TS3 Муха

[Лёлик]

Стремясь к ослепительному свету любви,
не забывай о том, что он может оказаться
светом в конце тоннеля.
Лелик​

Ранним утром ты идешь по узкой горной тропе. Наслаждаешься рассветом, впитываешь в себя запах изумрудно зелёной травы, усиливающийся еще не высохшей на солнце росой, прислушиваешься к тихой песне ветра и еле слышной трели соловья. Ты молода, ты счастлива и готова к новой, такой неизведанной жизни. Ты поднимаешься все выше и выше, надеясь таким образом приблизиться к небу, но один неверный шаг и твоя нога срывается, руки автоматически цепляются за печальный саксаул. Сердце замирает в страхе: внизу глубокая пропасть. Хватит ли у тебя сил удержаться, сможешь ли ты преодолеть свои сомнения и попробовать выкарабкаться самостоятельно?
Вся жизнь в твоих руках…
Держись, борись и ни в коем случае не разжимай пальцы. Ты же помнишь про пропасть?

Жанр – Драма
Автор – Лелик
Фотограф – Лелик
Возрастные ограничения – 16+
(В рассказе поднимаются серьезные жизненные вопросы, которые сложны для детского восприятия, возможны эротические сцены)
Все события и персонажи вымышлены, любое совпадение - случайно.
Режиссерский дневник

Благодарности

Спасибо большое всем кто поддерживал и подпинывал - Джемма, СимКэт, lynxrusya
Отдельные благодарности:
Ginara - за создание анимаций для видео,
Dalila - за разрешение использовать свои участки в съемках,
Северинке - за кучу спецзаказов, которые будут использоваться в процессе съемок

Награды

 

[Лёлик]

Последний солнечный луч упрямо буравит мои сомкнутые веки, проникает в мозг и пытается его расшевелить. Расшевелить - это мягко сказано. Он вгрызается в сознание, заставляя проснуться, но и я не лыком шита. Плотное одеяло натянуто на голову и, вуаля… Хулигану закрыт доступ!
Но он, засранец, все-таки сделал свое дело. Мысленно посылая лучу проклятия, я пытаюсь поспать еще немного, но сна нет…
В бешенстве скидываю одеяло и отдираю свое совсем не отдохнувшее тело от посеревшей от старости простыни.

В комнате царит легкий полумрак, скрывающий всю убогость моего временного пристанища. Шлепая босыми ногами по грязновато-коричневому линолеуму, я отправляюсь в душ. Вернее туда, что должно так называться в нормальном доме. По ходу пытаюсь разглядеть на часах сколько время. Хвала Аллаху, этот изверг хоть и не дал поспать, но зато у меня есть время поваляться перед телевизором и, не торопясь, привести себя в порядок. Смена начнется только через четыре часа.
С величайшим наслаждением подставляю заспанное лицо мягким струям воды. С ужасом понимаю, что утром опять завалилась спать, не смыв косметику. Фу…
Ненавижу это состояние, когда грязные потеки туши приходится смывать мылом, чтобы не испачкать и так видавшее виды полотенце. Въедливый, противный розовый кусочек продукта мыловарения разъедает роговицу глаза, и я усиленно пытаюсь избавиться от этого состояния. За этим занятием меня и застает звонок единственной нормальной вещи в моем доме. Сотовый телефон.
«Начальник? Да пошел ты в попу, начальник» - кричит на всю квартиру Масяня.
Голышом выскакиваю из ванной, понимаю, что холодно, но Собир ждать не любит, поэтому несусь к аппарату, оставляя на полу мокрые разводы.
- Сможешь быть готовой через час? – вместо приветствия спрашивает мой босс.
Я закатываю глаза и стараюсь отмазаться.

- Клиент хороший, - резко обрывает мои жалкие попытки Собир.
- Ну, ладно, ладно, - обреченно соглашаюсь я. - Требования есть?
- Блондинка, кожа, яркий макияж…
- Садомазо?
- Не знаю, разберешься на месте, - выдает шеф и мягко добавляет – Он новенький, но платит щедро! Ровно в семь тридцать отправлю за тобой Макса.
Секунд двадцать без единой мысли в голове пялюсь на Джонни Великолепного, потом оборачиваюсь и с тоской смотрю на завтрак, приготовленный еще утром. Когда вернулась, есть не было сил, а теперь на это не хватит времени. Вздохнув, убираю все в холодильник, но не выдерживаю, достаю тарелку обратно и в ускоренном темпе закидываю в рот несколько ложек изрядно размякших хлопьев. Обманутый желудок перестает издавать вопли возмущения, и я начинаю носиться по квартире. Косметичка, парик, кожаный костюм, пояс с чулками…
Сделать из себя роскошную блондинку за час? Да легко…
Пара последних штрихов и я слышу призывный гудок служебной машины. Что ночь грядущая мне готовит?

 

[Лёлик]

​

Сладострастная отрава золотая Бричмулла
Где чинара притулилась под скалою...1

Моя Родина, мой край, место, где мое невинное тельце, покинув приветливое материнское лоно, выползло в этот грешный мир пятым ребенком в семье.
Бричмулла.

Небольшой, затерянный между горами и Чарвакским водохранилищем поселок в тысячу домов.
Узкие дорожки среди глиняных строений, покрытых разноцветными железными кровлями. Дома, расположенные, как разномастные вагоны большого поезда, идущего в одном направлении - в детстве, кажется, что в светлую жизнь, но, взрослея, понимаешь, что на том конце пути нет ничего. Беспросветность, бесперспективность… Одним словом, пустота!

Но я любила эти места. Да и сейчас, наверное, люблю. Так уж устроен человек: каким бы ни было место, где он родился, оно вгрызается в сердце до того момента, пока его веки не сомкнутся навечно.
Дневные улочки, залитые ослепительным солнечным светом, в котором плавают черные силуэты теней домов и деревьев.

Разлапистые ели гордо возвышаются над склонившимися от тяжести плодов яблонями, сливами и черешнями. Козы, бараны, ишаки и коровы, неторопливо прогуливаются по проулкам, пощипывая редкую пожухлую траву. Суетливые курицы и степенные индоутки кажутся полноправными жителями поселка, потому что попадаются под ноги чаще, чем люди на дорогах.
Разве можно это не любить?
А с наступлением ночи Бричмулла превращается в затерянный рай. Или в потерянный?
Черные воды Чарвака отражают в себе голубой лунный свет и величественные вершины Чимганских гор. Пенные волны накатывают на берег с тихим плеском, успокаивая душу. А какие тут звезды! Огромные, яркие… Их, кажется, можно потрогать рукой. Вот Малая медведица, подмигивает зорким глазом Полярной звезды, вот переливается красной палитрой Марс, а там… там еще целое море созвездий, названия которых не отложились в памяти после уроков астрономии. Когда лежишь ночью на топчане2 и смотришь вверх, то представляешь, что являешься частичкой вселенной, принадлежащей только тебе!
А воздух наполнен веселым журчанием ручейков, которые спускаются по склонам, прокладывают себе путь к водохранилищу через сады и дворы. Их нежные голоса завораживают, настраивают на минорный лад, пробуждая самые сокровенные мысли.

В это время суток вообще обостряются все звуки: добродушное уханье филина, сонные переклички перепелок, в спрятанных под белыми покрывалами клетках, висящих практически в каждом дворе, шуршание гравия под копытами осла позднего путника, возвращающегося из города, хохот никогда не спящих и вечно пьяных отдыхающих.
Лето в Бричмулле – это время, когда жизнь кипит и бьет ключом. Каждая семья в поселке приветливо распахивает двери домов для городских жителей, которые вырываются из душной, пропитанной выхлопными газами столицы и приезжают сюда, чтобы насладиться общением с природой, надышаться свежим воздухом и наплескаться в теплой воде Чарвака.
Серпантин, вьющийся по Чимганскому предгорью, оживает два раза в неделю. Если встать на возвышенном месте, то можно понаблюдать интересное зрелище. В пятницу вечером вереница машин, осторожно движется плотным потоком из города, а в воскресенье повторяется то же самое, только в обратном направлении.
Зимой же здесь все замирает. Покров снега укутывает узкие дорожки и крыши домов, подавляя собой все звуки. Вечно зеленые пихты и ели, прогибаются под тяжестью белого одеяла. На улице редко встречается живая душа, народ предпочитает отсиживаться дома, наслаждаясь уютным потрескивание поленьев в доисторических «буржуйках».

Дом председателя махаллинского комитета3 Аскара Нишанова и его безропотной жены - домохозяйки Лолы, родившей мужу четверых сорванцов мальчишек и очаровательную доченьку, находился в самом престижном месте поселка – в ста метрах от пляжа.

Мой дом…
До сих пор с мыслями о нем у меня просыпаются два диаметрально противоположных чувства – тоска по теплым материнским рукам, ее нежному, всепрощающему взгляду и ненависть к отцовскому диктату.

Аскар-ака4 был строгим и непримиримым к чужим слабостям человеком. Он старался жить по законам Корана5, хотя истинным верующим никогда не был. Он не читал намаз6 необходимое количество раз, курил и пил вино, но в том, что касается отношений между людьми, семейных ценностей и прочих моральных принципов, отец был мусульманином до легкого безумия.

Мама вышла замуж, едва закончив школу.

Ее сосватали за сына председателя колхоза еще в то время, когда она только начала формироваться, как девушка. Аскар был старше чернобровой красавицы Лолы на семь лет, и семья Нишановых с нетерпением ждала, когда невеста подрастет и можно будет сыграть пышную свадьбу. Парню же было все равно, в какое время и на ком жениться.

Постоянно водящиеся в кармане деньги развратили его неокрепшую душу, и он гулял напропалую, чем огорчал своего набожного отца. Постоянные поездки в столицу, развлечения с приезжающими отдыхать девушками и пьянки ночи напролет – это был образ жизни Аскара, и он не собирался его менять. Отец же считал, что только женитьба и рождение детей сможет вернуть сыну благоразумие. Как же он ошибался…
Первый год замужества скромная и боящаяся высказать свое мнение Лола видела своего непутевого мужа несколько раз в неделю, когда он приезжал в Бричмуллу, чтобы выклянчить у родителей побольше денег и нехотя исполнить свой супружеский долг. Безропотная жена вызывала в нем презрение и чувство собственного превосходства. Если бы не родители, постоянно твердящие о необходимости завести ребенка, он бы и в одну постель с ней не ложился. Зачем ему это «бревно», когда в городе ждут сексапильные и необузданные красотки? В принципе, и на мнение родителей ему было плевать, если бы в один прекрасный момент отец не пригрозил ему лишением карманных денег и наследства в целом. Только тогда, спустя три месяца после свадьбы, Аскар соизволил лишить свою жену девственности. Причем сделал это грубо, без малейших признаков осторожности, чем навсегда лишил девушку желания заниматься сексом. Она знала, что если не забеременеет в течение первого года, ее с позором отправят домой, как бесплодную, поэтому, зажав губы, терпела, пока муж пыхтел над ее телом. А потом тихо плакала, стоя у окна и проклиная тот день, когда Аллах свел ее с этим ужасным человеком.

Когда Лола поняла, что ждет ребенка, ее радости не было предела. Теперь кончатся мучения в те ночи, когда свекровь, высчитывая дни, подходящие для зачатия, стояла под дверями их спальни, контролируя, чтобы ее непутевый сын исполнил свой долг. Не будет больше укорительных взглядов со стороны свекра и непонимающего отчаяния ее собственной матери. Теперь все изменится в лучшую сторону. У нее появится замечательная маленькая доченька и скрасит тоскливую жизнь в семье, которая так и не стала родной.
Родился сын - недоношенный, слабенький, весом чуть больше двух килограмм. Разочарование длилось не больше секунды. Маленькое, тщедушное тельце, прижатое к груди, наполнило сердце щемящим счастьем, помешанным с тоскою от того, что ее ожиданиям дочери не суждено оправдаться. Ложиться в одну постель с ненавистным мужем девушка не собиралась. Аскар привез ее из роддома, одним глазом взглянул на сына и через час, переругавшись с родителями, уехал в Ташкент.
Больше года Лола наслаждалась общением с маленьким Азизом, ставшим единственным светлым моментом ее замужества.

Муж изредка появлялся дома, но до них с сыном ему не было дела, чему молодая женщина была несказанно рада. Сын подрос, стал делать первые шаги, лепетал на своем собственном языке и с удовольствием топал по огромному двору, гоняя воробьев и приблудных кошек.
В тот день ничего не предвещало беды. Аскар, приехавший накануне, снова сцепился с отцом и нервно собирался обратно в город. Он бросал раздраженные взгляды на сына, который цепляясь за его штанину, старался объяснить что-то только ему понятное, Лола сидела на кровати, боясь поднять на мужа глаза.

- Что застыла, как истукан? – гаркнул Аскар, отпихнув маленького Азиза. - Достал меня твой щенок, и присутствие твое достало. Быстро взяла ребенка и пошла вон отсюда!
Долго уговаривать жену не пришлось. Она подхватила малыша на руки и неслышно выскользнула из комнаты. Скорее бы уехал, и все встанет на свои места. Во дворе было свежо и пахло жасмином, зацветшим в глубине сада. Лола вдохнула чарующий аромат полной грудью, прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Малыш вырывался с рук, и она не стала ему препятствовать – спустила на землю, а сама села на топчан. Он потопал к колонке плескаться в воде, а она погрузилась в свои печальные мысли. Присутствие мужа всегда угнетало и вызывало чувство страха, помешанного с неприятием. Она осуждала его поведение, не могла понять отношение к родителям, а больше всего ее удивляло то, что ему было плевать на сына.
«За что? За что мне такое наказание? Чем я провинилась перед Аллахом? Ведь так не правильно, так не должно быть! Ребенок – это самое святое, что есть в мире, а он не испытывает к Азизу никаких чувств, больше того, он раздражается от одного присутствия малыша»
Она не услышала, как хлопнув дверью, выскочил из дома Аскар, как Саида-апа кричала вслед сыну последние проклятия, как взвизгнул мотор новенького «Мерседеса».
- Вай, до-о-о-о-д!7 – донесся до ее сознания нечеловеческий вопль свекрови.
Лола смотрела на происходящее, как на кадры фильма в замедленном действии.
Машина резко дергается сначала назад, потом вперед… Азиз неуклюже семенит за страшной облезлой кошкой… удар… маленькое тельце подлетает и с глухим стуком падает на капот…
- Шайтан! Ты убил ребенка, - кричит свекор, выбежавший на крик жены, - своего ребенка! Истинный шайтан!
Лола соскочила с места, подбежала к машине и упала на колени…
Дальше она не помнит ничего – сознание спасительно покинуло мозг.

Бледный Аскар неподвижно сидел за рулем и неотрывно смотрел, как тоненькая струйка крови стекала из уха малыша, расползаясь по капоту.
Азиза похоронили на маленьком кладбище, спрятанном в лощине. Вечером к Лоле пришла свекровь, обняла, прижала к себе, как родную дочь, и твердо сказала:
- Не смей плакать, Аллах дал, Аллах забрал к себе обратно! Нарожаешь еще столько, сколько сможешь!
«Хочу девочку!», - подумала молодая женщина, вытирая слезы. – «Рожу и больше в жизни не лягу с ним в одну постель! Пусть хоть из дома выгоняют!»

Это может показаться странным, но тот случай изменил Аскара. Тяжкий грех лег на его душу, не давая жить спокойно. Мужчина стал посещать мечеть и читать намаз по всем правилам, но осознание того, что он отнял жизнь, подаренную им же, заставляло его часто замыкаться в себе и погружаться в мысли о собственном поведении. Он перестал ездить в город, стал более терпимо относиться к жене, но Лола не хотела видеть этих перемен. Она ненавидела мужа и не могла даже смотреть в его сторону. Он – убийца! Он отнял у нее самое дорогое. Как после этого можно жить с ним? Но решиться на развод Лола не могла – воспитание не позволяло. А что скажут люди? Нет ничего страшнее соседских пересудов, косых взглядов и всеобщего осуждения.
Время шло, и боль утраты постепенно стиралась. Где-то лаской, где-то глубоким покаянием, Аскар смог добиться прощения жены. Их совместная жизнь стала хоть отдаленно напоминать семейное счастье. Через два года родился еще сын, его назвали в честь умершего - Азизом, потом появился Азамат, потом близнецы Хасан и Хусан.
Каждый раз, отправляясь в роддом, Лола молилась о том, чтобы вернуться с дочерью, но Аллах не был благосклонен к ее желаниям.
И только через восемь лет после смерти их первого ребенка, в семье Нишановых появилась дочь. Такая долгожданная и с первых секунд любимая. Девочку и назвали соответственно - Мухаббат8

1 из песни Никитиных «Бричмулла»
2 Топчан – род квадратной деревянной кровати на высоких ножках. В узбекских селеньях ставится во дворе и используется и как место для отдыха, и как место для принятия пищи.
3 Махаллинский комитет – орган местного самоуправления.
4 -ака – уважительное обращение к мужчине, старшего по возрасту или по статусу, - апа – тоже самое, по отношению к женщине. Ударение ставится на последний слог.
5 Коран – священная книга мусульман.
6 Намаз – обращение к Аллаху, которое читается пять раз в день. Каждый мусульманин, считающий себя истинным верующим, не имеет права пропустить ни одну молитву в день. В настоящее время, многие читают намаз один или два раза в день, но это считается не правильным и рассматривается, как неуважение к Аллаху.
7 Вай дод – очень распространенный возглас для узбекских женщин. Он применяется в тех случаях, когда происходит что-то экстраординарное. Практически то же самое, что и ОМГ)))
8 Мухаббат в переводе с узбекского – любовь.

 

[Лёлик]

 

[Лёлик]

​

Говорят, что я вся в отца.
Бред… У меня мамины глаза, мамина улыбка, черты лица, фигура, короче все, что формирует внешность.

Что у меня может быть общего с этим человеком? С его носом, словно вырубленным топором? С его поросячьими глазками, вечно ищущими причину устроить скандал? Если только цвет кожи, но ведь это не показатель. Я - мамина дочка, и все тут! И когда он лезет в мое воспитание, я не могу выносить его слова. Есть братья, целых четыре, как две капли похожих на него, вот пусть их и наставляет на путь истинный, а я и сама знаю, что в этой жизни правильно, а что нет!
- Ты только молчи, доченька, пусть говорит, что хочет. Ты же знаешь, что если ему не перечить, он быстро успокаивается и перестает нервничать.
Мама… когда смотрю не нее, сердце обливается кровью. Она такая умница: начитанная, хозяйственная, покладистая - досталась этому тирану. Где в жизни справедливость?
Да, у меня ужасный характер – я вспыльчивая, нетерпимая и не всегда выполняю распоряжения родителей, но стараюсь вести себя подобающе. Мама постоянно твердит, что женщина не должна высказывать свое мнение, не должна противоречить мужчине. Я пытаюсь… правда! Каждый раз даю себе слово молча выслушивать все претензии, но когда отец говорит, что я не имею права делать по-своему, мое существо взрывается и слова сами выскакивают наружу.
- Это ты во всем виновата! - кричит он на мать, когда я в очередной раз выскакиваю в магазин без штанов. – Моя девочка, моя радость, вот она – твоя любовь, вот что делает. Позор! Выйти на улицу с голыми ногами. Что скажут соседи?

- Но она же еще маленькая, - пытается возразить мама.
- Маленькая? Лола, проснись! Ей уже шестнадцать - замуж пора отдавать, а ты говоришь – маленькая.
«Кто сказал, что я хочу замуж?» - Проносится в моей голове, а отец продолжает возмущаться:
- Если она будет выставлять свое тело на показ, кто согласится на ней жениться?
- Я же не голая вышла, - гордо вскинув голову, восклицаю я.
- Молчи, - шепчет мама и дергает меня за локоть, но папа уже завелся.
- Еще этого не хватало! Будешь так себя вести - заверну в хиджаб! Все лето не снимешь платье с длинным рукавом, штаны и носки, чтобы кроме твоей смазливой морды, ни кусочка тела не было видно. Была бы моя воля, я б тебя запаковал в паранджу, да, жаль время не то. А самое замечательное - сделать так, чтобы ты за ворота даже носа не показывала. Вот тогда я буду спокоен. Можно подумать, у тебя дел мало? Не знаешь чем заняться? Я найду для тебя работу. Вон Азамат вчера кукурузу не всю прополол, бабушке нужно каждый день помогать с сепаратором, да и маму на кухне пора полностью заменить. А то все маленькая она… Скажи матери спасибо, любимица ты ее, а то я бы взял тебя в ежовые рукавицы!
В ярости кусаю губы, но молчу. Знаю, что если буду сейчас противоречить, он выполнит свои угрозы, да и маму жалко - вечно ей достается за мой длинный язык.
- Ты меня поняла? – отец подходит ко мне вплотную, поднимает подбородок и пристально смотрит в глаза. – Еще раз выйдешь на улицу без штанов и головного убора, будешь сидеть дома.

Я стараюсь потушить молнии, сверкающие в глазах, но у меня не получается. От этого к горлу подступает комок, и я прячу от отца подкатившие слезы.
- Поняла? – настойчиво повторяет он, чуть сильнее сжимая мое лицо.
Я молча киваю, вырываюсь и убегаю в свою комнату. Правда, и здесь мне не дают поплакать. Приходит мама и начинает читать мораль. Ее слова мягкие и ласковые, но она старается в очередной раз объяснить мне, что может делать женщина, а что не может ни под каким предлогом. Я делаю вид, что соглашаюсь с ней, натягиваю ненавистные штаны, покрываю голову дуппишкой 1 и, нежно обняв маму, выбираюсь из дома через окно.
- Мухаббат, - мама ловит меня за подол, – ты опять?
Я посылаю ей воздушный поцелуй и она, улыбнувшись, качает головой. Ее ласковый взгляд светится всепоглощающим светом материнской любви, мое сердце заходится от ответного чувства. Обожаю свою маму, что бы я ни делала, как бы себя не вела, от нее всегда исходит столько позитивной энергии, что ее может хватить на сто миллионов детей.

Я прыгаю с крыши невысокого сарайчика, озираюсь по сторонам - не видел ли кто «такого позора», и со всех ног бегу в свое заветное место.
Только тут я могу быть собой, только в этом месте чувствую запах свободы и могу полностью отдаться своим мечтам и надеждам.
Небольшой выступ в скале, с которого открывается сногсшибательный вид. Я всегда прихожу сюда, когда мне хочется побыть одной. Я нашла это место, когда маленькой десятилетней девочкой в первый раз сбежала из дома. Отец закатил скандал из-за того, что я подралась с мальчишкой!… Какой позор! До сих пор, вспоминая, покрываюсь липким потом презрения. Он полез мне под юбку, а я должна была молчать? Но разве скажешь такое родителям?
Маленькая площадка спрятана за огромным валуном, покрытым причудливым узором выцветшего на солнце мха, пробивающимся сквозь трещины, которые испещрили камень за долгие годы его существования. Мне всегда было интересно: сколько он тут стоит? Десять лет? Пятьдесят? А может ему намного больше века? И от старости у него появились глубокие морщины, как у бабушки Ситоры, маминой мамы.

А вот с открытой стороны передо мной простирается неописуемая красота: голубая гладь Чарвака, отражающая в себе солнечные лучи, зеленые шапки деревьев, разбросанные по красно-серо-коричневым скалам. Я вижу, как волны накатывают на берег, и представляю их плеск, слышу, как возмущенно перекрикиваются чайки, как они пикируют к воде, чтобы выцепить оттуда небольшую рыбешку.
Теплый ветер ласкает лицо, а лучи солнца заставляют спрятаться под небольшую дикую алычу, чудом приютившуюся на каменистой поверхности. Кто придумал шить женскую одежду из хан-атласа? Бытует общепринятое мнение, что он предохраняет от жары – полный бред. Тело в нем мокнет, штаны прилипают к ногам, мешая двигаться, поэтому я и не люблю их носить. Многие женщины делают верхнюю часть из сатина, моя мама не исключение, но это же такой кошмар.
- Зато не жарко, - усмехается она, одергивая платье, чтобы ужасная расцветка хлопчатобумажной ткани не выглядывала из-под подола.
Но я - молодая и, надеюсь, красивая девушка! Меня и так уродуют национальными нарядами, еще больше усугублять положение совсем не хочется. Поэтому я прячусь в небольшой тенек, который дарит корявое деревце, и наслаждаюсь свободой.

Махаллю 2 не видно, зато как на ладони палаточный городок. Пока он кажется мертвым и безжизненным, но каждое лето студенты из Ташкента приезжают к нам отрабатывать производственную практику. Они смешно называют это место – полигон. Я специально посмотрела в словаре, что это значит: «Полигон — участок суши или моря, который предназначен для испытаний различных видов техники». Не понимаю, что общего с испытанием машин у стройного ряда видавших виды палаток, огромного навеса, заменяющего столовую и кухню одновременно, и странного здания с антеннами на крыше, возле которого каждое утро собираются студенты, но люблю сидеть тут и смотреть.
В лагере живет человек тридцать, иногда они меняются, но многие приезжают снова и снова, каждое лето, этих ребят я знаю в лицо, и мне кажется, что мы старые знакомые.
Иногда я беру с собой дедушкин бинокль и с удовольствием рассматриваю девчонок и мальчишек. Мне кажется, что по возрасту они чуть старше меня. Ну, правильно, я только окончила школу, а они уже учатся в институте.
«Городские», - пренебрежительно называет их отец, а я впитываю в себя их манеры поведения и стиль одежды. Жаль, что только в мечтах я могу представить себя рядом с ними.
Девушки мне кажутся настоящими красавицами. Всегда ухоженные, грациозные и одеваются они не так как у нас - короткие шорты или брюки, открытые майки. И все это таких ярких, сочных расцветок, что делает их похожими на волнистых попугайчиков. Днем они громко смеются и эмоционально размахивают руками, по утрам сонно передвигаются по лагерю и, визжа, умываются ледяной водой из крана, притворно отмахиваются от парней, которые у всех на глазах обнимают их и каждый раз целуют в щечку при встрече.
Парни… Их я могу рассматривать долго и внимательно. Они носят легкие цветастые шорты и редко прикрывают торс. Я, конечно, видела полуодетых мужчин – и отец с утра выходит из спальни без рубашки и братья копаются в огороде по пояс обнаженными, но это зрелище - накачанные прессы, широкие, всегда расправленные плечи, мускулистые ноги. Если навести бинокль правильно, то можно рассмотреть каждую волосинку на загоревших под палящим горным солнцем телах. Мне стыдно, что я смотрю на них, но ничего не могу с собой поделать, а мысли, которые посещают голову, заставляют краснеть. Они совсем не похожи на наших ребят – веселые, раскованные, я бы даже сказала, вальяжные.
Как мне хочется познакомиться с каждым из студентов, вместе с ними ходить в горы, сидеть по вечерам у костра и слушать песни под гитару, почувствовать на своем плече теплую сильную руку, прикосновение влажных губ к щеке. Наверное, отец прав – я испорченная. Как? Как может молодая девушка пускать такие позорные мысли в голову? Неприлично даже думать об этом, а я еще и мечтаю.
Мама печет лепешки в тандыре 3 и носит на полигон. Я прошу ее, прошу, чтобы она хоть раз взяла меня с собой, так хочется посмотреть на них поближе, но она всегда отказывает. Нет, ребята, конечно, выходят в поселок: и в магазин, и просто прогуляться, но наш дом стоит так далеко от центральной улицы, что тут они не показываются. Да и я сама смелая только тогда, когда рассматриваю их в дедушкин бинокль, а когда они появляются на моем пути, я, как трусливая собака, прячусь в кустах или забегаю к кому-нибудь из соседей. Мама считает, что мое знакомство с городской молодежью принесет мне только вред. Может это и останавливает меня от прямого контакта с ними. Она каждый раз, возвращаясь из лагеря, плюется в сторону девчонок, называя их развратницами.
- Ты не представляешь, Мухаббат! Мне женщине - было стыдно на нее смотреть: волосы белые-белые - таких в природе не существует - грудь еле прикрыта кусочком трикотажа, а шорты!.. Нет, это даже шортами не назовешь - попа вся наружу. Вот как можно так ходить? А вокруг мужчины - им глаза не завяжешь! Ладно городские они привычные - а я сегодня с Султан-ака ходила на полигон, он им мясо нес, так бедный пожилой мужчина аж покраснел от такого зрелища.
Я мысленно улыбаюсь, чтобы мама не решила, что я несерьезная. Знаю я этого старого проходимца. Он на каждую женщину смотрит такими глазами, что кажется, готов раздеть и съесть. А там такие красавицы ходят, да еще и в открытой одежде. Видела бы его жена, как он заигрывает с продавщицей поселкового магазина. Я один раз присутствовала при этой сцене. Он даже меня не постыдился – через прилавок пытался пощупать Ферузину грудь. Той-то все равно, у нее муж умер, вся махалля знает о ее похождениях, а вот Султан-ака вроде уважаемый человек, а ведет себя, как мальчишка.

Я замечталась, засмотрелась на легкую борьбу невесомого чуть пожелтевшего от жары алычового листочка с ветром и чуть не пропустила все самое интересное.
Почему я так рвалась из дома? Потому что сегодня десятое июля – новый заезд на полигон. Я жду этой даты, как праздника! Хочется увидеть новые лица, попытаться рассмотреть наряды девчонок. Это так интересно, жаль бинокль из-за мамы не смогла прихватить.
Небольшая колонна из пяти стареньких «пазиков» , пыхтя, преодолевает последний виток серпантина. Стойкий шлейф из пыли кружится над автобусами, периодически пряча их от моего взгляда.

