TS3 Муха

[Лёлик]

Стремясь к ослепительному свету любви,
не забывай о том, что он может оказаться
светом в конце тоннеля.
Лелик​

Ранним утром ты идешь по узкой горной тропе. Наслаждаешься рассветом, впитываешь в себя запах изумрудно зелёной травы, усиливающийся еще не высохшей на солнце росой, прислушиваешься к тихой песне ветра и еле слышной трели соловья. Ты молода, ты счастлива и готова к новой, такой неизведанной жизни. Ты поднимаешься все выше и выше, надеясь таким образом приблизиться к небу, но один неверный шаг и твоя нога срывается, руки автоматически цепляются за печальный саксаул. Сердце замирает в страхе: внизу глубокая пропасть. Хватит ли у тебя сил удержаться, сможешь ли ты преодолеть свои сомнения и попробовать выкарабкаться самостоятельно?
Вся жизнь в твоих руках…
Держись, борись и ни в коем случае не разжимай пальцы. Ты же помнишь про пропасть?

Жанр – Драма
Автор – Лелик
Фотограф – Лелик
Возрастные ограничения – 16+
(В рассказе поднимаются серьезные жизненные вопросы, которые сложны для детского восприятия, возможны эротические сцены)
Все события и персонажи вымышлены, любое совпадение - случайно.
Режиссерский дневник

Благодарности

Спасибо большое всем кто поддерживал и подпинывал - Джемма, СимКэт, lynxrusya
Отдельные благодарности:
Ginara - за создание анимаций для видео,
Dalila - за разрешение использовать свои участки в съемках,
Северинке - за кучу спецзаказов, которые будут использоваться в процессе съемок

Награды

 

[Лёлик]

​

​

Чем дальше я уходила, тем спокойнее становилось на душе. Постепенно исчезало желание обернуться. Хотя бы раз. Последний.
Ночные гуляния всегда были для меня излюбленным видом помечтать, но эта прогулка явно затянулась. Я немного не рассчитала силы и когда небо над большим Чимганом начало светлеть, ноги уже отказывались идти. Присела на камень, словно для меня спрятанный от дороги кустом можжевельника, и обмякла. Не могу больше. Буду ждать ташкентскую машину и дальше поеду, как белый человек. Мысли текли неспешно: я представляла, как встречусь с Тимой, как мы станем жить вместе, с какой любовью он будет заботиться обо мне. Душа наполнялась невообразимым чувством, которое невозможно описать словами. Я млела, таяла, снова и снова растворяясь в надежде. Эйфорию от нарисованного будущего омрачали думы о тете Свете, но я уговаривала себя, что не буду для нее серьезной обузой. Я все умею: и постирать, и убраться, и кушать приготовить. Хочу стать для нее надежной помощницей и, надеюсь, любимой дочерью.
До слуха донесся громкий рокот мотора, утроенный предрассветной тишиной и эхом, отражающимся от скал. Осторожно, боясь быть замеченной, выглянула на дорогу. В начале витка серпантина, обиженно фыркая и кряхтя, медленно полз старенький красный «Жигуленок».
Вот бы сюда отцовский бинокль – рассмотреть номер. Но оптическое приспособление осталось в прошлом, а у нас в окрестностях я сто лет не видела такой раритет, и ноги зудели, как у старой кенаешки*, поэтому я вышла на открытое место и вытянула руку.
Машина остановилась, ташкентские номера согрели сердце. За рулем сидел пожилой русский мужчина, на пассажирском сиденье - женщина, близкая ему по возрасту. Наверное, жена.

​

- Ты куда, милочка? – спросил водитель, пока его спутница недоверчиво осматривала меня с ног до головы.
- Мне бы в Ташкент, - похлопала я ресницами.
Женщина скривилась и недовольно посмотрела на мужа.
- Я заплачу, - быстро добавила я. – Сколько скажете – столько заплачу.
- Прыгай, - мужчина кивнул на заднее сиденье.
Я не заставила просить себя дважды.
- Меня дядя Саша зовут, - представился он, - а это моя жена – Иришка. А ты у нас кто?
- А я – Гуля, - не моргнув глазом, соврала я. Зачем лишние свидетели? Не дай Аллах видел кто, как я садилась в красное чудо родом из СССР. Отец всех знакомых поставит на уши, чтобы найти этот драндулет.
- А чего это ты, Гуля, ночью одна по горам шастаешь? – ухмыльнувшись, спросила тетя Ира.
- А мы с девчонками на дачу поехали. Сначала все было хорошо. Потом им скучно стало, они парней позвали. Те приехали, перепили и стали вести себя непристойно, - ложь сладкой патокой лилась с моих уст. – Я психанула и ушла домой.
- Домой она пошла, - буркнула женщина, но тон стал мягче. – Ближний свет. Не боишься, что местные обидят?
- Не боюсь, - уверенно ответила я, проглотив обиду. Чуть что сразу – местные. На своих городских бы посмотрели. Вот кто внушает опасения! – Я везучая и мне вас Всевышний послал.
- Довезем в целости и сохранности, - подмигнул дядя Саша в зеркало заднего вида.
Я улыбнулась и расслабилась. Все складывается как нельзя лучше - чужие люди помогают, словно мы знакомы сто лет. Значит, я приняла правильное решение, и Аллах одобряет мои действия.
Мы болтали на отвлеченные темы, пили настойку из шиповника, заваренную в термосе, и смеялись над козами, пугающимися клаксона. Старый мотор натужно тарахтел, пока спускался с гор, но как только выехали на трассу, заурчал, словно новенький. Не смотря на преклонный возраст советской машины, уже в половине восьмого утра моя нога ступила на «священную» столичную землю.
Рассчитавшись с дружелюбной семейной парой, я замерла, вдыхая свободу полной грудью. Она пахла дорожной пылью, выхлопом сотен машин и необычным ароматом метро. Вспомнилось детство. Когда мне было лет семь, мы всей семьей приезжали в Ташкент на открытие нового зоопарка. Мама, отец, братья и я, нарядные и веселые, бродили по огромной территории городского заповедника, кормили животных булочками. Позже, дружно присев за большой стол уличной кафешки, ели шашлык и мороженое в вазочках. А потом уставшие, но довольные очень долго ехали домой. Ну, мне так показалось. И именно тогда я впервые почувствовала запах метро: необычный, ни с чем не сравнимый, но такой «вкусный».

​

Первое, что я сделала, оставшись одна, выбросила свою симку и купила в круглосуточном пайнете* новую. Дома скоро обнаружат мою пропажу и начнут звонить. Что-то объяснять и доказывать не было никакого желания. А потом, решив, что Тимка еще спит, уверенно спустилась под землю. Чтобы протянуть время, выходила на каждой станции, с интересом рассматривала витиеватые гипсовые узоры, монументальные мраморные колонны, разноцветные мозаичные панно, чем раздражала хмурых, торопливых людей, спешащих на работу. Они пихали мое тело и недовольно фыркали на «колхозницу», мешающую потоку. Но мне было совсем не обидно. Ведь маленькую девочку, охваченную впечатлениями от маленьких обезьянок и огромного слона, совсем не интересовало оформление станций. Сейчас же, будучи взрослой и самостоятельной, я оценила мнение, что ташкентское метро одно из красивейших в мире.
На осмотр только одной ветки у меня ушло почти три часа. В половине одиннадцатого я, слегка обезумевшая от столичного ритма, вернулась на станцию Амира Тимура – это было единственное знакомое место в городе. Как только телефон поймал сеть, ткнула пальчиком в имя любимого (Да! Еще спускаясь с гор, переименовала контакт – теперь имею полное право). Я ждала вызова, как манны небесной, как чарующих звуков музыки, но робот выдал странноватую фразу о прекращении какой-то лицензии. В душе похолодело, руки вспотели, в груди собрался комок жгучей паники.
Нет. Все хорошо. Просто подземный переход играет со мной в злые игры.
Почти бегом я преодолела нескончаемый мраморный коридор и выскочила на улицу. Еще один звонок и все та же не стандартная фраза в ответ.
Не понимаю... Что происходит? Ведь еще вчера вечером все было нормально!
Растерянно осмотревшись по сторонам, я попыталась успокоиться. Вдох-выдох. Пойду к памятнику, сяду на скамеечку и буду пробовать дозвониться. Ведь не бывает так, чтобы номер постоянно был недоступен. И что такое – лицензия?

На город медленно опускались сумерки, а я все мучила и мучила свой телефон, но безрезультатно.

​

Только полосочки зарядки, стремящиеся исчезнуть с экрана, окончательно убивали надежду. Яркие неоновые вывески, кричащие о модных брендах и надежных трендах, вспыхнули на зданиях, расположенных вокруг сквера, яркий свет фонарей обнажил таинственность сумерек закоулков парка, сотни маленьких лампочек подсветили памятник, стоящий в центре, но я не видела ничего. В моем личном маленьком мире, лишенном поддержки извне, было пусто и черно. Все тело налилось тягучим, липким страхом. Он опутал своими щупальцами каждую клеточку, сковал виски стальным обручем, рассадил в волосах противно копошащихся мурашков и отстукивал в голове одну и ту же мысль нудной барабанной дробью, пробирающей до самых потаенных уголков души.
Аллах Великий, что же теперь будет?
Одна. В огромном незнакомом городе.
Ночью...
Снова и снова я набирала номер Тимура и снова слушала ту же песнь.
Робкая, почти призрачная мысль промелькнула в голове: «Может, вернуться домой?», но я тут же выгнала ее прочь. Кто меня там ждет? Кому нужна? Я теперь грязная. И каждый будет иметь полное право «кинуть в меня камень». Да отец меня на порог не пустит. И осуждение в маминых глазах не смогу пережить. Уж лучше тут на лавочке. Надеюсь, никто не прикончит за ночь. А утром, может быть, смогу связаться с Тимкой. Ведь должна же эта загадочная лицензия вернуться. Они же говорят ее действие временно приостановлено. Вре-мен-но! Значит, утром все будет хорошо. Дожить бы до утра.
Новая СМС-ка отправилась по паутине сотовой связи и, стукнувшись о глухую стену, вернулась обратно - не доставлено. Снова не доставлено. Опять. И бездушный робот талдычит одно и то же. Непонимание выше всех других доводов, а я не понимала что происходит. Отчаянно старалась не думать о предательстве Тимура. Этого просто не могло произойти. Он меня любит. Он сам предлагал побег. Я лишь ускорила наше воссоединение.
Еще одно сообщение. И опять, как приговор – не доставлено.

​

- Добрый вечер, кизим, - я вздрогнула и оторвала взгляд от экрана телефона.
Передо мной стояла полноватая женщина средних лет в шелковом черном костюме, отороченном золотой парчой.
- Здравствуйте, - вспомнив о приличии, я соскочила, приложив правую руку к груди*.
- Сиди-сиди, - незнакомка ласково толкнула меня обратно на скамейку и опустилась рядом. – Я давно за тобой наблюдаю. Два раза по делам пробегала туда-сюда, а ты никуда не уходишь. И вид у тебя очень растерянный. Что-то случилось?
От участия в ее голосе на глаза навернулись слезы.
- Ну-ну, ассалим*, не плачь,- она погладила меня по плечу и усмехнулась. - Интуиция снова меня не подвела - всегда чувствую чужую боль. Так что произошло?
Я смущенно отвела глаза.
- Я - Барно-апа, а ты? – не отставала она.
- Мухаббат, - всхлипнув, представилась я.
- Может, все-таки расскажешь?
У нее такие добрые глаза, такой сердечный тон. А я так устала. А мне так страшно.
И я поведала незнакомой женщине всю историю своей неправильной любви и скоропалительного побега. Не зря говорят, что постороннему человеку намного проще открыться, чем родному. Я даже не задумывалась, что можно сказать, а что нет. Слова текли быстрой горной речкой, спотыкающейся только о преграды в виде потока слез, перекрывающий не только голос, но и кислород. Я проглатывала тошнотворный комок обиды и непонимания и говорила снова. Рассказ получался сумбурным, непонятным, перескакивающим между событиями со скоростью света, но она очень внимательно слушала, качала головой и лишь прицокивала языком, выказывая неодобрение.

​

- Как же ты могла, доченька? - тяжело вздохнула Барно-апа, когда я замолчала, размазывая по щекам слезы. – Ты же мусульманка, выросла в приличной семье. Как можно было решиться на такой ужасный поступок? А ты о матери подумала? Каково ей теперь? Как она людям в глаза будет смотреть?
Сердце сжалось в маленький комочек, не сумевший вместить воспоминания о самых родных глазах на земле.
- Я люблю Тимура, - упрямо выдавила я, - и совсем не хочу выходить замуж за другого. Разве они не понимают? Во всем мире уже вступают в брак по любви и только у нас доисторические традиции важнее счастья ребенка.
- Ну и где он, твой любимый? Вытянул девочку из-под родительского крылышка, испортил, а теперь в кусты?
- Нет-нет, не говорите так! У нас ничего не было! Он хороший! Просто... – колючий комок снова перекрыл горло, - …просто я не могу до него дозвониться.
- Хорошо, - осуждающе выдохнула моя собеседница, - поверю на слово. А сейчас, - она глянула на часы и добавила совсем добродушно, - уже поздно и нельзя оставаться тут одной. В столице недостойных парней слишком много, а ты наивная и доверчивая. Не хочу, чтобы кто-нибудь обидел.
Я непонимающе уставилась на женщину.
- Поедем ко мне, - продолжила она, - попьем чай, поболтаем, поспишь, а утром попробуем найти твоего Тимура.
Неожиданно свалившееся счастье не укладывалось в голове. Она предлагает переночевать у нее? В безопасности? А еще говорят ташкентцы черствые и бездушные.
- Спасибо большое, - впервые за день улыбка тронула мои уста, - я заплачу за ночлег.
- Сошла с ума? – нахмурилась Барно-апа. - Аллах велит помогать ближним, а ты мне за доброту деньги сунуть пытаешься?
- Простите, - лицо вспыхнуло от смущения, – не хотела вас обидеть.
- Ничего, - она взяла меня под руку и повела в сторону платной стоянки, - ты еще молодая, неопытная, не умеешь разбираться в людях. Придет время, сама научишься отделять плохое от хорошего.

