This is a sample guest message. Register a free account today to become a member! Once signed in, you'll be able to participate on this site by adding your own topics and posts, as well as connect with other members through your own private inbox!
Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нем неправильно. Необходимо обновить браузер или попробовать использовать другой.
Боязнь высоты (1 балл)
- в семейном доме не может быть более двух этажей;
- персонажи не могут строить военную карьеру;
- Ваша семья не может селиться в небоскрёбах (только в аддоне "В Сумерках");
- дети не могут играть в домике на дереве (только в аддоне "Все Возрасты");
- Ваш персонаж не может спать на втором этаже двухъярусной кровати (только в аддоне "Все Возрасты").
- Ваш персонаж не может пользоваться реактивным ранцем (только в аддоне "Вперёд в будущее")
Семейная черта - Внимательный (1 балл)
- Одна из пяти черт характера Вашего персонажа-основателя должна стать семейной чертой, т.е. каждый владелец дневника должен обязательно ею обладать.
- Семейную черту автор может выбрать при взрослении персонажа самостоятельно, без использования виртуального кубика.
- Наследник должен обзавестись семейной чертой до того, как к нему перейдёт дневник.
- Семейная черта должна сохраняться в характере владельца дневника всё время с момента появления черты до смерти персонажа.
Правила этого ограничения применяются для всех ограничений, по которым Ваш персонаж и все его наследники должны иметь какую-то определённую черту.
Если Вы уже выбрали ограничение, по которому Ваш персонаж и все его наследники должны иметь какую-то определённую черту, то Вы не можете взять это ограничение.
Весь город в кулаке (3 балла)
Ваш персонаж стремится стать заправилой этого городка и передать по наследству свои полномочия.
- Ваша семья в течение всех поколений династии должна полностью выкупить все предприятия;
- Ваша семья в течение всех поколений династии должна выкупить и довести до максимального уровня прибыли (три звезды) все общественные заведения;
- представитель последнего поколения должен достигнуть вершины карьеры в области политики.
Чёрный рынок (1 балл)
- вещи, полученные незаконно, не могут быть проданы за наличные деньги, их можно размещать на Вашем участке и использовать, либо хранить в инвентаре. В таким вещам относятся:
1. все вещи, украденные клептоманами;
2. все вещи, извлеченные из мусорных контейнеров соседей;
3. все вещи, полученные во время работы в преступной карьере.
4. все вещи, взятые пожарными и сыщиками из чужих домов в качестве трофеев и улик.
- к концу династии в семье должно быть не менее 30 таких вещей. (ред. 08.09.2013).
Когда я открыла глаза, то увидела белую простыню под собой. Больница? Меня все же кто-то нашел в бессознательном состоянии и приволок сюда для оказания помощи? Я облегченно вздохнула. Надо постараться перевернуться на спину. Тело нещадно болело, как будто по мне кто-то не единожды прошелся в тяжелых ботинках. Еще бы: удары по голове с любовью из МоркуКорпс, мафиозный привет прямо под дых, да и при падении с моста я неплохо приложилось о показавшуюся каменной гладь воды. Падать на асфальт было бы мягче. Стиснув зубы, я перекатилась на спину и... опешила. Взгляд уперся в полог кровати, на которой я лежала. Полог светло-салатного цвета с белыми узорами. Я его уже видела. Не обращая внимания на дикую боль во всем теле, я рывком села на кровати и увидела свое отражение в зеркале трюмо. Я в своей комнате в Резиденции... Значит, я все-таки не выжила...
Я обвела глазами комнату - никаких следов пожара, все вещи на своих местах, даже незаконченная картина. Такой я запомнила свою спальню, и именно в ней я оказалась, когда закрыла глаза в том жутком лесу. Видимо, это рай? Может, я даже встречу здесь Далласа и отца...
Я сползла с кровати и подошла к трюмо, ласково погладила деревянную поверхность. Я выросла в этой комнате, как же приятно снова сюда вернуться. На книжных полках стоят мои детские дневники и любовные романы, которые я читала уже в подростковом возрасте. Пожалуй, Резиденция была единственным моим домом - нигде я больше не прижилась. Поэтому и вернулась сюда. Сюда...
Внезапно в дверь постучали. Я вздрогнула, по телу побежали мурашки. Находясь в этом странном месте, я одновременно радовалась и боялась. Осторожно подойдя к двери, я потянула ручку вниз. В открывшемся проеме показалась...
- Николь? - я почувствовала укол жалости. - Нет, только не ты.
Мисс Кросби с недоумением смотрела на меня, не говоря ни слова.
- Как это произошло, Николь? А мои сестры? Вы что, умерли от голода? - со слезами на глазах кричала я.
- Тише, миссис Локвуд, - ее рука опустилась на мое плечо, - мы все живы. Вы подумали, что это конец, когда узнали свою комнату? - сочувственно улыбнулась она.
- Мы в Риверсайде? - всхлипнула я, размазывая слезы по лицу.
- Нет, мы в Лондоне. За два года он так разросся, что Риверсайд стал его частью. Ваши сестры выкупили Резиденцию, и мы переехали сюда. Пришлось потрудиться, чтобы привести дом в приличный вид. Работы еще не закончены. Мне не терпится заняться садом, - в ее голосе послышалась грусть, - там все совсем заросло. А еще...
Николь не договорила, потому что я бросилась к ней и прижала к себе. Девушка источала ласку и тепло. Николь смутилась, как и в первый раз, когда я обняла ее после долгой разлуки. Спустя мгновение ее руки сомкнулись на моей спине. Она тоже была рада меня видеть.
Голова шла кругом от такого количества новостей. Я выпустила Николь из объятий:
- Сестры здесь?
- Да, миссис Локвуд.
- Зови меня Элизабет, - я постаралась сделать голос мягче, чтобы мое просьба не прозвучала требованием. Выбегая из комнаты, я заметила теплую улыбку Николь.
Анна увидела меня, когда я уже спускалась на первый этаж. Она сильно повзрослела за то время, что мы не встречались. Моя сестра больше не была похожа на подростка, произошедшие события отразились и на ней, заставив повзрослеть раньше времени.
Ее губы расплылись в улыбке, когда наши взгляды встретились. Но, по традиции, Аннушка тут же расплакалась от избытка чувств. Обнимать хлюпающую носом сестру было так необычно и приятно - я совсем отвыкла от семейной ласки за то время, что провела в Чикаго и в подвалах МоркуКорпс.
- Я скучала, Анна.
- И я, Лиззи, я тоже, - плаксивым голосом ответила сестра.
- Как вы жили без меня?
- Тяжело, - призналась Анна, когда я ее отпустила, - без тебя дом не был родным.
Вдруг я вспомнила, что должна была сообщить сестре то, чего она не знает. Хрупкое ощущение спокойствие в один миг рассыпалось на кусочки, в груди защемило.
- Анна... - я сглотнула образовавшийся в горле ком и моргнула, стараясь не показывать слез, - я видела отца. Он жив... вернее, был жив. А потом, - я снова моргнула, но слезы неконтролируемо лились по щекам, - а потом...
- Лиззи, он жив, - донесся до меня твердый голос младшей сестры.
- Ччч-что?
- Он жив, и он здесь.
- Слава Смотрящему! - выдохнула я, закрыв лицо руками и осев на пол. Ноги больше не могли держать мое измотанное тело. Я была просто счастлива от того, что, наконец, находилась в кругу семьи. Джинни смотрела на меня, счастливо улыбаясь. Она стала такой красавицей.
- Почему ты не пошла учиться в университет? - спросила я, поднимаясь на ноги с помощью Анны.
- Я пошла, но отпросилась на несколько дней по семейным обстоятельствам. Приехала сразу, как только получила весточку от отца. Пойдем, Лиззи, - обнимая меня, говорила Джинни, - отец ждет тебя.
Леонард Локвуд сидел в кресле-качалке и с наслаждением смотрел на пылающий в камине огонь. Увидев меня, он поднялся на ноги, еле заметно поморщившись. Я быстро обвела взглядом гостиную - она почти не изменилась. Сестры купили новый шкаф. Кресло, на котором сидел отец, тоже было другим. Только выцветшие и кое-где обгоревшие шторы напоминали о том, что случилось здесь два года назад. Два долгих года назад.
- Папа, а где...
- За твоей спиной, милая, - отозвался родной и любимый голос.
Они здесь. Они все здесь. Я обняла двух своих самых дорогих мужчин. Неужели? Неужели я, наконец, буду совершенно счастливой? Даллас вытирал бегущие по моим щекам слезы, пока отец рассказывал о том, как им удалось спастись. Выстрелы, которые я слышала, принадлежали не итальянцам, а старому леснику, который заметил двух раненых людей и их преследователей. На звуки выстрела отреагировали охотники, которые, по счастливой случайности, находились недалеко от места встречи. Итальянцы, увидев внушительную компанию, ретировались, а моих отца и мужа выходила жена стрелявшего. Спустя неделю они нашли меня в бессознательном состоянии. Отец сказал, что мои губы уже синели, когда они с Далласом увидели бездыханное тело. Каким-то чудом они нашли врача в деревеньке, до которой я не дошла всего пару километров. Меня доставили в крупный город, откуда на пассажирском самолете мы долетели до Лондона.
- Завтрак подан, миссис Лок... Элизабет, - сказала Николь.
Сидя за одним столом со всеми членами семьи и поедая вкуснейшие оладьи, я чувствовала себя самым счастливым человек на свете.
Жизнь в Резиденции была замечательной. Я спала по 16 часов в день, и ни один обитатель особняка не тревожил мой сон. Как только я открывала глаза, Николь уже разливала тесто по сковороде - иначе я не могла объяснить молниеносное появление свежих пылающих оладушек к моменту моего появления в гостиной. Завтракать приходилось в одиночестве, потому что каждый был занят своим делом, а бездумно отдыхать было позволено только мне. Вернее, не позволено, а принудительно навязано. Обычно я просыпалась к одиннадцати - в это время вся семья трудилась в саду - за два года он утонул в сорняках.
Когда я впервые его увидела, то не сразу поверила, что шикарные яблоневые деревья и кофейные кустики исчезли под натиском вымахавших в половину моего роста кустов.