Вот они скрылись за поворотом, чтобы через десять минут снова появиться уже у самого лагеря и впустить в тягучий, застывший от жары воздух новую порцию свежих лиц, веселья и суматошного гама.
Подъехав к воротам полигона, первый автобус издал протяжный, режущий слух сигнал, он эхом разнесся по ущелью, распугивая сидящих на деревьях майнушек и воробьев.
Сердце затрепетало от предвкушения, и я вся обратилась во внимание.

1дуппи – головной убор – тюбетейка.
2махалля – деревня.
3 тандыр – печь из глины, служащая для приготовления некоторых восточных блюд, но основное использование - выпекание хлеба.

 

[Лёлик]

​

Небольшую площадку перед воротами полигона шумно заполняли студенты. Они, весело галдя, высыпали из автобусов, вытаскивали рюкзаки и спортивные сумки, разминались после дальней дороги, подшучивая друг над другом.
- Как же здесь хорошо, - молодой человек с пепельно-русыми волосами чуть отошел от двери «пазика» и лениво потянулся, - а какой запах…
Он втянул воздух, прикрыл глаза и расплылся в блаженной улыбке.
- Ой, Тимка, замутим мы тут не по-детски, - барбиобразная девушка спрыгнула со ступеньки и повисла у парня на руке.
Игнорируя недвусмысленное заявление, Тимур достал пачку сигарет, прикурил и с наслаждением затянулся.
- Смотри аккуратнее, Ленок, - хохотнуло бесполое рыжеволосое существо, появившееся следом, - от серьезных замутов дети иногда случаются… тем более воды горячей тут точно не будет.
- Типун тебе на язык, Шурик, - боязливо покосилась на сокурсницу блондинка, а Камалов усмехнулся.
Последним под палящие лучи солнца вывалился Касымчик и недовольным заспанным взглядом обвел окрестности.
- И кто придумал проходить практику вдали от цивилизации? – недовольно пробурчал он, всем своим видом показывая, что его поднять подняли, а разбудить забыли.
- Как кто? – Шурик подобрала брошенный им рюкзак и положила татуированную руку на плечо Ахмедова. - Твой папаша на кафедре главный, у него и спроси.
Эта компания таких непохожих друг на друга ребят с геофизики отличалась от остальных студентов Ташкентского государственного политехнического университета приехавших в этом году на полигон в Бричмуллу только своей внешней несовместимостью.

Тимур Камалов считался самым красивым и популярным парнем потока, знал это и без зазрения совести злоупотреблял своим положением. Девчонки с «Гидрогеологии» писали за него курсовые работы, мальчишки с «Разведки» - делали макеты и лабораторки, а Касымчик, пользуясь положением отца, прикрывал их совместные прогулы и закрывал неуды. Тимур принимал все это как должное, не утруждал себя учебой, но старался не расстроить маму отчислением за хвосты. Один раз он уже чуть не вылетел с универа, но тогда подсуетился отец, давно живущий с другой семьей, и Тима загремел на два года в армию.
- Как можно строить из себя такого недалекого? – возмущался тогда Зафар-ака. – Ты взрослый умный парень, а ведешь себя, как малолетка! Неужели не понятно, что высшее образование откроет для тебя большие перспективы? Почему я должен платить столько денег только потому, что тебе лень учится? И так выбрали самый непрестижный факультет, чтобы Ваше Высочество не сильно напрягалось, а ты и тут умудрился все испортить! Вот отслужишь - может ума прибавиться! Вернешься снова на второй курс, и только попробуй мне опять запороть!
Мама поддакивала бывшему мужу, а их общее дитя думало:
«Иди, воспитывай своих узбечат. Для чего-то же ты их плодил в таком количестве… Уж они точно будут слушать тебя, заткнув рот, и выполнять все идиотские указы беспрекословно! А меня не тронь, все равно все твои слова улетят вместе с ветром», - но вслух сказать не решился, чтобы не расстраивать маму еще больше. Она никак не может простить мужу, что он оставил их с сыном в трудный момент, но в то же время до сих пор любит этого идиота. Из-за постоянных проблем с поведением Тимы ей приходится общаться с Зафаром, а потом она всю ночь плачет, уткнувшись носом в подушку. Но, не смотря, ни на что в этом вопросе она ведет себя как настоящая мусульманская жена – мальчику нужна твердая мужская рука, поэтому при малейших отклонениях от нормы звонит отцу. Молодого человека же просто выбешивают отцовские чтения морали, а еще он никак не может простить матери свою узбекскую фамилию и своеобразный разрез глаз.
Когда Тимура спрашивают кто он по национальности, парень усмехается и отвечает, что он лицо без расовой принадлежности.
Его мама – Светлана Анатольевна Савинова приехала в Ташкент из Челябинской области поступать в институт, встретила чернобрового красавца Зафара и влюбилась в него по уши. Семья Камаловых была категорически против русской невестки, но сын выдвинул ультиматум: «Не дадите жить здесь – уеду с ней в Россию!», и они смирились, боясь потерять единственного сына. Три дочери считались отломанными ломтями – выйдут замуж и поминай как звали, а сын – это надежда, опора и спокойная старость. Смирились, но тоже поставили условие: « Женишься на русской - можешь не надеяться на нашу поддержку!», втайне надеясь на то, что молодая семья не выдержит первых трудностей.
После пышной свадьбы, сыгранной по всем правилам, Зафар со Светочкой ушли жить в общежитие и через год после свадьбы родился Тимур. Вот тут и наступили тяжелые времена. Оба родителя еще учились в институте, Зафар старался подрабатывать, но денег не хватало, начались проблемы и недопонимания. Светочка упрекала мужа за то, что он не в состоянии прокормить единственного сына, а Зафар замыкался в себе и, глядя на располневшую после родов жену, думал о том, что нужно было послушать отца, а со Светкой просто встречаться. И жил бы припеваючи на родительские деньги и с любимой меньше ссорились.
После четырех лет брака их любовь разбилась о волны бытовых проблем, и родители Тимура развелись. Зафара сразу женили на узбечке, и она рожала ему каждый год по ребенку, а Светочка всю жизнь чувствовала свою вину перед сыном за то, что у него нет отца.
В процессе материнского воспитания Тимур вырос эгоистичным, нетерпимым, но в то же время ласковым и ранимым человеком.

Лена Сафронова попала на факультет геофизики по определенным соображениям. Особым умом она не была награждена с рождения, зато над ее внешностью Бог потрудился на славу. Она искала такую специальность, на которой училось бы много парней, и у нее не было большой армии конкуренток. Еще со школы Ленок привыкла быть в центре внимания и теперь не собиралась расставаться со статусом самой красивой, самой желанной, пусть и не самой умной. Тем более конкурс при поступлении был не большим, и Лена со своим не очень привлекательным аттестатом поступила без труда. На вопрос: «Где ты учишься?» она всегда отвечала с гордостью: «В университете!», не уточняя, в каком и на какой специальности. Первый год обучения прошел довольно-таки скучно. На всем потоке не нашлось ни одного приличного парня, с которым бы Сафронова захотела встречаться, хотя вокруг нее всегда крутилась куча ребят. Единственным нормальным среди всех был сын завкафедрой, но это был большой ребенок – капризный, избалованный, но веселый и щедрый, и Ленок решила, что с ним полезно дружить. Все изменилось, когда на второй курс пришел Тимур - красивый, умный, местами добрый -и выбрал Лену сразу. Переспали они в первый же день и больше не расставались. Ей было тепло и уютно рядом с ним, когда они оставались наедине, и горделиво на публике.

У Касыма Ахмедова особых раздумий по поводу выбора профессии не было. Его папа заведовал кафедрой геофизики, и сын априори должен был учиться у него. Парень и не собирался идти против воли отца. А зачем? Заниматься перед поступлением не было необходимости, да и потом можно особо не напрягаться: папа решит все проблемы легко и сразу. Ну и что, что дома устроит разгон? Касым привык молча выслушивать отцовские наставления и делать по-своему. А свои дела молодой человек всегда ставил выше учебы. Тусовки по столичным клубам, кафе и ресторанам, знакомства с красивыми и не очень девчонками, поездки с ними за город на отцовскую дачу – вот это истинная жизнь! Для него в представительнице слабого пола главным был не внешний вид, а искренность общения, умение весело проводить время и не заморачиваться по пустякам. Но девчонки попадались разные: некоторым были нужны его деньги, некоторые выносили мозг претензиями и ревностью, поэтому Касым предпочитал менять их как перчатки, делая ставку лишь на одну ночь. После появления в группе Тимура Касымчик понял, что нашел родственную душу, и теперь не было необходимости полдня искать, с кем провести вечер. Звонишь Тиме - и все пучком. Платить, правда, часто приходилось самому, но он же не мажор какой-то… Друг живет вдвоем с мамой, денег вечно не хватает, а ему-то без разницы столько истратить – двести баксов или четыреста!

Саша Золотарева была, пожалуй, единственным человеком, который поступал на эту специальность по велению сердца. Уже три поколения их семейство занималось геолого-разведательными исследованиями. После смерти жены, которая так непредвиденно умерла от перитонита, отец воспитывал дочь, как умел. В итоге получилось нечто среднее между девочкой и мальчиком. Саша, или как все ее называли, Шурик, по характеру была очень миролюбивой, доброй и всегда готовой предложить свою помощь девушкой, но вот манеры и способ общения, ни чем не отличались от мужских. А чему удивляться? С пяти лет девочка моталась по экспедициям, общаясь исключительно с сильной половиной человечества. Стиль одежды прививал ей отец, который не признавал ни рюшечек, ни шифоновых платьев в романтическом стиле, ни туфель на каблуках.
- Одежда должна быть удобной, комфортной и не стеснять движения, - постоянно твердил дочери Золотарев-старший.
До этого года Шурика все устраивало. Она была своим в доску парнем в любой компании, общалась на равных как с молодыми людьми, так и с девушками, и не парилась о собственной внешности. Но в их группе появился Тимур, и все перевернулось с ног на голову. От одного его взгляда душа начинала трепыхаться, как флаг на ветру, и тонула в сладком томлении. Шурик была реалисткой и, сравнивая себя с Сафроновой, понимала, что шансов у нее ноль, и поэтому днем изображала из себя лучшего друга, а по ночам вытравливала из сердца романтические бредни и очень злилась на себя, что это получается с трудом.

И вот при таком смешении характеров, внешности и взглядов на реальность эта четверка считалась самым прочным дружеским союзом на потоке. Все остальные просто поражались, когда красавчик Тимур вступался за мужеподобную Золотареву, а королева Сафонова готова была с пеной у рта доказывать, что Ахмедов был на паре и преподаватель его просто не заметил. При этом так заморачивала голову педагогу, что тот реально начинал подумывать о таблетках от склероза. Шурик с Касымчиком частенько изображали из себя влюбленную парочку, когда чрезмерно охочие до его денег девицы становились слишком назойливыми, и те отлеплялись только при одном виде рыжеволосой «красавицы», решая, что у парня не все дома.
Они и учились в одной группе, и все свободное время проводили вместе. Шурик пыталась вразумить нерадивых друзей и заставить их хоть иногда заниматься. Касым оплачивал все совместные вылазки: как на природу, так и по злачным столичным местам. Тимур, имея разряд по боксу, отгонял всех злопыхателей одним только взглядом, а особо непонятливых и кулаком, а Ленок служила украшением всей компании и решала общие проблемы исключительно своей внешностью.

​

Большое спасибо Ginara за спец заказ и за замену моего уехавшего на моря корректора!

 

[Лёлик]

​

Мои глаза высматривают самое интересное, слух старается уловить обрывки фраз и тембры голосов. Чтобы было удобнее, встаю на четвереньки и свешиваюсь вниз. Я так увлеклась, что не заметила, как вылезла из тени. Разъяренное послеобеденное солнце моментально уловило такую оплошность, и обрушило на мою бедную голову нестерпимый жар своих палящих лучей.

Иногда хочется сказать отцу спасибо за то, что заставляет надевать тюбетейку, так хоть есть надежда, что мозг не расплавится.
Тягучий, раскаленный воздух, до этого поглотивший и впитавший в себя все звуки, постепенно наполняется живительным гомоном, доносящимся снизу. Кажется, что разговоры появляющихся из автобусов ребят, их смех и крики не только разбавляют воздух, но и приносят спасительную прохладу, позволяющую свободнее дышать. Это так же, когда в душной комнате включаешь кондиционер, и от него медленно растекается искусственно созданное наслаждение.
Я в сотый раз пожалела, что не успела взять бинокль – расстояние слишком велико, и можно рассмотреть только силуэты студентов и оттенки по-летнему ярких нарядов. Они привезли из столицы в наш размеренный затхлый образ жизни свежесть, которая проникая в мозг, заставляет лицо расплыться в идиотской улыбке. Легкое томление заполняет душу, растекается в груди, и в следующее мгновение камнем падает к низу живота.
Никогда! Никогда я не смогу быть такой же, как они!
Робкая слеза собирается в уголке глаза, я прикрываю веки, и она горячим ручейком стекает по щеке.

Что меня ждет? Еще максимум пару лет смогу отказываться от замужества, а потом… Отец и так уже не раз заводил разговор о том, что меня с моим строптивым характером нужно как можно быстрее сбыть с рук. На все возражения мамы с доводами типа: «пожалей ребенка», он твердит только одно: «С твоим воспитанием она к двадцати годам станет испорченной женщиной! А я подыщу ей нормального парня, который сможет и гонор ее сдержать, и жизнь достойную обеспечит!»
Кого они мне найдут? Кому придется по душе положение моего отца? Какому-нибудь богатому семейству, имеющему прыщавого отпрыска откуда-нибудь с Яккатута? Или мне «повезет»? Разговоры о Мухаббат - прекрасной, подросшей дочери председателя махаллинского комитета, дойдут до Газалкента, и я переберусь из своего захолустья хоть на пару десятков километров ближе к Ташкенту? А что мне это даст? Буду так же вставать в пять утра и до блеска выметать двор, пресмыкаться перед зловредной свекровью, угождать каждой ее прихоти и слушать каждый день, что не такую жену она мечтала увидеть рядом со своим любимым сыном. С поклоном подносить свекру чай, на донышке пиалы1 и бояться поднять на него глаза, чтобы случайно не подумали, что я кокетничаю. Нарожаю мужу футбольную команду сопливых и вечно орущих детей, а в тридцать лет стану похожа на дряхлую старуху.
От бесперспективных мыслей стало тяжело дышать, и я забилась вглубь своего убежища. Расплакалась навзрыд, уткнувшись носом в прижатые к груди коленки - все равно никто не услышит.
Почему такая несправедливость? Я хочу любить и быть любимой…
Это плохо?

Вспомнилось, как в прошлом году одноклассник Фархад пытался за мной ухаживать. Было приятно ловить на себе пылкие взгляды из-под пушистых черных ресниц. Когда я проходила мимо, его пухлые губы расплывались в милой улыбке, от его кожи, цвета кофе с молоком, исходил такой приятный аромат, что я забывала обо всем на свете. Фархад провожал меня со школы, нес портфель. Иногда мы не сразу шли домой, а сворачивали в яблоневый сад. Там молча сидели и слушали песню ветра, играющего с не успевшими покрыться пылью молодыми листьями. Я была рада тому, что он не открывает рот, потому что от звука его голоса мне становилось жарко. Однажды он даже решился взять меня за руку. До сих пор помню ощущение нежности, разливающееся по всему телу. Его теплые пальцы робко накрыли мою ладошку, а я боялась пошевелиться, чтобы не испугать его, хотя у самой тряслось все нутро.

И вот в один из таких дней, когда мы возвращались намного позже обычного, нам встретился мой отец. Как он кричал… Как только не обзывал меня и бедного Фархада, который так побледнел, что мне казалось еще минута - и он грохнется в обморок. С тех пор парень даже не поднимает на меня взгляд и до сих пор переходит на другую сторону дороги, если я попадаюсь у него на пути. А вся причина в том, что отец Фархада работает охранником в пансионате и они живут не богато.
За бедного и безродного отец никогда меня не отдаст, даже если он будет похож на греческого бога. А мне вот интересно, женихи из достойных семей всегда страшные? Моя троюродная сестра Нигора в прошлом году вышла замуж. Женщины у магазина сплетничали о том, что очень удачно - богатая семья, хорошее положение в обществе. Но когда я увидела ее мужа, меня чуть не стошнило – лет на десять старше, низкого роста, толстый, лысоватый, с огромной красной бородавкой на носу. Нигора и все родственники были счастливы, а я не могла представить, как с таким целоваться.
Я с ужасом думаю о предстоящем замужестве…
В книгах всегда пишут о красивой, нежной и страстной любви от которой в итоге рождаются дети. Когда читаю о том, какие эмоции испытывают герои при встрече, при поцелуях, не могу представить, что полюбить можно старого и лысого. А как делать с ним детей? Я знаю, что мама с отцом не просто спят в одной кровати, хотя и детей у нас вроде хватает.

Однажды, пару лет назад, я спускалась ночью попить и увидела приоткрытую дверь в родительскую спальню. Подсматривать и подслушивать не красиво – мне об этом с детства говорили, но оттуда доносились такие странные звуки, что я не смогла пересилить свое любопытство.
Стараясь ступать как можно тише, я подошла и заглянула.

​

картинка кликабельна*​

Увиденное, настолько потрясло мое сознание и заставило душу трепетать от непонятных эмоций, что остаток ночи я провела в сумбурных размышлениях, засунув голову под подушку, не желая еще раз услышать эти кошмарные звуки.
Мама вызвала во мне восхищение: роскошное тело, которое она всегда прятала под бесформенными платьями, пластика движения и робкие, но такие нежные постанывания. То, что они делали, доставляло ей удовольствие, и это сквозило в каждой клеточке ее тела, в каждом движении. А вот поведение отца вызвало отвращение. Я и так не испытывала к нему великой дочерней любви, а теперь он и вовсе предстал передо мной в образе дикого зверя, терзающего трепетную лань. И еще эта волосатая попа… Фу…
Как после сегодняшней ночи смотреть родителям в глаза? Я не знала, какую тайну подсмотрела, но нутром чувствовала, что мне нельзя было это видеть.

Едва дождавшись, когда первые лучи солнца коснутся вершины Большого Чимгана2, я выскочила из дома и побежала к своей двоюродной сестре Каромат, дочери отцовской сестры, с которой у нас с детства очень близкие отношения. Мы всегда делилимся друг с другом своими проблемами, тайными желаниями и прочими девичьими секретами. Она старше на три года, она умнее, она должна рассказать мне, что происходило в спальне родителей.
- Каро, - я тихо скреблась в окно ее спальни, сдерживая нетерпение, - Каро открой, это я…
Минут через пять я увидела сквозь мутное стекло заспанное лицо подруги. Секунд десять она удивленно смотрела на меня, видимо не поняв спросонья, кто это, потом ее глаза округлились, она глянула куда-то в темноту комнаты и только потом распахнула окно.
- Мухаббат?!? Что случилось? – яростно зашептала она, - Пять утра… Ты сошла с ума?
Я спешно отодвинула ее от окна, влезла внутрь и без сил рухнула на расправленную кровать.
- Ты не представляешь, - задыхаясь от волнения, тихо пробормотала я, - не представляешь, что я видела…
Очень сбивчиво, проглатывая буквы и слова, я рассказала Каромат о своем ночном приключении. Она сидела передо мной на полу, внимательно слушала и улыбалась.

Когда я закончила, она хохотала, зажав рот ладошкой, чтобы не перебудить свое многочисленное семейство.
- Что смеешься? – обиделась я.
Каро поднялась с пола, нависла надо мной, уперев руки в бока, и назидательно произнесла:
- Знаешь ли ты, девочка, как некрасиво подсматривать?
Я почувствовала, как глухая злоба растекается в душе, скапливаясь в горле. Как она смеет? Я пришла рассказать, посоветоваться, получить поддержку… А она… Разве так можно? А говорит, что мы не просто сестры. Я, как затравленный зверек, смотрела на явно издевающуюся надо мной Карошку. И тут она снова рассмеялась. От безысходности я соскочила с кровати и, расплакавшись в голос, собралась вылезать из окна, чтобы не слышать ее смех, чтобы остаться наедине со своей новой проблемой.
- Ну что ты, Мухаббат, ну прекрати… Я ж пошутила.
Она схватила меня за руку, прижала к себе и тихо проговорила:
- Сейчас же прекрати плакать! Как подглядывать за родительским сексом, так ты взрослая, а тут разревелась, как кичкинтой3.

От ее слов у меня моментально испарились слезы, и пересохло во рту, я ошарашено глянула на подругу и еле выдавила из себя:
- Что? Что ты сказала?
- Что слышала, - усмехнулась Каромат, - думаешь твои родители особенные? Или точнее сказать - ненормальные?
- Почему? – искренне удивилась я.
- Все занимаются сексом!
Мои глаза медленно округлялись, превращаясь в блюдца.
- Что вылупилась? И мои родители и твои делают это! А откуда у них столько детей рождается?
Я задумалась на мгновение и выдала фразу, от которой подруга опять покатилась со смеху:
- Значит, мои старики решили завести еще одного ребенка?
- Какая ты все-таки еще маленькая…
- Ты же сама сказала, что сексом надо заниматься, чтобы родить ребенка!
- Вот соберешься замуж, я расскажу тебе, для чего занимаются сексом, а пока дуй домой, чтоб никто не увидел тебя у нас так рано!
Не смотря на мои сопротивления и просьбы рассказать сейчас, а не потом, Каро вытолкала меня в окно и, перед тем как захлопнуть раму, торжественно произнесла:
- Это таинство только для двоих! Потом сама разберешься, что к чему.

Я ждала долго, но ребенок, так и не родился, и я решила, что своим присутствием спугнула его.
С мамой на эту тему я не рискнула поговорить, хотя теперь, зная их тайну, часто представляла ее раздетой - то в лучах заходящего солнца, то под струями горячего душа. От этих мыслей мое существо сжималось, и внизу живота разливалась сладкая истома.

Вот и сейчас, мысли, кидающие меня из прошлого в будущее и обратно, принесли это же томление, но я постаралась взять себя в руки. Где-то на уровне подсознания я понимала, что молодая девушка не должна испытывать такие ощущения, но ничего не могла с собой поделать. Только усилием воли я избавилась от своих фантазий и вернулась в реальность. И она оказалась не очень приятной – солнце уверенно клонилось к горизонту, а это означало, что пока я доберусь до дома, будет совсем темно и мне опять влетит от отца.

1 Чай наливается в пиалу немного, дабы выразить свое уважение. Мол, мне не лень сто раз налить!
2Большой Чимган – самая высокая гора Чаткальского хребта
3 Кичкинтой – малыш (узб)

 

[Лёлик]

Моя попа тихо стонала от поцелуев мокрого полотенца, с которым отец встречал меня на пороге. Ужинать мне не дали и заперли в кладовке. Я расположилась на полу, рядом с мешком муки и мне почему-то совсем не было обидно.

- Будешь сидеть до утра! – кричал он на всю улицу, размахивая своим оружием перед моим носом. - Пока не научишься, вести себя как порядочная девушка - кормить не буду!
А я вспоминала «волосатый футбольный мяч» и еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос. Мне всегда это помогало!
Когда в доме все стихло, я услышала, как осторожно открылась дверь моей темницы и в проеме, освещенном светом луны, появилась мама. В руках она держала кружку с молоком, лепешку и небольшую свечу.
- Мухаббат, девочка моя, - со слезами на глазах, проговорила она, усаживаясь рядом со мной, - когда же ты научишься не доводить отца до нервного срыва? Он опять шумел пока не ушел в спальню. Когда ты поймешь, что порядочная девушка не может одна бродить до поздней ночи?
- Мам, - возмутилась я, - какая ночь? Вы видели, сколько было время, когда я вернулась? Еще даже звезды не появились!
- Пойми, мы с папой переживаем за тебя, за твое будущее…
- Вы – да! А вот он беспокоится только о своей репутации!
- Хорошо, тогда давай договоримся так - ты будешь вести себя достойно ради меня. Ты же знаешь, что мне приходится выслушивать за твои выходки.

Я знала… Я всегда знала – мое непослушание постоянно оборачивается ее слезами.
- Мамочка, я так вас люблю, - воскликнула я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Ради вас я готова сидеть дома и быть примерной девочкой!
- Вот и хорошо, - ласково сказала мама, вытирая молоко с моих губ, - а сейчас иди спать.
- Как? Он же сказал, что я буду ночевать тут!
- Это моя проблема. Иди, любовь моя, уже очень поздно!

Я долго слушала, как за стенкой кричит на маму отец и понимала, что виновата в этом. Я плакала вместе с мамой, шептала слова прощения и не помню, как уснула. Мне снилось голубое небо, по которому плыли белоснежные облака в форме воздушных лепешек. Потом они превратились в грозовые тучи и полил молочный дождь. Я подставила руку - белые капли падали на мою раскрытую ладонь. Они были холодные и кололись, как маленькие иглы, а на вкус оказались солеными, как мамины слезы, которые она проливает из-за моего ужасного характера. Я плакала вместе с природой, и мои слезы были кровавыми.
Проснулась я от нежного поцелуя в лоб.

Открыв глаза, я увидела склонившуюся над кроватью маму. Она провела рукой по моим волосам и тихо проговорила:
- Доченька, вставай, мне нужна твоя помощь.
За окном едва рассвело. Пока я одевалась, мама сидела на стуле, уронив голову на грудь. Ее лицо казалось уставшим и замученным, черные круги под глазами говорили о еще одной ночи без сна, еле заметные днем морщинки, проявились под светом настольной лампы и сделали маму похожей на старуху. Мое сердце сжалось, я опустилась на пол, обняв ее колени.
- Простите меня, я больше не буду так делать, - заплакала я. – Мамочка, простите, только я во всем виновата.
Она вымученно улыбнулась и поцеловала мою макушку:
- Все будет хорошо, девочка моя, все будет хорошо…
Я вытерла слезы и, не вставая с пола, небрежно заплела волосы в косички.
- Я готова, - с любовью глядя в мамины глаза, проговорила я. - Что нужно делать?

- Какая ты у меня красавица, - невпопад ответила мама, потом спохватилась и стала объяснять. - Я напекла лепешек для полигона, а идти не могу, что-то сердце прихватило. Отец с братьями еще в четыре утра уехали в Юсупхану на плов. Отнесешь сама, Мухаббат? А то нехорошо получается – столько ребят останется без хлеба.
Я почувствовала, как радость, смешанная со страхом, окутывает мое сознание. Я? На полигон? Сама? Я одна пойду на полигон? Да я даже мечтать об этом не могла! Только через пару секунд до меня дошло, что маме плохо с сердцем и поэтому мне выпало такое счастье. Заметив тревогу в моих глазах, она грустно покачала головой и тихо сказала:
- Не переживай, просто плохой сон и жар от тандыра сделали свое дело. Я выпью капли, немного полежу, и все пройдет!
Я поверила маминым словам, и мы пошли на кухню. Там она завернула еще горячий хлеб в простыню и упаковала в плетеную сумку.
Пока я глотала, не жуя, приготовленный завтрак, она давала мне последние наставления.
- Ни с кем не разговаривай, никому не отвечай на вопросы, не смей общаться с тамошними ребятами! Повара зовут Махмуд-ака, отдашь хлеб ему, заберешь деньги и сразу домой!
Я кивала головой, стараясь скрыть радость в глазах. Если мама заметит мое возбуждение, то точно никуда не отпустит.

Уже за воротами она воскликнула:
- Опять с непокрытой головой!
- Ну, мама… - протянула я, опуская глаза, - его же нет дома! А я быстро…
Она тяжело вздохнула:
- Надеюсь, эти развратники еще спят, и никто тебя не обидит. Будь осторожна!
От этих слов мое настроение упало. Спят? Не может быть такого! Я впервые попаду за ворота полигона и никого не увижу? Хотя, в душе понимала, что вряд ли они просыпаются так рано.
Хлеб потихоньку остывал, а я сидела возле тропинки за полигоном и ждала, пока солнце поднимется выше. Ишь чего захотели! Чтобы я упустила такую возможность? Да никогда в жизни!
Ласковые лучи пробуждающегося светила были еще нежными и бережно поглаживали мое лицо. Я облокотилась о прохладный, не успевший нагреться камень, смотрела на плывущие облака и пыталась думать о смысле жизни, но в итоге задремала. Видимо бессонная ночь, и переживания за маму способствовали моей несвоевременной отключке. Это даже не было похоже на сон. Я слышала звуки, ощущала запахи, но мозг вырубился и сладко посапывал.
Темная тень закрыла от меня солнце, и я открыла глаза. От неожиданности вздрогнула, инстинктивно отшатнулась, больно ударилась о камень и ахнула.

- Что шарахаешься? – спросил меня человек, стоящий передо мной.
Я никак не могла понять девушка это или парень. Совсем короткие, всклоченные рыжие волосы обрамляли усыпанное веснушками лицо, на руках красовались татуировки, а в зеленых глазах довольно резвился шайтан.
– Напугала что ли? – в голосе прозвучало сожаление. Или мне показалось?
«Ага, раз говорит о себе в женском роде, значит девушка».
- Что разлеглась тут? Из дома выгнали?
Я смотрела на свою собеседницу и никак не могла понять, как может женщина быть настолько сильно похожа на мужчину. При более внимательном рассмотрении, конечно, просматривались физиологические особенности, но в первый момент я бы, ни за что не догадалась, кто это.
- Ну, чего молчишь? – не унималась незнакомка. – По-русски понимаешь?
Я кивнула. Странный и глупый вопрос – у нас в поселке дети с рождения говорят на трех языках.
- Местная? – девушка присела на корточки и внимательно рассматривала мое лицо.
Я опять кивнула, злясь на себя за то, что никак не могу отлепить непослушный язык от пересохшего от волнения неба. Ведь она городская, она с полигона, она первая из тех, с кем я разговариваю. Хотя, пока разговаривает она, а я лишь уныло смотрю на пыльные носки своих туфель.