​

Мы подошли к белому «Spark»у*, и моя спасительница села за руль. В машине пахло свежей хвоей, играла легкая негромкая музыка, и переживания отступили. Я с любопытством вертела головой, невольно покоренная красотой вечерней столицы. Улицы и проспекты, по которым мы ехали, были залиты мягким, желтым, полумистическим светом фонарей. Сияющие вывески бутиков, ресторанов, торговых центров, переливались неоновым светом. Модная музыка кричала из каждой машины, пролетающей мимо. Толпы людей, гуляющих по бульварам, нестройными голосами прибавляли очарования общему фону. Это у нас жизнь замирает после девяти часов вечера, а тут все иначе. Тут в это время все только начинается.
Центр остался позади, фонарей стало меньше, проезжая часть сузилась, глубокие колдобины норовили тряхануть небольшую машинку, но женщина ловко маневрировала между ними. Мы проехали под железнодорожным мостом, и мне показалось, что вернулись в горный аул: мазанки, старенькие неказистые домики, но вдалеке снова виднелись девятиэтажки.
- Куда мы едем?
- Это Сергели – спутник города. Я не настолько богата, чтобы жить на Дархане*, поэтому обитаем на окраине, но в собственной квартире, - Барно-апа весело подмигнула.
Зародившаяся было тревога, испарилась, и я снова с интересом уставилась в окно. Полутемная улица с ветхими домиками закончилась так же резко, как началась. На другой стороне перекрестка снова возвышался лес из высоких жилых домов. Но мы быстро пролетели оазис галогеновых вывесок и желтых фонарей и окунулись в темное царство одинаковых двухэтажных домиков. Здесь тоже бродили толпы народа, но лица у них были одутловатые и хмурые. Пока стояли на светофоре, мимо прошла компания парней неопределенного возраста. В окно ворвался стойкий запах перегара.
- Здорово, Барношка, - один из них, с огромным синяком под глазом, притормозил. – Откуда такую красавицу везешь?
Я отшатнулась и с ужасом посмотрела на свою спутницу. Она брезгливо поморщилась, надавила на газ. Машина резко сорвалась с места. Еще раз оглянувшись по сторонам, я поняла. По закоулкам и тут и там сидели люди. Не нормальные люди – алкаши! Я таких только по телевизору видела, когда дадажон смотрел НТВ. Как уважающий себя человек может жить в таком месте? Заметив мое недоумение, Барно-апа прошипела:
- Район неблагополучный, но на большее средств не хватает.
И мне стало стыдно. Привыкла жить на всем готовеньком и не подозревала, что люди могут перебиваться без денег. И все-таки не понятно, почему нельзя было купить квартиру в другом районе, если есть машина? Но когда мы заехали в середину квартала и остановились у потасканного временем строения, я засунула свои мысли поглубже и постаралась не комментировать. Опущу описание подъезда, пахнущего, как общественный туалет на дешевом пляже, но, едва Барно-апа открыла дверь в свою квартиру, кошмар отступил, и я вздохнула свободнее.
Квартира не была шикарной: старенькие обои, мебель не из новых, но относительно чисто и воздух свежий, наполненный ароматом каких-то хороших духов.
Хозяйка радушно пригласила меня на кухню и стала хлопотать у плиты.

​

- Ты голодная? – заботливо спросила она.
- Нет-нет, что вы, - в животе противно заурчало, но воспитание не позволило сказать, что ела еще дома. И так злоупотребляю гостеприимством.
Я, как завороженная, следила за ее размеренными неторопливыми движениями. Казалось, что нахожусь в странном нелепом сне. Чужая квартира, сильно отличающейся от привычной обстановки, незнакомая женщина, которую вижу впервые в жизни. Это может быть правдой? Это самая невероятная правда, случившаяся за последнее время. Чтобы выкинуть из головы смущающие мысли, я осмотрелась. Помещение было заставлено кучей лишней мебели. Гора грязной посуды на тумбе, в раковине, недопитая кружка с кофе на холодильнике. Меня бы мама убила за такой бардак на кухне. Проследив за моим взглядом, женщина смутилась:
- Проспала сегодня, убегала быстро, не успела помыть посуду.
- У вас большая семья? – спросила я, намекая на количество немытых тарелок. Хотя на дворе ночь, а в квартире мы, похоже, одни.
- Давай пить чай, - не ответив на мой вопрос, она поставила на стол сахарницу, джем и конфеты. Через десять минут к ним добавились чашки и горячий чайник, источающий странный, но очень приятный аромат.
- Что это? – спросила я, потянув носом.
- Вьетнамский чай с кардамоном, - пояснила женщина, наполняя мою чашку. – Он и успокаивает, и на вкус приятный. Тебе сейчас просто необходимо обрести душевное равновесие.
Я сделала несколько глотков, съела одну конфетку и почувствовала, как веки наливаются смертельной усталостью. Голова загудела, как чугунок, заполненный камнями.
- Что-то... мне как-то... – выдавила заплетающимся языком.
- Устала ты, кизим, давай спать уже.

​

Барно-апа убрала со стола, на корню пресекая любую попытку помочь, и проводила меня в маленькую комнатку напротив кухни. Протянув руку, она нащупала выключатель и зажгла свет. Я с трудом подавила вдох ужаса. Голая лампочка без абажура, осветила страшные стены, ободранные до бетона, потасканный матрац от кровати, брошенный на пол, огромную коробку с мусором, гладильную доску и единственный нормальный предмет – книжную полку с фотографиями.
Хозяйка развела руки в извинительном жесте.
- Мне кажется, что это немного лучше, чем на скамейке в парке. Или нет?
- Да-да, конечно, - пробормотала я, скрывая истинные эмоции от помещения.
- Тогда я тебя оставлю. Постарайся отдохнуть хорошенько. Завтра у нас трудный день.
С этими словами она вышла, прикрыв за собой дверь.
Отдохнуть? Хорошенько?
Плечи невольно брезгливо передернулись. С отвращением покосилась на свое спальное место и вдруг почувствовала укол в сердце. Зажравшаяся, избалованная девчонка! Женщина могла просто пройти мимо, но она остановилась, пожалела, посочувствовала, привела к себе домой, а я строю из себя невесть что. Была бы я так привередлива, если бы родилась в бедной семье? Возможно с детства пришлось бы спать на таком матраце. Подавив приступ тошноты, я осторожно опустилась на «кровать».
Очень даже ничего… Даже не жестко.
А вообще комната казалась странноватой. Наверное, в ней не успели сделать ремонт. Или просто денег не хватило. И зачем решетки на окнах? В кухне я не заметила такой осторожности.

​

Головная боль, усиливающаяся с каждым мгновением, мешала думать. Барно-апа права – я невероятно устала за сегодняшний нескончаемый день, длящийся почти вечность. Взбив подушку, легла и попыталась заснуть. Пачка денег и паспорт в заднем кармане мешали расслабиться. Я вытащила свое богатство и положила под подушку. Телефон отправился следом. Раздеться не рискнула, хотя на гладильной доске видела покрывало, которым можно было укрыться. Я лучше так… Без лишних заморочек.
Последняя мысль, мелькнувшая в ошарашенном от происходящего мозгу, была, конечно, о Тимуре.

* кенаешка - разговорная производная от кенае (узб) - сноха.
* Paynet - место, где можно заплатить за телефон (и не только), купить сим-карту. Напиханы на каждом шагу в городе. Большинство работает круглосуточно.
* Рука, прижатая к груди - жест, выражающий уважение. Применяется всегда и повсеместно)
* ассалим (узб) - ласковое обращение, дословно "сладкая моя"
* «Spark» - машинка отечественного автопрома.
* Дархан - самый престижный район Ташкента. Сергели - его полная противоположность) Находится практически за городом.

 

[Лёлик]

​

​

Проснулась от мурашистых покалываний по всему телу. Пальцы рук и ног ледяные, словно их засунули в морозилку.
«Тоба, снова забыла закрыть окно», - мысли ленно перекатывались в голове, не торопясь возвращаться в реальность. – «Осень на дворе, Мухаббат, запомни – о-сень!» Пошарила ладошкой по кровати в поисках одеяла и… распахнула глаза. Уткнулась взглядом в бетонный потолок. Воспоминания о прошедшем дне рванули мозг так, что подпрыгнула. Кто сказал, что утро вечера мудренее? Не правда! Легче не стало. Ни капельки. Соскочила с матраца и замерла в недоумении. На мне не было ничего, кроме нижнего белья.
Когда я успела раздеться?
Растерянно осмотрела комнату, одежды нигде не было. Покосилась на дверь. Я же и выйти «голая» не смогу, но стоять тут в неведении сил нет. Предусмотрительно спрятавшись за створку, потянула на себя ручку. Что? Закрыто? А, может, дверь просто захлопнулась, и хозяйка не заметила этого? Я же вчера не проверяла. Робко постучав, позвала:
- Барно-апа…
Ответа не было, но за дверью послышался шорох. Я замерла на секунду, прислушиваясь, а потом заколотила в дверь.
- Барно-апа, Барно-апа, откройте.
И снова тишина.
Согнувшись, заглянула в замочную скважину.

​

На кухне суетилась рыжеволосая девушка в коротеньких джинсовых шортах и ярких полосатых гольфах.
- Откройте, - снова крикнула я, - пожалуйста, откройте, меня тут случайно заперли!
Незнакомка лишь посмотрела в мою сторону и снова занялась своими делами.
Что происходит?
Поежилась от неприятной прохлады, облизывающей тело, и снова не смогла понять, куда делась моя одежда. Почему-то припомнился отец, потешающийся над собой после попоек. Он часто говорил, что память проясняется кусками. Но я-то ничего не пила, а не могу вспомнить, как разделась. Смутные подозрения зашевелились где-то внизу живота. Я стояла посреди комнаты, как истукан, не в силах переварить происходящее. До последнего хотелось верить, что все в порядке, но тошнотворный комок необъяснимой тревоги, разрастался, поднимаясь все выше, и вдруг взорвался в мозгу ужасной догадкой. Бросилась к кровати, торопливо откинула подушку.
Ни денег.
Ни паспорта.
Ни телефона.
Меня лихорадило, но уже не столько от холода, сколько от страха, сковавшего каждую клеточку.
За что? Я не сделала этой женщине ничего плохого…
Реальность казалась немыслимой. Заперта в отвратительной комнате, лишена всего: одежды, документов, возможности связаться с внешним миром.
Внешний мир!
Ринулась к окну – ведь можно позвать на помощь! Но надежды рухнули в секунду: обе створки наглухо забиты гвоздями.
Дыхание сбилось, голова поплыла, продрогшее тело покрылось холодным потом. Вязкая, как сумаляк*, паника заполняла мозг. Мысли лихорадочно роились в голове, но придумать что-либо стоящее не получалось. Надо выбираться отсюда. Но как? Орать сквозь стекло? Разбить его?
Я даже осмотрелась в поисках подходящей вещи. Утюг точно осилит двойной стеклопакет. Но какое-то седьмое чувство подсказывало, что все это жалкие потуги, и ничего у меня не выйдет. Это - Ташкент. Тут будешь умирать, никто не подойдет... И я снова уставилась на дорогу, по которой ездили машины и ходили пешеходы. Никто не мог мне помочь, даже если бы хотел.

​

А, может, просто показалось? Сейчас придет Барно-апа, принесет мои чисто выстиранные вещи, скажет, что лицензия вернулась, и она дозвонилась до Тимочки. Надежда окрасила комнату в радужные тона, я устремилась к двери и затарабанила со всей дури:
- Откройте, пожалуйста, выпустите меня!
Щелчок ключа стал самым прекрасным звуком за все утро. Да! Вот оно! Я чуть отступила и замерла в предвкушении объяснений.
В комнату вошла та самая девушка с кухни. Она поставила перед собой табуретку с макаронами и кружкой кофе.
- Ты кто? – ошарашенно спросила я.
Девица скептически ухмыльнулась, осмотрев меня с ног до головы. Осознав, что стою раздетая перед незнакомым человеком, смутилась и прижала руки к груди, но с удивлением заметила, что на ней гипюровый топ, надетый на голое тело. Сквозь витиеватые переплетения явственно просматривались полукружья сосков.
- Что орешь? – вместо ответа буркнула она, подтолкнув импровизированный стол коленкой. – Ешь.
- Не хочу есть, - соврала я. Аромат от тарелки вызвал неприятный спазм в голодном желудке. - Хочу выйти.
- Мало ли что ты хочешь, - чуть хрипловато рассмеялась девушка. – Будешь сидеть тут, пока не вернется Барно.
- А где она?
- Не твое дело, - она собралась уходить.
- Подожди, - меня озарило, что только от нее смогу получить хоть какую-то информацию.
Девушка недовольно передернула плечами, но остановилась.
- Почему меня здесь держат? – дрогнувшим голосом спросила я.
- Барно придет – расскажет, - не поворачиваясь, ответила она.
- Зачем я ей?
Ответом стал короткий сдавленный смешок.
- Где мои вещи?
- Они тебе пока не понадобятся.
- Мне нужно домой, меня родители будут искать, - я отчаянно пыталась достучаться.
Она обернулась. Я с преданностью заглядывала в холодные, пустые, равнодушные глаза.
- Твой дом теперь тут, - едко процедила девушка.
Что? Бред какой-то… Мне необходимо выбраться из комнаты, забрать телефон и позвонить маме. Она простит, она поймет, она поможет. А эта пигалица строит из себя надзирателя и говорит глупости.
- Принеси мой мобильный, - сквозь зубы прошипела я, давя растущую, как на дрожжах, злость.
- Ага, щаз, - хмыкнула она.
Вулкан, разгорающийся от каждого пренебрежительного взгляда, взорвался огненной словесной лавой.
- Да кто ты такая, чтобы указывать? – заорала я. – Ты мне в пупок дышишь. Сейчас дам по башке и сбегу.
Девушка, одарив меня безучастным взглядом, произнесла:
- Беги... Дверь открыть? Там на выходе такой амбал стоит, что ни тебе, ни мне мало не покажется...

