Играть в твою игру,
И разрушать себя,
Я не хочу рубить на части,
Свой мир и собственное я...
Но словно яд во мне
Твой танец тысячи ночей,
Ты топишь в них мечту о сказке,
Боясь остаться вдруг ничьей...
Одно мгновенье, короткий миг-
Острее боли твой прощальный крик.
Каждый рассвет
Ты исчезаешь в поднебесье,
Каждую ночь
Как наваждение мчишься ко мне.
Кипелов В. – Наваждение.
***
«Мир снова замер и стал медленно плавиться, как старая угодившая в жадное пламя камина фотография. Картинка окружающей действительности сжалась до размеров одной полуразрушенной комнаты, стены которой вспучились отвратительными волдырями ожогов, будто что-то успешно плавило тонкую ткань реальности, и вот-вот должно было прорваться в привычное для меня пространство откуда-то извне. Желудок от нахлынувшего ужаса скрутило узлом, а ноги буквально примерзли к полу. Я физически ощутила, как температура тела упала на столько, что кровь в венах буквально выстыла. Биение сердца замедлилось до такой степени, что каждый редкий удар его звучал подобно набату, отсчитывающему последние мгновения моей неудавшейся жизни, и отдавался оглушающей все нарастающей болью в висках. Она обжигала, жалила, тысячами раскаленных до красна игл впивалась мозг, изгоняя последние жалкие крохи сознания из моей раскалывающейся на части головы. Грань между тем страшным кошмаром, что преследовал меня во сне последние недели, и явью истаивала с поразительной скоростью и вот уже выгоревшее в огне беспамятства помещение клуба заволакивает белесые клочья промозглого жаждущего поглотить меня тумана. Крик замирает в горле, когда ее когтистые покрытые гниющими струпьями руки сжимают в удушающем кольце мою шею. Легкие, обожженные ледяным алчущим воздуха пожаром, сводит последней судорогой. Я чувствую, как моя душа освобождается от телесных оков, лишается этой хрупкой смертной оболочки, как она обретает неизведанную до этого абсолютную свободу и устремляется прочь в изголодавшуюся тьму.
Но она теперь не властна надо мной и не вечна.
Пронзая впившийся в меня со всех сторон мрак небытия, сияющее первозданной белизной, словно вырубленное из цельного куска алмаза Дерево внезапно предстает перед моими слезящимися глазами.
Меня неотвратимо влечет к неровным, грубо сработанным граням его ствола, и оно в ответ радостно склоняется ко мне на встречу, бережно принимая в объятья своих угловатых, похожих на кристаллы и лишенных листвы ветвей.
Оно совершенно. Не коснуться его алмазного тела не возможно.
И все, что было до этого момента, становится не важным и далеким.
Это Дерево есть моя жизнь, пронзающая своими корнями все планы мироздания.
Это дерево - это я.
Последнее, что я ощущаю, растворяясь в его алмазной коре, это безжизненное древко волшебной палочки, выскальзывающее из моих безвольно опущенных рук».
***
- Да уйди же ты…! – последний раз отчаянно закричал Вейн, все еще ощущавший за спиной приближение девушки, как вдруг все вокруг изменилось.
Мир вокруг померк, утратив привычные сочные краски, словно все действо перенеслось в черно-белое кино. Темнота перестала ютиться по углам и вырвалась на волю, жадно вгрызаясь в застывшие в нелепом оцепенении фигуры. Вампиры замерли с исказившимися от изумления лицами и, в их сверкающих потусторонним светом глазах, отразилось замешательство. Но через один гулкий удар сердца оно сменилось страхом. В обрушившейся со всех сторон на Дрейвена тишине внезапно раздался оглушительный треск, словно кто-то резко сорвал с себя до предела наэлектризованную ткань, а затем чья-то рука вонзилась в его плечо, пронзая плоть и переламывая ключицы.
Что-то или кто-то, обладавший чудовищной силой, рванул дико не по-человечески кричавшего вампира назад, отбрасывая его со своего пути сломанной куклой.
Дрейвен пролетел добрых три метра, пока не врезался в дверь, снеся эту легкую перегородку всей массой своего крепкого тела. Удар был такой силы, что выбил весь воздух из его легких, а раздавшийся за спиной хруст и полный боли душераздирающий вой возвестил о том, что его противнику, который так и не разжал своей хватки, ударом перебило хребет. Вейн попытался встать, но тело его более не слушалось, исчерпав на сегодня весь запас жизненных и регенерирующих сил.