Девушка как будто прочитала мои мысли:
- У тебя язык есть?
И вот тут меня прорвало. Вся досада, накопившаяся в душе на собственную тупость, вылилась в откровенном показывании части тела, предназначенной для общения. Я вытащила язык и продемонстрировала его своей собеседнице во всей красе.
Девчонка расхохоталась, да так громко и заливисто, что спугнула стайку воробьев, сидевших на ветке. Ее заразительный смех был похож на звон колокольчиков и переливался различными тональностями. Я долго не смогла сдерживаться и строить из себя порядочную девушку и рассмеялась вслед.
- Так ты будешь со мной разговаривать или нет? – еле успокоившись, произнесла она.
- Буду, - ответила я, наконец-то приобретя эту способность снова.
- Ой, у нас есть не только язык, но и голос, - опять рассмеялась она. – Так что ты тут разлеглась?
- Я на полигон шла, мама лепешки напекла, просила отнести…
- Ага, так это наш хлеб так безбожно валяется на земле? – перебила она.
- Там все аккуратно завернуто, - обиделась я.
- Ладно-ладно, - примирительно произнесла девушка, подхватывая мою сумку, - пошли уже!
- Я сама, - дернула я за ручку.
- Сама ты уже несла, теперь я, - улыбнулась моя собеседница и пошла в сторону ворот. – Меня Шурик зовут, а ты кто?

- Шурик? – удивилась я. – А разве это женское имя?
- Александра, Саша, но все Шуриком кличут, я привыкла. Все пошло с папиной подачи, именно он первый раз так меня назвал, потом подхватили его друзья, а когда пошла в школу, уже и сама стала представляться Шуриком.
- А мама как относится к тому, что тебя называют мужским именем?
- Мама? - девушка резко остановилась, обернулась и посмотрела на меня такими грустными глазами, что я поняла, что сморозила глупость. - Умерла у меня мама, когда я была совсем маленькой.
- Прости, - смутилась я.
- Проехали, - отмахнулась Саша и пошла дальше. – А у тебя имя-то есть?
- Мухаббат, - ответила я.
- Ой, как эпично… Любушка ты наша…
Я не поняла, комплимент это или насмешка, но было уже все равно. К этому моменту мы вошли на территорию лагеря и двигались вдоль ряда палаток. То тут, то там из них выползали заспанные парни и девчонки, переговаривались друг с другом, смеялись, умывались у раковин, плескаясь, как дети. Слух не воспринимал слов, только голоса нестройным роем атаковали отравленный волнением мозг, который отказывался адекватно воспринимать обстановку. Я вертела головой из стороны в сторону и испытывала легкую эйфорию.
Вот из палатки вышли двое ребят: один из них был в обтягивающих плавках, подчеркивающих все достоинства, я почувствовала, как краска разливается по щекам. Оба заинтересованно осмотрели меня с ног до головы и пошли по своим делам. О Аллах, лучше бы я не смотрела им вслед, слишком низкая посадка шорт второго оголяла половину пятой точки. Сердце зашлось от стыда, перемешанного с робким восхищением, стало трудно дышать. Не давая мне переварить увиденное, из другой палатки кубарем выкатилась черноволосая девушка в одних трусах. Если этот кружевной кусочек, едва прикрывающий спереди, можно так назвать. Она кричала матом и грозила пальцем куда-то вглубь палатки даже не пытаясь прикрыть грудь.

Я поняла, насколько сильно отстаю от современной жизни.
Пытаясь представить, смогу ли вот так перед всеми оголиться, я инстинктивно потянулась к закованной в плотный сатиновый бюстгальтер груди. Только сейчас я стала осознавать, почему мама боится отпускать меня сюда, почему запрещает общаться со студентами - ей страшно, что я тоже стану такой же.
- Махмуд-ака, принимайте хлеб, - вырвал меня из размышлений голос Шурика.
- А где Лола-апа? –полный мужчина в белой хлопчатобумажной куртке обращался ко мне, и нужно было взять себя в руки и отвечать, как порядочная девушка.
- Мама заболела, прислала меня, - скромно потупив взгляд, выдавила я.
- Надеюсь, ничего серьезного? – заботливо поинтересовался он, вытаскивая лепешки из сумки. – А то я переживать уже стал, обычно она всегда приходит с первыми лучами солнца.
Я снова покраснела, из-за меня еще один человек нервничал, боялся, что его подопечные останутся без хлеба. И почему я своим поведением доставляю всем только неприятности?
- Шурик, ты кого это привела? – к нам подошел молодой человек, явно узбек, что, почему то меня удивило. Я думала, что в лагерь приезжают только русские.
- Знакомьтесь, это Муха, - Саша махнула рукой в мою сторону, - а это – дебил Касымчик!
И снова заливисто рассмеялась.
«Муха? Почему муха?» - пронеслось у меня в голове. Я не сразу поняла, что она сократила мое имя, ведь так меня еще никто не называл. Касым потянулся ко мне руками и стал издавать странные звуки:
- Бззз… Бззз… - жужжал он, водя сложенными пальцами у меня перед носом. При этом у него было такое детское выражение лица, что я не смогла сдержать улыбку. – Бззз… Муха…
- Не обращай на него внимания, - раздался у меня за спиной мужской голос, - Шурик правильно говорит, дебил, он и в Африке - дебил!
Я вздрогнула от неожиданности и обернулась, чтобы посмотреть на хозяина этих смешных слов, и оказалась нос к носу с русоволосым юношей. Он стоял ко мне почти вплотную и я, повернувшись, нечаянно коснулась руками оголенного теплого торса.

Горячая волна окатила с ног до головы и запульсировала в висках. Он смотрел на меня, улыбаясь одними глазами и было что-то в его взгляде такое, что заставило жар уступить место холодку, пробежавшемуся по позвоночнику. Я не выдержала и опустила голову, но наткнулась на расстегнутую пуговицу шорт и небрежно задернутую молнию. И снова нестерпимый пожар охватил мое лицо, разливаясь по всему телу.
- Мне пора, - засуетилась я, чтобы скрыть свое смущение, - меня мама потеряла, наверное…
И спешно направилась к воротам.
- Ты заходи к нам еще, Муха, - услышала я вслед, но не стала оборачиваться и смотреть, кто это сказал.
Ноги подкашивались, руки покрылись мелкими мурашками, тело вздрагивало от нервной дрожи, глаза застилала плотная белая пелена.
- Возьми себя в руки, дурочка, - прошептала я, стараясь усилием воли вывести свой взбесившийся организм из предобморочного состояния.
Что произошло-то? Ну, побывала там, где хотела, пообщалась с ребятами, увидела много нового. Почему я такая впечатлительная? Казалось, должна радоваться, мечта последних двух лет исполнилась, а я трясусь, как осиновый листок. Это просто волнение или что-то другое? Ощущения были новые и не совсем понятные.

Спасибо Ginara за позу, сделанную на заказ

 

[Лёлик]

​

- Вот растяпа, - с досадой произнес Махмуд-ака, - деньги забыла забрать.
Он повернулся к Касымчику и, глянув на него из-под густых бровей, стал возмущаться:
- Ты во всем виноват, размахался руками, как идиот - испугал бедную девочку! Это тебе не городские, привыкшие к вашим выходкам. Тут девушки нежные, хрупкие, не испорченные. А ты тоже хорош, - он переключился на Тимура.
Тот искренне удивился:
- Я-то, что сделал?

- А зачем встал к ней вплотную? Удивить своим телом хотел?
- Да больно надо, - отмахнулся Камалов, оторвал кусочек лепешки и закинул в рот. – Было бы кого удивлять…
Повар хлопнул его по руке и продолжил свою назидательную речь:
- Нельзя так безбожно нарушать личное пространство порядочной девушки! Ты никогда не задумывался о том, для чего на ширинке пуговицы пришивают? – Махмуд-ака ткнул пальцем Тимуру в живот. – Она, бедная, аж покраснела, когда тебя увидела. Пузо голое, шорты только на причинном месте держатся! Стыдобища!
Парень слегка смутился и застегнул злополучную пуговицу, вызвавшую столько возмущений у мужчины.
- Да я только проснулся, - оправдывался он. - И вообще! Я наоборот старался оградить ее от Касымчика. Знаю, какие они здесь пугливые. К ним только обращаешься за помощью - краснеют, хихикают и убегают сразу.
- Да пойми ты, помесь бульдога с носорогом, не положено незамужним девушкам разговаривать с посторонними мужчинами!
- А замужним положено? – влез в разговор Касым, лениво развалившийся на деревянной скамейке.

- А тебе вообще должно быть стыдно! Ты же узбек, должен знать национальные традиции.
Тимур хмыкнул и сел.
- Кому стыдно? Касымчику? - рассмеялась Шурик, вытирая со стола, - Я, и то, язык понимаю лучше, а уж про традиции… Он только по паспорту узбек, да морда не русская, а в остальном хуже любого «неверного».
- У меня не морда, а очаровательное личико, - Ахмедов показал подруге язык, - нормальным девушкам нравится!
Саша швырнула в него мокрую тряпку.
- Я тебе сейчас покажу нормальную девушку! Мало не покажется! – и, отвернувшись от ржущего в голос парня, сокрушенно произнесла: - Эх, ее мама отругает за то, что деньги не принесла. Понравилась она мне, такая чистая и открытая, но осторожная. Мне кажется, она просто так к себе никого не подпустит.
- Ее воспитали так, Шурочка, - вздохнул Махмуд-ака, - перед посторонними людьми нельзя душу открывать. Да это и правильно…
- А какие у нее глаза – яркие, выразительные, живые. Фальши нет ни грамма, уж я-то в этом разбираюсь! И красивые - как глянула из-под пушистых ресниц, даже у меня мурашки по коже пробежались. Ой, а знаете, она так задорно смеется!
- Она и смеяться умеет? – ухмыльнулся Касым. – А я думал они все буки страшные. Где ты ее откопала-то?

- Да я с утра на пробежке была, иду обратно, смотрю, девчонка спит возле камня, а рядом сумка огромная. Я подумала, что ее из дома выгнали. Разбудила, разговорились. И что меня удивило: она на русском так чисто разговаривает, как будто не в махалле выросла, а в городе.
- А тут все так, - вставил Махмуд-ака, - здесь с детьми с рождения разговаривают на узбекском, таджикском и русском языках.
- А зачем? – удивилась Золотарёва.
- Ну, в Бричмулле корни практически у всех таджикские, а народ свято чтит традиции. Кровь хоть вся перемешанная, но в каждой семье считают, что дети должны знать и узбекский, и таджикский языки одинаково. А без русского как? Все сдают комнаты отдыхающим, общаться же надо. Вот и приходится, - развел руками повар.
Саша посмотрела вслед удаляющейся фигурке Мухаббат и вздохнула:
- Жаль девочку, попадет ей от родителей.
Тимур сидел за столом, опустив голову, и чувствовал за собой какую-то вину. Это такое странное ощущение, когда умом понимаешь, что не сделал ничего плохого, а на душе скребутся кошки.

​

- Махмуд-ака, давайте деньги, я догоню – отдам. А то действительно некрасиво получается. Из-за нас девчонке влетит дома.
Пока повар отсчитывал необходимую сумму, Касым снял с себя майку и протянул другу:
- Прикройся, бесстыдник, - манерно произнес он, - а то своими сисями опять смутишь девушку.
Парень послушно натянул футболку и усмехнулся.
- Цветочки, блин, оранжерейные… Лишнего не скажи, не правильно не посмотри, ручками не трогай…
- Зато, если женишься на такой, будешь твердо уверен в том, что ты единственный, и никто никогда не скажет тебе, что знает интимные подробности о твоей жене, – горделиво проговорил Махмуд-ака. – Домой будешь приходить, а у тебя там убрано, кушать приготовлено, и жена ждет довольная и всегда приветливая! Не то, что ваши - русские…
- Зато узбечки - бревна в постели, - не удержался от комментария Ахмедов. – Почему ваши мужики вечно ищут себе русскую любовницу? А потому что с хваленой неиспорченной жены кроме детей ничего не добьешься!
Повар недвусмысленно ухмыльнулся, покосился на Шурика и сально улыбаясь, выдал:
- Ты откуда знаешь? Другие может и бревна, а моя жена любой фору даст. Такое вытворяет…
- Избавьте меня от подробностей, - замахала руками Золотарёва, - уйду, потом обсуждайте: в какой позе, в каких ракурсах…

«Вот бы попробовать такую, - думал Тимур, идя вразвалочку за новой знакомой и с любопытством рассматривая ее хрупкую фигурку, – чистая, неиспорченная, не искушенная мужским вниманием… Интересно даже – смогу обработать или нет? Такие, как Сафронова сами в кровать прыгают, никаких усилий не надо прикладывать. Скучно даже… А тут такой драйв! К тому же она симпатичная, даже не придется притворяться, что нравится. Хм, отцовская кровь заиграла что ли? Кому скажи, что я решил приударить за узбечкой – засмеют!»

- Муха, подожди, - окликнул он, решив, что пора догнать девушку и сделать то, зачем вышел за пределы полигона.
Она остановилась и, не оборачиваясь, замерла на месте.
- Ты деньги не взяла, - Тимур подошел и протянул пачку двухсоток.
- Спасибо, - тихо произнесла она, пряча деньги в сумку. – Я совсем забыла…
- Я - Тимур, - парень протянул руку для пожатия, но девчонка вскинула такой испуганный взгляд, что он не стал настаивать. – А ты – Муха, правильно?
- Я – Мухаббат, - все так же тихо ответила она, но в голосе промелькнула нотка раздражения.
«Ого, - подумал парень, - а она не так безропотна, как кажется на первый взгляд. Правильно Шурик сказала. Осторожна – да, но никак не забита обычаями!»
- Да ладно тебе, - Тима постарался вложить в голос максимум чувственности. Он знал, как его тембр действует на женщин. - Мухаббат – слишком длинно, а вот Муха – самое то. Или тебе совсем не нравится?
Девушка пожала плечами.
- Ну, вот видишь, тебе все равно, а мне нравится! Муха… - протянул он, - красиво же!
Она, наконец-то, посмотрела на него и не спешила прятать взгляд.
- Правда, нравится? - в голосе сквозила недоверчивость.

Он кивнул.
Легкая улыбка тронула уголки губ и тут же в глазах, цвета темного шоколада, засверкали маленькие искорки. Глубокий, насыщенный карий цвет уносил в темноту взора, лишая возможности мыслить. Парень почувствовал, как где-то в районе сердца шевельнулся червячок нежности. Хотелось испариться, утонуть, пропасть в этом взгляде…
- Можно я буду тебя так называть? – тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, уточнил Тимур.
Девушка вздохнула и кокетливо поправила волосы:
- Ну, если сильно нравится…
«Йес! - пронеслось в голове у молодого человека, - Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся!»
Они стояли друг против друга и молчали. Муха смотрела себе под ноги и ковыряла носком туфли небольшой островок травки, пробившейся сквозь сухую землю, а Тимур никак не мог придумать, о чем можно поговорить с девушкой-узбечкой. Была бы русская, сейчас бы рассыпался в комплиментах, приобнял за талию, погладил по щечке, чмокнул в ушко и все – она готова к употреблению. А тут… Погода? Семья? Учеба?

- Тебе сколько лет? – единственно разумный вопрос пришел в голову.
- Скоро будет семнадцать.
- Школу закончила?
Девушка кивнула головой и по-прежнему не старалась поддержать разговор.
- Куда поступать собираешься?
- Никуда…
Камалов почувствовал, как в глубине души зарождается глухое раздражение.
«Я что должен играть в одни ворота? - но тут же одернул себя: – Привык получать все и сразу? Тут так не получится!» - и постарался продолжить тему так, чтобы девушка не заметила его состояние.
- Почему? Плохо училась?
- Закончила с золотой медалью! – ее голос наконец-то приобрел оттенок и заискрился гордостью.
- Ого! - искренне удивился молодой человек. – Тогда вообще не понятно, почему не хочешь поступать.
Мухаббат тяжело вздохнула, сглотнула подкативший к горлу ком и еле слышно выдавила:
- Отец сказал, что мне не нужно учиться дальше. Выйду замуж, и мой диплом никогда не пригодится.

Тима почувствовал, как обида за эту маленькую девочку накрывает с головой. Как так можно? Ладно, была бы тупая и ни к чему не способная, а тут и медаль золотая и желание дальше учиться есть, а ее замуж… Он видел, как еще ниже опустилась голова, поникли плечи. Вдруг захотелось прижать ее к себе, приласкать, пожалеть, парень с трудом сдержал свой порыв, чтобы не напугать ее еще больше.
- Ты сейчас куда? – поинтересовался Тимур, стараясь подольше продлить разговор.
- Домой.
- А давай, я тебя провожу? – предложил он, вкладывая во взгляд все свои соблазняющие способности.
- Нет! – категорично возразила она, отведя глаза.
- Почему? – спросил парень, в душе закопошилось разочарование.
- Нельзя… Если кто-нибудь увидит, что я с тобой разговариваю, с меня отец уже голову снимет, а ты говоришь, провожу…
- Ну, хоть до поворота можно? Тут же никто не ходит.
Муха обернулась, как бы мысленно прикидывая расстояние, потом глянула на Тиму и тихо произнесла:
- Даже у камней есть уши и глаза. Нет, - Мухаббат качнула головой. - Мне нельзя, мне не положено гулять с посторонними мужчинами.
- Так я ж не посторонний, мы уже познакомились, - хохотнул он.

И снова уловил в ответе девушки ее истинную натуру:
- Ага, за десять минут стал практически родным! Я сказала - нет, значит, нет!
За секунду в ее глазах ураганом пронеслось раздражение, потом мелькнуло сожаление, а потом она снова залилась краской, уткнулась взглядом в землю и тихо произнесла:
- Мне было приятно с вами познакомиться, Тимур, но мне и, правда, пора домой. Желаю удачи!
Развернулась и пошла в сторону поселка.
Тима с досадой пнул камень, валяющийся под ногами, взбив при этом приличное облако пыли.
Возвращаться на полигон совсем не хотелось. Настроение упало ниже плинтуса, всем существом завладела черная злость на самого себя, на окружающий мир, на голоса людей, доносящихся из лагеря. И только маленькая удаляющаяся фигурка светилась ярким светом. Похоже, чистоту этого образа не было возможности затмить грязными желаниями.

Парень скрипнул зубами и, резко развернувшись, быстро зашагал в сторону собирающейся возле КПП толпы сокурсников.

 

[Лёлик]

​

Иду и с трудом сдерживаю желание обернуться.
Боже мой, почему так бьется сердце? Я чувствую его удары в каждой клеточке своего тела: оно колотится в груди, пульсирует в висках, нервно бьется в подушечках пальцев…

Щемящая сладкая боль в душе… Боль до помутнения сознания, до предобморочного состояния.
Меня всегда интересовал вопрос: где она – душа? Вот сердце слева, а она? Справа? Да, какая разница, где! Сейчас в ней, именно в ней, столько непонятных, странных, противоположных эмоций, что мне становится безумно страшно.
Передо мной призрачной дымкой маячит его лицо, в ушах маленькими молоточками стучат слова. Все-все слова, которые он мне говорил. Вроде, ничего особенного, разговор ни о чем, но голос… Какой у него голос! Он, будто дивная музыка, что играет на струнах души, заставляя ее выворачиваться наизнанку.
Тимур…
Красивые глаза: миндалевидный разрез и очень необычный цвет – цвет полированного дерева. У него добрый и ласковый взгляд, но он полон противоречий! Отражение шайтана проявляется в каждом взмахе ресниц, в каждом движении зрачка. Он резвиться в сознании, заставляя думать о неправильных вещах – я это четко увидела. Но ведь он расстроился, когда я рассказывала, что отец запретил мне учиться. Я знаю - я видела это! Пожалел меня, хоть я ему никто, случайная знакомая. И деньги принес... Значит, у него хорошее, отзывчивое сердце...
О Аллах, как же хочется обернуться, всего на мгновенье, всего одним глазком взглянуть на него еще раз, ведь я же никогда его больше не увижу! Но нельзя! Всегда это проклятое нельзя! Отчего, только мне все нельзя? А он вольный, а он смотрит, куда хочет... И сейчас я уверена, он смотрит мне вслед. Я чувствую это, моя спина горит от его взгляда.
Иду, гордо подняв голову, с четким верованием собственной неприступности! У меня даже получается – я не оборачиваюсь!

Тимур…
Проводить? Да я готова бежать с ним на край света, на край вселенной, где кроме ярких, светящихся звезд нет больше ничего! Он такой красивый, такой необычный, такой… я даже не могу подобрать слова, чтобы описать чувства, которые вызвал во мне новый знакомый.
Но мне нельзя… не могу провоцировать отца. Если до него дойдут слухи, что я была на полигоне, он уже будет орать на маму так, что соседи сбегутся. А если вдруг кто-то увидел бы, что я иду с городским парнем, не хочу даже думать о том, что было бы…
Тимур…
Все мысли и ощущения снова возвращаются, и образ грозного папы отодвигается на второй план. Тимур, Тимур, Тимур…
Я, наверное, сошла с ума…
Сердце снова заходится в сладком томлении, мозг опять отключается и власть над сознанием берет сердце. Это такое приятное ощущение: забыть о правилах приличия, забыть о традициях и плюнуть на воспитание. Сделать так, как просит сердце, не оглядываясь назад и не думая о последствиях! У меня горят не только щеки. Горит все тело, все маленькие и самые потаенные уголки. Разве можно в таком состоянии показываться перед мамой? Она меня вычислит в пару секунд.
Едва свернув за поворот, я сломя голову несусь по узенькой тропинке к саю*. Он быстро остудит мои мысли и непонятные желания.
Тут тихо и безопасно – для отдыхающих рано, а местные в такое время занимаются более полезными вещами. Нежное журчание ручейка немного успокаивает, я опускаюсь на колени и смотрю на себя, некрасиво размытую быстрым течением.

Интересно, он думал о моей внешности? Наверное, я показалась ему страшной черной обезьяной! Вон у Шурика кожа белая, как парное молоко, а я... В душе начинает просыпаться злость: почему я не пошла в маму? Она глухо ропщет, заводит мозг и выливается наружу – я со всего маху разбиваю свое отражение рукой!
Не буду плакать! Что за ненормальный характер? Чуть что – сразу в слезы.
Зачерпываю сложенными ладошками воды, плескаю в лицо, мои пылающие гневом и стыдом щеки обжигает ее ледяной огонь.
- Тимур, - шепчу я, - Ти-мур…
И перед глазами снова его образ, такой живой и такой близкий, что кажется, я вновь ощущаю тот легкий аромат мужских духов и мимолетное тепло его тела. Ложусь на землю, набираю полные легкие воздуха, окунаю лицо в воду и запрещаю себе думать.
«Ти-муу-р», - проносится в голове в последний раз, потом возникает образ мамы и ее беспокойные глаза. Домой, домой, домой… Она наверняка переживает и не находит себе места.

Мама стояла у ворот. Казалось, что она даже не заходила в дом с тех пор, как проводила меня на полигон.
- Девочка моя, - воскликнула она, едва я подошла. - Что так долго? Я готова была наложить на себя тридцать три проклятья за то, что отправила тебя в этот вертеп!

- Что со мной могло случиться? – как можно равнодушнее произношу я и нежно целую маму в щеку. – На обратном пути встретила Каромат – поболтали с ней немного…
- Я тут схожу с ума, - всплеснула руками мама, - а она болтает! Не могла прийти, показаться? Потом болтай, с кем хочешь и сколько душе угодно! Хорошо, что отец еще не вернулся. Что бы я ему говорила?
- Ну, простите, мамочка, я больше так не буду, - делаю самое невинное лицо и хлопаю ресницами.
Мама махнула на меня рукой и… рассмеялась.
- Знаешь, плутовка, чем мать взять!
- Я так люблю вас, мамочка!
- Я тоже люблю тебя, звездочка моя, - тихо говорит она, и я вижу слезу умиления в уголке глаза.
Не могу смотреть, как мама плачет! Даже когда знаю, что от счастья, даже когда она смотрит свой любимый сериал по телевизору – не могу! Сердце сжимается и хочется защитить ее от всех неприятностей, сделать что-нибудь особенное, чтобы она снова улыбалась!
Точно знаю, что если сейчас полезу с нежностями, она заплачет по-настоящему, поэтому озорно подмигиваю ей, достаю из сумки деньги, отдаю маме, беру ее под руку и веду во двор. Она украдкой смахивает слезу и переключается на быт.
- Скоро отец с братьями вернутся, надо обед приготовить.
А я, чтобы изобразить из себя примерную дочь, беру метлу и начинаю мести двор.
Монотонный труд хорош тем, что не мешает думать. Мои мысли текут правильно, без скачков, в такт взмахам рук. Я вспоминаю свои сегодняшние приключения и новых знакомых.
Шурик…

Наверное, она мне понравилась больше всех. Это кажется очень странным, но, не смотря на непривычную внешность, у нее очень добрый и заботливый взгляд, совсем как у моей мамы. Вспоминаю о том, что она росла без теплых рук и любви самого близкого человека в жизни каждого ребенка. Становится обидно за нее, и в груди разливается тепло - хочется пожалеть, посочувствовать и… подружиться. От таких мыслей на лицо вползает еле заметная улыбка. Представляю реакцию папы: привожу я Шурика домой и говорю: «Это моя лучшая подруга». Он сначала онемеет, а потом разразится матерными словами. От таких мыслей становится очень весело, и я тихо хихикаю себе под нос, чтобы мама, которая периодически посматривает на меня в окно, не подумала, что я сошла с ума.
Касым…

Странный парень… Он вызвал у меня смешанные чувства. На первый взгляд, раздолбай, каких свет не видывал, а ведет себя, как маленький ребенок! С одной стороны отталкивает, а с другой - вызывает улыбку. Но, судя по манере держаться и взгляду, он точно из «голубых кровей», отец относится к таким с особым почтением. Если бы он не выражался, как «базарный» и был одет, как приличный молодой человек, мой благопристойный папаша встретил бы его в нашем доме, как дорогого гостя. И снова улыбка ползет по моему лицу. Представила Касыма, в рваной майке и шортах с черепами, и отца за одним дастарханом*.
Тимур…

Тут меня снова обдает кипятком, причем он разливается от мозга по всему телу, стекает все ниже и ниже, перекрывая доступ кислорода сердцу, потом собирается в животе и начинает пульсировать где-то между ног. Вот о нем мне точно нельзя думать, но мысль - субстанция мало подвластная нашим желаниям, и я начинаю размышлять о его национальности, тщетно пытаясь бороться с огнем, сжигающим меня дотла.
Судя по имени, в нем есть какие-то восточные корни. Может татарин? И во внешности есть что-то похожее…
Мои раздумья прерывает скрип открывшейся калитки, впустившей во двор мужскую половину нашей семьи.
Отец навеселе, он, покачиваясь, подходит ко мне. Внутренности сжимаются в предвкушении грубости, но он настроен добродушно:
- Моя сладкая девочка, моя красавица… Мамина помощница, папина надежда…
Он тянется рукой к моей голове, грубовато наклоняет и смачно целует пыльные волосы.

Смешно отплевывается, потом вытирает рот ладонью и ею же проводит по моей щеке.
- Умница моя, двор метет, порядок наводит – готовая сноха!
Я опускаю голову, чтобы скрыть раздражение. Нагулялся на сватовстве и теперь опять начнет отпускать свои шуточки о том, что я готова к замужеству!
Он продолжает гладить мою голову:
- Дометешь – прими душ! Девушка должна быть всегда чистой и опрятной, а то муж любить не станет!
В следующую секунду вздыхаю с облегчением, потому что он резко переключается с меня на маму.
- Где моя женушка любимая? Ло-лааа…
Мама пулей вылетает из кухни, приложив руку к сердцу и опустив глаза:
- Обед готовлю, Аскар-ака. Кушать будете?
- Нет, не буду, - произносит отец и, наконец-то, убирает руку с моей головы. - Накормили нас, пропили мы дочь Сарвара, скоро нашу будем пропивать.
Он противно хохочет на весь двор, а у меня опять сжимается все внутри. Не хочу я замуж! Совсем не хочу!
Мама согласно кивает, но я вижу такой же ужас в ее глазах, которые на долю секунды глянули на пьяного мужа.

- Этим оболтусам работы дай, - он кивает на братьев, - а Мухаббат сегодня умничка, радует отца! Я наверх, посплю немного. И кто придумал давать плов в пять утра? Вставай ни свет, ни заря, тащись в такую даль…
Папа уходит в дом, бухтя по дороге о тяжелой доле узбекского мужчины.
Братья расселись на топчане пить чай со сладостями, которые привезли с праздника, мама вернулась на кухню, а я продолжила свое занятие.
Все встало на свои места, только гул разговора, смутно доносящийся до моего озабоченного сознания, мешал вернуться к размышлениям. Я витала в облаках, ничего путного в голову не приходило. Все мои мысли были заняты лишь одним человеком, я повторяла про себя имя: "Тимур... Тимур... Тимур...", словно заклинание. Воображение рисовало его глаза, густые ресницы, вздрагивающие от моего голоса - я зову его: «Тимур», он смотрит на меня своим обворожительным взглядом, его губы трогает приветливая улыбка, и я слышу его чарующий голос...