​

Сердце похолодело, кожа покрылась мелкими пупырышками. Я все еще не понимала, что происходит. Похоже, со мной случилось что-то ужасное. Захотелось разреветься. Громко, в голос. Но слез не было. Только безысходность и пустота. Я всхлипнула, отчаянно стараясь сохранить достоинство.
- Ешь и не парься, - уже более мягко произнесла моя надзирательница. – Все равно никто тут ничего не решает. Кроме Барно.
- Меня похитили? – вздохнув, предположила я. – Будут требовать выкуп?
Девушка звонко рассмеялась.
- Ну, ты совсем колхоз. Все вопросы к Барношке, а мне нельзя с тобой разговаривать. Я и так получу за то, что дольше положенного находилась в этой комнате, - она взялась за ручку двери.
- Мне холодно, - уже совсем жалобно проскулила я.
- Выпьешь кофе – согреешься, - с пренебрежением произнесла она, но, уже закрывая за собой дверь, добавила: - Если Барно разрешит, принесу тебе что-нибудь из одежды.
Я снова осталась одна. И снова страх, липкий до омерзения, окутал душу.
Барно решает, Барно расскажет, Барно разрешит... Кто же она – женщина, добродушно предложившая помощь вчера и предательски обокравшая сегодня? Что ей нужно от меня? Зачем держит, как заложницу?
Никаких предположений в голову не приходило. Я сидела на еле теплой батарее, пытаясь хоть немного согреться, и бездумно смотрела на легкий дымок, поднимающийся от аппетитно пахнущей тарелки.
Никогда не отказывала себе в удовольствии пожевать что-нибудь вкусненькое, и сейчас, когда пошли вторые сутки без еды, готова была съесть даже протухшую манную кашу.
Но не буду! Сдохну с голода!
Желудок отчаянно протестовал, сворачиваясь в трубочку и нарушая тишину комнаты громким урчанием.
Пусть потом эта Барно мучается от угрызений совести!

​

Перспектива насолить обидчице была очень заманчива, но еда так сладко манила, а умирать в семнадцать лет совсем не хотелось. Хотя я даже предположить не могла, что ждет меня в этой новой, такой пугающей неизвестностью жизни. Мысленно проклиная свою слабую душонку, я накинулась на макароны, залитые безвкусным кетчупом. Продлю существование еще ненадолго, а там видно будет!
После более чем скромной трапезы, стало немного теплее. Я чувствовала, как кровь пульсирует по венам, разгоняя по телу нежный жар. Странное существо человек. Стоит закинуть в себя какую-нибудь пищу, и жить становиться легче, и мысли уже не такие мрачные. И ведь все равно, что съесть: вкуснейшую самсу, которую печет оежон, или почти безвкусные макароны, что подали мне в этом месте, внушающем нестерпимый ужас. Захотелось поверить, что все это ужасная ошибка, что рыжеволосая девица не правильно поняла указания и переусердствовала.
Я старалась не думать ни о маме, ни, тем более, о Тимуре, но у меня плохо получалось. Это было невыносимо.
Чего я добилась своим бессмысленным поступком? Потеряла самых дорогих сердцу людей. Ну написали бы мы это проклятущее заявление. Что бы изменилось? Там ведь, кажется, дают какой-то срок на размышления. Значит, у Тимочки было бы время подготовить правильный побег! И не сидела бы сейчас тут запертая, а ела плов у мамы на кухне. В сердце снова защемило. Дура! Какая же я дура! Осознав весь идиотизм своей выходки, я расплакалась. Слезы безмолвными дорожками стекали по щекам, наполняя сердце душераздирающим отчаянием, усиливающимся ожиданием новой беды. Я накрутила себя настолько, что внутри зазвенела пустота – ни эмоций, ни мыслей. Словно села батарейка, закончилось электричество. И только одна фраза крутилась в голове: «За что?»
В замке опять повернулся ключ. Я даже не шевельнулась. Смысл? Мои желания никого не интересуют. Так зачем дергаться? Хотя где-то в глубине души я лелеяла надежду, что пришла Барно и сейчас со смехом развеет все мои тревоги. Но в комнате снова появилась та же девушка. Я не сразу поняла, что поменялось. А когда обратила внимание на свежий кровоподтек под глазом, призрачные обрывки надежды развеялись в секунду.
- Что случилось? – взволнованно поинтересовалась я, нутром чуя свою виновность в ее ранах.
- Ша! – рявкнула она, предупредительно выставив вперед руку, и, пропечатывая каждое слово, прошипела: – Не смей ничего говорить!
Швырнула в меня какими-то тряпками, схватила табуретку с пустой посудой и вылетела за дверь.
По позвоночнику снова прокатился гадкий холодок. За что ее так? Неужели за разговоры со мной? Я какая-то прокаженная, со мной нельзя общаться? Или в этом мире принято так обращаться с женщинами? Если она, свободно передвигающаяся по дому, получает по лицу, то, что ждет пленницу, типа меня? От нового приступа паники задрожали руки.
Не думать. Не предполагать. Не строить планы.
Нужно чем-то отвлечься. Осмотревшись по сторонам, вспомнила про свою «новую» одежду. Брезгливо поморщившись, взяла в руки чужие, поношенные вещи: растянутая футболка с надписью и затасканные шорты. Поднесла к носу. Радует, что чистые – пахнет дешевым порошком и свежестью. Видимо, сушили на улице. Натянув их на себя, усмехнулась: «Красавица! Жаль зеркала нет». Все… больше заняться нечем…
Я снова уселась на матрац и снова прокручивала в голове сложившуюся ситуацию, пытаясь предположить, что меня ждет.

​

Но новые посетители моей «тюрьмы» не дали глубоко уйти в себя. Дверь властно распахнулась. Подавив трясучку, я подняла голову. На пороге стояла Барно в красном брючном костюме, два перекаченных парня и мужчина в белом медицинском халате. Ничего хорошего в презрительном взгляде обманщицы я не разглядела, а ее компания откровенно пугала. Врач? Охрана?
Ужасная догадка пронзила мозг: "Она продаст меня на органы!"
Других версий быть не может…

*Сумаляк – праздничное блюдо, готовящееся из пророщенной пшеницы.

 

[Лёлик]

​

Гулкие удары сердца отбивали последние секунды жизни. Короткой. Слишком короткой. Я умру сейчас?
Мысли хаотично метались в голове, как стадо баранов в тесном загоне в поисках спасительного выхода. Парни, пришедшие с Барно, внушали панический ужас. Один в военной куртке и поношенных джинсах напоминал гоблина. Неряшливая бородка и длинные волосы, закрывающие лицо, не предвещали ничего хорошего. У второго была смешная прическа с яркими резиночками, как у девочки, но от холодного и презрительного взгляда по коже бегали мурашки. Такие точно будут безжалостны. Спасения нет! Но в душе продолжала трепыхаться безумная надежда на чудо. Вот сейчас… Через секунду… Или две… Обязательно распахнется дверь, и влетит Тимур. И спрячет меня от беды в своих сильных объятиях. Родное лицо сладким наваждением замелькало перед глазами. Я чуть не улыбнулась ему.
- Вставай, - резкий окрик ворвался в сознание, перечеркивая то немногое, что затеплилось в сердце.
«Нет! Пожалуйста! Я не готова умереть! Не сейчас!» - вопила душа, а я лишь зажмурилась и покачала головой.
Сильные руки подхватили, как пушинку, и поставили перед мучительницей.
- Так-то лучше, - с ухмылкой произнесла она, приподнимая мой подбородок. – Открой глаза.
Я демонстративно отвернулась и стиснула зубы. Как же хотелось откусить мерзкий холодный палец…

​

Если мне предстоит покинуть этот мир, Барно последнее, что хочется запомнить перед смертью.
- Открой. Сказала. Глаза, - пропечатывая каждое слово, прошипела женщина.
Смачная пощечина обожгла щеку.
Нутро тряслось, словно меня окатили ледяной водой. Происходящее казалось ужастиком, которые так любил смотреть Хасан, кошмарным сном, заставляющим просыпаться в холодном поту. Собрав остатки растерзанной воли, я медленно приподняла веки.
- Вот и умница, - вернулась вчерашняя добрая и заботливая женщина. – Не будешь брыкаться, никто тебя не обидит. Праздник кончился, дорогая. Начались трудовые будни.
Она ласково потрепала меня по щеке. Амбалы заржали. Доктор сдержанно улыбнулся.
Будни? Что за будни?
Внутри меня бушевал ураган. Я никак не могла предположить, какую участь уготовила мне Барно и что же ей надо. Резкие переходы от кнута к прянику вносили сумятицу в душу. Но раз что-то продолжалось, я буду жить?..
- Погнали, - кивнула она своим шестеркам, и меня вывели из комнаты. Под ручки. Как принцессу.
От страха я еле передвигала ногами, но у охранников оказалась такая железная хватка, что мои усилия были лишними. Они практически несли меня по темному коридору, насквозь пропахшему затхлостью и старьем.
Я представила, что парни, ведущие меня под руки – палачи, а я смертник, идущий на казнь. Вот она моя «зеленая миля» - потрескавшийся, скрипящий от старости деревянный пол. И почему я не такая огромная, как герой того фильма*? Растолкать бы конвоиров, врезать Барно, а докторишку уложить одной левой. И бежать, нет, лететь на свободу, как вольная птица. Сво-бо-да! Сладкая надежда разлилась в легких, но Барно толкнула соседнюю дверь, и паника снова сковала сознание: ладони вспотели, виски сжало стальным обручем и под ним проступили холодные капли, грудь горела от огненной лавы, заполнившей каждую клеточку, колени подкосились.
Это медицинский кабинет! Неужели, я права, и моя жизнь подошла к концу?

​

Барно вальяжно развалилась на забрызганном краской стуле, который устало скрипнул под ее весом. Мужчина в белом халате суетливо закопошился над столиком у стены, облицованной кафелем, потрескавшимся от времени.
Металлический лязг инструментов пронзил мозг, и от очередной волны накатившего страха я завыла. Громко и протяжно, но почему-то без слез. Безысходный ужас выплевывался из глотки клокочущим стоном.
- Заткнись, дура, - рявкнул бородатый парень справа, больно одернув за локоть, а левый заржал, как конь, и мечтательно произнес:
- Обожаю эту процедуру.
- Аскару выдать плетку, кожаные трусы, и пробку в очко. Для полного счастья, - засмеялся бородач.
Тошнотворный удар поддых. Оказаться бы дома, услышать гневные крики дадажон, получить по спине мокрым полотенцем. Лишь бы испариться из этого отвратительного места.
- Я сейчас тебе в зад засуну живую пробку, - огрызнулся адаш* моего отца.
- Я готов, - подал голос доктор.
- Ну, все, - Барно поднялась и направилась ко мне, - раздевайся.
- В смысле? – пролепетала я.
Происходящее никак не укладывалось в голове, я чувствовала себя растерянной маленькой девочкой, попавшей в страну злобных троллей.
- В прямом, - усмехнулась Барно, расстегивая пуговицу на моих шортах.
Она собирается обнажить меня перед мужчинами?
- Нет! – воскликнула я и забилась в руках надзирателей, стараясь высвободиться из железной хватки.
Лучше сдохнуть, чем пережить такое унижение.
Но все потуги походили на дерганье бройлерного цыпленка. Новая оплеуха заставила обмякнуть и заплакать. Чтобы не радовать мучителей, сдерживалась, как могла, пока Барно стягивала с меня нижние части одежды. И тут меня озарило. Ей не нужны мои органы. Она не собирается меня убивать. Она хочет совсем другого. В голове запрыгали картинки из телевизора и страшные фразы, которые пугали до потери пульса: «Сексуальное рабство. Живые секс-игрушки. Девушки по вызову». Оежон всегда с ужасом смотрела такие сюжеты и сокрушенно вздыхала: «Храни Аллах каждую девочку». Отец же выпихивал меня из комнаты, чтобы я даже краем глаза не увидела ничего крамольного. А сейчас я стояла посреди облезлого медицинского кабинета, наполовину раздетая, перед совершенно чужими людьми.
Конвоиры похабно хихикали и откровенно рассматривали мои самые потаенные места. Один из них втихаря водил ладонью по голой попе.

