталик парень умный и самостоятельный, ему ничего такого не нужно.
Владимир Ильич не замечал, как легко соглашался мальчик играть в любую предложенную сестрой игру, как прибивался к одноклассникам, чтобы они его куда-нибудь утащили, как умело выбирал одежду и причёску, как бы сливаясь с толпой, становясь её частью, собирая в себе её черты. Виталик общался не с кем попало, но с кем общался, в того себя и превращал. Не специально - так выходило само по себе, и парень не отдавал себе в этом отчёта.
Владимир Ильич же с юности терпеть не мог, когда ему говорили, что ему делать, и, прямо как его дочь, готов был сражаться за свою правоту.
***
Прошлое для Владимира Ильича делилось на до и после. До - Николка, банда, детский дом. После - Оксана, Виталик, ресторан. Второе мужчина всеми силами старался удержать, а первое гнал из памяти, как только мог. Слава всем богам, оно никогда не пересекалось.
Ровно до того дня, как коменданту достался королёвский жучок. И там уж пташка напела, всем вокруг напела, Виталику, Юре, опять Виталику... Оказалось, пташка виделась с профессором. Его звёздочка, любимая дочка, его ранимый, беззащитный цветочек, виделась с подлым, двуличным профессором! Дурочка, какая же она дурочка, а ещё что-то говорит о свободе, когда и под опекой ухитряется так глупить!..
Но и это не главная беда, главная беда - это рыжеволосый ублюдок, чей ум дошёл до такого святотатства, как устроить за Оксаной слежку. С какими, чёрт его дери, мыслями он это сделал? И где сейчас этот извращенец?!
- Уехал, - сказал Виталик, когда Владимир Ильич, разве что слюной изо рта не прыщущий, влетел в их комнату.
- Приедет - выселю нахрен!
- А что он сделал? - поинтересовался Виталик.
- Жучок прикрепил на Оксану. Мразь. Скотина. Повезло ему, что сейчас мне на глаза не попался, живым бы не ушёл!
- У-у-у. Да Ксюха, как узнает, сама ему голову снесёт!
На Владимира Ильича будто холодной воды плеснули - так же резко сменился его гнев леденящим спокойствием.
- Оксана об этом не узнает, - распорядился он. - И ты первый об этом позаботишься. А когда приедет эта мразь, сообщишь мне, и я сам с ней разберусь.
- То есть, жучок ты оставишь себе, - сообразил Виталик.
Владимир Ильич опять разозлился:
- А это моё личное дело!
- То есть, угадал.
- Ещё одно слово, и тебя за компанию отправлю искать удобный вокзал.
Виталик предусмотрительно замолчал, но бровь его сама по себе изогнулась, а губы тронула лёгкая улыбка.
Когда блогер вернулся, о папиной просьбе Виталик забыл. Почти декабрь, грозная тётка сессия машет топором, тут не до семейных разборок. А о Ксюхе папа всегда заботился больше, чем нужно.
Но Иванов, сам того не зная, приблизил свою кончину.
- Марина сказала, меня выселяют, - поделился он. - Святые ёжики!
Причём тут Марина, Виталик не понял, но задумываться не стал. В голове, как разряд, сверкнуло: папа-то не в курсе, кто приехал! Папе надо сказать. Чем раньше Ваню вышвырнут, тем лучше. Пока он за границей статейки клепал, было так хорошо и спокойно, даже Ромео с Кисой почти не раздражали, сплошная идиллия, да и Киса точно лучше Иванова, как минимум потому что она девушка и, пока она несёт пургу, можно смотреть ей не в глаза, а на грудь.
С чудной вестью Виталик помчался к папе почти что вприпрыжку, но на лестнице столкнулся с Оксаной, и выглядела сестра крайне жалко - раскрасневшаяся, зарёванная, ладони в кулаки сжаты так, что ногти должны впиваться в кожу.
- Ты представляешь, папа за мной следил!
Оксана уставилась во все глаза, требуя что-то ответить. Но что ей можно сказать? Она же не в себе - всё переврёт, что ни втолкуй. Обсасывать сестринскую истерику Виталик не хотел.
- Драма, трагедия, все умерли, - самым недраматичным и нетрагичным тоном резюмировал он.
Оксана оскорбилась и без прощаний потопала наверх, а Виталик порадовался, что от него отстали, и зашагал вниз, к папе.
Владимир Ильич ожидаемо злился, и новость об Иванове его не то чтобы утешила, скорее только раззадорила. Зато требовательное «немедленно» обещало неминуемую порку, и настроение как-то улучшилось.
***
Юра привёл Оксану в чувство. Убивать хотелось чуточку поменьше, а жить - чуточку побольше, и держать себя в руках уже получалось. А когда парень обнял девушку за плечи, так и вовсе всё засияло, запело, зацвело...
- Душеньки! - послышалось из коридора. - Меня выселяют, хочу со всеми увидеться напоследок, выйдете попрощаться?
