Итак, представьте себе дежурство. Представьте отделение на 70 коек. Наполовину пустое, правда. Представьте трёх дежурных докторов: двух хирургов и одного кардиолога. Один из хирургов дежурил по реанимации от нашего отделения, и он... ушёл в реанимацию, правда, странный ход?

Второй хирург, это Мистер Хирург, и он дежурил по отделению. А кардиолог - это я, да, вот так всё скучно.
Но закончим же с предисловием...
Мистер Хирург к тому моменту в отделении третьи сутки безвылазно. Пока я делала обход, он проверил холодильник на предмет съестного и не обнаружив там ничего, что бы он ни съел за прошедшие дни, заказал нам китайских коробулек. В отделении было спокойно. Немного напрягала пациентка с критическим аортальным стенозом с градиентом СТО ПЯТЬДЕСЯТ!!! (это очень-очень-очень много), которая, если уж остановится, то её и не спасёшь, а в остальном - всё своим путём.
Я сделала обход и снова зашла к этой несчастной со стенозом. Специально переселила её поближе к моему любимому дивану, чтобы бегать быстрее до неё. Ну так вот. Пациентка была весела и довольна собой. Мы поговорили о философском, и я вернулась в ординаторскую.
Мистер Хирург собирал историю болезни. Не похоже на него. Обычно он сваливает это на меня. А тут - сидит и собирает. И даже не отвлекается.
- Не смотри на меня так, - говорит. - Компьютер с интернетом сломался.
Я понимающе кивнула.
- Ясно.
И всё. Тишина. Благодать.
Я откашлялась.
- Не хочешь взять пациентку Н. завтра на операцию? - говорю. - Градиент 150 на аортальном клапане. Может не пережить и эту ночь.
Мистер Хирург отложил историю и повернулся ко мне.
- А это чья пациентка? - спрашивает.
- Какая разница? - удивляюсь. - Она умереть может на нашем дежурстве! - даже всплёскиваю руками, потом замолкаю на пару секунд и добавляю: - Вообще-то наша.
- Так... посмертную историю собирать не хочу, - улыбается.
- Циник, - говорю.
- И редкостная сволочь, - улыбается шире.
И я улыбаюсь.
- Так возьмёшь Н. завтра? - спрашиваю после паузы.
- Настаиваешь? - продолжает улыбаться.
- Настаиваю, - и я продолжаю улыбаться.
- Надо докладывать директору, - говорит и пожимает плечами. - А она дообследована?
- Да, - киваю и передаю ему историю болезни. - Доложи завтра в семь. Он согласится! Тут экстренный случай. Помнишь, что случилось с К.?
К. - это пациент, который был в аналогичной ситуации пару недель назад. Он погиб, не дождавшись операции. Днём. В нашей палате интенсивной терапии. Для пациентов был настоящий шок, до двенадцати не могли уложить всех спать.
Мистер Хирург отрицательно покачал головой.
- Не хочу такого, - сказал.
- А может случиться, - ответила я.
- Каро, вчера была пересадка, - откидывается на спинку кресла. - И одну операцию перенесли с сегодня на завтра. Д. (это наш зам.по хирургии в отделении) домой уехать не смог, спит в пятой палате! И ты предлагаешь мне идти с экстренной операцией к директору? Он меня живьём съест!
- Пожалуйста, - говорю.
- Даже ради тебя, - качает головой. - Я не смогу этого сделать. Сегодня ещё одна пересадка ночью будет. Все наши ребята еле на ногах держатся! Две пересадки за последние три дня и ещё сегодня. Директор не поставит дополнительную операцию. А если заменим кого-то - будет скандал. Понимаешь?
- Она может не пережить, - говорю. - Ты же знаешь. И тогда тоже будет скандал. И её жизнь - на твоей совести.
- Знаю, - глухо отвечает, тихо, еле слышно, трёт пальцами переносицу, вздыхает. - Политика - это слишком сложно, Каро. Ты здесь всего год... Это не объяснишь. Поймёшь сама. Это плохо. То, что мы делаем, - плохо!
Поднимает на меня глаза.
- Выездные консультации, чтобы сделать коронарографию здоровым людям. Один день их подержать, чтобы деньги отработать, - опять качает головой.
Я встала и подошла к нему. Не знаю, почему и зачем. Захотелось. Как в тот раз. С цветами. Так вот, я встала и подошла к нему, обняла и погладила по голове. Он тоже обнял меня за талию.
- Я всего лишь хирург здесь, - сказал он. - Я - не старший научный сотрудник, я не делаю публикации за всех, не нахожу спонсоров. Я не смогу его уговорить, пойми, я бы хотел помочь тебе!
Я просто киваю. Потом опускаюсь на корточки и опираюсь о его колени. Смотрю в глаза.
- Директор любит и ценит тебя, потому что ты - очень хороший хирург, - говорю. - Тебе не нужно делать публикации и двигать науку. Просто оперируй!
- Я так и делаю, - говорит. - Только не проси меня менять расписание. Не сейчас. Не сегодня. Уже десять часов...
Киваю.
- Я не всесилен, хоть и хочу помочь.
Снова киваю. Оправдывается. Зачем только?
- Я понимаю тебя, - пожимаю плечами.
- Мы не можем помочь всем, - кого-то пробрало на сентиментальность. - Давай сделаем, что сможем!
- Давай, - соглашаюсь.
- Давай хотя бы спасёмся сами.
...
...
Молчу. Потом улыбаюсь.
- От голодной смерти? - спрашиваю.
Смеётся. И я смеюсь.
- Для начала - от голодной смерти, - говорит.