​

Волосы встали дыбом, когда я заметила растущий бугорок внизу его живота. Барно тоже увидела, поднялась и дала ему подзатыльник.
- Совсем с ума съехал, алкаш подзаборный? Будешь торчать на моих девок, выкину на улицу!
- Прости, Барношка, - амбал отдернул руку и уткнулся взглядом в пол, бормоча, как провинившийся малыш, - я больше не буду.
Доктор похлопал по кушетке:
- Укладывайте.
Кто из этих станет первым? Кто лишит того, что хранила для любимого?
Комната плыла перед глазами, тело стало непослушным и вялым, я лишь тихо всхлипывала:
- Не надо… Пожалуйста…
Но мою обмякшую тушку бесцеремонно уложили на грязную, вонючую поверхность. Тело передернуло волной брезгливости, получившие свободу руки старались хоть немного прикрыть то, что так долго и тщательно скрывалось от посторонних глаз. Стыд, переполнявший сердце, не давал дышать. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, сдохнуть, лишь бы не лежать голой перед посторонними. Я читала, что в стародавние времена барышни от смущения теряли сознание. Как же хотелось отключиться, чтобы не переживать самый страшный позор в жизни.
Мужчина в белом халате натянул перчатки и вопросительно уставился на мои сжатые колени.
- Ноги раздвинь, - приказала Барно.
Я заревела в голос и обхватила колени руками. Она скривилась и кивнула бугаям. Все с теми же похотливыми смешками они принялись раздвигать мои бедра.
- Нет! Не нужно! Нет! – орала я, извиваясь, как уж на сковородке. – Не смейте меня трогать!
Аскар со всей дури двинул мне по носу. От неожиданности обмякла и поняла, что сопротивляться бесполезно.
- Фейс не попорть, гаденыш, - буркнула Барно.
Меня распяли на кушетке, как русского Ису.
- Не бойся, - ласково сказал доктор, склоняясь над моим телом, - больно не будет.
- Пока, - глупо заржал надзиратель, стоящий сверху.
Я смотрела прямо перед собой широко распахнутыми глазами, но комнату словно накрыло предрассветной дымкой. Я сплю? Аллах Всемогущий, сделай так, чтобы это был сон!

​

Когда прохладные пальцы, облаченные в резиновую перчатку, коснулись поверхности бедра, внутренности сжались в тугой комок, и меня чуть не вырвало. Я судорожно хватала воздух, мечтая задохнуться от смущения и обиды.
- Ну, что там, док? – подала голос Барно.
- Все на месте, - провозгласил медицинский работник, сосредоточенно изучая мою промежность.
Еле различимая нотка гордости промелькнула в его тоне. Что на месте? Я прекрасно знаю, чем могу гордиться. А ему-то, совершенно постороннему человеку, какое дело?
- Прэлестно, - елейно пропела Барно, подражая голосу какого-то киношного героя, - замечательно.
- Куда ее? – спросил один из охранников.
- К Зульке, пусть обработает, - отмахнулась Барно и вышла из комнаты.
Как только дверь за ней закрылась, в комнате что-то поменялось. Гнетущая тишина разбавлялась сбивающимся сопением охранников. Они загадочно переглядывались и подмигивали друг другу.
Доктор со звонким шлепком стянул перчатки и ушел мыть руки. Бородач, имени которого я до сих пор не знала, передвинулся на освободившееся место, продолжая держать мои ноги раздвинутыми.
- Ах, - томно выдохнул он, - какой лакомый кусочек.
- Что, Батыр, правда, целка? – уточнил верхний.
«Ну, вот и познакомились», - пронеслось в голове и захотелось глупо рассмеяться.
- Ага, - протянул «новый знакомый», проводя влажными пальцами по промежности. – Как бы я ей вдул. По самое не балуйся. Так глубоко, чтобы стонала и извивалась.
Никто и никогда не разговаривал при мне об этом. Но, удивляясь себе, прекрасно понимала, о чем он говорит. Грудь горела от нестерпимого стыда, который съедал меня изнутри. И, казалось, уже съел, потому что сил не было даже пошевелиться. Надо оттолкнуть их, закричать или сделать хоть что-нибудь, но я лежала, как резиновая кукла, выставленная на обозрение в витрине магазина.
- А я бы присоединился, - добавил Аскар, задирая мою футболку и беря обе груди в руки. – Ах, какие дынечки.
Его пальцы, перебирающие соски, оказались на удивление мягкими и нежными.
Легкое тепло разлилось в животе. Что? Нет! Это слишком даже для ошалевшего мозга!
- Сейчас Барно вам обоим вдует так, что мало не покажется, - хохотнул врач.
- Да ладно тебе, док. Целка неприкосновенна, сами знаем, но поиграть то можно. Барно не узнает, если ты не расскажешь.
- Я-то не расскажу, главное - не заиграйтесь, - хмыкнул мужчина и тоже покинул помещение.
Если до этого я наблюдала за происходящим, словно со стороны, то сейчас паника снова окатила ледяной водой. Зачем меня оставляют на растерзание этим гориллам? Мужчина в белом халате казался хоть какой-то защитой. А что сейчас? Они меня изнасилуют и выбросят умирать на бездушные улицы столицы?
Парни встали по обе стороны от кушетки и поедали глазами мое тело.
- Ну что, зайка, - плотоядно щерясь, произнес Аскар, - поиграем?
Судорожно сглотнула, переводя взгляд с одного на другого. Батыр* (в прямом смысле этого слова) резким рывком стащил с меня футболку и отбросил в сторону. Я осталась лежать обнаженная перед двумя чужими мужчинами. Мозг, устав паниковать, похоже, отключился, потому что стало даже интересно, что сейчас произойдет. Я закрыла глаза и попыталась не воспринимать происходящее. Никак…

картинка кликабельна
​

Батыр оказался более гуманным и слил свою жидкость на пол. Я распласталась на кушетке. Губы и горло горели от трения, душа разрывалась от стыда и позора. Мозг молчал. Его словно отключили. Глаза бездумно следили за маленькой белесой капелькой, готовой сорваться с дырочки на конце сосиски, болтающейся перед носом.
Фу… Никогда больше не буду есть сосиски…
- Что развалилась? – Аскар рывком придал мне вертикальное положение и выплюнул в лицо: - Одевайся, сука!
Все так же без эмоций собрала одежду и стала натягивать на опозоренное, обесчещенное тело. Руки не слушались - безуспешно, но настойчиво старалась застегнуть непокорные крючки на бюстгальтере.
- Да задолбала, - парень рывком сорвал с меня лифчик и бросил в мусорную корзину. - Он тебе больше не понадобится! – грубые руки бесцеремонно натянули на голову футболку.
Не выдержала. Всхлипнула.
- Аскарчик, - подал голос Батыр, - а не свалил бы ты отсюда…
- Ой, мать Тереза проснулась, - злобно прошипел молодой человек, - вот и возись с ней сам.
Вздрогнула от хлопка двери.
Оставшийся охранник подошел ко мне. Аккуратно натянул шорты. Сам застегнул молнию и пуговицу.
Я стояла посреди комнаты с руками-плетьми, безвольно свисающими вдоль тела.
- Да не расстраивайся ты так, - приговаривал он, пытаясь привести мои волосы в порядок. – Так было нужно. Тебе нужно.
Вскинула на него удивленный взгляд.
- Боевое крещение. После нашего натиска будешь готова к любому повороту событий.
Он открыл кран, настроил воду и подтолкнул меня к раковине.
- Умойся, легче станет.
Послушно подставила ладошки под теплую струю.

​

Как завороженная следила за веселыми капельками, разлетающимися во все стороны. Вода ласковая. Совсем как мама. И игривая. Как Хасан. И нежная. Как… Зажмурилась, чтобы изгнать видение человека, о котором теперь даже думать не имею права. Подбородок задрожал, закусила губу, чтобы не завыть в голос. Слеза скатилась из-под опущенных ресниц.
- Ну, что-то ты совсем расклеилась, - Батыр тронул меня за плечо.
Открыла глаза. Он протягивал тюбик зубной пасты:
- Рот пополоскай, чтобы избавиться от привкуса.
Судорожно вдохнула и выдавила на язык зеленоватую массу. «Освежающая мята» стукнула в голову в слабой надежде прочистить мне мозг.
- Аскар в чем-то прав, - парень подал замызганное полотенце. – Жизнь у тебя настанет «веселая», но, если прочувствуешь кайф, будет не так противно. После того, как тебя вскроют, мы с тобой займемся нормальным сексом.
Ужас, пробравший до дрожи, заставил ошарашенно уставиться на парня.
- Ну что? – он рассмеялся. – Ты же дуреха-неумеха. А я тебя всему научу. Покажу, как надо. Как правильно. Потом еще спасибо скажешь.
Вздохнула.
- И еще, - мы направились к выходу, – никому не открывай душу, никому не доверяй. Даже мне. И никому не смей говорить о том, что я был добр к тебе. Узнаю – побью. Поняла?
Кротко кивнула и уперлась глазами в пол.
Снова коридор. Снова дверь, но уже другая. Мне неизвестная. Что еще ждет меня за ней? Новые унижения? Хочу сдохнуть. Как старая облезлая кошка. Под забором. Лишь бы не чувствовать позор, не осознавать постыдность своего положения. А чем я лучше дохлой кошки? Душа вывернута наизнанку. Все, чем жила, растоптано и обращено в грязь. Липкую, вонючую, несмываемую грязь.
- Здорово, Зулька, - мой конвоир (насильник? благодетель?) вернул в реальность. – Велели обработать и подготовить к новому статусу.
Похабно заржал, толкнул на середину комнаты и ушел. Девушка, лежащая с книгой на кровати, даже не пошевелилась. Та самая девушка, что приносила мне поесть.

​

Осторожно приподняла голову и осмотрелась. Помещение напоминало общежитие. В том виде, в каком я его представляла: три железные кровати с одинаковыми покрывалами, стоящие в ряд. Старенький диван, спрятанный под видавшим виды ковром, стол, пара стульев. Что находилось сзади, посмотреть не рискнула: ощущала себя мальчишкой, пойманным в чужом саду. Уголок девушки, которую, по всей видимости, звали Зульфия, казался островком индивидуальности в унылом интерьере. Разношерстные плакаты, рисунки, календарь с прикольной картинкой. Даже подставка с цветами стояла в «ее» части комнаты.
- Приглашения не будет, - буркнула она, все так же не глядя в мою сторону. – Эта - твоя.
Девчонка указала на кровать, стоящую посередине. Сердце по-прежнему отказывалось верить, что это мое новое жилище. Место, где буду проводить все свое время.
- И что я должна делать? – растерянно спросила я.
- Ничего, - отмахнулась Зуля. – Лежать и ждать пока Барно найдет на тебя подходящего клиента.
- В смысле? – задыхаясь от накатившей паники, прошептала я.
- Ну, - она наконец-то отложила книгу, - я так поняла, ты целка. Мамаша будет искать мужичка побогаче, чтобы выгоднее продать твой первый раз.
Ноги подкосились. Перед глазами поплыли черные мухи в грозовом небе. Неуверенно нащупала спинку кровати, чтобы не грохнуться в обморок.
- Вот не надо мне тут строить из себя мамзель, - фыркнула девушка. – Я не собираюсь возиться с тобой, как с младенцем. Плохо – ляжь, нормально – не закатывай глаза.
Слабо ориентируясь в пространстве, рухнула на кровать.
Вот так… Все до банальности просто… Трепетно хранила девственность до свадьбы. Отметала даже мизерное желание подарить эту розочку любимому. Зачем? Ради призрачных традиций? Никому не нужных обычаев? А теперь придет чужой дядька. Страшный, толстый, вонючий. И сорвет мой цветок за деньги. Аллах Великий… За деньги? Да! За деньги! Потому что теперь Мухаббат Нишанова - продажная женщина. Меня будут продавать, как вещь на базаре. Но почему? За что Аллах уготовил мне такую участь? За непослушание? За непокорность?
Дышать становилось все труднее. Мысли, роившиеся в голове, добивали сознание, готовое отключиться в любую секунду. Умереть… Срочно и обязательно! Я не готова принять судьбу в таком виде.

​

Эта мысль настолько красиво легла на истерзанное сердце, что я, широко распахнув глаза, уставилась взглядом в подушку. Точно! Чтобы не мучиться от стыда и позора, нужно просто умереть! Сделав глубокий вдох, приподняла голову и покосилась на входную дверь. Не слышала, чтобы Батыр ее запер.
- Здесь есть туалет? Мне очень надо, - почти решительно спросила у своей соседки.
Она громко рассмеялась.
- Здесь есть все! Как в обычном доме.
- И что, мне нужно отпрашиваться? – голос зазвучал вызывающе, я даже испугалась, что Зуля поймет мой настрой, но она лишь расхохоталась еще громче.
- Можешь спокойно выходить. Парней наших видела? За пределами комнаты с тебя глаз не сведут. А надумаешь рыпнуться – мало не покажется.
Стараясь не шуметь, осторожно вышла в коридор. На кухне сидел Аскар и недружелюбно зыркнул в мою сторону.
- Куда? – рявкнул он, хотя от одного его вида у меня уже пробежал холодок по спине.
- Мне это… Мне нужно … - с трудом поборов стыдливость, выдавила: - … в туалет.
- Белая дверь,- уже довольно спокойно ответил он и махнул рукой в неопределенную сторону.
Без труда нашла нужное помещение и заперлась. Как уходят из жизни? Можно утопиться. Внимательно осмотрела маленькую сидячую ванну. В такой не то, что утопиться - искупаться нормально не получится. Можно вскрыть вены. Я в кино видела. Перерезают руки и сидят в ванной, чтобы кровь на пол не капала. Судорожно осмотрелась, порыскала на полках, заглянула в шкаф, но ничего острого не нашла. Я неудачница по жизни. Даже покончить с собой не могу! Взгляд зацепился за белье, висящее на веревке. Вот! На ней должна висеть я! Нужно привязать ее к люстре и встать на ванну. Но стоило поднять взгляд, моей решимости пришел конец: свет падал из «таблетки», плотной прикрученной к потолку.
Горечь разочарования сдавила грудь. Хотелось крушить все вокруг и орать в голос. Но единственное, на что я имела право, – молча плакать, сдерживая рыдания.