Карусель остановилась. Юра вопросительно взглянул на подругу, подруга кивнула - как же иначе? Иванов, по сравнению с папой, никогда её не обманывал.
- За что тебя?
- Нет времени объяснять, - сказал блогер. - Всего вам хорошего, душеньки. И сессию сдать.
Лариса, пожелавшая в ответ всего плохого, скривилась, но дала себя обнять. Диана тоже потискала Ваню; остальные ограничились словами, но чувствовалось, что не так уж парня и не любят, как кажется. Никому не хотелось с ним расставаться.
У Оксаны от обиды аж в горле засвербило:
- Может, ещё можно что-нибудь сделать?
Иванов только отмахнулся, но Оксана не была бы Оксаной, если бы так просто это оставила. Оксана пошла к брату.
- Ты в курсе, что Иванова выселяют?
Брат лениво кивнул, ни чуточки не переменившись в лице.
- Я, в самом деле, видеть папу не хочу, но я хочу знать, что там такое случилось, - продолжила девушка. - Сходи ты спроси, а?
- Зачем? - фыркнул Виталик. - Я в принципе сам знаю. Это же он на тебя жучок повесил, которым папа потом попользовался.
Парень говорил так безучастно, что Оксана не сразу почуяла подвох. Сначала она понимающе протянула «а-а-а», ничего при этом не понимая, но потом мозаика начала складываться: первый владелец жучка, Виталик, пиджак, расследование, профессор, Виталик, а при чём тут, собственно, Виталик? И чего это он так равнодушно встретил её на лестнице сегодня?..
Вывод напрашивался сам собой. Как в гонг ударили, тяжёлый звон и много-много мелких звоночков мрачной волной по телу.
- Ты что, всё знал?!
- Всё знать невозможно, - бум, бум, бум!
Он юлит, юлит! Виталик никогда не бежит от вопроса, на который может дать ответ.
Сейчас он не может.
Сейчас он не хочет, сейчас он может только соврать.
Значит, она права.
Значит, он всё знал.
И ничего, ничего ей не сказал! Ни единого намёка, ни единой подсказки. Как будто нет ничего ненормального в том, что папа слышит каждый её вздох и каждое слово, а она, между прочим, в дневники не пишет, она всё вслух говорит!.. И - всё равно?!
Ему - всё равно!
Подумаешь, сестричку почти что раздели! Папа же, что он там такого увидит, да?!
Ненавижу тебя, Виталик, и папу ненавижу, всех вас терпеть не могу, чтобы вам того же и в тройном размере, пусть кто-нибудь за каждым вашим шагом следит, отчитывает вас за любую мелочь (а я-то думала, и откуда папа всё знает?!), пусть все ваши тайны выведает, прямиком из сердца, а, оба же молчите постоянно, значит, есть, о чём молчать!
- Ну ты и дрянь! - Оксану точно лихорадило, у неё подскочила температура и задрожали руки, и Виталик отшатнулся от неё, как отшатнулся бы от бешеной собаки. - Уж от тебя я такой подставы не ожидала! Я-то думала, мы брат и сестра, друг за друга и в огонь, и в воду, я за тебя под пули бы встала, а ты мне даже о жучке сказать побоялся! Разве близкие люди так поступают?! Разве мы с тобой не родные друг другу, а?! Ну ничего, будет мне урок на будущее - никому нельзя доверять. Никогда! Знать тебя не желаю!
Дверью Оксана хлопнула так, что по косяку пошла трещина.
Хотелось вернуться домой, к Юре, с ним всегда спокойнее, но нельзя было сразу - оставалось ещё кое-что, и за это кое-что Оксана поклялась отвечать головой.
***
С дочерью Владимир Ильич ругался часто, но так сильно, как сегодня - никогда. В этот раз Оксана обиделась серьёзней некуда. Свела всё к Изабелле - проклятой Изабелле! - и разревелась, бедная, бедная пташка, столько всего взвалила на свои плечи, неудивительно, что ей тяжело. Пусть отойдёт, поплачет, высморкается и сразу же увидит, что во всём папа прав и зла ей не желает, только перетерпеть, только переждать...
- Папа! - так быстро?!
Но нет, на лице Оксаны было что угодно, кроме просьбы о перемирии - глаза её потемнели, кровь прилила к щекам. Выглядела девушка пугающе.
- Всё хорошо, пташка?
- Нет, папа. Ничего не хорошо! Я не мириться пришла, я пришла требовать. Ты не можешь выселить Иванова!
Это ещё что за претензии?!
- Могу.
Оксана скрестила руки на груди:
- А я уйду за ним.
Владимир Ильич поднялся, попытался обнять дочку, но та отстранилась.
- Пташка, ну что за глупости! - он старался говорить мягко, да только получалось топорно и грубо. - Ты хоть знаешь, за что я его выселяю?!