Отец сильно изменился с того времени, когда мы еще жили в Резиденции. Он поседел и заметно подряхлел. Больше не было того Локвуда, которого я знала - последние события его сломали. Так я думала, когда увидела его в первое утро в Резиденции. Теперь же, глядя на то, как он распоряжается строителями, я готова поменять свое мнение. Отец решил, что домик маловат для такого большого количества людей, поэтому с головой ушел в процесс пристройки к дому новых комнат. Думаю, он всегда мечтал о такой старости - с семьей, ожидая, когда повзрослевшие дочери приведут в дом женихов.
Я всем телом ощущала спокойствие, воцарившееся в Резиденции. Отец, сестры, Даллас, Николь и мистер Арелл - все они чувствовали атмосферу уюта, которой мы смогли достичь, только оказавшись все вместе в нашем родовом особняке.
В то утро меня немного мутило - я объелась оладушками Николь. Думала, что полежу на диване, и мне полегчает. Но пришлось избавиться от груза. Поделом мне, нечего жадничать. Да и вообще в последнее время я заметила, что стала поглощать пишу в невообразимых количествах. Николь, может, и думает, что смогла утаить от меня удивленный взгляд в ответ на требование третьей добавки, но я крайне внимательна к подобным мелочам. Впрочем, мне стоило бы быть внимательнее к голосу здравого смысла, который ужасался поведением своей хозяйки.
После посещения ванной комнаты мне стало легче, и я решила присоединиться к членам семьи, которые, задрав округлые части своего тела, ковырялись в земле. Джинни приехала на каникулы - она успешно закончила первый курс. Полная впечатлений от учебы, она второй месяц подряд рассказывает о преподавателях и о том, чему их там учат.
- Доброе утро, Лиззи! - бодро прокричала Анна, привлекая внимание всех обитателей Резиденции к моей персоне.
- Привет, - улыбнулась я, взяв в руки стоявшую у сарая лейку.
Я была удивлена, увидев Далласа на грядках. Он, конечно, помогал выкорчевывать намертво вросшие в землю кустарники, но я хорошо знаю своего мужа - ему это не по душе. Видимо, его вынудило осознание собственного безделия на фоне всеобщей суеты. Хотя мистер Шеллоу не был трутнем - после распада МоркуКорпс он занялся любимым делом - писательством. В Лондоне он сотрудничал с редакцией, которая выпускала его книги огромными тиражами. С отцом они вроде бы нашли общий язык, но я чувствовала холод в их диалогах - папа так и не смог полюбить моего мужа.
Никто не проронил ни слова с того момента, как я вышла из дома. Мы просто молча работали, наслаждаясь присутствием друг друга. Спустя час я была насквозь мокрая от пота - рубашка липла к телу, которое источало стойкий аромат работящего человека.
Вдруг к горлу подступила тошнота, от неожиданности я выронила лейку, которая с грохотом покатилась по земле.
Неужели еще не прекратилось? Дурацкие оладьи, будь они неладны. Меня прошиб холодный пот от осознания того, что все жители Резиденции сейчас увидят мой завтрак. Только не это, я не успею добежать до ванной. Внезапно я почувствовала прохладную руку, взявшую меня под локоть.
- Дышите глубже, Элизабет, - прошептала Николь, уводя меня в дом. Другой рукой она прикоснулась к моему пылающему лбу. Приятная прохлада подействовала успокаивающе. Я успела дойти.
- Вас трясет, - заметила Николь, когда я вышла из ванной, - прилягте, я сделаю вам холодный чай.
- Элизабет, мне кажется, вам не стоит сейчас есть, - неуверенно сказала Николь, когда я попросила принести мне лаймового пирога, - вам совсем недавно полегчало.
- Я знаю, Николь, - прохрипела я. Во рту все горело из-за уже трех за сегодняшнее утро набегов на ванную комнату. Я с опаской смотрела на ватерклозет, когда мыла руки - боялась нового приступа. - Мне нужно съесть что-то кислое, чтобы заглушить тошноту. Твой лаймовый пирог подойдет.
Николь не осмелилась мне перечить.
- Посиди со мной, - попросила я. Большинство англичан меня бы не поняли - с прислугой не принято так дружественно обращаться. Даже мой отец не позволял Хетер садиться за стол одновременно с ним и членами его семьи. Но Николь была для меня кем-то большим, чем человек, который моет за мной посуду и вытирает пыль с полок - она была надежной компаньонкой. Мисс Кросби унаследовала от матери потрясающие качества: тактичность, догадливость, учтивость и умение вовремя помочь. Николь, не обученная этикету, вела себя не хуже придворной леди - манеры были не привитыми, а врожденными. Вот и сейчас, когда я предложила ей из ряда вон выходящее действие, она почти не показала свое смущение, а лишь скромно присела на стул и отхлебнула из стакана, который держала в руках, когда вошла.
С пирогом я управилась быстро - Николь потрясающе готовила. Я не раз заставала ее с кулинарной книгой в руках. Надо бы прикупить ей парочку заграничных рецептов. Лаймовый пирог хорошенько улегся в животе, кислинка во рту отбила тошноту, и я, наконец, почувствовала облегчение. Как приятно поскрипывает папино кресло-качалка. А сидеть в нем одно удовольствие.
Я чувствовала, как падают потяжелевшие веки. И пускай я задремлю в кресле. Иначе растеряю весь сон, пока дойду до спальни.
- Лиззи, как ты себя чувствуешь? - послышался мягкий голос отца. Похоже, вздремнуть все же не удастся.
- Мне уже легче, папа, - улыбнулась я.
- Может, нужно вызвать врача? - обеспокоенно спросил он, присаживаясь на диван напротив меня.
- Нет, спасибо, - ответила я, легонько покачивая ногой.
Отец не был полностью удовлетворен ответом, однако приставать с расспросами не стал. А вот пристальный взгляд Николь все также был направлен на мое лицо. Когда папа вышел, мисс Кросби подошла ко мне.
- Элизабет, извините за вмешательство. Но, - она задумалась, подбирая слова, - я думаю, что вы в положении.
- Я беременна? - Смотрящий, у моей служанки манер больше, чем у меня. Но в гостиной мы были один, а новость меня не на шутку встревожила. - С чего ты взяла?
- Я прочитала много книг в вашей библиотеке, в том числе и медицинские. Спасибо мистеру Локвуду за разрешение пользоваться литературой, - с ноткой благоговения произнесла Николь. - Нужно ли мне вызвать доктора?
- Нет, спасибо, Николь, - покачала головой я, - это просто отравление.
Поднимаясь по ступеням к себе в спальню, я понимала, что мисс Кросби распознала мою ложь. Я просто хотела слинять из гостиной и остаться в одиночестве. Я... беременна? У меня будет ребенок от Далласа? Я остановилась в коридоре и положила руку на живот. Это так... непривычно - ощущать себя в новом статусе. Поначалу я испугалась. Мы с Далласом не заводили разговора о детях и предохранялись. По мере возможностей. После той истории с МоркуКорпс муж ни на секунду не выпускал меня из объятий. Таким страстным я Далласа никогда не видела. Что он скажет, если узнает о моей беременности? Может, я все-таки отравилась?
Однако зачастившие приступы тошноты говорили об обратном. А потом объявилась и первая задержка. Спустя неделю я согласилась на обследование, и врач подтвердил беременность. Домашним я решила пока не говорить. Думала, как их получше подготовить. У каждого из них были свои успехи. Папа вовсю занимался строительством, за год рабочие возвели оба этажа. Оставались сущие мелочи - положить полы, поклеить обои и можно расставлять мебель. Джинни получала высокие оценки в университете и собиралась приехать на зимние каникулы. Тем временем Лондон гудел о знаменитой Риверсайдской скульпторше. Да, творения Анны, наконец, стали пользоваться успехом. Сестренка сколотила неплохой бизнес. Кто бы мог подумать, что Анна, которую я всегда считала дурехой, окажется такой предприимчивой и талантливой?
Даллас тоже находился на пике своей карьеры. В свободные от вдохновения дни он уходил рыбачить на пруду. Иногда брал меня с собой.
Затягивать объявление о будущем пополнении представлялось невозможным. Наконец, я решилась.
- Папа, у нас с Далласом будет ребенок.
Ох, я еще никогда не видела отца таким счастливым.
Было: 37.25 баллов
+0.25 за навык Науки у Николь
+0.25 за навык Изобретательства у Николь Стало: 37.75 баллов
Я застала Далласа в библиотеке. Еще не до конца проснувшийся, в домашнем халате, он искал книгу на сегодняшний день. Я тихонько подошла к нему и обняла сзади за плечи. Его рука проскользила по моей оголенной ножке.
- Доброе утро, родная, - еле слышно сказал он, высвобождаясь из моих объятий и поворачиваясь ко мне лицом.
- Даллас, я хочу тебе кое-что сказать, - я сглотнула комок в горле. В душу снова закрался страх: вдруг он не будет рад?
- Что такое?
- Я... у нас будет ребенок.
- Что? - одними губами прошептал он. Мое сердце замерло в ожидании реакции мужа на объявление о беременности. Он выглядел растерянным.
- Я стану папой? - дрожащим голосом произнес он, отсутствующим взглядом разглядывая мой живот.
- Да, - в горле пересохло. Я понимала, что важность момента требует сказать что-то еще. Я была подавлена. Ну почему в дамских романах все было не так? Почему он не подхватил меня на руки и не стал кружить по комнате?
Пока я жалела саму себя, Даллас опустился на колени и неуверенно положил руки мне на талию, а затем... коснулся лбом моего живота. Я почувствовала прикосновение влажных губ в районе пупка.
- Я так счастлив, - послышался шепот мужа. Он поднял на меня глаза, в которых еле заметно блестели слезы. Он....плачет... - Я счастлив, Элизабет, - уже громче сказал он. А я подумала, да кому нужны эти кружения на руках по комнате, если твой мужчина плачет от радости, потому что скоро станет отцом?
Я и раньше чувствовала бережное обращение обитателей Резиденции, особенно после всего, что мне довелось пережить, а теперь вся семья и вовсе носилась со мной, как с фарфоровой куклой. Анна взяла на себя полную заботу о нас с малышом, ревностно отгоняя других желающих. А помочь хотели все.
Анна ходила со мной в парк собирать цветы и дышать свежим воздухом.
Даллас брал меня с собой на рыбалку, пока на улице не стало слишком холодно для длительных прогулок.