- Я знаю, кому отец хочет спихнуть нашу сестренку, - вернул меня на землю голос Азиза. Старший брат недавно женился, и отец купил им со снохой новый дом неподалеку. Но, каждый раз, после всех праздников, новоиспеченный муж плетётся не к себе домой, а заворачивает к нам. «Лучше маминого плова ничего нет!» - довольно говорит он.
Я прислушалась.
- С нами за столом Бобурхон-ака сидел, хозяин Чирчикской электростанции, они с отцом как раз о Мухаббат говорили.

Я аж мести перестала.
- У него сын к зиме из Америки возвращается, Бобурхон его женить собрался. Отец, по-моему, дал предварительное согласие.
- Класс! - обрадовался Азамат. - Я перееду в ее комнату. Жаль, что так долго ждать. Пока он приедет, пока подготовка к свадьбе…
Мое сердце сжалось. Неужели, это правда? Неужели, отец отдаст меня совсем незнакомому человеку? А Азамату лишь бы мою комнату заполучить – давно на нее зарится!
- Сколько лет ему? – поинтересовался Хасан.
- Что-то около тридцати…
Тридцать? Тридцать лет? Боже, замуж за старика?
Я бросила метлу и убежала к себе.
Слезы обиды застилали глаза, и я была не в силах их сдержать. Отец точно не любит меня ни грамма. Тридцатилетний старик…. Для единственной дочери! Это ужасно! Лишь бы свои условности соблюсти и вырасти в глазах общества! А кто подумает о моей жизни? О моих чувствах?
- Ты как, сестренка? – в комнату зашел Хасан.

Соседи говорят, что мои братья-близнецы похожи, как две капли воды. Все считают, что они отражение друг друга. Если это и так, то зеркальное отражение. Хусан – вредный, занудный и вечно поддакивает отцу, а вот Хасан… Милый мой Хасанчик. Он единственный из братьев, который любит меня по-настоящему!
Услышав его ласковый голос, я разрыдалась навзрыд.
- Ну, что ты? – он присел рядом. – Что случилось?
- Ты слышал? Ты слышал, что сказал Азиз? Отец собирается отдать меня замуж за старика!
- Глупенькая, - Хасан прижал меня к себе. - Почему старик-то? Тридцать лет парню! Тем более жил и учился в Америке! Это о многом говорит!
- Не хочу замуж! – я отстранилась и подняла заплаканные глаза на брата. – Мне же рано еще!
Он тяжело вздохнул:
- Знаешь же, что тебя никто спрашивать не будет!
Я снова заревела в голос.
- Тише, тише, - зашептал Хасан. – Хочешь отца разбудить и маму переполошить?
Я уткнулась ему в плечо и старалась сдержать слезы.

- Успокойся, девочка моя, - приговаривал брат, поглаживая меня по голове. – Я тебе еще раз повторяю – раз учился заграницей, значит не такой мракобес, как наш папочка! Значит, будет относиться к тебе нормально. Может даже в Ташкент увезет.
- Но ему тридцать! – всхлипнула я. – Он почти вдвое старше меня!
- Прекрати разводить истерику, - по-доброму пожурил меня Хасан. – Может он красивый и добрый, может у тебя получится полюбить его? А может наши отцы и не договорятся? Еще полгода впереди! Так что утри слезы и займись делом. Сама знаешь, отец сейчас проснется чернее тучи!
- Знаю, - всхлипнула я, – но мне так хочется прожить свою жизнь с любимым человеком!
- Иногда от любимого намного больше проблем, чем от того, которого найдут родители! – брат поднял меня с кровати. – Перестань паниковать раньше времени, иди, умойся и домети двор!
От этих слов стало немного легче, в них было много правды. Кто знает, сколько воды утечет за полгода? А может, на смотринах я не понравлюсь жениху или его родителям? Хасан успокоил меня и поддержал. Странно, но иногда ему – парню, я могу сказать намного больше, чем маме.
Я послушалась брата и к тому моменту, когда отец вышел из спальни, двор блестел, как масляный блин, а примерная дочь помогала маме на кухне.

*сай - горная речушка с быстрым течением
*дастархан - дословно - скатерть, образно - за одним дастарханом значит за одним столом.

 

[Лёлик]

- Тим, ну, сколько можно сидеть в душном помещении? – Ленок вихрем влетела в классную комнату.
Молодой человек даже не поднял головы. Он сосредоточенно водил транспортиром по карте, вымеряя только ему известные координаты, и записывал измерения в тетрадь.
- Тима-а-а… - протянула девушка. – Мне скучно… Обложился тут учебниками, а твоя девушка сходит с ума от одиночества.
- Найди себе развлечение, - пробурчал молодой человек.
Девушка наклонилась и томно прошептала:
- Камалов, прекрати изображать из себя зануду!
- Лен, ну, не мешай, - парень чуть отодвинулся, чтобы горячие губы не обжигали дыханием, путая мысли. – Мне Борисыч сказал, что если не сдам ему завтра отчет, он утопит меня в Куласье*!

Ленок еще пару секунд изображала из себя скучающую красотку, а потом заливисто рассмеялась:
- В Куласье утонуть невозможно, даже если сильно захотеть. Так что бросай это грязное дело и пошли. Все уже собрались у костра, ждут тебя и твою гитару!
- У Касымчика прекрасные музыкальные способности, пусть устроит вам шоу. Отстань, русским языком говорю – мне некогда!
Лена вырвала у него из-под руки тетрадь и закружилась с ней по аудитории.
- Сафронова, - Тимур соскочил с места, - это уже слишком!
- Догони, догони, - кричала девушка, размахивая тетрадкой в разные стороны.
Тимур невольно засмотрелся на нее. Стройная гибкая фигурка эффектно смотрелась в лунном свете, фантазия тут же нарисовала ее обнаженной. Он почувствовал шевеление внизу живота и подумал, что двухдневное воздержание – это много.
- Ленок, хватит, - улыбаясь, проговорил он. – Мне нужно доделать, осталось совсем немного. Через полчаса приду.
Лена остановилась и состроила недовольную мордочку. Тимур подошел и притянул девушку к себе, она обмякла в сильном объятии, и потянулась за поцелуем.

-У тебя руки холодные, - произнес Тимур, с трудом оторвавшись от мягких губ. – Замерзла?
- Совсем немного…
-А почему до сих пор не переоделась?
- Некогда было.
Камалов усмехнулся:
- Скучать время было, а потеплее одеться нет? Ну-ка, быстро в палатку!
Лена скуксилась:
- Без тебя не пойду.
- Пока ты будешь занята преображением, я закончу и приду.
- Хочешь сказать, что мне нужно полчаса, чтобы просто накинуть куртку?
- Просто накинуть? – повторил ее слова парень. - Я успею все доделать, дойти до ребят и выслушать претензии Касымчика по поводу моего отсутствия, пока ты вернешься!
Сафронова улыбнулась.
- Ну… если мне никто не встретится по дороге, то я буду там раньше тебя!
Тима развернул девушку, шлепнул ее по попке и слегка подтолкнул к двери.
- Живо в палатку!
- Я жду тебя, мой сладкий, – прошептала она и выпорхнула из комнаты, оставив после себя легкий аромат жасмина.
Тимур вздохнул и снова сел за стол. Он нехотя раскрыл тетрадь и поморщился – продолжать не было никакого желания.

Учебники и тетради, разложенные перед ним, вызывали физический приступ тошноты. Кто придумал писать отчеты? Одно дело бродить по горам с «кувалдометром» и собирать информацию, другое – сидеть в помещение и делать эти нескончаемые занудные расчеты.
- Кого бы попросить? – произнес он вслух.
Ленок туповата, а Шурик четко дала понять, что делать за него элементарщину больше не будет.
Тима со злостью отодвинул тетрадку и уставился в окно.
Полная голубая луна освещала ту часть комнаты, которая осталась обделенной скупым светом настольной лампы. Сквозь грязноватое от пыли стекло просматривалось черное небо, усыпанное огромными звездами. До слуха донесся еле слышный шум водопада, сверчок, притаившийся где-то под плинтусом, затянул свою печальную песню.
Парень встал, подошел к окну и толкнул створки. В комнату ворвался прохладный горный воздух. Запах джиды*, цветущей около туалета, наполнил класс волшебством, тени кленов, раскачивающихся от легкого ночного ветра, добавили мистики.
Мысли замерли, сознание погрузилось в прострацию – хотелось плюнуть на все расчеты, уйти в горы и стать частью чимганской ночи.
Легкий шорох у входа заставил вернуться к реальности.
- Лен, - обреченно вздохнул Тимур, - я же сказал, что скоро приду.
Ответа не последовало, но к запахам природы добавился тяжелый аромат терпкого парфюма - Сафронова таким не пользовалась.
Молодой человек обернулся. На небольшой тумбе, стоящей у двери, сидела девушка с четвертого курса. Она отрешенно смотрела в пол и, казалось, не обращала на него никакого внимания.

«Как же ее зовут? Света? Ира? Нет, что-то не то, у нее, кажется, какое-то редкое имя... » - безуспешно пытался вспомнить парень.
Только через пару минут полнейшей неподвижности, она повернула голову и посмотрела на удивленного Камалова.
- Почему наш красавец грустит в одиночестве? – голос был мягкий с легкой возбуждающей хрипотцой.
- Кто сказал, что я грущу? – усмехнулся Тимур. – Я тут типа заниматься пытаюсь, а все ходят и отвлекают!
- Зачем заниматься в такую шикарную ночь? – брюнетка медленно поднялась, подошла к столу и оперлась руками о столешницу, представив взору роскошное содержимое декольте.
- Потому что надо! – отрезал парень, отметив, что размер, таящийся за вырезом, как минимум четвертый.
- А мне кажется, что такие, как ты, ночами должны заниматься, но другими делами, - томно произнесла девушка, облизнув губы.
- Вот если бы такие, как ты, - эхом повторил Тима, – не мешались под ногами, а помогали, я может и занялся бы чем-нибудь более интересным.

Девушка взяла в руки его тетрадь, пробежалась глазами по страничке и улыбнулась.
- Отчет?
Парень кивнул.
- Борисычу?
Он снова кивнул.
- Обмен? – девушка недвусмысленно усмехнулась и швырнула тетрадь обратно на стол, та жалобно шелестнула, проехав по поверхности, и шлепнулась на пол.
Тимур вопросительно изогнул бровь, хотя намек уже понял.
«Как же ее зовут-то?» - он судорожно вспоминал имя искусительницы.
- О твоих способностях ходят легенды, - она направилась к Тиме, плавно покачивая бедрами, на ходу поглаживая грудь и поднимая короткую майку медленными движениями стриптизерши.
- Поверь мне, они преувеличены, - довольно усмехнулся молодой человек, почувствовав, как шевельнулась плоть.
- Отчет хочешь? – в ее глазах горел огонек страсти.
- Хочу…
- А я тебя хочу, - игриво произнесла девчонка, резким движением руки дернув топ.

​

картинка кликабельна*​

- Отчет мне нужен к утру, - равнодушно произнес Тимур и, насвистывая незатейливый мотивчик, вышел из аудитории.

На улице было прохладно, Камалов поежился. Наслаждение от спонтанного секса быстро улетучилось, и на душе заскреблось презрение к самому себе. Было мерзко и противно осознавать, что женщине от него нужен только немаленький орган и умение им пользоваться.

«Ленка говорит, что любит, - думал парень, идя на приветливый огонек костра, у которого собралась их компания. - А если бы я не был так популярен, любила бы? Сколько раз слышал от нее, что я одинаково великолепен и в обществе и в постели, – он усмехнулся своим мыслям, - коронная ее фраза. А с другой стороны, за что меня любить? Сам трахаю все, что проявляет ко мне интерес только ради получения выгоды. Я, как профессиональная проститутка, только цена вопроса другая».
- О, умник наш пришел! - воскликнул Касымчик, завидев друга. – Милости прошу к нашему шалашу.
Он соскочил и изобразил книксен.
Тимур оглядел ребят и, не увидев Сафроновой, сел рядом с Касымом.
- Доделал? – поинтересовался Ахмедов.
Тима ухмыльнулся:
- Запустил автопилот…
- Ого… А я думал, мне показалось. Кого оприходовал в этот раз, брателла?
Тимур попробовал отмолчаться.
- Давай рассказывай, от тебя сексом за километр прет.
- Что так заметно? – произнес молодой человек, думая о том, что надо было принять душ, а потом появляться на публике.
- Я слишком хорошо знаю этот масляный взор, родной. Колись, кто очередная счастливица?
- Отвянь, - отмахнулся Тимур.
- Ну, расскажи… - не унимался Касымчик, - мне же интересно…
- Тимочка мой пришел, - в светящийся от костра круг влетела Лена, и с разбега плюхнулась Камалову на колени.
- Ну, вот… - недовольно пробурчал Касым, - на самом интересном месте… Ленок, иди еще погуляй, у нас мужской разговор…

Но Сафронова даже бровью не повела и запричитала:
- Тима, спой. Ну, спой, ну пожалуйста, - упрашивала она своего парня, целуя его в обе щеки. – Я так тебя ждала… Спой мою любимую!
- Не в голосе я, - отнекивался молодой человек, - и совсем не хочется петь.
Лена надула губки.
- Дай я спою, мне все равно никто ничего не рассказывает, - изображая обиду, произнес Ахмедов, взял в руки гитару и пробежался пальцами по струнам. Инструмент с готовностью отозвался умелым рукам.

​

- В последнем бою, за душу мою… - затянул Касым, после нескольких вступительных аккордов, которые расслабили мозг, душу и все части тела.
Ленок прижималась все теснее к теплому торсу своего молодого человека, а он сидел и удивлялся тому, как воображение красочно рисует совершенно другой образ.
Тима никак не мог понять, то ли от голоса друга, то ли от карих глаз, смотрящих на него из летающих искр костра, но на сердце становилось так хорошо, что он глубоко вдохнул и задержал дыхание. По телу разлилось приятное тепло. Оно окутывало, обнимало и возвращало в ту мимолетную встречу, которая снова отозвалась где-то в глубине души.
«Муха…», - пронеслось в голове, состояние приблизилось к эйфории: в груди запорхали бабочки, и он шумно выдохнул.
Он не представил Мухаббат обнаженной, нет – это были робкая улыбка, взмах ресниц и пленительный взгляд пронзающий сердце. Захотелось увидеть ее еще раз, услышать тихий голос, заглянуть в глаза. В следующее мгновение Тимур испугался своего видения и своих мыслей, он мотнул головой, отгоняя странное наваждение.
Касым закончил петь, и у костра повисло молчание. Было слышно, как потрескивают дрова, и тихо вздыхает Шурик.

От легкого поцелуя в губы - Лену пробило на нежности - Тимура тряхануло, как от удара током. Он скинул девушку с колен и быстрым шагом направился прочь от ребят. Захотелось побыть одному и разобраться в том, что ни мозг, ни сердце не соглашались воспринимать.
- Тима, - возмущенно воскликнула блондинка, - куда?
- Не ходи за мной, - бросил парень, не оборачиваясь.

На это место набрела Сафронова пару дней назад, когда группа возвращалась с практических работ. Камалов без труда нашел его при свете луны, он всегда свободно ориентировался на местности. Если глаза увидели дорогу один раз, то в последующем: в любое время, в любом состоянии, он безошибочно определял правильное направление.
Густые заросли кустарников, окружали небольшое пространство у самой воды, создавая подобие зеленой комнаты. Сафронова тогда сказала, что это прекрасное место для занятия любовью на природе и взяла с него слово, что они обязательно опробуют ее фантазию. Небольшая речушка суетливо несла свои воды куда-то вдаль. Ее нежное журчание ласкало слух и настраивало на состояние внутреннего покоя.
Чуть дальше она меняла свое русло и срывалась с огромного валуна, создавая фонтан из брызг, которые сверкали в ночи, как миллион маленьких светлячков. Тимур закурил сигарету и с наслаждением затянулся.

Тягучий дым проник в легкие и вызвал приступ кашля. На этом воздухе даже курить не хотелось! Он щелчком выбросил сигарету в воду и осмотрелся. Чуть в стороне от кромки воды стоял небольшой камень, который, казалось, был специально приспособлен для того, чтобы положить на него свое мягкое место - этакая каменная скамья. Он присел и почувствовал тепло ушедшего дня. Парень расслабился и прикрыл веки.
Мысли, как будто ждали, что их освободят от оков, и накатили, как волны в шторм. Снова перед глазами взмахнули пушистые ресницы, и робко улыбающийся взгляд унес в приятную истому. Эта маленькая девочка заставила его - прожжённого ловеласа - вспоминать о ней снова и снова. Думать о том, что она милая и желать новой встречи.
Камалов никак не мог понять, что с ним происходит. С момента их знакомства с Мухаббат прошло пару дней, а он не мог избавиться от чувства, что она особенная, не похожая ни на одну из тех девчонок, которые попадались ему на жизненном пути. Он пытался выкинуть эту чушь из головы, запретить себе думать, даже пробовал насмехаться над собой за то, что ведет себя, как сопливая гимназистка. Но каждый раз, как только мысли становились свободными от обязательных дум, он снова вспоминал этот нежный, ласковый голос, видел грустно опущенные плечики и испуганный взгляд. И от мыслей о ней реально становилось хорошо на душе. Хотелось петь, вести себя, как ребенок, может даже свернуть какую-нибудь небольшую гору!
Он усмехнулся. Никогда не верил в любовь с первого взгляда, вообще никогда не думал о том, что она есть – любовь! А тут, если вспомнить книжные истории и бабские рассказы, все симптомы схожи.
«Я не могу любить эту малышку! Это просто нереально! Кто она? Харыпка* живущая в горах, от которой толку, как от козла молока. Да и как можно влюбиться за одну короткую встречу? Я ничего о ней не знаю: какой у нее характер, что представляет собой ее внутренний мир! Без этого может быть только сексуальное влечение, но никак не то самое – чистое и светлое! А я ее не хочу! Ну да… у нее красивые глаза и сексуальные губы. И это все! Ни фигуры, ни груди, у нее во взгляде даже нет страсти. Боже, о чем я? Она же еще совсем ребенок! Хотя… Сафронова начала спать с парнями в пятнадцать, а Мухе почти семнадцать! Но их и сравнивать нельзя – небо и земля! А ведь я думал о том, чтобы ее раскрутить на секс! А для чего? Испортить девочке жизнь? После моих «таранов» она и замуж-то никогда не выйдет».

От последней мысли Тимур почувствовал резкий укол в сердце. Размышления о том, что однажды какой-нибудь черномазый «француз» сорвет цветок ее невинности и будет наслаждаться ею, заставили передернуться от ревностной атаки. Такое он испытывал только один раз в жизни, когда увидел, как его мать обнимает посторонний мужик. Как потом оказалось - коллега, с которым у нее завязывались отношения. Но после скандала, устроенного ей четырнадцатилетним сыном, парнишка никогда больше не видел их вместе. В эти минуты стало стыдно за свои действия. Возможно, если бы не его детский эгоизм, мама смогла бы построить личную жизнь и не опекала бы сыночка до сих пор, как младенца.
И вот сейчас такой же укол в самое сердце. И из-за кого? Из-за незнакомой девчонки, которая в Ташкенте даже не удостоилась бы его взгляда.
Громкий хруст ветки привлек внимание.
- Кто здесь? – крикнул Камалов в темноту, но ответа не последовало. В душе шевельнулся червячок страха. Махмуд-ака говорил, что тут волки водятся, даже медведи встречаются, но не так же близко от поселка.
Парень постарался успокоиться и снова закрыл глаза.
Но мысли испарились и лишь натянутые струнами нервы, заставляли прислушиваться к малейшему изменению в звуках ночи. Через минуту шорох повторился. Камалов резко обернулся, в зарослях мелькнула тень.

«Я трус? – подумал он. – Нет, я не трус!», - и в два прыжка оказался в том месте, где, как ему казалось, находился нарушитель его спокойствия.
Грубо раздвинутые кусты, тихий женский вскрик, и перед ним открылся очень интересный вид: девушка, так неловко подглядывающая за ним из-за кустов, сидит на корточках, опустив голову и спрятав ладошками лицо.

*Куласья – название небольшой речки.
*Джида – невысокое деревце с серебристыми листьями и душистыми цветами.
*Харып(ка) – пренебрежительное название местных жителей.

 

[Лёлик]

- И что это мы тут делаем? – усмехнулся Тимур. Ответа не было, что совсем не удивило. - Разве порядочные девушки выходят из дома ночью?
Девчонка не шевелилась, казалось, даже не дышала, лишь руки, плотно прижатые к лицу, еле заметно дрожали.
- Ну, не бойся, - ласково сказал парень, тронув ее за плечо, - я не кусаюсь.

Она дернулась, и Камалов убрал руку.
- Я похож на маньяка? - она покачала головой. – Тогда вставай…
Снова отрицание.
- Гульчатай, покажи личико, - со смехом процитировал он фразу из старого советского фильма.
Девушка прыснула.
– Ну…
Маленькие ладошки медленно оторвались от лица и на Тимура глянули два испуганных глаза, которые в темноте ночи казались черными. Он почувствовал, как по телу прокатилась дрожь.
- Муха?!?

Я не могла уснуть третью ночь: металась по скомканной простыне, пытаясь избавиться от гнетущих мыслей. Воображение красочно рисовало дряхлого старца с седой бородой, который с завидной настойчивостью лез ко мне целоваться. Отвращение перекрывало доступ кислорода – я задыхалась, меня передергивало от видений, по коже пробегал мерзкий холодок. Умом я понимала, что все мои опасения не стоят и выеденного яйца. Пока слишком все призрачно и вовсе не факт, что я выйду замуж за этого «американца». Вспоминались слова Хасана о том, что я дурочка и драматизирую ситуацию. Они успокаивали и приводили мысли в подобие порядка, но как только в голове всплывала фраза Азиза: «Отец дал предварительное согласие», разум отключался, и душу снова охватывала паника. Наш папаша редко бросает слова на ветер. А тут такая роскошная, по его мнению, партия!
Иногда перед глазами возникало лицо, которое с каждым воспоминанием становилось все роднее и дороже. Мне очень нравилось думать об этом человеке, вспоминать его голос, глаза, взгляд. Я думала о том, что вот рядом с ним я была бы счастлива. Наверное… В эти минуты страхи исчезали и на душе разливалось тепло.
Но потом тяжкие думы снова накрывали с головой, и я снова и снова отмахивалась от назойливого старика.

Стены давили, их серость угнетала, заставляла вскакивать с кровати и мерить небольшую комнату шагами. Три в одну сторону и столько же обратно. Я чувствовала себя загнанным зверем, маленьким кроликом, которого заключили в тесную клетку, и сходила с ума от безысходности. Я то плакала, уткнувшись лицом в подушку, то стучала по ней кулаками, стараясь хоть так выплеснуть злость, которая душила и снова вызывала слезы. Замкнутый круг. Хотелось вырваться из него: убежать от мыслей, от несносных фантазий, убежать от самой себя.
Убежать…
Убежать?
Да, убежать, хоть на время уйти от ужасных видений, которые ранят сердце и не дают покоя.

Мысли прыгают в голове, как горные козлы: «Вот куда собралась в час ночи? Дура!», но действия четкие и правильные. Достаю из шкафа платье и штаны, на улице прохладно, поэтому не раздумываю о красоте. Терпеть не могу мерзнуть, ненавижу, когда тело покрывается маленькими пупырышками и руки дрожат, как у алкоголика. Немного помедлив, достаю еще и легкую трикотажную кофточку – так будет теплее. С ожесточением дергаю расческой спутанные волосы, но они сопротивляются каждой волосинкой. Побоявшись остаться лысой, собираю не прочесанные лохмы в шишку на макушке. Зачем-то хватаю со стола тюбетейку, и в груди начинает клокотать злость.

Ладно, штаны, но зачем мне сейчас головной убор? Кто увидит и осудит за то, что я разгуливаю с непокрытыми волосами? Ощущаю себя дрессированной собачкой. Отец может гордиться дочерью. От одной этой мысли начинает трясти мелкой дрожью. Никогда! Никогда им не удастся меня приручить! Я - человек, я - личность со своими моральными принципами, желаниями и характером! Я сама знаю что хорошо, а что плохо! И не надо за меня решать и направлять на путь истинный! Я хочу сама выбирать жизненную дорогу!
С отвращением закидываю дуппишку под кровать и вылезаю в окно.
На улице тихо и безлюдно. У соседей во дворе горит фонарь, и я понимаю, что под его светом, я как на ладони, но маленький проулок с другой стороны освещен лишь мягким светом луны. Вот туда мне и надо. А может вернуться домой? Нет, свежий воздух приведет меня в чувство и успокоит.
Отбросив сомнения, медленно крадусь вдоль деревянных заборов, чтобы никто не увидел, как дочь уважаемого человека шарахается в столь неподходящее для прогулок время суток. Махаллинские собаки сонно облаивают мои передвижения, и я каждый раз замираю, опасаясь, что они разбудят своих хозяев. Мои нервы звенят от напряжения, а тело становится мягким и гибким, как у пантеры.

Только оказавшись за пределами поселка, чувствую небольшое облегчение, но расслабляться рано. Я иду вдоль проезжей части и мне странно, что не видно машин. Я всегда думала, что они ездят круглосуточно, но сейчас, ночью, до слуха не доносится даже отдаленного звука мотора. Ветерок приносит с дач веселый смех. Вот отдыхающие точно никогда не спят.
Мне совсем не страшно, эти места я знаю с детства и могу пройти с завязанными глазами куда угодно. По ночам тут не ходят недобрые люди, даже городские, которые могут попугать с пьяной головы, сейчас стараются находиться рядом с тем местом, где сняли жилье. Дикие животные – это россказни для непросвещённых приезжих. Всего один раз я видела медведей, когда ходила с отцом и братьями за лекарственными травами на дальние водопады. Мама в тот день уехала к приболевшей сестре в Газалкент, а наши мужчины не смогли найти, кому меня оставить. Мне тогда было лет шесть. До сих пор помню этот поход. Мы шли по узенькой тропе и на другой стороне ущелья увидели медведицу с маленьким медвежонком. Отец приказал нам молчать, и мы долго наблюдали за ними в бинокль.
Погруженная в воспоминания, я свернула с большой дороги и пошла вдоль речки.

Когда я была маленькая, меня все любили. Папа всегда привозил с города красивых кукол, братья защищали от нападок одноклассников и с охотой помогали с домашними заданиями, мама отдавала мне самый лакомый кусочек со стола. Я считала, что в семье самая главная, потому что меня баловали, позволяли делать все, что было угодно моей детской душе. А потом… потом я как-то резко стала объектом для сурового воспитания отца, насмешек по поводу скорого замужества для братьев, и чрезмерного сочувствия мамы, которая хоть и жалела, но старалась обучить тому, как должна вести себя настоящая мусульманская женщина. Сейчас мне кажется, что в своей огромной семье я, как саксаул в пустыне, одна, обдуваемая горячими ветрами и засыпаемая песками все глубже и глубже.
Снова становится трудно дышать и на глаза наворачиваются слезы. Стараясь избавиться от нахлынувших мыслей, я возвращаюсь в реальность и осматриваюсь. Густая, непроглядная темнота, слегка разбавленная лунным светом. В первый момент мне кажется, что мир вымер, поддаваясь моему состоянию, но постепенно наваждение проходит, и я начинаю слышать привычные звуки. Мелодии ночи похожи на нестройные ноты оркестра, готовящегося к выступлению.

Где-то лениво ухает филин, перепуганная перепелка выдает неизменное: «Спать пора!», маленькие сверчки поют заунывные песни под журчание воды, а резкие всплески многочисленных водопадов перекрывают своим возмущением все вокруг. Незаметно для себя, я ушла далеко от поселка и ноги принесли меня к «зеленой комнате» - небольшому, спрятанному от любопытных глаз густым кустарником, месту у реки. В детстве мы с девчонками приносили сюда кукол, покрывала, полные карманы конфет и играли в «дочки-матери». Став старше, я поняла, что это место волшебное. Когда на сердце смятение, боль, страх, когда в голове мысли, которые не дают спокойно существовать, нужно прийти сюда и сесть на «диванный» камень - это название придумала Каро, потому что большой валун был плоским и использовался в нашей игре, как мебель. Тихий шепот реки расскажет тебе о том, что все переживания напрасны, ласковые солнечные лучи утешат и приголубят, и ты начинаешь понимать, что жизнь прекрасна. Ночью я не была тут ни разу, но почему-то была твердо уверена – я смогу угомонить свои необоснованные страхи и вернуться к душевному равновесию. Ведь не зря же я оказалась тут. Я знаю, что есть какая-то сила, которая управляет мыслями и действиями человека. Именно она и привела меня сюда. Окрыленная радужными надеждами, я направилась к еле заметному просвету между кустарником.
Чем ближе я подходила, тем больше чувствовала, что что-то не так. Между листьями периодически поблескивал красный огонек, а в воздухе витал непривычный для ночи запах. На секунду я замялась, а потом поняла, чем пахнет – это табачный дым. Кто-то нагло занял волшебное место. Настроение улетучилось, как утренний туман. Стараясь ступать как можно тише, я подобралась к кустарнику и раздвинула ветки. Одна из них предательски хрустнула, я замерла и перестала дышать.

- Кто здесь? – резкий мужской окрик вызвал неприятный липкий пот на спине, руки затряслись и ладони взмокли. Первой мысль было – бежать, но чрезмерное любопытство, которое всегда приносило мне кучу лишних проблем, снова победило все страхи. Я затаилась ненадолго и повторила попытку. Этот раз был более успешен и то, что я увидела, удивило так, что я чуть не поперхнулась скопившимися где-то в горле эмоциями. На моем «диванном» камне сидел парень, чей профиль настолько сильно врезался в память, что я узнала бы его из тысячи даже в такой темноте. Сердце снова застучало с утроенной скоростью.