- Знаю. Не одобряю, но прощаю. Он мне по крайней мере не врал, в личную жизнь не лез и на публику услышанное не выносил!
Вот так? И преступника оправдаем, лишь бы папину правоту не признавать?! Что же ты, доченька, за дура, что же ты за идиотка, наивная моя пташка!..
- Я же ради тебя это делал. Чтобы
ты никуда не влезла, чтобы ничего с
тобой не случилось! И так ты меня благодаришь?
Оксана насупилась, грозно нахмурила брови, и медленно покачала головой. Гнев в ней откипел, но решительность осталась, и в этой комбинации девушка была опаснее всего.
- Не ради меня ты это делал, а ради себя. Хватит разговоров. Или ты рвёшь это заявление, или можешь подписывать второе моим именем.
Времени подумать Оксана не дала, и Владимиру Ильичу ничего не осталось, кроме как раскромсать документ на мелкие кусочки.
***
Декабрь начался холодно во всех смыслах. Оксана сторонилась что папы, что брата, и проводила почти всё время с Юрой.
Владимир Ильич ходил мрачнее тучи, и студенты боялись лишний раз его побеспокоить. Административные вопросы он решал, да только выдержать его решение мог не каждый - столько ссылок на вокзалы и обещаний выселить не слышал даже Иванов. Все понимали, что злится комендант из-за ссоры с дочерью, но сделать ничего не могли. Впрочем, рыжий не стал освещать эту историю в своём блоге.
Образец хладнокровия являл собой Виталик. После того, как сестра на него наорала, он и сам не хотел с ней сталкиваться. Виноватым парень себя не считал - Оксана ведь не спрашивала, как он мог ей рассказать? И уж вряд ли она кричала бы тише, узнай всё раньше. Так что Виталик почти не переживал.
Однако именно ему в один чудесный день понадобилась не кто иная, как Оксана.
***
Ну, как чудесный.
Откровенно говоря, день выдался отвратительный. Темно, дубак дикий, снег валил, будто трубу в небесах прорвало. Виталик с одногруппницей до позднего вечера просидел в библиотеке над древним трактатом, на который и дышать было страшно, а уж тем более никто не выдавал его на дом, а потом парочка пошла ужинать и греться, и по закону всемирной подлости задержалась в кафе надолго, а потом Юля искала банкомат, а потом... А потом от них сбежала электричка.
Последняя.
Девушка расстроилась, едва не расплакалась, плечи её опасно задрожали, но из глаз не выкатилось ни единой слезинки. Виталик драматическую паузу опустил и сразу начал соображать.
Вспомнились Оксана с Юрой и их ночёвка на вокзале. Виталик тогда смеялся: как можно, мало того, что опоздали, так ещё и с телефонами затупили оба, бомжа что ли кинуть не могли. Но ничего, Виталик-то умнее сестрицы, Виталик счёт пополняет регулярно. Сейчас наберёт папе, и он их спасёт. Только гудки почему-то не идут. Звенят колокольчики, и ровный женский голос сообщает: абонент находится вне зоны действия сети.
В смысле?
Мы так не договаривались.
Виталик набрал папу ещё раз. И ещё один. Контрольный - с Юлькиного телефона. И всё одно и то же, вне зоны действия сети, два звоночка, женский голос.
- Дерьмо.
Юлька вздрогнула, то ли от резкого слова, то ли от поднявшегося ветра. Говорить она будто разучилась, но выглядела такой несчастной и замёрзшей, что Виталик, сжав зубы, притянул её к себе. В объятиях девушка немного успокоилась и на мозги своим трагичным видом капать перестала.
Парень всё ещё думал. Умом он понимал, что делать дальше, но им же пытался от неминуемого и сбежать. Совсем не хотелось звонить Оксане. Воплей будет немерено. До сих пор в голове шумело её «предатель», а она и теперь быстро вспылит, и начнётся добровольно-принудительная экскурсия в бетономешалку... Нет, нет, что угодно, только не звонить Оксане.
Что угодно - это такси, две тысячи рублей и вы дома, и Оксана ни о чём не знает, только кошелёк похудел и скулит: а новогодние подарки на что брать будем?
Ладно, жадность, ты победила.
Гудки, гудки, ровное «алло».
- Не спишь ещё, мэр города «я же говорила»?
- Если ты не при смерти, ты очень пожалеешь.
Не спит, вон как загалдела.
- Я близок. Помоги мне, пожалуйста.
- А что случилось?
Выдох, глубокий вдох...
- Мне нужен папа, - максимально спокойное.
- Издеваешься?! - ай, как громко, Оксана, что же ты такая бешеная, если тебя задеть.
- Серьёзно, - послушай меня, ради всего святого, и не ори. - Я застрял в городе и не могу до него дозвониться.
- М-м-м, а кто-то мне говорил, что опаздывают на электричку только полные идиоты! - пренебрежительно донеслось в ответ.
- Оксана, я серьёзно, помоги мне.