Пока ужинали он рассказал мне, как прошли две предыдущие пересадки на этой неделе. Я спрашивала, каково это - вынимать из человека его сердце? И каково это - менять его на новое, а потом молиться, чтобы оно (новое сердце) пошло? А он усмехнулся и сказал, что таких, как я, не встречал раньше. Я должна была бы покраснеть, но я только с полным ртом спросила, что он имеет в виду. Он улыбнулся.
- Никто из врачей этого не спрашивает, - говорит. - Спрашивают про дозы препаратов и время пережатия аорты. А про чувства никто не интересуется. И знаешь... обычно ты не думаешь о том, что перед тобой человек. Это просто объект твоей работы. Человеком он станет только в отделение.
- Вы все не правы, - я таки проглотила рис

. - Он - человек всё время. Даже когда сердца у него нет в грудной клетке.
- Мы бы не смогли работать, зная, что это человек, - качает головой.
- И с какого, говоришь, момента твой пациент становиться человеком? - спрашиваю. - Когда приезжает из реанимации?
Задав вопрос, начиная выискивать лучший кусок курицы в своей коробке с рисом.
- Нет, - хмыкает. - С того момента, когда до него дотрагиваешься ты.
Найденный кусок курицы летит обратно на дно. Поднимаю глаза. Мистер Хирург улыбается. Так открыто и просто. Так, как мне нравится. Неужели он уже знает, какие улыбки мне нравится? Я тоже улыбаюсь и... действительно, начинаю краснеть. Дабы это скрыть прячусь в коробку с рисом.
- Знаешь, - говорит. - Ведь никто не запоминает имён пациентов. Только фамилии.
- Бред, - откладываю коробку, так и не съев идеальный кусок курицы. - Все знают. Как иначе к ним обращаться?
- "Здравствуйте! Как у нас дела?" - цитирует свои обычные фразы в палате. - Ты не заметила? Ты одна обращаешься к пациентам по имени, даже если они лежат одни сутки.
- Ничего подобного, - протестую. Нет, нет, так все делают. До сих пор в этом уверена.
- Всё именно так, - говорит. - Для тебя это естественно, и это так круто! Серьёзно. Они снова стали людьми для меня только после того, как ты пришла к нам в отделение. Были пациентами. Стали людьми. Понимаешь?
- Нет, - я качаю головой. - Ты сочиняешь. Мы все здесь только для того, чтобы лечить этих людей. Пациентов. Людей. Это одно и то же!
- Классно, что хоть кто-то так думает, - говорит. Сжимает мою руку. Чёрт! Что же ты делаешь-то? - Никто больше. Всем плевать. Кто-то - за деньги, кто-то - за сертификат. Высших целей и у половины нет.
- И у тебя...? - поперхнулась. В горле пересохло. Блин! Не люблю, когда так говорят! Может, я и в розовых очках, но он - уж точно в чёрных!
- У меня их не было, - качает головой. - Но я готов пересмотреть приоритеты.
Я тяжело вздохнула. Кажется, он пудрит мне мозг. Нет, это неправильно. Хм.. Хотя я могу отразить это в сериале. Да, пожалуй. Обязательно напишу об этом, обязательно! Миллион мыслей в моей голове. Я только стараюсь не думать о том, что прямо передо мной. О его словах. Ведь это ложь.
А он опять сжимает мою руку и улыбается. Так же открыто, как и раньше. "Обними меня! - шепчет мой внутренний голос. - Эй, скажи ему, чтобы обнял!" Я же сижу с железно прямой спиной. "Это тебе надо, а не мне," - противный внутренний голос!
...
Наверное, я бы так сидела вечность. Если бы в комнату дежурного врача не влетел бы другой хирург. Р. Назовём его Р.
- Пересадку подали, - говорит, останавливаясь в дверях. - Надо идти! Простите, ребята...
Я закрыла глаза. Да уж, сплетни - страшная вещь, и людям глаза не завяжешь. И вопросы всё равно возникнут. "Простите, ребята". Все уже знают. Вот чёрт.
Мистер Хирург кивнул.
- Я напишу премедикацию на посту, - говорит Р. Мистеру Хирургу.
- Ок, - кивает второй.
Р. уходит. Мистер Хирург целует меня в лоб.
- Прости, - говорит. - Кажется, тебе придётся отчитываться за отделение с утра самой.
- Справлюсь, - голос, конечно же, охрип.
- Не сомневаюсь, - кивает и снова целует в лоб. - Удачи!
...
И он ушёл на пересадку. А я осталась с пациентами. Может быть, так и правильно? Но, чёрт возьми, даже в Америке не так!
...
Кстати, пациентка Н. с аортальным стенозом до сих пор жива.
И все три пациента после пересадки уже дышат сами и переведены в отделение. Правда, не в наше. Но я у них была. Одного зовут Василий, ему 29, и он - инженер-конструктор или как-то так... Короче, он проектирует ракеты. Он хотел быть космонавтом, но у него был врождённый порок, и его не взяли в лётное училище. Второго "пересаженного" зовут Николай, ему 63. У него двое сыновей, два внука и одна внучка. Внуки ещё маленькие совсем, мальчики-близнецы и девочка Алина. Он хочет побыть с ними подольше. И он сможет это сделать. А третью "пересадку" зовут Марина. Ей 48, она занимается ландшафтным дизайном. Она сказала, что спроектирует сады всем врачам нашей клиники. Она плакала и говорила, что мы подарили ей новую жизнь.
Вообще-то, всем им. Новое сердце. И новую жизнь. И подарил им это наш директор. Может, он и политик, и бизнесмен, но я до сих пор уверена, что он бы согласился перенести операцию Н. на пятницу. Если бы Мистер Хирург попросил. Но он этого не сделал. Он предпочёл промолчать. Почему? Неужели испугался?