 

[Лёлик]

Первые пару секунд Тимур не мог поверить своим глазам – мысли, живущие в его голове в последнее время, материализовались и превратились в живого человека. Кто мог подумать, что девушка-узбечка будет гулять ночью одна, да еще так далеко от махалли. Какие силы привели ее именно к этому месту? Почему она не пошла в другую сторону? Парень никогда не верил в какие-то мистические совпадения, но в случае с этой странной девчонкой он готов был поверить во все. Одно то, что она заставляла думать о себе, уже было мистикой.
- Ты знаешь, что напугала меня? – стараясь скрыть смущение, произнес молодой человек со смехом. – Я уже подумал, что шакалы, а еще хуже медведи.
Мухаббат хихикнула и покачала головой.
- Ты что тут делаешь?
Она пожала плечами. И опять все молча, опять не поднимая глаз. Это выводило из себя и заставляло сердце клокотать от возмущения, которое плескалось через край и от следующего кивка на вопрос: «Гуляешь что ли?» Тиму прорвало:
- Слушай, ты мне скажи сразу – можно мне с тобой общаться или нет? А то я говорю, а ты молчишь, как партизанка! Ладно, в тот раз я мог понять, белый день - не положено и бла-бла-бла… Но сейчас ночь и видят нас только луна и звезды!
Девушка медленно подняла голову, в ее глазах сверкнула слеза. Парню стало стыдно за свою нетерпимость.
- Прости, - он взял ее за руку и погладил по голове, как маленькую девочку. Муха вздрогнула, но не отстранилась. - Я совсем не хотел тебя обидеть. Мне просто тяжело с тобой общаться.

В ответ мимолетный взгляд, полный ужаса.
- Ну… - он замялся. – Те девушки, которые находятся рядом со мной, они другие.
- Лучше? – тихо спросила Мухаббат, снова глядя в землю.
- Не… - протянул он, - просто другие. Мне не надо задумываться о том, что сказать и как. А с тобой я постоянно боюсь ляпнуть что-нибудь лишнее, а еще хуже сделать что-нибудь ужасное.

Теплые пальцы, ласково держащие руку, приятно греют кожу. Я понимаю, что так не правильно, но не знаю о чем молить аллаха: то ли о том, чтобы отпустил, то ли о том, чтобы это мгновение длилось вечно. Его тихий голос мягко обволакивает мозг, проникая в самое сердце, и притупляет инстинкт самосохранения. Он говорит что-то о том, что я не такая, что ему трудно, но смысл слов практически не доходит до сознания. От того, что он рядом и общается со мной, на глазах отчего-то выступают слезы. Я испугалась и мельком глянула на своего собеседника: только бы не заметил. А он почему-то стал извиняться. За что? Ничего не понимаю, такое ощущение, что он говорит на абсолютно не понятном языке. Он сказал, что городские девчонки лучше? Конечно, где мне до них… Разве я могу понравится такому парню? И что я должна сделать, чтобы Такой парень обратил на меня внимание? Вести себя более раскованно? Но потом как я смогу смотреть маме в глаза? А раскованно – это как? Что я должна позволить себе, чтобы завоевать его внимание?
Не могу… Нельзя… Надо бежать отсюда подальше… Бежать, пока мысли и желания не победили здравый смысл. А зачем? Что будет плохого, если я останусь и просто поговорю с ним? Нет… Нельзя…
- Я пойду, - тихо говорю я и осторожно высвобождаю ладонь.

Так правильно! Я точно знаю, хоть и не хочу с этим мириться.
Он молчит, я боюсь поднять глаза. Медленно разворачиваюсь и иду в сторону выхода из «зеленой» комнаты.
- Я тебе противен? – тихий шепот разрывает душу. – Или ты боишься меня?
Вздох, еле различимый за журчанием воды.
- Нет! – я резко оборачиваюсь. Тимур стоит, опустив голову. – Мне совсем не противно с тобой общаться!
- Тогда почему уходишь?
- Наверное, все-таки боюсь, - признаюсь я, а он расплывается в улыбке и от его теплого взгляда становится так хорошо, что я улыбаюсь в ответ. Я понимаю, что сболтнула лишнее, но становится легче от того, что сказала правду.
Он подошел и снова взял мою руку.
- Не бойся, – спокойствие снова обволакивает мозг, - я никогда тебя не обижу. Посиди со мной. Хоть немного.
- Никогда не говори никогда, - произношу я, в последней попытке борьбы с собой. Я уже знаю, что останусь, но все еще стараюсь обмануть себя.
- Я обещаю, – говорит он, а я почему-то верю этим словам.
Мы садимся на «диванный» камень и молчим.

Тихий шелест кустов, журчание реки, мягкий лунный свет и Тимур, едва касающийся меня плечом. Сейчас мне больше ничего не нужно. Я расслабляюсь и чувствую себя абсолютно счастливой. Все проблемы уходят на второй план и растворяются в его дыхании – он повернул голову и смотрит на меня. Я начинаю улыбаться, как дурочка, но ничего не могу с собой поделать.
- Так зачем ты подглядывала? И вообще, что делаешь тут ночью?
Я не знаю, что сказать. Рассказывать о своих проблемах не хочется, не хочется даже вспоминать о них. А за то, что подглядывала, мне совсем не стыдно! Должна же я как-то наблюдать за тем, что мне интересно!
- Опять молчишь? – со вздохом произносит Тимур. – Боже, с тобой так сложно…
- Я думаю, - отвечаю я, чтобы хоть как-то объяснить свою немоту.
- Ну, хоть расскажи о чем!
- Ты говоришь, что я подглядывала. А вот и нет! Я пришла на свое родное место, оно занято, мне же было интересно, кто посмел!
Он смеется и мне кажется, что такой смех только у него.
- Ты часто приходишь сюда?
- Да.
- Всегда ночью?
- Нет, я ночью редко гуляю.
- Ну да, - усмехнулся Тимур, - порядочным девушкам не положено гулять по ночам!

- Хочешь сказать, что я не порядочная? – возмутилась я. Хорошо, что сейчас ночь и щеки, залитые краской не видно. Мысли, одолевающие меня в последние три дня, снова нахлынули, и я опустила голову. Я не могу рассказывать ему об этом, а как по-другому объяснить свои ночные прогулки?
- Нет, - он рассмеялся, - я так не думаю. Просто Махмуд-ака нам всегда твердит о том, что у местных девушек очень строгое воспитание, и они не могут делать ничего лишнего.
- Он прав, просто мне сегодня не спалось. В комнате душно и я решила пройтись немного, – опять вру.
- А… - в никуда говорит Тимур. – А я подумал, что тебя можно встретить ночью на горной тропинке.
Я снова улыбаюсь и качаю головой. Снова подвисает молчание. Мне не нужно много слов, когда я нахожусь рядом с человеком, который мне приятен. Мне неловко, даже стыдно, но я стараюсь не думать об этом, а получать наслаждение от того, что вот так запросто общаюсь с городским парнем. Тем более он такой красивый, тем более я столько о нем думала. Мне даже не верится, что это происходит со мной. Тимур сидит рядом и стоит протянуть руку, можно коснуться его тела. Да даже протягивать не надо, стоит чуть-чуть наклониться в его сторону и уже чувствуется тепло. Временами дыхание перехватывает от волнения – сижу наедине с посторонним мужчиной, ночью… Но я приказываю ему успокоиться. Да, это не правильно, но мне так хорошо, а остальное пока не важно. Пока…
Но Тимуру, похоже, не интересно сидеть молча.
- Расскажи мне о себе, - нарушает он сказочную тишину, а я испытываю легкий шок. Неужели ему интересно? Но отказать не могу и начинаю говорить. Тем более так легче переносить смущение.

Я рассказываю о маме - любящей и безумно любимой, о том, что у меня есть четыре брата, которые всегда меня защищают, о папе – председателе махаллинского комитета, стараясь не проговориться о его деспотичности. Зачем ему это? Не знаю, но рассказываю все подробности, как зачарованная. Я стараюсь не смотреть на него, потому что от его взгляда пробегает ток по телу, поэтому я несу какую-то чушь – о школе, одноклассниках, о выпускном вечере, состоявшемся в местной чайхане*, но ему видимо интересно, потому что он не сводит глаз с моих губ. А может у меня жуткий акцент и он не все понимает?
- Что-то я разболталась, - спохватываюсь я и обнаруживаю, что моя рука накрыта его ладонью. От осознания этого меня бросает в жар, я выдергиваю ее и прячу за спину.
- Прости, - улыбается он. - Значит ты у нас дочь большого человека?
- Ну, вроде да.
Я возвращаю руку на место. Он снова накрывает ее своей ладонью. Зачем я так себя веду? Зачем позволяю ему это делать?
- И вовсе ты не много болтаешь! – возвращается он к разговору. - Мне нравится слушать твой голос.
Нравится слушать мой голос? Наверное, я все-таки сплю! Если это так, то мне совсем не хочется просыпаться. Я снова улыбаюсь, и мы опять молчим. Его большой палец еле заметно поглаживает тыльную сторону моей ладони. Я знаю, что должна одернуть его, прекратить это, но мне так хорошо, что я стараюсь не думать о правилах приличия. Ведь если рассуждать здраво, то в этом нет ничего плохого.
- А хочешь, я расскажу о себе? – Нет, он определенно не умеет молчать!
- Расскажи…
Теперь я слушаю про маму, приехавшую из России и влюбившуюся в красивого парня-узбека. «Значит, он метис и в нем тоже течет восточная кровь?»
Таких случаев много, но история любви родителей Тимура грустная – они расстались. Так часто бывает. Разные нравы, разные религии, разные взгляды на жизнь. Во время рассказа, он тоже не смотрит на меня. Иногда его голос дрожит, и я понимаю, что ему сложно говорить. Конечно, больно, когда самые близкие тебе люди становятся чужими друг другу.

Закончив, он затих, а я сидела и думала о том, что видимо, одной любви мало для счастья. И это открытие огорчило. Я всегда считала, что именно любовь главное в жизни, что она помогает пережить все трудности и печали.
Небо еле заметно стало светлеть, ночь шла на убыль, и утро постепенно вступало в свои права.
- Пора домой, - вздохнув, шепчу я. – Если хватятся, что я не ночевала дома, мне серьезно влетит.
- Можно я тебя провожу? – я встала, а он продолжает сидеть, теребя мои пальчики, и с какой-то обреченностью смотрит мне в глаза. - Пожалуйста.
- Только не до дома, - разрешаю я.
Он встает, но не отпускает мою руку, так мы и идем всю дорогу, как маленькие дети, но ощущения совсем другие. Я чувствую защищенность, безопасность и что-то еще, похожее на состояние легкой эйфории. Я до сих пор не могу поверить в то, что все это происходит со мной. Я гуляю ночью с городским парнем, который мне безумно нравится, от близости которого у меня в животе порхают бабочки. Я не понимала смысла этого выражения до сегодняшнего дня. Да… они именно порхают там – сбивают дыхание, заставляют сердце учащенно биться, сводят с ума. Он просто держит меня за руку, а я радуюсь, как ребенок! Мне хочется, чтобы дорога никогда не заканчивалась, но сквозь деревья уже видны огни, горящие во дворах поселка.

На развилке я останавливаюсь.
- Дальше я пойду одна.
- А можно встретиться с тобой еще раз? – тихо спрашивает он, еще крепче сжимая мою ладонь. Кажется, что он не хочет ее отпускать.
- Зачем? – так же тихо спрашиваю я в ответ, и мне грустно от того, что приходится расставаться, но радостно от того, что он хочет увидеть меня снова.
Тимур усмехается.
- Если я скажу правду, ты не согласишься.
Я удивлена. Что же это может быть? Мне становится страшно, но мама всегда говорит, что лучше страшная правда, чем смазанная медом ложь.
- Я хочу правду, - уверенно заявляю я.
- А поверишь? – он отводит глаза.
Я жму плечами.
- А не испугаешься?
- Не знаю.
- Ты очень красивая, - он притягивает меня к себе и заглядывает в глаза. – Мне очень хочется встретиться еще раз. И даже не один раз, а много! Каждый день я хочу видеть тебя и слышать твой голос.
Я красивая? Что он говорит? Горячая волна окатывает меня с головы до ног, по коже разбегаются миллионы мурашек. Я снова и снова не верю в происходящее.
- Приходи завтра ночью на то же место, - просит он, касаясь пальцем моих губ. Я чувствую его горячее дыхание – оно обжигает кожу. Его лицо так близко, что мне становится страшно. А вдруг поцелует?

Страшно? Зачем я вру самой себе? Я хочу этого, я смотрю на его губы, и думаю о том, что они должны быть мягкими и теплыми. Но это будет верхом неприличия, мы едва знакомы. Что за бред лезет в мою дурную голову? От одной мысли о поцелуе меня бросает в дрожь. И в кого я такая уродилась?
- Отпусти, - я пытаюсь включить мозг, потому что от такой близости у меня кружится голова, и я таю, таю в его объятиях. Еще секунда и от меня не останется ничего.
Тимур резко отстраняется, в его глазах читается легкий испуг.
- Прости, прости, - быстро шепчет он, - я не хотел тебя обидеть, я увлекся. Но то, что ты рядом, сносит мне крышу, и я перестаю контролировать свои действия. Прости!
Я улыбаюсь и собираюсь уйти, хотя безумно хочется остаться. Он ловит меня за руку.
- Придешь завтра?
- Не знаю, - конечно, мне хочется встретиться еще раз, конечно, прибегу завтра, чего бы мне это не стоило, но ему этого не скажу.
- Я буду ждать! – с придыханием говорит он, я осторожно высвобождаю руку и иду в сторону поселка. – Я буду приходить туда каждую ночь!
Мозг плавится от счастья.

 

[Лёлик]

​

Мухаббат удалялась по узенькой улочке, а Тимур стоял и смотрел ей вслед.
- Я буду ждать тебя, - прошептал он и улыбнулся.
В душе копошилось что-то нежное и очень приятное. Маленькая, хрупкая фигурка, таяла в предрассветной дымке, и парню казалось, что она похожа на эфемерное создание, рожденное его больным воображением, но руки до сих пор помнили тонкую талию и ощущали тепло бархатной кожи. Это было более чем реально, но не вызывало ни шевелений в паху, ни сексуальной дрожи, только теплоту и какую-то детскую радость.

Девушка свернула за поворот, даже не обернувшись, и Камалов почувствовал, что его лишили частички счастья. От того, что все так быстро закончилось, в душе зародилось разочарование, которое медленно перерастало в глухую злобу. Почему ей нужно было уйти? Почему нельзя было продлить встречу подольше? Он злился на себя за то, что не остановил, не удержал, не решился поцеловать ее. Ведь в этих черных глазах светилось: «Целуй, я хочу этого больше жизни!», - но, в то же время, бедная девочка тряслась от страха, как осиновый листочек и робко отталкивала своего искусителя. Правильно сделал, что не поцеловал! Одно дело – желания, а другое – их исполнение! Ее воспитание блокирует все, что кажется неправильным и заставляет сопротивляться! Кто знает, как бы отреагировала? Она и так испытала шок от его руки, нагло щупающей личико. А если бы полез целоваться? Нет, все-таки нужно было хоть прикоснуться губами к ее глазам, или чмокнуть в щечку, чтобы к воспоминаниям добавился еще и привкус ее кожи. Он снова улыбнулся.
«Ничего, я просто не ожидал этой встречи, не ожидал, что она станет такой необычной! Я просто не был готов. Вот наступит завтра, я буду более решительным и постараюсь сделать все правильно! Решительным? – он скептически усмехнулся своим мыслям. – Решительным для чего? Что я хочу от этой маленькой девочки? Поцелуй хочу! А еще?»
Тимур прислушался к себе. Но, наперекор всей его прошлой жизни, всем предыдущим отношениям с девушками, он понял, что кроме поцелуя он не хочет от Мухаббат ничего! Видеть ее, слышать и… и поцеловать!
- И все? – спросил он вслух.
Собственный голос показался странным – удивленный, но такой счастливый.
- И все! А большего тебе не дано, - весело ответил он сам себе. – Пока…

«Если я хочу попробовать на вкус ее губы, мне придется стать очень осторожным, чтобы не напугать, не обидеть!» - ему даже стало интересно, сможет ли он сдержать свои порывы и сделать так, чтобы Мухаббат не сопротивлялась, чтобы ее воспитание не стало помехой. Камалов поражался самому себе. Ему всегда нравились искушенные девушки, которые имели определенный опыт в отношениях, умели все и делали так, что от наслаждения хотелось лезть на стену. Сейчас же не целованная, небалованная девочка становится такой желанной. В том, что этот поцелуй будет первым в ее жизни, Тимур даже не сомневался. Хочется сделать для нее все! И сделать так, чтобы она никогда не разочаровалась в том, что доверилась ему! Сможет ли он? Достоин ли сорвать первый поцелуй? Молодой человек пока не знал, но сейчас жаждал этого больше всего в жизни!
Вздохнув, парень направился в сторону полигона погруженный в воспоминания о необычной ночной встрече. Мухаббат оказалась не только красивой картинкой, но и интересной собеседницей. Он всегда считал, что люди, рожденные за пределами столицы, не только не могут двух слов связать по-русски, но и вообще недалёкие по своей природе. А тут и речь правильная и рассуждения о смысле жизни. А ведь совсем еще девчоночка. Когда она рассказывала о себе, Тима слушал, как завороженный. Ее голос лился, словно горная речка, переливаясь гортанными бликами и сверкая высокими нотами. Она не заморачивалась и не скрывала ничего – было приятно понимать, что человек, сидящий перед ним, открытый и не держит за пазухой камень. Тимур узнал и о маме и о братьях. При упоминании о существовании этих ребят он почувствовал холодок, пробежавшийся по позвоночнику. Эти точно не дадут сестренку в обиду. А он разве собирается ее обижать?

Нет… Рядом с ней он сам себе казался намного лучше, чем есть на самом деле. Она вызывала теплые и чистые чувства, которые грели душу и заставляли улыбаться только от одного воспоминания о ней. Что это? Любовь? Та самая, что с первого взгляда, с первой встречи? С трудом верится, но если это она, то ему нравится любить. Это не похоже ни на что! Ни на секс, ни на плотское влечение. Время, проведенное с Мухой, показалось насыщенным, но скоротечным, отпускать ее совсем не хотелось. Взять бы ее и увезти куда-нибудь, далеко-далеко… Зачем? А кто его знает… Просто, чтобы быть вместе, разговаривать о пустяках и не думать о том, что пришло время расставаться. Душа пела, а сердце ждало новой встречи. Он очень надеялся, что она придет завтра и боялся предположить, что у нее не получится. А если она просто не захочет? От этой мысли сердце ухнуло куда-то вниз и замерло. Парень резко остановился. Он не узнавал себя. Просто разговор, просто прогулка под луной, рука в руке, а такие ощущения! Неужели они знакомы всего несколько дней? Неужели он видит ее второй раз в жизни? Она должна прийти - он видел в ее глазах искреннее желание новой встречи! Если нет, то ему будет обидно до слез!
Думать о плохом совсем не хотелось и, надеясь на лучшее, Камалов отбросил мысли и бодро зашагал в сторону лагеря, насвистывая веселый мотив.

К полигону он подошел, когда первые лучи коснулись небольшого ручейка, несущего свои воды вдоль дороги. Яркие солнечные зайчики прыгали по зеркальной поверхности и разноцветные камни, покрывающие дно, сверкали, как драгоценные камни.
Палаточный городок спал, навстречу молодому человеку не попалось ни единой души. Он выдохнул с облегчением, сейчас не хотелось ни с кем разговаривать. Мысли были заполнены новыми впечатлениями, которые никак не вязались со студенческой жизнью полной безумных выходок и неприличных поступков. Воспоминания о нежной и неискушенной Мухе не хотелось портить всей этой непристойщиной!
Но едва переступив порог своей палатки, он почувствовал разочарование - на его кровати, свернувшись калачиком, спала Лена. Тоненькие лучики просыпающегося дня проникали в палатку сквозь проем между плотной брезентовой тканью, натянутой на металлических прутьях и делали девушку похожей на сказочную принцессу.

Ее пушистые накрашенные ресницы трогательно подрагивали, тонкие пальчики запутались в длинных серебристых волосах, освещенных утренним светом. Легкое, почти невесомое дыхание приподнимало грудь, что делало это зрелище еще более волнительным. Он всегда любил смотреть на Лену, когда она спит. Совесть кольнула в самое сердце. На долю секунды стало стыдно за собственное поведение, но Тимур прекрасно понимал, что теперь не получится избежать расспросов и истерик по поводу его отсутствия. Можно, конечно, постараться подлезть к ней под бочок и сделать вид, что лег очень давно. Вопрос в том, когда пришла сюда Сафронова? Тимур тяжело вздохнул и присел у нее в ногах. Воображение красочно нарисовало предстоящие вопросы и скандал, который должен разразиться следом, потому что ни объяснять, ни тем более рассказывать, где он был, парень не собирался.
На соседней кровати зашевелился Касымчик.
- Ты решил вернуться? – сонно произнес он, приоткрыв один глаз. Камалов промолчал. – Ленок тут такую истерику закатила. Кричала, что мы хреновые друзья, раз не бежим искать тебя!
- Я гулял, - прошептал Тима, боясь разбудить свою девушку.
- Гулял он, - обиженно фыркнул друг, - а мы тут отдувайся перед твоей истеричкой! Ты мне бы хоть позвонил! Зачем тебе телефон?
Тимур пожал плечами. Рука автоматически потянулась к карману. Небольшая, скромная «Nokia» давным-давно сдохла, и парень показал другу серый мертвый экран.
- Батарейка села, - растерянно произнес Камалов, - а вообще, хотелось побыть одному, подумать, поразмышлять.
- Какой-то ты слишком умный стал, - Касым прищурился, - аж противно слушать! Как старик – подумать… поразмышлять…
- Да постарше тебя буду, - Тима сделал вид, что обиделся, - и вообще, мне не до звонков было.
- Опаньки, - оживился Касымчик, приподнимаясь, - ну-ка, пошли, покурим.

- Да не о чем курить.
- Пошли, пошли, - шептал Ахмедов, натягивая на себя штаны и футболку. Теперь и ему не хотелось, чтобы Ленок проснулась. Если глаза откроет опять не даст услышать самое интересное. – Я всегда найду, о чем покурить!
Тимур знал, что спорить бесполезно, поэтому, не дожидаясь пока друг оденется, вышел из палатки.
Утро успело наполнить лагерь солнечным светом, но ночная прохлада еще не отступила – он поежился. Образ Мухаббат отодвигался все дальше и дальше, парень зажмурился, не хотелось отпускать из памяти ее слегка испуганный взгляд. Веселые блики пробивались сквозь зеленую листву и прыгали по мощеной камнем дорожке, один из них скользнул по прикрытым векам, возвращая в реальность. Воздух, пропитанный терпким запахом хвои и насыщенным ароматом джиды, щекотал ноздри. Он наполнял легкие свежестью, обжигал чистотой и удивлял своей прозрачностью, казалось, сквозь него все окружающее становится ярче и красочнее.
На свет божий выполз Касымчик и лениво потянулся:
- Красота-то какая, в городе такого не бывает – тут стоит выйти на улицу, чувствуешь себе человеком.
- Можно подумать, у нас апартаменты «вип», - рассмеялся Камалов, обходя палатку, - спим, практически на улице!
- Стены есть, крыша есть - значит дом!
Тимур чиркнул зажигалкой и поднес огонь к сигарете друга. Тот втянул первую затяжку, не отрывая заинтересованного взгляда. Камалов прикурил, глубоко затянулся и почувствовал, как тягучий дым, проникая в легкие, отзывается слабым головокружением. Он задержал дыхание и через пару секунд выпустил сизоватый дымок маленькими размытыми колечками.
- И долго ты будешь строить из себе загадочного прЫнца? – нетерпеливо произнес Касымчик, присаживаясь на скамейку. – Сразу предупреждаю – отмолчаться не получится!
Тимур хмыкнул и облокотился о сушилку, на которой висели чьи-то семейные трусы.

Сколько раз он слышал эту фразу? Сколько новых и интересных приключений они обсуждали с Касымом - именно так: рано утром, на рассвете, пыхая сигаретами в унисон, наперебой рассказывая друг другу о ночных похождениях. А сейчас что-то мешало. Что-то не давало открыться и рассказать в деталях о необычной встрече. Может, было страшно, что Ахмедов не поймет? Что поднимет на смех, и потом будет долго подкалывать по поводу того, что Тимур впал в детство? А может просто не хотелось обсуждать эту маленькую феечку, чтобы колкие замечания друга не замарали ее чистый образ? Но рассказать что-нибудь придется, потому что Касымчик не отстанет.
- Было продолжение вечернего банкета, - не моргнув глазом, соврал он и вспомнил, что на столе в аудитории его должен ждать готовый отчет. «Надо было сначала забрать, - сокрушенно подумал он, - было бы правдоподобнее!»
- Можно подумать, мне кто-то что-то рассказал вечером, - скорчил недовольную рожу Ахмедов, - твоя королевишна как всегда все испортила!
- Ну, я то не виноват, - улыбнулся Тима, присаживаясь рядом, - Это было потрясающе, не похоже ни на что!
И он стал красочно описывать другу сначала ситуацию, потом все прелести Тамары, а потом и сам процесс. Касым клюнул на эту утку и Тима на ходу придумывал подробности, где и как они продолжили ночью. Он спокойно рассказывал о достоинствах девушки, ее умениях, о своих эмоциях от секса, потому что знал, друг никогда и ни при каких обстоятельствах не покажет Томе, что в курсе их близости.

- Не, я слышал, что Томка спец в сексе, но что до такой степени, даже не подозревал, - подытожил Касым.
- А что? Многие пробовали? – хохотнул Камалов.
- Да полфакультета перетрахало! У нее бешенство матки! Это всем известно!
- Ты тоже там побывал? А то, может, я зря распинаюсь?
- Не… мне она еще не предлагала!
- Все впереди! Ей еще целый курс с нами тусоваться!
Друзья весело рассмеялись.
Они так увлеклись обсуждениями, что не заметили, как проснулась Сафронова и, отодвинув край палатки, с пренебрежением слушала их разговор.
- Так кто это сисястая выдра? – не выдержала она, когда Ахмедов, в очередной раз, выставив руки перед собой, демонстрировал самый удобный размерчик.
Парни даже не смутились, не в первый раз их застукали за подобной беседой.
- Я рассказывал о своем первом сексуальном опыте в лагере отдыха, - тут же нашелся, что сказать Касымчик. – Мне было тринадцать, она была вожатой и казалась мне богиней!
Он мечтательно закатил глаза и пощупал воображаемую грудь,
- В который раз рассказывал? В сто миллионов пятисотый?– не скрывая раздражения, спросила Лена, посмотрела на Тимура и обиженно надула губки. – А тебе есть что сказать?
- Иди ко мне, - ласково позвал он, чувствуя нестерпимое презрение к себе. Почему- то показалось, что он предает Муху. А с другой стороны, ну кто ему Муха? Пока ничего не понятно и не известно будет ли у них что-то? Мало ли какие воздушные замки он себе настроил. Может, она и не придет больше, может вообще не захочет с ним встречаться. А Ленок вот она - родная и близкая!
- Я чуть с ума не сошла! - фыркнула девушка и отвернулась.
- Ну, не дуйся, киска, - Камалов сделал ангельское выражение лица, зная, что она краем глаза следит за ним. – Прости, что не предупредил. Ты же знаешь, что я у тебя самый сильный и храбрый, и ничего со мной не случится! Знаешь же?

Лена даже не шолохнулась. Она сидела, гордо выпрямив спину и уставившись в одну точку, но легкая улыбка тронула уголки губ.
- Ты же знаешь мои заходы, - продолжал мурлыкать Камалов, - могу свалить и никого не предупредить! Тем более я тебе сказал, что хочу побыть один, а ты знаешь, чем это чревато…
Сафронова тяжко вздохнула.
- Ты конченый эгоист, - тихо произнесла она и тут же резко добавила: – Только о себе думаешь! Тебе всегда на всех плевать!
- Так, - ретировался Касым, - я пошел. Нет никакого желания слушать ваши базары! Тем более, я этот «урок» уже ночью прошел!
Тимур тоскливо посмотрел ему вслед. Начинается… теперь заведется, и целый день будет выносить мозг.
- Лен, - примирительно произнес он, - ну не злись.
- Эгоист, - повторила Сафронова, - я не понимаю, как так можно с людьми обращаться? Заставил меня не спать всю ночь, я столько нервов потратила, а теперь говоришь – не злись? Ненавижу!
- Да ну? А что я тогда трачу свои силы и эмоции? – с ухмылкой сказал Тимур.
Он знал, что с Леной можно справиться двумя способами: либо ласка, либо полнейшее равнодушие. Первый метод сегодня не действовал, поэтому он решил воспользоваться вторым. Он откинулся на спинку скамейки и сделал отсутствующее выражение лица.
- Камалов, - фыркнула Ленок, - я тебе говорила, что ты козел?
- Говорила, - Тимур сплюнул. – А что ты тогда с козлом встречаешься? Не нравится? Я не держу.
Девушка медленно повернула голову, в ее глазах мелькнул страх.