- А ты мне не помог, почему я должна?
Чтоб тебя, сестрица, ударило чем-нибудь да потяжелее, может, мозги на место встанут!
- Ты меня не просила, - стал объяснить Виталик. - Я тебя по-человечески прошу, ну забыл я про это, ну не подумал, что для тебя это так принципиально, ну не знал. Ты же тоже не всегда знаешь, что для других важно, хочешь, извинюсь, только хватит обиженку разыгрывать, у меня реальная проблема, мне нужна твоя помощь...
Тут влезла Юлька:
- Может, такси вы-
- Не лезь, - оборвал её Виталик, но Оксана всё равно её услышала:
- Ты что, не один?
- Какая разница.
- Ничего себе, без разницы ему! - обругала девушка, однако тон её смягчился. - Подожди пару минут, я до папы дойду и попрошу его тебе позвонить.
Виталик сбросил вызов. Юля уткнулась носом в его грудь, вопросительно подняла глаза, и парень почему-то подумал, что в темноте глаза у неё всё равно что изумруды. Странные мысли, дурацкие и неуместные, а деться от них некуда - как бы то ни было, Юля красивая девушка. Характер у неё не очень, пугливая, зажатая и всего стыдится, да и мозгов не то чтобы много, всегда старанием берёт, но личико и фигура что надо. Одевайся она пооткровеннее, недолго прожили бы их с Виталиком товарищеские отношения.
Перезвонили, как и обещалось, через две минуты, но говорила опять Оксана:
- Я уже минуту стучу папе в дверь, а он не открывает. По-моему, его там нет.
Пришлось всё-таки брать такси.
***
У Хлебникова-старшего день тоже не задался. Впрочем, до вечера всё шло замечательно - студенты заходили редко, а те, которые заходили, держались робко и максимально вежливо, и книжка попалась интересная. Но вечер всё испортил.
Вечером пришёл Королёв. Он ничего не боялся, а потому в комендантскую влетел сразу, как постучал, и сказал беззаботно:
- Там в «Шайбе» анархия и ярость в концертном зале. Скоро стулья начнут ломать.
«Шайбой» называлось круглое одноэтажное здание в центре студгородка; в нём проводились всякие мероприятия и кружки, а иногда и профессура заглядывала, чтобы позаниматься с местными школьниками. И сколько Ильич значился за «Шайбу» ответственным, в ней никогда ничего не происходило.
И сегодня не произошло, но узнал об этом Владимир Ильич уже после того, как пришёл разбираться.
Концертный зал вместо заявленной анархии явил собой самое порядочное место, какое только можно было вообразить - стулья аккуратно стояли друг на друге, полы вымыты, сцена подметена, а провода от микрофонов и прочей аппаратуры аккуратно свёрнуты. Чтоб тебя, Королёв, подумал Владимир Ильич, не оставляешь попыток выселиться. И направился к выходу.
Дверь не поддалась. Ни со второго раза, ни с третьего. И с четвёртого, со стулом, тоже не открылась. Владимир Ильич уже заподозрил неладное, но окончательно он в этом убедился, когда из коридора выплыла знакомая фигура в бирюзовом пиджаке и с зализанными назад жёлтыми волосами.
***
Ехали быстро и тихо, Виталик смотрел в замёрзшее окно, как будто взглядом ледяную корку на нём можно расплавить, а Юля пялилась на свои ладони, симметрично уложенные на коленях. Иногда украдкой косилась на парня, замечала, какой у него серьёзный, задумчивый вид, и, пристыженная, закусывала губу - он-то всё устроил, и с сестрой поговорил, и такси заказал, а она лишь молчала, прижималась к нему и, озябшая, шмыгала носом. Если бы не Виталик, девушка, наверное, так и осталась бы ночевать на вокзале, не сочинив, что ей делать и к кому идти.
Когда они выбрались из машины, был уже второй час ночи. Юля тут же прильнула к Виталику, и он неловко обнял её, и Юля почувствовала эту неловкость.
- Что-то не так? - спросила.
- Всё в порядке, - отмахнулся Виталик.
- Нет, тебя что-то беспокоит. Расскажи мне.
Парень устало вздохнул.
- Имею я право молчать хоть иногда в своей жизни?
- Я... просто хочу помочь, - стушевалась Юля. Тут же стало совестно, опять лезет, куда не просят, а если ему неприятно об этом думать, а она напоминает, ну что же за дурочка! - Прости, я вечно из-за всех переживаю...
- Нечего переживать. Дурацкий вечер, да и только. Не каждый день две штуки тратишь вместо тридцати рублей.
- Я верну! - сразу бы попросил!
- Не надо.
Ну вот... Теперь ещё обидит, не дай бог, если отдаст. И чего с ним делать? Так хочется его как-нибудь поддержать!
- Давай ко мне? - в холодильнике оставался кекс, и чай есть замечательный, виноград и облепиха, его очень вкусно с мёдом. - Я тебя чем-нибудь угощу.