Отец храбрился передо мной, всем своим видом показывая, будто знает, что делать. "Я вырастил троих замечательных дочерей!". В октябре я случайно увидела его в саду с мистером Ареллом. Отец говорил о новой комнате для будущего Локвуда. В голосе слышались истеричные нотки. Он боялся, что мы не поспеем с ремонтом до рождения малыша.
Осенью на Англию опустились дожди и сырость. Но я, как ни странно, полюбила такую погоду. Беременность открыла во мне новые предпочтения. Я стала просыпаться ни свет ни заря и выходить в огород. Николь и ее отважная команда домочадцев Резиденции возродили сад Констанции Локвуд. Теперь там цвели яблоньки, сливовые деревья, бахчи арбузов и куча всего остального. Туманным утром я шлепала по лужам, срывала что-нибудь вкусненькое с кустов, быстро промывала под шлангом, лежавшим тут же около сарая и с удовольствием съедала. Было приятно, что все члены моей семьи оказались достаточно чуткими, чтобы позволять мне время от времени довольствоваться одиночеством.
В свободное время я смешивала успокоительные микстурки. Такая тяга к экспериментам была наследственной от отца, не иначе. Сначала я делала их только для себя, позже ко мне подключились обеспокоенные появлением малыша обитатели Резиденции. И вот у меня уже есть собственная лавка.
Иногда я музицировала. Анна вычитала, что ребенку надо слушать классическую музыку еще в утробе матери. Поэтому ежедневные сидения за фортепьяно стали привычным делом.
Приступы тошноты перестали меня мучить только в ноябре. Я, наконец, смогла вздохнула спокойно и в полной мере насладиться своим положением.
Было: 37.75 баллов
+0.5 за достижение Элизабет карьеры Алхимика Стало: 38.25 баллов
До поздней осени я лакомилась плодами деревьев, выращенных Николь. Насыщение организма витаминами должно было положительно сказаться на ребенке. Поэтому за моим правильным питанием следила вся семья. И, честно говоря, такое вмешательство в мою жизнь было приятно. Как же здорово чувствовать себя любимой.
На улице холодало - я все чаще проводила вечера в своей комнате, лежа на кровати и читая книгу. Папа сделал крупный заказ на литературу, поэтому недостатка в чтиве не было. Леонард Локвуд был не похож на типичных лондонских богатеев. Те воспитали дочерей на дамских романах, не давали вмешиваться куда-либо, кроме управлением собственного дома. Я же знакомилась с общей теорией относительности Эйнштейна.
Зима в 1933-ом была не такая уж и суровая. В Сочельник Даллас повел меня к замерзшей Темзе. С неба сыпались снежные хлопья. Вдыхать морозных воздух было так приятно. Муж пошел вперед, даже не заметив, что я остановилась. Когда Даллас понял, что меня рядом нет, то обернулся и увидел свою беременную жену, с высунутым языком ловящую снежок.
Это было самое романтичное наше свидание. Мы целовались на берегу Темзы под громыхающий бой Биг-Бена.
- Я так люблю тебя, Лиззи, - сказал Даллас, поглаживая меня по спине, - без тебя моя жизнь и не жизнь вовсе.
Муж бережно прижимал меня к себе и шептал, как ждет появления на свет малыша и как рад нашей встрече несколько лет назад. Где бы сейчас я была без Далласа? С кем бы встречалась? Была бы счастлива? Наверняка нет.
К концу февраля я стала сонной, как муха. Поэтому моим постоянным местом пребывания было папино кресло-качалка. Даллас следил за тем, чтобы меня никто не тревожил. Но в этом не было необходимости - обитатели Резиденции круглыми сутками перемещались по дому на цыпочках, чтобы случайно меня не разбудить.
Отец стал чудить.Он помешался на будущем малыше - постоянно разговаривал со мной и другими членами семьи о нем. Каждое сказанное папой предложение было так или иначе связано с ребенком. Сказал, что будет делать для него игрушки. Меня начинало беспокоить его состояние. Даллас уверял, что это лишь не отданная отцовская любовь рвется наружу.
На поздних сроках беременности и я становилась помешанной. Решила вложить большую часть денег Локвудов в местные общественные заведения. Так я надеялась упрочить наше финансовое положение. Инстинкт гнездования у меня тоже появился - благо, была возможность его применить, ведь в марте закончилось строительство новых комнат. И я проводила много времени, выбирая обои, цвет стульев и прочее.
Мы с Далласом прочитали уйму литературы о младенцах. Ни я, ни он не знали, как с ними обращаться. Я могла доверить ребенка Николь, как это было принято в богатых лондонских семьях. Но осознание материнства заставляло думать, что я никого не подпущу к новорожденному.
Это случилось 29 мая 1934 года. Ночью. Далласа не было в моей спальне - он, должно быть, заснул в библиотеке за работой над новой книгой. Мой крик услышала Джинни и примчалась в комнату. Ох, бедняжка, она приехала на предсессионные каникулы, чтобы отдохнуть. Но попала в самую гущу событий.
- Спокойно, Лиззи, спокойно, - истерично кричала сестра, глядя на то, как я хватаюсь за живот.
В дверном проеме показалась сонная Анна. Ее глаза широко раскрылись, и она, развернувшись, с громким топаньем побежала по коридору, а затем на первый этаж, криком пытаясь разбудить весь дом. Всклоченный Даллас вбежал в комнату. Я стала паниковать еще больше. Не хватало, чтобы роды видела вся семья.
Дженевьева родилась в 4:07. Она была самым красивым младенцем из всех, кого я видела.
Было: 38.25 баллов
+1 за выкуп театра
+1 за выкуп продуктового магазина Стало: 40.25 баллов
Привет. Меня зовут Дженевьева Локвуд. Мне 14 лет.
Я пишу сюда от безысходности. Мне просто надо выговориться.
Начну я, наверное, со своего раннего детства.
Элизабет Локвуд скончалась незадолго после моего рождения. Никто не знает, как это произошло, да и в нашей семье эту тему принято не поднимать. Помню ли я ее? Нет.
С семьей мне вообще как-то не повезло. Мой отец - Даллас Шеллоу - заядлый алкоголик. Каждый день от него воняет спиртным. Он совсем не похож на моего деда-джентльмена, постоянно отрыгивает и почесывается.
Обе мои тетки - одинокие старые девы. Джинни все время в отъездах - то во Франции, то в Египте. Анна ни разу никуда не выезжала - постоянно торчит в своей мастерской.
Дед такой дряхлый, что плохо слышит, что я ему говорю. Так что из моих постоянных собеседников - только слуги. Скорей бы совершеннолетие - уехать отсюда и больше никого не видеть.
Было: 40.25
+ 0.5 за третье поколение
+ 0.5 за 50 уникальных воспоминаний Элизабет
+0.5*2 за 100000 очков стремления Элизабет Стало: 42.25
Я росла беспокойным ребенком - часто плакала и чувствовала беспричинный страх. Ни Джинни, ни Анна не могли со мной управиться: то ли от недостатка опыта общения с детьми, то ли слишком свежа была рана, нанесенная смертью Элизабет. Словом, отношения у нас как-то не сложились. Отец в то время пил как лошадь. Слуг я боялась. Поэтому со мной возился дед. Только рядом с ним я чувствовала себя спокойно.
Атмосфера в доме была давящей, если не сказать больше. Если бы не дед, я бы с детства усвоила, что всеобщая угрюмость - нормальное состояние. Леонард Локвуд учил меня разговаривать, гулял со мной. От него всегда пахло свежими газетами и кофе. Я любила этот запах.
Иногда Даллас вспоминал, что он мой отец и пытался делать вид, что мы нормальная семья. Заботиться, правда, он толком не умел. Я не испытывала к нему любви, привязанности ну или что там обычно возникает между дочерью и отцом. И даже не уважала его, когда стала старше. А в те годы я, не привыкшая к его обществу, всегда плакала, стоило ему взять меня на руки.
На непрекращающийся детский рев и громкую ругань отца прибегал дед. Они скандалили. На руках у Леонарда я сразу затихала и прикладывалась к его груди. Отец был в ярости. Поделом ему. Так всегда говорит дед: "Поделом".
Джинни часто плакала - ходила по дому, утирая слезы, жалея меня. Переживала от того, что я расту угрюмая и нелюдимая. А потому как их с Анной попытки наладить отношения я пресекала, было предложено завести мне собаку. Так в нашей семье появился Чарли.
Первое время я его боялась. Отшатывалась, когда он ко мне подходил, и начинала плакать.
Наверное, у старины Чарли от всего этого болела голова.
Было: 42.25
+ 1 за призрака нового цвет (мармеладка) - забыла посчитать этот балл в предыдущем сообщении Стало: 43.25
Понемногу я стала привыкать к новому другу. С Чарли было весело. Мы вместе читали книги. Он смотрел на бумажные листы так, будто понимал, о чем шла речь в сказке. Я лепетала отдельные слова, которые тогда знала, а Чарли что-то по-собачьи урчал.
Глядя на нас, дед умилялся. Cо временем он стал доверять меня Чарли. Пес оказался на удивление умным и постоянно вытаскивал свою юную хозяйку из передряг, в которые та попадала. Однажды дед зашел в гостиную как раз в тот момент, когда я, споткнувшись, ухватилась за угловой столик. Стеклянная ваза покачнулась и стала падать. Дед успел только крикнуть, а Чарли схватил зубами юбку моего платьишка и рывком оттянул меня в сторону. Ваза упала в то место, где только что была моя голова.
Чарли, если подумать, присутствовал при всех значимых событиях в моей жизни. Он был рядом, когда дед учил меня ходить. И подхватывал, когда я покачивалась на нетвердых ножках. И иногда и подталкивал, помогая справиться со страхом.
Я делилась с Чарли вкусностями и игрушками. Помню, как он схватил игрушечного мишку за ногу и начал трясти головой из стороны в сторону. Меня это веселило, Чарли, похоже, было также хорошо. Взамен он делился со мной своими сокровищами: выкапывал из земли какие-то им же зарытые фантики от моих конфет, приносил кости, которые ему давала Николь. Я брала кость в руки и пыталась грызть ее, а Чарли с интересом наблюдал за этим процессом. Потом я протягивала кость ему и он аккуратно из моих рук ее подгрызал. А потом снова приходила моя очередь. Кость, разделенная с Чарли, была вкуснее конфет и печенюшек. Помню, Джинни чуть удар не хватил, когда она это увидела.