- Ты меня не любишь, - прошептала она, опустив глаза.
- Не люблю, - все так же равнодушно сказал Тимур, - и ты это прекрасно знаешь! О какой любви может идти речь? Мы с тобой давно договорились, что все эти романтические бредни не для нас. Или нет? Или не ты кричала, что ты свободная и независимая женщина и не позволишь никому собой командовать?
Сафронова молчала, но молодой человек видел, что она уже перестала злиться и думает, как бы теперь помириться.
«Как же я хорошо ее знаю», - подумал он, а вслух сказал:
- Лен, если тебя действительно не устраивают наши отношения, я готов расстаться. Мне будет трудно без тебя, но я переживу!
- Ну, Тима…
- Не надо, Ленок, я не хочу лишних проблем! Значит ты свободная и независимая, а я подконтрольный кролик? Извини, мне такого счастья не нужно!
Девушка пересела поближе, но все еще делала вид, что дуется.
-Тим, почему так?
- Как? – холодно спросил парень.
- Ты сам порешь, а выворачиваешь так, что я чувствую себя виноватой.
Он пожал плечами.
- Я не буду просить прощения, - с вызовом воскликнула она, резко повернувшись.
Ленок старалась быть грозной и решительной, но в ее глазах было столько обиды и грусти, что Тимур почувствовал угрызения совести.
«В одном она права, - подумал он,- я реально козел! Могу нахамить, нагрубить, но стоит ей глянуть вот таким коровьим взглядом, и я таю, как мороженое»
- И не надо, котенок, - смилостивился он. – Ты ни в чем не виновата! Это я моральный урод и не достоин тебя.
Сафронова робко улыбнулась, ссора была исчерпана.
- Иди ко мне…
Тимур притянул девушку, она даже не стала сопротивляться, тут же прыгнула ему на колени и прижалась всем телом.
- Тимочка, солнышко, не заставляй меня так нервничать, - горячо шептала она ему в ухо.
- Не буду, - устало ответил он, - если ты не будешь мне устраивать истерики.
- Не буду, правда, не буду!
«Так я тебе и поверил», - думал Тимур, целуя ее слегка дрожащие от волнения губы.

Ленок преданно смотрела на него и ее небесно голубые глаза светились счастьем.
А Тимур видел перед собой совсем другое – потупленный взор и испуганные взмахи пушистых ресниц. Блондинка исчезала, и перед ним сидела девушка со смуглой кожей и черными, как смоль волосами. Он падал в пропасть фантазии, лишенный сил и возможности думать о чем-то другом.
- Прости, киска, - смущенно проговорил он, стараясь отогнать видение, - мне отчет сегодня сдавать, потопал я доделывать.
- Иди, родной, - Сафронова ласково провела по его волосам, - я пока приведу себя в порядок.

Спасибо Ginara за свернувшуюся в комочек Леночку)

 

[Лёлик]

​

Я не помню, как дошла до дому, как влезла в окно, как рухнула без сил на кровать. Начинался новый день, и первые робкие лучи солнца освещали мою тайну. У меня есть тайна! Точнее, у нас с Тимуром! Одна на двоих! У меня и у Тимура! Общая… Тайна…

Мама разбудила меня через час, после того, как сомкнулись мои веки, но было ощущение, что я спала целую вечность.
Не было ни бессонных ночей, ни переживаний, все отодвинулось на второй план и меркло перед воспоминаниями, наполненными нежностью, теплыми, ласковыми руками, сладким голосом, который произносил мое имя. Странная сила помогала мне быть примерной девочкой: не обращать внимания ни на придирки отца, ни на насмешки Азамата, который целый день ходил за мной и напоминал о предстоящем замужестве. Мне все было нипочем! Я перестирала кучу постельного белья, вылизала двор и успела приготовить ужин.
Мои руки делали привычную работу, а мысли были далеко от дома и реальной жизни. Я опять возвращалась в «зеленую» комнату и переживала свои ночные эмоции. Его добрые, ласковые глаза смотрели в самую душу и заставляли ее замирать от восторга. Я снова чувствовала прикосновения его рук, прокручивала в голове разговор. Как странно - этот едва знакомый человек всего за один вечер стал для меня самым родным и близким, и мне это нравилось, я хотела, чтобы таких вечеров было много-много, больше, чем звезд на небе, хотела всегда быть рядом с ним. От этих мыслей и желаний голова шла кругом, а сердце, захлебываясь счастьем, стучало так сильно, что было трудно дышать.
День пролетел незаметно, а вот вечер тянулся, как будто в часе было не шестьдесят минут, как положено, а все шестьсот! Ожидание новой встречи было невыносимым.
После того, как наше многочисленное семейство поужинало, я вызвалась мыть посуду, что делать никогда не любила, но нужно же убить время!
Я осталась на кухне одна, включила воду и застыла, как каменное изваяние.

Его лицо не оставляло меня в одиночестве ни на секунду. Его голос звучал в ушах, очаровывая и унося далеко от реальной жизни. Дыхание периодически сбивалось от накрывающих с головой эмоций - я точно влюбилась! Но как можно любить человека, которого видишь второй раз в жизни? Сердце смеялось над моими сомнениями: «Ты влюбилась в первую встречу! В ту самую минуту, когда его взгляд скользнул по твоему лицу, а твои пальцы коснулись его теплой груди!». И это была чистая правда.
Хасан приходил два раза и предлагал помощь, но я отказывалась – он то точно заметит мои лихорадочно блестящие глаза и периодически заливающиеся густым румянцем щеки. А мне нельзя вызывать подозрение ни у одного из домашних!
Я надраивала тарелки, ложки, вилки так, что видела в них свое отражение. Черный казан стал сущим испытанием, но и его я победила! Боже, как же медленно ползет время…
Семь…
Я старалась не думать и не мечтать, потому что мысли усиливали душевное томление и ожидание давило так, что хотелось выть от безысходности.
Чтобы как-то отвлечься, я села возле мамы и попробовала смотреть жуткий японский сериал про несчастную любовь. И чем он ей так нравится? Актеры страшные, декорации серые и унылые, сюжет непонятный, но мама каждый вечер прилипает к экрану телевизора и в этот момент ее никто не трогает – это закон!

Когда сериал закончился, мама поднялась к себе, а в гостиную пришли отец с Хусаном и переключили на футбол. Я осталась, чем очень удивила своего любимого папочку. После первого гола в ворота «Бунёдкора» отец не выдержал и выматерился. Я тут же была отправлена в свою комнату, чтобы не мешала наслаждаться процессом.
Восемь…
Мне нельзя к себе, там я сойду с ума. Я заглянула к маме – она читала книжку. Теплый свет ночника освещал ее лицо, и все мое существо наполнилось любовью. Я забралась с ногами на родительскую кровать и подлезла к маме под бочок. Она отложила книжку и прижала меня к себе - совсем как в детстве. Между нами всегда была особенная связь. Только мама понимала меня и помогала справиться со всеми проблемами. Вот и сейчас мне так хотелось поделиться с ней своими переживаниями, своими новыми ощущениями и своими чувствами к Тимуру. Но я знала, что она не одобрит моего поведения, а так хотелось поговорить о чем-нибудь таком…
- Мама, а вы любили папу, когда выходили замуж?
Она заметно погрустнела, тихо вздохнула, но все-таки ответила:
- Сначала нет, но потом пришло все – и любовь, и уважение и желание всегда быть вместе.
- Наверное, любить - это здорово, - мечтательно произнесла я, а мама с интересом заглянула мне в глаза.
- Я не поняла, - настороженно поинтересовалась она, - с чего такие вопросы?

Я пожала плечами и как можно равнодушнее сказала:
- Просто, стало интересно…
- Совсем выросла, моя звездочка - вздохнула мама, а я не поняла хорошо это или плохо. – Любить прекрасно, но не каждому дано встретить свою истинную любовь!
Я не стала развивать эту тему, чтобы не выдать себя с головой, и мы просто поболтали о жизни, о любви и о браке, но без подробностей. Потом она собралась спать и я, пожелав спокойной ночи, вышла в коридор.
Дверь в мою комнату казалась дверью в темницу, я боялась остаться одна, боялась своих мыслей, поэтому пошла во двор и достала ласками, засыпающую на ходу Муську. Бедная кошка сбежала от меня после пятнадцати минут тисканий, а я присела на топчан и засмотрелась на звезды. Они такие яркие и манящие, совсем, как мои чувства к Тимуру. Отец вышел покурить и, застав меня на улице, разразился бранью. Видимо, его любимая команда проиграла. Пришлось подниматься наверх.
Девять…
Комната встретила меня пугающей тишиной и кромешной темнотой. Луна еще не взошла, поэтому казалось, что душное помещение наполнено черной вязкой массой, которая затрудняла движения. Я распахнула окно, присела на кровать и закрыла глаза, чтобы страх не сковывал душу – не люблю неосвещенные комнаты, но включать свет не хотелось. Пусть все думают, что я легла спать.

Как только внешний мир перестал отвлекать от мыслей, они, как бешеные собаки, накинулись на мое воображение. Если днем я предавалась воспоминаниям и наслаждалась новыми ощущениями, то сейчас душу охватило волнение. Он сказал: «Буду ждать завтра ночью». А во сколько? А если я приду, а его не будет? Мне кажется, что девушка не должна ждать. А если я пойду как вчера? А вдруг он придет раньше и, не дождавшись, уйдет? Кончики пальцев похолодели. Мне очень хочется встретиться - снова ощутить его запах, заглянуть в глаза, почувствовать тепло сильных рук. Тимур сказал, что я ему нравлюсь, и он хочет видеть меня каждый день. От мыслей перехватило дыхание, но фантазия понесла меня еще дальше. А если он поцелует меня? Я потрогала рукой губы. Попробовала представить какие могут быть эмоции от поцелуя с мужчиной. Легкое тепло растеклось по всему телу и сконцентрировалось где-то внизу живота, я инстинктивно поджала ноги. Пальцы сами собой прикоснулись сначала к щеке, потом спустились ниже и прошлись по шее.

Именно так я представляла себе проявление нежности, почти так он прикоснулся ко мне вчера. Стало жарко, удары сердца были похожи на стук отбойного молотка. Я приложила ладошку к груди – тук-тук, тук-тук. И снова фантазия – это его рука касается моего тела. Горячая волна прокатилась от места прикосновения к щекам, меня передернуло, как от удара током. Я испугалась - испугалась своих чувств и желаний. Больное воображение не доведет до добра – слишком красочно все представало перед глазами.
Чтобы спрятаться от себя я зарылась с головой под подушку. Прохладная простыня остудила пылающие огнем щеки. Я старалась запретить себе думать, но видела лишь лицо Тимура и его пухлые губы шептали что-то страстное и непристойное. Не думать, не думать, не думать…

Сладкие потягушки, лениво приоткрытый глаз.
«Еще совсем темно», – я довольная и счастливая расслабилась. Спать совсем не хотелось, и мысли поплыли в мечтах. Голос, глаза, руки – Тимур…
По телу разлилась приятная истома, вызванная воспоминаниями.
Тимур!
Я соскочила с кровати, как будто меня окатили ледяной водой, и метнулась к будильнику.
Два… Два часа ночи!

Я бежала так, что не чувствовала под ногами землю: игнорировала тропинки, срезала путь, несясь сквозь высокую траву, как горная козочка перепрыгивала через маленькие ручейки, а в голове стучало: «Только бы не ушел!».
Мысли роились в мозгу, как мухи над сочным арбузом – присаживались на мгновение и снова летели искать новое сладкое место. Их полет был хаотичным и угнетающим. «Я точно муха! Старая сонная муха, которой только и нужно - валяться в кровати! Никогда себе не прощу, если пропущу это свидание!» Лишь только когда до заветного места оставалось шагов пятьдесят, я остановилась. Причем так резко, что чуть не свалилась, споткнувшись о маленькую кочку. Сердце колотилось – то ли от быстрого бега, то ли от волнения. Вдруг пришло в голову, что сейчас предстану перед Тимуром «во всей красе»: взмыленная, как молодая глупая ослица, растрепанная, как не стриженая изгородь и неумытая, как непослушный ребенок.
- Да какая разница, - вздохнув, прошептала я, понимая, что парня все равно нет. Убеждаться в этом совсем не хотелось. Даже промелькнула мысль: «Может лучше сразу развернуться и пойти домой?» Но робкая надежда все еще теплилась в душе. Она тихо повторяла: «Он обещал ждать! Он сказал, что будет приходить сюда каждую ночь! Иди, дурочка, он ждет!» Медленно, еле передвигая ноги, я побрела в «зеленую комнату». Сегодня можно не прятаться и зайти с так называемого центрального входа.
Сердце ухнуло вниз и остановилось, последний лучик надежды растворился в пустоте.
Его нет!

Огромная благодарность Джемме за позу, сделанную на заказ.

 

[Лёлик]

​

Глаза защипало, подбородок задрожал. Его примеру последовали руки, колени и, постепенно, все нутро стало сотрясать мелкой дрожью. Сейчас рухну без сознания от обиды. Всхлипнув, я присела на камень. Разочарование накрыло плотным ватным одеялом. Слезы, собравшиеся в уголках глаз, так и не стекали по щекам - влажная пелена закрыла окружающий мир, делая его похожим на кривое зеркало.

- Сама виновата, сама виновата, - без остановки повторяли губы.
Эта мантра осушила глаза и на смену разочарованию стала подступать злость. Это же надо было – проспать самый желанный момент жизни! Хотела встречи больше жизни, мечтала о его руках и грезила о поцелуе. Парень, который мне безумно нравится, пригласил меня на свидание, а я взяла и уснула! Только такая полная неудачница, как я, способна на такое!
- Дура! – резко вылепила я в темноту ночи. - Тупая корова! Сонная курица!
Со всей злости стукнула кулаком по камню, боль разлилась от костяшек пальцев по всему телу, пронзила сердце и из глаз полились слезы. Я оплакивала свою невезучесть и неспособность воспользоваться счастьем, так неожиданно свалившимся на мою голову.
Тихий всплеск воды привлек внимание. Я замерла и прислушалась. Это не обычное журчание реки, не сорвавшийся с горы камень, падающий в темную воду. Всплеск повторился. Что это? По спине пробежался холодок – не люблю не понятные звуки. Не страх, а паника перед неизведанным высушила глаза. А вдруг это приведение какого-нибудь погибшего альпиниста или умершего в бою абрека?
Лунная дорожка сильнее затрепыхалась на глади воды, из-за осоки, растущей у самого берега, показалась фигура. Я вскрикнула от неожиданности и зажмурилась, но видение так и осталось перед глазами четкой картинкой – мужская фигура, мерцающая голубым светом и сверкающая алмазными бликами.

- Я знал, что ты придешь, - тихий вкрадчивый голос добрался до моего сознания, - я верил и надеялся!
Мерзкие мурашки пробежались по телу, оставляя неприятное ощущение. Хруст песка, шелест гальки под ногами – он идет ко мне. Если бы страх не приковал меня к камню, я уже давно сорвалась и бежала бы, не оглядываясь.
- Муха, ты чего?
Я приоткрыла глаза. Тимур? Вздох облегчения вырвался из легких с каким-то надрывным стоном.
- Я тебя напугал?
Он сидел передо мной на корточках и улыбался. Мелкие капли стекали по обнаженному торсу и сверкали, как бриллиантовая россыпь.
- Я устал ждать, мне стало скучно, и я решил искупаться – ночь сегодня теплая.
Мой язык отказывался слушаться. Он прилип к небу и не хотел даже ворочаться во рту. О том, чтобы издать хоть один членораздельный звук не могло быть и речи. Я лишь смущенно смотрела в сторону, а так хотелось вести себя прилично и извиниться за опоздание.

- Ты вся дрожишь, - ласково сказал он и отошел к воде.
Только сейчас я заметила вещи, лежащие на берегу. И где были мои глаза до этого? Тимур взял толстовку с капюшоном и накинул мне на плечи, стало не то чтобы теплее, а как то спокойнее. Его запах одурманил и, проникая в мозг, заставил улыбнуться. Парень стоял передо мной такой красивый: нежный взгляд, пухлые губы, мускулы на руках, плоский живот. И тут мои глаза, нагло рассматривающие его фигуру, наткнулись на бугорок, выступающий на влажных плавках. Краска залила щеки, и горячий огонь заполыхал во всем теле. Я резко опустила голову и нервно хихикнула.
- Что смешного? – спросил Тимур и опять присел на корточки. Лучше бы он этого не делал. Столь сомнительная часть его тела снова оказалась на уровне моего потупленного взгляда. Я смотрела, как зачарованная, не в силах отвести глаз. Я знала, Что там за плавками и почему-то до ужаса захотелось отодвинуть край ткани и посмотреть как Это выглядит на самом деле. Непристойное желание вызвало еще большее смущение, и я отвернулась.
- Маленькая моя, - тихо произнес он, слегка коснувшись моего плеча, - я понял. Я сейчас оденусь.
Он отошел к своим вещам, а я получила время, чтобы прийти в себя. Но мне это только показалось, потому что через пару секунд он снова обратился ко мне:
- Только ты закрой глаза, я сниму мокрые плавки, чтобы не простыть.
Силы небесные, что он со мной делает? Конечно, руки прикрыли лицо, но не подсмотреть я не могла! Чуть-чуть раздвинув пальцы, я с замершим сердцем наблюдала, как Тимур переодевается. Мое любопытство оказалось сильнее стыда. Больше всего пугало: а вдруг его попа окажется такой же волосатой, как у отца, но она была ровной гладкой и весело поблескивала под лунным светом.

Мне стало жарко, маленькие капельки пота выступили на висках. Незаметным движением плеча я скинула куртку и плотно сжала ладони - это зрелище слишком волнительно для моего возбужденного эмоциями мозга. Или он прав и ночь действительно слишком теплая?
- Я готов, - услышала я веселый голос, - как ты смотришь на то, чтобы прогуляться?
Открыв глаза, я увидела протянутую руку, в которую с радостью вложила свою. Он поднял меня с камня и, замявшись на мгновение, прижал к себе.
- Ты можешь не верить, но я целый день ждал этой встречи!
- Правда? – спросила я не в силах сдержать улыбку. Если бы я могла сказать ему как я ждала!
- Да! А еще очень боялся, что ты не придешь!
Я смутилась и опустила голову. Вот сейчас самый удобный момент, чтобы извиниться, попросить прощения за свое опоздание, но не успела произнести ни слова.
Тимур заставил меня посмотреть на него, приподняв мой подбородок и, заглянув в глаза, тихо прошептал:
- Я скучал…

Сердце замерло, а вместе с ним остановилось и дыхание. Теплый палец очертил контур моего лица и снова горячий шепот обжег губы:
- Девочка моя…
Он был так близко, так неприлично близко, что наши носы почти соприкасались. Я не смогла выдержать взгляд: нежный, ласковый, зовущий в волшебную страну любви, от которого трепетала и замирала в предвкушении душа. Прикрыла глаза. Вот… Сейчас… Сейчас точно поцелует. Но почувствовала, как его тело слегка дернулось, как будто от укола булавкой. Тимур шумно выдохнул и легко стукнул меня по носу.
- Ну что? – спросил он, слегка дрогнувшим голосом. Или мне показалось? – Идем гулять?
Тягучее, липкое разочарование разлилось в душе. Ну почему? Или я не настолько сильно ему нравлюсь? Я чуть не расплакалась, но, взяв себя в руки, кивнула головой. Потому что скажи я хоть слово, он сразу поймет, что со мной что-то не так!
Долго грустить мне не дали, сильная рука приобняла меня за талию, и мы пошли вдоль речки. Тимур рассказывал веселые истории о студентах и их жизни, я хохотала, как сумасшедшая. Иногда, он останавливался и снова смотрел в мои глаза. Я решила для себя, что если каждое такое мгновение я буду ждать поцелуя, у меня точно съедет крыша и поэтому просто наслаждалась тем, что он рядом со мной.

Мы гуляли до тех пор, пока звезды не стали исчезать со светлеющего небосвода. Я понимала, что нужно идти домой, потому что скоро проснется мама и может заметить мое ночное отсутствие, но так не хотелось расставаться, не хотелось лишаться его теплых рук, нежного взгляда и тихого голоса, шепчущего слова, от которых таяло сердце. Стало грустно и захотелось расплакаться, как в детстве.
- Что-то случилось, девочка моя?
«Неужели все мои мысли так четко отпечатываются на лице?»
Я вздохнула и попробовала улыбнуться.
- Я тебя ничем не обидел? – в голосе Тимура дребезжала тревога, и я поспешила его успокоить:
- Нет-нет, что ты? Просто… - я замялась.
- Ну, что? Ты меня пугаешь, - он снова обнял меня и заглянул в глаза. – Я же вижу, что что-то не так!
- Мне пора домой, - выдавила я из себя ненавистную фразу.
- Нет, - разочарованно прошептал он, еще крепче прижимая меня к себе.
- Да, - вздохнула я, - уже почти утро.
- Да понимаю я, - он разжал объятия и отстранился, - но так не хочется тебя отпускать.
- А я не хочу уходить, - тихо прошептала я, тут же испугавшись своей смелости.
- Правда? – Тимур провел рукой по моей щеке.
Я прикрыла глаза, потому что от его ласки по телу разлилась приятная нега, захотелось потереться о его ладонь, как маленькому котенку, что я и сделала. То, что произошло в следующее мгновение, я запомню на всю жизнь. Сначала горячее дыхание коснулось носа, а потом теплые, слегка влажные губы на долю секунды прижались к моим. Я вздрогнула от неожиданности. Ждала этого весь вечер, а все равно оказалась не готова.

- Прости, - прошептал Тимур, прижимая меня к себе еще сильнее, - не смог удержаться.
Я приоткрыла глаза и растаяла в его взгляде, полном теплоты и нежности.
- Первый раз? – спросил он улыбнувшись.
Я кивнула и уткнулась ему в грудь. Сердце ликовало - я поцеловалась! Я подарила свой первый поцелуй самому лучшему парню на свете, любимому парню! В том, что я люблю Тимура я уже не сомневалась ни на минуту.
- Моя маленькая, моя сладкая девочка, - шептал он, поглаживая мои волосы, - как же мне хорошо рядом с тобой.
- Мне тоже хорошо, - я старалась вернуть благоразумие, - но идти надо. Ты же не хочешь, чтобы меня заперли дома?
- Нет, - вздохнул он, нехотя разжимая руки.
- Ой, - некстати вспомнила я, - мы твою куртку оставили возле реки.
- Завтра заберем, - рассмеялся он и вдруг вмиг стал серьезным. – Ведь ты придешь завтра?
- Приду.

 

[Лёлик]

​

Семь дней без сна кого хочешь введут в состояние полубессознательной эйфории.
Он с нетерпением ждал наступления темноты и сломя голову несся в сторону «зеленой» комнаты. Он знал, что Муха не сможет прийти раньше полуночи, но все равно, как только заканчивались все неотложные дела, связанные с учебой, он забивал на друзей, на посиделки у костра и выходил за пределы полигона. Так было легче! Так совершенно ничего не мешало сладкому ожиданию!
Не было Касымчика, который ходил с недовольной мордой и постоянно бухтел, потому что Тимур нагло отмалчивался и не посвящал его в свои дела. Не было Лены, устраивающей истерики и ноющей от того, что Камалов на любые претензии отвечал одно:
- Не нравится? Я не держу…
Он старался быть спокойным, но нервы были на пределе. Люди, которых он считал самыми близкими, отодвинулись на второй план, и общение с ними напрягало.

Было страшно потерять дружбу и Касымчика, и Шурика. Даже Ленок и та была родной, и совсем не хотелось ее обижать. С одной стороны, нужно было бы объясниться с ней, сказать правду, но что-то мешало. То ли малодушие, то ли боязнь что-то поменять в своей жизни. А какая она - правда? Ленок ни за что не поверит, что он – Тимур Камалов - встречается с девочкой-узбечкой, которая никак не вязалась с той жизнью, к которой он привык. Он и сам с трудом верил в то, что происходило.
Семь бессонных ночей. Семь самых счастливых ночей в его жизни!
Мухаббат открывала перед ним прелести этого дикого края, показывая красивейшие места, а он открывал для нее страну объятий и поцелуев и эти совместные исследования были чудесны. Муха, наконец-то, перестала каждый раз краснеть от его прикосновений и близость его губ больше не вводила ее в состояние ступора. Каждый новый поцелуй был смелее предыдущего, и у обоих замирало дыхание. Тима старался сдерживаться, потому что его желания сильно отличались от той невинности и чистоты, которыми были пропитаны их встречи. Но это приносило новые эмоции, от которых хотелось вести себя, как маленький мальчик – играть в догонялки, прыгать от счастья и смеяться от души. Конечно, он надеялся на большее, но стоило Мухе вздрогнуть, смутиться от слишком смелого прикосновения, вся его решимость пойти дальше разбивалась о невинный взгляд из-под пушистых ресниц и робкую улыбку.

И вообще, все было настолько замечательно, что счастье не помещалось в груди, разрывая ее радостью и сладким томлением. Все было просто прекрасно до вчерашней ночи.
Когда первые лучи солнца ласково прикоснулись к его глазам, ставшим почти черными от волнения, когда пришло осознание случившегося - мир померк, и сердце было готово разорваться от разочарования, погрузившего Тимура в состояние непонимания, переходящего в тревогу. Почему? Почему она не пришла?
Мысли были разные – уехали в гости, приболела, банально проспала, как в первый раз, но самая страшная не давала покоя. А если ее ночное отсутствие заметили? Если кто-то из родственников увидел, как она возвращается? Последствия пугали – они не смогут больше встречаться. Мухаббат запрут под замок, и она будет под строгим присмотром.
Дождавшись, когда солнце полностью поднимется на небосклон, Камалов вернулся на полигон. С размаху плюхнулся на скрипучую кровать и отвернулся к стене. Он слышал, как заворочался Касымчик, как позвал друга и, не услышав ответа, демонстративно засопел от обиды.
«Не собираюсь я ни с кем делиться. Мои дела, мои проблемы, моя боль, никого это не касается!».
Его состояние граничило между сном и реальностью – организм, измученный бессонными ночами, требовал свое – парень периодически проваливался в сон, но стоило только ее глазам нарисоваться в памяти, он вздрагивал и еле сдерживался, чтобы не подорваться и не побежать снова туда, где сегодня он так и не дождался свою маленькую девочку.
- Тим, через десять минут сбор, - Касым тронул его за плечо.– Собираешься идти?

- Отвали, - буркнул парень в ответ и накрыл голову подушкой.
- Братан, ты с дубу рухнул? Борисыч отправит в Ташкент и будешь потом бегать за ним, как собачонка, чтобы закрыть практику.
- Я сказал - отвали! – в ничего не понимающего Ахмедова полетела подушка.
- Да пошел ты, - обиделся он и вышел из палатки.
Вставать за подушкой было лень, и Тимур сбил под ухом одеяло.
«Зря на Касымчика наехал. Он-то ни в чем не виноват. Почему она не пришла? И вот надо же быть таким лохом - ни телефона не знаю, ни где живет! Ну, адрес можно у местных поспрашивать. Наверняка, дом председателя знает каждая собака. Допустим, найду... Приду и что скажу? Здравствуйте, я к Мухе? Ее папаша меня пинками выставит за дверь, а потом еще братья будут подгонять до самого полигона. Но должен же быть выход!»
Шепот прервал его размышления.
- Не хочет идти на сбор?
«Ленок».
- Послал меня подальше.
«Касымчик».
- Да сам он пошел! Опять всю ночь шлялся где-то? – Лена сорвалась с шепота на какое-то змеиное шипение.

Тимур мысленно усмехнулся.
«Угу, уже побежал, вприпрыжку…»
Через секунду все стихло, он вздохнул с облегчением и снова погрузился в печальные мысли, но зря радовался. Через пару минут в палатку ворвался «ураган»:
- Камалов, быстро поднял свой ленивый зад и бегом на сбор - раз - два…
Боже… Шурик… Эта точно просто так не отстанет. В ответ на ее грозный приказ он лишь покачал головой и глубже закопался в одеяло.
- Так! Я не понял! Бунт? А ну встал быстро!
- Шурик, отстань, я никуда не пойду, - выдавил молодой человек, потому что знал – молчание чревато последствиями.
- Не пойду? Я тебе сейчас так не пойду - мало не покажется!
В ответ Тимур показал ей средний палец.
Тишина долго не продлилась.
- Считаю до трех! Раз…
Камалов представил Золотареву, грозно сдвинувшую брови и держащую в руках кружку с ледяной родниковой водой.
- Саш, ну плиз…
- Два…
Перспектива получить мокрую постель и неприятные ощущения, мягко говоря, не радовала. С трудом заставив себя подняться, Тимур сел на кровати и уставился невидящим взглядом перед собой.
- Боже, Тимка, что случилось? – девушка поставила свое «грозное орудие» на тумбочку и присела перед ним на корточки. – На тебе лица нет.

- Не твое дело! – огрызнулся парень.
Шурик криво улыбнулась:
- Ну-ну… конечно не мое…
Она протянула ему кружку:
- В темпе умывайся, пошли к Борисычу, а потом уже будем решать – мое - не мое…
- Не пойду! – Тимур упрямо отодвинул воду.
- Уверен?
- Да!
В то же мгновение дыхание перехватило от того, что Саша плеснула ему в лицо холодной водой.
- Золотарева, офигела? - возмутился он, утираясь ладонью. – Совесть есть?
Взгляд девушки стал жестким и колючим.
- Есть, - ответила она сквозь зубы, - поэтому и нянчусь тут с тобой, как с младенцем! Я сказала - поднялся и направил свои лапы в сторону «белого дома»! И ты знаешь, что спорить со мной бесполезно!
Тимур вздохнул и оттянул ворот мокрой футболки.
- Можно, - ответила она на его немой вопрос, - быстро переодевайся! Жду тебя снаружи, через минуту не выйдешь – пеняй на себя!
Она недовольно выдохнула и вышла на улицу.
Сердце билось так, что стало трудно дышать. Таким друга она видела впервые – потухший взгляд, печальные складки вокруг рта, безвольно опущенные плечи. Это точно Камалов или она ошиблась палаткой?