Виталик не горел желанием идти куда-нибудь, кроме своей комнаты. Они с Юлькой уже добрались до общежития и собирались расходиться, но в девушке ещё теплилась надежда, что у неё получился парня удержать.
- И сколько градусов в твоём угощении? - спросил Виталик, хмурясь.
- Т-такого ничего нет.
- Тогда я спать.
Ай, как будто бы разозлила!
- Подожди, - жалобно воскликнула Юля, схватила парня за локоть. - Это же не всё!
И как-то самоотверженно поцеловала его в губы.
***
Сначала комендант хотел профессора ударить, но сдержался - Николай Романович, казалось, не менее обескуражен встречей.
- Ты что здесь делаешь?!
- Занятие проводил. И необязательно так орать, - профессор отряхнул пиджак, как будто Ильич своим криком его испачкал. - Что с дверью?
Домой хотелось обоим, так что и дверь ломали вдвоём. Не далась. Массивная, тяжёлая, человека четыре бы сюда, а так... Бесполезно.
Комендант решил звонить сыну, пусть вызывает службу какую, и обнаружилось, что сеть в здании не ловит. Ни в одной из немногочисленных комнат.
Потрясающе. Потрясающе!
- Я не хочу сидеть здесь до Нового Года! - пожаловался профессор.
Посмотрите, какие мы нежные.
- Если дверь откроется с другой стороны, утром выберемся, здесь всегда по субботам что-то проводят. - и нечего ныть. Видеть тебя не хочу. - Я в зал, меня не трогать.
Хлопнула дверь, и аккуратные столбы стульев уставились на Ильича во все отсутствующие глаза. Зато ни единого звука и, что главное, ни единого профессора. От одного взгляда на Николку, такого важного в костюме и очках, хотелось кого-нибудь удавить.
- Во-о-ов, - донеслось протяжное.
Чтоб его!
- Чего ещё?!
Всё понятно же объяснил! Уж кто-кто, а этот человек знает - не слушаться Ильича себе дороже!
Профессор, однако, невозмутимо стоял в дверях, совсем будто не замечая, что ему тут не рады. И где только смелости набрался? Сколько комендант Николку помнил, вечно дрожал, как овечка.
- У меня две новости, хорошая и плохая, с какой начать? - «Мне похрен!» - Хорошая: нам вряд ли придется выбирать, кто из нас кого съест. Плохая: это подстроено.
- Чё?!
Мужчина потряс чёрт знает откуда взявшейся бутылкой белого вина.
- Нашёл в гардеробе. Натали всегда действовала радикально, lege artis*...
Только туманней стало.
- А она тут каким боком?
- Она - моя подруга. Я, верно, слишком сильно интересовался, что же за женщина подарила тебе детей, вот она и решила...
Детей, значит? Мало тебе меня, ещё и их сюда вплести хочешь?!
- Какое тебе нахрен дело до моих детей?! Это
мои дети, это
моя, мать твою, жизнь, ты к ней не имеешь ни малейшего отношения и лучше бы никогда не имел, гнида ты последняя, пошёл вон отсюда!
- На оскорбления переходить было вовсе необязательно!
- Такой человек, как ты, другого обращения и не заслуживает!
Николай Романович развёл руками:
- А передо мной, верно, ангел сидит.
Прозвучало, как насмешка. Совсем страх потерял, что ли?! Этот не-ангел его голыми руками разорвать может, и лучше бы он не нарывался.
- Пошёл нахрен отсюда!
- Вот ведь, теперь я не уйду, - профессор скрестил руки на груди и обиженно поджал губы.
Прибить его захотелось особенно сильно.
- Это мое здание и мой зал, пошёл вон!
- Извинись сначала.
С ума сошёл?
- За что это я должен извиняться? За то, что назвал гнидой человека, который два месяца мне изменял, а потом, как ни в чём не бывало, привёл любовницу знакомиться?!
Лицо профессора забавно вытянулось - брови точно подпрыгнули, рот так и застыл, приоткрытый.
- Нашел, что вспомнить, - ахнул он. - Интересно, кому это я изменил, если мой мужчина второй месяц не говорил мне ничего, кроме «пошёл вон»?
Ну спасибо, а то я и забыл, чуть не огрызнулся Ильич, но вовремя остановился. Потому что и в самом деле забыл. Потому что всё, что осталось в памяти - это подлый, подлый Николка, самодовольная улыбка его белобрысой спутницы и грубые удары по струнам, эхом разносящиеся по всей парадной. И обида чёрной змеёй забралась на шею и скрутилась у горла тугим кольцом, и не ослабляла хватки почти двадцать лет, шипела всякий раз, когда к ней прикасались, и плевалась ядом. Это Коля во всём виноват, шептала змея, это он злодей, он разбил тебе сердце и сделает это ещё раз, стоит ему появиться рядом, давай лучше его задушим, но не пустим, не пустим к себе!