​

- Ты там обосралась, что ли? – грубый пинок в дверь выдернул из самобичевания.
- Я сейчас, - промямлила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Мне нужно душ принять.
- Не выйдешь через пять минут – выломаю эту чертову деревяшку, - Аскар еще раз долбанул кулаком так, что старая фанера грустно заскрежетала.

Через десять минут я сидела понурая, но чистая, на «своей» кровати. Зульфия подозрительно всматривалась в мои глаза и раздраженно сопела.
- Что ты там делала? – не выдержала она.
- Купалась, - стараясь не смотреть на девушку, ответила я.
- Ну-ну… - она притворно вздохнула. – Сделаю вид, что поверила. Перекошенная морда Аскарчика круто это подтверждает. Короче… Мне положено тебя подготовить, но никогда не знаю, что говорить девчонкам в таких ситуациях. Барно, конечно, та еще сволочь, но если не перечить, заменит мать родную. Сможешь лизать ей зад, будет ставить тебя выше других. Не сможешь, пойдешь наравне со всеми.
- И много вас? – как бы не артачилась душа, лучше быть подготовленной к участи, которую уготовила мне судьба.
- Вас? – Зуля рассмеялась. – Ты теперь одна из нас, красавица. Как тебя зовут-то?
- Мухаббат.
- Муха, значит, - сама не заметив, она кольнула так сильно, что я задохнулась от накативших эмоций.
- Не смей меня так называть, - прошипела, испепеляя ее взглядом.
- Со мной тоже лучше дружить, - пренебрежительно выдавила девушка. – Я в этой комнате главная. Отныне все вокруг будут звать тебя Муха, а свои воспоминания засунь в жопу!
Вскинула на нее удивленный взгляд.
- Не вчера на свет родилась, – отвечая на немой вопрос, произнесла она, - немного разбираюсь в людях.
В ее голосе сквозила усталость. И в глазах. И в манере общения. Передо мной сидела молоденькая девушка, а если закрыть глаза - повидавшая жизнь апа*.
- Давно ты здесь? – примирительно поинтересовалась я, понимая, что наживать врагов все-таки не стоит.
- Давно, - отмахнулась она.
- Тебя тоже похитили?
- Не, - протянула девушка. – Я почти по собственной воле.
- Почти?
- У меня мать живет в соседнем доме. Бухает по-черному. В тринадцать продала меня Барношкиному клиенту за бутылку «паленки». Мужик добрым оказался. Приезжал часто, денег давал, кормил, а трахал тут, у Барно. Постепенно я сама к ней перебралась. Мне здесь спокойнее.

​

- Как же так? – ошарашенно выдавила я. – Сама? По доброй воле?
- А что? – пожала плечами Зуля. – Я у мамаши на особом счету. Клиенты постоянные. Левых редко обслуживаю. Максимум пару трахов в день. Пошла, ноги раздвинула, а потом живи в свое удовольствие.
- И тебя это устраивает?
- Сам процесс не особо вдохновляет, - девчонка кокетливо улыбнулась, - но в целом жизнь нормальная. И ты потом привыкнешь! Светку вон, - она указала на третью кровать, - тоже насильно привезли, а сейчас кайф ловит. На сексе помешана. Умудряется еще и на стороне мужиков снимать. За что от Барно хавает постоянно.
Я растерянно оглянулась на пустую кровать. Все по-прежнему казалось кошмарным сном, даже отдаленно не напоминающим реальность. Но я не сплю…
Я совсем не сплю…

* Зеленая миля – Мухаббат вспомнила фильм Фрэнка Дарабонта по одноименному мистическому рассказу Стивена Кинга.
* адаш (узб.) – тезка
* батыр – герой, богатырь.
* апа(узб.) – тетка
* палёнка – дешевая водка, сделанная в «подвале у дядюшки Саида»

​

 

[Лёлик]

​

Время течет вяло, тягуче и скучно. На улицу не пускают. Сидение в четырех стенах смерти подобно! Слоняюсь по квартире, помогаю Зуле по хозяйству. Она постоянно твердит о смирении. Говорит, так проще принять действительность. Я пытаюсь прислушаться к ее словам. Все равно ничего изменить не смогу.
Стараюсь не сталкиваться ни с Барно, ни с охранниками. Аскар меня недолюбливает и постоянно шпыняет. Не знаю почему. Он злой. Хотя Светка говорит, что трахается отменно. Наверное, это хорошо. Не знаю. Не хочу знать.
Батыра боюсь еще больше. Он добрый, но зажимает меня по углам и тискает. Уж лучше бы, как его дружок, орал и отвешивал пинки за каждый неровный взгляд.
Вид хозяйки квартиры заставляет сердце колотиться в отчаянии, от голоса холодеют руки, волосы встают дыбом. Ненавижу! Поэтому, едва заслышав ее, прячусь в туалете и отсиживаюсь там. Обычно она не задерживается и мною почти не интересуется, но эти посещения выбивают из колеи: становится тошно до безумия.
Прикладываю максимум усилий, чтобы похоронить мучительные терзания. Но от мыслей не спрячешься. И если днем удается хоть как-то держаться, то ночь становится самым невыносимым временем суток. Думы накатывают черной ледяной волной, растекаясь по душе разочарованием. Все спят, а я лежу, уставившись в серый потолок, разрисованный узором из трещин.

​

Скучаю. Хочу домой. Как же мне не хватает маминых добрых глаз, теплого, любящего взгляда, ласковых рук. А стоит представить, что она сейчас чувствует, легкие сжимаются в комок и дышать становится невозможно. Мысли пронзают мозг, как иглы дикобраза.
Что я наделала? Любимая дочь! Звездочка… Предала, растоптала ее любовь, нежность, веру. Если бы я могла все вернуть… Но нет! Нет, нет и нет… За Искандера замуж все равно не хочу. А это значит… Это означает только одно – побег. Другого варианта просто не вижу.
В груди противно саднит от собственной тупости.
И вот что я за человек? Умом понимаю, что совершила наиглупейший поступок, но душа вопит: была бы возможность отмотать время обратно – снова бы сбежала, не задумываясь ни на секунду!
Мысли резко перескакивают на второго родного человека. Самого родного. Пожалуй, даже роднее мамы… Почему-то. Одуревшее сердце мощными толчками долбит в грудную клетку.
Где ты?
Думать о Тиме совсем невыносимо. Задыхаюсь, не могу протолкнуть в легкие даже малюсенький глоток воздуха. Никогда я не увижу любимого. Не прикоснусь к теплой, чуть колючей щеке. Не почувствую на губах сладкий, нежный поцелуй. Не смогу насладиться бархатным голосом. Даже если на секунду пустить в сердце надежду, если поверить, что вся грязь этого места может остаться в прошлом… Все равно… Он никогда не примет меня такой!
Вяжущая зубы паника накапливается в глотке, воздух в комнате исчезает полностью, превращаясь в смертоносный вакуум. С хрипом стараюсь вдохнуть хоть чуть-чуть. Резко сажусь, захлебываясь подавленным стоном.

​

Совсем недавно я хотела уйти в вечность, но организму плевать. Он планирует жить и упорно втягивает в себя кислород. Предатель. Не выдерживаю. С губ срывается протяжный вой. Хватаю подушку, чтобы приглушить отчаяние.
- Муха, задрала, - недовольно бурчит Светка. Зуля по-прежнему тихо сопит, ее хоть не разбудила, - дай поспать. Вот натрахаешься за смену, я посмотрю, откуда будешь брать силы на свои завывания. Скорее бы уже тебя вскрыли. Может, спокойнее станешь…
От ее слов становится еще хуже, и я плюхаюсь обратно на кровать, продолжая выть в подушку.

Светка - пухленькая блондинка с увесистой грудью и крутыми бедрами. Ее речь - сплошная нецензурщина. Нормальные слова лишь связка для крепкого мата. Но, в общем, веселая, добродушная толстушка, любящая обсуждать свои похождения во всех подробностях. И если я семнадцать лет не подозревала о «прелестях» секса, то сейчас могу с уверенностью сказать, что прошла полный мастер-класс.
Первые пару дней вздрагиваю от каждого шороха. Кажется, вот… сейчас… поведут на растерзание. Но нет. Никому в этом доме до меня нет дела.
Каждый вечер в квартире собирается куча народу, стоит несусветный гомон, крики, разборки, которые охранники с нескрываемым удовольствием «разводят». Помимо нас троих, на Барно работает еще немало девушек, но они живут где-то в другом месте, к нам приходят, как на работу, видела я их только мельком и запомнила всего несколько лиц. Как только солнце прячется за многоэтажками новых Сергелей, к нашему дому съезжаются машины. Разные. Отечественный автопром представлен во всей красе: от навороченных Малибу* до потрепанных Тико*. Я наблюдаю из окна, как обычные на первый взгляд девчонки, со звонким смехом выпархивают из подъезда и укатывают в неизвестном направлении с разномастными мужчинами. Всякий раз с ужасом всматриваюсь в водителя, который, перекидываясь с Барно парой слов, сует ей деньги. А вдруг этот, на белом Матизе*, станет «моим клиентом»? А может тот, на серой Нексии*? Но им пихают другую девушку, и они растворяются в сумраке улицы.
Шла третья неделя, и паника понемногу отпускала. А может, я - непригодный товар и никому не нужна? Может, Барно выбросит меня на улицу? А там я придумаю, что делать…

​

Когда утром на пороге нашей «общаги» появляется Аскар, не сразу понимаю, о чем речь:
- Приказали приготовить к обеду. Шалавой велено не делать. Божий одуванчик. Во всем.
Зуля тяжело вздохнула и уткнулась в книгу. Светка с визгом «наконец-то!» соскочила с кровати и принялась рыться в шкафу. Растерянно перевожу взгляд с одной на другую. Чувствую каждой клеточкой, как надо мной сгущаются тучи.
- Ну, что лежишь? – блондинка успела вывалить на пол гору вещей. - Идем платье подбирать.
В груди разливается жидкий азот. Тело пробивает омерзительной мелкой дрожью.
Выдавливаю из себя:
- Может не надо?
- Надо-надо, - весело откликается Света, разбирая цветастые тряпки, – вставай, примерять будем.
На автомате поднимаюсь. Слезы застилают глаза. Комната качается. Падаю обратно.
- Не хочу…
- Тебя никто не спрашивает, - глухо произносит Зуля.
Реву в голос.
Она качает головой и выходит из комнаты. Возвращается быстро. Протягивает стакан с мутной зеленовато-коричневой жидкостью.
- Выпей.
- Что это?
- Успокоительное. Перед выходом еще дам.

​

Минут через пять дрожь проходит. Слезы высыхают. Накатывает смертельная усталость и полнейшее равнодушие.
- Черное или красное? – Светка трясет передо мной парой платьев.
- Мне все равно, - выдавливаю абсолютно бесцветным тоном.
- Клиенту не все равно, - подает голос Зуля, - Барно не все равно. Черное, - обращается она к пышке, - оно более закрытое. Слышала? Хочет целку-ромашку?
Черное? Замечательно. Как раз в тему. Траур по моему безвозвратно отбывающему прошлому.
Девчонки тащат меня к зеркалу. Натягивают довольно симпатичную вещицу. Сооружают на голове какую-то прическу.
- Красивая, стерва, - с завистью изрекает блондинка.
Что это – комплимент или укор? Мне плевать, как буду выглядеть в минуту своего позора и бесчестия.
Надрывно скрипит дверь, пропуская в комнату Барно.
- Хороша, чертовка, - с восхищением говорит она и отдает Зуле бумажный пакет. – Накупайте, накрасьте, надушите. Но все в меру. Хороша, - еще раз протягивает она и выходит.
Светка вываливает содержимое пакета на мою кровать.
- Ой, какая прелесть, - взвизгивает она, демонстрируя мне красное нижнее белье.
Кроваво-красное… В тон слезам, заливающим душу.
После водных процедур снова попадаю в «заботливые» руки. Они что-то делают с моим лицом, с волосами. Благоухающими каплями ароматизируют тело. Надевают на ноги босоножки на высоченной шпильке. Ставят перед зеркалом. Оттуда смотрит мертвенно бледное лицо незнакомой девушки.
Это не я. Это точно не я. Это тряпичная кукла, лишенная чувств и эмоций. Я другая – веселая, беззаботная, немного сумасшедшая… Кто ты? И куда дела мою Мухаббат?
- Ну, - нетерпеливо пританцовывая, спрашивает Светка, - нравится?
- Мне все равно…
- Ты сегодня станешь женщиной, - сочувствующе произносит Зуля.
- Все равно…
Отворачиваюсь, не в силах смотреть на бездушное создание, наряженное для заклания.
- Это не плохо, - говорит Света, - быть женщиной. Это местами даже замечательно.
- Смирись, - вздыхает Зульфия. – Судьбу не изменить.
Это не моя судьба! Моя судьба живет где-то в этом проклятущем городе и, возможно, ищет меня!
- Все равно…

​

Снова появляется хозяйка.
- Готова?
- Сейчас, только губки подмажем, - Светка тянется помадой.
Проснувшееся на мгновение подсознание со злостью отпихивает ее руку. Девушка вскрикивает:
- Ну, ты чего?..
Барно больно сжимает мне глотку. Ее лицо перекошено желчью и презрением.
- Ты мне характер не показывай, - шипит она и, свирепо прищурившись, буравит глазами, - сейчас ребят позову, мало не покажется.
Душа смывается в пятки. Стискиваю зубы, чтобы не завыть от отчаяния. Барно берет у Светки помаду и малюет мне губы.
- Только попробуй выкинуть фортель, - приговаривает она, - не дай бог, клиент пожалуется. Я тебе такую жизнь устрою, молить о смерти будешь. А теперь пошла, - грубо разворачивает в сторону двери и пихает в спину, - мужчины нетерпеливы, ждать не любят.
Он стоит в коридоре и, как только дверь распахивается, торопливо оборачивается. Довольно улыбается, берет меня за руку и выводит из квартиры.
Еле передвигаюсь на неудобных, непривычных каблуках. Смотрю под ноги, чтобы не упасть, но не вижу ничего - черная пелена застилает глаза. И в этой мгле призывно поблескивают дорогущие золотые часы на его запястье, призванные кричать в голос о состоятельности своего хозяина.
Кто он? Надо хоть на лицо посмотреть. Или нельзя? И что я должна сейчас делать? Нужно ли спросить имя? Или обязана не открывать рот вообще? Совсем некстати вспомнилось знакомство с Искандером. Я так же не знала, как себя вести.
Какие-то странные и совсем неподходящие мысли толпятся в обезумевшем мозгу. Я должна упасть перед ним на колени и молить вытащить с этого ужасного места. Ведь он тоже человек. У него должны быть какие-то чувства, эмоции.
Выходим в подъезд.
Интересно, куда он меня повезет? А может попытаться вырваться и сбежать?
Слабая надежда просыпается в душе и даже пытается расправить крылья, но мы пересекаем площадку и заходим в соседнюю квартиру. И все? Шансов нет.
Тут тихо и темно. Мужчина идет по неосвещенному коридору и уверенно открывает белую дверь. «Он здесь не в первый раз», - отмечает мозг, а сердце начинает свой немыслимый разбег, порожденный страхом перед неизвестностью. Не дав осмотреться, он снимает с меня платье и толкает на середину комнаты. Чувствую себя последним деревом в вырубленном лесу.