Думать о том, что с ним приключилось, не было времени. Борисыч терпеть не мог, когда к нему опаздывают, поэтому все разборки потом. Сейчас главное зарисовать свои морды перед его очами, получить задание на день, а потом уже делай, что хочешь и как хочешь!
Тимур выполз с недовольным лицом и грубо буркнул:
- Довольна?
- Да! – Шурик подхватила его под руку и потащила к учебной части.
Всю поверку Камалов простоял с обреченным видом, который говорил о том, что парню плевать на происходящее. Он не замечал ни злобных взглядов, которые бросала на него Сафронова, ни удивленно-непонимающего Ахмедова, который не сводил с него глаз. Золотарева же не отходила от него ни на шаг и проворно записывала то, что преподаватель говорил резким, не терпящим пререкания тоном.
- А теперь, недоумки, взяли каждый по «кувалдометру» и отправились на поиски знаний, которые, я надеюсь, смогут найти себе место в ваших безмозглых головах! – подытожил Борисыч и студенты стали расползаться доделывать свои утренние дела. Это происходило каждый день, почти все студенты за шкирку вытаскивали себя из кровати, неслись на сбор и лишь потом умывались, чистили зубы и шли завтракать.
Тимур облегченно вздохнул и поспешил уйти от толпы, в надежде, что хоть сейчас его оставят в покое, но Шурик не дала ему даже опомниться. Она снова схватила его под руку.
- Саш, я сделал, что ты хотела, теперь отвали, - дернулся Тима, давая понять, что ее общество ему неприятно.
- Размечтался, глупенький, - с усмешкой ответила Золотарева, - пойдешь со мной и не смей спорить.
- Никуда я не пойду, - Тимур попытался вырваться, но Шурик держала его предплечье мертвой хваткой.
К ним подлетел Касымчик:
- И что это было?
Тимур фыркнул в ответ.
- Я так понял, «это» еще не закончилось? – хмыкнул Ахмедов.

- Правильно понял, - отозвалась Шурик, - а теперь иди делать то, что было велено старшим товарищем!
Касым недоверчиво покосился на подругу, она же сделала ему жест рукой, означающий только одно – вали отсюда и не мешайся под ногами. Он пожал плечами и решил, что тут только Санька сможет разобраться. Не заставляя повторять второй раз, Касымчик отошел от странной парочки и направился в сторону палатки.

Они медленно шли вдоль забора полигона и молчали. Тимур полностью погрузился в свое разочарование и наслаждался самобичеванием.
«Идиот, правильно сказал Борисыч – недоумок! Встречаться с девушкой и не взять у нее телефон! Отсутствие цивилизации полностью отключило мои мозги. Ведь сто пудово у нее есть сотовый! Сейчас у каждого младенца он есть. И вот почему не спросить? Сейчас бы позвонил, и все было бы спокойно. И она бы тоже смогла бы предупредить. А теперь мучайся от неизвестности. А если она и сегодня не придет? А если она вообще больше не придет?»
От этой мысли в груди так заныло, что он остановился. Возможность потерять Муху испугала настолько, что именно в этот момент Тимур понял, что это не просто девочка, которая заинтересовала его своей необычностью. Хватит ходить вокруг да около и обманывать самого себя – он влюбился по уши и теперь может потерять свою любимую! Продолжая накручивать себя все сильнее и сильнее, он шел, куда глядят глаза, забыв о присутствии Шурика.

Золотарева же незаметно для него, направляла их путь туда, где можно сесть и спокойно поговорить, твердо зная, что никто им не помешает. Она уже перестала пробовать отгадать, что происходит с Тимуром и выжидала возможности прижать его поплотнее, чтобы выведать причину столь странного поведения и по возможности помочь. Хотя где-то в глубине души, она боялась, что это состояние связано с какой-нибудь новой пассией, но успокаивала себя тем, что Камалов не из той породы мужчин, которые способны так переживать из-за девушки.
Они прошли через яблоневый сад, спустились по каменным ступенькам к нижней калитке и оказались на небольшом пляже, главным украшением которого был пирс. Камалов остановился, с удивлением глянул на Шурика, как будто только сейчас вспомнил о ее присутствии, тяжело вздохнул и устало плюхнулся на землю, прислонившись спиной к старому поваленному дереву.
- Ничего рассказывать не буду, - буркнул он.
Девушка присела рядом и задумалась. С чего начать? Как подвести разговор так, чтобы ему самому захотелось поведать о своих проблемах? А то, что они имеются в наличии – это и ежику понятно!
- Значит, не будешь рассказывать? – переспросила она, чтобы поддержать разговор и не дать ему возможности снова уйти в себя. – Ну, и не надо! Подумаешь, у мистера Камалова проблемы. Фи… Кому это интересно? Кто я тебе, чтобы лезть в твои личные дела? Я, вообще-то по наивности считала, что могу назвать себя другом. Глупая же…
Она говорила и говорила, стараясь нащупать слабое место. При слове «друг», Тимур повернул голову и глянул на нее исподлобья.

Золотарева ухватилась за эту ниточку.
- Ну, а разве друзья нужны для решения проблем? Нет… Друзья нужны только для пьянок, гулянок и развлечений! А зачем еще? А тебе вообще нужны друзья, Тимка?
- А кому не нужны? – грустно отозвался он.
- А есть они у тебя? Друзья-то? – не унималась девушка.
- Да вроде есть…
- Да? А мне кажется, что нету.
- А что, – в голосе молодого человека зазвенела обида, - ты уже не считаешь меня своим другом?
- Да я-то, вроде считаю, а вот тебе похоже на это наплевать!
- Это не так, - еле слышно выговорил Тимур.
- Если ты считаешь меня своим другом, то должен мне доверять? Так?
- Так…
- Вот и вернулись к тому, с чего начали! Если так, то почему не хочешь поделиться своей проблемой?
- Нет никаких проблем у меня, - огрызнулся парень.
- Вот только не надо считать меня дурочкой! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в этот бред!
- Я не могу, Шурик, не могу рассказать, правда, - голова снова поникла, девушка услышала, как дрогнул голос. Она поняла, что Тимур колеблется, и не стала давить дальше. Он помолчал и продолжил. – Тема слишком деликатная…
- А я похожа на пустоголовую дурочку, не способную понять и помочь?
Молодой человек покачал головой.
- Смеяться будешь…
- Не буду, - заверила друга Золотарева и, чтобы разрядить обстановку, добавила, - если только ты не будешь мне анекдоты травить!
Тимур грустно улыбнулся.
- Эх, Шурик, Шурик, ты в своем репертуаре.
Он откинулся, посмотрел на небо и снова улыбнулся. Теперь это была совсем другая улыбка – она отразилась в глазах, осветив их нежностью.

Камалов молчал минут пять, при этом на его лице было выражение полного блаженства. От утреннего истеричного парня ничего не осталось. Он блуждал где-то в уголках своей памяти и, казалось, снова забыл о подруге. Шурик наблюдала за этой разительной переменой настроения и понимала, что самые страшные ее опасения, имеют место быть. Только любовь способна так изменить человека и, в подтверждение ее мыслям, Тимур тихим, сладким голосом произнес:
- Сань, я, кажется, влюбился.
- Кажется? – эхом отозвалась девушка, стараясь утихомирить собственные чувства. Все его предыдущие похождения приносили неприятные ощущения, но боли не было. Даже отношения с Сафроновой были для нее не более чем банальным раздражителем. На что она надеялась? Ни на что! Просто осознание того, что сердце Тимура свободно, успокаивало и позволяло предаваться несбыточным мечтам.
- Честно говоря, я боюсь признаться в этом даже самому себе, - продолжил Тима.
- И кто эта счастливица?
- Не поверишь… Я сам с трудом верю в происходящее…
- Что-то мне подсказывает, что это не Ленок.
Парень виновато улыбнулся и покачал головой.
- Тогда кто?
- Муха - выдохнул Тима.
- Кто?!? – Шурик была настолько удивлена, что перестала думать о себе. – Та маленькая девочка, которая приносила лепешки?
Молодой человек нерешительно кивнул и опустил взгляд.
- Как? Когда ты успел? Камалов, ты никогда не перестанешь меня удивлять!
И тут его прорвало. Он взахлеб рассказывал об их ночных прогулках, о нежных объятиях и невинных поцелуях. Около часу он говорил о Мухаббат с таким восторгом, что Шурик поняла – Тимур реально влюбился. Потом он резко прервал свою пламенную речь, снова поник и с трудом выдавил:
- А сегодня она не пришла.
- Ну и что? – искренне удивилась Золотарева.
- Как что? Ты не понимаешь что ли? – взорвался молодой человек. – Она обещала и не пришла!
Он соскочил, и ловко перепрыгнув через высокую траву, ушел к воде.
Шурик немного посидела, переваривая информацию, и лишь потом подошла к другу.
- Тимка, ну, я, правда, не понимаю, зачем ты так себя накручиваешь? Подумаешь, не пришла… Мало ли…

Камалов сурово глянул на нее из-под нахмуренных бровей.
- Обещала и не пришла, - медленно проговаривая каждый слог, произнес он. – Не пришла! Понимаешь? Она же тайком выходит из дома! Никто из родственников не должен знать, что она не спит по ночам в своей комнате, как примерная девочка! А если ее застукали? Если у нее из-за меня проблемы?
- Сколько ты говоришь, вы не спали? Неделю? Ты сам ходишь, как привидение, а она – девочка! Ей намного сложнее. Может просто проспала? А позвонить никак?
- Я не знаю ее номер, - вздохнул молодой человек.
- Тим, ну, ты, как маленький…
- Знаю, я – лох, и не надо мне напоминать об этом! Не взял я номер! И не могу себе этого простить!
- Почему сразу – лох? Ну, не подумал, не придал значения! И вообще, хватит ныть, как баба, и разводить панику! У вас какая договоренность о встречах?
- В самый первый раз я сказал, что буду приходить туда каждую ночь!
- Тогда давай так: если не придет и сегодня – будем что-то предпринимать!
Тимур недоверчиво покосился на подругу.
- Ты меня знаешь, - заверила его Золотарева, - если я задамся целью, то гору могу свернуть! А тут… подумаешь, Муху найти!
- Спасибо, Шурик, - улыбнулся Тима.
За такую улыбку она готова была сделать для него все, что попросит.

 

[Лёлик]

Сегодня я пришла со свидания сама не своя…

Седьмое утро подряд я появлялась в своей комнате на рассвете, плюхалась в кровать, но спать не могла. Каждая клеточка моего тела, каждая частичка души жили прошедшей ночью, а если этих воспоминаний не хватало, я возвращалась в предыдущие.
За неделю наших встреч я прикипела к Тимуру всем сердцем, и уже не представляла, как жила до этого без него. Его взгляды, его прикосновения были как наркотик. Я упивалась счастьем и любовью, но мне было мало. Расставания давались все тяжелее, причем, не только мне. Как только мы понимали, что пора домой, объятия становились крепче, руки смелее, а поцелуи жарче. Мы ползли обратно, как черепахи и потом стояли, обнявшись, на краю поселка еще невесть сколько времени.

Тима шептал мне в ухо, как заклинание: «Не хочу, чтобы ты уходила!», зарывался носом в волосы, вдыхая их аромат, а я с ужасом озиралась по сторонам. День ото дня мы возвращались все позже и позже. В это время жизнь в махалле начинает бить ключом: кто-то выгоняет коров на пастбище, кто-то торопится на работу, стараясь успеть на первый автобус, а мы стоим тут, как два саксаула, переплетенные ветками. Несмотря на любовную эйфорию, моя душа тряслась от страха, что кто-нибудь увидит и доложит дорогому папочке о моих ночных приключениях.
Да, я боялась! Да, дрожала, как зашуганная собака! Да, падала с ног от усталости и недосыпания! Но каждый вечер, как только в доме все стихало, я вылезала через окно, бежала к своему любимому и была твердо уверена, что никогда не смогу отказаться от этих встреч!

А сегодня… Сегодня я пришла со свидания сама не своя…

Ночь была нестерпимо душной: чилля* в самом разгаре. Воздух, накаленный в течение дня до состояния плотной массы, давит на мозг, перекрывает кислород и сковывает движения. Все живое жаждет хоть легкого дуновения ветерка, но даже наступление темноты не приносит долгожданной прохлады. Деревья стоят, как мертвые – ни единый листок не пробует рассказать соседу о удачно проведенном дне, сверчки молчат, лягушки и те не подают голос. В такие ночи кажется, что мир превратился в безмолвную субстанцию, расплавившуюся под палящими лучами солнца.
Мы встретились как обычно в полночь и, не сговариваясь, направились в сторону Куласьи в надежде на то, что хоть на берегу будет легче дышать. Тимур снял майку и положил ее на землю, чтобы я могла присесть. Мне было завидно: в тот момент, когда он может спокойно обнажить торс, я должна париться. И хотя разноцветное платье из тонкого хлопка было намного легче одежды из хан-атласа, по спине периодически стекала неприятная, липкая струйка пота. Мы сидели и молчали: даже разговаривать было лень.

Так хотелось обнять его, прижаться всем телом, почувствовать сильные руки на своей талии, но жара убивала все желания. Соприкосновение тела с телом вызывало лишь чувство легкой брезгливости.
- Может, искупаемся? – предложил Тимур, слегка прикоснувшись губами к моему плечу.
Я оторопела от его предложения. Искупаемся? Вместе? Но… Как? Как я могу раздеться перед ним!
- Пойдем? – он повторил свое предложение.
Я отрицательно покачала головой и прошептала:
- Я не могу.
- Что не могу? Купаться не могу? – удивился парень, встал и внимательно посмотрел на меня.
Я боялась поднять глаза. Неужели не понимает? Хотя, с другой стороны, он мне уже близкий человечек, и я могу себе позволить показать ему тело в купальнике. И даже если я переступлю через себя и сниму одежду – как купаться в нижнем белье? Я вздохнула, вспомнив глухой бюстгальтер и плотные сатиновые трусики.
- Не могу, - упрямо повторила я.

- Купальника нет, - подытожил он, пародируя мой тон.
Я закивала головой, наконец-то рискнув посмотреть на молодого человека. Он улыбался, в его глазах прыгали шаловливые шайтанчики.
- А ты купайся, в чем мама родила, - со смехом предложил он.
Я чуть не поперхнулась от такой наглости и одарила парня взглядом, от которого он покраснел так, что даже под покровом ночи, стал пунцовым, но продолжал издеваться:
- Я отвернусь, я не буду смотреть!
- Нет! – безапелляционно рявкнула я, резко поднимаясь и с вызовом глядя ему в глаза. – Сказала, не могу – значит, не могу!
– Ну и парься на берегу, а я искупаюсь!– насмешливо произнес Тимур и стал стягивать джинсы.
Я отвела глаза. Через секунду рядом со мной упали штаны, и послышался всплеск.
- Ах, какая вода хорошая! – воскликнул Тимур, а я мысленно обзывала его самыми последними ругательствами. – Муха, иди ко мне!
Ему вторило ущелье. Я обернулась – парень стоял по пояс в воде и протягивал ко мне руки. Я снова отрицательно покачала головой.

- Хоть ножки помочи, - крикнул он, с размаху плюхнулся на спину и поплыл в сторону противоположного берега, а я, как послушная девочка, разулась и, придерживая одной рукой подол, по колено зашла в воду. Быстрое течение слегка толкнуло, я качнулась, но смогла устоять. Мягкая прохлада окутала ступни и поползла выше, тело благодарно отозвалось на прикосновения реки. Зачерпнув свободной рукой, я умыла лицо и сразу почувствовала облегчение. Захотелось и жить, и любить, и разговаривать! Я прикрыла глаза и вдохнула полной грудью, а в следующее мгновение взвизгнула, как резвый поросенок.
Пока я наслаждалась, Тимур, преодолев под водой разделяющее нас пространство, подплыл и схватил мою ладонь. Я подпрыгнула от неожиданности и попыталась вырваться. Юбка моментально опустилась в воду, и, пропитавшись влагой, прилипла к ногам.
- Тима, отпусти, - закричала я так громко, что горы ответили мне раскатистым эхом.
- Не отпущу, - тихо сказал он, выпрямляясь во весь рост, - Никуда не отпущу!
Сильные руки притянули меня к себе и легли на плечи, Тима прижался всем телом, и я почувствовала, что от мокрых плавок юбка становится полностью влажной. Теплые, сладкие губы накрыли рот жарким поцелуем. При этом пальцы блуждали по спине, теребя пуговку на платье и периодически путаясь в волосах.
- Можно я распущу? – спросил он и, не дожидаясь ответа, освободил слабенькую косу. Пользуясь пальцами вместо расчески, поколдовал над прической, отстранился и довольно произнес:
- Давно хотел это сделать! Я был уверен, что с распущенными волосами ты еще красивее!

Я смущенно улыбнулась и попыталась опустить голову.
- Нет, нет, - воспротивился он, - не переставай смотреть на меня! Твой взгляд просто сводит меня с ума, ты сама сводишь меня с ума!
Парень снова запустил пальцы в мои волосы. Их подушечки еле заметно касались шеи, от этого в груди что-то зажглось, рассыпалось миллионами колких мурашков по рукам, с грохотом скатилось к низу живота и разлилось между ног. Возобновившиеся поцелуи только подлили масла в огонь, я уже перестала контролировать свои действия. Я ласкала руками его оголенный торс, отвечала на поцелуи с безрассудством, от которого перехватывало дыхание.
- Девочка моя… Хорошая моя… Сладкая моя…

Сегодня я пришла со свидания сама не своя…
Все мое существо полыхало странным огнем. Я не могла думать, не могла дышать, не могла успокоиться. Я стояла у распахнутого настежь окна и старалась впитать в себя последние порывы прохлады, которые уходящая ночь оставляла после себя.
Где-то в глубине души я понимала, что сегодня что-то произошло между нами, что-то запретное и не правильное, от чего у меня дурманило голову. Но я никак не могла понять, какие именно действия Тимура вызвали мое теперешнее состояние. Он не делал ничего плохого, не трогал меня там, где нельзя. Он просто целовал меня чуть жарче, чем обычно и еще… еще я почувствовала его мужское отношение ко мне.
От воспоминаний меня снова бросило в жар, а по спине покатилась холодная струйка пота.

В тот момент, когда мои руки прогуливались по спине Тимура, когда я исследовала мускулы на его плечах, когда касалась пальцами его шеи…

До сих пор не могу это вспоминать…

Он чуть сильнее притянул меня к себе и ненавязчиво приоткрыл мне губы. В следующее мгновение что-то очень мягкое проникло в рот. Язык? В первую секунду я почувствовала легкое отвращение, но потом поняла, что это совсем не противно. Тимуру же, похоже, это и вовсе приносило удовольствие: он задышал чаще и еще крепче прижался всем телом. Я расслабилась и улетела на волне, поднимающейся по позвоночнику. Легкая прохлада коснулась кожи бедра: Тима медленно вел по нему ладонью, одновременно поднимая платье. Новая волна охватила меня полностью, я откликнулась на его поцелуй, и мы встретились языками. Его рука уверенно подняла мою ногу, и тут…

Краска снова заливает щеки…

В районе живота что-то шевельнулось и уперлось в меня, крепчая с каждой секундой. Что-то? Я прекрасно знала что это! Сначала мне стало стыдно, а потом я и вовсе испугалась: резко отпрянула и попыталась высвободиться из смущающих меня объятий. Он не хотел отпускать, смотрел глазами, затуманенными странной пеленой и еще крепче прижимал к себе.
- Пусти, - попыталась крикнуть я, голос оказался хриплым и совсем тихим, но Тимуру он помог вырваться из плена поцелуя.
Парень смутился. Да-да! Он смутился, отстранился, бормоча слова извинения, и со всего маху нырнул в реку. Его не было вечность: мгновения превратились в часы, и я уже начала молиться аллаху за жизнь любимого. Когда его голова наконец-то показалась над поверхностью воды, я готова была или убить его, или расцеловать!
- Ты что делаешь? Хочешь, чтобы я сошла с ума? – я топала ногами, а на глаза наворачивались слезы.
Тимур молча вышел из воды, не говоря не слова, оделся и, пряча взгляд, подошел.
- Прости, - прошептал он, – я совсем потерял голову…

От его понурого вида я разозлилась еще больше и начала стучать кулаками в его грудь, выкрикивая ругательства на узбекском языке.
- Я думала, ты утонул, я думала, что никогда больше тебя не увижу! Идиот, придурок! Я тебя ненавижу!
В итоге разрыдалась и попала в объятия.
- Прости, солнышко, - снова шептал он, гладя мои волосы, - да, я идиот! Да, я придурок! Да, думаю только о себе и мне очень стыдно, что заставил тебя волноваться.
- Никогда больше так не делай! – всхлипнула я.
Что не делай? Не пропадай надолго под водой? Или… Просьба прозвучала двусмысленно.
- Не буду, - он грустно улыбнулся, вытер слезы с моих глаз и подул на ресницы. – И это… я больше не буду тебя пугать… ни чем…
Он был нежным и ласковым, как всегда, я успокоилась. Дальше все пошло как обычно в наши встречи и к моменту расставания, я перестала думать о случившемся.
Но домой я пришла сама не своя!

Стоило мне остаться одной, все ощущения вернулись.
Как только я вспоминала тот поцелуй, сердце начинало стучать сильнее, в животе снова разливалось тепло, щеки полыхали огнем. Уже стоя у окна в своей комнате, я поняла – это страсть! Та самая страсть, которая для юной девушки должна быть под строжайшим запретом. Та страсть, которая приводит к сексу! И снова стало страшно. Для меня секс – это то, о чем нельзя думать, нельзя мечтать, нельзя допускать до свадьбы! А мне до ужаса хотелось снова испытать эти ощущения, но так ведут себя только развратницы! Теперь я знаю, что Тимур испытывает ко мне не просто романтические чувства. У него тоже страсть! И это было осязаемо…

Да, я люблю, но могу ли думать о нем по-другому: совсем-совсем по-взрослому? Имею ли право? Если все заходит так далеко, наши отношения должны закончиться свадьбой. А захочет ли он жениться на мне? Он – городской парень, а я отсталая провинциалка!
В голове все смешалось, и от этого хотелось плакать и смеяться одновременно. Я чувствовала себя глупой, наивной дурочкой, которой на голову свалились слишком опасные ощущения. Я боялась опуститься до уровня падшей женщины и жаждала повторения.
Противоречивые мысли довели меня до состояния легкого безумия. На бешено стучащее сердце я уже перестала обращать внимание, но трясущиеся руки и лихорадочные потряхивания тела – это уже слишком. Бросив мимолетный взгляд на часы, я отправилась в душ, чтобы охладить чувства. Никто из домашних не должен увидеть меня в таком состоянии.
На мое счастье в коридоре было пусто. Мама, скорее всего, на кухне, братья в саду, а отец еще спит. В подтверждение моих мыслей из родительской спальни донесся храп. Юркнув на винтовую лестницу, я спешно покинула дом и между деревьями пробралась к душевой.

Я стою, прислонившись лбом к прохладному кафелю, и стараюсь восстановить учащенное дыхание. Сколько проходит времени? Не знаю.

Рука непроизвольно тянется к крану и открывает его. Вода струится по разгоряченному телу, падает в поддон, издавая равномерный монотонный успокаивающий звук. Я прикрываю глаза, и все происходящее кажется кадрами из кинофильма, воспроизведенными в замедленном действии.

​

картинка кликабельна*​

Сколько времени я просидела на полу в душе? Не знаю. Оно остановилось. Наслаждение, которое я испытала, не отпускало ни тело, ни душу. Мне было так хорошо, как ни разу до этого! За все свои шестнадцать лет я не чувствовала ничего подобного! Не было ни одной эмоции в моей жизни, с которой бы я смогла сравнить Это! Я не только не хотела, но и не собиралась выходить из этого состояния.
- Мухаббат, доченька, у тебя все хорошо?
Гром среди ясного неба – мама!
И вот только сейчас я начинаю осознавать, что произошло, что я сделала! Я опустилась на самое дно! Я сравнялась с падшими женщинами, живущими ради удовольствия и наслаждения! Я, которая должна хранить свою невинность для мужа, которая должна остаться чистой до свадьбы, я испачкала свое тело грязными прикосновениями!
- Мухаббат?
- Все хорошо, мамочка, - еле выдавила я из себя, стараясь казаться спокойной.
Слезы душили, я не могла дышать, но мама не должна догадаться.
- Скоро завтракать будем, кизим*.
- Да-да, уже выхожу, – это было последнее, что получилось выговорить.
Я схватила со змеевика полотенце и разразилась в него рыданиями. Я не только себя испачкала, я запятнала мамину любовь ко мне, ее веру в меня.
Перед глазами снова встало лицо Тимура: он улыбался и звал меня к себе.
- Оставь меня в покое, - взвыла я, - уходи и не возвращайся никогда!
В бешенстве швырнула в свое видение скомканное полотенце. Он и только он виноват в моем падении! Никогда в жизни больше не встречусь с ним!
Злость на нас обоих вытеснила слезы. Я резко встала, привела свою внешность в порядок и пошла помогать маме накрывать на стол.
Аллах, дай мне сил!

*Чилля - самое жаркое время года. Длится с 20 июня по 5 августа.
*Кизим (узб) - доченька.

 

[Лёлик]

​

- Ассалом алейкум*, Лола-апа, - женщина обернулась.
Ее догоняла рыжеволосая девушка в красной рубашке и коротких шортах.
- Я тебя знаю? – уточнила она по-русски.
- Нет, зато вас тут знают все, - странно, девушка старалась говорить по-узбекски. Давалось ей это с трудом, но она упорно продолжала коверкать язык. – Вы же наша кормилица. Без вашего вкусного хлеба мы никуда.

- Что ты мучаешься? – усмехнулась Лола-апа. - Я прекрасно говорю по-русски.
- А мне интересно! Всегда хотела научиться говорить нормально, но все узбеки надо мной смеются. Так что, видимо, не суждено!
Девушка так искренне рассмеялась, что женщина улыбнулась ей в ответ.
- Тебя как зовут, солнышко? – спросила она, намекая на цвет ее волос.
- Шура, - ответила та, смутившись. – Простите меня, безкультурщину. Некрасиво получилось: подошла, пристаю с разговорами, а не представилась.
- Да ничего, бывает. Вы, молодежь, сейчас такая. О чем-то помните, о чем-то забываете.
- Вы домой? - Лола-апа кивнула. – А можно я с вами, а то одной скучно идти.
- Можно, почему нельзя-то. Тебе в махаллю надо?
- Да, в магазин собралась: надо крем купить, руки постоянно обветриваются.
Она трещала, как сорока, не переставая говорить, то об одном, то о другом. Ее все интересовало, до всего было дело. Причем, разговор шел так непринужденно, что через несколько минут женщине показалось, что она знакома с этой болтушкой всю жизнь.
- Ой, а я вашу дочку знаю! – воскликнула Шурочка. – Такая славная девочка!
- Откуда? – насторожилась Лола-апа.
- А она нам один раз лепешки приносила вместо вас! Мы с ней поговорили немного. Очень умная и начитанная девочка. Она мне так понравилась!
- Я же запретила ей разговаривать с городскими, - нахмурилась женщина.
- Ой, вы только ее не ругайте! Она тут не при чем! Это все я! Я ж раньше всех встаю, бегаю по утрам, потом Махмуду-ака помогаю по кухне, там с ней и встретились. А она сразу сказала, что ей мама не разрешает, но я ж не могу спокойно реагировать на нового человека! А она девушка воспитанная, не могла игнорировать мои вопросы! Так что вы на нее не обижайтесь, она себя очень правильно вела! Это я балаболка, вызвала ее на разговор.
Лола-апа улыбнулась. Всегда приятно, когда хвалят твоего ребенка, тем более любимого. Да, Мухаббат у нее такая: умная, вежливая, воспитанная.
- Как у нее дела? Не болеет? Настроение хорошее? Вы ей привет от меня передавайте.
- Спасибо, Шура, все хорошо. Хвала Аллаху, Мухаббат здорова. Обязательно передам, думаю, она будет рада.
«Здорова - это уже хорошо. Как бы узнать еще, почему к Тимке третий день не приходит?», - подумала девушка.
За разговором они не заметили, как дошли до махалли.
- Здесь наши дороги расходятся, - произнесла женщина. – Вон наш дом, а тебе в ту сторону.
Шурик проследила взглядом за рукой, указывающей на большое белое строение с огромным садом.

- Красивый, - задумчиво протянула она, в душе радуясь, что первую часть своей миссии она выполнила. – И сад у вас большой, даже отсюда видно.
- Может, зайдешь? Чаю попьем, - предложила женщина.
Золотарева ликовала: узбекское гостеприимство тети Лолы решало все проблемы, но она понимала, что если сейчас заявится к Мухе в компании ее мамы, у той будет шок. Она девочка не глупая, сразу поймет, зачем Шурик приперлась. Тут все зависит от того, по какой причине Мухаббат перестала приходить на свидания. Если ее наказали, то она будет очень рада гостье, а если нет? Если Камалов сделал что-то такое, на что девушка обиделась? Если она просто не хочет его видеть? Вот тут будет намного сложнее вызвать ее на разговор! Отказываться от чая тоже было неприлично.
- Неудобно как-то… Я и семью ваше не знаю… И мы с вами познакомились только что…
- Как неудобно? Ты где родилась-то, девочка? Не стыдно говорить такие вещи?
Шурик смутилась. Уж она-то знала насколько это бескультурно сказать узбеку, что неудобно заходить в гости, но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что сейчас не время. Надо дать Мухе возможность переварить то, что у них могут быть с полигона гости. Поэтому она постаралась загладить свою вину и сделать так, чтобы предложение осталось в силе, но прийти в тот момент, когда можно будет спокойно поговорить.
- Вы не обижайтесь, Лола-апа, но мне придется пока отказаться от вашего предложения. Мне до утренней проверки вернуться надо, но я зайду к вам сегодня, попозже. Можно?