Это враньё, прошептала змея и сейчас, всё он врёт, а ты был прав, ты всегда прав. Однако больше Ильич ей не верил. Слишком ярко, слишком живо вспомнилось, как он сидел в пустой квартире и ненавидел весь мир и себя, себя особенно. Как он себя проклинал!
- Я хотел извиниться, - сказал Ильич, сам не зная, к чему, но молчать попросту не мог. - Я был готов всё бросить! Всю ночь об этом думал. Ужасно жалел. А тут ты... С бабой этой. Сволочь.
- Это ты вовремя опомнился, - заметил профессор не без сарказма.
Если словами можно резать, то именно такими.
Ругаться больше не хотелось. И ничего не хотелось. Сил не осталось даже послать Николку куда подальше, и Ильич ограничился кивком в сторону двери и устало облокотился о стену.
Профессор слушаться не стал, напротив, подошёл ближе и мягко произнёс:
- Potius sero quam nunquam**, - комендант ничего не понял, но прозвучало успокаивающе. - У меня тоже всё гадко кончилось тогда, если хочешь знать. Натали сбежала с гитаристом, помнишь, сидел в парадной и распевал: утоли мои печали-и-и, утоли-и-и. Вот с ним и сбежала, прямо после тебя.
- Ненавижу эту песню, - выплюнул было Ильич, только злиться не получалось, и прозвучала его ненависть сухо и серо.
- Я тоже.
Николай Романович пожал плечами и, посчитав беседу оконченной, стал вертеть в руках подаренную Натали бутылку вина.
- Mon Dieu***, я её убью. Хоть бы штопор оставила.
- Дай сюда, - Ильич кулаком затолкал пробку внутрь и вернул вино профессору. Тот сделал приглашающий жест, но мужчина покачал головой: - Я не пью.
- А я пью, - легко ответил Николай Романович и знатно пригубил. - Наташка-то не дура алкоголь выбирать.
- Любишь ты Наташ, я погляжу.
Профессор улыбнулся.
- Так то ведь одна Натали. Там длинная история. Хочешь, расскажу?
Он не стал дожидаться согласия, но Ильич ни чуточки не возражал.
*Lege artis (лат.) - «по всем правилам искусства»
**Potius sero quam nunquam (лат.) - «лучше поздно, чем никогда»
***Mon Dieu! (фр.) - «Господи!»
***
Утро Виталик с Юлей встретили вместе. Парень гладил её волосы, рыжими волнами сползающие по голой спине, и прикидывал про себя, насколько оно того стоило. Прикидка не получалась.
- Привет, - прошептала девушка, поцеловала его в щёку и юрко вскочила с постели. - Тебе чай или кофе?
- Кофе, - на автомате ответил Виталик.
И удивился: это не тот вопрос, которого он ждал. И какое счастье, что это не он.
- Тогда давай со мной, я растворимый не люблю, буду варить. Поешь пока что-нибудь.
Кухня в женском блоке была в каноничный цветочек и завалена разной утварью и специями; как Юля нашла в этом хаосе турку, для Виталика так и осталось загадкой. Что здесь можно взять на завтрак - тем более. Девушка быстро заметила его ступор и тут же вручила пару яблок. Полезно, сказала, кушать фрукты в первой половине дня.
Выбора всё равно не предоставили, так что Виталик принялся грызть, что дали.
- А здорово, что мы опоздали на электричку, а? - сказала Юля вдруг. - Когда бы мы ещё...
Виталик попытался улыбнуться, но вышло не очень. Он до сих пор не понимал, во что влез, и не лучше ли было вчера девушку оттолкнуть и отправиться спать к себе. Нет, с ней было хорошо... Но кто знает, что за счёт она предъявит?
И, небеса, пусть она сделает это без сцен.
- Чем займёмся сегодня? - продолжила студентка щебетать. - Я хочу в кино. Или можно дома фильм посмотреть, погода не самая приятная. Какие фильмы ты любишь?
- Я больше читать люблю.
Потому что это делается в одиночестве.
- Почитать ты всегда успеешь, а я через неделю на каникулы уеду, хочу побольше с тобой времени провести. Мы же теперь... встречаемся?
Вот.
Вот оно.
Осторожное, вопросительное, даже испуганное - а если откажут? Если откажут, подумал Виталик, будут слёзы. Много-много слёз. Блестящие глаза, дрожащие плечи. И немым укором: как ты посмел меня обидеть, как ты посмел сделать мне больно, что ты за моральный урод?!
Ну нафиг.
- Встречаемся, - сдался Виталик. - Ты смотрела «Игру престолов»?
***
Глеб явился в «Шайбу» ровно в десять и сделал вид, что не считает спящих, облокотившись о стену, коменданта и профессора чем-то из ряда вон выходящим. Осторожно потыкал первого в плечо:
- Владимир Ильич, вы в порядке?
