А небо плакало все горше, прохожие поспешно скрывались от непогоды, площадь опустела. Хаким поднял голову, подставляя лицо ливню. Каждое касание прохладной влаги по горячей коже было сродни уколу невероятно острого ножа, но он упрямо подставлял лицо капризной стихии, стараясь прочувствовать все разом. Может, позже будет легче… Может, когда-нибудь, он, как и все, будет ненавидеть дождь и холод, будет ругать синоптиков и глобальное потепление, будет искать тепла не в алкоголе, а у человека. Но сейчас, стоя посреди площади с задранной к небу головой, чувствуя себя самым последним мазохистом, Хаким чувствовал странную смесь эмоций. Ему хотелось смеяться, ведь он теперь свободен, но чувствовал, как вовсе не от гнева становятся горячими глаза, и вовсе не от дождя наполняются они влагой.
- Чего это с ним? – раздался голос мальчика, сотворенного туманом.
- Он наркоман, - авторитетно откликнулся девчачий голосок.
Словно плотину прорвало. Хаким засмеялся, громко, раскатисто, совершенно не беспокоясь о том, какое впечатление производит своим хохотом. Наверное, это был исцеляющий смех – невидимые тиски, сдавливающие грудь, отпускали, и чем свободнее было дышать, тем сильнее заволакивало влажной пеленой его глаза.