​

Зулькины капли помогают. Я до сих пор словно в тумане и не воспринимаю происходящее разумно, но не истерю – уже хорошо. Я даже рассматриваю того, кто скинет меня на дно жизни. Окончательно и бесповоротно.
Средних лет, высокий, полноватый, с «авторитетным» * брюшком. Маленькие черные глазки практически без ресниц. Длинный прямой нос. Очень длинный. Правая половина лица скрыта под застарелым, но все еще безобразным шрамом. Ожог? У моего дедушки такой на ноге был. А тут на щеке. Наверное, с этим трудно жить. Но он компенсирует недостатки внешности идеально уложенными волосами, классическим костюмом и элегантными туфлями. Солидный дядечка.
Он остался у двери и нагло оценивает мою фигуру, освещенную парой светильников, включенных в полупустой комнате с выцветшими обоями. Главное место в ней занимает огромная кровать, лишенная одной из ножек. Видимо, от интенсивного использования. Но какой придурок вместо нее подложил книги? Это кощунство! Хотя, кто в этом месте будет думать о почтении к литературе? На раскладном столе родом из Советского Союза стоит кувшин с соком, чтобы «великому клиенту» было чем промочить горло после…
Пустые мысли отвлекли настолько, что я пропустила момент, когда он оказался рядом. Притянул к себе. Горячая, влажная ладонь гуляет по спине. Приподнял пальцем подбородок.
- Как зовут? – голос тонкий, писклявый, никак не вяжущийся с внешностью.
- Мухаббат, - отвечаю я, стараясь не пялиться на его шрам.

​

- Красивая, - констатирует он и так же неожиданно отпускает меня - едва не теряю равновесие. – Я в душ. Будь готова к моему приходу.
Готова? Как готова? Что я должна сделать? Лучше бездыханной валяться на свалке, чем стоять в этой отвратительной комнате в ожидании позора. Нет, нельзя об этом думать. Если не остановлюсь, даже капли не помогут, начну выть, как голодная собака. А в голове стучит только одно: «Хочу к маме». Только оежон далеко и никогда больше мне не поможет. Не выдерживаю – всхлипываю, но тут же стараюсь взять себя в руки. Если он пожалуется, мне не поздоровится. Барно так сказала. Чтобы отвлечься, рассматриваю затейливые цветы на ковре. Скрипнула дверь. Оборачиваюсь…
Аллах Всемогущий!
Я сломалась. Я смирилась. Я даже морально готовилась. Но от неожиданности закричала и плюхнулась на задницу.
Он пришел абсолютно голый.
Мой крик его рассмешил. Он хохочет в голос и идет на меня. Его сосиска раскачивается в такт ходьбе.
Нет! Нет! Нет! Кто-нибудь, спасите!
Скулю, как побитый щенок, отползая вглубь комнаты.
Не надо… Не могу… Не хочу…
Он остановился, стал серьезным. Взял меня за руки, поднял с пола. Скинул покрывало и плюхнулся на кровать.
- Ну, что ты, маленькая, - голос мягкий, вкрадчивый, - иди ко мне, я не обижу.
Стараюсь не плакать. Честно… Стараюсь… Но непокорная слеза скатывается по щеке.
- Я не насильник, - заставляет сесть рядом. – Я просто люблю всегда и во всем быть первым.

​

Глубоко вдыхаю, пытаясь восстановить спокойствие. Нужно просто отключить рубильник, вырвать провода эмоций и стать послушной марионеткой. Пусть делает, что хочет, только не лезет в душу. Но душа его мало интересует. Его привлекает совсем другое. Влажные, чуть шершавые ладони с наслаждением исследуют мое тело, спотыкаются о нижнее белье, замирают и, словно с сожалением, обходят нейлоновые препятствия. Вот один, самый смелый пальчик оттягивает край трусиков. Мужчина прерывисто вдыхает и страстно шепчет:
- Ноги раздвинь.
Стиснув зубы, исполняю просьбу.

картинка кликабельна
​

Мамочка, мамочка моя родная, сделай так, чтобы эта пытка закончилась!

Через пару минут клиент взвыл, как раненный шакал, рухнул на мое подрагивающее от отвращения тело, и затих. Я боялась пошевелиться, чтобы ненароком не вызвать в нем еще какие-нибудь желания, а он дышал, как паровоз, и не собирался подниматься. И длилось это вечность. Я успела проклясть судьбу, всплакнуть о несправедливости жизни, ужаснуться новому статусу, а он все сопел и сопел в подушку. Наконец, шумно выдохнув, покинул мое лоно. Брезгливо поморщившись, поднял с пола покрывало и швырнул мне в лицо.
- Прикройся, жяляб*.
В сердце кольнуло, зубы скрипнули от накатившей злости.
А кто сделал меня такой? Кто лишил самого ценного? Ты, урод!
Прижимая к груди ярко-зеленое покрывало, расписанное красными цветами, я наблюдала за его действиями, глотая обиду и раздражение. Он сладко потянулся, пробормотал: «Какой кайф», - вытер причинное место, перепачканное моей кровью, о простынь и направился к столу. Неторопливо налил сок, выпил залпом и, не глядя в мою сторону, вышел из комнаты.
Внутри закипал вулкан отчаяния, заставляющий дрожать всем телом, сдавленные рыдания клокочущими звуками срывались с покусанных губ. Все кончилось. Слава Аллаху, все кончилось. Я осталась одна. Впервые за долгое время. И меня не скоро потревожат снова. Надеюсь, что не скоро.
Скрипнувшая дверь напомнила, что в этом грешном мире есть еще люди. На пороге появился Батыр, и мои внутренности снова сжались. Сальная улыбочка, блуждающая на его устах, не предвещала ничего хорошего.
- Теперь папочкина очередь, - парень торопливо расстегнул ширинку, - я так долго этого ждал…

​

Нет…
Нет…
Только не это…
Хочу к маме…

* "Chevrolet Malibu", "Daewoo Tico", "Daewoo Matiz", "Chevrolet NEXIA" - машины, производимые в Узбекистане. Именно отечественные машины преобладают в потоке на наших дорогах.
* Если у мужчины есть живот, у нас говорят - авторитет) Чем больше пузо - тем круче авторитет)))
* жяляб (узб) - пренебрежительное название падшей женщины.

 

[Лёлик]

​

- А чё я принесла-а-а…
Светка ввалилась в комнату на рассвете, нарушив своим появлением наши приготовления ко сну. Пьяно покачнувшись на высоченных шпильках, гордо водрузила на стол початую бутылку вина.
- А эти? – Зуля с подозрением кивнула в сторону двери.
- Батыр домой свалил, а Аскарчик дрыхнет, утраханный.
- Ты постаралась? – хохотнула я.
- А кто же? И вино у него же стянула.
- Завтра орать будет.
- Это будет завтра, а сегодня гуляем, девчонки. Я туда еще остатки водки долила.
- Утром подыхать будем, - хмыкнула Зуля. – Термоядерная смесь.
- Завтра, все завтра. А сегодня… - Светка, покопавшись в телефоне, врубила музон. – Кайфуем, сегодня мы с тобой кайфуем…

​

Прилипчивая до оскомины на зубах мысль заплясала в такт веселой мелодии: «Вот бы сбежать. Сейчас самое время». Но поселившийся внутри меня пессимист развязано усмехнулся: «Куда бежать? К кому? Где тебя ждут? Такую». В отместку за странные желания память участливо возродила разговор шестимесячной давности.

​

Второй день лежу в кровати, спрятавшись под одеялом. Чужие люди, снующие по дому, усугубляют страдания. Никому нет дела до моего взорвавшегося мира, исчезнувшей вселенной. Всем плевать. И если вместе с рухнувшей мечтой пропаду сама, никто плакать не станет. Физической боли нет, зато душу раздирает кровоточащая рана, смердящая, как труп животного, сдохшего в пустыне. Тону, задыхаюсь в вони, которую источает поруганное тело. Липкая, склизкая грязь насквозь пропитала каждую клетку, и никакие омовения не в состоянии от нее избавить. Иду в душ и с остервенением тру кожу жесткой мочалкой, в надежде стать хоть чуточку чище. Хочется засунуть между ног ёршик и яростно драить, как бутыль после протухшего молока. Зловоние преследует, словно ноющая боль: терпеть невмоготу, скрыться – немыслимо.
Стараюсь быть сильной и даже… наверное… смогла бы пережить, принять почти все из случившегося, но одно размазывает душу по жесткой иссохшей земле чувств – Тимур. С потерей девственности я лишилась возможности на все: любовь, счастье, создание благополучного будущего с самым дорогим мне человеком. Продолжаю его любить и упорно отказываюсь принять факт, что грязная и испорченная, не имею на это права. Ночами по-прежнему мечтаю о наших светлых, чистых отношениях, о счастливой семейной жизни и куче радостных чумазых ребятишек, но с рассветом изгоняю мысли о любимом, как харам*
На третий день мои терзания прервали - одеяло слетело на пол. Барно сидела на Светкиной кровати.
- Я дала тебе достаточно времени прийти в себя. Пора поговорить по душам.
Демонстративно отворачиваюсь и прячу голову под подушку. Как страус, в надежде избавиться от проблемы.
- Можешь даже уши заткнуть – по барабану. Говорю один раз. Не услышишь – не моя печаль.
Внутренности сжимаются в тошнотворный комок, но мозг концентрируется на ненавистном голосе.
- Я не собираюсь держать тебя силой. Заточение окончено…
Не выдерживаю. Рывком поднимаюсь. Стараюсь найти подвох в глазах виновницы всех бед.

​

- … но твой паспорт останется у меня, - продолжает она. – Без документов никуда не сунешься. Нигде тебе не поверят. Бумажка – это сила, а без нее ты никто и звать тебя никак! А если все-таки рискнешь рвануть отсюда, вспомни, что в Бричмулле живут люди, свято чтящие традиции. Думаю, соседям будет интересно узнать, кем стала дочь главы их правления. И не только соседям. Отцу последние отребья перестанут подавать руку. Мама не посмеет смотреть в глаза даже приезжим. Братьям никто не отдаст в жены свою дочь. Хочешь для них такой участи?
Всхлипнув, качаю головой, а Барно добивает последней угрозой:
- В общем, если надумаешь сбежать, или не станешь беспрекословно повиноваться, весь Бостанлыкский район узнает, как Мухаббат Нишанова стала жялябкой. Уж я постараюсь расписать в таких красках, что сама попросишься обратно.
Сердце, разрядившись смертоносным ударом, потекло по венам и забилось в агонии внизу живота.
Жяляб.
Клеймо.
Крест, перечеркивающий все святое.
Жяляб… Жизнь кончена.

- Как же задолбала эта работа, - Светка закатила глаза.
- Тебе же нравится, - задумчиво произнесла я, медленно, но охотно возвращаясь в реальность.
- Не, секс я люблю, - она оживилась, - особенно, когда клиент стоящий. А когда попадается быдло, у которого толком не стоит, а требования, как у полового гиганта – это невыносимо.
- Доля у нас такая, - рассмеялась я, заливая желудок обжигающей жидкостью.
С некоторых пор сделала для себя открытие – затуманенный рассудок проще воспринимает действительность. Липовое душевное спокойствие перекрывает страх спиться. И курить начала. Вязкий тягучий дым, обволакивая легкие, тоже добавляет безразличия. Падать под плинтус, так уж, чтоб безвозвратно.
- Доля… Доля… - передразнила меня Света и тяжко вздохнула. – Можно быть проституткой, но жить, как человек: обслуживать нормальных клиентов, а не отбросы, которые приезжают к Барно. И вообще, - она сексуально тряхнула белокурыми локонами, - хочу к Собиру.