- В полном, - мгновенно проснулся мужчина. - Кому-нибудь расскажешь - можешь выбирать удобный вокзал.
Глеб пообещал молчать, на том комендант и успокоился - Глеб никогда не обманывал его доверия. Разбудил Николая Романовича, и оба вышли. Попрощались мирно, профессор позвал к себе домой, мол, ты за вещами в прошлый раз не вернулся, так они до сих пор у меня, если не заберёшь, то хоть посмотришь. Владимир Ильич пообещал быть.
Почти всю ночь они болтали, вспоминали былое и делились настоящим, и всё так легко и спокойно, словно и не было двадцати лет обид, злости и гнева. Однако они были.
О годах напоминали морщинистые руки, головная боль после бессонной ночи и взрослые дети.
Ильич медленно шагал в сторону своего общежития и думал: а был бы он не такой дурак, что бы у них получилось? И грустно осознал - получилось бы всё. Были бы тогда сегодняшние мозги, было бы и счастье, и наполовину выдуманные Колькины истории, и белые волосы на соседней подушке. А сейчас что? Сейчас дочка, любимая дочка, дорогая дочка, единственный человек в мире, который ему дороже, чем Николка когда-либо был, и та - разговаривать с ним не хочет, а сын, вроде как тоже любимый, только и приходит, что денег просить.
Их он тоже почти потерял.
Почти.
Ещё не конец, ведь правда?
Ещё можно ведь всё исправить?! Они же столько лет плечом к плечу, в одном доме, одна семья! Как дружно ели торт, подаренный одноклассниками Оксаны и Виталика на день рождения, как вываливали мелочь из карманов кофт и курток, чтобы скопить на что-нибудь съедобное, как Оксана до сих пор вздрагивает, если роняет монетку, и та закатывается за мебель... Разве можно об этом забыть, разве можно перечеркнуть это одним идиотским поступком?!
Опыт подсказывал, что можно, и от этого становилось только больнее.
С Оксаной Владимир Ильич столкнулся в дверях. Она собралась, судя по сумке, на учёбу, но папа задержал её:
- Пойдём поговорим.
- У меня пара сейчас, - холодно отчеканила девушка.
- Это недолго, - пожалуйста.
Ради всего святого, Ксюшенька, пташка моя, солнце моё, ради всего святого.
Оксана смерила отца хмурым взглядом, заметила, что одежда на нём мятая, да и сам выглядит не очень, под глазами круги, волосы в беспорядке, и заволновалась:
- С тобой всё хорошо?
Хотелось бы и дальше изображать снежную королеву, но всё-таки папа...
- Всё нормально, - успокоил Ильич. - Пойдём поговорим?
Девушка кивнула, и вскоре они уже были в комендантской, и произошло то, чего Оксана ожидала в последнюю очередь - папа извинился. Папа сказал, что он дурак, что она ему очень дорога, что он её очень любит, что он не хочет, чтобы они ругались, что он больше никогда не будет так с ней поступать, пташка, говорил он, я дурак, прости меня, пташка, я всё на свете сделаю, только прости, так люблю тебя, пташка, пташка.
Это было так странно, так внезапно и так искренне, у девушки слёзы сами по себе потекли из глаз, и она плакала и не могла остановиться, она ведь тоже любит, тоже скучала, без папы так плохо, и никакой Юра их с братом не заменит, и как же здорово, что всё снова как прежде! В целом мире нет места теплее, чем у папы в руках.
Они бы долго ещё так стояли, прижавшись друг к другу, одна плача, а второй с трудом сдерживая слёзы, если бы их не оборвал стук в дверь и сразу же появившийся за ним Виталик. Оксана, не разбираясь, зачем он пришёл, сгребла брата в объятия и звонко засмеялась.
- По тебе я тоже соскучилась, в самом деле, плевать на всё, я так тебя люблю!
Парень похлопал сестру по спине и тоже засмеялся, но скорее нервно. Девушка назвала его занудой, чмокнула в щёку, и, заявив, что теперь она точно опаздывает, умчалась на занятия.
- Это я удачно зашёл, - сказал Виталик отцу. - Вообще я к тебе.
Владимир Ильич кивнул - валяй.
- У меня девушка появилась, - продолжил сынишка. - Я вчера две штуки на такси отстриг, так вышло, а ещё подарок ей на Новый Год надо... Дай мне денег?
Всё это казалось бесконечно далёким - Виталик, такси, девушка... С кем он общается, с кем целуется, а если не только целуется, а в курсе ли про? Чёрт возьми, да Владимир Ильич ничего о сыне не знает.
- Что за девушка? - попытался выяснить он, но парень в ответ только огрызнулся:
- Какое тебе дело.
Ему самому об этой Юле вспоминать не хотелось, порядочно он в неё вляпался, попробуй выгрести, будет ещё папе жаловаться. Папа, увы, понял это иначе. Кто ты такой, услышал папа, чтобы я тебе про свою жизнь рассказывал. Пробил час, папа, давно пробил, всё ты потерял, папа, давно потерял.