У Чарли были невероятно умные глаза. Как будто он все понимал. На отца всегда смотрел с неодобрением. Иногда рычал. И Даллас его побаивался.
Я с младых ногтей запоем читала книги. Дед научил Чарли притаскивать их мне с книжных полок, до которых я еще не дотягивалась. Пес приподнимался на задних лапах, аккуратно зажимал зубами книгу и приносил ее мне. Иногда он притаскивал больше, чем нужно. И я часами сидела, каждый раз прочитывая все, что он принес.
Когда я находилась среди большого количества людей, Чарли уходил подремать. И как бы Николь его не гоняла, спал он исключительно на диване в библиотеке. Что поделать, старина Чарли любил жить с комфортом.
Между отцом и дедом всегда были напряженные отношения. Джинни как-то обмолвилась, что так было и до моего рождения. Дело усугубилось после смерти Элизабет. Если раньше они и терпели друг друга, то только ради нее. Теперь же между ними были не просто прохладные отношения, а чуть ли не самая настоящая вражда. Оба друг друга осуждали и тихо ненавидели.
Каждый переживал смерть Элизабет, как мог. Одно я могу сказать точно: все члены семьи ее безумно любили. У меня сложилось впечатление, что только она и сближала таких разных Локвудов. Потому что после ее смерти все разбежались по своим углам. Каждый спасался одиночеством. В том числе и я. Наверное, так глупо быть одиноким в большом доме, полном людей.
Дед запирался в комнате и тихонько подвывал. Джинни переживала за него - боялась, что удар хватит. Пыталась помочь, утешить, хотя у самой на душе было паршиво. Леонард Локвуд никого в свое горе не пускал. Никого, кроме меня.
Со мной он, думаю, отдыхал душой. Мог обнять, поцеловать в лоб и тихо заплакать, уткнувшись в мою голову. Он любил брать меня на руки и раскачиваться на кресле-качалке. Я засыпала, схватившись пальчиками за его рубашку. Наверное, в те моменты он испытывал смешанные чувства: и тоску по дочери, и радость от того, что у него есть я.
С годами он становился все более нервным. Начинал разговаривать с самим собой. О том, как хорошо было бы отходить Далласа клюкой да побольнее, чтобы очухался от того забытья, в котором находился. Что ж, я не собиралась с ним спорить и выдавала уверенное "мя" в ответ на его изречения.
Еще дед постоянно беспокоился за меня. Наверное, до жути боялся потерять еще и внучку. Поэтому гонял всю семью, чтобы они перекрывали краны, проверяли, потух ли огонь в камине, надежно ли заперта дверь.
Отец был полной противоположностью деду. Свое горе он переживал бурно, на людях. Ему, кажется, вообще было плевать, что о нем подумают. И на меня ему было плевать. Он упивался своей потерей, жалел себя и совершенно забывал об окружающих.
Спустя года три после того страшного события, которое перевернуло жизнь отца, ему предложили провести автограф-сессию в память о написанных им книгах. Это выглядело жалкой подачкой, в качестве дани уважения за прошлые заслуги отца. И что он сделал? Благополучно наплевал на предложенную ему возможность вернуться в привычное русло жизни. Он посмеялся им в лицо и открыл новую бутылку нектара. Дед тогда был в ярости.
Иногда батю переклинивало, и он старался как будто бы возместить ущерб за все свои косяки. В ноябре 1938-ого решил "выгодно вложить деньги". На семейный суд это решение он не вынес, иначе дед бы его даже из дома не выпустил. Даллас просто пошел и сам оформил бумаги. Понятно, что оформление заняло не один день. Как его отсутствие оставалось незамеченным? Да никто из членов семьи особенно не интересовался человеком, на которого был повешен ярлык безнадежного. Теперь Даллас Шэллоу был владельцем трансконтинентальной компании, что, по его мнению, сулило семье несметные блага. Правда, потом отец узнал, что в компании все не так радужно, и с долгами он тоже должен разбираться самостоятельно. Расхлебывать это дело приходилось долго - он судился, ругался. В итоге была потрачена целая куча семейных денег, на которые можно было купить хороший особняк в Лондоне. Предприятие принесло больше убытков, чем доходов.
Дед тогда действительно отходил отца клюкой. И наговорил ему много. Назвал неудачником и тряпкой. И сказал, что отныне семейные дела будет вести он. Дед умел грамотно вкладывать деньги. Влияние Локвудов постепенно охватывало Лондон. То тут, то там появлялись вывески с нашей фамилией. Крупнейшая в городе булочная принадлежала семье, Локвуды были активным спонсором и Лондонской больницы.
Глядя на седого сморщенного старика, трудно было поверить в то, что он держит в кулаке весь город. В скором времени во владение Локвудов поступила и швейная фабрика, и сеть магазинов одежды. Кстати, отец так и не взял фамилию матери. И сама Элизабет была Шэллоу. А вот для меня дед добился смены фамилии на Локвуд. Отец не препятствовал.
Отец же, окончательно смирившись со званием неудачника, расхаживал по дому в халате и распространял мерзкий запах алкоголя. Как-то раз, зайдя ко мне в спальню, он решил поиграть в папочку и стал подбрасывать и ловить свою любимую дочку. Ну прямо семейная идиллия. Джинни подоспела вовремя, чтобы подхватить меня, уверенно летящую на пол. Пьяный отец не сразу сообразил, в чем его обвиняют. А когда понял, стремительно ушел из комнаты.
Впрочем, моменты просветления все же были. Иногда он был трезв и вменяем. И тогда Даллас был если не самым лучшим отцом, то хотя бы не худшим. Он с нежностью целовал меня в лобик, говорил, какая я красавица и как похожа на Элизабет. В такие моменты я была счастлива. Жаль, что случались они не так часто, как хотелось бы.
Было: 43,25
+1*5 - за выкупленные здания: салон красоты, офис, больница, закусочная, транспортная компания Стало: 48,25
- Безмятежность: Сделать так, чтобы ваш сим занервничал.
- Звезда криминалистики: Исполнить мечту всей жизни "Криминалистика: Эксперт-криминалист" (МВЖ Леонарда, забыла наклеить).
Анну я вообще помню плохо в свои детские годы. Она все время отсиживалась в спальне и занималась творчеством. Видимо, это был ее способ не впасть в безумие. По рассказам Джинни она была чересчур эмоциональной, часто плакала. Если бы Анна дала волю эмоциям, то была бы выжата как лимон. И она выпускала их на бумагу. Или в другой материал (если делала скульптуры). Тогда, кстати, ее карьера резко пошла в гору. Анна пачками создавала скульптуры и писала шедевральные картины.
Иногда она пускала меня в спальню, и я поражалась очередной полутораметровой статуе. Как человек вообще мог создать такое? Я не представляла. Анна умела работать с любым материалом: и с деревом, и с глиной, и с камнем, и со льдом. Мне казалось, если я дам ей свою овсяную кашу, она и из нее слепит гениальную скульптуру.
Ее картины расхватывались на ура. Частенько Анна ходила по дому перемазанная краской и пропахшая растворителем. А я испытывала благоговение от того, насколько гениальная личность живет со мной в одном доме.
На себя Анна тратила приличную сумму денег. Она ходила в салоны красоты, заказывала одежду у известных Лондонских модисток. Джинни не одобряла такого расточительства. Я же, став постарше, понимала, что Анна просто пыталась убить время. Видимо, она боялась собственных мыслей. А погружаясь в работу или в поход по магазинам за новым бриллиантовым колье, она не думала ни о чем.
Иногда Анна выходила погулять по глухим безлюдным окрестностям нашего особняка. Правда, не бесцельно - она всегда находила, чем себя занять. Собирала семена, например.
А Джинни эти семена успешно пускала в оборот. Младшая из сестер Локвуд решила заняться садоводством. Не знаю, что ей навеяло такую мысль - то ли она вспомнила о Констанции, то ли тоже искала какого-то дела, которому можно себя отдать. Но получалось у нее хорошо. Сад, с такими усилиями восстановленный всей семьей, под мягкими руками Джинни расцвел. Каждое утро на столе были свежие фрукты и овощи. Каждую неделю продукты ящиками вывозились на продажу.
Джинни чаще всего можно было встретить в библиотеке за книгой. Читала она безумно много. И далеко не художественную литературу. Нет, она брала увесистые научные томики и заседала с ними в кресле до поздней ночи.
Или же запиралась в своей комнате и проводила какие-то исследования. Я особенно не вникала, но вроде бы она изучала камни.
Она не раз заводила тему отъезда. Джинни, видимо, хотелось слинять из дома, чтобы сбросить с себя тяжелые мысли. Она хотела путешествовать. Но почему-то прошло три года, а Джинни так и не уехала.
По ночам она иногда кричала от ужаса. Ей, вероятно, снились кошмары.
Наутро с ней никто не разговаривал о ночных криках. Деликатность - главная черта Локвудов.
Джинни много времени отдавала не только книгам, но и спорту. Выматывала себя до изнеможения. Видимо, чтобы упасть на кровать и заснуть без страшных снов. Каждый спасался, как мог...
Без изменений: 48,25
- Отдых и развлечения: Опробовать дневной комплекс процедур салона красоты.
- Осеменение: Найти 5 семян.
- Космическое любопытство: Исследовать метеорит.
- Прокачка!: Накачать персонажа.
- Примените силу!: Заставить персонажа тренироваться до усталости.
Кто себя точно одиноким не ощущал, так это Николь и мистер Арелл. Не сомневаюсь в том, что каждый из них по-своему любил Элизабет, но людьми они все-таки были чужими. Впрочем, легче им все равно не становилось. Особенно Николь. На нее была взвалена забота о маленьком ребенке. По сути, она единственная, кто был со мной чаще деда. Не думаю, что общество младенца доставляло ей много удовольствия. Но деваться было некуда - меня требовалось кормить, одевать, учить пользоваться туалетом.
Был в нашей семье еще один большой ребенок, уход за которым тоже осуществляла Николь. Пьяного отца надо было довести до кровати, переодеть, а наутро вытерпеть его плохое настроение. За его питанием она старалась следить, но Даллас все равно кусочничал.
Иногда Николь срывалась и брала выходной. В те дни ее обязанности выполнял мистер Арелл.