​

Зуля, до этого задумчиво рассматривающая содержимое своей чашки, звонко расхохоталась.
- Куда тебе? Мордой не вышла…
- Знаю, - снова вздохнула блондинка, - ни мордой, ни фигурой… А было бы клево… Эх… Голубая мечта… Пойду до унитаза прогуляюсь, полью дерьмом несбыточные надежды, - она прыснула и погрозила нам пальцем: - Без меня не пить!
- Кто такой Собир? – поинтересовалась я, когда дверь закрылась. – Светка постоянно о нем твердит. Особенно, когда напьется.
- А пьяная она почти всегда, - улыбнулась Зульфия и мечтательно опустила ресницы. – Собир… Собир – это элита. У него своя «эскорт группа». Говорят, его девчонки в отдельных квартирах живут, ублажают иностранцев, крутых папиков и дяденек «сверху». Причем, не только в постели. У его сервиса особые правила: не бить, грубо не насиловать, уважать девушку, хоть она и проститутка.
- А где еще можно ублажить клиента? – удивленно хохотнула я.
- Все происходит, как на свидании: ужин в ресторане, прогулки по ночному городу на крутой тачке, номер в отеле… Ну, или не в отеле. Любой каприз за ваши деньги. Ммм… Я бы тоже хотела к нему. Но я реалист. Морда рязанская, выросла в трущобах, общаться по-человечески не умею. Даже мечтать не стоит.
- Ну, с мордой понятно, а зачем проститутке разговаривать? Вовремя ноги раздвинь, сопи ритмично и кричи в нужный момент.
Зуля рассмеялась:
- Циничная ты стала, но дура дурой: ничего не понимаешь. Толкую битый час: уровень другой! Клиенту не только дать хорошо надо, но и суметь развлечь. А если «папочка» с верхушки? О чем он станет разговаривать с такой, как я? Собир своих отбирает по внешности, по образованию. Он и сам, знаешь, какой красивый! Ему лет сорок, наверное, а выглядит, как пацан. Сразу видно, следит за собой. И голос у него такой… из тех, что до мурашков пробирает. Сумеешь идеально соответствовать его требованиям – жить будешь, как королева. Но если что не так, похлеще Барно будет! Наша-то больше кипишует, а ничего не делает. Собир же расправляется беспощадно.
- Ты откуда знаешь? – лениво спросила я, потягивая сок из чашки с отколотой ручкой.

​

- Я общалась с одной из них. Вместе в больнице лежали. Ее Собир покалечил за непослушание, мне от клиента досталось. Но она ревела белугой и кричала, что как только придет в себя, поползет к Собиру на карачках, лишь бы взял обратно. В общем, попасть под его крыло – мечта любой проститутки в нашем городе, не смотря ни на что.
Зуля все еще расписывала достоинства таинственного элитного сутенера, а я снова перенеслась в прошлое.

Стоим на темной лестничной площадке. Тусклая лампочка освещает позорность ситуации. В разбитое окно прокрадывается свежий ветерок, разгоняющий затхлость прокуренного подъезда. Два обдолбанных пацана оценивают каждую, как лошадь на хайвон-базаре*: заглядывают в рот, щупают груди, со зверским хохотом лапают между ног.
Это я сейчас знаю, что обдолбанные, а тогда никак не могла понять, почему у них такие красные глаза и бегающий взгляд.
Дошли до меня. Хочется провалиться сквозь землю.
- Давай ее! – зрачки парня в шляпе расширяются от перевозбуждения.
- Да ну… - нудно тянет его дружок, смахивая длинную белобрысую челку с лица, - жопы нет, сиськи спрятала. И взгляд, как у целки. С ней будет скучно.
- Хочу скромняшечку, - упрямо повторят первый, тыкая в меня пальцем.
Зубы сводит нестерпимое отчаяние, накатывает безысходность, в носу щиплется желание разреветься в голос. Зачем я тебе?
- Посмотри у этой какие буфера, - блондин нагло задирает Мадине футболку. Она кокетливо смотрит в его глаза и сексуально облизывает пухлые губы.
- Эту, - настаивает его товарищ. Под очками в тонкой металлической оправе пылает воспаленный взгляд.
- Ну, брат, ты упертый. Давай двух возьмем. Денег хватит…
- Не хочу двух, хочу ее в два смычка.

​

Два смычка. Никогда не забуду эту фразу. И никогда не забуду впечатления. Парни оказались грубыми и беспринципными, мои крики и плач только раззадоривали их азарт. Извращенная фантазия летела все дальше и дальше. Потом неделю не могла сидеть и ходила, как утка, в раскоряку.
С тех пор лежу молча, эмоций не проявляю, требования исполняю только по заказу…

Утром проснулась от нестерпимой головной боли, усиливающейся от воплей Аскара.
- Шалавы подзаборные! Хотите, чтобы меня на улицу вышвырнули? Я вам устрою веселую жизнь!
- Ой, да заткнись уже, - подала голос Светка, недовольно накрывая голову подушкой. – А то расскажу Барно, как ты ее девок приходуешь.
Я приоткрыла глаза. Зуля торопливо убирала со стола следы нашей попойки. Аскар навис над Светкой, захлебываясь ее наглостью.
- Да ты… Да я… - шипел он, покрываясь красными пятнами. – Я тебя урою. Закопаю. Забудешь, как маму звали…
- Ага, давай, - блондинка лениво откинула покрывало и поднялась с кровати. Ее обнаженное тело роскошно смотрелось в ослепительных лучах осеннего солнца, заливающего нашу скромную обитель. – Ну? Откуда начнешь? Отсюда? – она покатала ладонями груди. – Или отсюда? – рука переместилась между ног.
- Сука, - скрипнул зубами парень и вылетел из комнаты.
Светка хрипло расхохоталась.
- Не дорос со мной тягаться!.. - крикнула она вслед, но осеклась, когда дверь снова резко распахнулась.
- У Барно важный гость, - Аскар старался не смотреть на искушающее зрелище, - не дай Бог зарисуете свои пьяные морды… Я потом покажу – дорос или не дорос!
Косяк жалобно крякнул от очередного насилия.
- Уф, - облегченно выдохнула толстушка, снова плюхаясь на кровать, - я думала, успел Барно накапать.
- У него рыльце в пушку, - Зуля закончила с уборкой и, как всегда, уткнулась в книгу, - побоится открыть рот. Он за эту работу держится. Платят хорошо, а у Аскарчика мама больная. И оденься уже. Если Барно заявится, перед ней тоже будешь сиськами трясти?
Кряхтя от недовольства, Светка натянула домашние штаны и топ.
- Важный гость, подумаешь, - продолжала бухтеть она, подтверждая свое недовольство жестикуляцией, - захочу и выйду. И ни-кто ни-че-го мне не сделает.

​

- Лежи ровно и не дергайся, - огрызнулась Зуля. – Знаешь же Аскара. Если что, свою задницу прикроет, а твою выставит на всеобщее бичевание.
- Важный клиент… Важный клиент… Подумаешь! Хм… - лицо блондинки озарилось догадкой. Она подорвалась с кровати и подскочила к окну. – Боженьки мои, - благоговейный выдох прошелестел по комнате, - это Собир! Собир! Это его машина стоит у подъезда!
Девушка металась по комнате, испуская восторженные возгласы. Старые деревянные полы жалобно стонали под немаленьким весом.
- Уймись, идиотка, - незлобно пыталась осадить ее Зульфия, - развела панику. Посидит-уедет, и все будет тихо-мирно. Как обычно.
- Уедет… Уедет… А я даже одним глазком не смогу посмотреть, понимаешь, - она трясла мою кровать, - даже одним глазком!
- Угу, - отозвалась я, и Светку, получившую ответную реакцию, прорвало еще больше:
- Собир! Собир! Собир! – еще отчаяннее запричитала она.
- Собир, говоришь? – шальная мысль, промелькнувшая в мозгу, заставила подняться. Прикинув последствия проступка, я, как была в нижнем белье, направилась к выходу. О благоразумии заставляла забыть фраза, брошенная вчера подругой: «Собир – это элита»
- Ты что задумала? – Зуля от удивления отложила книгу. – Муха, куда?
Но я не слушала и решительно открыла дверь.
- Дура, - полетело мне вслед.
В коридоре пусто. Слава Аллаху не придется пробиваться сквозь Аскара. С кухни доносились голоса: один принадлежал Барно, второй – неизвестному мужчине.
- Да нет у меня новых, - непривычно испугано лепетала хозяйка. – Сплошное старье.
- Я к тебе год не приходил. За это время не настреляла? – презрительно спросил ее собеседник. – Не верю. Врешь, как всегда.
- Аллах свидетель…
Внутри все тряслось: то ли с похмелья, то ли от страха перед шальной затеей. Глубоко вдохнув, я изобразила заспанное лицо и пошла на разговор.
При моем появлении Барно и ее гость замолчали. Молодой, слишком молодой для сорока лет мужчина с интересом уставился на мое почти не прикрытое тело.
Полубезумный от мандража мозг отметил огромную золотую печатку на указательном пальце, дорогие часы и шрам, рассекающий правую бровь.
- Ой, - смущенно выдохнула я, - не знала, что тут кто-то есть. Извините, если помешала.

​

Деланно торопливо засеменила к раковине. Барно, с еле сдерживаемым бешенством, наблюдала, как я наливаю в стакан воды, а мужчина не сводил с меня оценивающего взгляда.
- Простите еще раз, - пробормотала я и, невинно похлопав ресницами, вышла.
В коридоре ждал Аскар. Он беззвучно орал матерными словами, демонстрируя жестами, как меня задушит, зарежет и четвертует. В конце своей пламенной пантомимы пнул под зад и запихнул в наши «роскошные апартаменты».
Нервное возбуждение от собственной наглости достигло апогея: я расхохоталась, как сумасшедшая. Сгибаясь пополам, проливая воду на старенький паркет, я давилась смехом и никак не могла остановиться. Зулька, покрутив пальцем у виска, снова принялась за чтение. Светка смотрела на меня расширенными от ужаса глазами.
- Ты самоубийца? – удивленно прошептала она.
Ответить мне не дали, дверь распахнулась и на пороге нарисовалась Барно.
- Смешно тебе, тварь? – прошипела она - я мгновенно успокоилась. – Две секунды: оделась и вышла. Собир хочет с тобой пообщаться.
Светкины глаза стали еще больше.
- Собир?.. Сам Собир?.. Хочет с тобой пообщаться? – лепетала она, как только хозяйка вышла из комнаты. – Муха, ты что там такого сделала?
- Ничего, - снова прыснула я, хотя в желудке разрастался панический ком, - просто налила воды.
- Слушай сюда, - блондинка подлетела ко мне и стала трясти за плечи, - я не знаю, чем ты его зацепила, но ты просто обязана ему понравиться!
- Зачем? - я попыталась высвободиться из цепких пальцев. Безрезультатно. Но хоть трясти перестала.
- Зачем? – она задохнулась эмоциями. – Чтобы он выкупил тебя, дуру, у Барно и забрал к себе. Чтобы хоть одна из нас вырвалась их этого дерьма.
- Чем его дерьмо-то лучше? – хмыкнула я.
- Поверь мне – лучше! В сто крат!
- Мне одеться надо. Барно прибьет, если не уложусь в две секунды, - рассмеялась я, выскальзывая из настойчивых объятий.
- Я знаю, что нужно для такого случая, - блондинка моментально переключилась на другую тему: покопавшись в шкафу, выудила из наших запасов элегантное розовое платье с черной отделкой. – Ты должна выглядеть, как леди, - констатировала она.
Дверь снова жалобно скрипнула. Сегодня у нас проходной двор какой-то…
В комнату вошел Собир. Светка охнула, отступила назад и со всего маху плюхнулась на диван. Зулька, забыв про книгу, не сводила с гостя восторженного взгляда. Он же подошел ко мне и заглянул в глаза.
- Знаешь кто я?
Кивнула, смело выдержав пытливый взгляд, хотя внутренности кипели от животного страха.
- Вот и славно.
Мужчина взял меня за руку и вывел на улицу. Черная «Captiva», стоящая у подъезда, сверкала новенькой полировкой. В салоне приятно пахло богатым мужчиной.
Я думала, мы пообщаемся на кухне, ну, может, в комнате для особых клиентов, но на выезд из дома даже не смела надеяться. А он повез меня в сторону города. Аллах Всемогущий, полгода покидала квартиру только с заходом солнца и сейчас, как маленькая любопытная мартышка, вертела головой из стороны в сторону. Осаждала себя, только ловя насмешливый взгляд водителя.

​

Собир молчал – это напрягало. Только на каждом светофоре внимательно рассматривал мое лицо, фигуру, ноги. От пронзающего до позвоночника взгляда хотелось испариться, но оставалось лишь смущенно пялиться в торпедку.
- Как, говоришь, тебя зовут? – наконец-то произнес он, когда машина остановилась у симпатичного кафе со странным названием «Бибигон». Смешной человечек с сосиской на пиратской шляпке задорно посматривал на горожан оранжевыми точками вместо глаз.
- Мухаббат, - ответила я, покидая уютный салон автомобиля.
- Мухаббат, - задумчиво повторил он и недовольно цыкнул. – Стремное имя.
- Почему это? – возмутилась я, даже не успев подумать, что мне совсем не выгодно перечить этому человеку.
- Потому что стремное, - фыркнул мужчина, галантно открывая передо мной дверь в ярко освещенное помещение. – Любишь кофе, Мухаббат?
Имя было произнесено с таким презрением, что меня прорвало.
- Очень красивое имя, - затараторила я. – Имя, обозначающее самое светлое чувство, которое только может испытать человек!
- Для того чувства, о котором ты говоришь, есть более приемлемое название. И имя соответствующее – Люба, Любаша. Чувствуешь, как нежно звучит. Не то что – Мухаббат. Фу, - скривился он.
- Любовь – это для русских, - не унималась я. Было обидно до чертиков. Всю жизнь гордилась глубоким смыслом своего имени, а тут такое пренебрежение, - вы же, вроде бы, узбек.
- Я-то узбек, - усмехнулся Собир, присаживаясь за свободный столик, - а вот клиенты у меня бывают разные. Любой «не узбек» сломает язык о твое заковыристое имя. Так ты любишь кофе?
- Нет, - раздраженно выдохнула я.
- Моей спутнице черный чай с лимоном и самое вкусное пирожное, на ваш выбор, а мне…
Пока мужчина делал заказ симпатичной рыжеволосой официантке, я нервно кусала внутреннюю часть щеки.