Он так и остался полусидеть возле стены, безвольно раскинув искалеченные руки и медленно истекая кровью из разорванных вен. Та грань, перейдя которую вампир до поры до времени «умирает», что бы спустя время «воскреснуть» вновь, была уже близка, и единственное что сейчас мог Дрейвен, ожидая ее это смотреть на то, что твориться вокруг него не в силах чему-либо помешать и что-либо изменить.
Он видел, как в совсем недавно уютном помещении клуба возник маленький вихрь, как он стремительно разрастался, пожирая сверкающие осколки битого хрусталя, как срывал со стен тяжелые портьеры, расшвыривал и опрокидывал мебель со своего пути. Вейн ощутил, как разряженный воздух напитался озоном, как пока еще слабые вспышки энергетических разрядов выстреливали свои щупальца в тела разбегающихся в панике вампиров, вонзались в их плоть и тащили своих упирающихся, верещащих от ужаса жертв назад, что бы их поглотило тело беснующегося в помещении дикого ветра.
Молния ударила совсем близко от Дрейвена и он не мог даже пошевелиться, что бы избежать ее. Но белокурый вампир оказался ей совершенно не интересен. Она обогнула беспомощного мужчину, а затем словно гарпун, подцепила придавленного им вампира и потащила за собой его испустившее последний вздох тело. Сестра ее, семихвостой сияющей плетью стремглав метнулась куда-то вбок и через мгновения мимо брата Кера проволокла истошно вопившего Жерара.
Предводитель местных вампиров сопротивлялся что было сил, пытаясь уцепиться хоть за что-то, буквально вспарывал ногтями пол и оставлял после себя длинные борозды. Но та сила, что захватила его, была во много раз сильней и не оставила шанса своему пленнику.
- Пощади! Пощади!!! – визжал предводитель ковена. – Ты! – в отчаянье своем он впился глазами в Вейна и завопил еще сильнее. - Умоляю! Скажи ей… Пощады….Умоляю
Новый разряд вырвался из тела смерча и словно раскаленная добела лента обвился вокруг головы Жерара, плотно залепив ему рот. Наэлектризованный до предела воздух тот час наполнился запахом паленой плоти, и вампир еще сильнее забился в магических путах….
- Пощады? Вам ли, предавшим заветы Праотца моего, просить пощады? – голос, подобный утробному завыванию могильного ветра, прокатился под сводами разгромленного зала и, отразившись от мертвых стен, наполнил своим леденящим душу звучанием царство давящей тишины. Звук этого чужеродного по природе своей голоса заставил и без того седые да непокорные волосы Дрейвена не только встать дыбом по всему телу, но и посветлеть еще на один тон. Впервые, за бесконечные мучительно долгие годы существования в виде практически бессмертного создания, в недрах его отравленной проклятием вечной жизни души, свил свое гнездо первозданный ужас, такой глубины и силы, что та, другая, неуправляемая и безумная в злобе своей личность Вейна, предпочла затаиться на задворках сознания и отступиться от извечной борьбы за право владения его телом. Но, на подобные перемены в своем психическом состоянии израненный вампир даже не обратил ни малейшего внимания – слишком уж он был поражен происходящим. Он поначалу совершено не понимал природы тех могущественных сил, что обрушили свою бесконтрольную ярость на его соплеменников.
Беспомощный Дрейвен, позабыв о режущей каждую его клеточку боли, мог лишь наблюдать, как перед его широко распахнутыми глазами готова разрушиться граница двух миров – материального и астрального.
Вот, хаос из поднятых беснующимися вихрями обломков замер, а затем с тихим перезвоном осыпался на пол сверкающей пылью. Змеи-молнии сплелись в тугой шевелящийся кокон, в то время как их товарки с удвоенной яростью впились в плоть оплетённых их сияющими телами вампиров. Кокон ожил, сдвинулся с места и поплыл по воздуху по направлению к извивающемуся и отчаянно мычащему Жерару. Но, не достигнув буквально пары метров до него – распался и из него выступила, обвитая молниями, будто диким плющом, Мелисандра.