- Ну, хорошо, если совсем нет времени, тогда ладно. Но ты обязательно приходи! А Мухаббат скажу, что тебя встретила, только не знаю, будет ли она рада или нет. Она у меня девочка немного с характером…
- Мне бы хотелось с ней познакомиться поближе, она мне понравилась! – вслух сказала девушка, а про себя подумала: «Вот и я не знаю, будет рада или нет».
Женщина улыбнулась. Несмотря на странную для девочки внешность, это рыжеволосое солнышко умудрилось расположить ее к себе. Чистый, лишенный фальши взгляд и хорошее воспитание Шурочки с первой встречи очаровало восточную женщину, привыкшую настороженно относиться к городской молодежи. И когда она говорила такие приятные для матери слова о Мухаббат, Лола видела, что она совсем не лукавит.
- Только смотри, не старайся привить ей ваши городские штучки! – ответила женщина. – Она у меня девочка неискушенная!
- Что вы, – воскликнула Шурик, - даже в мыслях не было! Я постараюсь при ней вообще не говорить ничего лишнего! Я хоть и русская, а родилась тут и стараюсь соблюдать все законы и порядки. Мы поговорим с ней о книгах, о музыке. И еще, мне очень хочется, чтобы она мне показала какие-нибудь красивые места.
Лола-апа снова улыбнулась.
- Это тебе с сыном моим надо сходить. Он очень любит наши края и с удовольствием показывает потаенные места, которые так близки его сердцу.
- А у вас и сын есть? – сделала вид, что не знает, Золотарева.
- У меня их четыре! – с гордостью произнесла женщина. – В общем, приходи обязательно к нам в гости, когда будешь свободна! Я тебя со всеми познакомлю, и с Мухаббат пообщаешься! Только я часа в три уеду, но дочь будет дома. И попросить хочу. Если к вечеру ближе соберешься, надень юбку, пожалуйста, а то у меня муж верующий.
Шурик грустно улыбнулась:
- Нет у меня с собой юбки.
- Ну, тогда брюки. Главное, чтобы не с голыми ногами.
Они попрощались, как родные.
Девушка дождалась, пока Лола-апа войдет в калитку и направилась обратно на полигон. Какой магазин? Какой крем? Все это было поводом узнать, где живет Мухаббат. На душе у Золотаревой скреблись кошки. Ради этого урода, приходится обманывать такую хорошую женщину. Стыдно…

- Я знаю, где она живет! – торжественно изрекла Шурик, нарисовавшись у кровати безучастно смотрящего в «потолок» Тимура.
Он тут же соскочил и, как был в носках, направился к выходу из палатки.
- Чего стоишь? Пошли к ней!
- Ты идиот? – усмехнулась девушка.
- Видимо, да, - грустно ответил он, возвращаясь на место. – И что мне делать с твоими знаниями?
- Тебе ничего! Я пойду и сама поговорю с ней.
- Раз ты собралась идти к ней, значит все в порядке? – безучастно спросил Тимур.
- Тим, вернись в себя! Ты так спрашиваешь, как будто тебе все равно!
- А как ты будешь с ней разговаривать? – словно не слыша слов девушки, продолжал говорить Тима. - Она же дома сидит, ее заперли, наверное…
- Я пойду к ней в гости! – довольно улыбнулась Золотарева.
- Я не видел ее три дня… Это так невыносимо, а ты хочешь, чтобы я был в себе?
- Камалов у нас сегодня жираф! – рассмеялась девушка. – Ты меня слышишь? Меня Лола-апа пригласила в гости!
- Лола-апа? Тебя? В гости? – похоже, до молодого человека стало доходить. – Шурик, ты волшебница!
Он сорвался с места и чмокнул девушку. В его глазах снова загорелась жизнь.

- Я знаю, я верю, что ты мне поможешь!
Он метался по палатке, а Шурик почувствовала, как екнуло и защемило в сердце. Это надо же быть такой идиоткой, чтобы собственными руками устраивать счастье любимого с другой женщиной. Она закусила губу, чтобы не расплакаться от досады.
- Пошли на сбор, а после обеда я сбегаю к Мухе. Только обещай мне, что перестанешь строить из себя печальную амебу!
В ответ снова получила искушающий душу поцелуй.

- Добрый день, - Шурик осторожно приоткрыла калитку. – Есть дома кто-нибудь?
Поскольку ей никто не ответил, девушка прошла внутрь, с интересом осматриваясь.
Двор был вымощен ровным серым камнем, сквозь который пробивалась ярко зеленая трава. Построенный справа топчан, поражал своим величием: кованые боковушки, маленький узбекский столик, покрытый скатертью с ромашками, разноцветные курпачи, разложенные вокруг, разбросанные яркие подушки, все это создавало настоящий национальный колорит.
Чуть дальше за белым деревянным забором простирался огромный сад. Синеватые листья сливовых деревьев красиво перекликались с ярко желтыми початками кукурузы. Такой же заборчик ограждал клумбу перед дворовыми постройками, пестрящую разнообразием цветов. Взгляд упал на собачью будку, и Золотарева опасливо покосилась на огромного сенбернара, лениво наблюдавшего за ней со своего места. Что на уме у этой псины? Пока ему казалось, что гостья не представляет угрозы дому, но кто знает, что будет, если следующий шаг покажется ему неправильным. В детстве Шурочку кусала собака, и теперь она панически боялась даже совсем маленьких мосек, а тут такая махина. Она прекрасно знала, что собаки чувствуют этот страх, и именно он в большей степени провоцирует их на нападение, но ничего не могла поделать с собой. Девушка дернулась в сторону дома, но замерла на месте, остановленная глухим рычанием. Пес вальяжно вышел из будки и сел рядом.

Она почувствовала, как страх сковал движения, по спине пробежался противный холодок, и жалобно позвала хозяйку дома.
- Лола-апа, Лола-апа…
Где-то в комнатах скрипнула дверь, послышались быстрые шаги человека, спускающегося по лестнице. Через минуту на пороге показалась Мухаббат и уставилась на гостью расширенными от неподдельного ужаса глазами.
- Мухтар, фу, - еле слышно проговорила она, но груда мяса и шерсти, послушно завиляла хвостом и ушла обратно в будку.
- Муха, слава Богу, я думала, что ваша собачка съест меня живьем. – Золотарева шумно выдохнула и расслабилась.
- Что ты тут делаешь? – очень недружелюбно спросила Муха.
- Меня твоя мама пригласила в гости, - спокойно ответила Саша, готовая к такому приему со стороны маленькой хозяйки этого гостеприимного дома.
- Да? – недоверие сквозило даже в этом маленьком слове. – Мамы дома нет, но ты можешь подождать ее на кухне. Проходи, я поставлю чайник.
Шурик внимательно наблюдала за поведением Мухаббат. "Камалов точно запорол, причем по полной программе», - констатировала Золотарева мысленно.
Девушка, громыхая посудой, накрывала на стол, причем старалась не встречаться с Шуриком взглядом. Она недовольно сопела и всем своим видом показывала, что ей не хочется говорить с гостьей.
- Он переживает, - без вступлений начала Золотарева.
Маленькая пиала упала и обиженно звякнула, рассыпав мелкие осколки по всей кухне. Муха сделала вид, что не слышала слов, взяла веник, смела кусочки фарфора и продолжила заваривать чай.
- Ты же знаешь, что я пришла не к маме, - настойчиво пыталась завязать разговор Саша.
- Знаю, - фыркнула хозяюшка, - но говорить на эту тему не буду.

Золотарева замолчала, давая девушке переварить информацию. Она видела, как у той задрожал подбородок, как затряслись руки. Она делала кучу лишних движений, доказывая, что боится разговора.
- Ну, вот, - процедила она сквозь зубы, - вот тебе чай, мама скоро придет. А у меня еще дел много…
- Сядь, - шикнула Шурик, - не нужна мне твоя мама. Я хочу поговорить с тобой!
Муха еле слышно всхлипнула, но послушно уселась напротив. Саше стало жалко девчонку: все-таки она еще совсем маленькая, а попалась на удочку Тимке - прожженному ловеласу и бабнику. Сто пудово обидел!
- Мухаббат, что произошло? Тим там с ума сходит! Переживает, что у тебя серьезные проблемы.
При имени Тимура глаза цвета шоколада заискрились любовью, но длилось это секунду.
- Он всем разболтал, да? – обиженно произнесла она.
- Кроме меня не знает никто. Да и я вытаскивала из него клещами.
Муха наконец-то подняла глаза на Золотареву.
- И что он говорит?
- Любит он тебя!
Мухаббат расплылась в улыбке, сдавлено выдохнула и будто засветилась изнутри.
- Так что произошло? – Шурик сразу пожалела о своем вопросе.
Девушка потухла, соскочила со стула и запричитала.
- Я не могу с ним больше встречаться! Так нельзя! Так не правильно!
- Почему?
Мухаббат с размаху опустилась на стул.
- Все заходит слишком далеко, - прошептала она.

Золотарева почувствовала, как сжалось сердце. Неужели этот гад позволил себе … Неужели… Она даже в мыслях боялась допустить, что Тимур мог сделать.
- Он тебя… обидел? – осторожно, но с хорошо читаемым намеком, спросила Саша.
- Нет… Ты что? – Муха снова расплылась в улыбке. - Он хороший, добрый, заботливый…
«Она точно говорит о Камалове?»
- … но он никогда не говорил о том, что любит… Никогда…
- Он сам понял это только несколько дней назад. А ты? Ты его любишь?
Золотарева видела, как девочка борется сама с собой. Ей явно хотелось поговорить с кем-нибудь о своих отношениях с Тимуром, но она боялась довериться малознакомой девушке.
- Не бойся, Муха, - Саша взяла ее за руку и почувствовала легкую дрожь. – Я никому не скажу.
- А ему?
Золотарева усмехнулась про себя: маленькая, маленькая, а понимает.
- Если не захочешь, он не узнает подробностей нашего разговора.
Мухаббат недоверчиво покосилась на свою собеседницу.
- Женская солидарность, - улыбнулась Саша.
И девушка решилась: она с восхищением рассказывала об их встречах, о нежных поцелуях и пылких объятиях.
- Так ты его любишь, - подытожила ее пламенную речь Шурик.
- Конечно, люблю!
- А почему на свидания не ходишь?
- Я боюсь, Шурик.
- Чего, дурочка?
- Себя боюсь, его боюсь, боюсь, что в один день мы переступим черту, за которой мне не будет места в жизни.
Она покраснела, а Саша тяжело вздохнула. Она понимала, о чем говорит Муха.

После всего, что у них было, Тимуру все сложнее будет сдерживать свои желания, а Мухаббат - не поддаться его чарам. Их взаимная любовь в данном случае только лишний провокатор. И что советовать маленькой девочке, которая прекрасно понимает, что ее может ждать в этих отношениях.
- Ты все равно должна поговорить с ним, - медленно произнесла Золотарева, стараясь придумать что-то стоящее для решения проблемы этой пары.
- Нет! – резко ответила девушка. – Я не могу больше с ним встречаться.
- Здрасти, приехали! Называется – наша песня хороша, начинай сначала. Да?
- Неужели ты не понимаешь? Если я увижу его хоть один раз, от моей решимости не останется следа!
Она заплакала.
Шурик пересела к ней поближе и приобняла.
- Я прекрасно тебя понимаю, но сейчас получается так, что ты решила одна за двоих. А тебе не хочется поговорить с ним? Он мужчина, он должен решать, что делать с вашими отношениями!
- А что тут решать? – всхлипнула Муха. – Тут два решения… Третьего не дано…
- Или расставаться или ЗАГС?
Девушка еле заметно кивнула головой.
«Да уж, - думала Золотарева, - в ЗАГС Тимка точно не пойдет. Зачем ему так рано? Тем более, он как-то обмолвился, что до тридцати ни за что не женится!»
- И все равно, ты должна с ним поговорить! Даже если ты решила расстаться, это надо говорить в глаза. Или ты его совсем не любишь, и тебе плевать на его чувства?
- Люблю! – воскликнула Муха.
- Тогда ты должна быть сильной для серьезного разговора.
- Нет! Я не хочу быть сильной! Я маленькая, слабая девочка! А он… Если он захочет, он найдет время, место и способ, чтобы поговорить со мной! Ночью я больше никогда не приду!
- Это куда моя сестреночка собралась ночью?
Обе девушки вздрогнули от неожиданности: у Мухи в глазах отразилась паника, а у Шурика недетская заинтересованность.
На пороге нарисовался Хасан.

Он только что вернулся с огорода и стоял в проеме по пояс обнажённый, в закатанных до колен джинсах. Брат явно чувствовал себя победителем: застал двух девчонок за секретной беседой. По его лицу блуждала довольная улыбка, а добрые глаза смеялись в голос.

*Ассалом аллейкум (узб.) - здравствуйте

 

[Лёлик]

Муха спохватилась первой и, игнорируя вопрос брата, стала представлять ребят друг другу.
- Это мой брат - Хасан, а это… - она замялась, - это Шурочка, она с полигона.
- А мама знает, что ты водишь городских в наш дом? – совсем незлобно поинтересовался молодой человек.
- Мама сама пригласила ее в гости, - обиделась девушка.
- Да ладно, сестренка, не дуйся, я просто спросил, – и, повернувшись к гостье, протянул руку, - очень приятно познакомиться!
Шурик отодвинула стул, встала, выказывая уважение хозяину дома, пожала сильную мужскую ладонь и почувствовала предательскую дрожь в коленках.
Перед ней стоял чумазый, потный парень, но от него невозможно было отвести глаз: широкие плечи, мускулистые руки, небольшие, но такие милые кубики пресса на животе.
- Взаимно, - стараясь справиться с собой, произнесла она.

Мухаббат засуетилась, наливая брату чай, а он, умывшись в раковине, сел напротив Золотаревой и не сводил с нее шоколадно-масляного взгляда.
- Не жарко с длинным рукавом? - поинтересовался Хасан, нарушая повисшее молчание.
Шурик уже справилась с волнением, так внезапно нарушившим ее самообладание, и довольно развязано ответила:
- Боялась шокировать вашу семью.
- Лично меня сложно шокировать, - рассмеялся парень.
- Ты уверен?
Он кивнул, а Саша, глядя ему прямо в глаза, расстегнула молнию и обнажила плечо, демонстрируя татуировку в форме креста.
- Вах, - выдохнул он, - какая красота.
Девушка довольно усмехнулась, но поймав на себе тревожный взгляд Мухи, снова запахнулась.
- Я к маме твоей шла, а вот ей такая красота точно бы не понравилась! - и тут же постаралась сменить тему. – Хасан, говорите? Значит, есть еще один такой же красавчик?*
- Хусан? Да, Хусан есть… - расплываясь в улыбке от завуалированного комплимента, ответил парень.
- Он совсем не такой красивый! – влезла в разговор Муха.
- Он моя точная копия, - попытался возразить ей брат.
- Копия? Чисто физически может это и так. Пусть другие люди считают, что вы на одно лицо, а я знаю настоящую правду и вижу отличия, на которые никто не обращает внимания! Да, может глаза у него такие же по форме и цвету, но взгляд холодный и равнодушный. Такие же, как твои губы всегда сжаты в пренебрежительную ухмылку. Я когда смотрю на Хусана, - обратилась она к гостье, - всегда кажется, что это неудачная карикатура на моего любимого брата!
Она обняла Хасана сзади и поцеловала в макушку.
- Вечно она со своими сравнениями, - рассмеялся парень. – Ты, Шурочка, ее не слушай, я не такой белый и пушистый, как думает сестренка.
- Это его не слушай, - воскликнула Мухаббат, - он вечно старается казаться хуже, чем есть на самом деле.
Шурик смотрела на эту милую перебранку брата с сестрой и тихо завидовала тому, как Муха спокойно обнимала эти роскошные плечи, не задумываясь, прикасалась к его коже, запросто одаривала поцелуями. Можно было бы вот так же свободно повиснуть у него на шее, Золотарева сделала это, не раздумывая. Она смотрела в карие глаза и мысленно представила себя сначала в его объятиях, а потом фантазия понеслась так далеко, что она, покраснев от собственных мыслей, отвела взгляд.

- Так, девочки, вы мне зубы не заговаривайте, куда собрались ночью? – вспомнил парень.
Муха застыла и с мольбой посмотрела на Шурика, но та была спокойна, как танк. Пока шла процедура знакомства, она уже подготовила ответ на этот вопрос. На ее счастье он не сразу его повторил.
- Я просила Мухаббат сводить меня к дальнему водопаду. Мне рассказывали, что там очень красиво при лунном свете. А она брыкается, говорит, что порядочные девушки по ночам не шастают.
- Правильно говорит, ей нельзя выходить из дома после девяти часов вечера. Но если хочешь, - молодой человек самодовольно откинулся на стуле, - могу тебя сводить. Я знаю эти места, как свои пять пальцев. Могу не только водопад показать при свете луны, но и еще несколько роскошных мест, о которых мало кто знает. Или ты боишься ходить по ночам с посторонним мужчиной?
- Я боюсь? – усмехнулась Золотарева. – Я уже давно ничего не боюсь.
Их взгляды встретились, и девушке показалось, что кухня вспыхнула от электрического разряда. Он смотрел на нее так, что земля уходила из-под ног, а сердце начинало биться, как сумасшедшее. Он поедал взглядом, он видел в ней сексуальный объект. Или она совсем уже ничего не понимала. И хотя интуиция редко обманывала Золотареву, разум отказывался верить в то, что такой красавчик может ею заинтересоваться.

- Ну, если не боишься, сходим как-нибудь вдвоем? – Хасан многозначительно улыбнулся и неожиданно подмигнул.
- Главное, чтобы ты не передумал, - так же с двусмысленным намеком ответила Шурик, поражаясь собственной наглости.
В этот момент пришла Лола-апа, и молодежь прикусила языки.
С порога женщина накинулась на сына:
- Ох, как тебе не совестно-то? Ты зачем мать позоришь? У нас в гостях молодая, незамужняя девушка, а ты сидишь голый – кошмар! А ну исчезни отсюда и не появляйся перед моими глазами до тех пор, пока не будешь выглядеть прилично.
Хасан тут же встал и со словами: «Кечерасиз, опажон»*, вышел из кухни.
- У тебя, Шурочка, должен был просить прощения, а не у меня! Совсем обнаглел! Не могу никак приучить к порядку!
- Да, не переживайте вы, Лола-апа, сами же сказали, что мы теперь все распущенные. Я на полигоне и не такое вижу.
- Я, наверное, никогда не смогу к этому привыкнуть. В мое время девушка видела полуобнаженного мужчину только после свадьбы. И это был ее муж. Ни отцы перед дочерями, ни братья перед сестрами так не ходили. А сейчас…
Лола-апа продолжая причитать, присела за стол. Мухаббат, как примерная девочка, тут же поставила перед ней чай.
- Мамочка, можно я покажу Саше свою комнату? – спросила она, и Шурик сразу поняла, что девушке хочется продолжить разговор наедине.
- Конечно, звездочка моя, - Лола-апа так нежно глянула на свою дочь, что у Шурика защемило в сердце.
Она не помнила таких взглядов. И порой ей не хватало материнской поддержки, совета, вот такой нежности во взгляде и любви...
Окончание фразы хозяйки дома она слышала уже сквозь пелену собственного несчастья.
– Чуть попозже спускайтесь, будем вместе ужин готовить.
Как они поднялись на второй этаж, Золотарева помнила с трудом. Муха втолкала ее в какую-то комнату и усадила на небольшой диванчик.
- Шурик, ты чего? – с волнением заглядывая в глаза, спросила она.

А та расплакалась, как маленький ребенок, горько размазывая слезы по лицу.
- Ты самый счастливый человечек, - сквозь всхлипывания еле выговорила она, - у тебя есть мама.
Мухаббат не произнесла ни слова, лишь прижала подружку к себе и крепко обняла. Саша, вдруг почувствовав себя маленькой девочкой, уткнулась носом Мухе в грудь и тихо плакала. Ей хватило пары минут, чтобы выплакаться и она постаралась подавить в себе неожиданно нахлынувшую слабость.
- Все, - Золотарева тряхнула головой, встала и отошла к окну, - развела тут море-океан.
- Иногда, можно, - грустно улыбнулась Муха, - не всегда же из себя железную леди строить.
- Из меня леди, как из бабушки балерина, - весело рассмеялась девушка, хотя в глазах еще стояли слезы. Она утерлась рукавом и с восхищением заговорила. – Боже, какая красота у тебя из окна открывается. Это просто невероятно!
- А я уже и не вижу, - Мухаббат подошла и встала рядом.
- Посмотрела бы ты вид из моей комнаты – ряд ржавых гаражей, между которыми постоянная свалка и старая, раздолбанная детская площадка, на которой сейчас только «нарики» и собираются по ночам.
- Нарики – это кто?
- Ой, - спохватилась Золотарева, - я обещала твоей маме не учить тебя гадостям.
- Ну, скажи, Шурик, мне же интересно. А мама не узнает!
- Нет, - отрезала девушка.
Муха заглянула ей в глаза, захлопала пушистыми ресницами и снова заныла:
- Ну, пожалуйста, ну скажи, я же теперь спать не буду!
Саша смотрела на этот невинный просящий взгляд и понимала Тимку: ею невозможно было не залюбоваться, а уж отказать и вовсе язык не поворачивался.
- Все до банальности прозаично, девочка моя, - покровительственно произнесла она, - нарики – это наркоманы, только на блатном языке.

- Это матершиное слово, да? – задумчиво спросила Мухаббат, а Шурик про себя усмехнулась: «Какой она все-таки ребенок!"
- Нет, но употреблять его я тебе не советую! И вообще, хватит об этом! Ты попросила – я сказала! И никаких лишних вопросов!
Муха расплылась в улыбке:
- Хорошо, хорошо… как скажешь! Спасибо, - и темно-шоколадный сладкий взгляд из-под взмаха черных густых ресниц.
- Вот не надо на меня так смотреть, - хохотнула рыжая, - я тебе не Тимка!
При упоминании имени Камалова, девушка вздохнула и зарделась.
- Я так соскучилась…
- Слушай, а почему нужно встречаться только ночью? Тебя что, днем совсем никуда не отпускают?
- Дело не в том, что не пускают. Выйти с дома-то я могу, но днем же наши махаллинские везде бродят. А вдруг увидит кто? А вдруг отцу скажет? Мне потом совсем плохо будет.
- Отец строгий, да?
- Зверь, - выдохнула Мухаббат. – Если что не по его, может в чулане закрыть без еды и воды, может мокрым полотенцем отходить так, что потом сидеть невозможно. Самое безобидное – это его ор на всю улицу и увесистые пощечины.
- Жесть, - прошептала Золотарева, вспоминая о том, как обижалась на своего папу за то, что он немного повышал на нее голос. И ведь повышал только за дело, а ей всегда казалось, что он не имеет на это права. Нужно приехать и попросить у него прощения. Ведь ее запорки были намного серьезнее проступков Мухи, а папа всегда старался сгладить углы, выровнять поверхность и предотвратить скандал. И лишь в крайних случаях выходил из себя. Но чтобы поднять руку на дочь? Он не позволял себе даже замахнуться, а она считала его тираном.

- Я привыкла, стараюсь не доводить до крайностей. Правда, не всегда получается, но я искренне стараюсь, чтобы не провоцировать. Видишь, - девушка ткнула пальцем в тюбетейку, - два дня назад он решил, что я не только на улице, но и дома должна ходить в штанах и дуппишке. Мне не нравится, но пережить-то можно.
Она тяжко вздохнула.
- Ох, что-то мне страхово встречаться с ним, - задумчиво проговорила Шурик.
- Да ты не переживай, - успокоила Мухаббат, - его сегодня в Ташкент вызвали. Если и приедет, то только ночью.
- Девочки, - со двора донесся голос тети Лолы, - спускайтесь помогать!

За столом собралась почти вся большая семья Нишановых, и Шурик с любопытством рассматривала братьев Мухаббат, хотя они не были в полном составе. Ей рассказали о том, что самый старший Азиз уже женат и живет в другом доме.
Хусан действительно был точной копией своего брата-близнеца, но в глаза сразу бросалась разница в жестах, во взглядах, в манере говорить. Было в нем что-то такое, что отталкивало, отбивало всякое желание общаться. Азамат ей вообще не понравился. Если в Хусане, при всей его холодности, ершистости и ничем не обоснованной важности, чувствовался внутренний стержень, то Азамат напоминал шакала, во всем поддакивающего Шерхану.
В связи с отсутствием главы семьи, Лола-апа, как самая старшая, начала читать предтрапезную молитву. Дети, последовав ее примеру, сложили руки и опустили головы.

- О Аллах, благослови нас с тем, чем ты нас наделил, и сохрани от огня Ада, – вполголоса говорила женщина, ей вторили четыре голоса. Грубые мужские практически заглушали ее слова, а тоненький Мухи и вовсе был еле слышен. Аура в комнате словно очистилась и наполнилась общим благоговением.
В такие минуты Золотарева всегда испытывала некую неловкость. Хотелось тоже прошептать молитву, но что-то внутри не позволяло. Девушка не была верующей, но ей казалось, что это предательство: произносить восхваление Богу не по-православному. Она уткнулась в тарелку и старалась найти занятие рукам, которые так и норовили сложиться, как у всех.
- Бисмилляхи рахмани рахим*, - закончила Лола-апа, провела ладонями по лицу и взяла ложку. Ужин начался.
Видя хорошее расположение матери к их необычной гостье, сыновья развлекали Шурика, как могли. Они расспрашивали о семье, об учебе, о том, как студентам живется в палаточном городке. Когда разговор начинал выходить за рамки дозволенного, тете Лоле стоило только строго глянуть, дети сразу замолкали и меняли тему. Беседу поддерживали все, кроме Хасана, но лучше бы он тоже шутил и задавал вопросы. Он сидел как раз напротив, и Саша постоянно ощущала на себе взгляд, от которого скакали толпы мурашек, вызывая дрожь во всех частях тела.

Кончилось тем, что под конец трапезы она вообще перестала поднимать глаза.
После ужина Шурик снова вызвалась помогать - мыть посуду, в надежде продолжить разговор с Мухой, но гостеприимная хозяйка дома не могла оставить свою гостью ни на минуту. Два раза заходил Хасан и предлагал помощь, но мама выгоняла его со смехом, поясняя тем, что там, где есть три женщины, мужчине не место. Он деланно сокрушался, выходил и на пороге бросал на Шурика взгляд, от которого кухня снова наполнялась электрическими разрядами. Только к девяти часам Сашу решили отпустить домой, всунув в руки пакет со сладостями для ребят с полигона.
- Мало тут, - вздыхала Лола-апа, - боюсь, на всех не хватит. Ну, ты хоть друзей угости! А то вы, бедненькие, без родительского внимания живете, как сироты!
- Скажете тоже, Лола-апа, мы же не маленькие, да и Махмуд-ака очень вкусно готовит!
- Да, да, Махмуд - хороший повар, - приговаривала женщина, запихивая в пакет еще пару лепешек. – Поздно уже, давай я попрошу кого-нибудь из сыновей, чтобы тебя проводили.
- Да не надо, - отнекивалась Золотарева, - я сама найду дорогу! Мы же эти места облазали вдоль и поперек!
Мухаббат выхватила у матери пакет с подарками:
- Я сама провожу до ворот, вы отдыхайте, опажон.
- Проводи, кизим*, я действительно что-то устала. Приходи к нам еще, Шурочка, - обратилась она к гостье и обняла.
- Спасибо, Лола-апа, за ужин, за прекрасно проведенный вечер, - ответила та и направилась к выходу.
Уже возле ворот Муха, опустив голову, бубнила:
- Извини меня, Шурик, не могу я, правда! Я люблю его, я безумно скучаю, но встречи с ним для меня смерти подобны! И ты прекрасно понимаешь, о чем я!

- Понимаю, - вздохнула Золотарева. - Ну, телефон хоть дай! Пусть он тебе позвонит, может, вместе что-нибудь придумаете!
- Ага-ага, - грустно усмехнулась девушка, - он позвонит, я буду рядом с кем-нибудь из родственников, и что? Что я им скажу? Отцу? Маме? Да тому же Хасану? Даже он не одобрит моего поведения!
Саша разочарованно развела руками:
- Я сделала все, что могла, дальше разбирайтесь сами! Но учти, Тимка настырный, он тебя в покое не оставит. Хочешь, чтоб он пришел сюда? Он припрется – за ним не заржавеет!
- Он не должен приходить! Ты же знаешь, что не должен!
- Прости, Муха, остановить я его точно не смогу…
- Тогда передай ему следующее: я хочу быть с ним, но не могу! Если любит – найдет решение проблемы!
- Да ну вас обоих, - махнула рукой Золотарева и толкнула калитку.
- Шурик, пожалуйста, не злись на меня, я не хочу, чтобы ты уходила вот так… обиженно…
Девушка улыбнулась:
- Не переживай, дурочка, я на тебя не злюсь, - и поцеловала Мухаббат в щеку.

* по обычаю: если рождаются мальчики-близнецы, их обязательно называют Хасан и Хусан
* Кечерасиз, опажон (узб) - извините, мамочка
* Бисмилляхи рахмани рахим (араб) - Во имя Бога Милостивого и Милосердного
* Кизим (узб) - доченька

Персональная благодарность Джемме за молитвенную позу