Подозреваю, что не все дни были у Николь тяжелыми, и иногда она обманывала моего деда, стараясь выделить для себя еще немного времени. Так или иначе, свою работу она все равно выполняла и делала это как всегда блестяще. Впрочем, думаю, она сидела на каком-то доппинге: то ли накачивалась кофе с утра, то ли пристрастилась к настойкам Элизабет. Но иногда она была на удивление бодрая.
Когда у нее выдавались свободные деньки (например, когда отец был трезв, а я проводила время с дедом), Николь подолгу пропадала в сарае, что-то мастерила.
Мне было запрещено подходить к ее изобретениям. Не знаю, работало ли хоть что-то из ее поделок так, как нужно, но вскоре она бросила это занятие.
Иногда она пыталась повторить рецепты настоек Элизабет. Видимо, они были действенными, и моя гипотеза подтвердилась - Николь плотно сидела на "волшебных коктейлях". Правда, добиться такого же эффекта ей все равно не удавалось, как бы ни старалась она вчитываться в рецепты.
Натану тоже было тяжеловато. Он помогал деду в финансовых делах: глаза Леонарда уже не так хорошо видели, а уши слышали далеко не всё. Натан занимался поставкой еды, следил за работой выкупленных предприятий. За те годы, что я его знала, он сильно изменился. Дед сделал из него профессионального дворецкого. Мистер Арелл был учтив, целеустремлен, хорошо готовил и любил возиться с Чарли.
Натан находил время даже на то, чтобы помочь Джинни с садом. Он закупал необходимые удобрения, искал нужную Джинни литературу.
По вечерам, когда почти все Локвуды спали, они с Николь усаживались в гостиной и читали возле камина.
Я не представляла никого другого на их месте. Хотя вопрос об их будущем все еще оставался открытым: Николь хотела детей, мистеру Ареллу тоже нужна была семья. Если бы они тогда ушли из дома, для меня бы пришлось нанимать няню - какого-то постороннего человека. Я не хотела этого всей душой.
В общем, в Резиденции Локвудов хорошо было только нам с Чарли. Мы наслаждались обществом друг друга и никуда не убегали. Правда, в скором времени и это должно было измениться.
Было: 48,25
+ 0,25 за навык Алхимии у Николь
+ 1 за 15 значков Стало: 49,5
Я открыла глаза и сладко потянулась. Солнечный свет заливал комнату, оставляя на деревянном полу теплые квадраты. Как неестественно для туманного Лондона. Это утро было одним из тех, в которые кажется, что ты самый счастливый человек на планете. Снизу доносился запах блинов. Я зевнула и свесила ноги с кровати.
Мне 14, но я намного ниже своих сверстников. И похожа на двенадцатилетку. Джинни говорит, что это замечательно. А я с завистью поглядываю на одноклассниц, у которых под платьями уже проглядывается грудь.
Те события, которые я описывала ранее, остались далеко в прошлом. Люди, живущие со мной под одной крышей, изменились. Мистер Арелл постарел. Хотя седина почти не тронула его волосы, на лице появились глубокие морщины. Он по-прежнему оставался для меня самым чужим человеком в Резиденции. Честно сказать, я его побаивалась и обходила стороной.
Николь, напротив, похорошела. Ей давно пора иметь свою семью. Что с нами будет, когда она решит выйти замуж? Другая служанка никогда не будет такой родной, как мисс Кросби. Ведь Николь росла в этом доме вместе с Джинни и Анной. Она знает нас и каждый уголок дома Локвудов. Не перестаю удивляться тому, сколько в ней энергии. Возможно, причина в ежедневных занятиях спортом.
Пояснение: по неизвестной мне причине некоторые навыки Николь прокачивает быстрее, чем остальные. На прокачку спорта ушел всего один симовский час, при этом ЧХ "Мастер на все руки" была активна. Правда, не знаю, какое отношение ЧХ имеет к спорту. Науку и Изобретательство она тоже быстро прокачала, а вот Кулинарию уже не знаю сколько добить не можем.
Когда я спустилась вниз, то увидела Джинни, сидящую на диване с книгой в руке. Рядом примостился дремавший Чарли. Я ласково потрепала друга по лохматой голове. Он с видимым усилием разлепил глаза и рассеянно лизнул мою руку.
- Доброе утро, Джинни, что читаешь?
- Бла-бла-бла, - примерно это услышала я, когда она открыла рот. Мне, на самом деле, плевать, что она там читает, но меня научили быть вежливой. Полезный навык.
Я не испытывала к Джинни негативных чувств. Она всегда была добра к своей "маленькой Джен". Иногда возилась со мной, читала на ночь, приучала к горшку. Но подругами мы не были. А еще она вечно лезла ко мне с советами.
- Доброе утро, мисс Локвуд, - поприветствовала меня Николь и поставила на стол тарелку с овсянкой. А как же блины? Ах, да, здоровое питание. Сначала овсянка, потом блины. Дурацкие правила. Я не ответила Николь и устало плюхнулась на стул. Мерзкая овсянка. Я со злостью шлепнула по хлюпкой жиже ложкой. Куски овсянки разлетелись по столу. Я вытаращила глаза, когда увидела, что натворила. Воровато огляделась по сторонам. Вроде никто не заметил. Стерла овсянку рукавом.
- Отец будет завтракать? - натянуто спросила я у севшей рядом Анны.
- Леди начинают утро с приветствий, - напомнила мне тетка. Я раздраженно закатила глаза и выдавила резкое "привет".
- Мистер Даллас всю ночь играл на гитаре, - осторожно сказала Николь, присаживаясь рядом, - полагаю, он еще спит.
Я еле слышно чертыхнулась. Опять ему в голову залетела дурь. Теперь он по ночам играет серенады в честь Элизабет. На улице. Соседи наверняка обсуждают нас всем районом.
Вообще, он вроде бы потихоньку начал приходить в себя - даже занялся полезным делом. Превратил хобби в прибыльное дело. Последние четыре года он не вылезал с озера - рыбачил целыми днями. Недавно зарегистрировался, как рыболов и стал продавать улов крупными партиями. А теперь вот снова дурит.
- Доброе утро, леди, - поздоровался со всеми присутствующими дед, - Дженевьева, пусть Николь поможет тебе собрать вещи.
- Мы куда-то едем? - воодушевилась я. За все четырнадцать лет своей жизни я никуда не выезжала - сначала военное положение, потом "поднятие на ноги" дел семьи Локвуд.
- В Париж, - улыбнулся Леонард.
- Ураааа! - прокричала я, подскочив на месте. Подбежала к нему и бросилась ему на шею. - Спасибо, деда!
Собиралась я с большим удовольствием. Но намеренно положила мало платьев, чтобы понудеть добродушному деду на бедность гардероба. Говорят, во Франции самые лучшие платья.
Я знала, что у нашей семьи есть дача в Париже - досталась в наследство моей бабушке - но понятия не имела, насколько она шикарная. Двухэтажный огроменный особняк, две огороженные территории для посадки растений. А какой дивный задний дворик!
Я вдохнула полной грудью и почувствовала, как меня переполняет счастье. Париж совсем не похож на Лондон. Я никогда не видела столько солнца! О, как же я счастлива тому, что мы проведем во Франции все лето!
Было: 49,5
+ 0,25 за навык Спорта у Николь Стало: 49,75
Отец даже не зашел в дом. Он сразу отправился на нектарник. Надеюсь, он проторчит там все лето. Не испытываю ни малейшего желания с ним встречаться.
Я сразу побежала наверх - осматривать свою комнату. Мне она очень понравилась, даже больше, чем спальня в Резиденции.
Дедуля купил мне новое платье. Анна была не очень довольна. "Оно ведь такое дорогое". Ей легко говорить - она в одном и том же годами ходит. А я так не могу.
Книжный шкаф в спальне, правда, пустой. Почитать нечего. Но дед обещал купить книги в местной лавке.
В дверь постучали. Я знала, кто это. Потому что только один человек в нашей семье стучит, прежде чем войти в мою комнату.
- Заходи, деда! - крикнула я. Леонард Локвуд вошел, медленно перебирая ногами. В руках он держал потрепанную книгу.
- Это мне? - спросила я, хотя и так знала ответ. Дед почти все приносил исключительно мне.
- Да, тебе, - прокряхтел Леонард и положил книгу на стол, - это дневник моего отца.
- Ты хочешь, чтобы я прочитала? - спросила я, оценивая объем книги. Как мне могут быть интересны записки моего прапрадеда? Они что, представляют собой какую-то особенную ценность? Я же никому не показываю свои дневники.
- Да, тебе полезно будет узнать историю семьи, - ответил Леонард и оставил меня одну.
Я начала читать, но не осилила и половины страницы. Теодор Локвуд писал очень уж сложно. Поэтому дневник был отложен на полку, а я побежала гулять.
В моем доме очень любили книги - всегда, в любое время, можно было наткнуться хотя бы на одного читающего человека. Джинни листала томики научной литературы.
Николь - книги с кулинарными рецептами.
Я гуляла по Парижу, заглядывая в магазины и оставляя там сотни симолеонов. Мне нравилось ходить за покупками. По-другому гулять я не умела. Не видела ничего красивого в природе. Жуки, пауки и прочие жужжащие, скользящие и кусающие, жаркое солнце, пробирающий насквозь мороз - все это доставляло мне дискомфорт, на улице я чувствовала себя неуверенно. Поэтому когда дед позвал меня посидеть в местном парке, я напряглась.
- Дженевьева, как тебе во Франции? Нравится?
- Да, - ответила я, болтая ногами в новых туфлях.
- Хотела бы ты побывать где-нибудь еще?
Я вскинула голову. Конечно, хотела бы. Хоть бы разок Джинни взяла с собой в Египет - походить по пирамидам:
- Очень хочу, дедушка.
- Отлично, - проговорил Леонард и прикрыл глаза, - в следующий раз поедем в Египет.
Я пришла домой, когда на улице уже стемнело. Сестры Локвуд, Леонард и Николь сидели у костра и жарили рыбку с картошкой.
- Присоединишься, Джен? - спросила Анна, потрясывая шампуром.
- А где отец? - оглядев присутствующих, я сразу заметила, что кого-то не хватает.
- Он спит, - не глядя, мне в глаза ответила Джинни.
Понятно. Значит, приполз в стельку пьяный. Почему он не может просто провести со мной время? Почему?
От грустных мыслей меня отвлек оживленный разговор. Леонард рассказывал о своей молодости. О том, как ловил негодяев. Я любила такие рассказы.