- Так можно?
Владимир Ильич вздохнул:
- Сколько тебе?
В конце концов, могло быть и хуже.
И если учесть, как долго я не отхожу от своих героев, кажется, мне удалось.
" И тут ты вчера пишешь - 
"Кажется, ты меня любишь, а еще - ты удобный. Ладно, тогда мы будем вместе". А еще я увидела фразу - 
Да, выходка с Натали вообще некрасива. И закончилась также. И оставила после себя мою злобную ухмылку 
Они же дружили, были вместе, понимали друг друга, а потом раз - и стена. Ясно, что всё началось именно с Ильича, а Николка не смог с этим смириться и принять как есть. Сбежал. В общем, они явно оба накосячили. Понадеялись, обожглись, упустили 
Расстаться в Новый год, в такой прекрасный праздник, когда все радуются - ну уж, это ужасно вдвойне...
Но эй, вы только посмотрите, какие дела творятся!
А был такой круглолицый милашка!
И нереально счастлива просто, что глава тебе понравилась!!
*
Ну и Оксане, конечно, тоже досталось изрядно! То, чего недополучал Виталик, получала с лихвой она)) Ильич, конечно же, перебарщивал с опекой... и перебарщивает до сих пор. Не дай бог ощущать такую чрезмерную опеку от отца в ее возрасте. Боюсь, в попытках устроить свою личную жизнь у нее в связи с этим будут проблемы...
Ох, Ильич! Никак ему не найти золотую середину и не уравновесить ее между детьми)) Но самое приятное во всем этом было то, что он так просто извинился перед Оксаной и признал свою ошибку... а это, знаешь ли, дорогого стоит. Я прям восхищалась им! Так сильно любит своих детей, но, к сожалению, на слова, видимо, скуп. Оксане он свою любовь показывал хотя бы действиями, доказывающими это, а вот с Виталиком как-то у него никак не получается... жаль. Надеюсь, что всё же наступит момент, когда Ильич решит поговорить с сыном на эту тему. Я уже поняла, что он, в принципе, довольно охотно идет на контакт (а это хорошо), ну а у Виталика, надеюсь, хватит мудрости понять отца и простить его за то, что тот просто-напросто не знал, как выражать свою любовь, которую, бесспорно, питает к сыну. Тётя Изабелла у нас, значит, изначально была проходной фигурой... А детям вообще сказали, что она в доме в качестве няни? Если сказали, то значит плохо как-то сказали, потому что иначе Оксана не называла бы ее мамой, и её уход не оставил бы такого сильного отпечатка на ее дальнейшей жизни. Ведь во многих семьях есть няни, которые даже живут с ними и, зачастую, принимают участие в жизни ребенка даже большее, чем родная мать, но ребенок чётко знает, что это няня и, что она не навсегда, это её работа... Не знаю, в общем)) И еще странно, что сама Изабелла за столько лет не привязалась к детям, что смогла так спокойно их покинуть, и более того - даже не общаться с ними после ухода! Я ведь правильно понимаю, что они больше не общались? Это, конечно, безответственно с её стороны. Конечно, ей хотелось собственной жизни, ведь с Ильичом ловить-то было нечего, но нужно было как-то решать проблему с дальнейшим общением с детьми... я почему-то думаю, что Ильич не очень бы возражал, видя, как те (особенно Оксана) привязаны к ней. Но взять и так резко исчезнуть из их жизней - это жестоко.
Ну я как бы и не против... раз уж других вариантов нет... Ильичу уж, по-моему, точно ничего не светит на стороне, а тут старая (возможно, единственная) любовь! Он ведь так и не смог разлюбить Николку. Судя по тому, как он злится (до сих пор!), как его тяготит его предательство, можно предположить, что чувства не остыли, в ином случае было бы уж пофиг по прошествии стольких-то лет... Ой, а еще переживаю насчет того, какая реакция будет у Оксаны с Виталиком, когда они узнают, что связывало в прошлом их отца и препода... ужас какой, мне уже их жалко. Если по поводу Виталика я не особо переживаю, то вот Оксану, думаю, хватит удар. Зря, наверное, он ничего им об этом не рассказывал... но, с другой стороны, а как рассказать-то? Я бы тоже не смогла... В общем, буду с напряжением ждать этого часа ИКС...
Ты столько всего заметила! 
Почему-то у меня в голове засело, что он изначально метил на Оксану... вот ведь память куриная! 
Такие они милые, честное слово!
А ещё я знаю тайну участия Королёва в подстроенной встрече Ильича и Николки, хыхыхы.
Потом как-то пошло легче и я не заметила, как наступил конец о_О Нееее, я не поняла, а чё так быстро?! И таки пошла я на перечитку 
Люблю, когда мои работы вызывают эмоции))