Мертвецки бледная, едва ли не прозрачная, она словно растворялась в воздухе, мерцая и искажаясь, подобно миражу, застывшему на рубеже двух миров. Ее волосы растрепались и тяжелым облаком шоколадных кудрей рассыпались по напряжённым плечам, словно на них лежала тяжкая непосильная ноша. Лицо девушки казалось белее мела и не выражало никаких эмоций, только без времени застывшая слезинка на ее фарфоровой щеке была единственным доказательством недавнего присутствия хоть каких-то человеческих чувств. Тело же ведьмы то вторгалось в реальность, обретая узнаваемый облик, то отступало в Астрал, где принимало не свойственные ему черты совершенно другой личности.
Дрейвен с ужасом осознал, что сейчас плоть ее, служила мощнейшим проводником, не позволявшим зыбкой границе двух миров разрушиться и схлестнуться друг с другом в извечной борьбе. Эти две материи совершенно разные по природе своей при столкновении породили бы чудовищный всплеск силы, способный в одночасье на месте клуба оставить глубокую воронку. Так бы и произошло, если бы тем, кто спровоцировал этот разрыв в материи, не оказалась Мелиса, в чьей власти была возможность обуздать и направить этот поток в другое русло.
Все сверхъестественные существа в этом мире, будь то фея, вампир или оборотень, были порождены при участи энергии Астрала и, так или иначе, связаны с ним. Оборотни особо мощно поглощали ее во время полнолуния, для того что бы принять облик волка. Вампирам она давала возможность использовать свою особую магию, одним из проявлений которой являлась возможность управлять сознанием намеченной жертвы, проникать в ее мысли и сны, что так же связаны с Астралом. Даже пыльца фей была ничем иным как астральной энергией, принявшей вполне овеществлённую и осязаемую форму.
Но, ведьмы и маги были более прочих крепко связаны с Астралом и могли свободно манипулировать его энергией в мире живых. Они черпали свою силу из мира Духов. Кто-то в меньшей степени, кто-то в большей. Это не зависело от их желания, просто такова была природа абсолютно любой аномалии, что корнями своим уходила далеко за пределы материального мира. Колдуны были плотно привязаны к своему потоку - «источнику», как назывался он в их среде, благодаря которому могли творить свое волшебство. На протяжении всей жизни чародея или любого другого сверхъестественного существа такой источник был один. Он возникал вместе с владельцем и иссякал при его смерти. Все маги на протяжении всей жизни усердно пытались расширить этот канал, по которому энергия Астрала поступала в их распоряжение. Это, не смотря на очевидный риск утратить свою личность под натиском энергии духовного мира, значительно увеличивало их потенциал и магический резерв, что в свою очередь давало возможность обрести больше силы и могущества. Но ни один из этих магов никогда бы не мог самостоятельно прорубить другой канал в изменчивый мир Астрала и уж тем более подчинить его себе. И только Исида не единожды смогла нарушить этот закон природы. Она рвала плоть мира вновь и вновь, тем самым сея хаос и разрушение по обе стороны границы, что в итоге и привело к ее падению и пленению, которого она все же смогла избежать.
И вот спустя множество тысячелетий с тех времен ткань мира снова готовилась быть прорванной, совершенно не опытной, но обладающей огромным потенциалом ведьмой.
Дрейвен отчаянно пытался встать, чтобы не дать случится не поправимому – не дать Мэл раствориться в Астрале. Хрупкое тело Мелисы не было готово к таким перегрузкам, которые влек за собой Разрыв. Ее постепенно истончающаяся физическая оболочка едва вмещала и не могла надежно сдерживать этот поток чистой энергии.
Эта сила, поглощаемая телом Мелисы, принимала вид белого пламени, яростное сияние которого изливалось из ее глазниц, тяжелыми каплями жидкого огня стекало с кончиков пальцев и, достигнув пола, с громким шипением превращалось в еще одну змею-молнию. Каждый импульс, пробегавший по телу ведьмы, ознаменовал собой новый всплеск силы, очередной удар по плотной ткани мира извне. Дрейвен догадался, что какой коварный дух завладел телом ведьмы и теперь пытался прорваться в этот мир, вливая в ее слабый еще источник силы энергию чудовищного масштаба. Такого не подготовленная ведьма, с неразвитым каналом не выдержит. Если ему это удастся, то Мелису попросту поглотит Астрал, растворит в своих безграничных просторах, а место, которое она освободит в этом мире, займет кто-то другой. Тот, чей смутный облик уже проступает в ее чертах. Нужно было во чтобы-то ни стало заставить Мелисандру очнуться, снова взять контроль над собой, покуда этот отчего-то обозленный на вампиров дух не уничтожил все вокруг.