Когда я ложилась спать, то чувствовала запах костра на своих волосах. За окном стрекотали сверчки. В комнату проникал прохладный ветерок. Как хорошо...
Утро в Париже отличалось от Лондонского. Я проснулась от того, что солнце било прямо в глаза. Несмотря на открытое окно, в комнате было жарко. Настроение у меня было замечательным - сегодня планировалось путешествие в музейный замок Ландграабов. Мне до жути хотелось посмотреть на особняк богатеев-родоначальников нынешних Ландграабов, которые уже давно перебрались в Сансет-Вэлли.
Я подбежала к окну и выглянула наружу. Внизу Анна допиливала свою скульптуру.
У меня, честно говоря, сложилось впечатление, что Анна ограниченная и глуповатая. Одни и те же платья, одни и те же увлечения. Если она не занималась скульптурой, значит, рисовала. Больше ее нигде нельзя было увидеть. Книг не читала, по магазинам не ходила, не гуляла в парке. Только плавно переходила от мольберта к скульптурному станку. Цикличная Анна.
В тени дома с книгой сидел дед. Он вроде бы расцвел с переездом. По крайней мере, перестал разговаривать с самим с собой.
Я оделась и заплела косички. Утреннюю негу хотелось еще немного продлить. Потому что она растает, как Лондонский туман, как только я выйду из комнаты и окунусь в круговерть звуков и людей. Забраться с ногами на прибранную кровать - что может быть лучше. Я сидела с закрытыми глазами и наслаждалась приятным жаром от солнечных лучей, падавших на щеки.
В дверь постучали.
- Входи, деда! - звонко отозвалась я, не открывая глаз. - Сейчас пойду завтракать, я уже готова смотреть на старинные штучки Ландграа, - я осеклась, когда увидела, что человек, вошедший в комнату, вовсе не Леонард Локвуд, а мой отец.
- Доброе утро, Элиз... Дженевьева.
Чуть не назвал меня Элизабет. Что, в общем-то, неудивительно. Сколько раз за четырнадцать лет он ко мне подошел? Восемь? Десять? Где уж запомнить имя дочери.
- Чего тебе? - огрызнулась я, проигнорировав приветствие. Отец стушевался.
- Я зашел спросить, не хочешь ли ты пойти со мной на рыбалку?
Он удивил меня дважды за последнюю минуту. С чего бы вдруг очнулся? Четырнадцать лет на вспоминал, а теперь вдруг рыбалка? Может, допился вконец? Я прищурила глаза, пригляделась. Да нет, вроде бы взгляд у него незамутненный.
- Не хочу, я сегодня иду с дедом в замок Ландграабов, - как можно категоричнее заявила я.
Отец заметно напрягся. Я тоже, готовая к агрессии. Но Даллас Шеллоу сказал лишь одно слово, от которого у меня мурашки побежали по телу:
- Пожалуйста...
Не будь стервой, Джен. Может, он и правда хочет найти общий язык?
Его было жалко. И себя тоже. Я столько лет ждала, что он вот так запросто подойдет. Предложит съесть мороженого или еще чего-нибудь сделать вместе. Но этого не происходило. Время шло, и нужда в отцовском внимании пропала. Так я думала ровно до этого момента.
- Хорошо, пойдем.
От того, как просветлело лицо отца, у меня защемило сердце.
Рыбачить с ним было сложно. Он поднаторел в этом деле за столько-то лет. А я брала удочку в руки впервые. Отец вытаскивал рыбу за рыбой, а я стояла неподвижно, тупо уставившись в водную гладь. Честно говоря, я завидовала рыболовным успехам Далласа. Зачем он меня позвал? Поиздеваться?
Отец перехватил мой разгневанный взгляд, когда вытащил очередную рыбеху. Мне стало стыдно, и я отвернулась.
- Держи вот так, - раздался его голос над моим ухом. Ладони отца коснулись моих рук, показывая, как правильно держать удочку. В нос ударил запах сигарет.
Я взяла удочку, как надо, и приготовилась ждать. Вдруг поплавок задергался, леска натянулась. Предвкушая знатный улов, я тащила со всех сил.
- Лягушка? - разочарованно сказала я, когда добыча вылезла на поверхность. - Всего лишь лягушка?
- Зато какая здоровая, - подбодрил отец.
Я улыбнулась. Лягушка и правда была чудовищного размера.
Общаться нам было тяжеловато - после стольких лет отчуждения мы не могли стать хорошими друзьями за один день. Отец принес мне столько боли, что пусть не рассчитывает, будто вечером я брошусь к нему на шею и все забуду. Атмосфера была натянутая, разговор не клеился. Но в целом, время я провела хорошо. Правда, очень быстро устала и уселась на прогретую землю. Отец это заметил и стал собирать удочки.
Пока Даллас копался, укладывая наши вещи, я увидела подошедшую слишком близко птичку. Не боится? Я аккуратно подползла к пернатому созданию и медленно протянула руку. Птица немного подумала и запрыгнула чуть повыше запястья. Лапки были цепкими и острыми. Вообще-то я не любила птиц. Но уж очень скучала по Чарли, которого мы не могли взять с собой, и искала ему замену.
- Пойдем, Джен, - позвал отец. Он выглядел растерянным.
- Что случилось?
- Тебе...м.... понравилось, как мы провели время? - он посмотрел на меня исподлобья, ожидая ответа. Став постарше, я частенько представлял, как он просит меня начать все сначала. В своих мечтах я гордо отмахивалась, а он понимал все свои ошибки. Но было уже поздно. Дженевьева Локвуд отомщена, все счастливы. Кроме человека, который забыл о своем ребенке.
Но когда я увидела его неуверенный взгляд, то смогла лишь выдавить:
- Да, папа.
Мы вернулись домой к пяти часам вечера. Деда я застала за непривычным для него занятием - он копался в саду. Вообще-то, за посадку растений всегда отвечала Джинни - это ей нравилось ковыряться в земле. Иногда помогала Анна - наверное, когда ей совсем надоедали однотипные занятия, что, впрочем, случалось нечасто. Увидев нас, дед нахмурился, но при взгляде на мое раскрасневшееся под жарким французским солнцем лицо подобрел и помахал испачканной в земле рукой. Видимо, ему не очень понравилась наша с отцом вылазка.
Джинни обедала. За все два месяца здесь мы ни разу ни сидели в кухне. На улице так тепло и хорошо, что оставаться в душноватом помещении не хотелось. Я тоже полюбила кушать под открытым небом. Особенно завтракать. Когда глаза еще слипаются от не отошедшего сна, а горло обжигает свежий сваренный кофе.
Анны на улице не нашлось. Дед, крикнув с заднего двора, озвучил мою мысль:
- Джинни, где твоя сестра?
- Пошла на нектарник, - в голосе Джинни послышалось недовольство. Поссорились? И что Анна делает на нектарнике?
А дело было вот в чем. Нет, мне никто не рассказывал, я подслушала тихую перебранку сестер. Они вместе пошли в кафе - попробовать французских круассанов.
И тут они встретили ЕГО. Я толком не поняла, кто он такой. Но впечатлил он этих дурех неслабо. Честно говоря, я не представляю ситуацию, в которой сестрам Локвуд могло бы понравиться одно и то же. И уж тем более я и предположить не могла, что они втрескаются по самые уши в одного и того же француза.
- Уступи, - с нажимом сказала Джинни. Анна, всегда мягкотелая, неожиданно ощетинилась:
- Даже не подумаю.
Остаток дня я пробегала на улице, ловя птиц. Почему-то это занятие приносило все большее удовольствие. Трогать птичку так приятно.
Попался мне только поползень. Он меньше амазона по размерам, такой маленький и хорошенький.
Дед соорудил мне клетку для птичек, и теперь я каждое утро должна была их кормить и убирать мусор. Как же я скучала по Чарли.
Сестры Локвуд не разговаривали друг с другом до самого вечера. Похоже, французик действительно приглянулся обеим. Анна, по ее словам, читала книгу в том же нектарнике, на котором проторчала весь день.
А надутая Джинни в одиночестве сидела около костра. Никто не решался тревожить сестер. Я поддалась всеобщему решению и ушла спать.
Утром я увидела, что Николь стоит за мольбертом. Похоже, Анна заразила ее своими увлечениями. Надо сказать, рисовала Николь довольно сносно. Лучше, чем я. Неужели по окончании картины она станет делать скульптуру?
О, да, она так и сделала. Синдром Анны Локвуд.
Сама она объясняла это тем, что давно мечтала заняться творчеством. Но в Резиденции жизнь кипит, а здесь - медленно тянется, поэтому свободного времени у Николь появилось больше. Когда мечты исполняются - это хорошо. Но постоянный запах красок и растворителя начинал меня раздражать.
Я завтракала овсянкой и щедро намазывала джем на тосты. Утро было в самом разгаре, я - в хорошем настроении. Неделю назад познакомилась с мальчиком - Кристофером. У него невероятно красивые глаза. Жаль, что он часто пропадает в парке - мне не очень хотелось постоянно торчать на улице, высматривая Кристофера, но уж очень хотелось его увидеть. Надену свое новое платье.
- Не хочешь пойти со мной на рыбалку? - прозвучал отцовский голос.
Серьезно? Даже теми же словами? Неужели он понятия не имеет, о чем со мной можно поговорить? Отец был снова трезв. Похоже, вчерашнее времяпрепровождение было не простой случайностью - он действительно хочет наладить отношения. Только делает это до противного неуклюже.
Не нужно его особенно обнадеживать - я не хочу "дружить". К тому же общение с Кристофером приносило мне намного больше удовольствия.
- Нет, у меня сегодня дела.
На этот раз он не настаивал. Молча поднялся из-за стола и ушел. Ну и пусть катится.
В парке Кристофера не оказалось. Значит, он музицирует дома - вчера мы разговаривали о музыке, и он сказал, что играет на скрипке. Я знала адрес. И могла придти - он приглашал позавчера. Но, честно говоря, настроения после утренней беседы с отцом не было. Зачем я его обидела?
Даллас был на том же самом месте, что и вчера. Рыбачил в одиночестве. Я подошла, намеренно шаркая, чтобы он услышал меня заранее. Когда отец обернулся, его губы тронула улыбка. Неуверенная, полусчастливая.
Я взяла удочку, стоявшую неподалеку - возле дерева, и молча встала рядом с отцом.