​

Раздражение медленно растворялось в разочаровании.
Имя…
Из-за такого пустяка останусь в притоне у Барно, и элитный эскорт мне не светит? Только из-за того, что какой-то иностранец не в состоянии произнести мое чудесное имя? Это не честно, не справедливо! Я умная, красивая, воспитанная. Неужели гребанное сочетание букв, которым награждают человека родители, может убить надежду на лучшую жизнь? Пусть призрачную, пусть не правильную, но все же надежду.
Полгода училась душить чувства и эмоции, превращая себя в бесстрастную машину секса. И у меня неплохо получалось. Сейчас же, в самый ответственный момент, когда нужно произвести хорошее впечатление на мужчину, сидящего напротив, я расклеилась. Липкие ладони, зловонное дыхание, сальные взгляды обступили со всех сторон. Все унижения, испытанные за месяцы, проведенные у Барно, накрыли с головой, вызывая жгучее желание крушить все вокруг. Ну, хоть стол перевернуть для начала. Громко, смачно, чтобы все атрибуты крутой кафешки слетели под ноги напыщенному сутенеру, и сахар рассыпался по его начищенным до блеска дорогим туфлям. Представила реакцию Собира: ошарашенный взгляд, бешенство, крики матом на все цивилизованное общество. И безысходность. Он ничего не сможет мне сделать. Ведь я не его собственность. Пока.
Не смогла сдержать улыбку, ликуя от призрачной победы.
- Что смешного? – мгновенно отреагировал он.
- Ничего, - буркнула я, стараясь изгнать фантазию.
- Правило раз… - жестко начал он, но замолчал, потому что девушка принесла заказ. Как только работница кафе отошла, продолжил, не меняя тона, - … на мои вопросы нужно давать вразумительные ответы.
От его голоса по коже проскакал табун мурашков, но совсем не тех, о которых говорила Зуля. Стало страшно, до панического жжения в груди.
- Правда, ничего существенного, - залепетала я, опуская взгляд. – Я немного нервничаю, поэтому стараюсь вспомнить приятные моменты из жизни. Чтобы стало легче.
- Ну-ну, - недоверчиво произнес мужчина, придавливая меня к мягкому диванчику презрительным взглядом.

​

Не поверил?
- Правило номер два: в моем присутствии запрещается думать о посторонних вещах, - уже более мягко добавил Собир.
Или поверил?
- Поняла, - смиренно ответила я.
- Выключай «тупую корову» и давай пообщаемся по-человечески, - почти ласково попросил он, но все-таки надменно усмехнулся: - Сможешь?
Подняв на мужчину изумленный взгляд, колебалась лишь секунду. Я умная и красивая, значит, все получится!
- Конечно, - собрав имеющееся в арсенале обаяние, ответила я, откидываясь на спинку диванчика.
- Вот и славно.
Его интересовало все: где родилась, как и с кем росла, с кем дружила в школе и какие разногласия были в семье. Ведясь на участливый взгляд, я охотно делилась событиями своей недолгой жизни. И хотя собеседник посоветовал отключить тупую корову, я почти поверила, что ему небезразлична моя история.
После очередной немой поддержки, я решилась:
- Возьмите меня к себе.
Собир мгновенно поменялся в лице. От мнимой заботливости не осталось и следа. Снова холодный колючий взгляд, полный высокомерия и расчетливости.
- Пожалуйста, - пролепетала я, преданно заглядывая в карие глаза.
Он хмыкнул, но черты лица сгладились. Хороший знак?
- Давай проясним один момент. Я никогда ничего не беру даром. Бесплатный сыр, как известно, только в мышеловке. Поэтому за все, что имею, отдаю соответствующую плату. И очень трепетно отношусь к купленным вещам. Ненавижу, когда мои вещи берут без спроса, терпеть не могу, когда с ними обращаются неподобающим образом, очень расстраиваюсь, когда они пропадают в неизвестном направлении. Но вещь – есть вещь. Она иногда ломается, или перестает быть интересной, или начинает надоедать. Тогда я от нее избавляюсь. Без сожаления. Ломаю окончательно, чтобы не досталась другому, и спускаю в мусоропровод. Понимаешь, о чем я?
От его аллегории внутренности заполнились жидким азотом, а к щекам прилила кровь. Если что-то пойдет не так, он меня просто убьет. Но жизнь у Барно хуже смерти. Если останусь у нее, все равно сдохну, как собака. Или от венерического заболевания, или от рук долбанутого клиента. Человек, сидящий напротив, может дать мне совсем другую жизнь. Пусть даже такой ценой.
Подавив вздох отчаяния, кивнула в ответ.

​

- Хорошая девочка, - Собир щелкнул пальцами в сторону официантки, кинул на стол несколько купюр и, взяв меня за руку, потащил к выходу.
- Куда поедем? – поинтересовалась я.
Мой вопрос проигнорировали, и лишь когда мы оказались в салоне автомобиля, он ответил:
- Правило номер три: мои действия не обсуждаются. Что говорю – то делаешь.
Приятно заурчал мотор, и «Captiva» снова понеслась по улицам столицы. Я отключила мозг, подчиняясь новым жизненным правилам, и просто наслаждалась поездкой.
Минут через двадцать машина въехала в квартал спального района и припарковалась около ничем не примечательной «хрущевки». У подъезда сидели две старушки.
- Добрый день, дамы, - галантно поздоровался мой попутчик.
Я эхом повторила его приветствие.
- Здравствуй, Собирчик, - оживились они, - как дела?
- Вашими молитвами. Вот решил квартиру сдать. Что зря пустует?
- Правильно, лишняя копейка никогда не помешает. Ты только стоящего квартиранта бери, - заохали бабуси. – Нам нужны хорошие соседи.
- Конечно, дамы, только о вас и забочусь!
Бабушки еще что-то трещали нам вслед, но Собир пихнул меня в прохладный подъезд.
- Везде суют свой нос, - недовольно пробурчал он, открывая дверь на втором этаже.
Мы вошли в небольшую, скромно обставленную двухкомнатную квартиру, давно не видевшую ремонта. Потускневшие от времени обои, старенький паркет, прикрытый видавшим виды ковриком, обитый плюшем диван с кричаще яркими подушками, так не вписывающимися в общий дух жилища. Интересно, чей это дом? Точно не моего спутника: с его претенциозностью, он явно обитает в доме побогаче.
Пока я осматривалась, мужчина развалился на диване и махнул рукой, приказывая встать напротив. Исполнив его немую просьбу, замерла. И что дальше?
- Раздевайся, - равнодушно приказал он.

​

Я удивилась, но послушно выскользнула из платья. Любое требование, только заберите меня оттуда…Он, прищурившись, осмотрел мою фигуру и довольно кивнул.
- Дальше.
Неспешно избавилась от бюстгальтера, стянула трусики. Никогда не обнажалась при свете дня. Клиентуру обслуживала исключительно в темноте. Некоторые из них даже раздеть не удосуживались. В душе заворочалась стыдливость, подпитанная внимательным взглядом напротив. Но я придушила ее напускной развязностью.
- Не дурно… Не дурно, - протянул мужчина, продолжая рассматривать меня, как корову на продаже. - Покрутись… распусти волосы… Очень хорошо!
Я безропотно исполняла указания, а в голове крутилось одно: «Совсем не отличается от нашего сброда. Светка восторгается… Чем? Крутая обертка, не более…»
- А теперь, удиви меня, - вдруг произнес Собир, вводя своей просьбой в ступор.
Шестеренки в мозгу ошалело шуршат, отчаянно стараясь найти решение. Удивить? Как?
Смотрю в его глаза, надеясь найти подсказку, но в них ничего. Ни ожидания. Ни интереса. Пустой, ничего не выражающий взгляд. И вдруг меня осенило.
- Мне нечем вас удивить.
Брови взлетают вверх. Губы трогает едва заметная усмешка. В глазах проскальзывает заинтересованность.
- Как так? Хочешь попасть под мое крылышко? - Собир дотрагивается до бицепса, спрятанного под рукавом пиджака. – Или передумала?
- Не передумала.
- Так в чем дело? Трудно продемонстрировать что-то интересное? Или тебе нечего мне предложить?
- А что у меня есть? Мне семнадцать. Барно обманом притащила в свой дом. Продала девственность какому-то уроду. Удерживает угрозами. Клиенты – быдло, не нуждающееся в изощренном сексе. Им лишь бы спустить поскорее. У меня не было хорошего учителя, но есть потенциал. Я это чувствую! - воскликнула я в конце пламенной речи.
Если нечего предложить, должна достучаться до его сердца. Если оно у него имеется.
В ту же секунду тягучая паника сковывает сердце.
А если стучу в закрытую дверь? Если разозлю его своей наглостью?
Руки неосознанно тянутся к груди, прикрывая наготу, глаза опускаются, губы начинают предательски дрожать. Только бы не заметил…
Ага… Как же…
- Боишься меня? – проникновенно спрашивает Собир.
Вот он – голос, пробирающий до самой души.
- Нет.
Я боюсь остаться у Барно.
- Тогда иди сюда.
Медленно опускаюсь перед ним на колени. Он пристально смотрит в мои глаза и начинает допрос.

​

- Как давно работаешь?
- Полгода.
- Клиентов много было?
- Достаточно.
- За ночь сколько можешь обслужить?
- Максимум три было.
- Нравится секс?
- Иногда.
Это было унизительно, но я мужественно отвечала на вопросы. Хоть и односложно.
- Оргазм с клиентами испытываешь?
Я замялась… Батыр… Он умел доставить удовольствие. Но он же не клиент…
- Нет.
- Правило номер один, - напомнил мужчина.
- Охранник, - еле слышно прошептала я.
Собир вдруг громко расхохотался.
- Мальчики у Барно не промах. Что, хорош в сексе?
- Мне не с чем сравнить, - еще тише ответила я, чувствуя, как щеки заливает румянец.
- А хочешь, чтобы было?..
Вскинула изумленный взгляд.
- Хочешь, покажу, как должно быть?
Недоуменно пожала плечами.
- Решайся, - в его глазах запрыгали шайтанчики, - не многие из моих девочек могут похвастаться, что были со мной. Но что-то в тебе цепляет. Невинность, что ли? Невинная проститутка… Это весело!
Не дожидаясь согласия, Собир поднял меня с колен и повел в спальню. Огромная железная кровать занимала почти все пространство в комнате с нежно-синими стенами. Обстановка казалась убогой, но аура обволакивала, успокаивала, настраивала на умиротворение. Мне стало настолько комфортно, что без зазрения совести откинула покрывало и присела на краешек постели. С интересом наблюдала, как неторопливо и спокойно раздевается мужчина, пообещавший нечто необычное. В одежде Собир не выглядел крупным и мускулистым, поэтому обнаженное накачанное тело и упругая попка порадовали. Приятно смотреть на красивого, спортивного молодого человека. Он повернулся и я остолбенела. Внешнее спокойствие оказалось обманчивым: готовое к бою орудие гордо смотрело вверх.
- Надеюсь, Бахром все еще работает в вашем клоповнике? – спросил Собир, притягивая меня к себе.

​

Добрый, заботливый, ласковый доктор Бахром, следивший за нашим здоровьем. До сих пор не понимаю, как он согласился исполнять такой долг перед обществом.
- Работает, - тихо ответила я.
- Хороший парень. Дело свое знает! Когда последний раз проверялась?
- Пару дней назад. И я не соглашаюсь на незащищенный секс, ни за какие деньги.
- Получается?
- У меня дар уговаривать клиентов.
Мужчина хмыкнул, потянулся к тумбочке и достал упаковку презервативов.
- Наденешь? – улыбнулся он, протягивая мне один.

Шесть месяцев ежедневного секса. Толпа мужчин с разными возможностями и потенциалом. Опыт? Искушенность? Навык? Как бы ни так!
На самом деле я не видела ничего… Сегодня случился мой первый раз. Первый. Настоящий. Два часа легкой эйфории, переходящей в неистовый экстаз вымотали нас обоих. Оргазм подкрался незаметно и обрушился стремительным весенним селем. Я была не готова. Потерялась во времени и пространстве. Выпала из реальности и очнулась от собственных всхлипываний. Тело потряхивало от макушки до пят. Пальцы намертво вцепились в упругие бицепсы.
- Синяк будет, - криво ухмыльнулся Собир, но в глазах читалось явное удовлетворение.
От смущения хотелось превратиться в пушинку и исчезнуть, но мужчина по-прежнему придавливал меня своим весом. Оставалось только спрятать лицо в ладонях.
- Все хорошо, - мягко произнес он, ласково убирая с моего лба мокрую прядь волос. – У тебя действительно огромный потенциал.
Уже натягивая брюки, спросил:
- Согласна стать моей вещью?
- Да, - выдохнула я, стараясь не думать о последствиях.

*Харам - в исламе - запретные мысли, действия
*Хайвон-базар - место, где продают скотину.
«Captiva» - Chevrolet Captiva машина производства "GM Uzbekistan"

 

[Ornela]

Тема не пополнялась более одного года. Сериал закрыт.