- Мелиса… - хрипло позвал ее Дрейвен. Она не услышала. Боль и тяжесть в груди нарастали, знаменуя собой пробитое легкое, стремительно наполняющееся кровью. Если бы на месте Дрейвена был обычный человек, он бы не протянул и двух минут, но по счастью вампиру кислород был не нужен, и это значительно увеличивало его шансы продержаться чуть дольше. Тяжелый спазм на мгновение сковал горло. Вейн сплюнул скопившуюся во рту кровь и попытался заговорить чуть громче, но даже это теперь давалось ему с трудом. – Мэл! Мелиса! Очнись. Остановись. Не нужно, Мелиса. Это же не ты… Не ты…
Она услышала. Замерла, чуть склонив голову. По глазам, полным белого пламени, невозможно было ничего прочесть, но на бесстрастном лице появилось едва заметное выражение заинтересованности. По спине Дрейвена галопом пронеслось полчище ледяных мурашек когда, наконец, этот страшный, пронзающий насквозь взгляд бездонных белесых очей все же остановился на его лице.
- Ты? - спросила девушка все тем же не живым, чужим голосом. Она повернулась к нему всем телом, но сделала это с большим трудом, словно преодолевала сопротивление обретшего непреодолимую массу воздуха.
- Я, это всего лишь я, Дрейвен. Помнишь меня? - как можно миролюбивее начал вампир, уцепившись за возможность привлечь ее внимание к себе. Он попытался пошевелиться, придвинуться как можно ближе к ней. Это не значительно ему удалось, но с великим трудом. - Мелиса, послушай,… остановись. Не нужно. Ты не такая… Ты не хочешь этого…
-Ты? – еще раз спросила девушка и что-то неуловимо изменилось в ее лице. Какая-то тень узнавания накрыла его исказившиеся черты - Ты … не он – в глубоком голосе прорезалось разочарование и бесконечная грусть. – В тебе тоже есть его кровь, но зов ее далек и не слышим тобой. Ты не он, ты даже не его отражение, хоть и похож…
Мелисандра качнулась и приблизилась к вампиру на шаг. Дрейвен добился того чего хотел. Теперь внимание ведьмы было целиком и полностью приковано к нему. Крохотный, но успех. Нужно попытаться достучатся до Мелисы. И стараясь не обращать внимания на ее бессвязные и путаные размышления о его крови, но, тем не менее, старательно врезая их в собственную память Вейн продолжил, старательно проговаривая каждое слово:
- Услышь меня, Мелиса, и пожалуйста, остановись. Ты никогда никому не хотела причинять боли. Поверь мне. Верь мне Мэл. Слушай мой голос, вспоминай кто ты. Вспоминай себя!
Но ведьма не хотела слушать и, перебив его, заговорила сама, словно подводя итого тому, что успела понять, разглядывая полулежащего перед ней окровавленного мужчину.
- Ты – не они…..- еще один яростный всплеск силы и плененные, еще не лишившиеся сознания вампиры забились в судорогах и взвыли – И тот, другой в тебе - иной. Гораздо темнее и глубже. Он, как и я, жаждет отмщения.
- Нет, Мелиса. Не ты. Это все не ты. Ты не такая. Ты добрая, отзывчивая. Тебе некому мстить…Нет в тебе этой жажды! – Вейн торопился. Говорить ему становилось все труднее, откуда-то из глубины накатывала темнота – страшная, ледяная, неотвратимая. - Освободись от этого пока не поздно. Очнись!
- Он, как и я – еще раз повторили белые бескровные губы. – Он тоже хочет жить. Он хочет свободы. Все хотят свободы. Их нужно освободить…
Пламя в глазах Мелисы полыхнуло особенно ярко, и поднявшийся со всех сторон полный отчаянья и невообразимой боли вой возвестил о том, что жить плененным вампирам остались считанные мгновения. Этого Вейн допустить не мог, не потому что испытывал хоть какую-то жалость к ним, нет. Он и сам бы с удовольствием упокоил их навечно, преступив все законы, но ни за что бы на свете не позволил, пусти и одержимой, но все же Мелисе повесить на себя такой грех.