Мы рыбачили до темноты. И не произнесли ни слова за все время. Я испытывала неловкость от такого молчания, но уходить не хотелось. Было как-то странно... спокойно?
Было: 49,75
+0.25 за навык Рисования у Николь
+0.25 за навык Скульптуры у Николь
+1 за выполненную МВЖ Николь (Наследник да Винчи) Стало: 51,25
Август медленно приближался к концу. Это означало только одно - скоро придется вернуться в Резиденцию.
Отец на днях с идиотско-радостным выражением лица занес в мою комнату игрушечную плиту. Это такая маленькая коробка, похожая скорее на хлебницу, чем на настоящую плиту. Я о ней слышала. В магазинах появилась совсем недавно. Дорогущая.
- Нравится? - спросил он, явно ожидая восторженных криков.
- Пап, ты знаешь, сколько мне лет? Я такие вещи уже лет пять как переросла.
Отец молчал, а взгляд его глаз становился все более жестким. Я была раздражена такой тотальной невнимательностью.
- То есть, тебе не нравится? - свирепо раздувая ноздри, спросил Даллас.
- Нет! - закричала в ответ я.
Спустя мгновение плита полетела в открытое окно, а отец быстрым шагом вышел из комнаты, оставив меня в полном изумлении.
Завтракала я в одиночестве.
Никогда не видела отца в такой ярости. Нет, ну а чего он ожидал? Подарил бы мне еще бутылочку для младенцев. Я понимаю, он четырнадцать лет пробыл в каком-то забвении, но уж не понять, что дарить молодой девушке - нужно быть полным идиотом.
Собрав со стола посуду, я поплелась на кухню. Николь вовсю орудовала ножом - готовила очередное вкусное блюдо. Думаю, ее бы могли взять поваром в ресторан.
Разбросаны по предыдущим главам.
Вообще, Николь как-то подозрительно многим стала увлекаться. После скульптуры и рисования она взялась за написание рассказов. Чистое любопытство? Или тщательная подготовка? Я начинала думать, что Николь просто готовится уйти от нас.
Спустя пару часов я увидела их с Джинни, играющими в шахматы. Точно, собирается уйти и оттачивает навыки. Только кем она хочет пойти работать? Вообще, можно было бы проявить хоть капельку благодарности моему отцу за то, что привел ее обратно к Локвудам. Проработала бы лет до сорока, а потом бы уходила на все четыре стороны.
- Ты чего слоняешься без дела? - шутливо пожурил голос деда откуда-то из-за спины. Я вздрогнула.
- Задумалась.
- Могу предложить более приятную пищу для размышления, чем подглядывания за молодыми девушками.
- Какую? - улыбнулась я.
- Я приглашаю вас в музей, юная леди.
Как я благодарна дедушке за то, что повел меня в это прекрасное место! Я никогда не видела столько великолепных картин. Ну почему я не умею так рисовать? Аннушкины каляки, конечно, уступают произведениям искусства, но даже они могут занять местечко в музее. Николь - и та умеет рисовать.
К одной из картин я возвращалась несколько раз. Ей же заинтересовалась девочка моих лет. После перебрасывания типичными приветственными фразами мы разговорились и вышли на улицу, чтобы не мешать посетителям любоваться картинами. Тесса оказалась местным жителем и ярым поклонником французского искусства. Подражая ей, я старательно выводила высокие ноты песни "Филлип и его Кенспа".
Должно быть, это звучало ужасно. Тесса смотрела на меня со снисхождением. Тьфу ты, заносчивая француженка.
Девчонка мне наскучила, и я отправилась обратно в здание. Дед обещал отвести меня в самое дорогое французское кафе. А потом мы собирались пройтись по магазинам.
Отмокая вечером в ванной, я думала об отце. Дженевьева Локвуд - полная дура. Он хотел сделать мне приятно, а я повела себя, как стерва. В очередной раз.
Извиниться не получилось - с самого утра его никто из членов семьи его не видел. И не знал, куда он делся.
Впрочем, он был не единственным, кто слинял из дома. Анна с утра пораньше отправилась к своему французику. Джинни же весь день просидела за шахматами с таким выражением лица, что я побоялась с ней разговаривать.
Отец вернулся поздно вечером. Пьяный. Какая же я дура. Дура.
Стыдясь своего поступка, я улизнула из дома рано утром. Посетила местную библиотеку, сходила в театр. Под вечер ноги сами принесли меня в то же кафе, в котором мы были с дедом. Я наслаждалась вкусом коктейля, как вдруг за мой столик подсела какая-то наглая девчонка.
- Эй, ты - Джиневра Локвуд?
- Дженевьева, - поправила я, смерив нахалку презрительным взглядом, и добавила, - деревенщина.
Девчонка нахмурилась. А нечего вести себя, как обезьяна. Специально для таких как она правила поведения в обществе придуманы. Девчонка встала, быстро обогнула столик и схватила меня за локоть. Как больно!
- А ну-ка повтори, дрянь!
Я не растерялась и выплеснула содержимое своего стакана ей в лицо и отчетливо произнесла:
- Де-ре-вен-щи-на.
Мокрая и злая, она прошипела:
- А ты, стало быть, королевских кровей? Чего тогда твой отец-забулдыга каждую ночь играет на своей гитарке и мешает всем спать? Он такой никчемный, над ним весь наш двор смеется.
Зря. Очень зря.
***
- Драка в ресторане? - бушевал дед, пока я сидела перед ним на стуле, виновато опустив голову. - Дженевьева, ты сведешь меня в могилу своим поведением.
- Я отстаивала честь семьи, - пробурчала я, поставив ноги на стул и подтянув к груди колени. И моментально получила по ним шлепок.
- Сядь, как леди, - одернул дед. Я молча смотрела ему прямо в глаза. Долго. Не отрывая взгляд. Он делал то же самое. В конце концов, я сдалась и села, как он хотел.
- Она обозвала отца забулдыгой.
- Он им и является! - закричал дед.
- Нет, не является! - я вскочила на ноги, пнула стул, который под моим удар свалился с жутким грохотом, и выбежала из комнаты.
***
- Кристофер, я не знаю, что мне делать, - жаловалась я, утирая слезы. Мальчик с прекрасными глазами внимательно слушал мои самокопания. Кристофер был не по годам умен и часто помогал мне советом. Он коснулся теплой рукой моей ладони.
- Я понимаю, ты не можешь простить отца. Но он же хочет с тобой общаться, ты дорога ему. А еще ты дорога мне.
Я всхлипнула.
- Кристофер, я завтра уезжаю.
- Так скоро? - по его голосу я поняла, что он ожидал этого, но все равно не мог смириться.
- Дда, - заикаясь, ответила я. Он приблизился ко мне и в сумраке кустов большого парка подарил мне первый поцелуй. Какими мягкими были его губы, сколько любви было в его поцелуе. Так жарко обнимать друг друга можно только в четырнадцать.
- Я буду скучать, моя любимая Дженни, - прошептал он, целуя меня в губы.
До дома я добрела поздно. Горящий во всех окнах свет явственно намекал, что меня уже обыскались. Но идти в дом я не торопилась.
- Прости меня, папа.
Он сидел возле разведенного огня. Освещенное пламенем, его лицо казалось мне невероятно красивым.
- Иди погрейся, ты совсем замерзла, - он растер своей большой рукой мою спину. И впрямь, стало чуть теплее.
Мы держали руки над огнем и не знали, что друг другу говорить. Джинни безмолвно прошла мимо нас и остановилась, всматриваясь вдаль. Мне было понятно ее беспокойство - уже так поздно, а Анны все еще нет дома. Она осталась с французом? Наплевать.
Отец первым нарушил молчание:
- Дочка, я... не знаю, сможешь ли ты меня простить за все..., - он пытался подобрать красивые слова, но потом просто сказал, как есть, - эти годы. Потерять Элиз, - он запнулся, - Элизабет было очень тяжело. И не проходило бы ни дня, чтобы я не думал о тебе. Но ты так похожа на мать, что я с трудом мог смотреть на тебя. Прости меня, Джен.
- А как же я? - закричала я. Мой голос прорезал ночную тишину. Отец вздрогнул. - Мне тоже было тяжело.
Он обнял меня. И я затихла.
Было: 51,25
+0.25 за навык Кулинарии Николь
+0.25 за навык Писательства Николь Стало: 51,75
Я вбежала в дом с громким криком "ЧАРЛИИИИИ". В ответ послышался оглушительный лай, а потом я чуть не утонула в слюнявом поцелуе моего шерстяного друга. Он тосковал по мне. Чарли гавкал заливисто, с чувством. От избытка эмоций его голос сошел до хрипа. Я видела, как сильно он соскучился. Наверное, решил, что мы оставили его насовсем.
Находиться дома было приятно. Но, если честно, я бы с удовольствием вернулась обратно во Францию, прихватив с собой Чарли.
Следующим утром я проснулась от громкой ругани на первом этаже. Сцепились Джинни и Анна.
Никогда не слышала, чтобы кто-то из них так кричал. Наверное, любовь - очень сильная штука. Они жили бок о бок тридцать два года, ели из одной тарелки и делили друг с другом смех и слезы. А теперь громкие хлопки дверьми, повисшие в воздухе рваные оскорбления и чемоданы в дверях.
Для деда это было ударом. Он заперся в комнате и сидел надутым на весь мир около недели. А когда выходил, то из его бурчания я научилась разбирать отдельные выражения "воспитал" и "на свою голову".
- Пап, любить больно? - спросила его я ранним сентябрьским утром за завтраком.
- Да.
Я опустила голову. Они, наверное, просто ничего не понимают в жизни.
- Нужно любить так, чтобы не забывать о себе.
- Так не получится, - возразил отец и вышел из гостиной. Глупый.
***
И почему все плохие новости я узнаю обычно утром?
Николь и Арелл собираются уехать. Оказывается, у них давно роман. А ведь я не раз замечала, что дворецкий поглядывает на Николь, но не придавала этому значения.
Дед понимающе кивнул, когда услышал новость, хотя я знаю, что он был ошарашен. Николь жила в Резиденции с пеленок. И все думали, что она поступит, как ее мать - останется с нами до... конца? Николь и Арелл объявили о своем отъезде за месяц, чтобы мы успели найти прислугу. А пока они сами искали работу и готовились к отъезду. Мисс Кросби запоем читала книги, как будто хваталась за соломинку и пыталась как можно большему научиться.
Она беременна. Вот, зачем Николь и Арелл спешат уехать - ждут потомства. Почему все вокруг бегут из Резиденции?
Мы не нашли слуг за месяц. Отец и дед были придирчивы к каждому, кто входил в наши двери. В итоге мы остались вчетвером.
К нам приходила миссис как-ее-там, убиралась и готовила. Я не сказала ей ни слова. Зачем связывать себя отношениями с людьми, которые тебе не нужны?
Все чаще мне мечталось улизнуть куда-нибудь из Резиденции. Здесь становилось душно и неуютно. Возможно, в ноябре я уговорю отца поехать в Египет. Если раньше я хотела побыть одна и грубила людям, чтобы только меня оставили в покое, то теперь стало как-то... одиноко.
Отец стал часто отлучаться из дома. На вопросы о том, куда он ходил, отвечал лишь что-то вроде "беспокоиться о твоем будущем, малышка". Надеюсь, он не жениха мне выбирает.
Сейчас найти высокооплачиваемую работу трудно. Об этом я слышала от Николь. На кой они уехали тогда - непонятно. Наплевать. Важно другое:
я вообще не помню, чтобы кто-то из членов моей семьи работал. Откуда брались деньги, я не знала, но представляла, что из большого сундука в подвале.
Отец перестал пить. И распродал весь свой бездонный нектарный погреб. Я слышала, он выручил за него плохую сумму. Некоторые бутылки собирал еще дед - выдержка у них приличная. Кстати, о деде - нектарная лихорадка затронула и его. Он возвращал к жизни старую тарахтелку из погреба. Нектарница работала с трудом и временами. Грохот во всем доме стоял ужасный.
Правда потом он превращался в приятный звук звенящих монет. Мой гардероб пополнялся все новыми платьями.
Леонард Локвуд упорно подсовывал мне все новые дневники членов нашей семьи. На этот раз в моих руках оказалась книга с записями, сделанными прапрадедом. Подавив зевок, я открыла дневник на случайной странице и пробежала взглядом по строкам. И больше не смогла от него оторваться.
Было: 51,75
+0.25 за навык Смешивания Коктейлей у Николь
+0.25 за навык Социальные сети у Николь
+1 за члена семьи, ставшего русалкой (Николь)
+1 за МВЖ Далласа (Бездонный погреб) + 0.5 за 50 воспоминаний Николь
+1 за 100000 очков стремления у Николь Стало: 55,75
Вечер стал моим любимым временем дня. А все потому, что дед читал мне на ночь дневники наших предков. Я, наконец, узнала историю о МоркуКорпс, о хитроумном плане отца и деда развалить эту организацию. О том, как тяжело пришлось Элизабет. Узнала я и о своей бабушке Констанции, и о вражде сестер Локвуд, и о том, каким блестящим полицейским был Теодор.
Дед проводил со мной все больше и больше времени. Поэтому когда он не спустился к завтраку, я встревожилась.
- Тебе не здоровится? - прошептала я, входя в его комнату.
- Да, Лиззи, мне немного нехорошо. Вызови доктора.
Я осторожно закрыла дверь. Лиззи? Неужели он меня не узнал?
Доктор прописал деду постельный режим и о чем-то долго беседовал с моим отцом.
Пока Леонард шел на поправку, я снова оказалась предоставлена самой себе. Отец стал больше работать. Сидел в кабинете часами, что-то подписывал, высчитывал. Нередко у нас в доме были посторонние - деловые партнеры.
Правда, иногда он выкраивал время на рыбалку.
В конце сентября моя фамилия попала в список почета. Я побежала на озеро. Завидев отца, радостно закричала, размахивая тетрадкой:
- Я лучшая, папа, лучшая!
- Тише, - шикнул Даллас, - ты распугала всю рыбу. Как хорошо клевало!
- Ты кого-нибудь замечаешь кроме себя? - мой голос дрожал от злости, руки были сжаты в кулаки. Хотелось ударить отца, отобрать удочку и забросить подальше в озеро. Поэтому, чтобы окончательно распугать ему всю рыбу, я закричала. - Никого ты не видишь!
Он что-то говорил, но слышали это лишь мои сверкающие пятки. Я сидела в комнате до вечера, стойко держа оборону против мисс Как-ее-там. Она уговаривала меня спуститься к ужину. Мерзкая, гадкая. Недавно начала строить отцу глазки. Охотится за его богатством, дура.
В дверь снова постучали.
- Уходи, я не спущусь к ужину.
- Прости меня, - послышался глухой голос отца. - Я повел себя глупо. Ты молодец, Дженевьева, трудно было попасть в список почета?
- Не очень, - с плохо скрываемой гордостью ответила я и открыла дверь.
Дед пришел в себя, снова занялся изготовлением нектара и выращиванием овощей и фруктов. Жизнь вернулась в привычное русло.
Но почему же меня не отпускает стойкое чувство, что все как-то неправильно? И почему дед шепнул Чарли "Оберегай ее", когда они гуляли на заднем дворе?
Я уже давно не маленькая девочка и все понимаю. На одного Локвуда станет меньше. Надеюсь, это произойдет как можно позже.
Теперь, смотря в зеркало, я больше не вижу низкорослую девчонку. Передо мной симпатичная девушка с пухлыми губами. Отец говорит, что они достались мне от Элизабет.
Ближе к пятнадцати годам я внезапно стала полнеть. Вернуться в привычную форму было невероятно трудно - приходилось отказываться от оладушков, блинчиков и пирогов, которые пекла мисс как-ее-там. Она по-прежнему ходит к нам, убирает и готовит, но ни отец, ни дед не собираются приглашать ее на постоянное жительство в Резиденцию. И правильно.
Отношения с отцом вроде бы сдвинулись с мертвой точки, но нам пока все равно очень трудно общаться. Он меня не понимает, не знает, что для меня важно и чего хочется. Я мечтала полюбоваться звездами на крыше музея, а он посадил меня под домашний арест.
Я впервые попробовала алкоголь, когда мне было пятнадцать. Бутылка нектара, случайно незамеченная дедом во время чистки подвальных залежей. Мне казалось, что я полна свежих идей и способна хоть сейчас освоить что-то новое. Но это был всего лишь хмель.
Наутро голова жутко раскалывалась, и я, сославшись на нездоровье, провалялась в постели весь день. Никто вроде бы ничего не заметил.
Зная по отцовскому опыту, что наутро нужно выпить что-то еще, чтобы придти в себя, я обшарила весь подвал в поисках спиртного. Я готова была выпить что угодно, лишь бы унять эту дикую головную боль и избавиться от сухости во рту. И тут мне на глаза попались настойки, которые делала Элизабет. Сориентировавшись по этикеткам, я нашла что-то вроде лечебного снадобья и опрокинула бутылку залпом. Отпустило почти сразу же. И тогда я поняла, чем хочу заниматься в ближайшее время...
Это все неправда. Я просто сплю, и мне снится кошмар. Нужно только подождать, пока наступит утро.
Мы оба были в саду. Я смотрела на звезды, дед поливал кофейные кусты. Как вдруг он схватился за сердце, пошатнулся и повалился на спину.
- Деда! - истерично закричала я, подбежав к нему. В виски ломилась единственная мысль: "Что я должна сделать?" Как ему помочь? Позвать на помощь?
- Па... - вместо крика хрипение, остаток слова скомкал ветер. Дед дышал. Он жив! Жив! Я плакала от счастья. Мы вызовем доктора, и кризис снова минует, как два года назад. И все будет хорошо. Но какой-то маленький противный кусочек моей души знал, что не будет.
- Констанция, - свистом вылетело из его горла, - я так рад.
Последний вздох.
Я набрала в легкие воздуха и закричала.
Отец примчался почти сразу же. Он увидел лежавшего на земле Леонарда, наклонился к нему и прислонил ухо к его груди. Я захлебывалась слезами.
- Джен, уйди отсюда, - приказал он.
- Я нику.. - застрявшие в горле слезы не давали мне дышать, я беззвучно хватала воздух ртом. Отец побледнел.
- Живо!
Никогда не слышала, чтобы он так кричал. Я не смогла уйти. Налитые свинцом ноги вросли в землю. Как быстро потемнело. И дворик становился все меньше и меньше.
***
Я очнулась в своей спальне. Потеряла сознание? В доме было шумно. Это был сон! Всего лишь сон! Я вскочила на ноги, с широкой улыбкой выбежала из своей комнаты и.. наткнулась на Джинни в черном платье.
В комнату отца я практически вломилась. Он сочувственно погладил меня по спине:
- Успокойся, Дженевьева, ты должна это пережить.
- Я не могу, - слезы бесконтрольно лились на отцовский жилет, я уткнулась повлажневшим носом в его плечо.
***
Когда все закончилось, в доме снова воцарилась тишина. Липкая и жуткая. Резиденция была чужая. На душе тяжело. Я ждала ночи, чтобы заснуть и забыть о том ужасе, который пережила. Почему он ушел? Он ведь всегда был рядом. За что бы я ни бралась, перед глазами всплывало добродушное лицо деда. Я слонялась по дому без дела и постоянно плакала.
Часто приходила на то место, где всё случилось. Трогала шершавые листочки кустов и ревела. Они выращены его заботливыми руками. Этот дом построен его руками. Наша семья создана его руками.
Сердце снова пронзила боль, глаза слипались от слез. Хотелось лечь на землю и представить, что не существую. И ничего не произошло.
- Дженевьева, - с болью в голосе произнес отец. Я резко обернулась. Он наблюдал за мной. На лице сочувствие, желание помочь.
- Я не могу, папа, я все время вспоминаю деда, - при упоминании о нем высохшие глаза снова наполнились слезами.
Отец обнял меня. Аккуратно взял за подбородок и вытер слезы большими пальцами.
- Пожалуйста, Джен, не плачь. Я не хочу потерять еще и тебя. Ты - все, что у меня есть.
- А я хочу потеряться, - закричала я. Почему мне так больно? Ну почему?
- Давай уедем, пап, - всхлипывая, попросила я, - здесь ужасно. И Констанция, и Элизабет, и дед - они все умерли тут, в этом дворе. Прошу, забери меня отсюда.
- Хорошо-хорошо, - успокаивал отец, проводя ладонью по моим волосам, - обещаю, мы уедем.