-Нет! – Дрейвен рванулся с места что было сил, в отчаянье своем, стараясь добраться до одержимой ведьмы. – Мэл! Ты не способна на убийство! – этот крик был всем, на что оказался способен вампир в столь плачевном состоянии.
- Мэл? – такие знакомые губы искривились в совершенно не знакомой злобной усмешке. - Я - не она… – тело Мелисы пошло рябью, принимая черты совершенно другой женщины. - Она не хочет понять. Она не хочет слышать зов. Она не стремится освободить его, как и другие мои сестры. Глупо было надеяться на нее. Поэтому, я должна вернуться. Я должна разбудить его. Я. …Цилла….
Дрейвен хотел сказать что-то еще, но в этот момент сгустившийся в вязкий комок мрак принял форму черной, непроницаемо-черной фигуры. Она возникла прямо перед Вейном, заслонив собой сияющий силуэт ведьмы. Тьма плащом стекала с ее широких плеч, клубилась у ног, распространяя холод сравнимый лишь с дыханием самой Смерти. Перед этим новым действующим лицом Цилла отступила, и на мертвецки бледном овале лица ее застыло неподдельное изумление и животный страх.
- Ты не можешь! Ты не в праве находится здесь! – закричала она и попятилась, стремясь оказаться как можно дальше ожившей тьмы, что жадно тянула к ней свои косматые лапы.
- Я вправе быть там, где хочу – последовал тихий ответ. Черная фигура сделала шаг на встречу ведьме и словно выросла, обрела более четкие осязаемые черты.
- Это не твоя вотчина, Жнец! У тебя здесь нет власти! Ты лишь дух в мире живых! Дух! – кричала Цилла, все еще не верящая в материальность своего нового противника.
- Ошибаешься – в коротком ответе была не прикрытая насмешка.
- Это не возможно! Ты не должен быть здесь! Ты не сможешь! Это тело теперь принадлежит мне! Ты не властен меня изгнать!
- Нет. Я могу больше… - откуда-то из складок черной хламиды, бывшей не то мантией, не-то рясой, названый Жнецом извлек нечто похожее на серп. От одного вида этого странного зазубренного по внутреннему краю оружия Мелиса-Цилла задрожала как осиновый лист на ураганном ветру – Я могу убить…
- НЕТ! – от этого визга полного отчаянья и неподдельного ужаса заложило уши, но черная фигура даже не шелохнулась, а стала неотвратимо надвигаться на ведьму. Одержимая даже не попыталась натравить на Жнеца своих змей, чье сияние заметно померкло, по-видимому понимая, что это безнадежно. У нее оставался лишь один выход – бежать, что она и попыталась сделать, круто развернувшись и бросившись к дверному пролому, который своим телом пробил Дрейвен. Только вот Жнец оказался гораздо быстрей и проворнее.
Вейн со своим вампирским зрением мог с лёгкостью рассмотреть и сосчитать каждый взмах крыла колибри, но проследить движение Жнеца он не смог.
Столь стремительно оно оказалось.
Только что его черная фигура возвышалась над распластавшимся на полу полуживым вампиром, как через мгновение оказалась прямо перед Циллой, занеся для удара свой чудовищный Серп.
Это движение чуть сбило низко надвинутый на его лицо капюшон, и Дрейвен смог наконец-то увидеть страшный оскал лишенного плоти черепа. Повидавший множество ужасных вещей на своем веку вампир все же испугался и мысленно пожелал никогда больше не видеть это кошмарное лицо, которое могло принадлежать лишь самой Смерти.
Ведьма же попыталась уклониться, от готового обрушится на ее шею удара, но не смогла.
Вейн не мог поверить своим глазам, когда за ее спиной, откуда ни возьмись, возникла девушка. Она в одно мгновение заломила Мелисе руки за спину и свободной рукой перехватила горло, не позволяя сделать не малейшего движения, даже вздоха. Ее ярко накрашенные губы обнажили ряд белоснежных ровных зубов в каком-то невообразимо кошачьем оскале.
- Я держу ее! Давай! – прорычала девушка и Жнец, не медля больше, нанес свой страшный удар, вонзая Серп по самую рукоять прямо в грудь Мелисандры.
- Нет! - закричал Дрейвен, избавившись от сковавшего его оцепенения, возникшего одновременно с появлением Жнеца, но тьма наконец обрушилась на него всей своей безграничной мощью, сминая искры сознание и погружая его в состояние смертного кошмара, от которого не возможно было спастись.